В самой глубине Чехии, в одной деревне, жил мужик хуторянин. Женился он на богатой, но жена его оказалась такой лентяйкой, что дошли они до последней бедности, до горькой нужды. А при этой-то горькой нужде было у них семеро сыновей. Сыновья подросли, кончили школу и разбрелись по белу свету-дескать, чего нам дома оставаться!
– Ну, не хотите – уходите!
Шестеро сыновей ушли, а седьмой сын Гонза остался дома помогать по хозяйству. Мать с досады и с горя померла, и зажил мужик вдвоем с Гонзой. Из-за их бедности ни одна батрачка к ним не шла жить, – так что Они сами все делали. Была у них пара кобыл некованых, коровы были да несколько коз и овец. Как только земля показывалась,
Гонза выгонял скотину на пастбище. Старик пахал, Гонза помогал. Так и шел год за годом. В страду нанимали работницу. Для этого занимали деньги у еврея, а вместо процентов каждый день наливали ему кувшин парного молока.
Гонзе было уже двадцать два года. Каждое утро он выгонял скотину на луг, пускал ее пастись, а сам убегал в лес по грибы. А отец тем временем пахал. В полдень старый Горошек разводил костер, ставил на два камня глиняный горшок, варил грибную кашу и в золе пек картошку. Гонза обедал с ним, а потом опять уходил в лес.
Как-то пошел Гонза в лес и видит: на опушке девушка травы и ягоды собирает. Она заговорила с Гонзой, он пожаловался на свею бедность. С тех пор стала она ему часто встречаться; поговорят, бывало, и разойдутся, она – в чащу, он – на луг.
Вот однажды обедали отец с сыном в поле. Отец налил грибную кашу в деревянную миску, поставил ее себе на колени, и они с Гонзой принялись за еду. Тут подходит к ним какая-то старуха, а с нею та самая девушка. Бабка просит мужика:
– Не дашь ли и мне поесть, батюшка?
– Таких много набежит! Ничего я вам не дам. Мне все трудом достается.
А Гонзик говорит:
– Что же вы так серчаете, батюшка? Почему бы и не поделиться с ними? Вот вы хоть и трудитесь, а все равно ничего у вас нет.
Встал он, да и подал этим женщинам горшок с кашей. Они уселись на меже, взяли в руки щепочки и все до крошечки съели. Вот старик доел кашу, потянулся к золе за картошкой. Гонзик выгреб картошку, положил отцу в миску. Но в золе еще много картошек осталось, он и отдал их старушке – пусть, мол, полакомится. Бабка с девушкой поели и говорят друг дружке; .
– А молодому-то больше будет в делах удачи, – он не жадный.
Старик разозлился и улегся на полосу клевера, где лошади паслись. Гонза пошел к скотине на луг. Когда старик проснулся и снова взялся за плуг, Гонза был уже в лесу. Дома-то к ужину ничего нет, надо, думает, собрать еще грибов. И столько попалось ему хороших белых, сроду еще такой удачи не было. «Ну, думает, сегодня мы сварим кашу погуще».
Солнышко уж склонялось к горе, старик допахал, накосил вики, навил ее на телегу. А колеса-то тяжелые: четыре цельных кругляша, от ствола отпиленных, только обручами схвачены. Скрипит телега на разные голоса. Пришел Гонза, принес мешок грибов, закинул горшок в клевер и погнал скотину домой. Задал кобылам корму, привязал коров, коз и овец в другом хлеву запер. Старый Горошек взял подойник и пошел доить. Потом развел огонь под таганком, на воле, и стал готовить ужин: картошку в золу положил, похлебку варит, слил молоко из подойника в кадку. От всех коров собрал, а молока совсем мало – на донышке.
Теперь заходит к ним в горницу какая-то девушка с корзинкой за спиной, спрашивает, не нужна ли работница. Старый Горошек говорит:
– Рад бы взять тебя, милая, да ведь у нас никто не заживается, мы люди бедные, денег у нас нет.
Старику-то, понятно, хотелось, чтоб в доме была женщина. Ему надоело коров доить, а Гонза – и вовсе этого не умел. Гонза, как увидел дивчину, сейчас же узнал ее – это и была та самая, с которой он разговаривал в лесу и которую угощал на поле грибной кашей. Только одета она была по-другому. Стал уговаривать .отца:
– Найми! Нам работница нужна. Ведь мне уже двадцать два года, а хожу такой грязный, что все надо мною смеются. Каждый день таскаю эту солдатскую куртку. Всякий надо мной куражится.
– Ну, оставайся, но заплатить тебе сможем только после жатвы, когда уберем хлеб. Девушка с радостью согласилась.
– Жить, – говорит, – мне негде, и смерть меня не берет, одно спасение – где-нибудь наняться.
Старый Горошек спрашивает:
– Как тебя звать?
– Мне и сказать стыдно, имя у меня больно грубое. – Да чего стесняешься, имя как имя. Ведь надо же тебя как-нибудь называть.
– Золушкой меня зовут.
Старик сдвинул шапку на затылок:
– Золушка, Золушка… Слыхивал я когда-то про Золушку… Та удачливая была, из ничего всего добилась.
Позвали они Золушку ужинать с ними. Она села рядом с Гонзой, и ему никогда еще так вкусно не елось, как в этот раз.
После ужина она прибрала горницу, коровам и лошадям корм задала. Уселись на крылечке. Горошку покурить хочется, да и Гонзе тоже, а табака – ни крошки. Сидят головы повесили. Она и спроси:
– Чего это вы нахохлились, как мокрые куры?
Они старые трубочки свои знай повертывают в руках, продувают. Золушка сорвалась и вскоре вернулась с большим узелком табака. Крошатка свежая, вот счастье-то! Оба задымили вовсю. Старик Горошек говорит ей: