— При чем тут Марина? — удивился Иерихонский. И обратился за поддержкой к Павлышу, видимо, считая его куда более информированным, чем было на самом деле. — Разве можно сравнивать?
Павлыш пожал плечами. Он не знал, можно ли сравнивать Иерихонского и Марину Ким. Хотя это также подтверждало его подозрение, что Иерихонский живет спокойной жизнью, а вот Марина нет. Иерихонский бегает по лестницам, чтобы не потерять форму, а Марине это не грозит.
— Он же не знает Марину, — напомнила Сандра.
— Ах да, я совсем забыл.
— Я ее как-то встречал, — сказал Павлыш. — Давно еще, на Луне, полгода назад.
— Не может быть! — воскликнул Иерихонский. — Вы ошиблись!
— Да? А ты забыл, что творилось в институте? — спросила Сандра.
— Не может быть! — воскликнул Иерихонский. — Вы ошиблись!
— Да? А ты забыл, что творилось в институте? — спросила Сандра. — У тебя дырявая голова.
Иерихонский не стал возражать.
Они вошли в обширное помещение, придавленное низким потолком, укрепленным кое-где столбами. Дальняя стена зала была прозрачной. За ней зеленела толща воды.
— А вот и наш аквариум, — произнес Иерихонский.
— Я вас оставлю, — сказала Сандра. — Мне надо передать письма, а потом на работу.
— Счастливо, — ответил Иерихонский, и голос его дрогнул. — Не переутомляйся.
Павлыш подошел к прозрачной стенке. Мелкая рыбешка стайкой промелькнула совсем рядом, лучи солнца пробивались сквозь воду и растворялись где-то вверху, создавая впечатление громадного, заполненного туманом зала, под потолком которого, невидимые, светят люстры. Покачивались длинные руки водорослей. Дно океана покато уходило вглубь, ну а там, смутно различимые, поднимались зубцы черных скал. Громадная акула появилась из темной глубины и медленно, величественно подплыла к стеклу. За ней последовала вторая, чуть меньше размером.
Откуда-то сбоку, из невидимого Павлышу люка выплыла Сандра. Она была в легком резиновом костюме, ластах и больших очках. Она не видела акул, и Павлыш испугался за нее. Женщина поплыла прямо к акуле.
— Сандра! — крикнул Павлыш, бросаясь к стеклу.
Акула поменьше грациозно повернула к Сандре. В грациозности ее движения чувствовалась страшная первобытная сила.
— Сандра!
— Успокойся, — сказал Иерихонский. Павлыш даже забыл о нем. — Мне тоже иногда бывает страшно.
Акула и Сандра плыли бок о бок. Сандра что-то говорила акуле. Павлыш мог бы поклясться, что видел, как открывается ее рот. Затем Сандра поднялась чуть выше, легла акуле на спину, держась за острый плавник, и акула мгновенно скользнула в глубину. Вторая последовала за ней.
Павлыш поймал себя на том, что стоит в неудобной позе, почти прижавшись лбом к стеклу. Он провел ладонью по виску, ему показалось, что растрепались волосы. Волосы были в порядке. В конце концов, этому было правдоподобное объяснение: здесь дрессировали морских животных.
Павлыш не знал, сколько прошло времени. Потом он обернулся, чтобы спросить Иерихонского, что же все это значит. Но Иерихонского не было.
Павлыш вспомнил, что не договорился, где встретится с Димовым.
Он поднялся наверх на лифте, без труда нашел большой зал с портретами. Но там никого не было. Тогда он вернулся в свою комнату, полагая, что Димову легче будет отыскать его там.
Комната тоже была пуста. Павлыш подошел к портрету Марины. Марина смотрела мимо Павлыша, словно увидала что-то очень интересное у него за спиной. Уголки полных губ были приподняты: это еще была не улыбка, но начало улыбки. Прошло уже больше сорока минут. Димов не появлялся. Павлыш подошел к окну. За окном гулял ветер. Барашки тянулись до самого горизонта. В комнате было очень тихо — стекло не пропускало звука. Тихо было и в коридоре. И тут послышалось легкое стрекотание, как будто рядом проснулся деловитый сверчок. Павлыш огляделся. На дальнем конце длинного рабочего стола Вана стояла пишущая машинка. Она работала. Край листа показался над кареткой и выскочил на несколько сантиметров, показав напечатанную строчку. Машинка щелкнула, и отрезанная записка выскочила в приемник. Павлыш почему-то решил, что записка может предназначаться ему.
Димов его разыскивает и таким способом назначает ему рандеву. Он подошел к машинке и подобрал листок.
«Ван, — было напечатано на листке, — как зовут прилетевшего человека? Если Павлыш, не говори ему обо мне. Марина».
Павлыш стоял, держа в руке записку. Марина не хочет его видеть. Она обижена на него? Но за что? А как ему следует вести себя дальше? Он-то знает, что Марина здесь…
— А, вот вы где, — произнес Димов. — Правильно сделали, что вернулись сюда. Я вас сразу нашел. Ну как, были внизу?
— Был, — ответил Павлыш. Надо было положить записку на место. Он сделал шаг к машинке.
— Что-нибудь случилось? — спросил Димов. — Вы расстроены?
Павлыш протянул уже руку с запиской к машинке, но вернулся. Есть ли смысл таиться? Он передал записку Димову.
— Ага, это их частная переписка. — Димов показал на машинку. — А вы случайно взяли записку, потому что машина заработала, а вы решили, что это я вас разыскиваю, правда?
Павлыш кивнул.
— А прочтя, естественно, расстроились. Ибо каждому из нас неприятно, если его не хотят видеть, даже если к этому есть достаточные основания.