Шанс для неудачников

Автор: Сергей Мусаниф

Жанр: Фантастика

Год: 2011 год

,

Сергей Мусаниф. Шанс для неудачников

Вселенная неудачников — 3

Том 1

Пролог

Холод.
Я не люблю холод. Пронизывающий, забирающийся под любую одежду, заставляющий стучать зубами, вымораживающий даже мысли в голове. Беспощадный.
К холоду невозможно привыкнуть. Холод можно только терпеть.
Если вы спросите меня, что я не люблю на этом свете больше всего, я скажу, что больше всего я не люблю холод. Поэтому я всегда думал, что если у дьявола есть хотя бы толика изобретательности, то мой личный ад, тот, в который я попаду после смерти, будет ледяным.
Кто же знал, что еще при жизни мне доведется угодить в огненный ад.
Разумеется, это был не классический вариант ада. В нем отсутствовали сковородки с шипящим маслом и котлы с кипящей смолой, а вместо бесов с вилами в этом аду были скаари из клана Торбре — скаари и их чертов шагающий танк, оснащенный тактическим огнеметом, в пламени которого окружающие Де-Мойн вековые деревья сгорали за считаные минуты.
И была стена огня шириной около пятидесяти метров, увернуться от которой не представлялось никакой возможности.
У Холдена не было ни единого шанса. Доспех не по фигуре, негерметичный, даже без шлема… Он сгорел, как… как листок бумаги в ревущем лесном пожаре. Или — как человек, попавший под струю тяжелого огнемета скаари.
Не знаю, кричал ли он перед смертью. Даже если и кричал — ревущее вокруг нас пламя поглотило любые звуки.
Зато его смерть была быстрой. Еще мгновение назад он стоял, задрав голову и показывая пальцем в ту сторону, откуда придет его смерть, а в следующую секунду налетело пламя, и его броня опрокинулась на спину, и, когда она коснулась обугленной земли, человека в ней уже не было.
Я знаю людей, которые считают быструю смерть преимуществом.
И иногда мне даже кажется, что я могу их понять. Лучше уж сгореть за секунду, чем, как это предстояло нам, запекаться в тяжелой броне заживо в течение долгих минут.
Система охлаждения автоматически включилась на полную мощность и почти сразу же доложила о критических перегрузках. Температура внутри брони начала стремительно повышаться и уже через пятнадцать секунд после начала атаки составляла чуть меньше пятидесяти градусов. Неприятно, но не смертельно.
Пока еще не смертельно.
— Рассредоточиться! — заорал Риттер, и от его вопля у меня зазвенело в ушах.
Зачем так шуметь-то? Можно подумать, он обращается к нам не по внутренней связи, а старается перекричать пламя.
По большому счету, толку в решении разделиться было немного. Мы ведь имели дело не с примитивным боевым роботом, способным в один момент времени использовать только одно орудие, а с тяжелым многофункциональным танком, оснащенным несколькими видами вооружения и управляемым многочисленным экипажем. Этот танк способен решать куда более сложные и масштабные задачи, нежели уничтожение нескольких людишек, случайно оказавшихся у него на пути.
Что он и его коллеги вполне успешно доказали несколькими часами ранее, сровняв этот город с землей.
Боб включил реактивный двигатель скафандра и ушел вправо. Сам полковник Риттер рванул вертикально вверх. Соответственно, я резко ускорился в единственном оставшемся мне направлении — налево, и через несколько секунд мне удалось покинуть объятую огнем зону.
Температура внутри скафандра не торопилась падать, и, несмотря на работающий в шлеме вентилятор, пот все равно заливал глаза.
Самое слабое звено боевого костюма ВКС — это человек внутри него.

Плоть слаба и несовершенна, и даже если ты навесишь на нее тонну железа, напичканного сотней самых современных девайсов, она все равно останется слабой и несовершенной.
Я думаю, идеальная война возможна в том случае, если полностью исключить из нее человеческое участие. Было бы неплохо, если бы одни роботы воевали с другими роботами, и было бы просто прекрасно, если бы они совершали это незамысловатое действо где-нибудь в отдаленной, пустынной и никому не нужной местности.
То есть, пока автоботы и десептиконы Майкла Бэя[1]разбирали друг друга на запчасти на своем родном Кибертроне, это и была идеальная война. А потом они перенесли свои разборки на Землю, и она перестала таковой быть.
Зато про нее стали снимать фильмы.
Как там звали того здоровенного парня, который собирался из нескольких тяжелых грузовиков и разламывал египетскую пирамиду, где внутри была спрятана адская машина, способная уничтожить Солнце? Забавно, оказывается, теперь у Визерса тоже есть такая машина, пусть даже уничтожение одного конкретного светила для него не самоцель и не является основной задачей.
А уж здоровенных и смертельно опасных штуковин тут нынче вообще пруд пруди.
Поскольку от города мало что осталось, единственным укрытием могли служить только зияющие в земле провалы в тех местах, где раньше были здания. Я нырнул в один такой провал, прикидывая, сколько осталось до леса, успею ли я до него добраться и есть ли вообще смысл двигаться в том направлении. Да и есть ли смысл двигаться вообще.
Реактивный ранец скафандра предназначен для маневрирования, а не для марш-бросков, его энергозапаса надолго не хватит, а других способов тягаться с танком в быстроходности у меня нет. «Тарантул» скаари сильно отличается от неторопливых и таких неуклюжих на вид «шагунов» Звездной Империи Дарта Сидиуса, но я не припоминаю, чтобы и от них кто-то пытался уйти пешком.
У человеческого мозга… ладно, черт с ним… у моего мозга обнаружилась очень странная особенность.
После того как я угодил в место и время, доселе казавшиеся мне исключительно атрибутом научной фантастики, грань между реальностью и вымыслом для меня истончилась, а существование машины времени, которая перенесла сюда, порой казалось мне столь же вероятным, как и существование далекой планеты Кибертрон, практически уничтоженной в ходе разрушительных гражданских войн, сотрясавших государство трансформеров несколько тысячелетий тому назад.
С той поры космические полеты, боевые бластеры, шагающие танки, гигантские корабли-разрушители и сумасшедшие теории Визерса о существовании регрессоров, влияющих на развитие всех трех населяющих галактику рас, представляются мне явлениями одного порядка, хотя многие мои нынешние современники этой точки зрения не разделяют. Но мне сложно поверить, что в мире, где существуют гипердвигатели и путешествия во времени, осталось место для настоящей научной фантастики.
А с другой стороны, может быть, я до сих пор так и не смог до конца поверить в реальность окружающего меня мира, поэтому достаточно легко воспринимаю то, что со мной происходит. В безумном мире возможно все…
— Перекличка. — Динамики выплюнули хриплый голос Риттера. — Я в порядке. Как вы?
— Здесь, полковник, — отозвался Боб.
— Я тоже, — сказал я.
Где бы ни было это «здесь».
— Я связался с кораблями, — сказал Риттер. — Обрисовал текущую ситуацию. Там тоже не сахар, они еще даже не добрались до верхних слоев атмосферы, но если вкратце, то план готов. Пока они будут лететь, нам стоит оторваться от танка на максимально возможное расстояние.

Всем все ясно?
— Да, шеф, — сказал Боб. — С какой высоты они будут работать по танку?
— Понятия не имею, — жизнерадостно отозвался Риттер. — Выбор тактики и оружия я оставил на их усмотрение. Так же, как я оставляю его за вами. Главное — продержаться до подлета кораблей.
Он отключился.
Итак, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Вполне разумно, учитывая обстоятельства.
Прикинем диспозицию.
При подходе к планете наши корабли нарвались на проблемы со сторожевиками скаари, чего в принципе и следовало ожидать. Это значит, что пробиваться в атмосферу им придется с боем, а если помимо тяжелых орбитальных судов у скаари в пределах досягаемости есть и «москитный флот», то бой этот не закончится даже в нижних слоях атмосферы, и вполне возможно, что в придачу к уже имеющемуся здесь танку они притащат с собой пару истребителей. Или — не пару, а добрый десяток.
Но без тяжелой корабельной артиллерии нам тут ловить все равно нечего. Пытаться повредить «тарантулу» имеющимся в комплекте боевого костюма оружием — это все равно что бросаться с копьем на танк, каковым этот «тарантул», собственно говоря, и является.
Похоже, что наше будущее будет коротким, зато очень насыщенным событиями.
Каковы наши шансы остановить Визерса, если наши шансы пережить следующие десять минут еще не равны нулю, но уже стремятся к нему на полном ходу?

Я выскочил из своего укрытия и обнаружил танк в каких-то жалких пятистах метрах по правому борту. Огнемет по-прежнему работал, и танк медленно разворачивался в мою сторону, заливая пространство огнем, и не так уж важно, прицельно ли он это делал или же ребята просто жгли напалм для профилактики.
Лес оказался не так далеко, как я думал, до него было всего около километра, правда, преодолеть этот километр предстояло по абсолютно открытой местности. Пепелища и немногочисленные руины, оставшиеся выше уровня земли, не могут служить достаточным укрытием от оружия скаари.
Бег в силовом скафандре почти ничем не отличается от обычного бега, но только для человека, который находится внутри этого скафандра. То, что раньше было препятствием, теперь таковым не является. Нет особой необходимости тормозить перед большинством местных стен, перепрыгивать кусты или огибать молодые деревца. Ты их просто не замечаешь, твоя броня сметает их, даже не утруждая твое тело обратной связью. Для человека без брони столкновение с человеком в броне — равносильно столкновению с грузовиком, о чем человек в броне должен помнить, действуя в общественных местах.
По счастью, сейчас не тот случай. Людей без брони вокруг нет, они все уже умерли, а если здесь обнаружатся боевики скаари, выбравшиеся из первого танка, то это уже их личные проблемы.
Я преодолел половину расстояния до леса, когда по мне ударили огнеметы. Температура, едва успевшая понизиться на пару делений, снова поползла вверх. Прыжки и броски из стороны в сторону не принесли никакой пользы, ибо поток пламени был слишком широким, зато снижали скорость, так что я решил отказаться от отчаянного маневрирования и тупо двинул вперед.
Температура уже приближалась к парной, система охлаждения не справлялась, легкие вдыхали горячий воздух, и я подумал, что первое, что я сделаю, оказавшись в лесу, это откину лицевой щиток и глотну напоследок свежего осеннего воздуха, наплевав на риск разделить участь Холдена.
Только бы они хотя бы на мгновение выключили свои огнеметы…
Строго говоря, полоска леса, к которой я приближался с изрядной, пусть и несколько далекой от желаемого скоростью, вовсе не являлась спасением, ибо огнеметы «тарантула», помимо прочего, служили им для того, чтобы прожигать просеки в лесу.

Однако это могло дать мне небольшую передышку и свободу маневра, а также затруднить ребятам прицеливание. Долго мне так не протянуть, но если наши корабли пробьются к Де-Мойну, то долго и не надо. А если не пробьются, то можно уже сейчас открывать щиток и ползти в сторону кладбища.
Я ворвался под свод деревьев, разметав попавшийся на пути кустарник, и огонь ворвался туда вместе со мной. Осенние деревья вспыхнули, как политые бензином спички. Температура внутри костюма уже приближалась к предельно допустимым для человека значениям. Я метнулся влево, перепрыгнул через небольшой овраг, миновал группу вековых деревьев, чьи стволы уже начинали тлеть, и таки вырвался из затопившей окрестности огненной реки. Сердце стучало в бешеном ритме, а легким не хватало воздуха. Наверное, за время этой пробежки мне удалось сбросить пару килограммов.
Огонь позади меня стих. В смысле, лесной пожар никуда не делся — против законов природы не попрешь, но продолжался он уже сам по себе, без помощи огнеметов. Неужели у «тарантула» таки закончился запас напалма?
Однако, прежде чем глянуть на танк и оценить ситуацию, я сместился еще метров на двести влево и залег у могучих корней какого-то местного великана.
Искушение откинуть щиток все еще было очень велико, но я пока не решался. Огненный ад мог вернуться сюда в любой момент.
— Жарко, — прохрипел динамик голосом Риттера.
— Не без этого, — согласился я.
Боб не отозвался. Что ж, по крайней мере, двое из нас все еще живы.
Танк замер на полпути к лесу и не предпринимал по отношению к нам никаких агрессивных действий. Все его орудия были обращены к небу, выискивая новую цель, которая, видимо, должна была появиться в самое ближайшее время.
Я посмотрел наверх и ничего там не увидел.
— Они ждут угрозы сверху, но вряд ли они бы засекли наши корабли так быстро, — прокомментировал Риттер. — Скорее всего, их кто-то предупредил.
Оставляя за собой длинный дымный след, огненный болид прочертил небо на востоке и рухнул в лес километрах в двадцати от города, даже не предприняв попытки затормозить. Пламя взрыва поднялось высоко над деревьями.
Остается только надеяться, что это был перехватчик скаари, а не один из наших кораблей.
В следующий миг мне показалось, что «тарантул» взорвался, и я уже было возликовал, но мгновением позже сообразил, что это был не взрыв, а одновременный залп из всех его бортовых орудий. Импульсы лазеров и шары плазмы улетели в небо первыми, чуть позже за ними последовал десяток ракет и трассирующие очереди крупнокалиберных пулеметов. Как выяснилось еще несколько секунд спустя, это был жест отчаяния, и он ни к чему не привел, ибо «Ястреб» вынырнул из-под низко нависших облаков совсем не там, куда ушло большинство зарядов, и устремился в стремительное пике.
Оценив подлетное время и лихость маневра, я задумался, кто же сейчас занимает кресло пилота и почему этот кто-то до сих пор не открыл огонь, но секундой позже это стало неважно.
Так и не начав стрелять, и даже не попытавшись притормозить, как и первый болид, «Ястреб» рухнул на остатки Де-Мойна в доброй полусотне метров от «тарантула». А потом взорвался его ходовой реактор, и новый взрыв, в разы мощнее всех предыдущих, поглотил и обломки корабля, и танк скаари. И вот уже огненная стена накатывает на меня, а ударная волна подхватывает сотни килограммов боевого железа, в которое я облачен, и тащит по земле только для того, чтобы через несколько десятков или сотен метров впечатать меня спиной в ствол дерева.
Костюм сработал на пределе возможностей и компенсировал удар, что не помешало мне приложиться затылком о внутреннюю часть шлема и на какое-то время потерять сознание.

Костюм сработал на пределе возможностей и компенсировал удар, что не помешало мне приложиться затылком о внутреннюю часть шлема и на какое-то время потерять сознание.

Часть первая
ПОСЛЕДНЕЕ ЗАТИШЬЕ
ПЕРЕД БУРЕЙ

ГЛАВА 1

Генри Холден, человек-загадка, который в далеком двадцать первом веке выдавал себя за агента британской разведки, а ныне оказался сотрудником СБА, что тоже довольно круто, откинулся на стуле и потер челюсть, в которую несколько секунд назад врезался мой кулак.
Бил я из положения сидя, да еще и пришлось тянуться через весь стол, так что удар получился не самый сильный. Холден даже не рухнул на пол вместе со своим стулом и ничего себе не сломал.
А жаль.
— Рука не болит? — участливо поинтересовался Холден.
— Нет.
— Ну и хорошо. — Он хлебнул кофе. — Признаю, я это заслужил. Перебрал со спецэффектами и готов признать, что мое чувство юмора иногда просто не знает границ.
— Тогда давай еще раз и с самого начала, — сказал я. — Кто ты такой, откуда ты взялся и что ты тут делаешь? И без чуши про футбол, «Звездные войны» и темную сторону силы, если можно.
— Звездные войны — это то, что ждет нас в ближайшем будущем, — сказал Холден. — По счастью, пока ни одна из сторон не обладает Звездой Смерти,[2] но не факт, что оно так и останется. Визерс считает…
— Ты знаешь Визерса?
— Конечно, я знаю Визерса. Я на него работаю. Он ведь велел тебе отправиться сюда и дождаться, пока на тебя не выйдет кто-то из СБА. И вот я здесь. Вуаля.
— Доказательства?
— Мы оба под прикрытием, какие тут могут быть доказательства? — сказал Холден. — Если тот факт, что я знаю о вашем с Визерсом разговоре на борту «Устрашающего» и твоем небольшом рейде на Тайгере-5, не послужит для тебя убедительным аргументом, то я уж и не знаю, как тебе что доказывать.
— Значит, двадцать первый век, Белиз…
— Подумай сам, — предложил Холден. — СБА курировало темпоральный проект с самого начала, я родился в этом времени, Алекс, и мы встретились с тобой в прошлом, потому что меня в это прошлое отправили. А теперь я вернулся. Точнее, вернулся-то я не теперь, а чуть раньше, аккурат перед тем, как темпоральный проект пошел вразнос.
— Значит, на самом деле тебя не подвергали неоднократному тотальному ментоскопированию? — уточнил я.
— А я похож на идиота?
— Немного, — сказал я. — Но это в пределах нормы.
— Ну и чудненько, — кивнул Холден. — Полагаю, у тебя еще много вопросов, и нам нужно обсудить наши дальнейшие планы, но я бы предпочел делать это не здесь. Так что допивай свой кофе, и пойдем прогуляемся по пляжу.
— Снаружи жарко.
— И поэтому там безлюдно, — согласился Холден. — Можешь считать меня параноиком, но я предпочитаю обсуждать важные дела на свежем воздухе, и чтоб прилегающие ко мне территории простреливались метров на двести в любом направлении.

— Не опасаешься, что нас могут подслушать со спутника?
— Мы будем говорить по-английски, — сказал Холден, с легкостью переходя на мертвый язык. — Если ты его не забыл, конечно. А, извини, я перепутал. Ты же никогда ничего не забываешь.
Холден не ошибся.
На пляже было жарко и безлюдно, в поле зрения обнаружились только двое загорающих и один купальщик, и до каждого было куда больше двухсот метров.
Холден посмотрел на небо, словно пытался рассмотреть пролетающий над нами спутник, поправил солнцезащитные очки и расстегнул рубаху. Загар у славного наследника традиций Джеймса Бонда был по-прежнему глубокий и ровный.
А под мышкой висела миниатюрная кобура скрытого ношения, из которой торчала рукоять игольника.
— Судя по тому, сколько энергии потребляет ваш корабль в стояночном режиме, операция на Тайгере-5 прошла удачно, и криокамера находится на борту, — сказал он.
— Да, и я был бы рад от нее избавиться, — ответил я. — Мне не очень нравится, что мы всюду таскаем с собой замороженный полутруп.
— Здесь все не так шоколадно, — сказал Холден. — Собственно, поэтому я и собирался обсудить с тобой дальнейшие планы, а не проинструктировать тебя относительно наших дальнейших действий.
На эту формулировку я обратил внимание еще в баре, но тогда мне показалось, что он просто неудачно выразился. Ан нет, вселенная приготовила для меня очередную порцию неприятностей.
— Для того чтобы вывести капитана Штирнер из криостазиса, требуется специальное медицинское оборудование, которое есть всего на нескольких планетах, — сказал Холден. — Но проблема в том, что ни одна независимая планета должным уровнем медицинских технологий не обладает, а путь в Альянс нам пока закрыт, ибо Визерс еще не решил свою небольшую внутреннюю проблемку с генералом Корбеном.
— Потрясающе, — сказал я. — И что теперь делать?
— Хорошая новость в том, что Киру можно держать в таком состоянии до бесконечности. Ну, или пока энергия не кончится.
— Это два очень разных срока, — сказал я. — У нас нет денег, чтобы и дальше оплачивать аренду места на космодроме и счета за электричество. Не можем же мы запустить реактор, пока корабль находится в стояночном режиме.
— У меня есть кое-какие деньги и доступ к резервным фондам, — сказал Холден. — Я могу оплатить стоянку хоть на полгода вперед.
— Вот это действительно хорошая новость.
— Не такая она хорошая, как ты думаешь, — сказал Холден. — Пока Визерс не решил свои проблемы, люди Корбена будут искать камеру и тех ухарей, что устроили бойню на Тайгере-5. Генералы СБА очень болезненно относятся к подобным щелчкам по носу.
— Э…
— Об этом ты не подумал, — констатировал Холден. — Ты решил, что стоит тебе прилететь на Сципион-3, и ты окажешься в безопасности. Ты и ведешь себя как на курорте.
— На Тайгере-5 мы сработали чисто.
— Да, следов практически не осталось, — согласился он. — Если бы вы имели дело с какой-то сторонней конторой, найти вас было бы весьма затруднительно. Но Корбен — тоже генерал СБА. У них с Визерсом пересекающиеся сферы интересов и есть доступ к одним и тем же источникам информации.

У них с Визерсом пересекающиеся сферы интересов и есть доступ к одним и тем же источникам информации. Они находятся внутри одной и той же структуры, именно поэтому Визерс привлек для рейда тебя, человека со стороны. Круг лиц, которым можно доверять, весьма ограничен. Корбен не успел среагировать, но это не значит, что он не способен реконструировать последние события по холодным следам.
— Тебе что-то известно или это просто теории?
— Это просто теории, но готов ли ты рисковать своей жизнью для того, чтобы удостовериться, верны ли они? — поинтересовался Холден.
— Сколько у нас времени?
— Понятия не имею, а потому предпочел бы свалить отсюда как можно быстрее.
— И куда мы направимся?
Холден вздохнул и произнес:
— А вот это — большой вопрос.
— Не верю, что ты даже не попытался найти ответ.
— Я все же надеялся, что Визерс даст о себе знать, — сказал Холден. — Конечно, я старался придумать запасной план на тот случай, если у Визерса ничего не выйдет, но других мыслей, кроме того, что можно выкинуть криокамеру в вакуум и податься в пираты, в голову так и не пришло. Ты ведь и сам ничего не придумал, не так ли?
— Для каперства нам не хватит огневой мощи, — сказал я.
— Будем грабить туристические яхты.
Некоторое время мы брели по пляжу в молчании.
Белый песок, яркое солнце, накатывающие на берег волны и синяя водная гладь до самого горизонта… Еще вчера эта обстановка казалась мне райской, но передышка закончилась, и суровая действительность навалилась на плечи с новой силой.
Наверное, я все-таки переоценил Визерса, потому что до последнего наделся на то, что его люди выйдут на связь и подскажут, что делать дальше. Я почему-то был уверен, что Визерс способен уладить свои проблемы с конкурирующим отделом быстро и без неприятных последствий.
По крайней мере, когда он говорил об этом на борту «Устрашающего», он был уверен, что больших проблем не возникнет и все решится в скором времени.
Но Визерс был всего лишь человеком, и не исключено, что он делал хорошую мину при плохой игре. Я выполнил свою часть уговора, а вот он свою пока так и не смог.
— Какой у тебя канал связи с Визерсом? — спросил я.
— Односторонний. Он может передать мне информацию, а я ему — нет.
— Давно ты здесь?
— Чуть больше недели. Прибыл на пассажирском корабле, что несколько ограничивает мою мобильность.
— Если ты здесь больше недели, то почему объявился только сейчас?
— Я до последнего ждал новостей, — сказал Холден. — Но оговоренный срок вышел, а новостей по-прежнему нет. Я подумал, что не стоит держать тебя в неведении. Тем более что твой корабль — это самый приемлемый для меня способ убраться с планеты.
— А почему Визерс прислал именно тебя?
— Потому что я — один из немногих людей, кому он все еще доверяет, — сказал Холден. — И я, наверное, единственный сотрудник СБА, которого ты знаешь в лицо и с которым ты имел длительные контакты. Не считая самого Визерса, разумеется.
— Звучит логично, — сказал я. — Какого черта ты делал в Белизе двадцать первого века?
— Обеспечивал безопасность.

