Оджо встал, обулся. Увидев у кровати умывальник, вымыл руки и лицо и причесался. Потом подошел к столу.
— Это мой завтрак? — спросил он.
— Твой, твой, — раздался голос так близко, что Оджо вздрогнул и оглянулся.
Но в комнате никого не было.
Еда была аппетитная, а Оджо проголодался и потому наелся до отвала. Затем он взял шляпу и разбудил Кота.
— Пора, — сказал Оджо. — Пошли! — А затем еще раз обвел комнату взглядом и произнес: — Не знаю, кто тут живет, но я очень благодарен вам за гостеприимство.
Ответа не последовало. Оджо взял корзинку и вышел из дома. Кот — за ним. Посреди дороги сидела Лоскутушка и играла с камушками.
— Вот и вы! — весело крикнула она. — А я-то думала, вы там останетесь навеки. Ведь уж давным-давно рассвело!
— Чем ты занималась всю ночь? — спросил Оджо.
— Сидела, глядела на луну и звезды. Прелесть какая! Я ведь вижу их впервые!
— Красиво, — согласился Оджо.
— Ты плохо себя вела, и тебя выставили за дверь, — сказал ей Кот, когда они вновь пустились в путь.
— Ну и что! Тогда бы я не увидела ни звезд, ни большого серого волка.
— Какого волка? — спросил Оджо.
— Того, что трижды подходил к дому за ночь.
— Что же ему там понадобилось? — задумчиво проговорил Оджо. — Может, еда? Я, например, отлично поел и выспался.
— Но вид у тебя усталый, — сказала Лоскутушка, заметив, что мальчик зевнул.
— Правда. Я много спал, но чувствую себя усталым, как вчера. Как странно!
— А есть тебе не хочется?
— Хочется. Я вроде бы отлично позавтракал, но вот думаю, не подкрепиться ли хлебом с сыром.
Заплатка закружилась в танце и запела:
Прыг— скок, щелк-щелк,
В магазин явился волк!
Что же может скушать гость?
Мясника, топор и кость!
— Что это? — удивился Оджо.
— И не спрашивай. Я несу что попало, хотя понятия не имею ни о магазинах, ни о мясниках с топорами, ни о костях.
— Это точно! — прошипел Кот. — Она не в своем уме, и мозги у нее какого угодно цвета, только не розового, потому что работают прескверно.
— Ну их, эти мозги! — рассмеялась Заплатка. — Какой от них прок?! Лучше посмотрите, как играют на солнце мои лоскутки.
В этот момент за спиной у них послышался топот, и все трое обернулись посмотреть, кто это бежит по дороге. Каково же было их изумление, когда оказалось, что к ним несется маленький столик на выгнутых ножках, к которому был прикреплен граммофон с большой золотой трубой.
— Стойте! — кричал Граммофон. — Подождите меня!
— Это же музыкальный ящик, на который Кривой Колдун просыпал Оживительный Порошок! — воскликнул Оджо.
— Верно, — недовольно пробурчал Стеклянный Кот, а когда Граммофон поравнялся с ними, строго спросил: — Как ты тут оказался?
— Я сбежал, — признался тот. — После вашего ухода мы с доктором Пиптом сильно повздорили. Он пригрозил разбить меня вдребезги, если я не угомонюсь, но это же невозможно. Говорящая машина должна говорить и издавать прочие звуки, в том числе музыкальные. Поэтому я улучил момент, когда Колдун стал мешать в своих котлах, шмыгнул за дверь и бросился за вами вдогонку. Я бежал всю ночь, и вот я с вами. Теперь-то я смогу всласть поговорить и поиграть разные мелодии.
Оджо никак не обрадовался непрошеному попутчику. Сперва он не знал, что ему ответить, но, поразмыслив, решил, что надо честно сообщить ему, что он им не товарищ.
— Мы идем по важному делу, — сказал он. — Извините, но нам не до вас.
— Фу, как невежливо! — фыркнул Граммофон.
— Наверное, — согласился Оджо. — Но вам придется выбрать себе другой маршрут.
— Ну и ну!… — обиженно протянул Граммофон. — Меня все ненавидят, а сделан я, между прочим, чтобы приносить людям радость.
— Ненавидим мы вовсе не тебя, а твою жуткую музыку, — пояснил Стеклянный Кот. — Когда я жил в одной комнате с тобой, меня прямо-таки выводила из себя твоя жуткая труба. Она визжит, воет, скрежещет и страшно портит музыку, к тому же твой механизм так грохочет, что в этом шуме и гаме пропадает любая мелодия.
— Виноват не я, а пластинки, — отрезал Граммофон. Больно уж они заигранные.
— Все равно с нами ты не пойдешь, — сказал Оджо.
— Погодите! — вскричала Лоскутушка. — Мне нравится этот музыкальный ящик. Первое, что я услышала в этом мире, — это звуки музыки, и я бы снова ее с удовольствием услышала. Как тебя зовут, бедный, несчастный Граммофончик?
— Виктор Колумб Эдисон, — отвечал тот.
— Ну а я буду для краткости звать тебя Виком, — сказала Лоскутушка. — Ну-ка, сыграй нам что-нибудь.
— Ты от него рехнешься, — предупредил Кот.
— Если тебя послушать, так я уже рехнулась, — отозвалась девушка. — Ну, играй, Вик.
— У меня с собой всего одна пластинка, — пояснил Граммофон. — Та, которую на меня поставил Колдун еще до нашей ссоры. Это классическая композиция.
— Что-что? — не поняла Заплатка.
— Классическая музыка, причем эта вещь считается лучшей и самой сложной из всех, что когда-либо сочинялись. Эта музыка должна нравиться всем без исключения, даже если она и наводит на вас смертельную скуку. Главное, делать вид, что вы довольны. Понятно?
— Совершенно непонятно.
— Ну так слушай!
И Граммофон тотчас же заиграл. Вскоре Оджо зажал уши ладонями, Кот зашипел, а Заплатка рассмеялась.