Сказки Клюев Алексей
Был летний солнечный день. Возле подъезда многоэтажного дома на широкой лавочке дремала маленькая старушка. В косыночке, кофточке и теплых чулочках она была совершенно непримечательна, как и миллионы других старушек, коротавших свои унылые дни на фоне городских пейзажей.
К подъезду свернула женщина с двумя тяжелыми сумками. Как только она поравнялась с лавочкой, старушка моментально вскинула голову и деловым тоном спросила:
— Вы из какой квартиры?
— Из тридцать шестой. – Ответила женщина.
— Не одолжите ли бабушке хлеба?
— У Вас что-то случилось? – поинтересовалась вынужденная остановиться собеседница.
— Ничего не случилось. Есть хочется. – Опустив глаза, сказала старушка.
Спустя несколько минут незнакомая женщина вынесла полбуханки хлеба. Взяв хлеб, бабка еле заметно кивнула, закрыла глаза и вновь погрузилась в привычную ей дремоту.
За несколько лет к сидящей у подъезда Марье Ивановне, — так звали старушку, — многие жильцы дома привыкли. Она делила квартиру в подъезде, возле которого проводила каждый день, со своим беспутным сыном — Василием. Тот был неудачно женат, родил ребенка, развелся, после чего стал пить и порой даже поучать жизни приютившую его родительницу.
Уходя на работу или по другим делам, Василий выставлял мать из дома. Трезвый, был он столь рассудителен, что полагал: «выжившая из ума старуха хуже ребенка — может натворить все, что угодно, оставаясь в квартире одна». Вот Марья Ивановна дремала или попрошайничала на лавочке возле дома. А когда кто-нибудь из любопытных жильцов спрашивал у нее, где же ее пенсионные деньги, она беззаботно отвечала:
— Сыну они нужнее.
Наверное, нет в мире чувства сильнее, чем привязанность одинокой матери к неудачному ребенку. Она самоотверженно позаботиться о нем до самой смерти и готова будет простить великовозрастному чаду все, что угодно, даже порушенную им жизнь.
Занятые своими делами жильцы в один прекрасный день не заметили отсутствие привычно сидящей возле подъезда старушки. Нет, чувствовалось, будто чего-то недостает. Но чего? Никто не стал даже вдаваться в этот вопрос.
Через три дня дальние родственники Марьи Ивановны бережно положили старушку на лавочку возле подъезда, чтобы соседи и знакомые могли бы проститься с покойницей. Она лежала серьезная, поджав губы, в обитом красной тканью гробу. Опираясь на крышку гроба, рядом стоял подвыпивший Василий. Проходившие мимо жильцы охали, крестились, но никто так и не решился подойти к покойнице. Вскоре ритуальный автобус отвез ее в последний путь, на кладбище.
Сквозь раскидистые кроны ясеней на могилы моросил дождь. И родственники как-то наспех провели торжественное мероприятие по прощанию с Марьей Ивановной. Василий махнул рукой скучающим тут же рабочим, чтобы те приступали к своим обязанностям. Один из них торопливо схватился за лежащий на земле ремень, на котором опускают гроб с землю, и потянул к себе. Оторвавшись от земли, ремень обвил ногу стоявшего рядом внука усопшей. Потерявший равновесие Игорек соскользнул в бабушкину могилу.
На какое-то время окружающие оцепенели. Пока десятилетний мальчик барахтался в грязи, люди стояли на месте. У них были открыты рты, но они будто не дышали. Они видели все, но глаза их оставались неподвижными. Первым пришел в себя виноватый рабочий. Он прыгнул в яму и быстро поднял ребенка. Второй, принял у него Игоря и передал матери. Взял мальчика за руки, мать, — ее звали Ольга, — резко пришла в себя и затараторила. Ее вопросы, типа «Как ты?» или «У тебя ничего не болит?», сопровождались уже неодобрительным гулом родственников. Ольга повернулась к Василию и громко процедила сквозь зубы:
— Ты притащил нас на похороны своей матери! Видеть тебя не хочу больше! И о сыне забудь!
Держа сына за руку, она двинулась прочь. Протрезвевший отец молчал. Какой смысл спорить с женщиной, если она превратилась в клубок эмоций? Да и страшно — вдруг, бывшая жена сдержит свое обещание насчет Игоря. «Ничего, отойдет потихоньку», — мысленно решил он, глядя на уже удаляющуюся пару: Ольгу и перепачканного землей ребенка. Он даже не заметил, как под их сдержанную ссору и тихие пересуды родственников могильщики предали земле сидевшую когда-то возле подъезда старушку.
Традиционные поминки на срок дней со дня смерти Василий решил не отмечать – уж больно дорого, а бутылку за упокой Марьи Ивановны он и так выпивал ежедневно. Но как только минул сорок первый день, он стал постоянно видеть во сне свою мать. Она жалела его, беспутного, рассказывала, как хорошо ей живется на «том свете», звала посмотреть. В сновидении они попадали в одно и тоже место. Там был замок, а рядом — ухоженная лужайка и сад. Дышалось легко, все радовало глаз. Мать часто расхваливала оранжерею, в которой она с наслаждением выращивала цветы, а его больше интересовало убранство и комнаты замка.
Все прерывало утро, и наступала круговерть. Она начиналась с работы, на которой надо беспрекословно выполнять все распоряжения многочисленных начальников. Иначе точно уволят — в этом можно было убедиться на примере других неудачников. Поэтому выбор оставался небольшой: между долгими месяцами безработицы и мизерной зарплатой. На нее из всех развлечений можно было позволить себе только бутылку водки. А вместе с ней после работы его ждала однокомнатная камера с железной дверью, расположенная в многоэтажном бараке для таких же, как он, работяг, старая, неуютная мебель, выцветшие обои на стенах. А еще, ежедневно-нудные телефонные переговоры с Ольгой по поводу ее разрешения, хотя бы в выходные, встречаться с сыном. И все без толка! Неужели это стоит усилий? Неужели ради этого есть смысл просыпаться по утрам?