Дни шли, а Тертулиано Максимо Афонсо не звонил. Он был очень доволен тем, как прошел его разговор с женой Антонио Кларо, и чувствовал себя достаточно уверенно для того, чтобы снова пойти в наступление, но, хорошенько все обдумав, предпочел пока что молчать. По двум причинам. Во-первых, он понял, что ему доставляет удовольствие продлевать и нагнетать атмосферу таинственности, которую, несомненно, создал его звонок, он развлекался, представляя себе диалог между мужем и женой, сомнения актера по поводу якобы абсолютного тождества голосов, настойчивость его супруги, уверяющей, что она никогда бы их не спутала, если бы они не были абсолютно одинаковыми. Хоть бы ты оказался дома, когда он позвонит в следующий раз, тогда сам увидишь, говорила она ему, наверное. Если только он позвонит, он ведь уже узнал от тебя все, что хотел, выяснил, что я здесь живу. Но не забывай, что он спрашивал о Даниеле Санта-Кларе, а не об Антонио Кларо. А вот это действительно странно. Второй и более важной причиной было то соображение, что его первоначальная идея оказалась совершенно правильной, а именно, что надо подготовить почву, прежде чем сделать следующий шаг, подождать, когда закончатся занятия и экзамены и потом, на свежую голову, создать новую стратегию приступа и осады. Правда, его ожидает скучнейшее задание, данное ему директором, но почти за три месяца каникул он найдет время и соберется с духом, чтобы его выполнить. Возможно, ему удастся также выполнить обещание, данное матери, и провести с ней несколько дней, если, конечно, подтвердится его почти полная уверенность в том, что актер с женой не поедут отдыхать в ближайшее время, об этом свидетельствует вопрос, который задала жена, думая, что говорит с мужем: съемки задерживаются, ясно как дважды два четыре, что он снимается в новом фильме, и если, как можно судить по комедии «Богиня сцены», его карьера находится сейчас в восходящей фазе, то и время его профессиональной занятости намного превышает то, которое он затрачивал раньше, будучи почти что статистом. Итак, причины, по которым Тертулиано Максимо Афонсо не торопится со звонком, являются, как мы видим, вполне обоснованными и убедительными. И при этом он отнюдь не обречен на бездействие. Его идея поехать посмотреть улицу, где живет Даниел Санта-Клара, оставалась в силе, несмотря на ведро холодной воды, грубо опрокинутое на него здравым смыслом. Он даже считал, что такое предварительное наблюдение оказалось бы весьма полезным для успеха задуманной операции, это как бы подержать руку на пульсе, подобным образом поступали во времена классических старомодных войн, посылая разведчиков с целью выведать силы противника.
И при этом он отнюдь не обречен на бездействие. Его идея поехать посмотреть улицу, где живет Даниел Санта-Клара, оставалась в силе, несмотря на ведро холодной воды, грубо опрокинутое на него здравым смыслом. Он даже считал, что такое предварительное наблюдение оказалось бы весьма полезным для успеха задуманной операции, это как бы подержать руку на пульсе, подобным образом поступали во времена классических старомодных войн, посылая разведчиков с целью выведать силы противника. А что касается безопасности, то он, к счастью, еще не забыл саркастических предположений здравого смысла о возможных последствиях его появления с открытым лицом. Он, конечно, мог бы отрастить усы и бороду, скрыть глаза темными очками, поглубже надвинуть на лоб кепку, но очки и кепка — это одно, их можно в любой момент надеть или снять, а такие волосяные украшения, как усы и борода, совсем другое, по капризу кинокомпании или по причине изменений, в последнюю минуту внесенных в сценарий, они тотчас начали бы расти также и на лице Даниела Санта-Клары. Итак, маскарад, несомненно, необходим, но он должен состоять из накладных съемных деталей, как это делают всегда, когда хотят замаскироваться, тут уж ему придется побороть страх, который он испытал, принявшись воображать катастрофы, которые могут произойти, если он в накладных бороде и усах явится в офис кинокомпании наводить справки об актере Даниеле Санта-Кларе. Как и все обычные люди, он знал о существовании учреждений, специализирующихся на продаже и прокате костюмов, украшений и прочих бутафорских