— И вкусно. Ням-ням, — добавил Никчемуха.
Овца какое-то время продолжал дуться за то, что его разыграли, но затем он и сам развеселился, глядя на счастливые лица окружающих.
— Ладно, раз уж такое дело, — снисходительно кивал головой овца.
— Дяденька овца, сыграйте на пианино, — попросила 208-я.
— Вы же хорошо играете! — подхватила 209-я.
— А здесь есть пианино? — поинтересовался овца.
— Есть! Есть! — сказал Его Величество Святой Овца и сорвал большую накидку, под которой стояло белое пианино в форме овцы. — Сделано специально для тебя. Играй сколько душе угодно!
В эту ночь овца был как никогда счастлив.
Играй сколько душе угодно!
В эту ночь овца был как никогда счастлив. Инструмент звучал просто прекрасно, в голове одна за другой всплывали красивые и весёлые мелодии.
Правоскрученный с левоскрученным пели дуэтом, 208-я танцевала с 209-ой, тётушка-кайра с криками летала по комнате, а профессор-овца соревновался с Его Величеством Святым Овцой, кто больше выпьет пива. И даже Никчемуха катался от радости по полу.
Затем все ели рождественский торт.
— Как вкусно, ням-ням, — приговаривал Никчемуха, доедая третий кусок.
— Мир и счастье миру овец, — пожелал Его Преосвященство…
Открыв глаза, человек-овца увидел, что лежит на кровати в собственной комнате. Казалось, будто всё произошло во сне, но он-то знал, что это не сон. На лбу красовалась шишка, на овечьих брюках — масляное пятно, старое пианино исчезло, а вместо него стояло белое. Всё это было на самом деле.
За окном шёл снег. Он лежал на ветках деревьев, на почтовых ящиках, на оградах домов — белый снег.
В тот же день после обеда овца пошёл навестить жившего на окраине профессора-овцу, но того дома уже не было. На месте дома зиял пустырь. И деревья в форме овец, и колонны на входе, и каменная дорожка — всё пропало.
— Я больше никогда не встречусь с ними всеми, — подумал овца, — ни с двумя скрученнолицыми, ни с сёстрами 208 и 209, ни с тётушкой-кайрой, ни с Никчемухой, ни с профессором-овцой, ни с Его Преосвященством Святым Овцой…
От одной этой мысли на глаза овцы навернулись слёзы. Ещё бы, он с ними так сдружился!
Вернувшись в общежитие, он обнаружил в почтовом ящике рождественскую открытку с нарисованной овцы. В ней было написано: «Мир и счастье миру овец».
Ноябрь 1985 года