— …скверный городишко: пиво паршивое, народ ленивый, жадный… Охрана их вовсе никуда не годится — старики да долдоны безмозглые. Я там бывал, я знаю.
Вещал белолицый, хрупкий на вид юноша, презрительно кривя губы.
— Неправда! — подал голос Клим. — Зачем врешь, если не знаешь?
Теннон населяли вполне обычные люди — в меру веселые, работящие, а что касается охраны, так там хватало опытных воинов, прошедших не одну битву. Клим знал всех: сколько раз приходилось плечо к плечу отражать атаки плосколицых прибрежников, вооруженных кривыми саблями и разящими без промаха луками.
Белолицый осекся.
— Это еще кто?
Встал Гордей.
— Не лезь к нему, Максарь. Не лезь лучше.
Максарь еще больше скривил губы.
— Тебе-то что? Приблудь всякую защищаешь?
Клим вскипел. Ноги выпрямились сами и он резко поднялся, собираясь назваться.
Стул Тереха с шумом отъехал назад, плечо снизу ткнулось в поднос, некстати нависший справа, и целая кварта пива выплеснулась ему на голову.
Слова застряли в горле под дружный хохот окружающих. Клим зажмурился; он стоял у стола мокрый, жалкий и растерянный. В плотном хоре смеющихся отчетливо выделялся голос Максаря.
«Черт бы побрал этого поваренка», — с досадой подумал Терех, оборачиваясь. Рука его напряглась для дежурной оплеухи. Глаза щипало от крепкого пива.
Обернувшись, он чуть не утонул во взгляде огромных зеленых глаз с потрясающе длинными ресницами.
Поваренок стянул с головы колпак и целый водопад огненно рыжих волос хлынул по плечам.
— Извини, — сказал поваренок. Вернее сказала, ибо это была девушка. Я не ожидала, что ты встанешь…
Рука Клима опустилась сама собой. Надо было выкручиваться.
Он провел ладонью по своей щеке, задумчиво лизнул, и заметил:
— Доброе пиво! Принесешь еще?
За столом снова грянул хохот, на этот раз — одобрительный. Кто-то даже хлопнул его по плечу, мол, молодец парень! Не растерялся.
Девушка, не понимая, хлопала глазами. Она ожидала брань, а не шутку.
— Ты что, помыться решил? — ехидно встрял Максарь.
Клим молча взял кружку из руки соседа, нарочито медленно обошел стол и остановился рядом с белолицым.
— Я из Теннона, — негромко сказал он. — Служил там в охране. И вот что думаю по поводу твоих слов…
Клим опрокинул кружку точно над макушкой Максаря, пиво залило его кудри и потекло на куртку. Максарь разинул от неожиданности рот, потом с проклятием вскочил. Меч его рванулся из ножен.
Клим обнажил свой лишь на миг позже.
— Это еще что? — загремел вдруг властный голос. Клим скосил взгляд, не желая упускать Максаря из поля зрения.
У столика стоял седой. Усы его топорщились, как у рассерженного кота.
— Хорошо же ты начинаешь службу, — жестко сказал он Климу.
Еще несколько секунд седой мрачно глядел то на Максаря, то на Тереха.
— Отведи их, пусть умоются, — велел он девушке, теребящей поварской колпак. — Живо.
— А вы, — обратился седой к белолицему и Климу, — если сцепитесь до завтра, заказывайте отпевал.
Максарь, скрипнув зубами, вогнал меч в ножны и, не глядя на Клима, пошел вослед девушке куда-то за стойку у дальней стены.
Терех последовал за ним, тоже убрав меч.
Они по очереди умылись в большой дубовой кадке. Максарь утерся полотняной салфеткой, швырнул ее на пол и вышел вон, все так же избегая смотреть на Клима. Девушка подала вторую салфетку Климу, и негромко предупредила:
— Берегись его.
Клим подал ей мокрую салфетку.
— Спасибо.
На секунду он поймал взгляд ее умопомрачительно зеленых глаз и повторил:
— Спасибо.
Клим хотел спросить, как ее зовут, но почему-то не решился.
Когда Терех вернулся в зал, его окликнул Гордей:
— Эй, парниша! Пойдем со мной.
Клим повиновался. Они вышли на площадь. Часы на башне пробили десять — всего час минул с тех пор, как вошли в таверну.
«В этом городе все происходит на удивление быстро…» — рассеянно подумал Клим.
— М-да, — сказал Гордей. — Зря ты с Максарем связался.
Он помолчал.
— Сегодня его можешь не бояться, слово Влада — закон. А с утра готовься постоять за себя.
Клим пожал плечами и погладил рубчатую рукоять меча. Постоять за себя впервые ему пришлось в семь лет и с тех пор он здорово поднаторел в этом искусстве.
Смеркалось; они шли засыпающим городом к казармам. Гордей молчал, Терех молчал, город молчал, и лишь сверчки монотонно верещали на чердаках.
В казарме Клим повалился на указанную Гордеем койку и мгновенно забылся.
Утром из крепкого сна его выдернул трубач. Тряхнув головой, Клим сел и огляделся. Солдаты поднимались с коек и нестройно тянулись к светлому проему выхода. Клим побрел за ними.
Во дворе буйствовало солнце, приходилось щуриться. Воевода Влад нарочно выстроил всех лицом к восходящему светилу; ратники терли глаза и заслонялись ладонями.
Кого-то определили в стражу, кого-то в конный обход, кого-то в охрану торговцев; солдаты разбирали оружие и доспехи да и разбредались по назначению. Скоро от плотного строя осталась жиденькая цепочка. На дальнем фланге Клим углядел фигуру Максаря.
Влад всыпал по первое число угрюмому ратнику, погоревшему накануне на пьянке, отослал его к штрафникам (Клим отметил — без конвоя) и обратился к Тереху.
— Теперь ты.
— Выйди из строя, — шепнул стоящий рядом Гордей.