— Сидя на побережье и изображая из себя британского агента?
— Но ведь сработало, — сказал Холден. — Мне кажется, в роли скучающего Джеймса Бонда я был чертовски убедителен.
— Это да, — признал я. — Как тебе удалось так вжиться в эту роль?
— Настоящий Холден приперся на темпоральную базу первым, — сказал он. — Всего через неделю после того, как мы обустроились в прошлом, и его визита никто не ожидал. Мы тогда вообще не предполагали, что придется иметь дело с аборигенами.
— Ваша база производила слишком много спецэффектов, чтобы оставаться незамеченной.
— К сожалению, обойтись без этих спецэффектов мы не могли.
— Не оправдывайся, — сказал я.
— Мы не исключали возможность нежелательных контактов с местным населением, но этот парень свалился нам на голову слишком неожиданно. Даже умудрился подстрелить кого-то из персонала, пока по нему не шарахнули парализатором.
— Брали живым? Понимаю.
— Мы подвергли его тотальному ментоскопированию и узнали все, что знал он сам, — сказал Холден. — Я две недели копался в том, что мы извлекли из его мозга.
— И что с ним стало в итоге?
— Боюсь, мы немного перестарались, — сказал Холден.
— Сделали из него идиота?
— Нет, просто стерли всю память напрочь, вместо того чтобы изъять из нее воспоминания последних дней.
— То есть все-таки сделали из него идиота. А потом?
— Отпустили.
— В джунгли? По-моему, если бы вы его пристрелили, это было бы гуманнее.
— Его подобрали индейцы, — сказал Холден. — Какое-то отсталое бродячее племя. Индейцы с благоговением относятся к таким людям.
— Когда не едят их на обед, — сказал я. — А ты, значит, занял его место.
— Да.
— И как тебя зовут на самом деле?
— У меня было столько имен, что настоящее я уже и не помню, — сказал Холден. — То есть конечно же я его помню, в числе прочих, но оно имеет для меня такое же значение, как и прочие. Так что ты можешь называть меня Холденом.
— Я и так собирался называть тебя Холденом, — сказал я. — А за каким чертом тебе вообще понадобилось занимать его место?
— Из полученной от него информации нам стало ясно, что наши «спецэффекты» привлекут к себе внимание, и в первую очередь это будет внимание спецслужб, — сказал Холден. — Такая уж обстановка сложилась в этих ваших темных веках.
— У вас тут тоже обстановка не ахти, — сказал я. — Мы, по крайней мере, умудрились не поубивать друг друга в двадцать первом веке, иначе вас бы тут вообще не было. Так что относись к своим предкам с должным уважением.
— Как бы там ни было, нам требовалось некоторое время для того, чтобы зашвырнуть нашу станцию во времена динозавров, которые бы вряд ли обратили на нее внимание ввиду ее полной несъедобности. Визерс решил, что, если поисковые партии будут время от времени направляться в джунгли, было бы неплохо знать об этом заранее. И по возможности сделать так, чтобы нашу базу никто не обнаружил.

И по возможности сделать так, чтобы нашу базу никто не обнаружил.
— Для этого ты раздавал всем советы, — сказал я.
— Это была просто дезинформация, — сказал Холден. — Я щедро делился сведениями, при этом отчетливо давая всем понять, что сам во все это не верю и что ни у кого ни хрена не выйдет. А если уж дело доходило до вылазок в джунгли, я старался к ним присоединиться, чтобы вовремя передать очередного шпиона в руки медицинского персонала. Для коррекции памяти.
— К чему столько геморроя? — поинтересовался я. — Не проще ли было уводить людей в джунгли и стрелять им в затылок? А дикие звери доделали бы остальное.
— Ты ж сам понимаешь, агенты, вернувшиеся из джунглей и ничего не нашедшие, и агенты, пропавшие в джунглях навсегда, — это очень разные агенты, — сказал Холден. — Если бы люди стали пропадать пачками, дядя Том вызвал бы подкрепление со своего авианосца, и они прошерстили бы там все джунгли. А если бы джунгли им мешали, они залили бы их напалмом. А это уже было бы спровоцированное нами вмешательство в естественный ход истории и вообще вредно для экологии.
— Значит, когда мы подошли к базе, это ты меня вырубил.
— Да.
— Пожалуй, я не буду извиняться за то, что врезал тебе в челюсть.
— Я этого и не ждал.
— Стоп, — сказал я. — А китайцы? Китайцев ты поубивал.
— Они отказались от моих услуг и вообще рыскали по джунглям в опасной близости от охраняемого периметра, — сказал Холден. — К тому же они напали первыми, так что мои действия можно рассматривать как самооборону. К слову, после того как эта группа не вернулась в город, остальные китайцы полезли в джунгли с повышенным энтузиазмом.
— Их ты тоже перестрелял?
— Нет, с ними справился персонал. Справился обычными средствами, с коррекцией памяти и без крови. Я лишь вовремя предупредил ребят о возможном визите.
— Ну и каким тебе показалось прошлое? — спросил я.
— По правде говоря, мне понравилось в Белизе, — сказал Холден. — Приятное разнообразие по сравнению с тем, чем мне приходилось заниматься до этого. Тепло, море, солнце, алкоголь и сигареты, легкие наркотики и легкодоступные женщины… Ты ж видел современную Землю? Это не самое приятное место для жизни.
— Я видел не так уж много, — сказал я. — И в основном — из окна спортивного флаера, который несся над городом на бешеной скорости, уходя от погони, устроенной твоими коллегами.
— А как тебе будущее? — поинтересовался Холден. — В целом?
— В целом — как и прошлое, это ваше будущее довольно погано, — сказал я. — Но жить можно. В частности. Если бы еще не война…
— Да, — согласился Холден. — Меня тоже волнуют наши перспективы. Впрочем, будем оптимистами. Существует весьма нехилая вероятность, что нас убьют раньше и до начала масштабных боевых действий мы не доживем.

— Узрев Холдена и услышав известия, которые он принес, Азим, целый день изображавший бурную деятельность на борту нашего корабля, чтобы никто не заподозрил, на что именно мы тратим покупаемую энергию, тоже решил проявить капельку оптимизма.
— Потрясающе, — сказал он.

— Потрясающе, — сказал он. — Ситуация принципиально осталась той же самой, а нам на голову свалился лишний пассажир.
— Можете взять меня в экипаж, — жизнерадостно сообщил ему Холден. — Я буду очень полезным членом экипажа. Я неплохо стреляю, прекрасно управляюсь с автохирургом и могу принимать исповеди. Я однажды целых три недели притворялся капелланом.
— Я мусульманин, — сказал Азим.
— Я вообще атеист, так что мне это безразлично. — Холден пожал плечами. — Но это все, конечно, лирика и не имеет большого значения, потому что нам надо срочно придумать, что делать дальше. Предлагаю устроить мозговой штурм.
— Мы эти высоты сегодня целый день штурмовали, — напомнил я.
— Две головы — хорошо, а на троих соображать лучше, — сказал Холден. — Или как-то там еще. Это древняя пословица, и я не помню ее дословно.
— «Соображать на троих» — это как бы не совсем то же самое, что и «думать», — сказал я.
— Ты должен лучше разбираться в древних пословицах, — согласился Холден. — В конце концов, ты их ровесник.
Я не стал с ним спорить, хотя, наверное, и мог бы.
— Ты агент СБА, — сказал ему Азим. — У тебя должен быть какой-то запасной вариант действий. Когда я был на службе, у нас всегда был такой запасной вариант. Почти всегда.
— Особенно меня впечатлил ваш запасной вариант действий на Новой Колумбии, — сказал Холден. — Когда клан Прадеша свалился на планету, а корабль в воздух поднять так и не удалось, вы целый месяц бегали по джунглям, пока кленнонцы не прилетели и не навели порядок. Должен признать, этот ваш резервный вариант произвел на меня неизгладимое впечатление.
— Какой у тебя уровень допуска? — поинтересовался Азим.
Видимо, его, в свою очередь, впечатлила информированность Холдена.
— Почти такой же, как у самого Визерса. Я — очень ценный сотрудник.
— И что же вы, такие умные и ценные, сами так облажались?
— Слухи о всемогуществе СБА раздуваются по большей части самими агентами СБА, ибо так нам проще работать, — сказал Холден. — Но по факту мы — всего лишь люди, даже Визерс и даже я, и все мы можем ошибаться, переоценивать свои силы и недооценивать силы противника.
Раньше мне казалось, что на борту «Устрашающего» я заключил с Визерсом довольно выгодную сделку, поскольку в обмен на спасение Киры тот обещал прикрыть меня от части моих врагов. Теперь же мне так не казалось. Если в схватке генералов верх возьмет Корбен, количество моих врагов только увеличится.
Оказалось, что у меня настоящий талант в этом деле — наживать себе врагов. И если верно то утверждение, что масштаб человека определяется калибром его врагов, то я просто неимоверно крут. Асад ад-Дин, решивший принести меня в жертву своим политическим интересам, был весьма крупнокалиберным врагом, а если к нему присоединится еще и целый генерал СБА…
— Впрочем, я не склонен излишне драматизировать ситуацию, — заявил Холден. — Игра еще продолжается, хотя бы потому, что, если бы Визерс окончательно и безоговорочно проиграл, мы бы тут уже не сидели и этих разговоров бы не вели. А вели бы мы совсем другие разговоры, в не столь приятном месте и не со столь приятными людьми.

А вели бы мы совсем другие разговоры, в не столь приятном месте и не со столь приятными людьми.
— Ты уверен, что ты сейчас не переоцениваешь наши силы и все такое? — спросил я.
— Уверен. Но, как бы там ни было, с планеты нам надо валить.
— Для получения разрешения на взлет требуется два часа, так что с этим сложностей не возникнет, — сказал Азим. — Но куда нам следует направиться?
— Я предпочел бы какой-нибудь независимый мир, где мы не будем привлекать внимания, — сказал Холден. — Правда, тут есть одна проблема. У вас довольно редкий корабль, и он везде будет привлекать внимание, а в независимых мирах — тем более.
— Что нам даст пребывание на очередной независимой планете? — спросил я.
— Отсрочку, — сказал Холден. — Через две недели заработает мой резервный канал связи с Визерсом, и тогда я смогу предоставить вам более подробные инструкции.
— Это если Визерс к тому времени еще будет жив и в состоянии давать инструкции, — уточнил Азим.
— Ну да, — согласился Холден. — Вселенная — вообще довольно опасная штука, и от случайностей никто не застрахован.
— Мне не нравится этот план, — сказал я. — Он слишком пассивен. Отсрочка была бы хороша только в том случае, если бы мы точно знали, что Визерс возьмет верх. А это не так. Если мы будем просто тянуть время, то так и не решим ни одной из наших проблем.
— И какая же наша главная проблема?
— Не главная, а первоочередная. Криокамера. Пока она в активном состоянии и на борту, у нас связаны руки.
— Мы планировали ее доставку на мобильную базу ВКС «Спектрум», — сказал Холден. — Но для этого нужны полномочия генерала. Те самые полномочия, которые сейчас под вопросом.
— То есть вопрос о том, чтобы вышвырнуть криокамеру в вакуум, уже не стоит? — уточнил я.
— Это вариант на самый крайний случай, — сказал Холден. — Пока еще этот самый крайний случай не настал, и я бы предпочел сохранить Кире жизнь.
— Тогда ее надо размораживать, — сказал я. — Чертова камера жрет слишком много энергии.
— Я предпочел бы не появляться на территории Альянса до тех пор, пока Визерс не уладит свои дела. Не на Веннту же нам лететь.
— Веннту, — задумчиво сказал Азим. — Этот вариант можно обдумать.
— Сразу нет, — мгновенно отреагировал Холден. — Нечего тут обдумывать.
— Восстановление человека из криостазиса для них не проблема. Они способны решать и более сложные задачи.
— Это будет неверный тактический ход, — сказал Холден.
— Я бы поддержал разговор, если бы кто-нибудь из вас взял на себя труд объяснить мне, о чем вы говорите, — сказал я. — Что такое Веннту?
— Единственная на данный момент независимая планета, колонизированная не людьми, а кленнонцами, — неохотно сказал Холден. — Естественно, их уровень медицинских технологий превосходит все то, что может предложить Альянс.
— Ты сказал, ни один из независимых миров не обладает нужными нам технологиями.

— Ни один из человеческих миров и не обладает.
— Холден, мне будет очень трудно доверять тебе, если ты продолжишь утаивать от меня информацию, — сказал я.
— Веннту — это не вариант, — сказал Холден. — Во-первых, они потребуют за свои услуги бешеные деньги, а во-вторых, люди Корбена будут искать нас там в первую очередь.
— Ты говорил, что у тебя есть доступ к резервным фондам.
— Я не уверен, что их хватит для оплаты медицинских расходов. И потом, в данном случае меня больше не финансовый аспект беспокоит.
— Веннту далеко? — спросил я у Азима.
— Полторы недели полета.
— А если я скажу «нет»? — вкрадчиво поинтересовался Холден. — Без моих фондов вам там делать нечего.
— Ты же хочешь убраться с этой планеты, — сказал я. — Если что, Визерс тебе не простит, что ты выпустил нас из поля зрения.
— Похоже, вы намерены сделать очередную глупость, — вздохнул Холден. — Ладно, выбора у меня нет. Я с вами.

ГЛАВА 2

В «Звездных войнах» Джорджа Лукаса стоящая перед главными героями проблема решалась достаточно легко. Стоило только одному положительному персонажу рубануть главного злодея световой шашкой, а другому — взорвать главную боевую станцию противника, как власти темной империи ситхов пришел конец, и в галактике настало торжество демократии, возрождение республики и полное народное ликование. Но там и схема противостояния была не самая сложная. Империя против повстанцев, ситхи против джедаев.
В существующей, а не придуманной Голливудом реальности дела обстояли куда запутаннее.
Трехсторонний конфликт Альянса, Империи и Гегемонии осложнялся наличием четвертой силы — неких странных типов, которых скаари называют «другими», а Визерс — регрессорами и об истинной цели и намерениях которых никто не имеет даже отдаленного представления. Человечество и скаари по уши погрязли в межведомственных конфликтах и клановых разборках, да и у кленнонцев, насколько я мог судить, во внутренней политике все было не так уж гладко.
Попробуй разобраться, где тут светлая сторона силы, с кем биться спина к спине, а кого рубить световым мечом. Ах да, световых мечей тут нету, зато есть силовые. Тоже жутко редкая, сложная в изготовлении и дорогая штуковина, жаль только, что у этих мечей лезвие не светится синим, зеленым или красным цветом, позволяющим определить, на чьей стороне бьется его владелец.[3]
В жизни почему-то всегда все сложнее, чем в кино, и нет никаких гарантий, что дело подберется к хеппи-энду.
Еще меня очень смущала фигура Холдена.
С одной стороны, я был даже рад его присутствию. Это был человек, имевший отношение к двадцать первому веку, из которого я пришел, ниточка, связывающая меня с прошлым, волей-неволей он оказался человеком, с которым у меня было много общего. Он был знаком с реалиями моего времени и даже понимал часть моих шуток, а это немаловажно…
С другой стороны, теперь это все-таки был не совсем тот Холден, которого я знал по Белизу. Все в очередной раз усложнилось.
В Белизе Холден был агентом британской МИ-6, скучающим аристократом и плейбоем, пытающимся решить нерешаемую задачу, взваленную на него его начальством. Тот Холден был достаточно прост для понимания и казался вполне приятным парнем.

Тот Холден был достаточно прост для понимания и казался вполне приятным парнем.
Новый Холден тоже казался вполне приятным парнем, но ключевое слово тут «казался», а вовсе не «приятный», как это было раньше, и понять, кто он такой, было гораздо сложнее.
За исключением его собственных слов не существовало ни одного доказательства, что он работает на СБА, а Визерс является его непосредственным начальником. Да, он обладал исчерпывающей информацией о нашей миссии на Тайгере-5, и в целом его история, если и не казалась логичной, вполне вписывалась в тот хаос, что творился вокруг меня в последние годы, но это все косвенные улики. Еще на космической станции «Гамма-74-К» Визерс показывал мне фотографию Холдена в качестве одного из подозреваемых по делу Феникса, и правдоподобного объяснения этому факту я так и не нашел. Холден стал очередной частью головоломки, но полностью не вписывался ни в один готовый фрагмент.
— Ты ему доверяешь? — спросил у меня Азим в ночь перед отлетом со Сципиона-3.
Мы сидели в бунгало и упаковывали наши немногочисленные пожитки, а Холден отправился в свой отель с аналогичными целями, так что мы могли говорить свободно.
— Нет, — сказал я.
— Это хорошо, потому что я тоже ему не доверяю, — сказал Азим.
— Но он нам нужен, — сказал я. — Без его денег мы не сможем реанимировать Киру, к тому же он — единственный наш канал связи с Визерсом.
— Который, вполне возможно, уже арестован за измену интересам Альянса или мертв.
— Мы будем держать это в уме, но действовать лучше, исходя из того факта, что Визерс жив и выйдет на связь, — сказал я. — Потому что это пока единственный шанс разгрести наши проблемы.
— Нам нужен резервный план, — сказал Азим. — Все наши проблемы от того, что у нас нет резервного плана.
— Податься в пираты никогда не поздно, — сказал я. — У нас есть корабль, а значит, у нас есть мобильность. В наше неспокойное время это дорогого стоит, и далеко не каждый может позволить себе подобную роскошь.
— Далеко не за каждым охотятся лучшие спецслужбы человечества, — сказал Азим.
— Зато можно делать ставки на то, кто достанет нас первым, Корбен или Асад, — сказал я.
— Юмор висельников. Поначалу свежо, но потом приедается, — констатировал Азим и ушел в свою комнату.

Отлет со Сципиона-3 прошел без всяких осложнений, что не могло не радовать и являлось приятным исключением в событиях последнего времени, когда от приключений было не продохнуть.
Мне стали нравиться планеты, на которых никто ни разу не попытался меня убить, и я надеялся, что и Веннту окажется такой же планетой, несмотря на мрачные предсказания Холдена.
Холден очень не хотел лететь на Веннту. То ли он не любил кленнонцев, то ли всерьез опасался, что нас там будет ожидать засада, организованная людьми генерала Корбена. Собственно говоря, глупо было бы сбрасывать со счетов такую возможность, но я твердо решил, что дело спасения капитана ВКС Киры Штирнер нужно довести до конца. Иначе рейд на Тайгер-5, где я рисковал жизнью и чуть не сыграл в ящик, лишился бы всякого смысла.
Услышав эти рассуждения, Холден презрительно фыркнул, обозвал меня спасающим деву рыцарем, действующим благородно в ущерб своим собственным интересам, но в чем заключаются мои интересы — не объяснил и активно возражать уже не стал.

Азим проложил курс, и мы совершили первый гиперпереход по направлению к Веннту.
Веннту была уникальной планетой.
Как я уже говорил, это был единственный независимый мир, колонизированный выходцами из Кленнонской Империи, долго и кроваво боровшийся за свою независимость от этой самой Империи и в итоге сумевший ее отстоять. С тех пор туда стекались кленнонцы, которые были не в восторге от монархического строя, — всяческие диссиденты, ренегаты, а также просто любители царящей на фронтирах романтики. Почему Империя до сих пор терпит существование такого мира, оставалось для меня загадкой.
Холден сидел в тесной кают-компании «Ястреба», пил виски из корабельного бара и лениво листал лежавшую у него на коленях электронную книгу. При моем появлении он одним глотком осушил свою посуду и налил себе еще.
— Накачиваешься в одиночестве? — поинтересовался я.
— Морально готовлюсь к разговору, — сказал Холден. — Я ведь на борту судна, капитаном которого ты числишься, следовательно, мы уже не в том положении, что и на Сципионе, где мы были как бы на равных, и, следовательно, у меня не получится избежать твоих нудных вопросов и всяческих подозрений. А поскольку подобные разговоры нагоняют на меня тоску, я решил подготовиться. Теперь скажи мне, что я неправ и ты вовсе не жаждешь обсудить со мной что-нибудь животрепещущее. Тогда я извинюсь и протрезвею волевым усилием.
— Ты прав, — сказал я.
— Ну, а как же, — сказал Холден и глотнул виски из новой порции. — Полагаю, ты хочешь поговорить о Корбене, Визерсе и том, что они не поделили.
— И об этом тоже, — сказал я, усаживаясь в кресло. — Но сначала расскажи мне о Фениксе.
— Он психопат, — сказал Холден, ничуть не удивившись теме беседы или же не подав вида. — Террорист-одиночка, это все знают.
— Расскажи мне о том, чего все не знают.
— Информации не так уж много. СБА несколько раз пыталась его прищучить и даже считала пару таких попыток вполне удачными, но Феникс каждый раз воскресал из пепла и учинял очередное непотребство.
— А подробности?
— Они мне неизвестны, — сказал Холден. — Ты же знаешь принцип Визерса, согласно которому каждый должен обладать только той информацией, которая нужна ему для дела, а я делом Феникса не занимался.
— Визерс намекал мне, что Феникс может оказаться не совсем человеком.
— Есть такая теория, — согласился Холден. — Впрочем, в недрах научного отдела СБА существует множество безумных теорий, часть из которых при проверке таки оказываются на самом деле безумными. Версия нечеловеческого происхождения Феникса удачно вписывается в теорию о регрессорах, в которую я лично не очень-то и верю. Я думаю, что все проще: Феникс — просто удачливый сукин сын. Может быть, генетически улучшенный в лабораториях Кленнона, но не имеющий никакого отношения к иным цивилизациям. Плоть от плоти нашего безумного мира, я бы сказал.
— Значит, в регрессоров ты не веришь?
— Сверхцивилизация, которая тормозит прогресс одних развивающихся рас для того, чтобы дать шанс другим развивающимся расам? Это научная фантастика.
— Мне тут порой вообще все кажется научной фантастикой.
— Это потому что ты — вылезший из прошлого дикарь, — объяснил Холден.

— Это потому что ты — вылезший из прошлого дикарь, — объяснил Холден. — Ты угодил в дивный новый мир и удивляешься всему, что видишь, или же не удивляешься ничему, потому что у тебя культурный шок. Но я-то в этом мире вырос, и существование регрессоров в мою картину не укладывается. К тому же нет ни единого доказательства их вмешательства в нашу историю, кроме как за уши притянутой теории о Войне Регресса, благодаря которой земная цивилизация не смогла задавить кленнонцев в зародыше.
— А корабль-разрушитель, который уничтожил половину боевого флота скаари, благодаря чему Гегемония не смогла задавить в зародыше земную цивилизацию?
— Кто-то может усмотреть здесь параллели с Войной Регресса, — согласился Холден. — Но лично я их не вижу. Хотя бы потому, что космос велик, история его насчитывает много тысячелетий, и за это время успело произойти довольно много событий, которые при взгляде отсюда могут нам показаться системными. Это еще не значит, что они на самом деле являются таковыми. Война Регресса запросто объясняется и без вмешательства в человеческую историю иной расы, а разрушитель скаари мог взяться откуда угодно. Если он вообще был, а не является частью их легенд.
— Визерс верит в регрессоров, — сказал я.
— Визерс зациклен на идее четвертой силы, которая вмешается в расклад и изменит баланс, поэтому зачастую он склонен видеть закономерности там, где их нет, — сказал Холден. — У этой идеи не слишком много сторонников, и я не являюсь одним из них.
— Визерс считает, что в нынешнем раскладе у Альянса нет шансов.
— В нынешнем раскладе шансов нет ни у кого, — сказал Холден. — Но расклады — штука непостоянная, знаешь ли. Расклады меняются, и первый, кто изобретет абсолютное оружие или что-то на него похожее, сразу изменит расклад в свою пользу.
— Значит, в абсолютное оружие ты веришь?
— По крайней мере, чуть больше, чем в регрессоров. Нашим абсолютным оружием должен был стать темпоральный проект, но, как ты знаешь, что-то пошло не так. Кстати, если регрессоры существуют, это явно их происки. Существование абсолютного оружия не вписывается в их планы.
— Ты потрясающе логичен, — сказал я. — Сначала отрицаешь существование регрессоров, а потом рассуждаешь об их планах.
— Если я во что-то не верю, это не мешает мне построить теоретическую модель, — заявил Холден. — Теоретически я могу допустить и существование регрессоров, и их вмешательство в естественный ход истории. Теоретически я вообще все что угодно могу допустить, особенно если я пьян. А сейчас я уже почти дошел до нужного состояния.
— Ну и какие у них планы в рамках твоей теоретической модели?
— Рассуди сам, сначала они притормозили скаари, чтобы дать шанс нам, потом они притормозили нас, чтобы дать шанс кленнонцам, — ответил Холден. — На выходе получилось то, что мы имеем сейчас — в одном секторе галактики находятся три расы, стоящие на одной ступени развития и обладающие технологиями одного порядка. У кого-то чуть лучше, у кого-то чуть хуже, но решающим превосходством не обладает никто. В этой схеме нет места для абсолютного оружия, не так ли?
— Если только допустить, что они вели именно к этой ситуации, — уточнил я. — Но ведь вполне возможно, что конечного результата они еще не достигли.
— Если так рассуждать, то можно дотеоретизироваться до каких угодно выводов, — сказал Холден.

