Открылась дверь, отчего в коридоре предательски посветлело, и обладатель звучного голоса и храпа схватил меня за руку.
Это был мой старинный друг сэр Родерик Глоссоп.
Далее случилась небольшая заминка, несколько оттянувшая начало судопроизводства. Секунды три, а то и три с четвертью, мы завороженно созерцали друг друга, при этом старина Глоссоп прицепился к моему локтю как банный, так сказать, лист. Не будь на мне халата, а на нем — розовой в голубую полоску пижамы и горевших жаждой убийства глаз, наша скульптурная группа точь-в-точь походила бы на рекламную картинку: умудренный жизнью старец отечески похлопывает юношу по плечу: «Мальчик мой, если ты запишешься, как я в свое время, на Заочные Курсы Матта и Джеффа в Осуиго, штат Канзас, то когда-нибудь тоже станешь Третьим Помощником Вице-Президента Консолидированной Корпорации «Пилочки для ногтей и щипчики для бровей», г. Скенектади».
— Это вы… — наконец, выдохнул сэр Родерик.
В связи с этим я хотел бы сделать заявление: когда вам говорят, что слово, в котором нет свистящих и шипящих, прошипеть невозможно, — это полный вздор. Он выдохнул в меня своим «вы!», как разъяренная кобра ядом, и мне без всякого дара провидения стало ясно: это самое «ВЫ!!!» не предвещает ничего хорошего.
Наверное, по правилам этикета мне полагалось произнести ответное слово, но я сумел издать лишь тихое унылое блеяние. Мне всегда было как-то неуютно встречаться с этим типом лицом к лицу — даже при более традиционных обстоятельствах и с чистой совестью; теперь же я всерьез опасался, что он пронзит меня своими бровями.
— Прошу! — сказал он, вбросив меня в комнату. — Мы ведь не хотим поднять на ноги весь дом, верно? Итак, — он определил меня на ковер и закрыл дверь, как-то неприятно пошевеливая при этом бровями, — расскажите-ка мне об этом очередном приступе умопомешательства.
Веселый беззаботный смех, подумал я, наверняка поможет разрядить обстановку.
— Говорите членораздельно, — пресек мои старания доброжелательный хозяин. Должен признать, что и сам представлял себе веселье и беззаботность как-то по-другому.
Героическим усилием воли я овладел собой.
— Безумно жаль, что все так получилось, — участливо произнес я. — Дело в том, что я принял вас за Таппи.
— Сделайте милость, избавьте меня от своего идиотского сленга! Что вы имели в виду под этим невнятным «таппи»?
— Это, знаете ли, не то чтобы «невнятное». Скорей уж, «невзрачное», если присмотреться повнимательней… Короче говоря, я думал, что вы — это он.
— Вы думали, что я — мой племянник? Как я могу быть своим племянником?
— Да нет, я вот что хочу сказать: я думал, что это его комната.
— Нет. Мы обменялись комнатами. Терпеть не могу спальни на верхнем этаже. Все время думаю о пожаре.
Тут, впервые с начала собеседования, я ощутил прилив душевных сил и перестал чувствовать себя лягушкой, попавшей под плуг — что, должен заметить, печально сказывалось на моей манере общения. Чудовищная несправедливость случившегося так взволновала меня, что я воспрянул духом и уставился на этого труса в розовой пижаме с отвращением и некоторым презрением. Этот пожарофоб, видите ли, эгоистично обрекает Таппи на участь цыпленка табака — и плакали мои всесторонне продуманные планы! По-моему, я даже слегка фыркнул.
— Я полагал, ваш слуга сообщит вам об этом, — сказал сэр Родерик. — Я встретил его после ленча и просил передать, что мы намереваемся совершить обмен.
Я пошатнулся. Нет, пошатнулся — слабо сказано. Новость была столь сногсшибательная, что даже не то что застала меня врасплох, а, можно сказать, послала в нокаут. Что же это получается?! Выходит, Дживс заранее знал, что в кровати, которой я готовлю участь игольной подушечки, будет спать этот старый брюзга! Знал — и позволил ринуться навстречу судьбе, не предупредив ни словом? Нет, это было выше моего понимания. У меня просто земля ушла из-под ног. Да, практически ушла.
— Вы сказали Дживсу, что будете спать в этой комнате? — просипел я.
— Да. Зная о вашей с племянником дружбе, я желал застраховаться от подобного визита. Признаюсь, мне не пришло в голову, что этого визита можно ожидать в три часа ночи. Какого дьявола вы рыщете по дому в такое время? — рявкнул он, внезапно рассвирепев. — И что это у вас за штука в руке?
Тут я заметил, что по-прежнему сжимаю палку с иглой. Клянусь честью — в эмоциональном смерче, порожденном откровением о Дживсе, я совершенно упустил из виду этот деликатный предмет.
— Это? — сказал я, — Ах, да.
— Что значит «ах, да»? Что это?
— О, это долгая история…
— Ничего, у нас вся ночь впереди.
— Ну, тогда начнем. Прошу вас мысленно вернуться на несколько недель назад: итак, я сижу в «Трутнях» после обеда, безобидный как младенец, и умиротворенно курю сигаре…
Сэр Родерик меня не слушал. Он вглядывался в край кровати, откуда на ковер уже капала вода.
— Боже праведный!
— … курю сигарету, весело и непринужденно болтаю о том о сем…
Этот тип опять отвлекся. Он поднял простыни и уставился на трупик грелки.
— Эт-то… ваших рук..? — удушливо прохрипел он.
— М-м… да. По правде говоря, да. Мой рассказ как раз продвигается к…