Была у одного короля дочь; она была необычайно красивая, но притом такая гордая и надменная, что ни один из женихов не казался для нее достаточно хорош. Она отказывала одному за другим да притом над каждым еще смеялась.
Велел однажды король устроить большой пир и созвал отовсюду, из ближних и дальних мест, женихов, которые хотели бы за нее посвататься. Расставили их всех в ряд по порядку, по чину и званию; впереди стояли короли, потом герцоги, князья, графы и бароны, и наконец — дворяне.
И повели королевну по рядам, но в каждом из женихов она находила какой-нибудь изъян. Один был слишком толст: «Да этот, как винный бочонок!» — сказала она. Другой был слишком длинного роста: «Долговязый, слишком тонкий, да и статной нет походки!» — сказала она. Третий был слишком низкого роста: «Ну, какая в нем удача, если мал и толст впридачу?» Четвертый был слишком бледен: «Этот выглядит, как смерть». Пятый был слишком румян: «Это прямо какой-то индюк!» Шестой был слишком молод: «Этот юн и больно зелен, он, как дерево сырое, не загорится».
И так находила она в каждом, к чему можно было бы придраться, но особенно посмеялась она над одним добрым королем, что был выше других, и чей подбородок был чуть кривоват.
— Ого, — сказала она и рассмеялась, — да у этого подбородок, словно клюв у дрозда! — И с той поры прозвали его Дроздовиком.
Как увидел старый король, что дочка его только одно и знает, что над людьми насмехается и всем собравшимся женихам отказала, он разгневался и поклялся, что она должна будет взять себе в мужья первого встречного нищего, что к нему в дверь постучится.
Спустя несколько дней явился какой-то музыкант и начал петь под окном, чтоб заработать себе милостыню. Услыхал это король и говорит:
— Пропустите его наверх.
Вошел музыкант в своей грязной, оборванной одежде и начал петь перед королем и его дочерью песню; и когда кончил, он попросил подать ему милостыню.
Король сказал:
— Мне твое пение так понравилось, что я отдам тебе свою дочь в жены.
Испугалась королевна, но король сказал:
— Я дал клятву выдать тебя за первого попавшегося нищего, и клятву свою я должен сдержать.
И не помогли никакие уговоры; позвали попа, и пришлось ей тотчас обвенчаться с музыкантом. Когда это сделали, король сказал:
— Теперь тебе, как жене нищего, в моем замке оставаться не подобает, можешь себе отправляться со своим мужем куда угодно.
Вывел ее нищий за руку из замка, и пришлось ей идти с ним пешком. Пришли они в дремучий лес, и спрашивает она:
— Это чьи леса и луга?
— Это всё короля-Дроздовика.
Не прогнала бы его, было б всё тогда твое.
— Ах, как жалко, что нельзя
Мне вернуть Дроздовика!
Проходили они по полям, и спросила она опять:
— Это чьи поля и река?
— Это всё короля-Дроздовика!
Не прогнала бы его, было б всё тогда твое.
.— Ах, как жалко, что нельзя
Мне вернуть Дроздовика!
Проходили они затем по большому городу, и спросила она опять:
— Чей прекрасный этот город?
— Короля-Дроздовика с давних пор он.
Не прогнала бы его, было б всё тогда твое.
— Ах, как жалко, что нельзя
Мне вернуть Дроздовика!
— Мне вовсе не нравится, — сказал музыкант, — что ты всё хочешь себе в мужья кого-то другого: разве я тебе не мил?
Подошли они, наконец, к маленькой избушке, и она сказала:
— Боже мой, а домишко-то какой!
Чей же он, такой плохой?
И музыкант ответил:
— Это дом мой да и твой, мы будем жить здесь с тобой вместе.
И пришлось ей нагнуться, чтобы войти в низкую дверь.
— А где же слуги? — спросила королевна.
— Какие такие слуги? — ответил нищий. — Ты должна все делать сама, если хочешь, чтоб было что-нибудь сделано. Ну-ка, живей растапливай печь и ставь воду, чтоб мне приготовить обед, я очень устал.
Но разводить огонь и стряпать королевна совсем не умела, и пришлось нищему самому приняться за работу; и дело кое-как обошлось. Поели они кое-чего впроголодь и легли спать.
Но только стало светать, он согнал ее с постели, и ей пришлось заняться домашней работой. Так прожили они несколько дней, ни плохо, ни хорошо, и все свои запасы поели. Тогда муж говорит:
— Жена, этак у нас ничего не получится, мы вот едим, а ничего не зарабатываем. Принимайся-ка ты за плетенье корзин.
Он пошел, нарезал ивовых прутьев, принес их домой, и начала она плести, но жесткие прутья изранили ее нежные руки.
— Я вижу, дело это у тебя не пойдет, — сказал муж, — возьмись-ка ты лучше за пряжу, — пожалуй, ты с этим управишься.
Она села и попробовала было прясть пряжу; но грубые нитки врезались в ее нежные пальцы, и из них потекла кровь.
— Видишь, — сказал муж, — ты ни на какую работу не годишься, трудненько мне с тобой придется. Попробую-ка я приняться за торговлю горшками и глиняной посудой. Ты должна будешь ходить на рынок и продавать товар.
«Ах, — подумала она, — еще чего доброго придут на рынок люди из нашего королевства и увидят, что я сижу и продаю горшки, то-то они надо мной посмеются!»
Но что было делать? Она должна была подчиниться, а не то пришлось бы им пропадать с голоду.
В первый раз дело пошло хорошо — люди покупали у нее товар, так как была она красивая, и платили ей то, что она запрашивала; даже многие платили ей деньги, а горшки ей оставляли. Вот так и жили они на это.