— Теории имеют смысл, если они хоть что-то объясняют. В противном случае это пустые умствования, от которых нет никакой пользы. Только время ими убивать. И, кстати, тогда Феникс в расклады ни черта не вписывается, ибо он раскачивает то хрупкое равновесие, которое установилось в Секторе Исследованного Космоса, а следовательно, играет против регрессоров. Потому что мне сложно представить себе ребят, которые столько времени потратили для того, чтобы выстроить равновесие, а потом сами же решили его нарушить. Это противоречит логике и вообще довольно тупо.
— Они — не люди, — сказал я. — Они могут руководствоваться другой логикой.
— Не существует никакой другой логики, — возразил Холден. — Логика кленнонцев или скаари ничем не отличается от логики людей.
— Ты, часом, не антропоцентрист?[4]
— Не исключаю такой возможности.
— Наверное, сложно быть антропоцентристом в мире, в котором помимо человека существуют и иные расы.
— Может быть, таким образом мироздание проверяет антропоцентристов на прочность, — заявил Холден, вливая в себя очередную порцию виски. — Кленнонцы, по сути, те же люди, так что из иных рас мы имеем только скаари, да и они не слишком от нас отличаются. Ну, если не принимать во внимание тот факт, что они произошли от динозавров, а не от обезьян. Но мотивы и модели поведения у них такие же. Собственно, мы потому и воюем, что так похожи друг на друга.
— А теперь ты уже можешь поведать мне о сути разногласий Визерса с Корбеном, — сказал я. — Которые тоже похожи друг на друга, хотя бы потому, что принадлежат к одному биологическому виду и оба являются генералами СБА.
— Ага, от обсуждения глобальных проблем мы таки перешли к обсуждению проблем частных, — констатировал Холден. — Значит, мне нужно выпить.
— Ты и так выпил достаточно.
— Я так не думаю, — сказал Холден и схватился за бутылку. — А мое мнение в данной ситуации является для меня решающим.
— Вообще-то я — капитан этого корабля.
— Зато у меня есть деньги, которые нужны тебе для того, чтобы довести твою спасательную операцию до логического конца, — заявил Холден.
— Пребывание в прошлом не пошло тебе на пользу, — заметил я. — После всех существующих в Альянсе ограничений ты пустился во все тяжкие и до сих пор не можешь выйти из пике.
— Я пробовал алкоголь и до этого, — сказал Холден. — Я все же оперативный агент, знаешь ли, а оперативные агенты действуют и за пределами Альянса.
— Оперативные агенты вообще не должны пить. Или, по крайней мере, не должны пьянеть, — сказал я.
— Я не хочу разговаривать об оперативных агентах, — сказал Холден.
— Тогда расскажи мне о ваших генералах.
— Несколько десятилетий назад начали рождаться странные дети, — сказал Холден. — Ну, не то чтобы странные, но отличающиеся от других детей. Повышенная сила, выносливость, скорость реакции, слабые способности к телепатии и телепортации мелких предметов… Нет, все-таки странные… Конечно, если верить статистике, такие дети рождались всегда, в двадцать первом веке их называли детьми маренго или что-то вроде того.
— Индиго, — подсказал я.

— Индиго, — подсказал я. — Дети индиго. Поколение гениев, которое так и не состоялось.
— Точно, — согласился Холден. — Но это оно у вас не состоялось, а у нас в последние годы их стало слишком уж много, и способности некоторых из них разительно отличались от способностей обычных людей, и эту разницу уже нельзя было списывать на простую статистическую погрешность. Поскольку большая часть таких детей рождалась вне пределов Солнечной системы, сначала наши ученые предположили, что все дело в мутациях, обусловленных условиями на планетах проживания, но потом, когда случаи перестали быть единичными, выдвинули теорию о выходе человечества на новый виток эволюции. Хотя, в принципе, одно другому не противоречит, и эволюция является сохранением набора устойчивых положительных мутаций… А поскольку все мы уже довольно долгое время живем в ожидании большой войны, нет ничего удивительного, что встал вопрос о том, какую пользу эти дети могут принести человечеству в суровых условиях военного времени. И вот тут оказалось, что два генерала СБА имеют разные взгляды на эту проблему.
— А тебе не кажется, что внутренний конфликт в СБА на пороге войны может быть фатален для всего Альянса? — поинтересовался я.
— Кажется, — согласился Холден. — Поэтому я надеюсь, что Визерс решит проблему в ближайшее время и конфликт будет исчерпан.
— В связи с гибелью одной из сторон?
— Как показывает практика, это и есть лучший способ урегулирования конфликтных ситуаций. Если бы ты попал в руки Корбена, он бы разобрал тебя на запчасти. Ты все еще ему сочувствуешь?
— Я не сочувствую, а просто пытаюсь посмотреть на ситуацию с его стороны.
— Глаза не сломай, — порекомендовал Холден. — Кленнонцы практикуют генную инженерию уже несколько веков, так что переиграть их на этом поле весьма проблематично.
— А у них тоже появлялись люди с устойчивыми мутациями?
— Сложно судить, — пожал плечами Холден. — Среднестатистический кленнонец сильнее, выносливее и быстрее среднестатистического человека и вообще превосходит его по всем физическим параметрам, кроме роста. Что же касается начинки, то все зыбко. Тесты IQ выдают примерно одинаковые результаты.
— Но, насколько я понимаю, Корбен собирался переиграть кленнонцев, делая ставку отнюдь не на физические параметры.
— Да, но ему ни разу не удалось добиться стабильного результата, — сказал Холден. — Пока никто так и не понял, где надо искать источник способностей людей индиго. Например, ты загодя чувствуешь опасность и обладаешь фотографической памятью, а мы так и не знаем почему, и не факт, что узнали бы и после вскрытия твоего бренного тела. Поэтому Визерс считает, что таких людей надо использовать «как есть», подбирая для них индивидуальное поле деятельности, где они могут проявить свои способности по максимуму. А Корбен мечтает собрать все мутации в одном месте и вывести сверхлюдей и суперсолдат, что весьма сомнительно и вообще непонятно, к чему может привести.
— Если отбросить личные факторы, то, с точки зрения долговременной стратегии, Корбен может оказаться прав, — сказал я. — Одиночки, сколь бы талантливы они ни были, войн не выигрывают.
— Люди вообще не выигрывают космических войн, — сказал Холден. — Космические войны выигрывают большие военные корабли, орбитальные бомбардировки и… пожалуй, и все.

Больших кораблей и орбитальных бомбардировок раньше всегда хватало.
— Кораблями тоже кто-то должен управлять.
— Не пытайся выглядеть глупее, чем ты есть, Алекс, — сказал Холден. — «Ястреб» — хороший для своего класса корабль, Азим — хороший пилот, я — хороший стрелок, а ты — вообще уникальный тип, способный предугадывать опасность, но если сейчас нам на голову свалится линейный крейсер Альянса, то значение будет иметь только размер и боевая мощь. Помнишь дядю Тома и его авианосец?
— Тогда победят скаари.
— Если сумеют договориться и выступить единым фронтом, то вполне возможно. Только в это объединение мало кто верит, в том числе и сами скаари.
— А во что веришь лично ты, Холден?
Перед тем как ответить, Холден налил себе еще виски и сделал большой глоток.
— Я верю, что этот мир безумен, — сказал он. — Я верю, что мне не доведется умереть от старости. Я верю, что так и не узнаю, чем закончится эта война, и не могу сказать, что это меня огорчает, потому что ничем хорошим она все равно не закончится. Я верю в то, что вселенная велика и пустынна, и что разумная жизнь в ней — всего лишь небольшое отклонение от нормы, и что рано или поздно, как бы мы ни барахтались, вселенная все равно возьмет свое и останется такой же великой и пустынной, какой была до нашего появления.
— И как тебе живется с такой философией?
— В разные периоды времени — по-разному, — ответил Холден. — Я часто думаю о том, что мог бы дожить до старости только в том случае, если бы остался в твоем времени. Никаких глобальных катаклизмов, войны только локальные… Конечно, там хватало своих угроз, но ничего такого, с чем можно было бы сравнить нынешнее положение дел. Ты не жалеешь, что попал сюда, Алекс? Не думаешь о том, как сложилась бы твоя жизнь, если бы ты остался там?
— Не вижу смысла задаваться такими вопросами. Если бы у бабушки были сопла, это была бы уже не бабушка, а ракета.
— Поиски смысла — это самое бесполезное занятие из возможных, — заявил Холден. — Сравнить с ними можно только поиски мифической четвертой силы, в которую верит Визерс.
— В Белизе ты был веселее, — заметил я.
— В Белизе у меня было гораздо больше будущего.

ГЛАВА 3

В жизни почти каждого человека должен наступить момент, когда ему стоит остановиться, изумленно оглядеться по сторонам и наконец-то задать себе вопрос, что и когда в его жизни пошло не туда, если сейчас он имеет то, что имеет, — и наконец осознать, что вот это коричневое море, подступающее к нему со всех сторон, является отнюдь не шоколадным.
Не самый приятный момент, особенно когда приходит понимание, что ответственность за большую часть ошибок свалить все равно не на кого и с этим грузом придется жить как-то дальше.
Судя по всему, для Холдена этот момент наступил во время нашего полета на Веннту. Он много пил, сутками не выходил из своей каюты, а когда выходил, был мрачен, резок, циничен и пророчил нам всем скорую погибель. Я уже начал беспокоиться, что в итоге он допьется до белой горячки и окончательно слетит с катушек, и наше и без того не слишком радостное положение омрачится новой порцией проблем, а в том, что действующий агент СБА может доставить такие проблемы, я не сомневался, как Холден вдруг перестал пить, хотя и остался нелюдимым, циничным, мрачным и резким.

За два дня до конца полета он ввалился в кают-компанию во время обеда и заявил, что у нас с Азимом есть последний шанс проявить благоразумие и изменить курс, направив корабль в какое-нибудь более безопасное место.
— До Веннту осталось три прыжка, — сообщил ему Азим, не поднимая взгляда от своей тарелки.
— Вот именно, — согласился Холден. — Самое время для того, чтобы внять доводам разума.
— Если тебе не нравится курс, ты можешь сойти с корабля в любой момент, — сказал Азим. — Благо у нас есть небольшой запас аварийных скафандров, и одним мы вполне можем пожертвовать. Во имя улучшения атмосферы на корабле, так сказать.
— Это, наверное, сейчас был юмор, — сказал Холден. — Прости, приятель, я в последнее время не слишком хорошо различаю юмор.
— Для полевого агента СБА ты слишком нервный, — сказал я.
— Бывают спокойные полевые агенты СБА, — согласился Холден. — Бывают живые полевые агенты СБА. Но никто не может похвастаться тем, что видел одновременно спокойного и живого полевого агента СБА. Как только ты перестаешь нервничать и трястись за свою жизнь, тут тебе и крышка.
— Тогда нервничай дальше. Риск — это твоя профессия, не так ли?
— Риск, смею заметить, бывает разный, — сказал Холден. — И сейчас он неоправдан.
— Чем тебе так не нравится Веннту?
— А того, что эта планета является самым очевидным пунктом нашего маршрута и там нас почти наверняка ожидает засада, тебе мало?
— Последнее время меня так часто пытались убить, что я перестал обращать внимание на такие мелочи.
— Ну да, конечно, — сказал Холден. — К тому же тебя хранит твое шестое чувство, и тебе плевать, что люди вокруг тебя мрут, как мухи.
Азим деликатно кашлянул, напоминая Холдену, что он еще жив.
— Это временно, — заверил его Холден.
— Да отсохнет твой лживый язык, — добродушно сказал Азим и вернулся к прерванной трапезе.
— Нет, серьезно, — сказал Холден. — Алекс, неужто ты не замечал повышенной смертности среди своих знакомых? Начиная с тренировочного лагеря, когда ты спрыгнул обратно в траншею, а весь твой взвод полег под огнем автомата со сбившейся настройкой?
— Это была отработка маневра в условиях, приближенных к боевым, — сказал я. — Армия — это вообще довольно опасное место, Холден. Ты мне еще Новую Колумбию припомни.
— Я лучше тебе космическую станцию припомню, — сказал Холден. — И милый приют одного пиратского барона.
— А часовенку тоже я развалил? — После всех обвинений Холдена мне вспомнилась старая шутка, которая была бородатой уже в далеком двадцатом веке, когда я и услышал ее впервые. — Тебе не кажется, что ты слегка передергиваешь факты?
— Твои способности внушают тебе ложное чувство безопасности, — сказал Холден. — И ты готов лезть в засаду, увлекая за собой людей, у которых твоих способностей нет.
— Если тебя так пугает Корбен и его ребята, какого черты ты вообще полетел с нами? — поинтересовался я. — Ты мог бы остаться на Сципионе-3 и купить себе билет на какой-нибудь пассажирский корабль, летящий в какое-нибудь место, которое ты счел бы достаточно безопасным.

— Ты мог бы остаться на Сципионе-3 и купить себе билет на какой-нибудь пассажирский корабль, летящий в какое-нибудь место, которое ты счел бы достаточно безопасным.
— Мой служебный долг призывает меня быть рядом с вами, — сказал Холден. — Но это еще не значит, что я не должен попытаться отговорить вас от того безумия, которое вы затеяли.
— Веннту — независимый мир, населенный в основном кленнонцами, — сказал Азим. — Это означает, что СБА не сможет развернуться там во всей красе.
— То есть это вы мне будете рассказывать, что СБА сможет, а чего нет? — удивился Холден. — Ну да, в планетарных масштабах, как могло бы быть в любом из миров Альянса, за нами охотиться не станут, однако даже на независимой планете СБА способна выставить против нас от пяти до двадцати с лишним профессионалов. И, ребята, эффекта внезапности, который так помог вам на Тайгере-5, у нас уже нет. На Веннту нас почти наверняка ждет засада.
— Но мы тоже знаем, что она есть, — сказал я. — Так что эффекта внезапности нет и у них, и условия примерно равные.
Холден вздохнул и театрально закатил глаза. Нет, все-таки в Белизе он мне нравился куда больше. Последнее, чего я мог ожидать от оперативного агента СБА, так это то, что он станет устраивать истерики.
Впрочем, истерику Холден устраивать не стал. Ограничился тяжелым вздохом.
— Вы, парни, все же кое-чего не понимаете, — сказал он. — Даже если бы за нами не охотились ребята Корбена, Веннту является последним из независимых миров, куда я бы хотел отправиться при текущей политической обстановке.
— То есть?
— Все это чертовски долгое время Веннту была бельмом на глазу для Империи, — сказал Холден. — В мирное время существовала куча пактов, секретных соглашений и негласных договоренностей, которые мешали имперцам сполна рассчитаться с мятежниками. Но сейчас-то императора Таррена никто и ничто не остановит.
— Это отвлеченная теория или тебе известно что-то конкретное?
— Плана наступления у меня нет, — сказал Холден. — Но Веннту является одной из первоочередных целей, и визит имперского флота в локальное пространство планеты — это только вопрос времени.
— Прогнозы тебе известны?
— Нет. Но это довольно слабый аргумент в пользу того, чтобы пренебречь моими соображениями. Веннту — это очень опасное место.
— Сейчас в галактике нет безопасных мест.
— Но есть менее опасные.
— Веннту — это единственное место, где капитану Штирнер могут оказать помощь.
— У капитана Штирнер полно времени в запасе. В этом морозильнике продукты не портятся.
— Что конкретно ты предлагаешь?
— Отправиться в любое менее опасное место, — сказал Холден. — Какое-то время ничего не предпринимать, затаиться и ждать.
— Чего именно ждать? Эскалации конфликта, когда война перетечет из маневренной фазы в активную и планеты начнут гореть одна за одной?
— Ты так говоришь, как будто мы своими действиями можем на это повлиять, — сказал Холден. — Предотвратить или хотя бы оттянуть этот момент во времени.
— Визерс говорил…
— Твоя ошибка в том, что ты строишь свои планы, исходя из того соображения, что Визерс жив и все еще генерал СБА, — заметил Холден.

— Визерс говорил…
— Твоя ошибка в том, что ты строишь свои планы, исходя из того соображения, что Визерс жив и все еще генерал СБА, — заметил Холден. — А это, между прочим, не факт. Он уже может быть мертв или выведен из игры каким-либо другим способом.
— Он прав, — заметил Азим. — Нехорошо, что наши дальнейшие действия настолько зависят от того, на что мы никак не способны повлиять.
Получив поддержку со стороны неожиданного союзника, Холден воодушевился и призвал меня пораскинуть мозгами еще раз, благо наш корабль пока не вошел в локальное пространство Веннту и находится от него на расстоянии трех прыжков.
Я готов был признать, что решение лететь на Веннту в сложившихся обстоятельствах являлось не самым удачным решением. Проблема только в том, что все остальные ходы еще хуже.
Все это время, начиная с того самого момента, когда мы с Азимом встретились на космической станции «Гамма-74-К» и события там пошли вразнос, мы только и делали, что реагировали на чужие действия, и вектор нашего движения был задан обстоятельствами.
Если послушать Холдена и сделать так, как он предлагает, мы снова выключим себя из происходящего до тех пор, пока опять что-то не произойдет, и тогда нам снова нужно будет прогибаться под обстоятельства.
На Веннту может быть опасно. Но, по крайней мере, решение отправиться туда я приму сам, без всякого давления со стороны. Или даже вопреки ему.
— Это самая глупая мотивация из всех, что мне доводилось слышать, — заявил Холден, когда я изложил ему эту часть результатов по раскидыванию мозгами.
— У нас проблемы, — сказал я. — Если мы будем сидеть ровно, нам к решению этих проблем даже на пушечный выстрел не подойти.
— И при этом ты намерен идти вслепую, даже не предполагая, куда приведет тебя твой следующий ход.
— На Веннту.
— А потом?
— Это будет зависеть от…
— Вот именно, — сказал Холден. — Это все равно будет зависеть. Выйти за рамки предложенных нам обстоятельств невозможно, так давай попробуем рассуждать здраво.
— Валяй, пробуй.
— Визерс поручил вам отнюдь не спасение девушки, — сказал Холден. — Он поручил вам отбить у врага криокамеру с ценным содержимым, и вы это сделали. То есть с этой стороны у вас больше нет никаких обязательств.
— Разве разморозка капитана Штирнер не является следующим логичным ходом? — поинтересовался я.
— Является, — согласился Холден. — Но только в том случае, если Визерс по-прежнему в игре, что нам наверняка неизвестно.
— Я предлагаю действовать так, будто нам это известно наверняка, — сказал я. — Потому что при всех других раскладах нам конец.
— Да, если мы будем продолжать играть так, как ты предлагаешь. Мои фонды не безграничны, а вывод человека из криостазиса и последующий курс реабилитации стоят дорого, — сказал Холден. — Фактически после этого мои фонды будут исчерпаны, и мы останемся на мели. Зато вчетвером. Едва ли это решит хоть какую-то из наших проблем.
— Но это будет правильный поступок.
— Правильный? — переспросил Холден. — Мы не в рыцарском романе, Алекс.

— Мы не в рыцарском романе, Алекс. Ты взял на себя обязательства по спасению попавшей в беду девы, и мне понятно твое намерение довести дело до конца, но в стратегическом плане нам это ничего не даст. Да, капитан Штирнер — потрясающий пилот, возможно, лучший из всех, с кем мне доводилось летать, но что нам с этого? Она поможет нам улететь от ребят Корбена? От других неприятностей? Ты помнишь о том, сколько у тебя врагов, Алекс? Визерс был единственной преградой, способной встать между тобой и твоим названым папочкой, который ныне жаждет твоей крови. В отсутствие Визерса эта проблема снова упадет на твою голову.
— А что мы выиграем, если не отправимся на Веннту и оставим капитана Штирнер в стазисе?
— Время, — сказал Холден. — Мои деньги — это стратегический запас, и если мы не потратим их на Веннту, это позволит нам протянуть лишнюю пару лет.
— Допустим, — сказал я. — И вот лишняя пара лет прошла, Визерс так и не объявился, и что мы делаем дальше?
— У нас будет пара лет на планирование. Пара лет, а не пара недель, как сейчас.
— Мир рушится, — сказал Азим. — Эта галактика станет совершенно другой уже через год, если не раньше.
— И что?
— У нас все равно не получится отсидеться на периферии, — сказал Азим. — Это не тот кризис, который можно переждать, спрятав голову в песок и надеясь, что пронесет. Последствия затронут всех.
— Взрыв лучше всего наблюдать, находясь подальше от эпицентра, — возразил Холден. — Мы сейчас в той ситуации, когда ничего нельзя знать наверняка. Время может сыграть нам на руку — не факт, что тот же Калифат протянет столько, и вопрос с Асадом ад-Дином станет несущественным. Это я в качестве примера.
— И что потом? — спросил я. — Прыгать с планеты на планету, уходя от очередной волны вторжения?
— Самая удачная долговременная стратегия, кстати, — сказал Холден. — Девяносто девять процентов населения галактики не могут себе этого позволить, а мы — можем.
— До тех пор, пока где-нибудь не реквизируют наш корабль.
— Ну, я не отрицаю, что нам потребуется определенный элемент везения…
— Сколько мы так можем протянуть?
— Если определенный элемент везения таки будет нам сопутствовать, то до самой старости.
— И что это будет за жизнь?
— Это философский вопрос, — сказал Холден. — Предполагается, что каждый должен найти на него собственный ответ и все такое. Лично я на него ответил уже давно. Долгая жизнь лучше скорой смерти. Даже если для того, чтобы прожить долго, потребуется себя кое в чем ограничить.
— Это чушь, — сказал я. — В долговременной перспективе…
— В долговременной перспективе мы все умрем, — сказал Холден. — И это знание никак не поможет нам принять правильное решение уже сейчас.
— Существует теория, что, если человек не способен выбрать одно решение из множества, ему стоит выбрать то, которое будет наиболее верным с точки зрения этики.
— Дурацкая теория.
— С точки зрения этики самым правильным будет отправиться на Веннту и вернуть капитана Штирнер к жизни.
— Я же говорю, что это дурацкая теория.

— Я же говорю, что это дурацкая теория.
— Может быть, и так, но это единственное, что мы можем предпринять, — сказал я. — Все остальное — это выбор между несколькими вариантами бездействия. А мир тем временем все еще рушится.
— Ладно, — сказал Холден. — Закроем этот вопрос. Но когда из-за этого решения нас всех убьют, я оставляю за собой право на злорадство и реплики в стиле «а я же вам говорил, а вы не слушали».
— Полагаю, это будет справедливо.

Как не неприятно мне это было признавать, отчасти Холден был прав.
Мы лезли в ловушку, и от того, что мы лезли в нее с открытыми глазами, ситуация не становилась менее опасной. Однако я все же считал, что иного выбора у нас нет.
Бежать и прятаться — это не вариант, учитывая, какого масштаба фигуры нам противостоят. Как сказал мне повелитель мертвой планеты Кридон, такие, как я, не могут просто отстраниться от происходящего, потому что через какое-то время происходящее все равно придет за нами.
Визерс считал, что Кридон ошибается на мой счет. Однако события последних дней показали, что и сам Визерс отнюдь не является непогрешимым, так что ошибаться вполне мог и он.
А истина где-то рядом. Или ее и вовсе тут нет.
Полагаю, я уже ничему не удивлюсь. После того как я встретил здесь Холдена, вселенной придется изрядно попотеть для того, чтобы произвести на меня впечатление.
И времени у нее осталось не так уж много. Мир рушится. Скоро мы все будем погребены под обломками.
Мне было трудно поверить в то, что Холден прав насчет Визерса, и генерал СБА проиграл свою схватку. То есть разумом я вполне допускал такую возможность, но верить в это мне все равно не хотелось. Визерс, его хитрость, двуличность и постоянные интриги, которые он плел, стали для меня константой, неотъемлемой частью окружающего меня мира. Визерс всегда знал, что он делает. Визерс верил, что войну все-таки можно выиграть и человечество не исчезнет с лица галактики. У Визерса всегда был план, и я на этот план сильно рассчитывал. Всегда хочется верить, что у тебя за спиной стоит кто-то сильный и мудрый, кто придет тебе на помощь в критической ситуации, сумеет объяснить, какого дьявола тут происходит, и посоветует, что делать дальше. Кто-то, кто знает, как надо. Или хотя бы думает, что знает. В полном сумбуре сегодняшнего времени это уже немаловажно.
Без Визерса наша деятельность, начиная с операции на Тайгере-5, попросту теряла смысл.

ГЛАВА 4

У Веннту была довольно мощная орбитальная защита. Не такая надежная, как у Леванта, но гораздо лучше, чем у любого мира Альянса, не считая планет Солнечной системы. Впрочем, это и неудивительно, если вспомнить, как именно эта планета добилась статуса независимого мира. Для этого Веннту понадобилось семьдесят с лишним лет, восстание, две войны, длительная экономическая блокада… И миллионы заплатили за это своими жизнями.
В общем, ничего принципиально нового.
Доступ в атмосферу Веннту для чужих космических кораблей был ограничен и в более спокойные времена, сейчас же посадить корабль на поверхность и вовсе не было никаких шансов. Мы состыковали «Ястреб» с одной из многочисленных орбитальных станций, находящихся между внешней и внутренней сферами планетарной обороны.
Следующие три дня мы потратили на сбор информации и первичные переговоры с медицинскими учреждениями Веннту.

Цены на лечение тут оказались поистине грабительскими, что в принципе тоже неудивительно, поскольку де-факто веннтунианцы обладали в данном Секторе космоса монополией на целый ряд медицинских услуг.
Переговорами занимался Холден, как держатель наших фондов и человек, чьей работой всегда было улаживание различных вопросов в самых отдаленных уголках галактики. Включая очень щекотливые вопросы и действительно удаленные уголки.
И это пошло Холдену на пользу.
Занявшись делом, он полностью отринул напавшую на него во время перелета меланхолию и развил бешеную активность, которая порой даже начинала меня пугать. Впрочем, чем бы экипаж ни тешился, лишь бы не ныл и на мозги капитану не капал…
Уже на второй день Холден заявил, что нашел вполне подходящий вариант, но для окончательных переговоров администрация настаивает на нашем личном визите в клинику.
— Не понимаю, почему нельзя договориться обо всем по Сети, — заявил я. — Тем более что никаких бумаг вроде подписывать не надо… Ведь визит на поверхность, аренда шаттла и атмосферный полет будут стоить нам отдельных денег, и я бы не сказал, что это совсем незначительные деньги. Или тут какие-то особые обычаи, требующие нашего личного присутствия и знакомства с врачами?
— Так принято на Веннту, — вздохнул Холден. — Но это не обычаи, это скорее требования профсоюза перевозчиков. Хотя я не сомневаюсь, что и клиника поимеет с этого свою долю.
— Жульничество и грабеж, — сказал я.
— Точнее, особенности местной экономики, — сказал Холден. — А ободрать туриста с другой планеты — это вообще дело обычное, им практически везде занимаются. По сравнению с расценками Альянса нам еще дико повезло.
— В твоей компании слово «везение» приобретает какой-то странный смысл.
— Я могу слетать один, — предложил Холден. — Так будет дешевле.
— Мне не хотелось бы отпускать тебя одного.
— А, то есть ты мне не доверяешь? — сказал Холден.
— Я просто предпочел бы лично присутствовать при разговоре с врачами, — сказал я, тщательно подбирая слова. — Учитывая, что ты не вполне разделяешь мои взгляды относительно целесообразности задуманного.
— Мне казалось, я согласился с тем, что ты капитан, — сказал Холден. — Впрочем, дело твое. Что один пассажир, что два, — порядок цифр от этого сильно не изменится. Или мы полетим втроем, чтобы Азим прикрывал от меня твою спину?
— Мне не хотелось бы оставлять корабль без присмотра, — сказал Азим.
— Значит, летим вдвоем, — подытожил Холден. — Не сомневаюсь, что ты получишь незабываемые ощущения от визита на планету, население которой целиком состоит не из людей.

Сила тяжести на Веннту чуть выше земной и значительно ниже кленнонской, поэтому урожденные веннтунианцы уступают своим имперским собратьям в физической силе и росте, однако для человека их приземистый облик выглядит угрожающе.
Пассажирский салон орбитального челнока является весьма ограниченным пространством, где мы с Холденом оказались заперты в компании с несколькими десятками кленнонцев, что сразу же породило у меня чувство определенного внутреннего дискомфорта.
Все кленнонцы, которых я встречал до этого момента, были военными, в пехоте нас учили, что кленнонцы являются нашим первым потенциальным противником, так что… для душевного спокойствия в такой компании мне требовалась силовая броня с заряженными аккумуляторами и полным боекомплектом.

Но поскольку на орбитальный челнок нельзя брать с собой даже парализаторы, я чувствовал себя почти голым. И очень уязвимым.
Кленнонец может взять человека за руки и просто оторвать их, не прикладывая к этому особых усилий. Веннтунианец тоже способен провернуть такой трюк, но он при этом несколько запыхается. Может, для кого-то здесь и существует принципиальная разница, но только не для человека, которому эти руки оторвут.
Мы пристегнули ремни, шаттл плавно отстыковался от орбитальной станции и включил маневровые двигатели. Я закрыл глаза, готовясь к перегрузкам и убеждая себя, что полет будет недолгим, а на открытом пространстве планеты кленноноподобные аборигены не будут оказывать на меня столь деморализующего воздействия.
Черта с два.
Пространство космопорта, конечно, нельзя сравнить с салоном шаттла, но и аборигенов там оказалось куда больше.
Сколько я ни пытался себя убедить, что это обычные гражданские люди, занятые своими делами и абсолютно равнодушные к двум прибывшим на планету космическим туристам, при виде зала прибытия, забитого сотнями, а то и тысячами веннтунианцев, легче мне не стало.
— У нас есть сорок минут до заказанного мной глайдера, — сообщил Холден. — Не хочешь пока выйти из здания и осмотреть окрестности?
— Не хочу, — сказал я. — Тем более я не думаю, что этот космопорт и его окрестности чем-то принципиально отличаются от любого такого другого, а уж на космопорты я в последнее время насмотрелся достаточно. Окрестности можно и из глайдера взглядом окинуть.
Холден пожал плечами. Не знаю, насколько уютно он чувствовал себя среди представителей другой расы, но достопримечательности его тоже не особенно интересовали.

На небольшом скоростном глайдере, который вез нас от космопорта до клиники, находящейся на другом конце континента, мы были единственными пассажирами, а веннтунианский пилот находился в кабине, отделенной от салона непроницаемой перегородкой, так что мы смогли почувствовать себя свободней.
Пейзаж за окном оказался не таким уж фантастическим. Веннту являлась планетой земного типа, а все планеты земного типа похожи на ту или иную часть Земли.
Пока глайдер набирал скорость и высоту, можно было полюбоваться космопортом, вполне стандартным по меркам окраинных миров, небольшим городком рядом с космопортом и хвойным лесом вокруг него. Потом все стало как при обычном авиаперелете — сверху облака, снизу сплошной зеленый ковер, изредка пересекаемый блестящими лентами рек.
— Штат местного консульства Альянса насчитывает сто шестьдесят пять человек, — сообщил Холден, включив карманное подавляющее устройство. Поскольку предмет был небольшим и явно не являлся оружием, его удалось протащить на поверхность без особых проблем. Конечно, серьезную технику СБА при помощи такой штуки не подавишь, но зато водитель при всем желании не сможет подслушать наш разговор, даже если установил в салоне «жучки». — Из них на СБА работает примерно половина. Учитывая, что примерно треть от этого количества — аналитики, эксперты и прочие кабинетные работники, можно вывести число боевых единиц, которые могут представлять для нас угрозу. То есть это порядка пятидесяти человек. Как тебе расклад?
— Пятьдесят человек на целую планету с почти миллиардным населением — это не так уж и много.
— А пятьдесят человек против нас двоих? — уточнил Холден. — Конечно, тут много зависит от ситуации в СБА, и далеко не факт, что нам придется иметь дело со всеми.

— А пятьдесят человек против нас двоих? — уточнил Холден. — Конечно, тут много зависит от ситуации в СБА, и далеко не факт, что нам придется иметь дело со всеми. Если Корбен окончательно прижал Визерса, то его версия стала официальной, и на нас будет охотиться весь штат местных сотрудников. Если же все до конца так и не определено, то против могут действовать только люди, преданные лично Корбену. Беда в том, что я понятия не имею, сколько тут таких людей.
— Насколько вероятно, что они предпримут против нас активные действия, если обнаружат? Веннтунианцы позволяют людям из консульства носить с собой оружие?
— Это окраинный мир, который не так давно воевал, — сказал Холден. — Достать нелегальное оружие тут не проблема. Конечно, повышенное внимание к представителям иной расы в определенной степени связывает руки и осложняет полевые работы, но невозможной я бы эту задачу не назвал.
— Может быть, нам тоже стоило бы обзавестись оружием, которое можно применить на поверхности, — сказал я. — Как, по-твоему, в какие сроки нас могут обнаружить?
— Зависит от многих причин, и в первую очередь от того, насколько интенсивно нас ищут. Самый минимум — это три-четыре дня.
— Сейчас как раз третий день.
— Вот именно.
— А максимум?
Холден пожал плечами.
— Может, произошло чудо, и нас тут вообще не будут искать. Но я бы на это сильно не рассчитывал. Заниматься долговременным планированием, основываясь на пустых надеждах, способны только неисправимые оптимисты.
— Давно таких не встречал.
— Я, в общем-то, тоже.
Холден открыл мини-бар, проигнорировал обширную коллекцию выставленного там алкоголя и достал бутылку местной минеральной воды.
— Рекомендую, — сказал он. — Эта планета когда-то была самым популярным курортом Империи, по большей части как раз из-за минеральных источников. Ну и еще из-за пониженной силы тяжести в сравнении с мирами их родной системы.
Я не стал напоминать Холдену, что родной системой Кленнонской Империи является Солнечная. Если гражданам Альянса так нравится считать, что кленнонцы принадлежат к другому биологическому виду, это их дело, и вряд ли мое мнение сможет что-то тут изменить.
Вода оказалась чуть сладковатой и довольно приятной на вкус. Если она еще и полезная…
Впрочем, экспортировать ее все равно некуда. Стоимость доставки на другую планету сделает минеральную воду дороже коллекционного коньяка. Когда-то, во времена весьма отдаленные и куда более наивные, именно по этой причине — из-за высокой стоимости доставки — масштабные войны в космосе казались невозможными. Были мелкие столкновения в открытом пространстве, были стычки за астероиды, несколько конфликтов вокруг недавно открытых миров, но об атаке на уже колонизованный мир, обладающий собственными средствами обороны, и речи не шло.
Как захватывать целую планету? Как высаживать десант? Как его координировать? Как осуществлять поддержку оставшихся на планете войск? Что потом делать с местным населением?
Когда-то это казалось слишком масштабным и экономически невыгодным делом. А потому — невозможным.
Знакомство с историей Гегемонии Скаари, которая понятия не имела об этой теории, доказала обратное. В своих бесконечных межклановых войнах скаари захватывали не только отдельные планеты, но и целые звездные системы, не считаясь ни с расходами, ни с потерями в живой силе и технике.

А потом экономическая и политическая ситуация в Альянсе сложилась так, что воевать оказалось дешевле, чем не воевать. Перенаселение базовых миров Альянса, тотальный кризис перепроизводства и жесткая социальная политика превратили Альянс в кипящий котел с плотно закрытой крышкой. Что случается с такими котлами, если вовремя не стравить давление?
Это известно любому человеку, одолевшему школьный курс физики.
Правильно. Эти котлы взрываются.
Занятно, что и у Империи, и у Альянса были свои причины начать войну — причины достаточно разные, но своей критической массы они достигли практически одновременно. И небольшая вспышка, произошедшая от отдаленной космической станции, зажгла пламя, в котором запросто могла сгореть вся галактика.

Клиника, которую выбрал Холден, была построена среди леса. Наземные дороги и населенные пункты рядом отсутствовали, и подобраться к ней можно было только по воздуху.
Глайдер плавно скользнул на посадочную площадку, находящуюся между несколькими однотипными трехэтажными корпусами из серого пластобетона. Если бы я не знал, что это медицинское заведение, то мог бы принять его за что угодно. Комплекс был абсолютно безликим.
— Если твою планету регулярно подвергают орбитальным бомбардировкам, ты поневоле научишься строить по типовым проектам и без архитектурных излишеств, — сказал Холден. — А также не складывать все яйца в одну корзину и не оказывать противнику услуг, когда он может уничтожить несколько важных объектов одним ударом.
— Поэтому здесь нет больших городов?
— Миллионники есть, — сказал Холден. — По местным стандартам, это уже очень большие города.
Встречающая делегация была представлена двумя веннтунианцами, один из которых был мелким администратором, а второй получал зарплату в службе охраны. На правом его бедре висела кобура с парализатором, на левом — с чем-то куда более серьезным и летальным.
— Господа Холден и Стоун? — Общим языком Альянса он владел безупречно. Никаких гортанных звуков и скрежетаний, свойственных подданным Кленнонской Империи, я не уловил.
— Именно, — сказал Холден.
— Проследуйте за мной.
Мы проследовали за ним, а охранник последовал за нами, и я поймал себя на мысли, что присутствие сзади вооруженного человека меня нервирует, хотя раньше я бы остался к нему равнодушен.
С появлением в жизни человека врагов у него появляются и новые привычки. Может быть, я уже и спиной к двери никогда больше не сяду и, прежде чем повернуть за угол, постараюсь сначала за него заглянуть…
Кабинет, в который нас проводили, тоже был серым, типовым и мог принадлежать кому угодно. В нем не было никаких намеков, по которым можно было бы угадать сферу деятельности его хозяина. Стол, кресла, большой настенный монитор, какой-то местный пейзаж на стене.
В кабинете нас ждали двое. Тип помоложе, в чем-то отдаленно напоминающем то ли медицинский халат, то ли форменный комбинезон сантехника, поднялся нам навстречу для обмена рукопожатиями. Второй, чуть постарше, в гражданской одежде, которая совсем не по-граждански оттопыривалась у него под мышками, стоял, прислонившись к стене и следя за нами со скучающим лицом представителя службы безопасности.
Интересно, они всех так опасаются или только тех, кто прилетает к ним с других планет?
— Я — доктор Уоллес, специалист по криовосстановлению, — представился нам владелец кабинета.

— Если мы договоримся, то именно я займусь решением вашей… э… проблемы.
— Возникли какие-то сложности? — поинтересовался Холден.
— Мы ознакомились с технической документацией и диагностическими данными, которые вы нам передали, так что сложностей с медицинской стороны вопроса я не вижу, — сказал доктор Уоллес. — Но… э… у мистера Вэлла возникли некоторые вопросы. Видите ли, он тоже ознакомился с документами и… ну, вы понимаете, это несколько нетипичная для нас ситуация, и мы решили перестраховаться…
Интересно, какой еще сюрприз приготовила для меня вселенная и что такого нетипичного они нашли в нашей проблеме?
— Позволь, я сам, — сказал мистер Вэлл. Лицо при этом у него осталось таким же скучающим, да и взгляд был направлен куда-то сквозь нас. — У меня всего несколько вопросов, и я уверен, что много времени это не займет.
Доктор Уоллес кивнул.
— Судя по полученной документации, объект не имеет никаких физических повреждений, кроме тех, что были нанесены ему самим помещением в криостазис, — сказал мистер Вэлл. — Это несколько странно. Вы не могли бы объяснить?
— Что именно вы хотите услышать? — поинтересовался Холден.
— Причины, — сказал Вэлл. — Если физических показаний для стазиса нет, то что же тогда вызвало необходимость заморозки?
Физические показания для стазиса обычно видны невооруженным глазом. Оторванные конечности, вываливающиеся внутренности, развороченная грудная клетка… Словом, все, с чем не может справиться в полевых условиях обычный автохирург или корабельный госпиталь, а раненый настолько важен, что сохранить ему жизнь попытаются любыми средствами. Криокамеры — штука сложная и дорогая, восстановление в итоге обходится еще дороже, притом что ни в одном случае нет стопроцентной гарантии, и на обычных людей их не расходуют.
— Я не хотел бы озвучивать эти причины, — честно признался Холден. Видимо, убедительно соврать сейчас не смог бы даже он, человек, чья основная профессия была говорить неправду и пудрить окружающим мозги. — Могу лишь заверить, что ни о какой неизвестной доселе болезни или эпидемии в данном случае речи не идет, а потому вашему медперсоналу ничего не угрожает.
Мистеру Вэллу ответ не понравился. Правда вообще редко кому нравится.
— Это не армейская криокамера, — сказал мистер Вэлл. — Мы сравнили спецификации, ВКС Альянса используют оборудование проще и дешевле, это же — вершина ваших современных технологий. — Он особо подчеркнул слово «ваших». — Где вы ее взяли?
— Это важно?
— Да, — сказал мистер Вэлл. — Насколько нам известно, наиболее продвинутые технологии используются СБА. Мне не очень нравится, что вы пытаетесь втянуть нас в какие-то игры спецслужб.
— Вы демонизируете СБА, — сказал Холден. — Далеко не за всеми безобразиями и необъяснимыми событиями в этой галактике стоят спецслужбы.
А мистер Вэлл — молодец, подумал я. Здорово он сложил два и два и вычислил истинную подоплеку событий. Жаль только, что этот молодец играет не на нашей стороне.
— Может быть, и не за всеми, — скучающим тоном согласился мистер Вэлл. — Но вы пока не сказали ничего такого, что могло бы опровергнуть эту версию. Вы вообще пока еще ничего не сказали.

— Но вы пока не сказали ничего такого, что могло бы опровергнуть эту версию. Вы вообще пока еще ничего не сказали.
— У СБА есть свои собственные госпитали, — сказал Холден. — Почему же тогда мы не обратились туда и предпочли искать сторонние контакты?
— Собственно, именно это меня и интересует, — сказал мистер Вэлл. — Я не демонизирую СБА, однако хочу избежать нежелательных последствий как на дипломатическом, так и на любом другом уровне. Работа у меня такая.
— Что ж, пожалуй, мы не договорились, — сказал Холден. — Спасибо, что уделили нам время…
— Подождите, — сказал я. — Полагаю, мы можем позволить себе некоторую откровенность, учитывая обстоятельства.
— Да? — удивился Холден.
— Да, — кивнул я. — Дело в том, что мы… э… контрабандисты. Эта криокамера вполне могла быть изготовлена на территории Альянса, но мы приобрели ее на Пекле, у барона Раджа Хэммонда. Естественно, в этой ситуации у нас нет никаких документов, которые могли бы это подтвердить, но я полагаю, для вас не секрет, что любые технологии со временем утекают на сторону.
— Продолжайте, — сказал мистер Вэлл.
— Камеру мы купили для выполнения одного довольно щекотливого задания, — сказал я. — Обстоятельства так сложились, что вывезти объект с той планеты, на которой он находился, можно было только в состоянии криостазиса. Тонкости местного законодательства, знаете ли. Теперь, для того чтобы довести нашу работу до конца, нужно вернуть… э… объект к жизни и отвезти его к заказчику. А поскольку камера приобретена нами нелегально, мы не можем обратиться за помощью к медицинским службам Альянса.
— То есть своих проблем с законом вы не отрицаете? — уточнил мистер Вэлл.
— С законом одного из приграничных миров — нет, — сказал я. — Но у СБА к нам никаких вопросов не должно быть. Даже отследить канал, по которому эта камера утекла на сторону, через нас они не смогут. Пекло — место весьма специфическое…
— Знаю, — сказал мистер Вэлл. — Мне доводилось там бывать.
Интересно, что они могли подумать о характере нашей работы, подумал я. Что мы крадем с планеты какого-то ценного специалиста? Везем девушку богатому любителю специфических сексуальных утех? Спасаем преступника?
Это, конечно, если они поверили хоть единому моему слову.
Но я сделал ставку на то, что они очень хотят нам поверить, потому что только в таком случае они смогут увидеть цвет наших денег и огрести энную сумму в свой собственный карман. Если бы они наотрез отказались с нами сотрудничать, на кой черт вообще было настаивать на личной встрече и сдергивать нас с орбиты.
— Интересная история, — сказал мистер Вэлл. — И в принципе не проверяемая. Кто проводил подготовку к криостазису?
— Местные специалисты, — сказал я.
Работа по упаковке человека в холодильник каких-то специальных медицинских требований не предъявляет. Смысл основного использования криокамер в том, чтобы выиграть время и переложить проблему на плечи более квалифицированного человека.
Доктор Уоллес и мистер Вэлл переглянулись. Сложно было определить, поверили ли они моей истории до конца, или же она просто успокоила их совесть, но после короткой паузы доктор озвучил сумму.

Она оказалась астрономической.
Холден улыбнулся и уполовинил ее.
— Вдобавок вы можете оставить криокамеру себе, — сказал он.
— Зачем нам этот антиквариат? — удивился веннтунианский доктор. — Единственное применение, которое я могу придумать, — выставить ее в музее инопланетных медицинских технологий. С таким же успехом там можно поставить муляж, ибо я сомневаюсь, что подобный образчик может привлечь чье-либо внимание. А практического применения мы ей здесь все равно не найдем.
— Можете охлаждать в ней пиво, — сказал Холден и увеличил сумму на десять процентов.
Следующие полчаса они с доктором Уоллесом увлеченно торговались, а мы с мистером Вэллом скучали и пересчитывали несуществующие трещины на потолке. В итоге Холдену удалось сбить озвученную сумму на четверть и выторговать доставку криокамеры на поверхность за счет клиники, а также сократить адаптационный период до трех недель с первоначальных полутора месяцев, на которых настаивал Уоллес. Также ему удалось выторговать наше бесплатное проживание в корпусе для гостей и питание за счет клиники на все то время, что потребуется для реанимационных работ.
К тому моменту, когда Холден подтвердил свою платежеспособность, они ударили по рукам и подписали все документы, мистер Вэлл уже удалился по своим делам. Доктор Уоллес пригласил нас отобедать в клинике и совершить небольшую экскурсию по корпусам, чтобы мы могли увидеть, за что платим деньги, но Холден вежливо отказался, забрал ключи от нашего номера и отпустил ожидающий нас глайдер. Впрочем, рейс все равно был оплачен в оба конца, так что сэкономить на этом нам не удалось.
— Если все пойдет нормально, то через три недели мы покинем эту планету вчетвером, — сказал Холден, когда мы остались одни. — Но при этом у нас не будет кредита. Разве что чуток провизии сможем докупить.
— Но, Холден, у нас есть три недели, чтобы что-нибудь придумать по этому поводу. Политика решения проблем по мере их поступления всегда казалась мне достаточно мудрой.
— Обратная сторона этого вопроса заключается в том, что у Корбена и СБА есть те же три недели, чтобы избавить нас от необходимости решать эту проблему по мере ее поступления, — оптимистично заявил Холден. — Вполне может быть, что нас вывезут отсюда совершенно бесплатно. В пластиковых гробах.

ГЛАВА 5

Одно дело — знать о существовании миров, целиком населенных представителями иной расы, и совсем другое — побывать на одном из таких миров.
Наш вынужденный визит на Кридон в расчет можно не принимать, так как по большей части мне удалось рассмотреть там различные оттенки темноты и небольшой кусочек мертвой радиоактивной поверхности. Конечно, разница между людьми и кленнонцами не так велика, как разница между людьми и скаари, однако на Веннту мне ни на миг не удалось забыть, что эта планета принадлежит чужакам.
Особенно это чувствовалось в мелочах.
Слишком короткие кровати, в которых человеку роста выше среднего — моего роста — не удается до конца распрямить ноги. Бытовая техника установлена ниже привычного уровня, так, что даже обычные выключатели требуют для нажатия на кнопку куда больше усилий, нежели аналогичные приборы, сработанные человеческой рукой.
Сила тяжести, как я уже говорил, здесь была немногим выше, чем на Земле, и особых хлопот не доставляла, тем более что за неделю до прибытия на Веннту мы начали регулярно посещать спортзал «Ястреба» и постепенно увеличивали искусственную силу тяжести на корабле, чтобы сделать процесс акклиматизации на планете менее болезненным.

