Саша вздохнул. В монастырь он не собирался. Однако то, что будущие дети или внуки примут на себя его долг перед судьбой, Шурика совершенно не устраивало.
— Пусть все остается, как есть. – Решил он. – Да, и моя бабушка заслужила свободу. Я не хочу перечить ее желанию!
— Дух гнева и нетерпимости тоже вырвется на волю. – Улыбнувшись, заметил Михаил. – Он найдет для себя новое жилище. И оно все равно будет в маленьком ребенке. Я бы советовал тебе воспользоваться моей рекомендацией относительно зеркала.
— Нет, — твердо отвечал Александр. – Думай обо мне все что угодно, но я исполню свой долг. И меньше людей в этом мире примет в себя страшного духа гнева и нетерпимости. А может быть, настанет время, что его вообще не примет никто.
— Ну, — засмеялся Михаил, — наверное, все люди вымрут!
— Если человек и зло идут по одной дороге, то мне с ними не по пути! – ответил Саша и попрощался с колдуном.
Престарелый, одинокий человек в серой шляпе сидел на лавочке и наблюдал за играющими в песочнице детьми. Это был Александр. Он замечал, как одни из детей строили прекрасные замки и, уходя, не желали их оставлять на улице. Другие – с наслаждением разрушали то, что строилось когда-то не ими. Третьи – нянькались с куклами. У каждого из них были свои духи и своя судьба. Александр знал, как можно побороть этих духов, а потому не пребывал в отчаянии. И утомленным от игр детям, и скучающим на лавочке родителям он часто сказывал свою грустную повесть о судьбе.
В нем до конца жизни теплилась надежда, что кто-нибудь из его слушателей сможет стать монахом, дервишем или йогом. Поговаривали даже, что злые духи невзлюбили за это сказочника и порой норовили сотворить разные ему пакости: то песком забросают, то лавочку уронят, то заругают на разные голоса. Он принимал все без обиды, потому что не хотел ничего, хотел быть только никем, как и его бабушка. Впрочем, разве сейчас кто-нибудь верит в духов?
Я лично поверил, когда Александр рассказал эту историю мне, Алексею Клюеву. А я передаю ее Вам, чтобы узнало как можно больше людей о том, что надо любить своих детей, невзирая на судьбу человеческую.