принадлежностей, необходимых как для искусства сценического перевоплощения, так и для шпионской деятельности. Опасность, что в таком магазине его могли бы принять за актера Даниела Санта-Клару, была бы серьезной только в том случае, если бы актеры сами ходили туда с целью приобретения фальшивых бород, усов, париков, бровей, повязок для якобы слепых глаз, бородавок, родинок, прокладок, чтобы сделать более пухлыми щеки, всевозможных утолщений для женщин и для мужчин, не говоря уже о косметических средствах, способных обеспечить любые колористические нюансы по желанию клиента. Но это исключено. Любая уважающая себя кинокомпания имеет на своих складах все, что может ей понадобиться, если чего-то вдруг не окажется, оно будет куплено, а если имеют место бюджетные затруднения или если руководство решит, что не стоит приобретать то, что можно взять напрокат, то это нисколько не унизит ее в глазах общества. Рачительные хозяйки с приходом весны и наступлением солнечных дней закладывают в ломбард одеяла и прочие теплые вещи, и это нисколько не лишает их уважения общества, прекрасно знающего, что такое материальные трудности. Можно, конечно, сомневаться, подумал ли сам Тертулиано Максимо Афонсо в данный момент о том, что мы только что написали, начиная со слова «рачительные» и кончая словом «трудности», но поскольку и эти слова, и все, что можно прочитать между ними, является самой что ни на есть святой и чистой истиной, скорее всего, подумал. Во всяком случае, теперь мы можем успокоиться, ибо знаем, что должно произойти в ближайшее время, видимо, Тертулиано Максимо Афонсо безо всяких опасений отправится в магазин, торгующий маскарадными принадлежностями, чтобы выбрать и приобрести бороду, больше всего подходящую к его лицу, но при этом он будет вынужден самым решительным образом, даже если ему предложат весьма соблазнительную скидку в цене, отказаться от бородки, которую обычно называют «гуляй-вошка» и которая превратила бы его в элегантного законодателя мод, поскольку, к сожалению, ее форма от уха до уха и малая длина волос, уж не говоря о том, что она совершенно не закрывает верхнюю губу, безжалостно выставили бы на всеобщее обозрение черты, которые он желал скрыть. По причинам противоположного свойства следовало отвергнуть и слишком длинную бороду, даже не принадлежащую к типу апостольской, чтобы избежать ненужного внимания любопытствующих. Наиболее подходящей для его целей была бы борода скорее короткая, нежели длинная, но при этом густая, надежно закрывающая лицо.
А потом Тертулиано Максимо Афонсо проведет много часов, упражняясь перед зеркалом в ванной комнате, накладывая на лицо и вновь снимая тончайшую пленку, на которой укреплены волосы, как можно точнее пригоняя ее к своим собственным низко спускающимся на висках волосам и к очертаниям скул, ушей и губ, особенно губ, они должны свободно двигаться, ведь ему придется разговаривать, возможно, есть и даже, кто его знает, целоваться. Когда он впервые увидел в зеркале свою новую физиономию, то ощутил мощный внутренний толчок, шок, нервную судорогу в области солнечного сплетения, которая в последнее время была ему так хорошо знакома, причиной данного шока оказалось не только то, что он увидел себя не таким, как раньше, иным, это было вполне естественно, принимая во внимание ситуацию, в которой ему теперь приходилось жить, и его новое восприятие себя самого, но, что особенно интересно, у него возникло впечатление, что он наконец-то обрел свою собственную, истинную сущность. Это впечатление было столь сильным, столь захватывающим, радостным, что он испытал непреодолимую потребность сохранить, увековечить свой новый образ, поэтому с величайшими предосторожностями, стараясь не встретиться ни с кем из знакомых, вышел из дому и направился в фотоателье подальше от квартала, в котором жил, намереваясь заказать портрет. Его не устраивало стандартное освещение и слепой автоматизм мгновенной фотографии, он хотел получить тщательно выполненный портрет, который ему было бы приятно рассматривать, глядя на который он мог бы с удовлетворением сказать: вот я какой. Он заплатил наценку за срочность и сел в ожидании своей очереди. Служащему, который посоветовал ему пока погулять: