Опять последовало полутораминутное бормотание под нос.
— С Конроем вы не виноваты, — тихонько заметила девушка.
— А вот об этом только мне судить! — снова взорвался Сусанин. — И катилась бы ты со своими утешениями… Нечего тут мне сопли утирать! Начальник колонны за все в ответе, даже если бы это было и не с моей машиной. А уж то, что я его снизу вытянуть не сумел…
— Да не мучайтесь этим, Евгений, если бы вы его и вытащили, все равно было бы поздно… На дне провала обитал перистый удав. Затаился, как будто ждал…
— Врешь!..
— Да спросите хоть у Кони. Просто вереница жутких совпадений, предугадать которые было невозможно…
— Слушай, Варька, я тебя не узнаю! Мать?примирительница. И всех по головке — утеньки мои, невиноватенькие! Тьфу! Кто это видел в дыму перистого удава? Это ж только в страшном сне может присниться! В темную сентябрьскую ночь!
— Я видела перистого удава, — кротко заметила Варвара. — На той стороне, за Оловянными воротами. И все видели…
— Вот именно, за воротами. Какая нечистая сила могла перенести его сюда?
Варвара пожала плечами и не ответила. Она понимала, что Сусанин отчаянно борется с зудом, неминучим при форсированной регенерации кожи, и эта несмолкаемая брань позволяет ему отвлечься от своих ощущений. Но ведь и она смертельно устала — все последнее время ее жизнь протекала в катастрофическом многолюдье и неумолчных разговорах. Подумать некогда, не говоря уж о том, чтобы дать волю своему ведьмовскому чутью.
— Мне командор перья со дна провала достал. Гада тоже обещался выудить. Останки.
— Хм, командор…
Опять нечленораздельное бормотание. А что — командор! Ее командор. Вот так, пусть примирится. Тем более что сейчас он не меньше Сусанина грызет себя за все случившееся. Хотя где гнездилась причина бешеного гнева Водяного, представить просто невозможно. И потом — вся эта цепочка, на конце которой — золотое перистое чудовище, притаившееся в осенней листве… в осенней…
Осенняя, отмирающая, угасающая… Цепочка ассоциаций заплясала, как змейка на экране осциллографа, свилась в клубочек, старательно пряча смысл.
Угасание защитного барьера, вот что.
— Евгений Иланович, я на минутку…
— Давай, давай!
Она бросилась в тренажный зал, где ночевала на жесткой массажной лежанке, схватила свою куртку, поднесла к губам шоколадную кнопочку фона.
— Командора, — выдохнула она.
Кнопочка дохнула сложным шумовым переплетением свиста, шороха, неразличимых голосов. Потом все разом смолкло: десять из одиннадцати датчиков отключились.
Потом все разом смолкло: десять из одиннадцати датчиков отключились.
— Вы, Барб??спросил незнакомый голос.
Будь он ближе, теплее, она, наверное, смешалась бы — в первый раз говорила по СВОЕМУ фону со СВОИМ командором. Но голос был искажен, и за ним она не увидела нечаянно подрагивающей щеки, к которой так хочется приложить ладонь.
— Появились некоторые соображения, — доложила она с излишней сухостью. — Есть основания полагать, что пси?барьер, проходящий по меридиональному хребту между Золотыми и Оловянными воротами, понизил свой порог. Перистые удавы на этой стороне не водились, Сусанин это подтверждает.
Она сделала паузу, как бы проверяя собственные слова. Так бывает: скажешь вслух и произнесенное выявляет ошибки того, что в уме казалось безукоризненно логичным.
— Что же из этого следует? — так же сухо заполнил паузу голос Гюрга.
— А то, что туча с этим водяным тараном может не иметь ни малейшего отношения к вашему эксперименту. Пси?барьер перестал удерживать тех, кто наиболее приспособлен к миграциям, и была сделана попытка поставить перед ними дополнительную преграду. Это случилось ПОСЛЕ форафил, но не ВСЛЕДСТВИЕ.
— Следовательно, это может повториться?
— Не исключено, так что за тучами теперь придется приглядывать.
— У вас все?
— Все. Отбой связи.
— Минутку, Барб! Когда вас ждать?..
— Не знаю.
Она опустила пуговку и прижала ее к холодному пластику лежанки. В комнате воцарилась ломкая тишина. Подними опять этот крошечный диск — и снова возникнет голос. Ну?..
Она взяла пуговку и прицепила ее к поясу — чтобы нечаянно не дыхнуть в ее сторону. И вдруг вспомнила, что не спросила о том, что торчало занозой в памяти вот уже третий день. Разумеется, тут не до серых козликов, когда люди себе кости ломают и руки жгут, но все?таки… Но и тревожить командора еще раз по пустякам было неудобно. Варвара вздохнула и пошла в ординаторскую, благо там был установлен достаточно мощный фон, по которому можно было связаться с Пресепторией. К счастью, и Манук была на месте.
— Манук Илириевна, можно мне вызвать свою старую лабораторию? Вдруг там кто?нибудь из роботов застрял.
— Да ради бога, девочка! Чувствуй себя как дома. Может, пойдешь на крышу, позагораешь? Лица на тебе нет с твоим грубияном.
— Ой, что вы, Манук Илириевна, он же такой хороший, вы его просто не знаете!
Манук вздохнула: и кто в Пресептории не знал, что за сокровище этот Сусанин, от него уже не одна лаборантка ревмя ревела — и, тяжело ступая, выплыла за дверь.
Варвара нашла на самодельной табличке код бывшей таксидермички и, почти не надеясь на успех, набрала его. К ее удивлению, ответ раздался немедленно: