Когда компания вернулась к Рыженко, ее встретили с распростертыми объятиями. Все, кроме «бросателя бутылок», который предпочел немедленно сбежать. А кардиохирург, сидевший на кухне, кинулся в объятия к Заборовскому и, рыдая, сообщил ему, показывая на свою разбитую физиономию: «Представляешь, Саша, какая-то сволочь меня избила, а я даже не знаю кто и за что». Допрошенный с пристрастием Рыженко сознался, что хотел лягнуть Забора в яйца, но только лишь для того, чтобы избежать убиения хирурга. А остальные свидетели сообщили, что врач, увидев Забора, вырывающегося из гостеприимных рук Рыженко, подумал, что Сергея бьют, и решил вступиться. Ну а поскольку он находился в невменяемом состоянии, все и кончилось так плачевно. Впрочем, не так уж плачевно — одна разбитая физиономия, один сломанный палец и один испуганный Кутиков…
Сергей Кавагое — человек, вместе с Макаром основавший «Машину» и десять лет игравший в ней, несмотря на свое японское происхождение, выпивал как нормальный русский человек. С ним связано множество историй, которые со временем, возможно, составят золотой фонд группы. Расскажу лишь одно предание, относящееся к тем временам, когда мяса в советских магазинах достать было невозможно, то есть восьмидесятым годам прошлого века. Соскучившийся по свежему мясу Кава прослышал, что километрах в пятидесяти от Москвы есть свиноферма, на которую можно пробраться через дыру в заборе, поймать там поросенка и тем же путем уйти. Решение поесть свежей молодой свининки зрело с каждым днем, и, наконец, Кавагое решился. Надел сапоги, телогрейку, взял с собой мешок, острый топор и отправился в путь. Будь это в наше время, его задержали бы на первой станции в метро и по подозрению в терроризме отправили бы в обезьянник, но тогда все было гораздо спокойнее. Он добрался до вокзала, сел в электричку и достал бутылку водки. С аппетитом откушал ее и через час был уже на станции назначения.
Осеннее небо темнело стремительно, но дорогу к ферме Кава нашел — все-таки опыт почти профессионального охотника и рыбака сказывался. Сидя в кустах, стал дожидаться окончательной темноты, согревая себя глотком-другим из оставшейся в запасе «чекушки». Затем, по наступлении часа «Ч», пролез через дыру в заборе и стал присматривать поросенка, достойного стать жертвой. Глаза у него разбегались, свинюков было множество, разной комплекции и шустрости. Обнажив топор, он стал гоняться за свиньями, в надежде нанести одной из них точный удар. Было скользко. Слой навоза превышал несколько сантиметров, так что, когда Кава падал, вставать ему приходилось с трудом. Наконец, по прошествии получаса он сумел хватить какого-то зазевавшегося свиненка по шее топором, поднял его, загрузил в мешок и отправился в обратный путь. Сел в электричку и от сознания выполненного долга, тепла и выпитой водки задремал. Проснулся минут через сорок на подъезде к Москве. Народ толпился в проходах, все сидячие места были заняты, только на пять мест в Кавином отсеке никто не претендовал. И немудрено. Представьте себе, сидит бородатый, узкоглазый, явно нетрезвый мужик, сапоги у него до середины в говне, телогрейка тоже не блещет чистотой, спортивная шапочка надвинута на глаза, а рядом лежит мешок, из которого торчит топорище. К тому же из-под мешка расплывается довольно большая лужа крови. Удивительно, но факт: Каву не только не сдали в милицию по прибытии на станцию, но он в таком виде даже доехал от «Комсомольской» до Юго-Запада и принес вожделенную добычу домой. Потом разделал ее, часть съел, а остальное загрузил в морозилку и оставил до Рождества.
Единственным иногородним артистом, который был принят в свое время в «Машину времени», был Юрий Ильченко — известный автор и основатель питерской группы «Мифы». Он попытался придать «Машине» питерской «приземленности», чтобы оттенить псевдофилософскоромантические песни Макара, но ему это не удалось. Но выпивал он исправно, и с его участием происходило много забавных историй. Как-то раз он пришел на свадьбу к своему приятелю. Знаком он был отнюдь не со всеми гостями, поэтому принял решение быстрее напиться и уйти. Но поскольку гостем он был почетным, все-таки артист, ему через пару часов пришлось говорить тост. Не долго думая, он изрек следующее: «Дорогой друг! Я хотел бы выпить за крышку твоего гроба, которая будет сделана из столетнего дуба, который я посажу завтра ровно в шесть часов утра, если, конечно, проснусь в это время». Сказал и сел. Все молчат. Кто-то выпил, кто-то не стал. А через пару минут двое крепких братков — друзей жениха, взяли его под руки и вытащили из-за стола. «Ты, что ли, за крышку гроба пил? А ну-ка получи!» Били, правда, лениво и недолго, но воспоминания о свадьбе остались самыми неприятными.
А вот мой преемник за клавишными Саша Зайцев алкоголем стал увлекаться только в «Машине». Было это лишь по одной причине — он достаточно сильно занимался наркотиками. Одно время ему удавалось это скрывать, но со временем все вышло на свет Божий. И тогда было решено «лечить» его. Лечение было придумано следующее: под всякими благовидными предлогами Полковника приглашали в гости к Макаревичу примерно через день. Не приходить к руководителю считалось моветоном, так что он являлся, а Макаревич, Алексеич, Леня Лебедев и иногда Максим Капитановский поили его до упада. Так чтобы хватило на следующий день. А потом все повторялось снова. Зайцев далее в определенном смысле полюбил выпивать, но и от наркотиков не отказался, и все время был готов соскочить обратно к «наркомам». А о своем восприятии алкоголя и о том, почему он теперь никогда не пьет шампанское, он рассказал следующую историю.