Прививки от местных болезней нам сделали сразу же после стыковки «Ястреба» с орбитальной станцией, в клинике нас подвергли стандартной диагностической процедуре и ничего опасного для жизни не обнаружили.
Однако не стоило забывать, что само наше пребывание на планете было достаточно опасным и могло закончиться крупными неприятностями.
Криокамеру доставили в клинику утром следующего дня, доктор Уоллес в нашем присутствии считал показания с приборов, заверил нас, что большие проблемы возникнуть не должны и он в любом случае будет держать нас в курсе происходящего, после чего удалился в недра медицинского комплекса. Мы оказались предоставлены сами себе.
Больше всего я опасался даже не визита боевиков СБА, а того, что Холден вновь начнет разваливаться на части, впадать в меланхолию, депрессию, нагрузится алкоголем и снова станет капать мне на мозги. К моему большому облегчению, этого не произошло. Холден был привычно язвителен, шутлив, но собран и насторожен.
— Кстати, прикинуться контрабандистами было довольно удачной идеей, — признал он. — Мне следовало бы сообразить, что на планете, перенесшей тяжелую экономическую блокаду, отношение к контрабандистам может быть более теплым, нежели к любым другим криминальным элементам.
— Не думаю, что я успел все просчитать, — сказал я. — Скорее, это была импровизация.
— Все равно она была удачной, — сказал Холден. — Не хочешь слетать в город? Отсюда каждое утро отправляется служебный глайдер, и мы вполне можем им воспользоваться. А вечером тот же глайдер летит обратно.
— Не хочу.
— Кленнонцы в больших количествах тебя нервируют?
— Ну, признаюсь честно, душевного комфорта их общество мне точно не добавляет.
— А я, пожалуй, слетаю, — сказал Холден. — Может быть, даже задержусь там на пару дней. Хочу проверить, работают ли мои каналы связи…
— Неужели ты бывал тут раньше?
— Я много где бывал раньше, — сказал Холден. — И потом, у меня есть особое качество — я могу легко завязывать новые знакомства и находить то, что мне нужно.
— Ценное качество для are… контрабандиста.
Холден заметил мою осечку и ухмыльнулся.
— Правильно, — сказал он. — И у стен могут быть уши. Конечно, я включил подавитель прослушки, но лучше не терять бдительности и следить за тем, что говоришь. Самые убедительные легенды как раз валятся на мелочах вроде обычных оговорок.
— Много легенд завалил ты сам?
— Пока ни одной, — сказал Холден. — И я предпочел бы, чтобы так оно и оставалось.

Кормили тут вполне сносно. Можно было пойти в столовую для персонала, для этого существовали определенные часы посещений, или же воспользоваться небольшой кафешкой, находящейся в соседнем корпусе и работающей круглосуточно.
Никакой набившей оскомину в космосе синтетики или полуфабрикатов. Веннту была миром, который мог обеспечить себя всем необходимым. В современной галактике не так уж много миров могли похвастаться тем, что способны прокормить себя сами, при этом используя только пищу естественного происхождения. Континент, на котором располагалась клиника, находился в зоне умеренного климата, и огромные территории были отданы под сельскохозяйственные угодья, стада генетически улучшенных коров бродили по лугам и поглощали модифицированную, но растущую в природных условиях зеленую траву, в морях водились вполне съедобные местные виды рыб, колосились пшеничные поля…
Второй континент Веннту был расположен большей частью в зоне рискованного земледелия, а потому там сосредоточились промышленные производства.

Континент, на котором располагалась клиника, находился в зоне умеренного климата, и огромные территории были отданы под сельскохозяйственные угодья, стада генетически улучшенных коров бродили по лугам и поглощали модифицированную, но растущую в природных условиях зеленую траву, в морях водились вполне съедобные местные виды рыб, колосились пшеничные поля…
Второй континент Веннту был расположен большей частью в зоне рискованного земледелия, а потому там сосредоточились промышленные производства. Единственное, чего у веннтунианцев не было для полного счастья, — собственных космических верфей, и корабли с гипердвигателями им приходилось покупать на стороне. И, разумеется, воспользовавшись ситуацией, Альянс требовал за такие корабли грабительскую цену, которую нельзя было не заплатить, поскольку Империя наотрез отказывалась продавать Веннту свои военные и космические технологии.
Оно и понятно. Какой император любит сепаратистов?
Вечером второго дня мы вышли из номера, дабы размять ноги и подышать свежим лесным воздухом, и я поинтересовался у Холдена, как вообще вышло, что Веннту решила выйти из состава Империи и получила независимость.
— Разве ты не читал справочники? — удивился Холден.
— Читал, но там приводятся только факты, и те слишком обрывочные. Даты событий, схемы сражений, сводки потерь. Но ответа на вопрос «почему?» там почему-то не приводится.
— Ответ всегда один и тот же, — сказал Холден. — При любом государственном устройстве всегда есть недовольные этим самым устройством, и среди этих недовольных всегда находятся те, кто с завистью смотрит в сторону соседей. Граждане Альянса все чаще задумываются о преимуществах монархического строя и сильной руки, которая наведет порядок. В то же время в самой Империи есть определенный процент людей, мечтающих о демократических ценностях и свободах.
— Я видел демократические ценности и свободы Альянса, — сказал я. — Из Вселенной неудачников они видны особенно хорошо.
— Ну, не без перегибов, — сказал Холден. — Хотя, как правило, эти перегибы лучше видны изнутри, и недовольные императором кленнонцы предпочитают попросту закрывать на них глаза и убеждать себя, что вот у нас-то такого точно не получится. Но это частности, и дело сейчас в другом. Веннту была самой удаленной колонией Империи, использовалась в основном как планета-курорт, и в силу очевидных причин, связанных с гравитацией, ее жители чувствовали себя отверженными.
— При чем тут гравитация?
— Это же очевидно. Одной из определяющих человеческих свобод является свобода передвижения. Если тебе что-то где-то не нравится, ты можешь собрать чемодан, купить билет и свалить в то место, где хорошо.
— А хорошо там, где нас нет.
— Что-то типа того. В идеале свобода передвижения не должна ограничиваться вообще, — сказал Холден. — Теоретически любой недовольный местными условиями гражданин Альянса может сменить не только планету проживания, но и, в случае общего недовольства проводимой государством политикой, эмигрировать на один из независимых миров. Бюрократические преграды значительны, но вполне преодолимы, и главным сдерживающим фактором в данном случае являются деньги.
— Именно этот фактор сдерживает девяносто девять процентов населения.
— Это уже проблемы девяноста девяти процентов населения, — сказал Холден. — Некоторые люди вообще не умеют зарабатывать деньги и вынуждены жить на социальный минимум, предоставленный государством.

Но опять же чисто теоретически никто не мешает им получить хорошее образование, стать ценными специалистами, заработать денег и свалить за границу.
— Я полагаю, ценные и хорошо зарабатывающие специалисты могут неплохо устроиться и в самом Альянсе.
— Это да, но если говорить о простом и вполне понятном желании человека повысить свой уровень жизни. На идеологических эмигрантов это правило не распространяется. Если человек недоволен государством, в котором он живет, ты не остановишь его двухуровневой квартирой, отдельным домом или пятьюдесятью видами колбасы из натурального мяса.
— А нельзя ли поближе к гравитации?
— Мы уже подбираемся к ней, — хмыкнул Холден. — Исторически так сложилось, что человечество разделилось на несколько государств, и, если повезет, ты можешь выбрать то, чей строй тебе больше нравится. Кленнонцы такого преимущества лишены. Поэтому их свобода передвижения — это исключительно свобода передвижения по Империи.
— Еще они могут свалить на планету типа Пекла, где царит хаос, а государственное устройство вообще отсутствует.
— Кленнонская диаспора на Пекле крайне невелика, и ею можно пренебречь. К тому же Пекло привлекает в первую очередь всяческие криминальные элементы, и добропорядочным гражданам…
— Подданным.
— …добропорядочным гражданам и не менее добропорядочным подданным там может попросту не найтись работы, — закончил Холден. — Это достаточно маргинальное место, в котором добропорядочность может присутствовать только как задание в кроссворде. Туда уходят не в поисках лучшей доли, туда бегут от больших проблем, как правило, от проблем с законом.
Он прав. На Пекле слишком много свобод. В том числе и свобода носить оружие, и связанная с ней свобода умереть. Все, кого я там встречал, носили с собой личное оружие, а дома баронов охранялись не хуже средневековых крепостей.
Даже лучше, с учетом развития оборонно-наступательных технологий.
Обратная сторона свободы.
— Так вот, возвращаясь поближе к гравитации, — сказал Холден. — Человечество в первую очередь колонизовало планеты земного типа, а планеты земного типа отличаются от других тем, что у них, помимо всего прочего, еще и гравитация земного типа. Понимаешь, о чем я?
— Вроде бы.
Сектантам, свалившим с Земли накануне Войны Регресса, достался суровый мир с повышенной силой тяготения, но выбирать им было не из чего. Корабли дышали на ладан и не выдержали бы еще одного перелета, и кленнонцы принялись осваивать трудный новый мир. Благодаря достижениям генной инженерии они довольно быстро приспособились к этому миру. То, на что эволюции потребовалось бы тысячи лет, они сделали всего за несколько поколений. И когда они обзавелись собственным космическим флотом и отправились осваивать галактику, они выбирали для колонизации планеты кленнонского типа. То есть с привычным для них уровнем гравитации.
— А Веннту по этому параметру ближе к Земле, чем к Кленнону.
— Именно, — подтвердил Холден. — С другой стороны, существование этой планеты нельзя было игнорировать, иначе бы она досталась Альянсу. А планеты, как ты знаешь, это главная ценность галактики, тем более Веннту по сравнению с тем же Пеклом — это не просто пригодная для жизни планета, а практически настоящий рай. Климат, ресурсы…
— Пониженная гравитация.
— Именно. Вспомни о проблемах первых лунных поселений… — Он осекся.

— Именно. Вспомни о проблемах первых лунных поселений… — Он осекся. — А, ну да. С одной стороны, ты ничего не забываешь, поэтому предлагать тебе что-либо вспомнить — глупо, с другой — откуда тебе вообще знать о тех проблемах. Это же из курса истории, который проходят в начальной школе, но ты в нашей начальной школе не учился. Так вот, люди, оказавшиеся на Луне, подвергались воздействию силы притяжения в шесть раз меньше, чем они привыкли, что весьма положительно сказалось на их самочувствии. Но со временем их мускулы атрофировались, их организм перестроился под местные, куда более щадящие, чем на Земле, требования, вырос срок их жизни, однако вернуться на Землю при всем желании они уже не могли. Разве что в скафандрах с регулируемым давлением и усиленным экзоскелетом. С тех пор и до изобретения генераторов искусственной гравитации специалисты, которым требовалось работать на Луне, а потом возвращаться на Землю, ходили в утяжеленных костюмах, каждый день занимались на тренажерах и не проводили на спутнике больше двух месяцев подряд. Проблема решилась окончательно только тогда, когда генераторы гравитации подешевели настолько, что их можно было поставить в каждом куполе. Проблема специалистов, как ты понимаешь, а не проблема лунных жителей, которых к тому моменту было уже больше миллиона и которые стали невыездными. Если тебе интересно, чем там кончилось дело, поищи в справочниках по ключевым словам «лунные бунты» и «восстание Гедри».
— Разница между гравитацией Кленнона и Веннту не в шесть раз.
— Да, поэтому процесс перестройки организма шел медленнее, но все равно был необратимым и привел к тем же результатам. Веннту — не Луна, где население сосредоточено под несколькими куполами с искусственной атмосферой и гравитацией. На целую планету генератор гравитации не поставишь. В итоге получилось, что жители других планет Империи могли прилетать на Веннту, которая по сравнению с другими принадлежащими им мирами являлась курортом и местом для отличного отдыха, но самим жителям Веннту вход на внутренние планеты был закрыт. Поэтому, как ты понимаешь, процент недовольных положением дел в Империи на Веннту был особенно высок.
— Неужели они взбунтовались только из-за гравитации?
— Конечно, не только, — сказал Холден. — Это просто одна из причин. А все остальное было обычным делом. Когда большинство людей недовольно положением дел, рано или поздно находятся умники, которые говорят что-то типа: «Эй, а на хрена нам вообще сдалась эта Империя, если мы видим ее только в сводках новостей с внутренних планет? Зачем нам быть подданными, размножаться в пробирках и платить имперские налоги, если мы вполне можем быть свободными гражданами, размножаться старым добрым природным способом и плюнуть имперскому сборщику податей в его наглый левый глаз?» Сначала это были обычные разговоры по пьянке, слово за слово, кулаком по столу. Потом идея овладела массами, и случилось первое восстание, которое было безжалостно подавлено присланным с Кленнона карательным отрядом. Что, естественно, популярности правящему монарху не прибавило.
— А в мои времена говорили, что массовые расстрелы спасут мир, — сказал я.
— Видимо, расстрелы оказались недостаточно массовыми, — сказал Холден. — Точная пропорция — расстрелянных к спасаемым — до сих пор не определена, и я опасаюсь, что вывести ее опытным путем не получится. Думаю, что для каждой планеты она индивидуальна. В случае с Веннту император эту пропорцию точно не угадал, и спустя каких-то десять лет случилось второе восстание. Только на этот раз оно было подготовлено куда лучше, и силы сопротивления возглавил адмирал, под чьим командованием находилась местная группировка войск.

А поскольку адмирал был хорошим офицером, вся группировка перешла на сторону мятежников.
— Интересно, какие у него были причины для предательства.
— О, для предательства всегда есть причины, — сказал Холден. — Одни говорят, что в деле замешана женщина из сопротивления, которую он безумно любил, другие — что он хотел построить собственную империю, возглавив ее в качестве монарха. Поскольку сам он до независимости Веннту не дожил, сейчас трудно сказать, какими именно соображениями он руководствовался. Зато до своей гибели он два года колошматил имперские корабли, не давая им возможности высадить десант и закрепиться на планете.
— Ему хоть памятник поставили?
— И не один, — сказал Холден. — После его гибели война не закончилась, его офицеры слишком хорошо знали свое дело и слишком хорошо понимали, что прощения императора они уже никогда не получат. Война продолжалась еще полтора года, а потом император подсчитал убытки и посчитал, что продолжение военных действий короне просто не по карману. Тогда война сменилась экономической блокадой, которая длилась больше тридцати лет. А поскольку это ни к чему не привело, а блокада тоже стоила денег, пусть и меньших, чем война, потом сняли и ее.
— И сразу же признали независимость?
— Нет, еще лет через сорок. Монархическое мышление очень инерционно. А знаешь, что самое смешное?
— Я вообще не заметил, чтобы ты что-то смешное мне сейчас рассказывал.
— Самое смешное то, что сейчас на Веннту выросло новое поколение недовольных, которые, как ты помнишь, есть при любом политическом строе и которые знают о войне за независимость только из учебников истории. Они несколько романтизируют те времена, когда планета находилась под властью императорского дома, и в обществе начали ходить разговоры о возвращении под сень десницы Таррена Второго. Сейчас это все держится на уровне разговоров в среде радикально настроенной молодежи, но кто знает, во что это могло бы вылиться с годами?
— Ты прав, — согласился я. — Это действительно смешно.
— История развивается по спирали, а люди — идиоты, все время наступающие на одни и те же грабли, бессмысленные и беспощадные, — сказал Холден. — Я уверен, что если бы в прошлом веке в Альянсе случился бы государственный переворот и власть попала бы в руки какого-нибудь генерала, провозгласившего себя новым тираном, сейчас уже в обществе полным ходом шли бы разговоры о необходимости возврата к старому строю и реванше демократии.
— Холден, у тебя есть какие-нибудь собственные политические воззрения?
— О да, — сказал Холден. — Я анархист.
— И при этом работаешь в СБА?
— Не стоит путать работу и личные убеждения, — сказал Холден. — Работа — это то, за что платят. Анархия — это то, во что веришь.
— А еще анархия — мать порядка, — сказал я. — С каждым разом ты открываешь мне все новые грани своей личности.
— Я вообще сложен, противоречив и полон сюрпризов, — ухмыльнулся Холден. — Впрочем, как и ты, и как та девушка, которую сейчас возвращают к жизни наши веннтунианские друзья.
— Последнее время я не очень люблю сюрпризы.
Холден буркнул что-то неразборчивое, но саркастичное, что-то про жизнь, которую надо любить во всех ее проявлениях, и тут, словно решив поиздеваться над ним, Холдену на голову свалилась еловая шишка.

ГЛАВА 6

Утром Холден таки отправился в город. Вечером глайдер вернулся в клинику без него, и было непонятно, то ли он нашел себя какие-то более интересные занятия, чем сидеть здесь, то ли вляпался в неприятности.
Доктор Уоллес связался со мной уже за полдень и сообщил, что все идет по плану и им удалось вывести тело Киры из криостазиса и поднять температуру до тридцати шести градусов. По расчетам криореаниматоров, она должна была прийти в сознание в течение сорока восьми часов, и тогда восстановительные процедуры перейдут во вторую стадию.
Следующий день новостей не принес и ничего в ситуации не изменил. Кира не пришла в сознание, Холден из города не вернулся, и мной понемногу начало овладевать беспокойство.
Тот факт, что время играет против нас и агенты Корбена, вполне возможно, уже идут по нашему следу, тоже не мог служить поводом для оптимизма.
Холден был ниточкой, связывающей меня с Визерсом, у него были деньги, необходимые нам для того, чтобы расплатиться с врачами и убраться с планеты, и еще он был человеком на планете, принадлежащей чужим. Если с ним что-то случится, это здорово затруднит нам жизнь.
Я слонялся по комнате, гулял по лесу, читал сводки новостей, опасаясь увидеть в них сюжет о Холдене, и пытался просчитать варианты своего дальнейшего поведения на тот случай, если Холден объявится, и на тот, если придется рассчитывать только на себя и Азима.
На пятый день Кира пришла в себя. Доктор Уоллес диагностировал криоамнезию и частичную потерю кратковременной памяти, но базовые функции не пострадали. Мозг был в норме, и капитану Штирнер не придется заново учиться разговаривать и пользоваться столовыми приборами.
— Пройдет еще пара дней, и вы сможете ее увидеть, — сказал доктор, испытующе глядя мне в глаза.
Очевидно, пытался понять, хочу ли я ее увидеть и какие эмоции испытываю по этому поводу.
Даже не знаю, что он сумел прочитать на моем лице.
На шестой день в ленте новостей прошла информация о террористическом акте в посольстве Альянса на планете. Погибло шесть человек, часть здания была разрушена. Ответственность взяла на себя молодежная радикальная организация «Имперские волки», ратовавшая за возврат Веннту под сень императорской власти.
Что ж, может, оно и к лучшему. По крайней мере, у местных эсбэшников сейчас появилось много хлопот, которые отвлекут их от наших поисков. Если таковые вообще ведутся.
Мне катастрофически не хватало информации, поэтому я продолжал сидеть ровно и ждать дальнейшего развития событий. Если начал метаться по незнакомой, плохо освещенной местности, шансы сломать себе шею повышаются в несколько раз.

Капитан Штирнер сидела в автоматизированном кресле-каталке на аллее больничного парка и ждала меня, а я стоял за деревьями, смотрел на нее издалека и не решался подойти. Помнит ли она меня, узнает ли она меня, какие вопросы она может мне задать и что мне ей ответить? Доктор Уоллес просил, чтобы я не волновал его пациентку, но как, черт побери, я могу выполнить это условие?
Да, мы спасли ее, вытащили из лап Корбена, но что дальше? Будущее все еще туманно, я не представляю, что делать дальше, и Холден до сих пор не дал о себе знать.
В конце концов я решил, что дольше томить девушку ожиданием уже неприлично, и направился к ней. Кира повернула голову на звук, увидела меня и развернула коляску.
— Привет, — сказал я, почему-то чувствуя себя полным идиотом.

Кира повернула голову на звук, увидела меня и развернула коляску.
— Привет, — сказал я, почему-то чувствуя себя полным идиотом.
Наверное, так шестое чувство предупреждало меня, что я вот-вот ляпну какую-нибудь глупость.
— Привет, — сказала она.
— Как себя чувствуешь?
— Вполне прилично, учитывая обстоятельства, — сказала она. — Только хотелось бы получить кое-какие объяснения.
— Э… например?
— Ты вообще кто?
Ну да, этого следовало ожидать. Не у всех же такая хорошая память на лица, как у меня.
Кира видела меня несколько минут, и было это несколько лет назад, при этом основное свое внимание она уделяла скоростному пилотированию. Несмотря на то что погоня, как это выяснилось гораздо позже, была инсценирована Визерсом, опасность нам грозила вполне реальная. Двукратное превышение скоростного режима в городской черте опасно и на наземном транспорте, на воздушном же это и вовсе граничит с самоубийством.
Не просто же так Визерс поручил это задание лучшему пилоту из всех, кого он смог найти.
— Я Алекс, — сказал я. — Мы встречались на Земле.
— Не припоминаю, — сказала она извиняющимся тоном и наморщила лоб. — Док сказал мне, что пострадала моя память о последних событиях, но не исключал, что могут быть и более ранние провалы…
— Побег из штаб-квартиры СБА, — подсказал я.
— Ах, тот Алекс. Извини, у меня не было времени запомнить твое лицо.
— Понимаю.
— Откуда ты тут взялся?
— Э… собственно, это я тебя сюда и привез.
— Зачем?
— А что ты вообще помнишь?
— Я же говорю, о последних месяцах я не помню вообще ничего. Меня срочно отозвали с крейсера, к которому я приписана, я должна была явиться в Солнечную…
— На Землю?
— Нет, — неуверенно сказала она. — По-моему, речь шла о Марсе. Что-то о испытаниях прототипа нового истребителя… Не могу тебе сказать, чем там кончилось. Я даже не помню, добралась я до Марса или нет. Может, ты мне расскажешь?
— Вряд ли. Мы нашли тебе на Тайгере-5.
— «Мы»?
— Я и мой друг. А отправил нас туда генерал Визерс.
— Приятно, черт побери, что Сол не забыл о моем существовании, — улыбнулась она. — Впрочем, было бы еще приятнее, если бы он вообще не появлялся в моей жизни.
— Как я тебя понимаю, — сказал я.
— Но что же, черт побери, я делала на Тайгере-5 и за каким чертом вы запихнули меня в морозильник?
— Это не мы. Мы тебя в таком состоянии уже нашли.
— О как, — сказала она.
— Да.
Положение становилось все более неловким. Два абсолютно незнакомых человека, которые, вне зависимости от их воли и желания, оказались втянуты в какие-то сложные и непонятные им самим отношения. Я вроде как спас ей жизнь, что делает ее обязанной мне, а меня — ответственным за нее. И что со всем этим делать, я категорически не понимаю.

И что со всем этим делать, я категорически не понимаю.
— Видимо, я должна тебя поблагодарить.
— Не стоит.
— Ладно, поблагодарю позже, — легко согласилась она. — А где твой друг?
— Стережет корабль на орбите.
— Кстати, об этом, — сказала она. — А почему мы, собственно говоря, здесь и почему мной занимаются недокленнонцы, а не штатные криореаниматоры СБА?
— Потому что СБА временно нельзя доверять.
— Насколько временно?
— Пока Сол не уладит проблемы.
— Сол умеет улаживать проблемы, — согласилась Кира. — А еще лучше он умеет их создавать. В СБА раскол, и левая рука не ведает, что творит правая?
— Что-то типа того.
— И как мы узнаем, что Сол все уладил?
— С нами его человек.
— Который?
Я сообразил, что она наверняка знает Холдена не под тем именем, под которым знаю его я, и постарался нарисовать как можно более узнаваемый словесный портрет.
— Впервые слышу, — сказала Кира. — Впрочем, я нечасто контактировала с СБА, меня привлекали всего несколько раз. В качестве специалиста со стороны.
— Я тоже не штатный сотрудник, — сказал я.
— Странно. Я думала, ты полевой агент под прикрытием.
— Ага, у меня такое шикарное прикрытие, что никто, кроме Визерса, обо мне и не знает.
— Так оно и бывает обычно.
— Тебе-то откуда знать, приглашенный специалист?
— Шпионские сериалы люблю смотреть. Чем еще заняться во время долгого скучного рейда?
— Ты хоть в курсе, что война началась?
— Меня все равно не пустят за джойстики еще полгода, и это в лучшем случае, — сказала она. — Придется снова сдавать зачеты, подтверждать квалификацию, налетать положенные часы…
— Тебя что, война вообще не волнует?
— Во-первых, местные спецы запретили мне волноваться. А во-вторых, это когда-нибудь все равно должно было случиться. Что толку переживать по поводу того, с чем ничего не можешь сделать? Я не политик, я пилот. Мое дело — не предотвращать войны, а сбивать корабли.
— Ты не помнишь, что Визерс приготовил для тебя особую миссию, никак не связанную со сбитыми кораблями?
— Нет. — Она выглядела озадаченной. — Черт побери, я чувствую себя полной дурой. Что за миссия?
— Экспедиция далеко за пределы Сектора Исследованного Космоса.
— Впервые слышу. То есть, может быть, и не впервые, но складывается такое ощущение. Черт побери, никогда не думала, что умудрюсь загреметь на лед. Док сказал, что у меня не было никаких физических повреждений, когда меня упаковали. Это так?
— Да.
— Тогда зачем это им понадобилось?
— Визерс мне об этом ничего не рассказал, — солгал я.
Наверное, не стоит сообщать, что люди Корбена хотели разобрать ее на запчасти, дабы посмотреть, как она устроена. Меня бы такое известие точно взволновало, а я и без того уже чувствовал, что наговорил лишнего.

