— Дракон! — кричал Дауге. — Гранату!
Он все продолжал нажимать и нажимать на спусковой крючок, направив ствол автомата на какую-то невидимую цель в десятке метров от себя.
Быков ничего не видел.
— Дауге, — бормотал он. — Иоганыч, милый… Что с тобой?
Дауге опустил наконец автомат.
— Ушел, — сказал он странным голосом. — Ушел… Почему ты не ударил его гранатой?..
Быков в последний раз огляделся. Ему очень хотелось увидеть хоть что-нибудь подозрительное, но вокруг ничего не было, и он засунул гранату за пояс.
— Иоганыч, пойдем… Пойдем, милый…
Они медленно побрели дальше.
— Ушел… Почему ты не ударил его гранатой?..
Быков в последний раз огляделся. Ему очень хотелось увидеть хоть что-нибудь подозрительное, но вокруг ничего не было, и он засунул гранату за пояс.
— Иоганыч, пойдем… Пойдем, милый…
Они медленно побрели дальше. Дауге шел, заметно пошатываясь, и говорил, путая русские и латышские слова.
Около «Мальчика» их ждали товарищи.
— Что случилось? — спросил Ермаков.
— Абсолютно странные животные, — путано заговорил Дауге. — Огромные звери… черные, метров по десять длиной… Кожа блестит, словно мокрая… Почему ты не ударил его гранатой, Алексей?..
Ему помогли взобраться на борт, помогли снять шлем. Лицо геолога было мокрым от пота, глаза блуждали.
— Только почему они просвечивают? — уныло проговорил он и упал лицом вниз на подушки.
Его устроили поудобнее, и он заснул мгновенно глухим каменным сном. Ермаков выслушал доклад Быкова и долго молчал, а потом спросил только:
— Вы, Алексей Петрович, совершенно убеждены, что никакого дракона не было?
— Никакого дракона не было, — уверенно ответил Быков.
— Плохо… — пробормотал Юрковский, кусая губы.
Ермаков проковылял по кабине, взял ящик с медицинскими приборами и присел около спящего. Юрковский устроился рядом. Послышались какие-то странные звуки, похожие на тихий треск, запахло озоном, потом протяжно и жалобно застонал Иоганыч.
— Все-все, — ласково сказал Юрковский.
Ермаков встал.
— Очень плохо, — проговорил он. — Дауге болен, и…
Юрковский выжидательно поднял голову.
— …я вспоминаю Тахмасиба, — глухо сказал Ермаков. — Симптомы такие же. Похоже на галлюцинации…
Когда «Мальчик» снова двинулся в путь, Дауге очнулся, сел, пригладил вихор и спокойно сказал:
— Богдан, ты бы все-таки лег, наконец. Пять часов за рацией — это отнюдь ни к чему.
Быков, дремавший рядом, подскочил как на пружинах, уставился испуганными глазами. Иоганыч мельком, небрежно посмотрел на него и заботливо продолжал:
— Снимай-ка, Богдан, шлем и ложись. Я тут тебе местечко нагрел.
Он зевнул, ткнул Быкова в бок, хихикнул:
— Чего уставился, Алексей? Тебе тоже следует спать.
Юрковский замер над своим столиком, повернув к ним изумленноиспуганное лицо. Ермаков остановил транспортер, сильно потер ладонями щеки и проговорил напряженно:
— Та-ак…
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Быков попытался вытереть потный лоб и с досадой отдернул руку. Вечно забываешь про этот шлем! Иногда пальцы сами собой подбираются к затылку — почесать в трудную минуту, или в рассеянности пытаешься сунуть в рот кусочек шоколада и натыкаешься на гладкую прозрачную преграду. Раньше, размышляя, он имел обыкновение теребить себя за нижнюю губу — пришлось отвыкнуть. Дауге это отметил и не замедлил прочесть краткую лекцию на тему «Роль астронавтических спецкостюмов в избавлении человечества от дурных привычек».
Вторые сутки низкое небо роняло хлопья черной пыли. Черный снег кружился в порывах слабого ветра, покрывая обширную холмистую равнину, в центре которой стоял «Мальчик». Быков огляделся. Повезло, повезло! Перед ним расстилался великолепный естественный ракетодром площадью около двух тысяч квадратных километров, вполне ровный, если не считать десятка скал, торчащих из смолянистого песка.
С юга, со стороны пустыни, равнину окаймляло полукольцо Венериных Зубов; вдали, на севере, за пеленой Дымного моря, грохотала Голконда. До нее было около сорока километров — не слишком далеко и не слишком близко. Почва оказалась радиоактивной как раз в той мере, чтобы питать селено-цериевые батареи — источники энергии радиомаяков. Радиомаяки надо было установить на вершинах огромного, по возможности равностороннего треугольника по краям посадочной площадки. Но сначала следовало взорвать мешающие скалы. Вероятность того, что планетолет может сесть на них, была довольно велика: они торчали двумя группами почти в самом центре будущего ракетодрома. Это была задача по силам. Быков с помощью геологов установил две мины в центре северной группы скал — взрыв должен был выворотить из почвы каменные столбы, раскрошить их в пыль. Другую — южную — группу из шести скал решили взрывать «сверху». Мина устанавливается на вершине одного из столбов, и взрыв уничтожает их все — вгоняет в землю, как сказал Дауге.
— На какую волну настраивать? — крикнул Юрковский. Он сидел на вершине обреченной скалы, куда только что не без труда была поднята мина.
— Индекс восемь! — откликнулся Быков, задирая голову.
— Ага… ясно… — Силуэт Юрковского зашевелился на фоне красных туч в струях черной метели. — Готово! Ну все, кажется?..