ваше время подойдет не так скоро, он ответил, что предпочитает ждать здесь, и, неизвестно зачем, прибавил: мне нужен портрет для подарка. Иногда он подносил руки к бороде и слегка поглаживал ее, проверяя, все ли на месте, потом снова принимался листать лежавшие на столе фотографические журналы. Когда он вышел из ателье, у него было полдюжины фотографий среднего формата, которые он решил уничтожить, чтобы не ощущать себя размноженным, и одна увеличенная. Он вошел в ближайший торговый центр, закрылся в туалете и там, вдали от нескромных взоров, снял свой маскарад. Если бы кто-нибудь видел, как в туалет вошел бородатый мужчина, он вряд ли признал бы его в человеке с чисто выбритым лицом, который вышел оттуда через пять минут. Люди обычно не замечают, во что одеты бородачи, а конверт, который он раньше держал в руке и по которому его можно было бы узнать, теперь надежно спрятан между пиджаком и рубашкой. Тертулиано Максимо Афонсо, до сего дня мирный преподаватель истории в средней школе, только что показал нам, что он наделен недюжинным талантом для того, чтобы стать профессионалом в одной из двух взаимоисключающих областей, преступником или идущим по его следу полицейским. В свое время мы узнаем, чему именно он отдаст предпочтение. Вернувшись домой, он прежде всего сжег в мойке для посуды маленькие дубликаты увеличенной фотографии, открыл кран и смыл пепел, а потом, вдоволь налюбовавшись своим новым тайным образом, опять положил портрет в конверт и спрятал его на книжной полке за книгой по истории промышленной революции, которую он никогда не читал.
Прошло еще несколько дней, учебный год закончился, был принят последний экзамен и выставлен последний переходный балл, коллега-математик попрощался, сказав: я еду в отпуск, но потом, если вам что-нибудь понадобится, звоните и будьте осторожны, очень осторожны, директор напомнил ему: не забывайте о нашей договоренности, когда я вернусь после каникул, я позвоню узнать, как двигается работа, если надумаете уехать из города, вы ведь тоже имеете право на отдых, оставьте мне на автоответчике свой номер. В один из этих дней Тертулиано Максимо Афонсо пригласил Марию да Пас поужинать, ему наконец стало стыдно за то, как он себя с ней ведет, надо было проявить деликатность, поблагодарить ее и дать какое-то объяснение по поводу результатов письма, даже если бы его пришлось выдумать.
Они встретились в ресторане, она немного опоздала, сев за столик, она извинилась, задержка произошла из-за матери. Глядя на них, никто бы не сказал, что они любовники, хотя, возможно, и догадался бы, что недавно они ими были и еще не совсем привыкли к своему новому положению, к тому, что теперь они безразличны друг другу или делают вид, что безразличны. Они произнесли несколько стандартных фраз: как поживаешь. А у тебя как дела. Много работы. У меня тоже, и пока Тертулиано Максимо Афонсо в очередной раз колебался, не зная, какое следует придать направление их разговору, она опередила его и прямо взяла быка за рога, спросив: это письмо удовлетворило тебя, ты получил из него нужную информацию. Да, сказал он, отдавая себе отчет в том, что его ответ был в одно и то же время и правдивым и лживым. А мне показалось, что нет. Почему. Слишком уж оно тоненькое. Не понимаю. Если мне не изменяет память, тебе нужно было много подробных данных, они бы просто не уместились на одном-единственном листке, который лежал в том конверте. Откуда ты знаешь, что там всего один листок, ты его раскрыла, неожиданно резко спросил Тертулиано Максимо Афонсо, заранее зная, какой он получит ответ. Мария да Пас посмотрела ему прямо в глаза и спокойно сказала: нет, и ты обязан был это знать. Прошу тебя, прости, у меня случайно вырвалось, я сказал, не подумав. Я могу простить тебя, если ты настаиваешь, но боюсь, что не смогу пойти дальше. Куда дальше. Например, забыть, что ты считаешь меня способной раскрыть письмо, пришедшее тебе. В глубине души ты прекрасно понимаешь, что я так не думаю. В глубине Души я знаю, что ты ничего обо мне не знаешь. Если бы я не доверял тебе, я бы не попросил у тебя разрешения написать письмо от твоего имени. Мое письмо было только маской, твоей маской. На что ты намекаешь, я же тебе объяснил, по какой