Меня бы такое известие точно взволновало, а я и без того уже чувствовал, что наговорил лишнего.
— Ты сказал, что на орбите нас ждет корабль. Что за судно?
— Маленькое и быстрое.
— Как раз как я люблю. Полгода тянула лямку второго пилота на крейсере, этот увалень слишком неповоротлив. После истребителя складывается такое впечатление, что ты был птицей, а стал бегемотом. Не могу даже представить, что чувствуют пилоты всех этих громадин типа линкоров или мониторов. Пока приведешь эту махину в движение, тебя десять раз подобьют, а я не люблю находиться под огнем. Ты сам умеешь пилотировать?
— Дилетантски. Я лучше стреляю, чем летаю.
— Когда ты садишься в кокпит истребителя и ощущаешь себя единым целым с машиной, это непередаваемое ощущение, — сказала Кира.
— Даже лучше, чем секс? — Сравнение было избитым и банальным донельзя уже тогда, когда космические истребители существовали только в качестве научной фантастики.
— Я бы не стала сравнивать, — сказала Кира. — Это слишком разное… откуда ты вообще такое взял?
— Просто приходят в голову всякие глупости. — Ага, предчувствие, возникшее в самом начале разговора, меня не обмануло.
Если у Алекса Стоуна есть хоть малейший шанс выставить себя идиотом, он этим шансом непременно воспользуется.
От еще большей неловкости меня спас довольно противный звуковой сигнал и лампочка, замигавшая в одном из подлокотников кресла-каталки.
— Похоже, мне пора на процедуры, — сказала Кира. — До встречи, Алекс.
— Увидимся, — сказал я. — Выздоравливай там.
— Я уж постараюсь.

Прошла неделя с тех пор, как Холден отправился в город, и от него все еще не было ни слуху ни духу.
Каждый день я несколько часов проводил с Кирой. Доктор Уоллес утверждал, что это часть ее терапии, да и ей самой, я полагаю, было приятно видеть единственное человеческое лицо среди персонала клиники, напоминавшего ей о первом потенциальном противнике Альянса. Ах да, теперь уже не о потенциальном.
Я уже не первый раз ловил себя на мысли, что так до конца и не верю в начавшуюся войну. Здесь, в клинике посреди леса, на материке окраинной планеты, было тихо и спокойно, в ленте новостей практически не было информации о боях и потерях, и я часто забывал об объявлении войны и начале боевых действий.
А может быть, все дело в моем устаревшем сознании, которое не может всерьез воспринимать мысли о звездных войнах и отгораживается от реальности. С тех пор как я покинул двадцать первый век и оказался в будущем, прошло больше пяти лет. Если я до сих пор не убежден в реальности происходящего, может быть, я вообще уже никогда не буду в ней убежден?
Память о событиях, предшествующих Тайгеру-5, у Киры так и не восстанавливалась. Было видно, что ее это угнетает, и в наших разговорах я старался обходить щекотливую тему стороной. Мы болтали о пустяках, обменивались старыми жизненными историями и байками, изредка обсуждали ситуацию в галактике и изменения, о которых сообщалось в местных новостях.
А их было немного. По большому счету, официальное начало войны мало что изменило в сложившемся в предвоенные годы положении дел. Флотилии все еще не вступали в масштабные столкновения и находились в маневренной фазе. Оно и понятно, никто не хочет брать на себя ответственность за начало геноцида.
Каждый вечер я шел на посадочную площадку и встречал возвращающийся из города глайдер.

Отсутствие Холдена начинало всерьез меня беспокоить, но я старался не подавать вида, чтобы и медперсонал, и Кира не могли заподозрить неладное.
Я пытался убедить себя, что ничего страшного не происходит и не может произойти, что Холден — не просто взрослый человек, а опытный полевой агент СБА, и, что бы он ни задумал, он будет вести себя осмотрительно.
Один, без агентурной сети, без поддержки, на планете, где по определению нельзя затеряться в толпе… Не представляю, как разведчик вообще может работать в таких условиях.
Впрочем, далеко не факт, что Холден отсутствует, потому что затеял что-то опасное по своему основному роду деятельности. Вполне может быть и так, что он впал в очередной запой или нашел сговорчивую и на все готовую веннтунианку или, чем черт не шутит, обычную человеческую женщину, завалился к ней и хорошо проводит время. В конце концов, Холден — не нянька, и он не обязан все время быть на виду и присматривать за мной.
Я ведь тоже не только взрослый человек, но и опытный полевой агент.

Холден вернулся на двенадцатый день, когда я уже всерьез начал задумываться о том, как мне оплачивать медицинские счета Киры в его отсутствие, не придется ли мне для этого продавать корабль, как я скажу об этом Азиму и что мы втроем будем делать на планете веннтунианцев, оставшись без транспорта и средств к существованию.
Из глайдера Холден вылез с безмятежно-расслабленным лицом, словно вернулся вечером того же дня, когда и покинул больничный комплекс, а не задержался почти на две недели. Через плечо перекинута легкая спортивная сумка, которой раньше при нем не было.
Агент был гладко выбрит, одет в новый костюм, очевидно сшитый по местной моде, и выглядел свежим, бодрым и подтянутым. Похоже, моя версия про депрессию, запой и загул оказалась очень далека от реальности.
— Привет, Алекс. — Он махнул рукой еще на подходе. — Ты рад меня видеть?
— До отвращения.
— Я тоже рад. Как девушка?
— В целом нормально. Не помнит, что с ней произошло, но вполне адекватно осознает действительность.
— А физическое состояние?
— Вчера самостоятельно прошла двадцать метров, — правда, потом мне пришлось брать ее за руку и помочь устроиться в коляске.
— Прогресс очевиден, — буркнул Холден. — Еще вчера — кусок мяса в холодильнике, а сегодня уже может самостоятельно пройти двадцать метров.
— Ее разморозили не вчера.
— А, ну да, — согласился Холден. — И этим тонким замечанием ты даешь мне понять, что я подзадержался и непозволительно долго испытывал твою хрупкую психику молчанием?
Есть люди, которые лучше всего умеют морочить голову и действовать окружающим на нервы, подумал я.
С такими людьми необходимо бороться. Делать из них гвозди и забивать неважно куда, но обязательно пудовой кувалдой и по самую шляпку. А потом старательно забывать то место, куда их забили, гвоздодер прятать в сейф, а ключ от сейфа выкидывать в океан. А еще лучше — в космос. Где-нибудь неподалеку от сверхновой звезды.
— Пройдемся, — предложил Холден, и мы свернули на тропинку, ведущую в лес. — У меня есть три новости. Две хорошие и одна тревожная. С какой начать?
— Я понимаю, что это противоречит традициям, но начни с хорошей, — сказал я. — Последнее время мне очень не хватает хороших новостей.

— Последнее время мне очень не хватает хороших новостей.
— Тебе известно о теракте в консульстве Альянса?
— Что-то мелькало в новостях, но без большого количества подробностей.
— Подробности тут и не важны. Важно то, что ребята теперь слишком заняты поисками террористов и охраной того, что осталось от здания, и даже если кто-то из них начал нас искать, мы получили хорошую фору во времени.
— Удачное совпадение, — заметил я. — Особенно если учесть, что это первый теракт на Веннту, направленный против граждан Альянса, за последние эдак лет двести.
— Я тоже считаю, что нам повезло. — Холден сделал вид, что не заметил намека, содержащегося в моих словах.
— И ты никак не поспособствовал этому везению?
— Я похож на молодого «имперского волка»?
— Кто знает.
— Пути везения неисповедимы, — сказал Холден. — Вторая хорошая новость заключается в том, что я раздобыл нам немного деньжат, так что мы не останемся на мели после того, как заплатим по счетам.
— Эти две новости точно никак не связаны?
— Они обе хорошие. Этого мало?
Я вздохнул. Ладно, насяду на него на корабле.
— А что с третьей?
— Боевая эскадра имперского флота под командованием твоего любимого адмирала Реннера недавно была замечена в неприятной близости от системы Веннту, — сказал Холден. — То есть, может быть, это все очередные маневры, за которыми ничего не стоит, а может быть… Наступают тревожные времена, друг мой. Любой ход на игровой доске может что-то означать.
— Сил этой эскадры хватит на то, чтобы прорвать оборону?
— Сложно оценивать расклады, когда имеешь дело с тактическим гением вроде Реннера, — сказал Холден. — Я конечно же не верю в то, что планету можно захватить силами одного крейсера и двух истребителей, но и то, что для этого потребуется флот из тысяч судов, кажется мне весьма маловероятным. У Реннера два линкора, шесть тяжелых крейсеров, монитор, два десантных транспорта и пара десятков кораблей поддержки, не считая «москитного флота». Принято считать, что для захвата планеты земного типа этого количества недостаточно, но, во-первых, сию теорию нечасто проверяли на практике, а во-вторых, это Реннер.
— Он действительно так хорош, как о нем говорят?
— Таррен опасается поворачиваться к нему спиной, но все равно не сместил с адмиральской должности, — сказал Холден. — О чем-то же это должно говорить.
— Есть какие-нибудь прогнозы относительно того, когда он может прикатить к нам в гости?
— Если он решит поторопиться, на маневры и дорогу сюда ему потребуется от пяти до семи дней, — сказал Холден. — Но будем надеяться, что он спешить не станет и вообще его пронесет мимо нас. Что при твоем-то умении влипать во всевозможные неприятности маловероятно.
— Типун тебе на язык величиной со Звезду Смерти, — сказал я. — И Дарту Вейдеру привет.

ГЛАВА 7

В сумке, которую Холден притащил из своей почти двухнедельной поездки, помимо смены одежды оказались два легких импульсных пистолета местного производства.

Далеко не самое мощное оружие, а против человека в полной боевой броне и вовсе бесполезное, но это все же лучше, чем ничего. И не жалко будет выбрасывать, когда настанет пора покинуть эту планету. В орбитальный шаттл даже с такими пукалками все равно не пустят.
Если повезет, в деле мы их так и не опробуем.
Холден принял душ, хлопнул банку привезенного с собой пива и завалился спать, а я вышел на улицу и бросил взгляд на звездное небо. Где-то там наверху был Азим, невидимая отсюда сеть орбитальной обороны планеты, а еще дальше, так далеко, что не рассмотреть и в телескоп, находилась эскадра адмирала Реннера, личного друга Асада ад-Дина и лучшего боевого офицера Империи, с которым мне довелось познакомиться во времена пресловутой войны за Новую Колумбию. Тогда под его командованием кленнонцы вдребезги разнесли клан Прадеша, который захватил планету, но не смог ее удержать.
Не хотелось бы мне вновь повстречать адмирала при сходных обстоятельствах. Веннту защищена куда лучше Новой Колумбии, но если эскадра Реннера хотя бы окажется поблизости и даже не будет предпринимать никаких действий, существует нехилая вероятность, что с планеты никого не выпустят, а все частные корабли реквизируют в пользу государства.
Звездное небо Веннту было похоже на звездное небо Земли. Если, конечно, вы не астроном или не обладаете эйдетической памятью, позволяющей вам находить отличия в количестве и расположении этих маленьких мерцающих точек над головой.
В те времена, когда Земля являлась центром мироздания, была плоской и покоилась на трех слонах, жизнь наверняка была проще. Тогда звезды были просто звездами и не таили в себе никакой угрозы, кроме неудачно составленных гороскопов. А потом мир начал увеличиваться, и чем больше он становился, тем больше опасностей в нем появлялось.
Скаари умеют уничтожать планеты. Возможно, скоро кто-то научится гасить звезды.
Или абсолютное оружие, которое так хотят заполучить все участвующие в конфликте стороны, будет еще эффективнее?
Какой-нибудь разрушитель материи или генератор антивещества? Разумные существа всегда были чертовски изобретательны, когда речь заходила об убийстве других разумных существ.
Теперь на этом поле деятельности открываются воистину огромные перспективы. Если раньше люди убивали людей, скаари убивали скаари, а кленнонцы — кленнонцев, теперь у них появилась прекрасная возможность убивать всех подряд.
Война…
За ресурсы, за идеологию, по каким-то мелким политическим причинам текущего момента, которые через пару веков уже никто и не вспомнит…
В мое время люди верили, что в будущем человечество может измениться, что жажда убийства, текущая в наших венах, не является неотъемлемым компонентом нашей природы, что звезды, когда мы их достигнем, смогут исправить что-то в нашем мировоззрении, что инопланетный разум, который мы встретим, будет отличаться от нашего.
Но скаари, сильно отличающиеся внешне, внутренне оказались слишком похожи на нас. Они прошли тот же путь, ими двигали те же мотивы, они продолжали совершать те же ошибки. Неужели инстинкт убийства является необходимым условием для эволюции? Неужели разум может получить только хищник? Что тут причина, а что следствие?
Сначала я услышал шаги. Обычные размеренные шаги человека, который идет по привычной территории и никого не боится. Отнюдь не крадущиеся шаги убийцы.
Чувство опасности промолчало.
Я повернул голову на звук и рассмотрел темную приземистую фигуру кого-то из местных, направляющуюся к гостевому корпусу. Неподготовленному человеку вообще сложно отличить одного кленнонца от другого, а ночью они вообще становятся все на одно лицо, и даже мне понадобилось некоторое время, чтобы опознать в ночном визитере доктора Уоллеса.

Неподготовленному человеку вообще сложно отличить одного кленнонца от другого, а ночью они вообще становятся все на одно лицо, и даже мне понадобилось некоторое время, чтобы опознать в ночном визитере доктора Уоллеса.
Я окликнул его:
— Док? Вы не к нам?
— К вам. Я знал, что вы не спите, — сказал он. — Вы вообще поздно ложитесь спать.
— Что-то случилось с Кирой?
— О нет, — сказал он. — С ней все нормально, процесс восстановления идет хорошо, и мы действительно уложимся в срок. Естественно, еще какое-то время она не сможет пилотировать, но вернуться к обычной жизни ей ничто не должно помешать.
— Это радует, — сказал я, не став уточнять, что пилотирование для Киры вполне может быть определяющей частью такого понятия, как обычная жизнь. — Тогда зачем вы здесь?
— Выдалась свободная минутка, и я хотел бы поговорить. С вами.
— Я пригласил бы вас к себе, но сегодня вернулся мой друг, и он, похоже, уже спит. Или вы хотите побеседовать с нами обоими?
— Нет, пока мне будет достаточно беседы только с вами. Мы можем пройти в кабинет или остаться на воздухе.
— Тогда давайте останемся здесь.
— Хорошо, — сказал доктор. — Откуда вы, Алекс?
— В смысле?
— С какой планеты?
— С Земли.
— Вы уверены?
— Если это какая-то местная шутка, то я не совсем понимаю, где мне смеяться, — сказал я.
— Вы знали своих родителей?
— Я из детского дома. К чему эти странные вопросы? Вы нашли у меня какую-то генетическую болезнь?
— Нет. Вы абсолютно здоровы.
— Так это же хорошо?
— Да, это хорошо, — сказал доктор Уоллес. — Но вы отчасти правы. Эти странные вопросы спровоцированы образцами ваших тканей, которые остались у нас после стандартного обследования. Скажите, а ваш друг тоже с Земли?
— Насколько я знаю, да.
— Он тоже абсолютно здоров.
— Вас именно это беспокоит?
— Вы знаете, да, — сказал доктор Уоллес. — Это странно. Это было бы не так странно, если бы вы были кленнонцами, но вы — люди, а люди несовершенны, и абсолютно здоровые экземпляры встречаются среди них… среди вас крайне редко. Настолько редко, что их обычно называют феноменами.
— Наверное, вот за это люди кленнонцев и не любят. За то, что кленнонцы, при всех внешних отличиях, считают себя не просто людьми, но их улучшенной версией. Кленнонец — это человек версии 2.0 — «быстрее, лучше, сильнее».
— Здоровее.
— То есть мы оба феноменально здоровы, и это кажется вам ненормальным?
— Странно звучит, да?
— Особенно из уст доктора.
— Ваш биологический возраст где-то в районе двадцати одного года, — сказал доктор Уоллес. — При этом вы — космический бродяга, контрабандист и наемник, чей образ жизни наверняка сильно отличается от здорового. А у вас даже песка в почках нет.

А у вас даже песка в почках нет.
— У моего друга тоже?
— Его биологический возраст чуть выше вашего, но значительно ниже хронологического. Сколько ему лет? Сорок пять? Пятьдесят?
— Около того, — согласился я.
Я никогда не спрашивал, сколько Холдену лет, но почему-то считал, что он немногим старше меня. Сложно привыкнуть к тому, что люди стали жить дольше и выглядеть моложе. Осознать это достаточно легко, но все время держать это в голове почему-то не получается. Я слишком привык к тому, что если человек выглядит на тридцать лет, то ему, скорее всего, от двадцати восьми до тридцати двух. И уж никак не пятьдесят.
— Биологически ему двадцать четыре, — сказал доктор Уоллес.
— Видимо, он следит за своим здоровьем. — Для того, чтобы быть здоровым, гражданину Альянса нужно иметь очень много денег.
Или работать на организацию, которая оплатить все медицинские расходы. Такую, как СБА, например.
— Вы находитесь в прекрасной физической форме, — заметил доктор Уоллес. — При этом вы ни разу не посещали наш тренажерный зал.
— Сила тяготения здесь выше, чем я привык, — сказал я. — Для меня каждый день на Веннту проходит как поход в спортзал.
— Кто-то основательно поработал над вашим организмом, — сказал доктор Уоллес. — В вашей крови находятся антитела от всех известных болезней и еще от пары экзотических вариантов, с которыми я никогда не сталкивался.
— Мне делали много прививок.
— Жаль, что я не могу отправить ваши образцы тканей в Имперский институт генетики, — вздохнул доктор Уоллес. — В такие моменты я особенно четко понимаю, насколько провинциальна наша планета и как отстали наши технологии от Кленнона.
И при этом он, доктор небольшой клиники на провинциальной планете, обозвал криокамеру — венец технического совершенства, достигнутого Альянсом, — антиквариатом! Что же сейчас умеют делать в их столичных мирах? И где Альянс свернул не в том направлении, что Кленнон сумел его так опередить? Можно ли списать эту разницу на последствия Войны Регресса, или кленнонцы правы и они просто совершеннее людей?
Визерс убежден, что их шансы на победу во всеобщей свалке выглядят предпочтительнее всего.
Похоже, что он не так уж неправ.
— Я так понимаю, что у вас к этой проблеме чисто научный интерес? — поинтересовался я.
— Да, конечно, — сказал доктор. — Просто, понимаете… было бы достаточно странно встретить одного из вас, но двое, путешествуете вместе… Мне было бы любопытно проследить закономерности. Вы не согласитесь на более тщательные исследования? За счет клиники, разумеется.
— Вряд ли я готов дать вам ответ прямо сейчас.
— Понимаю, — сказал доктор Уоллес. — Вы пробудете здесь еще полторы недели…
— Я надеюсь, мое решение никак не повлияет на сроки, необходимые для реабилитации Киры?
— Как такое вообще могло прийти вам в голову? — оскорбился доктор. — У нас есть подписанный контракт, есть профессиональная этика, в конце концов. Но я был бы вам крайне признателен, если бы вы согласились пройти еще несколько тестов и предоставить нам еще некоторое количество образцов. Само собой, вашего друга это тоже касается.

Более того, я полагаю, что в случае вашего согласия мы можем даже пересмотреть счета за предоставляемые вам услуги. В сторону уменьшения суммы, разумеется.
— Я передам своему другу ваше предложение, и мы его обсудим, обещаю.
— Хорошо, — сказал доктор. — Собственно, ничего другого от этого разговора я и не ждал.
— Скажите, а у Киры вы тоже обнаружили все эти антитела? — поинтересовался я. — Включая и экзотические?
— Нет, — сказал доктор. — Как и несоответствия между биологическим и хронологическим возрастом. Более того, мы обнаружили несколько болезней в начальной стадии, а также следы нескольких вылеченных инфекций. Ничего смертельно опасного, но и ничего, что бы не вписывалось в общую картину. В отличие от…
— От нас с моим другом, — закончил я. — Что ж, я приму это к сведению и тщательнейшим образом обдумаю, док.

— Все это чушь, — сказал Холден. — Я вообще не понимаю, каким образом кого-то может беспокоить чужое здоровье.
— Он считает, что мы оба аномально здоровы. Особенно для людей.
— Обычное кленнонское высокомерие, — буркнул Холден. — Конечно, трудно пережить, когда долго работаешь над улучшением породы и вдруг встречаешь представителей «низшего» вида, которые в чем-то не уступают экспериментальным образцам. Но твоему доктору придется воспринять это как данность и смириться с тем, что здоровые люди бывают, потому что ни на какие исследования я все равно не соглашусь.
— Тебе разве не любопытно?
— Ничуть, — сказал он. — Я здоров, что мне еще нужно знать?
— Сколько тебе лет?
— Какая разница?
— Тебе сложно ответить?
— Мне немногим за шестьдесят, — сказал Холден.
— А биологически тебе двадцать четыре.
— У меня хорошая наследственность. Визерсу вон вообще под сотню, а он бегает, как мальчик.
В Белизе Холден постоянно поглощал алкогольные напитки, курил сигары, и я ни разу не видел, чтобы он занимался спортом. Неужели это прошло для его организма вообще без последствий? Даже печень не увеличилась?
Что общего может быть между нами? То, что мы оба проходили через туннель времени? Я один раз, а он — дважды?
Э… я, конечно, мало что понимаю в путешествиях во времени и генетике, но вряд ли темпоральный переход мог изменить что-то в биологии наших тел.
А что еще может быть между нами общего? Курс прививок, который нам сделали в СБА? А Кире тогда почему таких прививок не сделали?
Медики ВКС настолько уступают эсбэшным, а Визерс решил не тратиться на приглашенного стороннего специалиста?
— Если ты будешь сидеть и пялиться в стену, то мы опоздаем на завтрак, — заметил Холден.
— Уоллес сказал, если мы согласимся на исследования, это уменьшит счет.
— Деньги для нас теперь не проблема, — сказал Холден. — А обследоваться я не хочу. Точка.
— Как скажешь.
— А вот ты со своим телом можешь делать все что угодно, капитан.
— Весьма признателен, что ты не стал возражать.

Холден вздохнул:
— Знаешь, в чем твоя проблема, Алекс?
— Если ты начнешь рассказывать, мы точно опоздаем на завтрак.
— Черт с ним, поедим в кафе.
— Тогда удиви меня.
— У тебя культурный шок, — сказал Холден. — Ты провел здесь уже несколько лет, но это не твое время, и твой разум не готов мириться с некоторыми местными особенностями. Это защитная реакция организма, вполне нормальная. Я знаю, о чем говорю, в вашем времени меня тоже многое шокировало.
— Табак, алкоголь и доступные женщины?
— Последствия твоего культурного шока выражаются в смещении или изначальной неправильной расстановке приоритетов, — сказал Холден, пропустив мою шпильку мимо ушей. — Ты придаешь слишком много внимания незначительным деталям, серьезно относишься ко всяким пустякам и в то же время игнорируешь то, что действительно важно. Тебя почему-то беспокоит, что ты совершенно здоров. И в то же время тебя абсолютно не волнует, что представители разумной жизни в галактике собрались перебить друг друга.
— Не вижу тут ничего удивительного, — сказал я. — Мое здоровье — это то, что касается лично меня.
— А война тебя не касается?
— Она касается всех.
— Ага, — сказал Холден. — Только сейчас ты как-то не особенно убедительно это сказал. Звучит, как прописная истина, которую принято произносить в таких случаях, и ты ее произнес, но вот сам в нее не веришь. Очевидно, себя к числу этих пресловутых «всех» ты не относишь.
— Я…
— Ты игрок, — сказал Холден. — Ты играешь в жизнь, как в квест с элементами стратегии.
— Чем это плохо?
— Тем, что это неправда. Люди вокруг тебя — это не персонажи игры. Когда ты стреляешь в них, они умирают навсегда. И сохранение не работает.
— Ты еще прочитай мне лекцию о гуманизме и о том, что убивать плохо.
— Убивать — плохо, — сказал Холден. — Но иногда необходимо. Дело не в этом.
— А в чем?
— В том, как ты к этому относишься, — сказал Холден. — Я помню твое лицо в Белизе, когда я пострелял тех китайских агентов в джунглях. Ты был не готов к этому зрелищу, и у тебя был шок. А прошло всего несколько лет, и ты сам запросто убиваешь людей. Убиваешь легко. Сколько ты положил на Тайгере-5? Почти два десятка? И какие у тебя ощущения по этому поводу?
— Я сделал то, что нужно было сделать.
— Ты снова не о том. Я не говорю, что ты должен был отказать Визерсу и бросить капитана Штирнер в беде. Но те люди, которых ты поубивал на Тайгере-5, не были твоими личными врагами. Они даже плохими людьми не были по сути-то. Они выполняли приказ Корбена точно так же, как ты выполнял задание Визерса. Ты хоть какие-то эмоции почувствовал, когда их убивал?
— Удовлетворение от хорошо проделанной работы считается? — спросил я. — Я не понимаю, чего ты добиваешься, Холден. Хочешь вогнать меня в депрессию? Хочешь, чтобы я от угрызений совести пустил себе пулю в висок?
— Я хочу, чтобы ты поверил в реальность происходящего.
— А я верю.
— Почему-то мне кажется, что это не так, — сказал Холден.

