Ведь в действительности они вовсе не так малы, как это кажется; напротив, размер
каждой из них огромен. Этому стоит верить, так как это достаточно доказано.
Безошибочно можно мыслить Солнце, все в целом, гораздо большим, чем вся в целом
Земля. Да и все движущиеся звезды обладают удивительной величиной.
Сколь бы ни был ничтожен человек, ему надлежит высказывать ясные воззрения, а не
болтать вздор. […] Имеет ли наше рассуждение смысл или вовсе лишено его, когда
мы прежде всего утверждаем, что есть два рода сущностей: душа и тело? То и
другое имеет много разновидностей, которые все несходны между собой; нет ничего
иного, третьего, что было бы общим этим двум сущностям. Душа отличается от тела:
она обладает разумом, а тело — как мы установили — не обладает; она правит, тело
подчиняется; она — причина всего, тело же не бывает причиной какого-либо
состояния.
Что касается богов — например, Зевса, Геры и всех остальных, — то их можно
распределить согласно тому же закону, лишь бы прочно было усвоено это учение. Но
первыми — зримыми, величайшими и почтеннейшими из богов, зорко все
обозревающими, — надо признать звезды и все то, что мы воспринимаем вслед за
ними.
Человек блаженный сперва поражен этим порядком, затем начинает его любить и
стремится усвоить его, насколько это возможно для смертной природы, полагая, что
таким образом он всего лучше и благополучнее проведет свою жизнь и по смерти
придет в места, подобающие добродетели.
И пусть никто из эллинов не пугается мысли, будто не следует заниматься
божественными делами, раз мы смертны; нет, надо думать как раз обратное, а
именно: божественное не лишено разума, оно знает человеческую природу и ведает,
что под влиянием его наставлений она последует за ним и усвоит то, чему оно
учит. А что божество наставляет нас — например, учит числу, счету, — это ему,
конечно, ведомо. Всех неразумней был бы тот, кто этого не знает. Ведь, как
говорится, он действительно не знал бы в этом случае самого себя, сердился бы на
того, кто в силах усвоить эти знания, не радовался бы, без зависти, успехам
того, кто благодаря богу стал благим.
Есть много прекрасных доводов в пользу того, что в ту пору, когда у людей
зародились первые представления о богах, — как они произошли, какими стали и
какие деяния совершали, — все эти воззрения были не по вкусу и не по сердцу
людям рассудительным. То же самое относится к воззрениям следующих поколений,
утверждавших наибольшую древность огня, воды и всех прочих тел и относивших к
позднейшему времени чудо души, а также считавших главным и самым почтенным то
движение, которое тело получает само по себе путем нагревания, охлаждения и тому
подобного, и отрицавших важность того движения, которое сообщает телу и самой
себе душа.
А теперь, коль скоро мы утверждаем, что душа, стоит ей оказаться в теле, движет
и перемещает его, так и самое себя, уже не остается никаких доводов против того,
что душа в состоянии перемещать любую тяжесть.
Чтобы подготовить натуры, способные усвоить эти знания, следует предварительно
многому их научить и с детского и отроческого возраста приучить к настойчивому
труду. Следовательно, должны существовать науки. Главная и первая из них — это
наука о самих числах, но не о тех, что имеют предметное выражение, а вообще о
зарождении [понятий] «чет» и «нечет» и о том значении, которое они имеют по
отношению к природе вещей.
Вдобавок при любом общении надо путем вопросов сравнивать единичное с видовым,
изобличая каждый раз того, кто плохо ответил.
Вдобавок при любом общении надо путем вопросов сравнивать единичное с видовым,
изобличая каждый раз того, кто плохо ответил. Это действительно во всех
отношениях наилучший и самый первый у людей способ исследования; прочие же
способы недостоверны: несмотря на свою привлекательность, с ними одна морока.
Обо всем этом надо мыслить так: правильное понимание этих вещей в определенном
смысле очень полезно для человека; в противном же случае лучше постоянно
призывать бога.
…Единичное для того, кто надлежащим образом его усвоил, разъясняет и все
остальное. Впрочем, как мы говорим, это будет лишь в том случае, если если он
правильно усваивает, производя свое наблюдение над единичным. Перед вдумчивыми
людьми здесь обнаружится естественная связь всех этих вещей. […] Я считаю
поистине мудрейшим человека, охватившего таким путем все эти знания. И в шутку,
и в всерьез я стану настойчиво утверждать, что такой человек, даже восполнив
смертью удел своей жизни, на смертном своем одре не будет, как теперь, иметь
множества ощущений, но достигнет единого удела, из множественности станет
единством, будет счастлив, чрезвычайно мудр и вместе с тем блажен. Все равно,
будет ли он жить на материке или на островах, являясь блаженным, он всегда
получит в удел такую судьбу. Занимался ли он при жизни государственными делами
или своими частными, боги также дадут ему эту участь.
КОНЕЦ