причине решил поступить именно так. Объяснил. И ты согласилась. Да, согласилась. Так значит. Значит, теперь я жду, чтобы ты показал мне полученную информацию, не потому, что она меня интересует, а потому, что ты, насколько я понимаю, обязан это сделать. Теперь ты мне не веришь. Я поверю, когда ты мне покажешь, каким образом нужные тебе данные смогли уместиться на одном-единственном листке бумаги. Там была не вся информация. Ах, не вся. Я же сказал. Тогда покажи мне то, что ты получил. Еда остывала на тарелках, мясной соус терял аппетитный вид, вино, казалось, уснуло в бокалах, в глазах Марии да Пас стояли слезы. В какое-то мгновение Тертулиано Максимо Афонсо подумал, что для него было бы огромным облегчением рассказать ей все, всю эту историю, с самого начала, этот поразительный, необъяснимый, невиданный случай удвоения людей, невероятное, ставшее действительным, абсурд, вынужденно принятый разумом, неопровержимое доказательство того, что для Бога нет ничего невозможного и что наука нашего века, как кто-то изволил выразиться, просто-напросто дура. Если бы он это сделал, если бы разрешил себе быть откровенным, то все странности его поведения последнего времени получили бы необходимое объяснение, стали бы понятными, включая те его поступки, которые казались ей грубыми и нечестными, оскорбительными для нее с точки зрения самого элементарного здравого смысла, то есть почти все. Тогда к ним вернулось бы согласие, его ошибки и промахи были бы поняты и прощены. И Мария да Пас попросила бы его: оставь эту безумную затею, она может плохо кончиться, и он ответил бы: мне кажется, я слышу слова своей матушки, и она бы спросила: ты ей уже рассказал, и он бы ответил: я только дал ей понять, что у меня возникли некоторые проблемы, и в заключение она бы сказала: раз уж ты мне доверился, давай решать их вместе. В зале занято лишь несколько столиков, они сидят в углу, и на них никто не обращает внимания, такие ситуации, парочки, которые пытаются решать свои семейные или любовные конфликты между рыбным и мясным блюдом или, что еще хуже, начиная с аперитива и кончая платой по счету, это неотъемлемая составная часть истории заведений гостиничного типа, включая ресторан и таверну.
Однако благая мысль Тертулиано Максимо Афонсо как пришла, так и ушла, официант спросил, можно ли убирать тарелки, у Марии да Пас уже почти сухие глаза, ведь тысячу раз говорилось, что плакать о пролитом молоке бессмысленно, во всей этой истории хуже всего пришлось кувшину, который упал и разбился. Официант принес кофе и счет, через несколько минут они уже сидели в машине. Я отвезу тебя домой, сказал Тертулиано Максимо Афонсо. Да, пожалуйста, ответила Мария да Пас. Они не сказали больше ни слова, пока машина не выехала на улицу, на которой стоял ее дом. Когда она собиралась выйти у своей двери, он подвел машину к самому тротуару и выключил мотор, чего никогда раньше не делал. Мария да Пас удивилась, искоса посмотрела на него, но ничего не сказала. Не поворачивая головы и не глядя на нее, он решительно произнес несколько напряженным тоном: все, что я говорил тебе в последние недели, было ложью, но если ты захочешь узнать правду, то напрасно потеряешь время, я тебе ее не скажу. Значит, тебе нужны были от кинокомпании какие-то другие сведения, а не статистические данные. Да. Думаю, мне бессмысленно ждать, что ты мне скажешь какие. Да. Наверное, это связано с теми видеокассетами. Довольно и того, что я тебе уже сказал, не надо больше предположений и вопросов. Вопросов я больше задавать не буду, обещаю тебе, но никто не запретит мне строить какие угодно предположения, даже если они покажутся тебе глупыми. Странно, что тебя это не удивило. Что именно должно было меня удивить. