Ножи с лязгом отскочили от его куртки, словно она была не из кожи, а из металла.
— Неплохо, — процедила блондинка. — Шкура вервольфа. А если так?
Она выбросила обе руки вперед. Ее платье, превратилось в черный туман, струяющийся вокруг бледного тела. Туман обвил ее руки спиралями, выстрелил через весь коридор, окружая Рудольфа. Мгновенно загустев, он двумя черными щупальцами оторвал его от пола, ударил о стену. Перевернул в воздухе вниз головой, поднял к самому потолку.
Рудольф отвлек на себя достаточно внимания упырихи. Джейн добралась до своего фоторужья.
— Эй, тварь! — крикнула она. — Улыбайся!
Вспышка!
Лицо блондинки превращается в бело?черный негатив.
Обвивающий Рудольфа туман тает. Охотник с кряканием падает вниз, успев подставить руки.
Блондинка вопит. Ее белая кожа краснеет, как от сильного ожога паром.
Джейн передергивает затвор, перематывая пленку и досылая новый магниевый патрон во вспышку.
— Улыбочка!
Кожа лохмотьями лезет с лица и плечей упырихи.
На тыльных сторонах ладоней, которыми она закрыла глаза, вспухают волдыри. Она пятится назад, вываливается за дверь.
Рудольф поднимает с пола ружье. Ждет вспышки, которая высветит мишень в полумраке. Он сделает этот выстрел наверняка. Потом вернется и добьет оглушенного вервольфа.
— И еще раз! — кричит Джейн.
Фоторужье издает сухой щелчок. Заряды вспышки кончились. Рудольф медлит секунду с наводкой.
Ночная гостья превращается в черную воронку смерча. Ввинчивается в газон, выбрасывая фонтан земли. След, который мог бы оставить огромный крот, ползущий у самой поверхности, стремительно удаляется от дома в ночь.
А когда Рудольф, вновь зарядив гарпун, вернулся в гостиную — вервольфа тоже не было. Промозглым мартовским холодом тянуло от выбитого окна.
Охотник повернулся к Джейн, развел руками.
— Ну, вот, кажется, мы, наконец, одни.
24
Ровно в час тридцать Готфрид Шадов вошел в Музей Естественной Истории через остатки парадного входа. Его шофер шествовал рядом, отряхивая с обшлагов штукатурку и каменную крошку. В некоторых аспектах молчаливый гигант, чье происхождение было загадкой даже для Маэстро, был настоящим стихийным бедствием.
— Тебе не следовало ломать стену, — назидательно сказал Шадов. — Достаточно было выбить дверь.
Громадный глаз, устроившийся на плече гиганта, смотрел на Маэстро без понятного выражения. Шадов махнул рукой.
В час тридцать семь они, пользуясь великолепным иллюстрированным путеводителем, добрались до зала Истории Народов Мексики и Центральной Америки.
Здесь их ожидали Коломбина со своим монстром и Арлекин, прицепившийся к люстре.
И громадная, во всю дальнюю стену, статуя индейского бога, не опознанного археологами. Было лишь достоверно установлено, что ему приносили человеческие жертвы.
Шадова не интересовали имена, которые давали этой статуе люди. В его руках было истинное знание.
Перед ним был один из шести последних Привратников. Дверь к запредельному могуществу.
Ключ должен был прибыть с минуты на минуту.
25
В час сорок пять Шадов извлек из кармана жилетки платиновый хронометр с циферблатом из цельной пластинки агата. На черном фоне стрелки в виде человеческих рук отмеряли время, ход планет и астральных светил на специальных шкалах.
— Где же они? — процедил Великий Магистр.
В час пятьдесят две он попытался нащупать Ангелину внутренним зрением. Но не увидел ничего, кроме непроницаемой темноты. Такая картина обычно представала Шадову, когда утомленная фрау?вампир набиралась сил в своем гробу, полном баварской земли.
Ровно в два часа он услышал вой сирен — к музею съезжались полицейские машины.
В два часа четыре минуты к ним явился гость.
Но совсем не тот, которого ожидал Маэстро Шадов.
26
— Не дергайся, — сказала Джейн. — Я должна промыть царапину.
Рудольф сидел на стуле посреди кухни. Ружье, которое, оказывается, имело собственное имя — Волчий Убийца — лежало рядом на столе.
Джейн, используя коньяк в качестве антиспетика для Рудольфа и успокоительного для себя, занималась лицом охотника.
— Вот так. Теперь над бровью.
Глаза Рудольфа были рядом. Слишком близко, чтобы лгать.
— Зачем вам понадобилось использовать меня? — спросила она, осторожно проводя ваткой, смоченной в коньяке, вдоль глубокой царапины.
— Использовать? Тебя? — он сжал челюсти.
Сильные мужчины легко переносят большую боль и приходят в ярость от маленькой. Рудольфу стоило больших усилий не дергать головой.
— Да. Как приманку. Ведь это Дедстоун сделал так, что Фуллер послал меня к этому маньяку, Шадову?
— Это так, — не стал отпираться Рудольф.
— Да. Как приманку. Ведь это Дедстоун сделал так, что Фуллер послал меня к этому маньяку, Шадову?
— Это так, — не стал отпираться Рудольф. — Нам было нужно, чтобы Шадов сделал следующий ход. Выдал себя. Все как в охоте на кобру — кто первый дернулся, проиграл.
— И вы вовлекли меня. Мило, — теперь Джейн вытирала грязь и кровь с его щек. — Это ставит вас на одну доску с вашими врагами, разве нет?
— Возможно. Пусть мы на одной доске. Ведь это война. Здесь не выбирают оружие.
— Значит, выбора нет вообще?
— Почему же? — он заглянул ей в глаза, и у Джейн запульсировало в животе. — Есть линия, которая разделяет их и нас. Линия между тем, что мы есть и чем мы можем стать. Если поддадимся соблазну бросить все и служить только своим прихотям. Мы выбираем каждую секунду, по какую сторону этой линии находиться. Ты видела, на что похож выбор Люпионе. Но кто скажет, что наш выбор лучше?