подтянутыми, сосредоточенными, как альпинисты, пробирающиеся по узкому
ледяному карнизу над пропастью. Вот почему Валентин Каменин упорно решал
свои уравнения, пытаясь найти «устойчивое решение». Феликс, как он
говорил, «стирал со стены вакуум-камеры все лишние атомы», Галина
Самойлова и Федор Злотов ежедневно еще и еще раз проверяли надежность
системы управления и блокировки. Свою настойчивую, скрупулезную работу они
называли «утренней зарядкой»… А я тщательно просматривал работы,
выполненные на старых ускорителях, пытаясь обнаружить хоть намек на
опасность.
Существовала ли она? Мне казалось, что да… С повышением энергии
частиц катастрофически росло число рождающихся на мишени античастиц. Их
аннигиляция сопровождалась взрывоподобным выделением энергии. Будто
ускоренные до страшной энергии электроны или протоны долбили невидимую
стену и откалывали от нее куски страшной взрывчатки. Может быть, эта
невидимая стена и есть антимир?
По мере приближения монтажа ускорителя к концу мы почти перестали
разговаривать друг с другом. Все углубились в свои мысли, пытаясь угадать
результаты испытания. А тут еще Феликс со своими шуточками:
— Ребята, не будьте так мрачны! Все произойдет в доли микросекунды.
Чувство страха у человека возникает минимум за одну десятую секунды.
Чувство боли — за полсекунды. Значит, если что случится, то вы ничего не
успеете почувствовать. Галя, если тебя ущипнуть за нос, а ты это
почувствуешь только через десять лет, ты очень рассердишься?
— Ты все шутишь! Лучше еще раз включи плавную регулировку!
— Ага, дрожите, атланты! Геркулесы мысли! Все вы у меня в руках. Вот
ошибусь ненароком, и машина сразу выдаст на гора две тысячи миллиардов.
Вот будет фейерверк!
Ровно в пять вечера Феликс уходил в плавательный бассейн, а мы все
оставались, чтобы еще раз проверить работу всех систем установки.
В день испытания мы собрались в пультовой вокруг профессора Громова. Он
лично проверил измерительные приборы, по нескольку раз включал и выключал
электронные реле, просмотрел монтаж блокировки и затем, вздохнув, сказал:
— Можно начинать.
По тому, как он это сказал, всем стало ясно, что иначе и быть не может.
Нужно начинать. Через этот эксперимент обязательно необходимо пройти. Если
его не поставим мы, его обязательно поставят другие. Каждый из нас
внезапно почувствовал неумолимую логику научного исследования.
Мы расселись по своим местам вдоль главной панели управления.
— Инструкцию комиссии Академии наук помните? — спросил Алексей
Ефимович.
— Да…
— Повторяю еще раз. Если поток античастиц превысит десять в пятой
степени в секунду на квадратный сантиметр, опыт прекращается. Это особенно
относится к вам, Виктор, — обратился он ко мне. — Вы следите за
сцинтилляционными счетчиками и за пузырьковой камерой.
Я кивнул головой.
— Начали!
Разгон электронов начинался со ста миллионов электрон-вольт. Силовые
трансформаторы находились за пределами пультовой и поэтому мы не слышали
обычного в подобных случаях гула. По мере нарастания энергии мягко щелкали
реле, каждый их щелчок указывал на то, что пройдена очередная декада
значений энергии. При пятистах Мэв вздрогнула стрелка счетчика мезонов,
затем зашевелились указатели количества рождаемых гиперонов. При энергии в
миллиард электрон-вольт начала мигать неоновая лампочка на счетчике
античастиц.
При энергии в
миллиард электрон-вольт начала мигать неоновая лампочка на счетчике
античастиц…
— Началось, — прошептал я.
Громов застыл у энергометра.
— Что вы медлите, Феликс! — воскликнул он раздраженно. — Ведь сейчас мы
проходим хорошо исследованную область энергий. Ничего здесь интересного
нет. Давайте сразу пять Мэв.
— Будь, что будет! — сказал Феликс и скачком перепрыгнул через
несколько десятков декад энергии.
— Стой! — скомандовал Громов. — Виктор, что у вас?
— Сто сорок античастиц в секунду.
— Хорошо. Пошли дальше. Теперь плавно. Давайте совсем плавно…
Это уже была неизведанная область. Пятьсот десять, пятьсот двадцать…
пятьсот двадцать пять…
— Виктор, докладывайте ваши показания непрерывно.
— Двести пять в секунду… Двести десять… Ого, появились
антигипероны!
— Сколько?
— Пока… Пока только сорок, сорок семь!
— Стоп!
Приборы замерли на фиксированных цифрах.
— Какая энергия? — хрипло спросил Валентин.
— Шестьсот сорок миллиардов электрон-вольт… Вроде живы…
Громов обошел все приборы, затем снова остановился у энергометра и
скомандовал.
— Пошли дальше, Феликс. Только я прошу вас не острить.
Последнее значение величины потока античастиц было восемьсот девяносто.
После этого громко щелкнуло реле блокировки и стрелки приборов медленно
поползли к нулю. Ускоритель выключился.
— В чем дело?
Громов нервно потирал руки.
— Что случилось, Алексей Ефимович?
Он нагнулся над металлической сеткой, закрывающей реле блокировки и
процедил сквозь зубы:
— Н-не имею понятия… Странно… Давайте начнем сначала…
Феликс перевел верньер на сто миллиардов и включил мощность. Но приборы