Я имел еще лучшую возможность убедиться в своем последнем умозаключении, когда из?за поворота прямо на меня выехала кавалькада.
Они вытаращились на меня, а я — на них. И было отчего. Плеск плащей, шитые серебром гербы, штандарты с драконами и письменами на высоких древках, камзолы, береты, перья… Между прочим, мечи. И кони. Огромные, во всяком случае, такими они показались мне с земли, тонконогие, нервные, пляшущие на месте в негодовании на сдерживающую руку. Клочья пены на удилах, и каждая жилочка видна. Я бы влюбился в них, когда бы они не проявляли очевидного намерения растоптать меня на месте.
Подавив первое паническое желание сигануть в кусты, я остался на месте и даже сделал два шага к голове колонны. В свое время я насмотрелся достаточно костюмных фильмов, чтобы верно определить свою линию поведения. Раз уж меня занесло в средневековье, наиболее правильной мне представлялась разумная смесь почтительности и наглости. Наглость в глазах этих господ подтверждает твое право вести себя нагло, и с этой точки зрения за последнюю тысячу лет они ничуть не изменились. Ну а почтительность — так это обязательная составляющая по Карнеги. И кошке хочется, чтобы ее уважали.
Вот поэтому я шмыгнул под самые пышущие морозным паром лошадиные морды и заявил:
— Мне нужен лорд Перегрин.
Если кто?то из них и купился на мою наглость, то никто и виду не подал. Особенно один, который выехал вперед и прямо?таки теснил меня с тропы грудью своего коня. Блатные всех времен одинаковы.
— Всем нужен лорд Перегрин.
«Если это он, — подумал я в мгновенной панике, — то мне каюк».
В самом деле, внешность этого типа отнюдь не свидетельствовала о его склонности к благотворительности. Он был одет во что?то там, преимущественно черное, согласно моде и местной погоде, я не знаю названий всяких этих средневековых шмоток, но более всего запомнился мне его тюрбан. Это было поистине монументальное сооружение в несколько оборотов блестящего черного шелка, перевитое серебряными шнурами, и общей своей формой напоминающее большую тыкву. Свободный конец, украшенный бахромой и серебряной кистью, свисал ему на плечо, а рыхлое, круглое лицо под этой штукой при соответствующем освещении вполне могло сойти за полную луну со всеми ее пятнами, или за перезрелую дыню.
Свободный конец, украшенный бахромой и серебряной кистью, свисал ему на плечо, а рыхлое, круглое лицо под этой штукой при соответствующем освещении вполне могло сойти за полную луну со всеми ее пятнами, или за перезрелую дыню.
— Я из Внутреннего Мира, — воскликнул я, утверждая свой высокий статус. Меня послала леди Февраля.
— Леди Февраля — почтенная и уважаемая госпожа, — возразил тот. Извольте доказать правдивость ваших слов.
— Пожалуйста, нет ничего проще, — самоуверенно заявил я. — Вот…
И вытянул перед собою… пустые мокрые руки. Врученный мне Ключ растаял без следа.
В толпе всадников послышался смешок.
— Это ли не лучшее доказательство? — сказал мальчик с непокрытой головой, тронул своего коня ногами и выехал вперед, заставив прочую конную группу расступиться перед собой. Конем он управлял с непринужденностью, какой мне никогда не достигнуть. На секунду его голова, украшенная коротким пепельным «ежиком», обрисовалась на фоне шитой серебром черной хоругви, и тут уж я не мог ошибиться. Да он бы мне и не позволил.
— Я — лорд Перегрин. Боско, все в порядке.
Я вздохнул с облегчением, когда «визирь» и блюститель господской чести занял свое место в общем строю, правда, послав мне предварительно весьма неодобрительный взгляд. Нет цифры многозначительнее нуля. Всегда задумаешься: а почему — ноль, а может, не всегда так было?
Перегрин тоже был одет с ног до головы в черное с серебром: видно, таковы назначенные ему цвета, а бледное лицо его было отмечено знаками авитаминоза и созревающей мужественности. Мне хватило одного взгляда, чтобы распознать этот несчастливый возраст — тринадцать лет.
— Жители Внутреннего Мира — желанные гости для меня, — сказал он, чуть улыбаясь и давая понять, что это не просто форма речи.
— Меня зовут Дмитрий, — представился я. — Я держу путь по… циклу, до Декабря.
— Колин, — мягко прервал он меня, обращаясь назад, к человеку охраны, посадите Дмитрия позади себя и поезжайте рядом со мной.
Ратник подчинился с видимым удовольствием, очевидно, здесь чинились местом. Сугубо городской житель, я никогда не ездил верхом и, честно говоря, подобный способ транспортировки вызвал у меня некоторое сомнение.
— Вы не возражаете, — спросил я Колина, — если я буду держаться за ваш пояс?
— Безусловно, нет, — невозмутимо ответил он, и по дороге, лежавшей по склону холма вверх, к венчавшей его глыбе замка, я рассказал Перегрину свою раз от раза удлинявшуюся историю. Посчитав на пальцах, я выяснил, что повторяться мне еще девять раз. Восемь, если госпожа Норна в курсе. Поразмыслив, Перегрин согласился с моими прежними хозяевами в том, что без леди Декабря здесь не обошлось.
Мы ехали медленно, с той неторопливой важностью, какая подобает важным особам. И хотя подобный темп, совершенно очевидно, утомлял Перегрина и был не по вкусу горячим как суховей лошадям, мне с моими способностями к верховой езде пришелся в самый раз.