«Ну, конечно, так все и есть, никакого подвоха. У этого болвана Краба зря только глаза навыкате, ничего он ими не видит; ни на что путное он не годится. Вот и теперь:
он совершенно не замечает своего врага, который уже рядом. Наоборот, его он настойчиво приглашает проститься с усопшим, упрашивает принять дерево на память… Правду говорит пословица: «Вору же и награда».
Дурак, ну дурак! Но не будем, однако, болтать об этом, все это в мою же пользу. Пойдем, пойдем на их поминки».
Чем дальше, тем наглее и наглее становилась Обезьяна. Одевшись, как подобало случаю, она отправилась в жилище Краба. Там ее почтительно встретили, склонившись до земли, родственники Краба, чинно рассевшиеся справа и слева у каменной ограды. Видя это, Обезьяна с надменным видом медленно проследовала между ними в переднюю.
Здесь ожидал слуга Краба, который, завидя гостью, с приветствием почтительно поклонился, провел ее коридором во внутренние комнаты и пригласил сесть на приготовленное для нее место.
Обезьяна уселась, где ей было указано, и стала отдыхать.
Спустя некоторое время вышел к ней хозяин, молодой Краб.
— Добро пожаловать, госпожа Обезьяна. Прошу извинить, что принимаю тебя в таком убогом жилище,- вежливо приветствовал он ее.
— А-а! Сын покойного Краба! Неожиданно постигло тебя такое несчастье; представляю, как должно быть тебе тяжело,- отвечала Обезьяна, с важностью высказывая свои мысли.
Тем временем начались хлопоты по приему гостьи.
Внесли маленький столик с кушаньями; подали сакэ.
Обезьяна, чрезвычайно довольная, видя, что за ней так ухаживают, совсем забыла про осторожность и стала угощаться, что называется, до отвала.
После обеда гостью провели в чайную комнату, где предстояло пить чай по всем правилам чайной церемонии. Попросив ее отдохнуть здесь, молодой Краб вышел.
Прошло уже порядочно времени, а он все не возвращался.
«Я слышала, что чайная церемония — очень длинная, но мне совсем не под силу терпеть так долго. Ах! Хорошо бы поскорее попить чаю, горло совсем пересохло»,- подумала она.
Обезьяна, постепенно отрезвляясь, стала испытывать сильную жажду.
Потеряв всякое терпение и желая выпить хотя бы чашку кипятка, она подошла к жаровне, но только приложила руку к крышке котла, как спрятавшийся заблаговременно там Каштан, рассчитав, что наступил подходящий момент, выпалил в нее так, что только бухнуло, и поразил ее в шею.
Это было для Обезьяны полной неожиданностью, и, ахнув, она повалилась. Но не такая это тварь, чтобы можно было уложить ее с одного раза.
— Ой! Ж…ж…жжет! — завопила она и, зажимая рану, стремительно выбежала из чайной комнаты.
Тут, снаружи дома, поджидала ее спрятавшаяся под навесом Оса.
— Ага! Тебя-то мне и нужно, горная Обезьяна! — И она, выставив огромное острие своего копья, сразу же вонзила его в щеку Обезьяны.
Одна засада за другой; совсем растерялась Обезьяна и, решив, что из всех тридцати шести способов сражаться в настоящее время наилучшим будет бегство, ибо жизнь дороже всего, прикрыла лапами голову и опрометью кинулась прочь.
Но на пути ее уже поджидала Ступка, укрывшаяся в каменной ограде. С глухим грохотом свалилась она на голову пробегавшей Обезьяны и придавила ее к земле. Под тяжестью Ступки Обезьяна не могла даже пошевелиться; распластавшись, она только жалобно стонала.
Тут прибежал уже успевший переодеться в боевые доспехи молодой Краб и, поблескивая перед самой мордой Обезьяны своими унаследованными от отца клешнями, холодно рассмеялся, увидев ее в таком плачевном положении.
— А как ты думаешь, горная Обезьяна, что будет теперь?
— Да, конечно, мне о том…
— Конечно! Об этом и говорить нечего. За то, что ты так безжалостно обошлась с моим отцом…
— Нет… Он сам из-за того, что…
— А! Так ты все настаиваешь на своем?! Ну так я заставлю замолчать твой лживый язык,- сказал он и, раскрыв с щелканьем свои клешни, тут же напрочь отсек голову Обезьяне.
Так славно Краб отомстил Обезьяне за своего отца.