Великаны и храбрый пастушок

Уткнулся подпасок лицом в землю и заплакал, как малое дитя.

— Ой, овечки мои милые! Никогда-то я вас не обижал, кнутом не стегал, камнями не подгонял. Как вернусь я без вас к старому пастуху? Что скажу ему?

Плакал он, плакал, а потом рассудил: «Слезами горю не поможешь, овец не оживишь. Надо пастбище получше поискать, а то они всю траву здесь подъели».

И погнал он овец под дубами да буками, под соснами да елями туда, где трава погуще, посочней, цветом позеленей.

Глядит подпасок на овец и дивится. Травы вдоволь, а они все дальше в лес бегут, на полянках не останавливаются, сквозь чащу продираются, через топи болотные по кочкам перескакивают.

— Стой! Стой!

Но где там! Не слушаются его овцы, бегут, будто их кто подгоняет.

Вот прибегают они на поляну. Вековые буки поляну подковой окружили, в древесные объятия дворец беломраморный заключили. Дворец на солнце искрится, будто из снега слеплен.

Тут овечки остановились и к пастуху обернулись.

Сразу смекнул Павел, чей это дворец.

Поднимается он по широкой лестнице, во дворец заходит. А там покои, как костёлы, высокие! Двери, как ворота, широкие! Окна в оловянных рамах — как озера зеленые!

Всё тут великанам под стать: столы и лавки, полки и сундуки, кувшины и миски.

Выпил Павлуша молока из кувшина величиной с бочку, отломил кусок хлеба от каравая со стог целый.

Идет он большими покоями и видит — на стене охотничья сумка висит. Влез он на лавку, руку в сумку запустил и достал золотой рог. Для великанов рог небось в самый раз, а для него как полено — толстый да большой.

Вдохнул Павлуша побольше воздуха и затрубил в рог.

Тут двери распахнулись, и в горницу трубач вбегает в серебряном кафтане, с соколиными крыльями на шляпе.

Остановился он перед подпаском, руки по швам, и говорит:

— Приветствуем тебя, избавитель, злодеев-великанов победитель! Много лет ждали мы, когда этот миг настанет, и вот дождались.

Павел слушает и ушам своим не верит, а трубач дальше говорит:

— Три тысячи воинов томятся в подземелье. Держали нас злодеи-великаны в темной, тесной яме, как невольников. А ты вернул нам простор полей, солнечный свет, вольность крылатую. Отныне да будет тебе счастье и удача во всем!

Сказал, в рог затрубил, и сразу стук да гром в подземелье послышался. И вот по лестнице поднимается воинство. Валит и валит несметная рать перед изумленным Павлушей.

Радостно подпаску глядеть на эти чудеса, да только как вспомнит убитых овечек, лицо печалью затуманивается.

— О чем, крестьянский сын, печалишься? — спрашивает его трубач. — Горе нам свое поведай, авось да поможем тебе.

— Как же мне не печалиться? — говорит подпасок.- Третий великан полтораста овечек убил. Резвились они на зеленом лугу, травку щипали, а теперь на опушке лежат неподвижно, как камни.

— Не горюй! Прежде чем солнышко над лесом поднимется, оживут твои овечки и сюда прибегут.

И приказал воину кувшин с живой водой взять и мертвых овечек окропить.

Поспешил воин на опушку, мертвых овечек живой водой окропил. Овечки мигом на ноги вскочили, отряхнулись от росы, радостно заблеяли и к стаду побежали.

До вечера паслись овцы на лугу возле дворца, а трубач с двумя воинами по всем покоям подпаска водил, сокровища и чудеса разные показывал.

Ходили они, ходили и пришли в подвал. Там под соломенным навесом — колодец, а в колодце не вода, а золото блестит-переливается.

Подхватили воины с двух сторон подпаска, головой в колодец окунули и снова на землю поставили.

А трубач из-за голенища медное зеркальце достает и говорит:

— Погляди на себя, крестьянский сын!

Посмотрел Павлуша в зеркало и оторопел. Вместо растрепанных, выцветших волос золотые кудри вьются.

На заходе солнца простился Павлуша с трубачом и воинами и погнал стадо домой.

А когда лесом шел, обмотал голову тряпицей, чтобы никто золотых кудрей не видел.

На скотном дворе поглядел старый пастух на овец и говорит:

— Видно, досыта травки овечки наелись, вон как бока-то округлились у них. Уж не в лесу ли ты их пас?

Подпасок ничего не ответил, смолчал.

— Ну что ж, коли тебя великаны не трогают, паси овец в лесу. А голову почему тряпкой обвязал?

— На сучок напоролся…

И с той поры так и повелось: овцы каждый день на лугу возле замка паслись, Павлуша с воинами в покоях пировал, а старый пастух перестал спрашивать, куда Павлуша стадо гонял и почему у него голова тряпкой обвязана.

Много или мало времени прошло, созвал опольский князь всех, сколько ни есть в его владениях, стекловаров и велел им стеклянную гору отлить. Высокую, как Чантория, острую, как башенный шпиль, и чтоб она в Одре отражалась.

Вот стоит гора высокая, в голубой воде отражается, на солнце горит-переливается. И кликнул клич опольский князь:

— Кто три раза на коне до вершины доскачет, тому дочь в жены отдам.

Дочь у князя одна-единственная, и все богатство после его смерти ей достанется.

Быстро разнеслась об этом весть, и вот стали съезжаться к княжескому двору храбрые рыцари, знатные вельможи. Всем охота счастья попытать.

Да не тут-то было!

Под одним конь пал, другой шею себе свернул, третий вместе с конем погиб. С каждым беда приключилась, никто и до середины горы не доскакал.

Страницы: 1 2 3 4 5