Они повернули за угол. Коридор кончался небольшой лестницей и перилами. Двенадцать ступенек. Они поднялись на площадку, куда выходила дверь, обитая кожей. Обыкновенная дверь, какие бывают в старых домах.
На двери был прикреплен почтовый ящик. На стене рядом с дверью — кнопка звонка.
Пашка толкнул дверь — она была заперта. Тогда Алиса нажала на кнопку звонка. Внутри отозвалось мирно: дзинь-дзинь.
— Иду, иду, — послышался за дверью голос.
Дверь приоткрылась на цепочку, и в щели блеснули очки.
— Вам кого? — спросили изнутри.
Это было как во сне. Только что ты прошел мимо чудовищ, стоял в тронном зале, видел ящики с изумрудами — и вдруг как пробуждение, а может, провал в другой сон — мирный голос за обыкновенной дверью.
Алиса не нашлась, что сказать, ведь не Кощея же спрашивать. Но Пашка вдруг сообразил.
— Простите, — спросил он, — Гарольд Иванович здесь живет?
— Гарольд Иванович? А кто вас к нему послал?
— У нас письмо к нему от брата, Семена Ивановича.
— Не может быть! Сейчас отворю.
Звякнула цепочка, дверь растворилась. На пороге стоял невысокого роста худенький пожилой человек, в очках, одна дужка которых была сломана и подвязана веревочкой. Он был в синем халате и шлепанцах на босу ногу.
— Заходите, пожалуйста, умоляю вас, здесь опасно стоять снаружи. Проходите внутрь, проходите.
Алиса и Пашка прошли узким темным коридором, где стояло длинное, в рост человека, зеркало и на пустой вешалке висела шляпа, в небольшой кабинет. Стены кабинета были уставлены стеллажами с книгами, там стоял письменный стол, на котором лежали бумаги и тетради, и горела лампа под зеленым абажуром.
Стены кабинета были уставлены стеллажами с книгами, там стоял письменный стол, на котором лежали бумаги и тетради, и горела лампа под зеленым абажуром. Перед столом стояли два черных кожаных кресла.
Алиса посмотрела на Пашку, Пашка на Алису.
— Давайте знакомиться, молодые люди, — сказал хозяин квартиры. — Меня, как вы изволили проницательно догадаться, зовут Гарольдом Ивановичем.
— Я — Алиса Селезнева.
— А я — Павел Гераскин.
— Чудесно, чудесно. — Гарольд Иванович пожал гостям руки. — Уж я не чаял дождаться вестей из дома. А как же вам удалось меня отыскать?
— По фотографии, — сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу его портрет, который вызывал такой ужас у обитателей подземелий.
Гарольд Иванович взял фотографию и принялся ее рассматривать.
— Как я изменился! — сказал он. — Даже не нужно смотреть в зеркало, чтобы понять, как промелькнувшие годы избороздили мое чело морщинами. О годы, годы!
С этими словами Гарольд Иванович прошел за стол, сел и поднес фотографию к глазам.
— У меня еще письмо к вам есть, — сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу конверт.
— От брата? От Сени? Как я вам благодарен, мои юные друзья! Да вы садитесь, садитесь, отдыхайте, в ногах правды нет, как говорил Цицерон.
Гости послушались. Но как только Алиса опустилась в кресло, она от удивления подскочила — кресло лишь казалось кожаным и мягким. В самом деле оно было искусно вытесано из черного мрамора. Только ударившись об него, можно было понять, что кресло — обман.
Пашка вскочил, потирая ушибленный локоть.
— Это как понимать? — воскликнул он. — Зачем вы обманываете людей?
— В чем дело? — Гарольд Иванович поднял голову и удивленно уставился на Пашку сквозь очки.
— Это же не кресла, а камни!
— Ах, да. — Гарольд Иванович виновато улыбнулся: — Я виноват! Эти кресла стоят здесь так давно и так давно в них никто не садился, что я сам поверил, что они кожаные. Господи, как бежит время! Поймите, я старею, я теряю память, я становлюсь рассеянным. И мне так дороги все воспоминания о моем земном прошлом, о нашей с Сеней квартире, о дедушкиных креслах, что я стараюсь поддерживать в себе иллюзию того, что жизнь продолжается. Да, жизнь моя явно уже прекратилась, но я себя обманываю… Простите старого немощного человека.
— Ничего, — смутился Пашка, — я понимаю. Просто от неожиданности…
— Хотите, я уступлю вам мой стул? — Гарольд Иванович даже приподнялся. — А я постою…
— Нет, что вы! — возразил Пашка. — Сидите, я не устал.
Наступила тишина. Гарольд Иванович снова углубился в чтение письма.
Пашка отошел к полкам, стал смотреть на корешки книг. Потом, не подумав даже, что надо попросить разрешения, протянул руку, чтобы достать одну из книжек. И тут же отдернул руку, потому что между пальцами и стеллажом пролетела голубая искра.
— Ой! Током бьет!
— Что? — Гарольд Иванович был раздражен. — Из-за вас я не могу дочитать письмо! Что еще стряслось?
— Я хотел взять… А оно ударило.
— Это остаточное электричество, — сказал Гарольд Иванович. — Возможно, вам приходилось об этом слышать. Электричество накапливается в горных породах.
Алисе показалось, что глаза Гарольда Ивановича за толстыми стеклами очков улыбаются. Или ей это показалось? А его указательный палец дотрагивается до кнопки посреди стола.
— Не расстраивайтесь, Павел Гераскин, — продолжал Гарольд Иванович. — Это не настоящие книги. Откуда мне здесь их добыть? Это лишь корешки, выточенные из камня. Как ученый и интеллигентный человек я не мыслю себе существования без библиотеки. За долгие годы я выточил эти стены — точную копию библиотеки моего дедушки. Видите — вот полное собрание сочинений Чарльза Дарвина. А это моя любимая книга — произведение французского энтомолога Фабра. Он так интересно писал о муравьях! А дальше справочники, справочники, словари. Но есть книги для развлечения. Да, я не чужд этому. Видите «Пиквикский клуб» Диккенса? А это его же роман «Айвенго».