Госпожа и две Служанки

У Барыни, старушки кропотливой,

Неугомонной и брюзгливой,

Две были девушки, Служанки, коих часть

Была с утра и до глубокой ночи,

Рук не покладывая, прясть.

Не стало бедным девкам мочи:

Им будни, праздник — все равно;

Нет угомона на старуху:

Днем перевесть она не даст за пряжей духу;

Зарей, где спят еще, а уж у них давно

Пошло плясать веретено.

Быть может, иногда б старуха опоздала,

Да в доме том проклятый был петух:

Лишь он вспоет — старуха встала,

Накинет на себя шубейку и треух,

У печки огонек вздувает,

Бредет, ворча, к прядильщицам в покой,

Расталкивает их костлявою рукой,

А заупрямятся — клюкой

И сладкий на заре их сон перерывает.

Что будешь делать с ней?

Бедняжки морщатся, зевают, жмутся

И с теплою постелею своей,

Хотя не хочется, а расстаются;

Назавтрее опять, лишь прокричит петух,

У девушек с хозяйкой сказка та же:

Их будят и морят на пряже.

Добро же ты, нечистый дух! —

Сквозь зубы пряхи те на петуха ворчали. —

Без песен бы твоих мы, верно, боле спали;

Уж над тобою быть греху!

И, выбравши случ_а_й, без сожаленья,

Свернули девушки головку петуху.

Но что ж? Они себе тем ждали облегченья;

Ан в деле вышел оборот

Совсем не тот:

То правда, что петух уж боле не поет —

Злодея их не стало;

Да Барыня, боясь, чтоб время не пропало,

Чуть лягут, не дает почти свести им глаз

И рано так будить их стала всякий раз,

Как рано петухи и сроду не певали.

Тут поздно девушки узнали,

Что из огня они да в полымя попали.

 

Так, выбраться желая из хлопот,

Нередко человек имеет участь ту же:

Одни лишь только с рук сживет,

Глядишь — другие нажил хуже!