— А я верю.
— Почему-то мне кажется, что это не так, — сказал Холден. — Возьмем даже случай с нашим полетом сюда. Ты знал, что это опасно, знал, что СБА будет охотиться за нами, знал, что Веннту находится в списке первоочередных целей для Империи, но все равно настоял на том, чтобы мы отправились сюда. Почему? Тебе настолько небезразлична эта девушка? Или ты просто стремился закончить квест?
— Ты пытаешься намекнуть, что я игнорирую опасности, потому что… Почему я это делаю?
— Может быть, потому, что до сих пор тебе удавалось выкручиваться и из более серьезных передряг, — сказал Холден. — Или потому что игроку в компьютерной игре ничего угрожать не может. Персонажу, за которого он играет, может, а игроку — нет.
— А ты, как я погляжу, считаешь себя тонким психологом.
— Просто у тебя все на лице написано, Алекс. Где твой инстинкт самосохранения? Остался в двадцать первом веке? Ты никогда не задумывался, что в ситуации, предоставляющей тебе на выбор несколько вариантов развития событий, ты всегда выбираешь самый опасный?
— Это ты о Веннту?
— И о том, что ты принял предложение Визерса. И о том, что ввязался в сомнительную авантюру, предложенную Асадом ад-Дином.
— Может быть, я считал, что выбора у меня нет?
Холден пожал плечами:
— Ты, конечно, молод и неопытен, но не до такой же степени.
— Имеешь мне еще что-нибудь сказать? — холодно осведомился я.
— Конечно, — сказал он. — А это твое предчувствие опасности, которое ты воспринимаешь как данность? Ты задумывался, откуда оно? Или просто пользуешься им напропалую?
— Ты пытаешься вызвать у меня приступ рефлексии и самокопания?
— Просто подумай об этом.
— Лишний повод пройти полное обследование, которое предлагает доктор Уоллес.
— Да делай ты все, что хочешь, — раздраженно сказал Холден. — Лишь бы это не помешало нам убраться с планеты, когда выполнение квеста по спасению капитана Штирнер будет завершено. И если твой дружок Реннер не прикатит в гости.

ГЛАВА 8

Боевая эскадра адмирала Реннера вошла в локальное пространство планеты Веннту за три дня до окончания реабилитационного срока капитана Штирнер.
В глубине души я почему-то был уверен, что так оно и произойдет. Если в первом акте на стене висит ружье, оно не может не выстрелить, если имперский флот объявился поблизости, он не может не атаковать.
И еще я был уверен, что мы не успеем убраться с планеты до того, как имперский флот атакует.
Это было логично. Это вписывалось в ту иррациональную картину мира, которую я успел нарисовать. Затишье после Тайгера-5 было слишком долгим, чтобы мы могли убраться с Веннту совсем без приключений. Как там говорил Кридон? Если ты не идешь за событиями, они сами приходят к тебе.
Я ничуть не удивился, когда в нашей комнате заработало местное радио и спокойный, даже отчасти скучающий голос мистера Вэлла сообщил, что имперские корабли вошли в систему Веннту и направляются к планете и что президент объявил военное положение.
Я был спокоен, когда, спустя десять часов после этого заявления, диктор местного канала сообщил о первом боевом столкновении и о попытке прорыва имперских сил в районе южного полюса планеты.

В новостях сообщили, что нападение было отбито и имперцы понесли тяжелые потери, а также рассказали о героизме местных защитников, отразивших атаку, и ремонтников, которые под огнем начали устранять повреждения орбитальных боевых станций. Показали несколько кадров из космоса — с тем же успехом они могли взять картинку, снятую при любом другом столкновении в открытом пространстве, настолько невнятно там все было показано, — и несколько фотографий особо отличившихся веннтунианцев. Потом в прямом эфире выступил президент Джинелли, который произнес стандартную речь о подлом нападении имперских головорезов, опасности, угрожающей истинным демократическим ценностям Венту, и прочую стандартную чепуху про «тревожный час — час испытания для всех нас, час, когда нация должна объединиться, и все, как один…».
— Приплыли, — констатировал Холден. — Максимум через двадцать четыре часа они объявят о национализации всех кораблей, до которых сумеют дотянуться. Что конечно же не сильно повысит их шансы отбиться, но существенно осложнит нам жизнь. И я почему-то не думаю, что на этом наши осложнения закончатся.
— Что может быть хуже, чем остаться без корабля?
— Много вещей, — сказал Холден. — Для нас с тобой я лично вижу два наиболее вероятных варианта развития событий. Нас или загребут в концентрационный лагерь для иностранцев, дабы мы не могли тайно вредить в тылу и все время были под наблюдением, либо призовут в армию для защиты их истинных демократических ценностей и свобод. Ни то ни другое ничем хорошим не кончится.
— Я предпочел бы лагерь, — сказал я. — Потому что если будет массовый призыв, то подразделениями, сформированными из иностранцев, обязательно станут затыкать самые опасные места.
— Это уж как водится, — согласился Холден. — Но шансы в лагере тоже невысоки. Или нас гробанут во время орбитальной бомбардировки, или при штурме города, или, и в таком случае мы проживем дольше всего, кленнонцы расстреляют нас уже после захвата планеты.
— Полагаю, дольше всего мы протянем, если уйдем в леса и будем питаться подножным кормом.
— Это в тебе говорит опыт Новой Колумбии? — ухмыльнулся Холден. — Увы, здесь этот номер не пройдет. Климат не тот. Уже сейчас по ночам тут довольно холодно, а через пару недель температура опустится ниже ноля и останется там до весны. А это очень и очень нескоро.
Если разобраться, в космической войне хозяином планеты является тот, кто контролирует орбиту.
Высадка десанта и тяжелой техники для захвата городов и стратегически важных объектов — это дело десятое. Потому что если у тебя на орбите есть хотя бы дюжина боевых кораблей, ты можешь утюжить поверхность вместе с городами и стратегически важными объектами, а шансы зашибить тебя снизу стремятся к нулю. Ракеты класса «земля — орбита» и плазменное оружие малоэффективны, так как им требуется слишком много времени и энергии для того, чтобы выбраться из гравитационного колодца, а наземные комплексы ЗРК недостаточно мобильны, чтобы долгое время уклоняться от ударов, в то время как зависший на орбите корабль может уйти от большей части угроз всего лишь недолговременным включением маневровых двигателей.
Поэтому наземные силы обороны второстепенны, и если и могут служить преградой для вторжения, то чисто символической. Их эффективность в основном зависит от того, насколько деликатно будет действовать противник. Если силам вторжения важно сохранить в целости и сохранности какие-то промышленные объекты, минимизировать потери среди мирного населения и не нанести большого вреда местной экологии, то их будут уничтожать точечными ударами с орбиты, что сложно, или силами высаженного десанта.

Если же атакующему наплевать на все эти мелочи, то он может подавить наземные войска ковровыми бомбардировками с орбиты.
И если мы не найдем способа убраться отсюда, то наша судьба будет зависеть от того, в каком состоянии Империя хочет получить Веннту. Если в виде груды развалин и выжженной пустыни — то можно лечь на землю, накрыться маскхалатом и ползти в сторону кладбища уже сейчас.
Холден говорил, что в эскадре Реннера есть несколько десантных транспортов и существует нехилая вероятность, что ребята попытаются взять планету малой кровью и не будут сразу работать по площадям.
— Извини, если отвлекаю, но если у тебя есть какая-то гениальная идея, то сейчас самое время ее изложить, — сказал Холден. — Потому что чем раньше мы начнем действовать, тем больше шансов на успех.
— Значит ли это, что у тебя самого никаких гениальных идей нет?
— Моя идея кажется мне чрезмерно гениальной, — сказал Холден.
— Если это идея отразить вторжение и перебить имперских штурмовиков, вооружившись импульсными пистолетами и чувством морального превосходства, то ты прав. Это слишком радикально.
— Юмор висельников, — вздохнул Холден.
— Можно попробовать связаться с Азимом…
— Думаю, что связь с орбитой уже блокирована, — сказал Холден. — Да и потом… ну, получится у тебя поговорить с Азимом, и что ты ему скажешь? Прикажешь посадить корабль и забрать нас отсюда?
— Ты считаешь, его не расстреляют при попытке войти в атмосферу?
— Расстреляют. Зато мы, если повезет, сможем увидеть красивый фейерверк. Особенно если он предпримет попытку ночью. — Холден вдруг сделался серьезен. — Если и говорить с Азимом, то только для того, чтобы отдать ему приказ валить отсюда, если существует возможность. Нет никакого смысла подставляться всем троим.
— Четверым.
— Неважно. В любом случае его шансы свалить отсюда выглядят предпочтительнее, чем наши. Другой вопрос, сможет ли он принять это решение самостоятельно, в обход своего капитана.
— Ты бы на его месте не сомневался?
— У меня другие приоритеты, — сказал Холден. — Меня с тобой связывает служебное задание, а не теплые дружеские чувства.
Я выглянул в окно.
Посмотрел на посадочную площадку глайдера, больничные корпуса и подступающий к ним лес. Посмотрел на небо. Небо было голубым и безоблачным. Отсветы космического сражения, если оно шло, в его синеве пока не наблюдались…
Орбитальные бои могут длиться неделями. Это схватка между щитом — силами орбитальной обороны — и мечом — эскадрой вторжения. Иногда мечи обламываются о щиты, но куда чаще они пробивают в них брешь, и тогда вопрос о принадлежности планеты оказывается всего лишь вопросом времени.
Если цель кленнонцев — вернуть мятежную планету в состав Империи и кленнонцы не захотят оставить после себя только выжженную землю, если нас не угробят случайным ударом с орбиты или при высадке десанта, если имперцы не расстреляют нас только для того, чтобы не забивать себе головы нашей дальнейшей судьбой… В общем, если сработают все эти многочисленные «если», то у нас есть шанс остаться в живых, стать пораженными в правах подданными императора Таррена и застрять на Веннту на неопределенно долгое время.
Про Визерса и его поиски четвертой силы можно забыть.

Про Визерса и его поиски четвертой силы можно забыть. Что бы там ни говорили о всемогуществе СБА, найти нас на имперской планете в хаосе галактической войны генерал точно не сможет.
Единственный шанс выбраться отсюда — это «Ястреб». Но он на орбите и, возможно, уже реквизирован правительством Веннту.
А у нас нет даже возможности связаться с Азимом и выяснить, как обстоят дела.
Несмотря на все это, я оставался спокоен. Худшее, что могло произойти на данный момент, уже произошло, рвать на себе волосы поздно, больно и бессмысленно. Остается или смириться с последствиями, или попытаться что-то предпринять…
— Как думаешь, глайдер вернется сегодня вечером?
— Думаю, да, — сказал Холден. — С армейской точки зрения он не представляет никакой ценности, и атмосферные полеты будут разрешены до последнего. По крайней мере, до тех пор, пока битва за Веннту не переместится в атмосферу. А что, ты решил прокатиться в город и напоследок осмотреть достопримечательности?
— На глайдере должен стоять аварийный передатчик, при помощи которого можно связаться с «Ястребом».
— Наверняка, — сказал Холден. — Но это канал связи, который мы сможем использовать только один раз, потому что потом нас к глайдеру на пушечный выстрел не подпустят. Это в том случае, если мы сможем избежать ареста. Ты готов рискнуть ради того, чтобы отдать Азиму приказ валить отсюда и провести остаток жизни в тюрьме?
Я задумался.
Наверное, это было бы правильно. Мы с Азимом плечом к плечу прошли через многие неприятности, он несколько раз спасал мне жизнь, и я чувствовал, что изрядно ему задолжал.
Без приказа капитана, без моего приказа, он не уйдет. То есть это я так думаю, что он не уйдет. А на самом деле, может, он уже и ушел. Как бы я сам поступил на его месте?
А черт его знает.
— Утром глайдер улетает в город, днем его здесь нет, так что если пытаться что-то сделать, то только ночью, — сказал Холден. — Вырубить сигнализацию, вызвать «Ястреб», передать послание… это минуты три. Другой вопрос, что делать потом? Факт передачи послания не утаить, охрана явится за нами очень быстро, может быть, даже вместе с полицией. Надо сразу решить, будем ли мы отстреливаться до последнего патрона или до тех пор, пока они не вызовут армию, или мирно сдадимся в руки правосудия.
— Пока ты был в прошлом, ты явно посмотрел слишком много вестернов.
— Ты уверен, что заложил достаточно динамита, Буч?[5]
— Кстати, об этом, — сказал я. — Не о динамите, но о прочности транспортного средства. Как полагаешь, может оно вылететь в открытый космос?
— Мощности двигателя, скорее всего, хватит, — сказал Холден. — Это конверсионная армейская модель, запас прочности там должен быть неплохой. Корпус герметизирован — это плюс, компенсаторов гравитации нет — это минус, и очень большой, системы рециркуляции кислорода нет… Полагаю, в космос оно вылететь может, но непонятно зачем и крайне ненадолго.
— Надолго и не надо.
— Есть и менее напряженные способы расстаться с этим миром, — сказал Холден. — Возьми импульсник и стрельни себе в лоб.
— Я не сторонник теории легких путей.
— Я уже заметил, — сказал Холден. — Ты понимаешь, сколько «если» и «но» в этом твоем как бы плане?
— Да.

— Я не сторонник теории легких путей.
— Я уже заметил, — сказал Холден. — Ты понимаешь, сколько «если» и «но» в этом твоем как бы плане?
— Да.
— Хорошо, — сказал Холден.
Квест с элементами стратегии, значит.
Что ж, сейчас у меня есть прекрасная возможность сыграть в голый экшен с элементами авиасимулятора и лотереи. Голый адреналин и ставка на удачу.
Шансы пройти миссию крайне невелики. Если бы речь шла об игре с работающим автосохранением и бесконечным числом попыток, я бы попробовал, не тратя времени на сомнения. В реальной жизни, где попытка всего одна, фактор случайности непредсказуем, а ставкой будет не только моя жизнь, но и жизни других людей, которых я уговорю рискнуть… Настолько ли я сумасшедший, чтобы даже думать об этом?
— Ты хороший пилот? — поинтересовался Холден.
— Средний, — признался я.
— Я тоже средний, — сказал Холден. — А для того, что ты задумал, нужен очень хороший пилот.
— У нас есть очень хороший пилот.
— Точно, — сказал Холден. — Проблема только в том, что этого очень хорошего пилота две недели назад вытащили из холодильника.
— Никто не спросит у нее сертификата.
— Мы не знаем, насколько она восстановилась. Она ходить-то самостоятельно начала неделю назад, что говорить об управлении кораблем?
— Можно спросить у нее. — Я посмотрел на часы.
До нашей ежедневной совместной прогулки по парковой зоне осталось чуть больше сорока минут.
— И ты считаешь, что она может объективно оценить свое собственное физическое состояние и определить, вернулись ли к ней летные навыки?
— В любом случае это не самая большая наша проблема.
— Согласен.
На планете объявлено военное положение, средства ПВО приведены в полную боевую готовность. Правда, они заточены на то, чтобы сбивать все, что пытается проникнуть в атмосферу, а не то, что пытается ее покинуть. Это дает нам шанс, пусть и очень небольшой.
Орбитальные средства обороны развернуты так, чтобы отражать внешнюю угрозу. Если на боевых станциях и есть оружие, нацеленное в сторону планеты, его не может быть слишком много. С другой стороны, глайдер — не истребитель «москитного флота», скорость и маневренность у него гораздо ниже.
В подобном противостоянии многое зависит от мастерства наводчика и искусства пилота. Ответ на задачу можно найти только экспериментальным путем, просчитать такое заранее невозможно.
— Координация, — сказал Холден. — Нам нужно очень точно синхронизировать действия, потому что каждая лишняя минута может огорчить нас летальными последствиями.
— И это не самая большая наша проблема.
— Наша самая большая проблема в том, что мы — чокнутые, если всерьез обсуждаем такие возможности. Все остальное второстепенно и решаемо.
— Глайдер использовался только для атмосферных полетов. У него нет стыковочного узла.
— Значит, нам понадобятся скафандры. — Холден включил терминал информационной Сети и вбил запрос в строку поиска. Мгновением позже на экран вывалилась схема глайдера, снабженная несколькими абзацами пояснений.

Мгновением позже на экран вывалилась схема глайдера, снабженная несколькими абзацами пояснений. — Боюсь тебя огорчить, но в стандартную комплектацию они не входят.
— Вот это и есть самая большая наша проблема, — сказал я.
— Должны быть легкие ремонтные костюмы, — сказал Холден. — В количестве четырех штук. Герметичные, но без подогрева. Запас кислорода около тридцати минут.
— Должно хватить.
— Самоубийство, — сказал Холден. — Очень затейливое самоубийство. Можем даже претендовать на премию Дарвина.
— Ее все еще вручают?
— Разве что неофициально.
Никакого профита.
Впрочем, премия Дарвина присуждается посмертно, а приз вручается родственникам лауреата. Тем самым родственникам, которых у меня нет.
Никто не сможет заработать на моей смерти. Разве что Асада ей порадовать…

На внутреннем распорядке клиники объявление военного положения никак не сказалось. Разве что лица у людей стали более серьезные, а охранники сменили профессиональную скуку на профессиональную озабоченность.
Кира уже ждала на парковой скамейке. На ней был больничный комбинезон, но выглядела она вполне здоровой, бледность первых дней отступила, на щеках начал появляться румянец, она уже могла подолгу гулять и заниматься в тренажерном зале. Для гражданского лица это был бы пик физической формы, но хватит ли этого на то, что я собираюсь ей предложить?
— Привет, Алекс.
— Привет.
— Мы попали, да?
— Да.
— Самое обидное, что нам не хватило всего пары дней.
— Так оно обычно и бывает, — сказал я. — Не хватает пары дней, пары часов, пары минут… Иногда не хватает всего пары секунд. В этом свойство времени — его всегда не хватает.
— Все настолько плохо, что ты решил найти утешение в философии?
— У меня уже есть печальный опыт, — сказал я. — Это не первая планета, которая была атакована, когда я находился на ее поверхности. И я должен сказать, что приятного в этом мало.
— А есть выбор?
— Чисто гипотетически, — сказал я.
— Расскажи мне об этой гипотезе.
Я рассказал.
— Это самый сумасшедший план, который мне только доводилось слышать, черт побери, — сказала Кира. — А я ведь служу в армии и слышала много сумасшедших планов. Но твой — это что-то… Мне он нравится, черт побери.
— Правда?
— Конечно. Я всегда мечтала сдохнуть за управляющими джойстиками истребителя, под огнем противника в какой-нибудь самоубийственной миссии, и своим планом ты предоставил мне отличный шанс.
— Вряд ли мы сможем добыть тебе именно истребитель.
— Это непринципиально.

ГЛАВА 9

Как советовал устами своего героя незабвенный Роберт Энсон Хайнлайн, если кто-то говорит, что задуманное вами предприятие невозможно, внимательно выслушайте все его аргументы и возражения, а потом молча сделайте.

Правда, для этого надо быть Лазарусом Лонгом, самым старым человеком галактики, человеком, который видел все и все испытал, человеком, для которого нет ничего неосуществимого. Легендой при жизни, жизнью при легенде.
Обычным людям сложнее.
И совершенно непонятно, как быть, если ты сам не веришь в осуществимость задуманного.
Нам предстояла чистая авантюра, успех коей наполовину зависел от тех факторов, которые мы не могли учесть, на которые мы не могли повлиять. Это как сесть в лодку с одним сломанным веслом и отправиться в плавание по отсутствующей на картах бурной реке, уповая на то, что течение вынесет нас к тихой заводи, а не к водопаду.
Нас было трое, и против нас был комплекс ПВО целой планеты, два слоя орбитальной обороны, за которыми маячил боевой флот кленнонцев, и целая куча обстоятельств, которые могли сложиться самым неблагоприятным образом. Интересно, как люди вообще умудряются дожить до старости?
Вечером, уже после того как глайдер вернулся из города и занял положенное ему место на стоянке, небеса над нами принялись мигать, подобно дешевой китайской светомузыке. Люди то и дело задирали головы и смотрели вверх, словно невооруженным взглядом с поверхности планеты можно было определить, что происходит на дальних орбитах.
— Похоже, имперцы взялись за дело всерьез, а я даже не знаю, хорошо это или плохо, — заметил Холден. — С одной стороны, хаос и неразбериха могут нам помочь, с другой — повышается вероятность попасть под чей-то шальной выстрел. Но одно я знаю точно — если мы хотим это сделать, действовать надо было «вчера». В крайнем случае — сегодня, потому что завтра уже совершенно точно будет поздно. Впрочем, чем ближе к делу, тем больше привлекательных моментов я нахожу в жизни под кленнонской оккупацией…
Нас было трое, и, похоже, ни один из нас не верил, что все получится.
Негативное мышление — верный путь к поражению? Или глаза боятся, а руки делают? А ноги бегут, а голова продолжает соображать…
Самое странное, что я до сих пор оставался спокоен. Словно и не о моей жизни шла речь.
Шестое чувство молчало и не пыталось дать никаких советов. Слишком рано или просто бесполезно?
В небе сверкнуло особенно ярко, на мгновение превратив ночь, царившую в этом полушарии Веннту, в яркий день.
— А вот это уже точно не очень хорошо, — сказал Холден. — Слишком уж близко.
— Может быть, это случайное попадание, — предположил я.
— Или прикрытие для десанта.
— Мне безумно нравится твой оптимизм, — если дело идет к десанту, орбитальных станций, в том числе и той, к которой пристыкован «Ястреб», уже может и не существовать.
Холден посмотрел на часы.
— Наверняка нам это все равно не узнать.
— Скоро-таки узнаем.
— Великая вещь — практика, — согласился Холден. — Сотни теоретических построений разваливаются в хлам при первом же столкновении с реальностью. Впрочем, реальность — это вообще довольно противная штука, и в итоге от столкновения с ней разваливается почти все.
— Ты уверен, что ты оперативный агент, а не кабинетный работник?
— Разве есть причины сомневаться в моих талантах?
— В талантах — нет. Но настроения твои кажутся весьма странными.

Но настроения твои кажутся весьма странными.
— Просто в последние месяцы мне выпало слишком много свободного времени, — сказал Холден. — Знаешь, когда я вспоминаю Солнечную систему, я не так уж уверен, что нам не нужна эта война. В галактике стало слишком много людей, а люди способны испортить все, к чему прикасаются.
— А скаари с кленнонцами не способны?
— Все одинаковы, — сказал Холден. — Это свойство разума — переделывать окружающую действительность под себя. Животные приспосабливаются. Высокоорганизованные животные меняют мир в соответствии со своими запросами и представлениями. Высокоорганизованным животным от этого делается хорошо, а миру — нет.
— Долой эволюцию и технический прогресс?
— Нет, это просто я брюзжу, — сказал Холден. — Могу я немного поворчать перед смертью?
— Думаешь, мы зря это затеяли? Еще ведь не поздно все отменить.
— Оставаться здесь — еще хуже, — сказал Холден. — Когда имперцы начнут утюжить местность…
— А ты думаешь, что они начнут?
— Не для того они явились сюда в самом начале войны, чтобы брать планету малой кровью, — сказал Холден. — Императорский дом желает свести старые счеты, пока у него еще есть силы, время и возможности. В этом отличие монархии от демократии — в ней слишком много личного.

