— Хорошо, пусть будет по-твоему! — воскликнула старуха, метнув на нее злобный взгляд. — Я куплю у тебя эти шесть кочанов. Но мне, как видишь, приходится опираться на посох, и нести я ничего не могу. Позволь твоему сыночку доставить мне товар на дом. Я заплачу ему за это.
Мальчик не захотел идти с ней и заплакал, потому что эта карга внушала ему ужас.
Но мать строго приказала ему отнести капусту, почитая за грех взваливать такую ношу на старую, слабую женщину. Он, хныча, повиновался, сложил, кочаны в платок и пошел за старухой с рынка.
Двигалась она не очень-то быстро, и ей понадобилось чуть ли не три четверти часа, чтобы добраться до отдаленной части города, где она наконец остановилась у одной ветхой хижины.
Вынув из кармана старый ржавый крючок, она ловко вставила его в маленькую замочную скважину, и вдруг дверь со скрежетом распахнулась. Но каково было удивление маленького Якоба, когда он вошел! Внутри все было великолепно, потолок и стены были мраморные, утварь из прекраснейшего черного дерева с врезными украшениями из золота и лощеных камней, а пол стеклянный и такой гладкий, что мальчик поскользнулся и упал. Старуха же вынула из кармана серебряную дудочку и продудела мелодию, которая резко огласила весь дом. Тотчас по лестнице спустилось несколько морских свинок. Якобу показалось очень странным, что ходили они прямо, на двух лапках, обутых вместо башмаков в ореховые скорлупки, а одеты были в людское платье и даже носили на головах шляпы по последней моде.
— Куда вы девали мои туфли, негодники? — крикнула старуха и стала колотить их палкой, заставляя их с визгом подпрыгивать. — Долго ли мне еще так стоять?
Они быстро взбежали по лестнице и вернулись с двумя скорлупами кокосового ореха, устланными внутри кожей, которые ловко надели старухе на ноги.
Теперь ее хромоты и ковыляния как не бывало. Она отшвырнула палку и пребыстро заскользила по стеклянному полу, таща за собой за руку маленького Якоба. Наконец она остановилась в одной комнате, которая множеством всяких приспособлений напоминала, пожалуй, кухню, хотя столы красного дерева и диваны, увешанные богатыми коврами, больше подходили для парадного зала.
— Садись, сынок, — сказала старуха довольно дружелюбно, прижав его к углу одного из диванов и поставив перед ним стол так, чтобы Якоб уже не мог выбраться. — Садись, тебе пришлось нести тяжелую ношу, человеческие головы не так-то легки.
— Какие странные вы говорите слова! — воскликнул мальчик. — Устать я и правда устал, но ведь головы-то нес я капустные, которые вы купили у моей матери.
— Ну, на этот счет ты ошибаешься, — засмеялась старуха и, сняв крышку с корзины, вытащила оттуда за волосы человеческую голову.
Мальчик был вне себя от ужаса. Он не мог понять, как все это произошло. Но он подумал о своей матери. «Если кто-нибудь узнает об этих человеческих головах, — подумал он про себя, — то обвинят во всем, конечно, мою мать».
— Теперь я должна дать тебе что-нибудь в награду за твое послушание, — пробормотала старуха. — Погоди минутку, я сварю тебе такого супчику, который тебе запомнится на всю жизнь.
Сказав это, она снова задудела. Сперва явилось множество морских свинок в человеческой одежде. На них были фартуки, а за поясом у них торчали половники и кухонные ножи. Затем прискакала целая орава белок. На них были широкие турецкие штаны, они ходили на задних лапах, и головным убором им служили зеленые бархатные шапочки. Это были, по-видимому, поварята, потому что они стремглав взбирались вверх по стенам, спускались оттуда со сковородками и мисками, с яйцами и маслом, с травами и мукой и несли все это к очагу. А там в своих туфлях из кокосовых скорлуп сновала взад и вперед старуха, и мальчик видел, что она вовсю старается приготовить ему вкусное блюдо. Вот с треском взвился огонь, вот что-то задымилось и закипело на сковородке, и приятный запах распространился по комнате. А старуха бегала взад-вперед, белки и морские свинки за нею следом, и всякий раз, пробегая мимо очага, она совала свой длинный нос в горшок.
Наконец в горшке забулькало и зашипело, из него пошел пар, и пена побежала в огонь. Она сняла горшок, вылила свое варево в серебряную миску и поставила ее перед маленьким Якобом.
— Так-так, сынок, так-так, — сказала она, — поешь-ка этого супчику, и у тебя будет все, что тебе так понравилось во мне! Вдобавок ты станешь искусным поваром, ведь надо же тебе кем-то быть, но травки — шалишь! — травки тебе никогда не найти. Почему ее не было в корзине у твоей матери?
Мальчик не понимал, о чем она говорила. Тем большее внимание он уделил супу, который нашел отменно вкусным. Его мать готовила ему разные лакомые кушанья. Но такого славного блюда он еще ни разу не ел. Суп благоухал травами и пряностями, он был кисло-сладкий и очень крепкий.
Когда он доедал последние капли этого чудесного супа, морские свинки зажгли арабское куренье, и по комнате поплыли синеватые клубы дыма. Клубы эти становились все гуще и оседали. Запах куренья опьянял мальчика. Сколько раз ни говорил себе Якоб, что надо вернуться к матери, он, не успев собраться с силами, снова погружался в дремоту и наконец по-настоящему уснул на диване старухи.