— Ты не можешь прясть, Уилбур, и лучше бы тебе выбросить эту мысль из головы.
Чтобы прясть, тебе не хватает двух вещей.
— Каких? — грустно спросил Уилбур.
— У тебя нет прядилок, и ты не умеешь прясть. Не расстраивайся — тебе это ни к чему. Закерман сытно кормит тебя три раза в день — зачем тебе охотиться?
Уилбур вздохнул.
— Ты настолько умнее и находчивее меня, Шарлотта. Мне просто хотелось покрасоваться. Так мне и надо!
Темплтон отвязал верёвку и отнес её обратно в норку, а Шарлотта вернулась к своим занятиям.
— Не горюй, Уилбур, — сказала она, — почти никто не умеет прясть паутину.
Даже люди в этом не так искусны, как пауки, но они берутся за любое дело, и у них иногда неплохо получается. Ты слышал когда-нибудь о Квинсбургском мосте?
Уилбур покачал головой.
— Он похож на паутину?
— Немножко, — ответила Шарлотта. — А знаешь, сколько люди его строили? Целых восемь лет. Боже правый! Я бы с голоду померла — столько ждать. Я могу соткать паутину за один вечер.
— А что люди ловят Квинсбургским мостом? Жуков? — спросил Уилбур.
— Нет, — ответила Шарлотта, — они там совсем ничего не ловят: просто ходят взад-вперёд целый день и думают, наверно, что на одной стороне лучше, чем на другой. А вот если бы они повисли вниз головой на самом верху и долго ждали, то, может быть, что-нибудь толковое и получилось бы. Впрочем, нет, потому что люди всё бегают, бегают и никак не угомонятся. Хорошо, что я — оседлое насекомое.
— А что значит «оседлое»?
— Это значит, что я нахожусь на одном месте почти всё время, а не шастаю по белу свету. Если вещь добротно сделана, я сразу вижу. И моя паутина тоже добротно сделана. Я сижу на месте и смотрю на всё, что случается. Есть над чем подумать.
— Я, наверно, тоже оседлый, — вздохнул поросёнок. — Хочу я или нет, а должен оставаться здесь. Ты знаешь, где бы я по-настоящему хотел быть сегодня вечером?
— Где?
— В лесу. Я искал бы там буковые орешки, грибы и сладкие корешки, рыл бы листья и нюхал землю… Как она пахнет!
— Сам ты пахнешь! — вдруг вмешался вошедший ягнёнок. — Я твой запах за версту слышу. Ты здесь самая вонючая тварь!
Уилбур опустил голову, и глаза его наполнили слёзы. Шарлотта заметила его смущение и отшила ягненка.
— Оставь Уилбура! — закричала она. — Посмотри, где он живёт — тут запахнешь.
Сам ты тоже не цветочек. А кроме того, не вмешивайся в чужой разговор. О чём мы тут говорили, когда влез этот нахал?
— Не помню, — сказал Уилбур, — а какая разница. Давай, Шарлотта, немного помолчим — я хочу спать. Ты можешь закреплять свою паутину, а я буду просто лежать и смотреть на тебя. Какой чудесный вечер! — И Уилбур растянулся на боку.
На хлев Закермана ложились сумерки и покой. Ферн знала, что уже почти пришло время ужина, но ей страшно не хотелось уходить. Вылетали и влетали в дверь ласточки на тихих крыльях и приносили еду своим малышам. Птичка пела на другой стороне дороги: «Уипуррвилл, уипуррвилл», а под яблоней раскуривал трубку Лэрви.
Животные вдыхали знакомый запах крепкого табака. До Уилбура доносились трели лягушек и хлопки дверей, и всё это наполняло его покоем и счастьем, потому что он любил жизнь, и ему нравилось быть частью мира в летний вечер. Но, улегшись, он вспомнил, о чём сообщила ему старая овца. Ему пришла мысль о смерти, и он задрожал от страха.
— Шарлотта? — мягко позвал он.
— Да, Уилбур.
— Я не хочу умирать.
— Ты не умрешь, — сказала Шарлотта утешительно.
— Мне нравится здесь в хлеву. Мне всё здесь нравится.
— Ну, конечно, — подтвердила Шарлотта, — нам всем здесь нравится.
Появилась гусыня, а за нею — семеро гусят. Они вытягивали шейки и насвистывали какую-то мелодию, как оркестр крохотных дудочников. Уилбур прислушивался, и сердце его наполнялось любовью.
— Шарлотта? — позвал он опять.
— Да? — ответила паучиха.
— Ты вправду обещала сделать, чтобы меня не убили?
— Да, Уилбур, я не дам тебе погибнуть.
— А как ты собираешься меня спасти? — спросил Уилбур, интерес которого к этой теме трудно было преувеличить.
— Ну, — сказала Шарлотта неопределённо, — пока не знаю. Но я разрабатываю план.
— Как здорово! — воскликнул Уилбур. — Как дела с этим планом? Он успешно осуществляется? Не возникли ли какие-то затруднения?
Уилбур снова задрожал, но Шарлотта оставалась спокойной и собранной.
— Всё в порядке, — ответила она. — Пока что я в самом начале и всего ещё не обдумала, но я над ним работаю.
— А когда ты над ним работаешь? — умоляюще спросил Уилбур.
— Когда я вишу вниз головой наверху паутины. Именно тогда я думаю, потому что тогда вся кровь приливает к моей голове.
— Как бы я хотел в чём-то помочь!
— Ничего, я сама справлюсь, — ответила Шарлотта. — Думать лучше в одиночку.
— Ладно, только не забудь позвать меня, если я могу помочь хоть чуточку.
— Хорошо, — сказала Шарлотта. — Тогда держись молодцом — не ударь в грязь лицом. Спи — дух крепи. Ешь без остатка вкусно и сладко — только Темплтону не забывай оставлять чуточку. Набирай вес и будь здоров — этим ты и поможешь мне.
Ты понял? Ты на самом деле понял?
— Да, я понял! — радостно воскликнул Уилбур.
— Тогда иди спать, — велела Шарлотта. — Утро вечера мудренее.
Уилбур шажочками побежал в самый тёмный угол и рухнул наземь.