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, не заставляй меня повторять. Рано или поздно тебе все равно придется сказать мне правду, я и не ждала, что услышу ее сегодня. А почему ты считаешь, что я скажу тебе правду. Потому что ты порядочнее, чем тебе кажется. Но не настолько, чтобы рассказать тебе все. Здесь дело не в отсутствии порядочности, скорее всего, тебя заставляет молчать что-то другое. Что. Сомнение, неуверенность, страх. Почему ты так думаешь. Я прочла это на твоем лице, поняла по твоим словам. Я же тебе сказал, что все они были ложью. Слова были ложью, а тон голоса нет. Что же, отвечу, как отвечают политики, я сего не утверждаю и не опровергаю. Это одна из уловок дешевой риторики, не способной никого обмануть. Почему. Потому что всем сразу становится ясно, что такая фраза выражает скорее утверждение, а не опровержение. Я никогда не обращал на это внимания. Я тоже, я подумала так только сейчас и только благодаря тебе. Но я не подтвердил ни страха, ни сомнения, ни неуверенности. Ты их и не опроверг. Сейчас не время играть словами. Играть словами лучше, чем плакать в ресторане. Прости. Сейчас ты ни в чем передо мной не виноват, мне не на что жаловаться, я узнала половину того, что хотела узнать. Я только признался, что врал тебе. Это и есть та половина, которую я уже знаю, теперь, надеюсь, я буду лучше спать, Ты, возможно, совсем бы перестала спать, если бы узнала другую половину. Не пугай меня, пожалуйста. Успокойся, тут нет ничего страшного, речь идет не об убийстве. Не пугай меня. Не бойся, как говорит моя мать, все в конце концов находит свое решение. Обещай мне, что будешь вести себя осторожно. Обещаю. Очень осторожно. Да. И еще обещай, что если в твоих тайнах, о которых я не имею ни малейшего представления, найдется хоть что-то, может быть, с твоей точки зрения очень незначительное, что ты сочтешь возможным мне сказать, то ты скажешь мне это. Обещаю, но в данном случае надо или говорить все, или ничего. И все-таки я буду ждать. Мария да Пас наклонилась, быстро поцеловала его в щеку и сделала движение, чтобы выйти. Он взял ее за локоть и остановил. Давай поедем ко мне. Она осторожно высвободилась и сказала: не сегодня, сегодня ты не можешь дать мне больше, чем уже дал. Разве что рассказать тебе все. Даже не это, представь себе. Она открыла дверцу, еще раз обернулась, чтобы улыбнуться ему на прощание, и вышла. Тертулиано Максимо Афонсо включил мотор, подождал, пока она войдет в свой подъезд, потом устало нажал на педаль и поехал домой, где, уверенное в своем всевластии, его терпеливо поджидало одиночество.
Тертулиано Максимо Афонсо включил мотор, подождал, пока она войдет в свой подъезд, потом устало нажал на педаль и поехал домой, где, уверенное в своем всевластии, его терпеливо поджидало одиночество.
На следующий день утром, но не слишком рано, он отправился в первую разведку на незнакомую территорию, где жил Даниел Санта-Клара со своей женой. Накладная борода была тщательно приклеена, козырек фуражки бросал защитную тень на глаза, в последний момент он решил не надевать темных очков, в сочетании с остальным маскарадом они придавали ему преступный вид, этим он мог вызвать подозрение соседей и навлечь на себя преследование полиции, тогда не избежать задержания, выяснения личности и позорного разоблачения. От своей первой вылазки он не ждал никаких особенных результатов, в лучшем случае он получит представление об общем виде, топографии места, улице, доме. Было бы маловероятной счастливой случайностью сразу увидеть, как Даниел Санта-Клара входит в свой подъезд, с остатками грима на лице и с тем отрешенным выражением, какое бывает у актера, еще не полностью вышедшего из образа персонажа, которого он изображал час назад. Реальная жизнь всегда представляется нам более скупой на подобные случайные совпадения, нежели роман и прочие порождения вымысла, разве что мы признаем сцепление таких совпадений истинным управителем мира, но тогда должно иметь одинаковое значение то, что проживается на самом деле, и то, о чем пишут, и наоборот. В течение того получаса, который Тертулиано Максимо Афонсо провел там, рассматривая витрины, покупая газету и потом читая ее на террасе кафе совсем рядом с тем самым домом, он ни разу не видел, чтобы Даниел Санта-Клара входил или выходил. Может быть, он спокойно отдыхает в своей квартире с женой и детьми, если они у него есть, может быть, как в тот день, он занят на съемках, может быть, сейчас в квартире вообще никого нет, детей отправили к бабушке с дедушкой, а жена работает, то ли потому, что, как многие другие женщины, пожелала сохранить личную независимость, реальную или кажущуюся, то ли потому, что домашний бюджет не может обойтись без ее