Уже триста лет тому назад грюйерские пастухи начали пасти стада в прекрасной долине Мотелон. Судя по тому, что граф де Грюйер набирал среди обитателей долины до тридцати солдат и взимал с них подать, исчислявшуюся довольно большим количеством ячменя, на мотелонской земле в те давние времена жило много народу.
Долина Мотелон знаменита, во-первых, прекрасной форелью, что водится в ее прозрачных водоемах, а во-вторых, настойкой из корня горечавки, которую бесподобно умеют делать ее жители. Ах, чудесная настоечка! Какой нектар!
Эликсир охотников, радость пастухов,
Сделает болтливыми даже стариков!
Так воспел этот напиток Рамбер.
Году этак в 1780-м один молодой человек по имени Жан-Пьер де Тодело, родом из Грюйера, работал пастухом на груанском пастбище, расположенном у подножия горы Дан де Брок.
Однажды в воскресенье он отправился к своему дедушке по материнской линии в деревушку Пре-о-Серф, которая находится рядом с горным перевалом, разделяющим долины Мотелон и Гро-Мон. Родственники радушно встретили Жан-Пьера. Особенно была рада его видеть кузина Аннетта. Дело в том, что Жан-Пьер и Аннетта очень любили друг друга и давно уже мечтали о свадьбе. Родители девушки благосклонно отнеслись к решению дочери стать женой такого красивого и ловкого юноши, как Жан-Пьер, и теперь молодому человеку предстояло сообщить о своем намерении собственным отцу и матери. Матушка Аннетты приготовила для родителей Жан-Пьера большую бутыль настойки из корня горечавки и попросила ее передать – в знак дружбы и уважения.
Через несколько дней Жан-Пьер собрался в Грюйер. Он привел в порядок свою хижину, умылся, причесался, надел рубашку с широкими рукавами и расшитый цветами жилет, на голову натянул круглую пастушью шапку, сунул в зубы трубку, и, опираясь на трость с загнутой ручкой, отправился в путь.
Был тихий субботний вечер. Заходило солнце. Жан-Пьер шагал по крутым горным дорогам, бережно неся под мышкой бутыль с настойкой из корня горечавки. Настроение у него было прекрасное, в голове витали чрезвычайно приятные мысли. Настала ночь, однако темнота нисколько не смущала Жан-Пьера, ибо он великолепно знал все тропинки в этой местности. К тому же в небе ярко светила луна. Юноша быстро шел через горные хребты, туманные лощины, луга, овеянные ароматами душистых трав. Вскоре месяц спрятался за облаками. Стал накрапывать дождь. К тому времени Жан-Пьер уже вступил в дремучий лес под названием Жизетта. Каменистой дорогой он прошел его насквозь и вскоре оказался около скал, возвышающихся над обширным пастбищем, которое также именуется Жизетта. И тут его взору предстало в высшей степени странное зрелище.
У подножия одной из скал находились руины старинной часовни с примыкающей к ней маленькой хижиной. Жан-Пьер знал, что когда-то на этом месте была пустынь, и здесь провели свой век многие святые отшельники. Но давно уже в пустыни никто не селился. Днем в одинокие развалины залетали пестрые бабочки и забирались лесные звери, а ночью туда прокрадывались лишь тусклые лучи месяца. Однако сейчас там кто-то был…
Под прогнившим деревянным навесом, прислонившись к полуобрушенной стене, сидел какой-то старикашка с длинной седой бородой, одетый в монашескую рясу. Его голову покрывал большой капюшон, на босых ногах были рваные сандалии. Не обращая внимания на противный холодный дождь, незнакомец что-то шил у себя на коленях. На длинной веревке, привязанной к навесу, покачивалась старинная железная лампа, внутри которой плясал огонек, и на стенах древнего здания, на окружавшем его колючем кустарнике, на лице и одежде старика дрожали странные тени.
Подойдя поближе к развалинам, Жан-Пьер увидел, что незнакомец плачет. Горючие слезы текли по морщинистому лицу старика и капали прямо на шитье. Жан-Пьер, не зная, что и сказать, несколько минут молча наблюдал за тем, как работает странный монах. Потом юноша наклонился к нему и произнес:
— Здравствуй, дедушка! Что это ты шьешь?
Но таинственный старик ничего не ответил. Он сосредоточенно занимался своим делом. Жан-Пьер решил, что он плохо слышит и прокричал ему в самое ухо:
— Эй, портной, не устал ли ты? Может, передохнешь?
Однако старик по-прежнему не обращал на юношу никакого внимания. Скорчившись над своим шитьем, он только усерднее стал орудовать иглой.
Тогда Жан-Пьер сказал:
— Слушай, отец, если не хочешь со мной разговаривать, то глотни хотя бы настойки!
Он откупорил бутыль с настойкой из корня горечавки и протянул ее старику. Тут монах вскочил, воздел тощие руки к небу и, поглядев на Жан-Пьера полными слез глазами, затряс головой в знак отказа.
— Ты что же, брезгуешь теткиной настойкой?! – воскликнул Жан-Пьер. Ему стало обидно, что старик не хочет промочить горло напитком из Пре-о-Серф. Незнакомец, продолжая вздыхать и плакать, снова принялся за работу. Жан-Пьера раздражало упрямство старика, ему было невыносимо видеть его страдания. И вот, не долго думая, он быстрым движением сунул монаху бутыль прямо под нос.
В то же мгновение произошло нечто невероятное. Какая-то невидимая сила подбросила юношу в воздух, и он полетел вверх тормашками прямо в кусты. Очнулся парень уже под утро — весь в синяках, продрогший и расцарапанный. Он с трудом поднялся на ноги и поглядел вокруг. Старик куда-то пропал, а развалины выглядели так, будто ночью никто туда не приходил. Небо затянули черные тучи, дождь лил как из ведра, дул холодный ветер. Мешкать было нечего! Жан-Пьер стал искать драгоценную бутыль с настойкой. Но она исчезла… Расстроенный, больной и несчастный, Жан-Пьер отправился в путь.