— Нет ничего лучше молочка, — говорил кот Васька, усаживаясь на крылечке.
— Что молочко, а вот если бы, например, овес или крупа, это будет лучше, — спорил петух.
— Пустяки вы говорите, — уверял Шарик, — уж если что действительно хорошо, так это косточки… Сколько я на своем веку съел костей и знаю толк в еде! Да…
— Хорошо и сенца пожевать… — вставил свое слово козел. — Когда лошадь да корова были, так я до отвалу наедался. Бывало, ночью встанешь и ешь… Вы глупы и не знаете толку в хорошем сене.
Раньше они любили поговорить о своем хозяине и часто его бранили; а теперь нечего было даже говорить. Когда он появлялся домой, каждый старался не попадаться ему на глаза. Приходил столяр обыкновенно сердитый, и лучше было с ним не встречаться. Утром проснется, с похмелья — еще сердитее. Раз чуть не переломал ноги Шарику камнем, так что верный пес озлился и оскалил зубы.
— Да ты, кажется, с ума сошел? — ворчал Шарик, поджав хвост. — Этак можно и совсем убить…
— А ты у меня поговори!.. Ох, не смотрел бы я на вас!.. Без вас тошно…
— Сам виноват, зачем не работаешь?.. Зачем пьянствуешь?
— Ты меня учить? Да я тебя разорву… Без вас знаю, что делать.
Чтобы доказать свою правду, столяр схватил палку и запустил ею в Шарика. Бедная собака едва успела унести ноги.
— Я вам покажу, какой я человек! — вскричал столяр. — Ну, пью, ну, не работаю и никого знать не хочу…
Он ходил по своему пустырю, бранился и кому-то грозил кулаком. Ведь все были виноваты, а он прав. И он, столяр, умнее всех.
В другой раз, проснувшись утром с больной головой, столяр услышал, как петух пропел свое кукуреку. Это показалось столяру обидным: у него голова трещит, а петух горло дерет, как сумасшедший… И для чего, подумаешь, надрывается глупая птица? Потом у столяра мелькнула в голове счастливая мысль. Он разыскал сухую корочку, разломал ее в крошки и вышел на крыльцо. Петух ходил по пустырю.
— Здравствуй, хозяин! Кррр…
— Здравствуй, Петя! Хочешь хлебца поклевать? Да ну же, иди сюда.
Петух сделал голову набок, посмотрел на брошенные крошки, посмотрел на хозяина и ответил:
— Эге, ты за кого это меня считаешь, хозяин? Я еще не настолько глуп, чтобы за несколько крошек попасть тебе на жаркое… Шалишь, брат!..
— Да ты иди, Петька… Ну, ну, иди же, говорят тебе! Потолкуем…
— А ты меня съешь?
— Нет, не съем…
— Нет, съешь.
— Ну, если ты не хочешь идти, так я к тебе сам подойду…
Столяр рассердился на глупого петуха и, схватив камень, бросился за ним. Петух страшно перепугался, распустил крылья и заорал благим матом:
— Ой, батюшки, убили… живого петуха убили. Караул… Батюшки, батюшки!..
Долго гонялся столяр за петухом, бросал в него камнями и ничего не мог поделать. Живое жаркое увертывалось у него из-под носу самым обидным образом… Петух спасся только тем, что бегал кругом избушки и ловко скрывался. И козел, и Шарик видели все это, но не гнались за петухом, как бывало раньше при домашних ссорах.
Теперь было другое. Наконец столяр выбился из сил, присел на крылечко и, схватившись руками за голову, горько заплакал. Обиженный до глубины души, петух отошел и ждал, что будет дальше.
— Если бы у меня была конюшня, я загнал бы петуха в нее, и там-то уж он не ушел бы от меня, — плакался столяр, качая головой. — Ах, я несчастный!.. Петух и тот не слушается меня.
— А ты попробуй съесть Шарика! — крикнул петух издали, оправляя смявшиеся перья. — Тоже придумал… Ведь всего и птицы осталось, что я один. Вот воробьи и голуби давно разлетелись по соседям, а я остался. Жаль мне тебя, хозяин… Старого добра не помнишь. Видно, забыл, сколько лет я тебе служил верой и правдой.
Козел стоял посреди пустыря, уставившись глазами в землю, и молча сердился на хозяина. Давно ли попрекал его за драки с петухом, а сам-то что делает? Тоже хорош, нечего сказать…
Вот сиди теперь один, — думал козел. — А я и не подойду!.. Сегодня последнего петуха съел бы, а завтра… И думать противно.
Пожалел хозяина один Шарик. Верный пес не помнил зла. Он обошел крыльцо кругом, остановился перед хозяином и ласково вильнул хвостом.
— Будет тебе плакать, хозяин… Нехорошо.
— Кто это говорит? Ах, это ты, Шарик…
Шарик прыгнул к хозяину и припал головой к нему на колени. Столяр взял его за шею и обнял. А у самого слезы так и капают на умную собачью морду.
— Ах, Шарик, Шарик… Один ты у меня друг остался. Да, один… Помнишь, как мы поживали да добра наживали?
— Отлично помню, хозяин… все у нас было. Одних костей сколько мне доставалось… А теперь забыл, чем кости пахнут.
— У тебя кости на уме, а у меня вся душа изболелась. Я сам себя начинаю ненавидеть. И лентяй, и пьяница… Добрые люди от меня начинают сторониться. Не такой ведь я был раньше-то… Тоска меня заела.
Жаль стало Шарику хозяина, и он только слабо взвизгивал, помахивая своим пушистым хвостом.
— Скучно мне, тошно… — повторял столяр, поднимая собаку. — Точно все у меня порвалось внутри и сам я чужой себе.
IV
Плохо жил столяр, и чем дальше, тем хуже. Хотел даже последнюю свою избушку продать и как-то вечерком привел покупателя… Ходят вдвоем, осматривают избушку, покупатель в стену постукивает, — не сгнили ли бревна.