В нерешительности помедлив, он собрался наконец с духом, подкрался к ней сзади, ласково положил руку на ей на плечо и сказал:
— Матушка, что с тобой? Ты зла на меня?
Женщина обернулась к нему и тут же отпрянула с криком ужаса.
— Что тебе нужно от меня, гадкий карлик? — воскликнула она. — Прочь, прочь! Терпеть не могу таких шуток.
— Да что с тобой, матушка? — спросил Якоб совсем испуганно. — Ты, конечно, нездорова. Почему ты гонишь от себя своего сына?
— Я уже сказала тебе: ступая своей дорогой! — сердито ответила Ганна. — У меня ты ничего не заработаешь своим кривляньем, гадкий уродец!
«Право же, бог отнял у нее свет разума! — озабоченно подумал Якоб. — Как бы мне ухитриться отвести ее домой?»
— Образумься, милая матушка, посмотри на меня хорошенько, я ведь твой сын, твой Якоб.
— Нет, эта шутка переходит всякие границы, — обратилась Ганна к соседке. — Взгляните-ка на этого гадкого карлика! Стоя здесь, он наверняка отобьет у меня всех покупателей, и он еще позволяет себе смеяться над моим горем. Он говорит мне: «Я ведь твой сын, твой Якоб!». Бессовестный!
Тут поднялись соседки и давай ругаться на чем свет стоит — а рыночные торговки, знаете ли, ругаться умеют, — и давай бранить его за то, что он смеется над горем бедной Ганны, у которой семь лет назад был украден красавец мальчик, и грозить, что если он сию же минуту не уберется, они все скопом бросятся на него и его исцарапают.
Бедный Якоб не знал, что ему обо всем этом и думать. Ведь он же, казалось ему, пошел сегодня утром, как обычно, на рынок с матерью, помог ей там разложить товар, затем сходил со старухой к ней домой, поел там супчику, немножко поспал и вот вернулся, а мать и соседки говорили о каких-то семи годах! И называли его мерзким карликом! Что же это с ним произошло?
Когда он увидел, что мать и слышать о нем не хочет, глаза его наполнились слезами, и он печально побрел к лачуге, где целыми днями сапожничал его отец. «Посмотрю, захочет ли узнать меня он. Стану у двери и поговорю с ним». Дойдя до хибары сапожника, он стал у двери и заглянул внутрь. Мастер был так занят своей работой, что не заметил его. Но случайно взглянув потом на дверь, он уронил на пол башмак, дратву и шило и в ужасе вскрикнул:
— Боже мой, что это, что это?
— Добрый вечер, мастер! — сказал Якоб, входя в лавку. — Как вам живется?
— Плохо, плохо, маленький господин! — отвечал отец, к великому удивлению Якоба. — Дело у меня перестало ладиться. Я тут совсем один, но ведь я старею, а подмастерье мне не по средствам.
— Разве у вас нет сынка, который мог бы понемножку помогать вам в работе? — продолжал свои расспросы Якоб.
— Был у меня сынок, звали его Якоб, сейчас это был бы стройный складный парень двадцати лет, который еще как смог бы мне помогать. То-то было бы житье! Уже в двенадцать лет он был на редкость услужлив и ловок и в ремесле уже смыслил, да и собой был хорош, и нравом приятен. Он приманил бы мне таких заказчиков, что я скоро перестал бы чинить старье, а тачал бы только новую обувь! Но таков уж мир!
— Где же ваш сын? — дрогнувшим голосом спросил своего отца Якоб.
— Бог весть, — отвечал тот. — Семь лет назад — да, вот сколько уже прошло времени — его украли у нас на рынке.
— Семь лет назад! — в ужасе воскликнул Якоб.
— Да, маленький господин, семь лет назад. Помню, словно это было сегодня, как жена пришла домой с плачем, крича, что прождала мальчика весь день, всех расспрашивала, везде искала его и нигде не нашла. Я всегда думал и говорил, что так будет. Якоб был красивый ребенок, ничего не скажешь. Вот жена и гордилась им, ей нравилось, когда люди его хвалили, и она часто посылала его с овощами и всякой всячиной в дома важных господ. Резон в этом был, его всегда щедро одаривали. Но я говорил: гляди в оба! Город велик, плохих людей в нем немало, гляди за Якобом в оба. Так оно и вышло, как я говорил. Приходит на рынок однажды какая-то уродливая старуха, торгуется из-за фруктов и овощей и наконец накупает столько, что ей самой не снести. Моя жена, сердобольная душа, посылает с ней нашего мальчика, и… больше она его не видела.
— И с тех пор прошло семь лет, говорите?
— Семь лет будет весной. Мы объявили о пропаже, ходили по домам, расспрашивали. Многие знали нашего красивого мальчика, успели его полюбить и теперь искали его вместе с нами. Все напрасно. И ту женщину, что купила овощи, тоже никто знать не знал. Но одна древняя старуха, прожившая на свете девяносто лет, сказала, что это была, наверно, злая фея Травознайка, которая раз в пятьдесят лет приходит в наш город за покупками.
Так говорил отец Якоба, вовсю стуча при этом по башмакам и широко растягивая дратву обеими руками. Постепенно мальчику стало ясно, что с ним произошло, он понял, что не сон видел, а семь лет прослужил в виде белки у злой феи. Гнев и скорбь наполнили его сердце так, что оно чуть не разорвалось. Семь лет юности украла у него старуха, а что получил он взамен? Научился наводить глянец на туфли из кокосового ореха да убирать комнату со стеклянным полом! Узнал от морских свинок все тайны кухни! Он молча стоял несколько мгновений, размышляя о своей судьбе. Наконец отец спросил его: