Незнакомец глядел на нее прямо-таки с плотоядным восхищением.
— Вашим полководцам было бы лучше сдать этот город, — сказал он. — Это было бы умнее. Я повидал на своем веку немало осад и знаю, чем они обычно заканчиваются. О, я помню Масаду…
Это было уж слишком. Дедушка Мирры тоже ПОМНИЛ Масаду. Не найдется еврея, который бы не помнил.
Но незнакомец евреем не был. Он был похож…
Да! Он был похож на немца! На настоящего, «чистокровного арийца», каким его рисуют на карикатурах. Не хватало только уродской пилотки, надвинутой на уши.
Мирра покачала головой. Когда началась война с этим Гитлером, она немало выслушала упреков в свой адрес. Разве настоящий патриот может быть в такое время германистом? Едва сдерживая слезы, Мирра отвечала, что отдала Родине своего брата. И что есть немцы и есть фашисты и между ними — огромная разница. Это касается и идеологической войны, не только той, что на фронте. Мы же не с немецким языком воюем, а с человеконенавистнической идеологией фашизма!
Вот и этот сейчас начнет приставать. «Как вы можете в такие трагические дни…»
Но он опять заговорил неизбежном падении Ленинграда.
— Лучшее, что есть в этом городе, умирает. Поверьте, спасти его можно только одним способом: открыв ворота… Когда Аларих осадил Рим, Вечный Город погиб бы в кольце голода, если бы одна благочестивая женщина не впустила врага… Она хотела спасти горожан.
И они спаслись, укрывшись от варварского меча в храмах.
— Гинзерих, — машинально поправила Мирра.
— Что?
— Гинзерих, — повторила она. — Алариха никто не впускал, он сам ворвался.
— А, так вы тоже там были? — живо спросил незнакомец.
— В какой-то мере.
Незнакомец испытующе сверлил ее своими синими глазками.
— Я хочу сказать, — поправилась она, — что я про это читала. Но я вовсе не считаю поступок той женщины правильным. Это был предательский поступок, если хотите.
Незнакомец пожал плечами.
— Ваши комиты и префекты обжираются у себя во дворце, пока вы пухнете от голода. Будет еще хуже. Зима предвидится очень суровая, а склады, как известно, разбомбили. Кстати, я знаю, что и тут без предательства не обошлось. Вас предали, Мирра. Ваши начальники предают вас каждый день, каждую минуту.
Мирра так и пронзила незнакомца огненным взором огромных своих черных очей.
— Предатель! — выкликнула она и влепила ему звонкую пощечину. — Как вы смеете!
Незнакомец захихикал и потер щеку.
— Да вы — чудо, Мирра.
— Откуда вы знаете, как меня зовут?
— А? — Он пожал плечами. — Понятия не имею. А что, вас не Мирра зовут?
Она не ответила. Тяжело дыша, смотрела на него. Он почему-то не боялся. Может быть, это провокатор?
— Я дьявол, — сказал он в ответ на ее мысли. Теперь он был серьезен и даже печален.
И хотя Мирра не верила в дьявола, она мгновенно поняла, что человек в козлином тулупе говорит чистую правду.
Будучи медиевистом, Мирра хорошо знала верные средства от нечистой силы. Подняла свою толстую книгу, изданную в Гейдельбергском университете при Веймарской республике, и надвинула ее на дьявола. И поскольку ни одной молитвы по-русски никогда не знала, то заговорила на том, который исследовала, и выпалила «Отче наш» по-готски единым духом.
Дьявол обиженно морщился и ежился, елозя по вытертому черному коленкору библиотечного кресла. Видно было, что ему и неприятно, и больно, и уходить не хочется.
— Зачем вы так… — начал он. И перевел дыхание, утирая пот, когда она замолчала. — Уф… Давно я не слышал готской речи. Вы меня даже порадовали, только для чего такой текст выбрали?
— А других не сохранилось, — просто ответила Мирра.
— Как это?
— Да вот так.
Дьявол улыбнулся, показывая широко расставленные желтоватые зубы.
— Расскажите мне об этом, — попросил он. — Может, я вам помогу.
— Сомневаюсь.
— Мирра, — заговорил дьявол вполне серьезно, — вы верите, что я дьявол?
«Я, фамилия, имя, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина… Горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин… всегда выполнять законы пионеров Советского Союза…» — промелькнуло вдруг в голове у Мирры.
Но она верила.
— Да, — выдавила она.
Но она верила.
— Да, — выдавила она. — Я верю, что вы дьявол.
Он с чувством пожал ее руку. У него была сухая, очень холодная ладонь.
— Я помню их всех, — сказал дьявол тихо.
— Товарищи, — не выдержал наконец пожилой профессор, сидевший у них за спиной, — вы мешаете. Если вам так нужно поговорить, выйдите, будьте настолько добры.
— Извините, — прошептала Мирра.
И они с дьяволом вышли в длинный коридор библиотеки.
— Я помню их всех, — повторил дьявол. — Только сделайте одолжение: не читайте больше эту… ужасную книгу.
Мирра кивнула.
— Почему вы выбрали именно готский язык? — спросил дьявол.
— Просто это единственный германский язык той поры, который сохранился до наших дней. Остальные исчезли.
— А этот?..
— Готы перевели на него биб…
Дьявол стремительно протянул руку, прижимая ладонь к губам Мирры. Она вздрогнула от брезгливого чувства, и он поспешно отнял руку.
— Вы обещали. Мне очень трудно держаться, когда вы произносите эти слова.
— Хорошо, я постараюсь следить за своей речью, — послушно сказала Мирра. Она трепетала от волнения.