Сидит Ворона на берёзе и хлопает носом по сучку: хлоп-хлоп. Вычистила нос, оглянулась кругом да как каркнет:
— Карр… карр!..
Дремавший на заборе кот Васька чуть не свалился со страху и начал ворчать:
— Эк тебя взяло, чёрная голова… Даст же бог такое горлышко!.. Чему обрадовалась-то?
— Отстань… Некогда мне, разве не видишь? Ах, как некогда… Карр-карр-карр!.. И всё-то дела да дела.
— Умаялась, бедная, — засмеялся Васька.
— Молчи, лежебок… Ты вот все бока пролежал, только и знаешь, что на солнышке греться, а я-то с утра покоя не знаю: на десяти крышах посидела, полгорода облетела, все уголки и закоулки осмотрела. А ещё вот надо на колокольню слетать, на рынке побывать, в огороде покопать… Да что я с тобой даром время теряю, — некогда мне. Ах, как некогда!
Хлопнула Ворона в последний раз носом по сучку, встрепенулась и только что хотела вспорхнуть, как услышала страшный крик. Неслась стая воробьев, а впереди летела какая-то маленькая жёлтенькая птичка.
— Братцы, держите её… ой, держите! — пищали воробьи.
— Что такое? Куда? — крикнула Ворона, бросаясь за воробьями.
Взмахнула Ворона крыльями раз десяток и догнала воробьиную стаю. Жёлтенькая птичка выбилась из последних сил и бросилась в маленький садик, где росли кусты сирени, смородины и черёмухи. Она хотела спрятаться от гнавшихся за ней воробьев. Забилась жёлтенькая птичка под куст, а Ворона тут как тут.
— Ты кто такая будешь? — каркнула она.
Воробьи так и обсыпали куст, точно кто бросил горсть гороху.
Они озлились на жёлтенькую птичку и хотели её заклевать.
— За что вы её обижаете? — спрашивала Ворона.
— А зачем она жёлтая?.. — запищали разом все воробьи.
Ворона посмотрела на жёлтенькую птичку: действительно, вся жёлтая, — мотнула головой и проговорила:
— Ах вы, озорники… Ведь это совсем не птица!.. Разве такие птицы бывают?.. А впрочем, убирайтесь-ка… Мне надо поговорить с этим чудом. Она только притворяется птицей…
Воробьи запищали, затрещали, озлились ещё больше, а делать нечего — надо убираться.
Разговоры с Вороной коротки: так хватит носищем, что и дух вон.
Разогнав воробьев, Ворона начала допытывать жёлтенькую птичку, которая тяжело дышала и так жалобно смотрела своими чёрными глазками.
— Кто ты такая будешь? — спрашивала Ворона.
— Я Канарейка…
— Смотри, не обманывай, а то плохо будет. Кабы не я, так воробьи заклевали бы тебя…
— Право, я Канарейка…
— Откуда ты взялась?
— А я жила в клетке… в клетке и родилась, и выросла, и жила. Мне всё хотелось полетать, как другие птицы. Клетка стояла на окне, и я всё смотрела на других птичек… Так им весело было, а в клетке так тесно. Ну, девочка Алёнушка принесла чашечку с водой, отворила дверку, а я и вырвалась. Летала, летала по комнате, а потом в форточку и вылетела.
— Что же ты делала в клетке?
— Я хорошо пою…
— Ну-ка, спой.
Канарейка спела. Ворона наклонила голову набок и удивилась.
— Ты это называешь пением? Ха-ха… Глупые же были твои хозяева, если кормили за такое пение. Если б уж кого кормить, так настоящую птицу, как, например, меня… Давеча каркнула, — так плут Васька чуть с забора не свалился. Вот это пение!..
— Я знаю Ваську… Самый страшный зверь. Он сколько раз подбирался к нашей клетке. Глаза зелёные, так и горят, выпустит когти…
— Ну, кому страшен, а кому и нет… Плут он большой, это верно, а страшного ничего нет. Ну, да об этом поговорим потом… А мне всё-таки не верится, что ты настоящая птица…
— Право, тётенька, я птица, совсем птица. Все канарейки — птицы…
— Хорошо, хорошо, увидим… А вот как ты жить будешь?
— Мне немного нужно: несколько зёрнышек, сахару кусочек, сухарик, — вот и сыта.
— Ишь какая барыня!.. Ну, без сахару ещё обойдёшься, а зёрнышек как-нибудь добудешь. Вообще ты мне нравишься. Хочешь жить вместе? У меня на берёзе — отличное гнездо…
— Благодарю. Только вот воробьи…
— Будешь со мной жить, так никто не посмеет пальцем тронуть. Не то что воробьи, а и плут Васька знает мой характер. Я не люблю шутить…
Канарейка сразу ободрилась и полетела вместе с Вороной. Что же, гнездо отличное, если бы ещё сухарик да сахару кусочек…
Стали Ворона с Канарейкой жить да поживать в одном гнезде. Ворона хоть и любила иногда поворчать, но была птица не злая. Главным недостатком в её характере было то, что она всем завидовала, а себя считала обиженной.
— Ну чем лучше меня глупые куры? А их кормят, за ними ухаживают, их берегут, — жаловалась она Канарейке. — Тоже вот взять голубей… Какой от них толк, а нет-нет и бросят им горсточку овса. Тоже глупая птица… А чуть я подлечу — меня сейчас все и начинают гнать в три шеи. Разве это справедливо? Да ещё бранят вдогонку: Эх ты, ворона! А ты заметила, что я получше других буду да и покрасивее?.. Положим, про себя этого не приходится говорить, а заставляют сами. Не правда ли?
Канарейка соглашалась со всем:
— Да, ты большая птица…
— Вот то-то и есть. Держат же попугаев в клетках, ухаживают за ними, а чем попугай лучше меня?.. Так, самая глупая птица. Только и знает, что орать да бормотать, а никто понять не может, о чём бормочет. Не правда ли?
— Да, у нас тоже был попугай и страшно всем надоедал.
— Да мало ли других таких птиц наберётся, которые и живут неизвестно зачем!.. Скворцы, например, прилетят как сумасшедшие неизвестно откуда, проживут лето и опять улетят. Ласточки тоже, синицы, соловьи, — мало ли такой дряни наберётся. Ни одной вообще серьёзной, настоящей птицы… Чуть холодком пахнёт, все и давай удирать куда глаза глядят.