Вторник
Говорить о себе плохо — это еще претенциознее, чем говорить о себе хорошо. Надеешься, что тебя тут же опровергнут или, на худой конец, что нейтрализуешь таким образом критиков. Подобным хвастунам наизнанку я предпочитаю откровенных хвастунов налицо.
Среда
Я в аэропорту Руасси, улетаю в Турцию. На этот раз Франсуаза соизволила составить мне компанию (она любит только солнечные страны). В нападении на Всемирный торговый центр есть свои преимущества — оно положило конец перебронированию. До 11 сентября любой пассажир мог быть не допущен на борт, хотя он заказал место и купил билет. Шансов было 50 на 50.
Теперь садись — не хочу, уверенности прилететь на место живым нет, зато место обеспечено! Если исламисты собирались покончить с бездарностью дикого капитализма в этом отдельно взятом пункте, они своего добились, равно как и пассажиры.
Четверг
Стамбул — это Сан-Франциско для бедных; то вверх, то вниз, и повсюду вода. На террасе «Пера Паласа» мне хочется аплодировать. Этот пейзаж заслуживает standing ovation, да что там, даже испанского «Ола»! Красный диск солнца робко тонет в море, словно вода кажется ему слишком холодной, чтобы в нее нырнуть.
Пятница
Эй вы, расисты проклятые! Вы считаете, что турки — это такие усатые толстячки из «Полночного экспресса»? Вы забыли роскошь Византии, ставшей Константинополем, а потом Стамбулом? Поскольку Нью-Йорк теперь в дауне, чтобы оторваться, приходится ехать в мусульманские страны (в Дубай, как Усама, или в Турцию, как Оскар). Турки похожи на итальянцев, они высокие и одеты лучше, чем вы. Женщины у них потрясающие (Моники Беллуччи без Венсана Касселя!). 70 % населения младше 35 лет. В Стамбуле, в квартале Нишанташи, только что открылся модный ночной клуб «Бус». После постройки плато Альбион[58] нигде не видел я подобного скопления атомных бомб.
После постройки плато Альбион[58] нигде не видел я подобного скопления атомных бомб. (Пишу под контролем Франсуазы, а она не подарок.)
Суббота
Что же касается минаретов, то они нацелены в небо наподобие обезвреженных ракет «земля-воздух». Хотите, докажу, что эта страна не опасна? Мои романы очень хорошо здесь продаются. Про ночные клубы, про дурь, измены и декаданс! 50 тиражей!
Воскресенье
Полная луна над пустынным морем. Выражаю благодарность своей тоске. Без нее я был бы ни на что не годен, я всем обязан ей. Отныне я собираюсь бороться за легкость, умирать за афоризм, жить ради простой благодати. Буду считать себя не полезным, а просто уникальным. И уж раз меня обзывают сибаритом, я постараюсь соответствовать этому ярлыку. Я решил, что теперь никто не помешает моей жизни доставлять мне удовольствие.
Понедельник
Зачем писать о себе? Автобиографии слишком опасны, чреваты самовлюбленностью и мегаломанией, болезненны для близких и непристойны… У этой эпидемии «бесстыдных исповедей» (по выражению Танидзаки[59]) существуют свои причины, свое объяснение, о котором никогда не упоминают критики: этот феномен есть порождение телевидения. Поскольку писатели «медийны», их уже нельзя читать, как раньше. Читатели, сами того не желая, пытаются за персонажем угадать автора, Сент-Бёв[60] отдыхает. Как мы ни силимся убедить себя, что читаем вымышленные истории, сегодня чтение любой книги становится упражнением в вуайеризме. Мы пытаемся выманить писателя из романа, увидеть «товар лицом», показанный по телевизору или на газетных снимках. Если все художники не спрячутся, как Сэлинджер, им придется выставлять себя напоказ в собственных произведениях либо (против воли) их затмевать. Вот почему, даже если я пытаюсь действовать иначе и давать волю воображению, мне становится все труднее читать книгу, автор которой не является одновременно и ее персонажем. И уж тем более писать. Поскольку мне недостает мужества исчезнуть, я вынужден красоваться — до того как взорваться.
Вторник
Мне позвонил Мишель Уэльбек. Когда я спросил его, хорошо ли он поживает, он мне ответил (помолчав пару минут):
— Глобально говоря, нет.
Четверг
Жизнь — это длинный план-эпизод от рождения к смерти. Время от времени хочется при монтаже вырезать сцены.
Пятница
Франсуаза так ладно сложена, что создается ощущение, что ее ретушировали в пейнт-боксе. Теперь у меня есть цель в жизни: сделать эту женщину счастливой. Надо поторапливаться. Но я уже добился успеха: она прекратила принимать лексомил и снизила потребление снотворных до полтаблетки стилнокса за ночь. Порой я даже ловлю ее на том, что она беспричинно улыбается, глядя в потолок. Я живу для этих мгновений, потому что могу сказать себе: отличная работа, Оскар.
Суббота
Мне предлагают вести передачу на телевидении. На кой? Меня и так знают.
Воскресенье
Моя жизнь — это пантомима, единственный выход из которой — писать книги.
Пятница
А я-то считал, что хочу быть единственным в своем роде! Не хочу я быть единственным в своем роде; все такие. Я хочу быть круче всех. Придется это признать, даже если это черт знает что. Мне самому в себе тесно, меня распирает от собственного вспученного Я, но я ведь с претензиями. Пора признать: любой писатель смешон, потому что претенциозен, даже если он говорит не о себе.