— Делириум тременс? Вы уверены?
— Нужно немедленно вызвать врача, — повторил я. — И сиделок.
Я опустил руку на телефонную трубку. Он моментально подскочил ко мне и положил ладонь на мою руку.
— Зачем же вы? — сказал он. — Давайте лучше я вызову врача. Вы тут человек новый, а я знаю отличного врача.
— Ну какой там у вас врач… — возразил я, глядя на ссадину у него на костяшках пальцев. Эта ссадина тоже была свежая.
— Отличный врач. Как раз специалист по белой горячке.
— Вот видите, — сказал я. — А может быть, у Римайера и нет никакой белой горячки.
Римайер вдруг сказал:
— Так я велел… Альзо шпрахт Римайер… Наедине с миром…
Мы оглянулись на него. Он говорил высокомерно, но глаза его были закрыты, а лицо в складках дряблой серой кожи казалось жалким. Сволочь, подумал я про Оскара, имеет наглость торчать здесь. У меня вдруг мелькнула дикая мысль, показавшаяся мне в тот момент очень удачной: свалить Оскара толчком в солнечное сплетение, связать и заставить немедленно выложить все, что он знает. Знает он, вероятно, много. А может быть, и все. Он смотрел на меня, и в его бледных глазах были страх и ненависть.
— Хорошо, — сказал я. — Пусть врача вызовет портье.
Он убрал руку, и я позвонил портье. В ожидании врача я сидел возле Римайера, а Оскар ходил из угла в угол, перешагивая через лужу спиртного. Я следил за ним краем глаза. Он вдруг нагнулся и поднял что-то с пола. Что-то маленькое и пестрое.
— Что это там? — спросил я равнодушно.
Он поколебался немного, а затем бросил мне на колени плоскую коробочку с пестрой этикеткой.
— А, — сказал я и поглядел на Оскара. — «Девон».
— «Девон», — отозвался он. — Странно, что здесь, а не в ванной, правда?
Черт, подумал я. Пожалуй, я был слишком зелен, чтобы драться с ним в открытую. Я еще слишком мало знал.
— Ничего странного, — сказал я наобум. — Вы ведь, кажется, распространяете этот репеллент. Наверное, это образец, который вывалился у вас из кармана.
— У меня из кармана? — Он страшно удивился. — А, вы имеете в виду, что я… Но я уже давно выполнил все поручения и теперь просто отдыхаю. — Он помолчал. — Но, если вы интересуетесь, я мог бы помочь.
— Это очень интересно, — сказал я. — Я посоветуюсь…
Тут, к сожалению, дверь распахнулась, и появился врач в сопровождении двух сестер.
Врач оказался человеком решительным. Он жестом убрал меня с кушетки и отбросил портьеру, которой был накрыт Римайер. Римайер лежал совершенно голый.
— Ну конечно… — сказал врач.
Римайер лежал совершенно голый.
— Ну конечно… — сказал врач. — Опять… — Он поднял Римайеру веки, оттянул ему нижнюю губу, пощупал пульс. — Сестра, кордеин… И вызовите горничных, пусть вылижут эту конюшню до блеска… — Он выпрямился и посмотрел на нас. — Родственники?
— Да, — сказал я. Оскар промолчал.
— Вы нашли его уже без сознания?
— Он лежал и бредил, — сказал Оскар.
— Это вы перенесли его сюда?
Оскар помедлил.
— Я только укрыл его портьерой, — сказал он. — Когда я пришел, он лежал, как сейчас. Я боялся, что он простудится.
Врач некоторое время смотрел на него, потом сказал:
— Впрочем, это безразлично. Вы можете идти. Оба. С ним останется сиделка. Вечером можете позвонить. Всего хорошего.
— А что с ним, доктор? — спросил я.
Врач пожал плечами.
— Ничего особенного. Переутомление, нервное истощение… Кроме того, он, по-видимому, слишком много курит. Завтра он станет транспортабельным, и тогда увезите его домой. У нас ему оставаться вредно. У нас слишком весело. До свидания.
Мы вышли в коридор.
— Пойдемте выпьем, — предложил я.
— Вы забыли, что я не пью, — заметил Оскар.
— Жаль. Вся эта история меня так расстроила, что хочется выпить. Римайер всегда был таким здоровяком…
— Ну, в последнее время он сильно сдал, — сказал Оскар осторожно.
— Да, я с трудом узнал его, когда вчера увидел…
— Я тоже, — сказал Оскар. Он не верил ни одному моему слову. Я ему тоже.
— Где вы остановились? — спросил я.
— Здесь же, — сказал Оскар. — Этажом ниже, восемьсот семнадцатый номер.
— Жаль, что вы не пьете. Мы бы могли посидеть у вас и хорошо поговорить.
— Да, это было бы неплохо. Но, к сожалению, я очень спешу. — Он помолчал. — Знаете что, дайте мне ваш адрес, завтра утром я вернусь и зайду к вам. Около десяти — вас устроит? Или вы позвоните мне…
— Отчего же… — сказал я и дал ему свой адрес. — Честно говоря, меня очень интересует «Девон».
— Я думаю, мы сумеем договориться, — сказал Оскар. — До завтра.
Он сбежал по лестнице. Он действительно, по-видимому, спешил. А я спустился на лифте в вестибюль и дал телеграмму Марии: «Брату очень плохо чувствую себя одиноким бодрюсь Иван». Я и в самом деле чувствовал себя одиноким. Римайер снова вышел из игры — по крайней мере на сутки. Единственный намек, который он мне дал, — это совет насчет рыбарей. Ничего определенного у меня не было. Были рыбари, которые обитают где-то в Старом Метро; был «Девон», который, возможно, каким-то боком касался моего дела, но с тем же успехом мог не иметь к нему никакого отношения; был Оскар, явно связанный с «Девоном» и с Римайером, фигура достаточно неприятная и зловещая, но, несомненно, лишь одна из множества неприятных и зловещих фигур на местных безоблачных горизонтах; был еще какой-то Буба, снабдивший «Девоном» пористый нос… В конце концов, я здесь всего сутки, подумал я. Время есть. И на Римайера, в конце концов, можно еще рассчитывать, и Пека, может быть, удастся найти… Я вдруг вспомнил вчерашнюю ночь и дал телеграмму Зигмунду: «Концерт самодеятельности двадцать восьмого подробности не знаю Иван».
Потом я подозвал портье и спросил, как быстрее пройти к Старому Метро.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