— Тогда в чем же дело?
— Да ни в чем. Просто мне хочется с кем-нибудь посоветоваться. А кроме тебя, у меня подруг нет.
— Если ты спрашиваешь моего мнения, то я — за. Парень он вроде неплохой, пьет в меру. Денег, правда, зарабатывает не густо. Но все равно — лучше, чем ничего…
— Хорошо, уговорила. Под твою ответственность…
После свадьбы первые три месяца пролетели как один день — день сменялся ночью, ночь днем, — а молодые не ругались, не били посуду и не обзывали друг друга бранными словами.
Хотя Елена и не совсем понимала, почему муж, которого она искренне любит, холит и лелеет, курит в комнате, зная, что капля никотина убивает лошадь, а на ее справедливые замечания возражает, что, дескать, он женился не на лошади.
Зачем ему курить? Что за необходимость? Она не курит — и ничего страшного не случается… В остальном же все было хорошо. Иногда они ходили в кино, иногда в гости к Жанне с мужем. Там молодые пили, ели, рассказывали анекдоты.
Новогоднее повышение цен в 1992 году застало молодых врасплох.
— Где деньги добывать?! — кричал Василий. — Что есть будем?
— Не знаю… Может, у родителей занять?
— Ха-ха… Они бы сами у кого-нибудь заняли! Первое время после либерализации цен молодая семья питалась старыми запасами, которых, по правде говоря, было изрядное количество. Только муки было припасено два мешка. А еще — мешок сахара, тридцать два пакета супа, по десять килограммов манной, гречневой и ячневой круп. Пятнадцать килограммов риса.
Все было бы ничего, но через два месяца у Василия наступило отвращение к названным продуктам.
— Сделай что-нибудь другое, — попросил он Елену.
— Что же я могу сделать? Через неделю будет конкурс — стану профессором. Зарплату добавят. Купим тогда что-нибудь вкусненького.
— Что там твоей зарплаты!
— Что ты от меня требуешь? Чего добиваешься? Больше, чем у меня есть, я принести не могу. Подумал бы, как самому заработать. В твоем возрасте многие докторские защищают, а ты вон только в прошлом году — кандидатскую… Ты на Жанкиного мужа посмотри. Организовал кооператив, сейчас богатый человек. А кем раньше был? Инженером задрипанным… Теперь Жанка вся в золоте, мехах, а я как курица облезлая… В зеркало противно смотреть!
— А ты занимайся утренней гимнастикой.
— Сам занимайся. Ты от бескормицы страдаешь, а не я…
К концу года Елена стала заведовать кафедрой. К этому времени у нее было множество поклонников, среди которых был даже член-корреспондент большой Академии. Они не были любовниками, но вели себя так, словно до последнего (и самого приятного) шага осталось всего ничего.
Елена понимала, что на их фоне Василий выглядит бледно и жалко, но это только усугубляло ее жалось и удерживало ее от тернистого пути адюльтера.
Василий со своей стороны чувствовал, что жена давно превзошла его в карьерном росте и крепко по этому поводу переживал, но не знал, как исправить ситуацию. Писать докторскую? Но никто не предлагает, да если бы и предложил… Заниматься бизнесом? Но у него к этому нет никаких задатков…
— Она меня не ценит, — жаловался Василий приятелю по прозвищу Самолет, с которым в последнее время стал задерживаться после работы, чтобы раздавить бутылочку доброго портвейна. — Думает, она главная. А кем она раньше была? Старой девой! Мне Жанка говорила: ты хоть переспи с ней, доставь девушке удовольствие… Но я как честный человек женился… А она говорит, что я зарабатываю мало. Я воровать не умею, меня дура-нянька воспитала в том плане, что воровать грешно. И наемным убийцей быть не хочу…
— И правильно! Наливай…
— Да… О чем я? — Василий разлил портвейн.
— О том, что ты убийцей быть не хочешь…
— Не хочу и не буду. Она такая вот фифочка — доктор наук, а я — дерьмо на палочке.
— Бросай ее…
— Не могу, я ее люблю. Только вот она этого не ценит….
Все чаще Василий задерживался после работы с Самолетом. Тому было две причины. Во-первых, Самолет мог часами слушать рассуждения Василия о мире, прогрессе и человечестве, во-вторых, Василия в последнее время тянуло домой все меньше.
— Опять с Самолетом надрался, — встречала его жена, отворяя дверь. — Сколько можно? Ты же сопьешься в конце концов — станешь алкоголиком.
— Ну и пусть. В конце концов, меня вылечат, возьмут на поруки. Общественность не бросит меня в беде.
— Тебя печень бросит в беде. Ты посмотри на себя — коричневый, как негр. У тебя, наверняка, цирроз.
— Ну и пусть цирроз. Пусть я умру. А над моей могилой Самолет споет несчастную песнь о том, что он не сокол и потому не летает, хоть и Самолет.
— Плевать мне на твоего Самолета. Ты о себе подумай.
А вскоре Самолет получил инвалидность по причине тяжелого инсульта. Теперь он не пил и почти не ел. Василий нашел другого собутыльника и часто не ночевал дома. Елена давно махнула на мужа рукой. Посуду не бьет, не дерется — и слава Богу.
— Ты заведи себе мужика, — говорила Жанна. — Еще ж молодая женщина…
Но Елена не слушала советов подружки.
Детей у Елены и Василия не было. Елена иногда жалела об этом, а иногда радовалась.
«Был бы у меня ребенок, — думала она, — что бы он видел? Вечно пьяного отца, который ночует под забором?»