вклада, ибо заработки второстепенного актера, как бы он ни хватался за все мелкие роли и как бы ни старалась кинокомпания использовать его на всю катушку, подчинены суровым критериям спроса и предложения, которые никогда не руководствуются объективными потребностями человека, а только его истинными или предполагаемыми талантами, за кем-то они признаются, но чаще отрицаются, а ведь многие таланты, менее бросающиеся в глаза, вполне заслуживали бы того, чтобы на них обратили внимание. Иначе говоря, наш Даниел Санта-Клара, возможно, стал бы в конце концов известным артистом, если бы на него пал выбор Фортуны в лице проницательного и любящего риск продюсера, из тех, которым иногда вдруг взбредает в голову низвергать звезды первой и великодушно возносить звезды второй и третьей величины. Не стоит торопить время, это всегда было лучшим способом добиться успеха, с тех пор как стоит мир, Даниел Санта-Клара человек еще молодой, приятной наружности, он явно одарен исполнительскими способностями, было бы просто несправедливо, если бы он провел остаток жизни, играя дежурного администратора или что-то еще в том же роде. Недавно мы видели его в роли импресарио в фильме «Богиня сцены», заслуженно включенного в список главных исполнителей. Это может означать, что на него наконец-то обратили внимание. Как известно, будущее, где бы оно ни находилось, ждет. А вот кому ждать дольше не следует, так это Тертулиано Максимо Афонсо, чтобы не запечатлеть в фотографической памяти официантов кафе тревожащую черноту своего внешнего вида, мы забыли сказать, что сегодня на нем темный костюм, а теперь еще, из-за нестерпимо яркого солнечного света, ему все-таки пришлось надеть темные очки. Он оставил деньги на столе, чтобы не подзывать официанта, и быстрым шагом направился к телефонной кабинке на другом конце террасы. Он вынул из верхнего кармана пиджака записку с номером Даниела Санта-Клары и набрал его.
Он не собирался разговаривать, хотел только узнать, есть ли кто-нибудь дома, и если есть, то кто. На этот раз никакая женщина не прибежала к телефону с другого конца квартиры, никакой ребенок не сказал: мамы нету дома, и голос, абсолютно такой же, как у Тертулиано Максимо Афонсо, не спросил: кто говорит. Жена, наверное, на работе, подумал он, а актер на съемках, изображает какого-нибудь дорожного полицейского или строительного подрядчика. Он вышел из кабинки и посмотрел на часы. Приближалось время обеда. Никто из них не придет домой, подумал он, и в этот самый миг мимо него прошла женщина, он не успел разглядеть ее лицо, она пересекла улицу, направляясь к кафе, казалось, она тоже собирается посидеть на террасе, но нет, она подошла к дому, где живет Даниел Санта-Клара, и исчезла в подъезде. Тертулиано Максимо Афонсо не смог сдержаться, его лицо выразило досаду. Это, конечно, она, пробормотал он, его худшим недостатком, во всяком случае, с тех пор, как мы с ним познакомились, является слишком живое воображение, никто бы не сказал, что перед нами преподаватель истории, которого должны интересовать одни только факты, вот и теперь, толком не разглядев какую-то случайную женщину, он уже принялся фантазировать, гадать, кто она, а ведь он не знает ее, никогда раньше ее не видел. Однако надо отдать справедливость Тертулиано Максимо Афонсо, несмотря на свою склонность к безумному разгулу воображения, в решающий момент он способен подчинить свои фантазии такому холодному расчету, который заставил бы побледнеть от зависти самого прожженного биржевого брокера. Действительно, существует простой, можно даже сказать элементарный, способ узнать, направлялась ли вошедшая в дом женщина в квартиру Даниела Санта-Клары, надо только немного подумать, сообразить, подождать, пока лифт поднимется на пятый этаж, где живет Антонио Кларо, пока она откроет дверь и войдет, дать ей еще две минуты, чтобы положить сумочку на диван и прийти в себя, было бы невежливо снова заставлять ее бежать к телефону, как в прошлый раз, когда она ответила, с трудом переводя дыхание. Телефон звонил и звонил, звонил и звонил, но никто так и не взял трубку. Это была не она, подумал Тертулиано Максимо Афонсо, выходя из кабинки. Теперь ему больше нечего тут делать, его первая попытка приближения