Этим он и занимался два ближайших дня, в то время, когда не спал колдовским сном в хрустальном саркофаге. Он так и не сумел превозмочь чар крючконосого Тоиланны; стоило крышке опуститься над Конаном, как он впадал в необоримую дремоту, лишаясь очередной частицы сил. Кошмары виделись ему всякие; в первый раз он греб на галере, потом рубил камень в каменоломне и вращал рукоять огромного ворота, поднимавшего их колодца бесчисленные кувшины с водой. Каждый удар кирки и каждый кувшин, как и гребок веслом, отнимали у него каплю жизни, позволяя проклятому кораблю грондарцев парить в вышине. Пока что обильная пища и отдых восстанавливали силы, но Конан уже не сомневался, что через два или три месяца превратится в такой же мешок с костями, каким выглядел Хадр Ти.
Кроме еды, сна и размышлений над планом побега, он мог говорить с соседом — тогда, когда тот находился рядом. Он испытывал к Хадру все большую приязнь, ибо были они с одного поля ягодами; оба — могучие воины, наемники и авантюристы, искавшие славы, чести и богатств. Разве имело какое-то значение, что битвы Хадра отгремели в забытой древности, что сражался он бронзовым, а не стальным клинком, и что стены крепостей, которые он штурмовал, давно обратились в прах? Суть бесконечной войны не менялась; все те же внезапные атаки и яростные схватки, кровь и огонь, удачи и поражения, засады и бегство, добыча и раны, коими приходилось за нее платить.
Иногда Конан рассказывал собрату по несчастью о другом — о ранней своей юности, о годах, проведенных в Аренджуре и Шадизаре, где он обучался воровскому ремеслу. То было беспокойное время, но и счастливое, тогда он был свободен, и все доходы его и прибыли зависели только от ловкости рук, умения, смекалки и отваги. Конечно, солдатское ремесло почетнее воровства и разбоя, но вряд ли прибыльней, и Конану случалось не раз пожалеть, что он оставил прежнее занятие. Пару лет назад он служил наемником в Зингаре, а потом перебрался в Туран, но и там, и тут судьба не даровала ему богатства — только новые авантюры и новые раны. Впрочем, он был молод, и приключения влекли его больше сокровищ.
Но Хадр Ти, который был постарше лет на десять, придерживался иного мнения.
— Наемник меняет кровь на золото, женщин и вино, — сказал он, — и золото — главная из трех наград. Будет золото, будут и женщины, будет и вино.
Конан усмехнулся.
— Что-то не вижу я ни золота, ни женщин, ни вина. Только прутья клетки да твою бородатую рожу, приятель.
Хадр мрачно кивнул.
— Больше нам ничего и не увидеть. Мне так точно — вряд ли я продержусь еще одну луну. А жаль! Хотел бы я поглядеть на блеск золота и сиянье женских глаз… или пригубить вина…
— Кром! Вино! — Кулак Конана опустился на бронзовый сосуд с водой. — Почему эти безволосые шакалы не дают нам вина? У солдат его вдоволь, сам видел! А у нас -только кислая ослиная моча!
— Вино творит с человеком всякие чудеса, а грондарское — в особенности, — пояснил Хадр.
— Что же в нем особенного?
— Очень крепкое. Немного выпьешь — бодрит, побольше — приводит в ярость, а налакаешься без меры, так вообще придет конец. Колдуну же надо, чтоб мы не гневались, не ярились, а были спокойны и покорны. Чтоб отбирать жизненную силу капля за каплей, чтоб хватило нас надолго, и чтоб гнев и ярость не мешали плавному полету корабля. Для того кормят нас обильно, а вина не дают.
— Ну так что? С вином ли, без него, ярость в моей душе не утихает, — проворчал Конан.
— Ха! То легкий ветер, а не буря, — скривился Хадр Ти. — Вот выпил бы ты грондарского!…
— Значит, надо выпить! Достать и выпить, а потом разнести этот летающий гроб в клочья!
Хадр внимательно посмотрел на Конана.
— И как же ты достанешь вино, киммериец? Боюсь, не удастся!
— Достану! — упрямо повторил Конан.
— Ну, попробуй. Раньше ты не собирался спать и хотел разбить корабль о камни, теперь желаешь напиться… Думаю, ни то, ни другое у тебя не выйдет. Ты…
Но тут Конан грозно нахмурился, и его сосед поспешил сменить тему.
— Не будем ссорится, — миролюбиво сказал он. — Благодари богов, что мы хоть может перед кончиной потолковать и позабавить друг друга всякими историями. Арргх, несчастный, и того лишен! Не способен слова молвить на человеческом языке! Бедняга!
И Хадр Ти бросил сочувственный взгляд на пустовавшую сейчас клетку в противоположном ряду. Конан кивнул. Оставаясь вдвоем с Арргхом, он не раз пытался заговорить с ним, но безуспешно. Волосатый лишь ревел, рычал да стонал; быть может, в диком его наречии и насчитывалась сотня слов, но киммериец не мог разобрать ни одного.
Сейчас он тоже поглядел на клетку их сотоварища по несчастью и спросил:
— Откуда взялся этот Арргх? Такие твари не встречались мне ни на севере, ни на юге, ни в горах, ни в лесах. Видит Кром, он похож на демона с Серых Равнин, на слугу Нергала или проклятого Сета!
— Не слышал я об этих богах, — произнес Хадр, — но скажу тебе, киммериец, что не всякое чудище служит злу. Арргх, как и мы, пленник; и он, как и мы, смертелен… — Сосед Конана замолчал, перебирая пряди густой бороды, потом усмехнулся: — А вот откуда взялся Арргх, я тебе расскажу. На севере, ха горами, лежат ледяные пустыни, бесплодные и холодные, как взгляд грондарца… Нет там ни деревьев, ни трав, ни весны, ни лета, и выжить в тех краях могут лишь волки, олени да огромные обезьяны вроде нашего Арргха. Говорят, их там много, а сколько, никому не известно. Олени едят мох, волки едят оленей, а обезьяны жрут и тех, и других. Странный народ! Еще не люди, но уже и не звери.