закончена, многие из его предыдущих действий были абсолютно необходимыми для успеха задуманной операции, многие другие оказались пустой тратой времени, но они помогли ему преодолеть сомнения, тревогу, страх, создавая впечатление, что маршировать на месте — это то же самое, что идти вперед, и что лучший результат отступления состоит в том, что позволяет все хорошо обдумать. Он оставил машину на соседней улице и теперь идет к ней, его миссия шпиона пока что закончена, но это только нам так кажется, а сам Тертулиано Максимо Афонсо провожает жадным любопытным взглядом всех встречных женщин, интересно, что они о нем думают, точнее, не всех, он исключил из игры слишком старых и слишком молоденьких, тех, кто не может быть женой тридцативосьмилетнего мужчины. Это мой возраст и, следовательно, также и его, и тут поток мыслей Тертулиано Максимо Афонсо, так сказать, раздвоился, с одной стороны, он принялся обдумывать некую пришедшую ему в голову дискриминационную идею, пытаясь понять, может ли спровоцировать разницу в возрасте их различное семейное положение, брак одного и иного рода любовная связь другого, проявив, таким образом, свои социальные предрассудки, свою концепцию благонравия и аморальности, с другой стороны, ему хотелось пренебречь вышеизложенными доводами и, исходя из того факта, что оба они являются копией друг друга, как показали просмотренные им видеофильмы, сделать вывод о столь же точном совпадении возраста преподавателя истории и актера. Что касается первой идеи, то в конце концов Тертулиано Максимо Афонсо пришлось признать, что каждое человеческое существо, если для этого не имеется непреодолимых моральных препятствий, имеет право соединяться с кем угодно, где угодно и как угодно, если согласна другая заинтересованная сторона.
Что же касается его последующего рассуждения, то оно внезапно возродило в душе Тертулиано Максимо Афонсо желание, теперь намного более сильное, чем раньше, узнать, кто из них является двойником, отвергнув, как совершенно невероятное, предположение, что они оба родились в один и тот же день, один и тот же час, одну и ту же минуту и долю секунды, ибо тогда необходимо было бы допустить, что они не только одновременно увидели свет, но и впервые заплакали. Совпадения совпадениями, однако в пределах здравого смысла. Теперь Тертулиано Максимо Афонсо мучает мысль, что из них двоих он является младшим, что оригиналом является тот, другой, а он всего лишь копия, изначально обесцененное повторение. Абсолютное отсутствие у него дара ясновидения не позволяет ему различить в тумане грядущего, какое влияние может оказать все это на его будущее, которое мы с полным основанием можем считать непредсказуемым, но тот факт, что именно ему выпал жребий открыть сверхъестественное чудо удвоения, непроизвольно породил в его душе осознание своего первородства, первенства, и теперь его возмущает возникшая вдруг угроза того, что неизвестно откуда взявшийся честолюбивый незаконнорожденный брат может пожелать свергнуть его с престола. Поглощенный столь серьезными мыслями, терзаемый столь болезненными тревогами, Тертулиано Максимо Афонсо въехал, не сняв бороды, на свою улицу, где все его знают, рискуя, что кто-то начнет кричать: смотрите, угоняют машину сеньора доктора, и что какой-нибудь решительный сосед преградит ему путь своим автомобилем. Однако общественная солидарность теперь уже не та, что раньше, к счастью для Тертулиано Максимо Афонсо, и он беспрепятственно продолжил свой путь, никто не подал вида, что узнал его или его машину, но он отъехал подальше от своего квартала и, поскольку необходимость заставила его в последнее время стать прилежным посетителем торговых центров, зашел в первый попавшийся ему на глаза. Через десять минут он вышел, чисто выбритый, лишь с едва заметной щетиной, отросшей с утра. Придя домой, он обнаружил на автоответчике запись Марии да Пас, ничего серьезного, она просто спрашивала, как он поживает. Хорошо, пробормотал он, очень даже хорошо. Он пообещал себе, что обязательно позвонит ей вечером, но, скорее всего, он этого не сделает, скорее всего, он решится еще на один, окончательный шаг, который уже нельзя больше откладывать ни на одну страницу, и позвонит Даниелу Санта-Кларе.