Вооруженный легким импульсным пистолетом и чувством морального превосходства, я шел к больничному корпусу и старался не думать о том, что нам предстояло совершить в следующие тридцать с небольшим минут.
В плане, если наскоро разработанную схему операции можно назвать планом, было слишком много проблем и подводных камней, рассмотреть которые можно, только когда подплывешь поближе, и успех предприятия в большой степени зависел от удачи.
Не люблю такие планы.
Ни один нормальный человек не может любить таких планов, ибо фортуна слишком коварна и в любой момент может сменить гнев на милость. А мне слишком долго везло, раз уж я до сих пор жив.
У входа в корпус дежурил охранник из службы мистера Вэлла. Конечно, местные ребята не совсем кленнонцы, но испытывать судьбу в рукопашной схватке с ними мне все равно не хотелось. Слишком они крепкие, чтобы подходить к ним без танка.
При современном развитии медицины выстрел из импульсного пистолета не смертелен, если только попасть не в голову, а мы находимся на территории клиники, где до медицинской помощи рукой подать.
Стрелять в ногу и надеяться, что он потеряет сознание от болевого шока, было слишком опасно, и, как только парень меня заметил, я выстрелил ему в живот.
Тревогу поднять он не успел.
Краткий обыск одарил меня еще одним импульсным пистолетом, куда более мощным, чем те, которые Холден притащил из города, и парализатором местного производства. Я сунул оба импульсника за пояс. Чем меньше ущерба мы причиним персоналу, тем лучше, а для того чтобы дойти до палаты Киры, мне вполне хватит не смертельного оружия.
По крайней мере, я сильно на это надеюсь. Стрелять из импульсника в медсестер и врачей мне бы совсем не хотелось.
Холден в это время уже должен заниматься глайдером, чтобы, когда мы с Кирой подойдем к стоянке, он был уже готов к взлету.
Медсестра на ночном посту не успела удивиться, как я свалил ее из парализатора. Когда она очнется, у нее будет сильно болеть голова, но охраннику на входе повезло куда меньше.

Кира ждала меня в своей палате, одетая в больничный комбинезон. Форму пилота Альянса здесь взять неоткуда, но я надеюсь, что это не сильно скажется на ее навыках.
Если они сохранились в полном объеме и не пострадали во время криозаморозки.
Одно из бесконечного числа «если».
— Идем, — сказал я.
Она кивнула.
Коридор, поворот, двести метров до выхода. Никого, только медсестра, мирно «дремлющая» в кресле на посту дежурного.
Сирены молчат, свет приглушен, эсбэшники не бегают по коридорам в поисках террористов.
Чем легче начинается операция, тем тяжелее ее закончить без потерь. Причинно-следственной связи тут нет, но такова статистика.
Впрочем, операции, которые начинаются слишком тяжело, часто вообще не доходят до финальной стадии.
В небесах снова шарахнуло огнем.
— Работают на полное подавление орбитальной обороны, — констатировала Кира.
— Силами одной эскадры?
— А кто говорил об одной эскадре? Радио? — Она презрительно фыркнула. — Тут масштабная операция, в которой задействован целый флот, уж можешь мне поверить.
Я решил, что я ей верю, но нам от этого легче не станет.
Холден ждал в глайдере, и, судя по выражению его лица, нас ожидала очередная порция плохих новостей.
— Судно готово к полету и ждет пилота, — доложил он. — Но есть одна небольшая проблема, с пилотированием не связанная. Капитан, займитесь предполетной подготовкой, а мы с Алексом ее обсудим.
— Поторопитесь, парни, — сказала Кира и скрылась в кабине пилота.
Я не стал допытываться, что же это за не связанная с пилотированием проблема, да и Холден был слишком серьезен и не стал играть в угадайку.
— Пока вас не было, я проверил технические костюмы, — сказал он. — Поскольку глайдер не предназначался для субатмосферных полетов, пилот мог не следить за их состоянием, или кто-то схалтурил на ТО… Короче, рабочих респираторов с запасом кислорода там только два. Остальные скафандры можно использовать только в качестве маскарадных костюмов.
— Где нам взять третий скафандр посреди ночи? — Услышав новость, я не сразу сообразил, что она значит.
— Нигде, — сказал Холден. — Поэтому полетите вы с Кирой, а я останусь прикрывать тылы.
— Это нечестно, — сказал я. — Давай тянуть жребий.
— Не глупи. Кира — пилот, без которого можно бросить это дело прямо сейчас.
— Я имел в виду жребий между нами двоими, — сказал я.
— Ты — более приоритетная цель, тебя и надо вытаскивать в первую очередь, — сказал Холден. — Ничего личного, чистый бизнес. Не собираюсь являться пред светлые очи Визерса, если он еще жив, и докладывать, что бросил тебя под огнем кленнонских орудий.
— Это…
— Это моя работа, — отрезал Холден. — Будь добр, не осложняй ее. Вот карточка. — Кредитка перекочевала из рук в руки, Холден назвал длинный пин-код. — Отправляйся на Аракан, это независимый мир на границе с Альянсом. Свяжись с нашим консульством, найди атташе по культуре Кислицкого, это человек Визерса, и он введет тебя в курс дел.

Свяжись с нашим консульством, найди атташе по культуре Кислицкого, это человек Визерса, и он введет тебя в курс дел. Если его там вдруг не окажется, то обратись в торговый дом «Тревор и сыновья», это тоже надежный канал, но он медленнее. Ключевое слово — «дейрикс», и не спрашивай, что это значит. Если и там ничего не выйдет или ты почувствуешь какую-то опасность, то действуй по ситуации. Все запомнил? Хотя кого я спрашиваю…
— Мне это не нравится, — сказал я. — Пехота своих не бросает.
— А СБА бросает! — рявкнул Холден. — Сплошь и рядом! Наверное, поэтому она в сто раз эффективней, чем эта ваша пехота.
Это был не самый подходящий момент, чтобы спорить о сравнительной эффективности оперативной секции СБА и тяжелой пехоты Альянса, с учетом того, насколько разные перед ними стояли задачи, а также рефлексировать и рассуждать об этической стороне вопроса.
— У тебя будут проблемы тут, — сказал я. Просто надо было что-то сказать, прежде чем переходить к процедуре прощания. — Пособничество в захвате транспортного средства, с учетом того, что сейчас военное время…
— Я уйду в леса, — хмыкнул Холден. — Не волнуйся, местные меня не схватят. Куда больше меня заботит флот, который вот-вот свалится им на голову.
— Ну, ты береги себя, Генри, — сказал я. — Удачи и все такое.
— Еще неизвестно, кто из нас проживет дольше, — продемонстрировал он мне на прощание свой фирменный оптимизм и вытащил у меня из-за пояса трофейный импульсник. — В космосе эта штука тебе все равно не пригодится.
Сирен не было, очевидно, поднимать в больнице шум ребятам было не с руки, но в районе главного корпуса обнаружилось очень подозрительное движение, и десяток серых теней скользили в сторону стоянки.
— Допрощались, — констатировал Холден. — Давай вали отсюда, чтобы мне не пришлось прикрывать ваш отход до полного разряда аккумуляторов.
— Удачи, — повторил я, ныряя в салон и захлопывая за собой дверь.
Последним, что я видел на Веннту, была фигура Холдена, замершего в классической стойке для стрельбы с двух рук.

Едва я занял место в кресле второго пилота и затянул ремни, глайдер резко оторвался от поверхности и начал набирать высоту.
— А второй парень? — поинтересовалась Кира, не снимая рук с управляющих джойстиков и не отводя глаз от дисплеев.
— Ему пришлось остаться.
— Смело, но глупо, — констатировала она. — Впрочем, то, что мы делаем, еще более смело. Не говоря уж о глупости.
Глайдер — не орбитальный шаттл, лететь вертикально вверх он не способен из-за конструктивных особенностей, поэтому высота набиралась далеко не так быстро, как мне этого хотелось.
— Передатчик прямо перед тобой, — сказала Кира. — Минуты через три можешь начать вызывать свой корабль. На входящие лучше не отвечай.
Словно отреагировав на ее слова, передо мной замигала лампочка вызова. Поскольку наземные службы все равно не одобрили бы наш полет, отвечать я не стал. Вряд ли у меня получится убедить пилотов перехватчиков в том, что мы не задумали ничего дурного, в то время как их родную планету атакует имперский флот.
Итак, нам удалось захватить глайдер и оторвать его от поверхности.

Это была самая легкая часть операции, к тому же нам пришлось оставить Холдена на планете. Что дальше?
Дальше много всяких «если».
Если орбитальная станция еще цела, если Азим по-прежнему имеет доступ на корабль, если мне удастся с ним связаться, если он сможет и если ему позволят расстыковаться со станцией, если у нас получится выйти в космос и глайдер не развалится по дороге, если Азим сумеет нас подобрать.
И если после всего этого нам удастся проскользнуть мимо космического сражения и унести ноги из этой системы.
Шикарный план, да?
Каковы шансы на успех? Стали бы вы делать ставки на скачках с такими же шансами?
Так то скачки. Игры в жизнь куда более азартны.
Не знаю, как насчет выигрыша, но проиграть можно куда больше.
Жизнь, например. Высшая ставка в самой азартной игре.
— Думаю, что сейчас они уже поднимают перехватчики, — сказала Кира. — Или отдают приказ орбитальным силам уничтожить глайдер. А может быть, для надежности они попробуют сразу оба варианта.
— Тут что, кроме меня, никому больше жить не хочется?
— А ты случайно не рассчитывал, что будешь жить вечно?
— Нет, но и похороны на завтра я тоже не планировал.
— Не беспокойся, не будет никаких похорон, — сказала Кира. — Разлетимся пеплом по атмосфере, и все дела.
Экстремальная кремация — вот как мы это называем в ВКС.
— Я уже понял, что ВКС полны оптимистов.
— Жизнь безжалостна. Космос тоже.
— Я не отвлекаю тебя разговорами?
— Нет. — Кира заложила вираж, и тройная перегрузка вдавила нас в кресла. — А эта штука еще неповоротливее, чем я думала. Но и прочнее, так что неожиданный плюс немного уравновешивает неожиданный минус.
— Знаешь, я предпочел бы не испытывать пределы этой прочности.
— Это уж как получится.
Новый маневр капитана Штирнер отразился в моем теле очередной перегрузкой, после которой слова показались мне слишком тяжелыми и не настолько важными, чтобы произносить их вслух, и я заткнулся.
Если верить армейской статистике Альянса, в общевойсковом бою десантник в среднем живет около трех секунд. В тяжелой боевой броне — пять.
Пилот истребителя в среднем живет десять секунд. Довольно существенная разница, если не уточнять, сколько времени и денег требуется на обучение того и другого.
Полгода десантника против шести с половиной лет пилота ВКС.
О чем нам говорит эта статистика?
Например, о том, что штатские люди, оказавшиеся в зоне конфликта, гибнут в первые же секунды столкновения, и нам бы сейчас держаться подальше от орбиты, вместо того чтобы намеренно лезть в самое пекло.
— Ты уже можешь начать вызывать свой корабль, — сказала Кира. — Мы будем в точке встречи минут через двадцать, если нам не помешают.
Сейчас самое время выяснить, что Азима на корабле уже нет или он не может покинуть станцию. Или что станция уже не существует.
Впрочем, мы с Азимом за последнее время неплохо узнали друг друга, и я надеялся, что придуманный мной фортель не окажется для него полной неожиданностью.
Если же дело не выгорит, нам придется сажать глайдер на поверхности, что трудно, но в принципе реализуемо, уходить в леса и ждать, чем закончится битва за планету.

А потом уже как-то договариваться с ее новыми (или старыми) владельцами.
То, что это в любом случае будут не люди, большого оптимизма мне не прибавляло.
Я включил коммуникатор, и в кабину ворвался голос диспетчера, требующего, чтобы мы немедленно сбросили высоту и отправлялись на указанную им площадку, грозящего уже высланными за нами истребителями и предупреждающего о суровости законов военного времени. Я щелкнул переключателем, и голос диспетчера уступил место треску помех.
— «Ястреб», «Ястреб», это Стоун. Позывные три ноля двенадцать пятьдесят шесть.
А в ответ — тишина.

Наверное, каждый доживший хотя бы до тридцати лет человек может сказать, что он наделал в жизни много глупостей, однако глупости, граничащие с суицидом, у нормального человека можно пересчитать по пальцам. Как правило, по пальцам одной руки.
Наша выходка на Веннту, скорее всего, была самой феноменальной глупостью, которую только можно было придумать, и от нее до суицида оставалось не то что пара шагов, а буквально пара сантиметров.
Пожалуй, так близко к смерти, как сейчас, мне довелось побывать только на Новой Колумбии, во время нашего последнего боя со скаари, когда мы держали оборону в системе пещер, а их пехотинцы перли на нас из джунглей. Тогда нас спасло только вторжение на планету кленнонских войск.
Теперь же вторжение кленнонских войск нам только мешает. Собственно говоря, если бы этого вторжения не было, мы покинули бы планету в штатном порядке, и необходимость придумывать столь идиотские планы не возникла бы вообще.
— Перехватчики в зоне пуска ракет, — бесстрастным голосом сообщила Кира. — Пуск пока не зафиксирован.
Я продолжал вызывать Азима, не отвлекаясь на подобные мелочи.
— Возможно, на нас просто не хотят тратить ракету, — сказала Кира. — Попробуют подойти поближе и сбить при помощи менее интеллектуального и дорогостоящего оружия. И я их в этом прекрасно понимаю. Я тоже не стала бы тратить ракету на какой-то жалкий глайдер, у которого и собственного вооружения-то на борту нет.
Если Азим не выйдет на связь в течение ближайших минут, аварийный план эвакуации надо сворачивать, подумал я. Лучше подчиниться требованиям местных властей, сесть, куда они укажут, а это, скорее всего, окажется какая-нибудь военная база, и надеяться, что эта база не окажется в списке первоочередных целей сил вторжения.
По сравнению с этим вопросы местных эсбэшников относительно наших планов и цели угона глайдера — сущие пустяки.
Я поймал себя на мысли, что в этом столкновении мои симпатии находятся на стороне веннтунианцев. Ведь если нет каких-то конкретных предпочтений, то болеют всегда за слабейшего, правда?
— И это очень хорошо, что они не хотят тратить на нас ракету, — сказала Кира. — Потому что уворачиваться от современной ракеты с интеллектуальным наведением куда сложнее, чем от очереди из импульсной пушки или плазменного заряда. Я не уверена, что на этом бегемоте вообще можно увернуться от ракеты. Хотя…
Интересно, все пилоты ВКС во время боя такие болтливые или мне опять исключительно повезло?
Холден все же умнее меня.
Он решил остаться на земле. И я уже даже не уверен, что, пока я ходил за Кирой, он нашел именно два годных скафандра.
Может быть, это просто такой благовидный предлог, чтобы самому не лезть в пекло… Он сотрудник СБА, а не камикадзе.
Как только я подумал про камикадзе, Кира бросила машину в такую фигуру высшего пилотажа, что небо и земля дважды мелькнули у меня перед глазами, меняясь местами, а тело прочувствовало каждый квадратный сантиметр впившегося в него ремня безопасности.

Как только я подумал про камикадзе, Кира бросила машину в такую фигуру высшего пилотажа, что небо и земля дважды мелькнули у меня перед глазами, меняясь местами, а тело прочувствовало каждый квадратный сантиметр впившегося в него ремня безопасности.
— Маневр уклонения, — пояснила Кира, стабилизируя летательный аппарат и возвращаясь к прежнему курсу.
Я не успел рассмотреть, от чего именно мы уклонялись. Впрочем, существует теория, что заряд, который тебя убивает, тоже еще никому не удавалось рассмотреть.
Ладно, поскольку вспышек ослепительного света не было и ни по какому темному туннелю я не летел, буду продолжать думать, что мы еще на этом свете.
— «Ястреб», «Ястреб», я Стоун…
— Мы уже в верхних слоях атмосферы, — сообщила Кира. — Ах ты ж, падла…
— Э? — спросил я, отрываясь от передатчика.
В голосе капитана Штирнер неожиданно появилось слишком много эмоций, чтобы последнее ругательство совсем ничего не значило.
— Перехватчики отстали.
— И это плохо, потому что…?
— Либо ракета, либо орбитальный удар. Но я ставлю на ракету.
— Чудесно.
Мое чувство опасности молчало. То ли решило, что предупреждать все равно бесполезно, то ли всецело доверяло девушке, оказавшейся на месте пилота, то ли отказалось работать в принципе.
Наверное, уже пора бросать эту гиблую затею и возвращаться на планету, в теплые объятия эсбэшников Веннту, наверняка жаждущих задать нам несколько животрепещущих вопросов.
— Ракета пошла, — сообщила Кира. — Расчетное время — минута с небольшим.
Вероятно, это все, что нам осталось, — как-то слишком спокойно подумал я, и в этот момент ответил «Ястреб».
— Алекс, я ухожу, — сказал ровный голос Азима. — Внешняя сфера обороны прорвана, станция под огнем и разваливается на части. Корабль цел, но на поверхность я не пробьюсь. Извини.
— Азим! — заорал я. — Ты слышишь меня, Азим?
— Слышу тебя.
— Не надо на поверхность! Мы будем на орбите через… — Я посмотрел на Киру.
— В течение пяти минут, — рявкнула она в микрофон. — Или не будем вообще.
— Координаты? — Азим не стал задавать лишних вопросов, и если и удивился таким новостям, то по его голосу это было совершенно незаметно.
Кира продиктовала ему координаты точки встречи.
— У нас скафандры, — сказал я. — Мы выйдем из корабля, тебе надо будет только нас подобрать.
— Я попробую, — сказал Азим. Треск помех усилился. — Да поможет нам всем Аллах.
Связь прервалась.
— Молись, — посоветовала мне Кира. — Одно чудо уже произошло, но нам нужно как минимум еще одно чудо, чтобы у нас все получилось.

Следующие несколько минут были, без всякого преувеличения, самыми отвратительными минутами в моей жизни. Верх и низ менялись местами, перегрузки вдавливали меня в кресло, корабль швыряло в разные стороны, закручивало в штопор, неожиданные ускорения сменялись резкими торможениями, маневры следовали один за другим, и, что самое обидное, я не только никак не мог повлиять на происходящее, но толком даже не понимал, а что, собственно, происходит.

Ракету, от которой мы уклонялись, я так и не увидел. И даже тянущийся за ней дымный след, который рисовало мое воображение, мне рассмотреть не удалось.
Но в итоге мы таки от нее отклонились. И не спрашивайте меня как.
Скорее всего, это было чудо. Или просто судьба хранила нас для нового запаса приготовленных заранее свинств.
Отклонились, правда, не идеально.
Ракета не угодила в сам глайдер, но взорвалась в режиме преследования, нас ощутимо тряхнуло, а по внешней обшивке забарабанил град осколков от развалившейся оболочки снаряда. На мгновение выключились все приборы, но тут же заработали в аварийном режиме.
И наш дальнейший полет на орбиту прошел без особых приключений. То ли нас посчитали слишком мелкими сошками и махнули рукой, то ли у сил обороны планеты появились куда более насущные проблемы.
Судя по словам Азима, на орбите должен был твориться сущий ад, но околопланетное пространство слишком велико, чтобы этот ад можно было заметить без специальных средств наблюдения.
Космос велик и безразличен к мелкой возне. То, что для человека сущий ад, для него лишь секундная вспышка деятельности на фоне бесконечного спокойствия.
Тактический дисплей глайдера показывал какую-то активность на самой грани обзора, в иллюминаторы же были видны только мерцающие звезды и огромный диск планеты под нами.
Мы с Кирой помогли друг другу влезть в скафандры, потом я дернул за рычаг аварийного люка, и поток покидающей корабль внутренней атмосферы вынес нас в открытый космос.
В двадцатом веке это было бы огромным достижением. Здесь и сейчас это было очень неприятной необходимостью.

ГЛАВА 10

Наверное, ради пущего драматизма мне следовало бы рассказать об этом эпизоде более подробно. Два человека на фоне бесконечной тьмы космоса и холодного мерцания звезд, хриплое дыхание, попытки экономить кислород, чтобы дать Азиму как можно больше времени на поиски, слабый писк аварийных маячков…
Но ничего такого мне не запомнилось. На фоне того, что нам пришлось пережить несколькими минутами ранее, это была просто небольшая передышка, и у меня даже в голове не укладывалось, что Азим не сможет прибыть к точке встречи и что все может закончиться здесь и сейчас. Это было бы слишком несправедливо по отношению к нам.
Слишком похоже на реальность.
Но если бы реальность действительно была жестока и несправедлива, вряд ли бы нам удалось зайти так далеко.
Звучит глупо и иррационально, но это так. Законы Мерфи далеко не всесильны.
Иногда в жизни происходит то, что в принципе не должно было бы происходить, случаются совершенно невероятные вещи, работают самые глупые планы.
Может быть, мне стоит сформулировать это как-то поточнее и обозвать «законом Стоуна».
Например, так: иногда это работает. Нет, для «закона Стоуна» формулировка слишком расплывчата. Вряд ли такая приживется.
Азим тоже не стал следовать общепринятым канонам приключенческого жанра и спасать нас в самый последний момент, когда счетчики оставшегося кислорода остановились на нуле, а мы начали задыхаться в технических комбинезонах веннтунианского производства. Он привел «Ястреб» на место встречи через десять минут после того, как мы покинули глайдер, так что запас времени оказался вполне приличным.
Еще через десять минут мы стояли в шлюзовой камере «Ястреба» и помогали друг другу распаковаться.

Он привел «Ястреб» на место встречи через десять минут после того, как мы покинули глайдер, так что запас времени оказался вполне приличным.
Еще через десять минут мы стояли в шлюзовой камере «Ястреба» и помогали друг другу распаковаться. Странно, но на борту корабля у меня впервые за долгое время появилось ощущение, что я вернулся домой.
Еще через пять минут мы встретили Азима в рубке управления «Ястреба».
— Рад тебя видеть, дружище, — сказал я, обмениваясь с ним рукопожатием.
— Церемонии позже, — сказал он и махнул рукой в сторону тактического дисплея, обладавшего куда большим обзором, чем аналогичное устройство на веннтунианском глайдере.
Я посмотрел и присвистнул.
— Надо убираться отсюда, — сказала Кира. — И лучше бы это сделать «вчера».
— А где Холден?
— Он отстал, — сказал я. — А мы отправляемся на Аракан, если это название тебе о чем-то говорит.
Азим вернулся в кресло первого пилота, я рухнул на привычное для себя место стрелка, капитан Штирнер, после некоторых колебаний, заняла кресло навигатора, в котором чуть раньше сидел Холден и которое еще чуть раньше было пустым.
«Ястреб» был слишком маленьким кораблем, которому не требовался второй пилот.
Легкая вибрация сообщила мне, что двигатели заработали в полную силу, и корабль лег на курс, уносящий нас подальше от Веннту. Пока еще в локальном пространстве оставался свободным коридор, которым можно было воспользоваться.
Убедившись, что непосредственная опасность нам не грозит и, скорее всего, нам удастся унести ноги относительно спокойно, я вернулся к созерцанию тактического дисплея, и то, что я там увидел, мне все еще решительно не нравилось.
— Честно говоря, это не похоже на атаку орбитальной обороны силами одной эскадры, — сказал я. — Или у Реннера какая-то уж слишком большая эскадра.
— Эскадра? — изумился Азим. — Это больше похоже на массированную атаку силами целого флота.
— Но местные новости… — Я осекся, когда понял, как глупо это звучит.
Вряд ли можно судить о ситуации, опираясь на информацию, предоставленную местными новостями. Кому нужно провоцировать преждевременную панику и сообщать населению, что вместо десятка кораблей, с которыми орбитальная оборона справится, даже не вспотев, к их родине приближается добрая сотня боевых судов и тысячи единиц «москитного флота».
— Похоже, все мы недооценивали ненависть императорского дома к отступникам, — заметил я. — Это не полицейская операция, это больше похоже на показательную порку.
— Чушь собачья, — фыркнула Кира. — Это вообще не кленнонцы.
— Не кленнонцы? А кто тогда?
— Я — пилот ВКС, — напомнила Кира. — Я изучала тактические схемы кленнонцев, и то, что происходит в локальном пространстве Веннту, не похоже ни на одну из них.
— Но это же Реннер, — сказал я. — Который вроде как тактический гений, и вообще непредсказуем.
— Девушка права, Алекс, — сказал Азим и вывел на общий экран картинку. — Это мгновенный снимок корабля, который атаковал орбитальную станцию и разнес ее к черту.

Сделан как раз тогда, когда я в спешном порядке покидал стыковочную зону.
— Это не кленнонский корабль, — сказал я. — Но это и не корабль Альянса.
— Это линейный крейсер скаари, — сказала Кира. — Судно класса «террор». Можно увеличить картинку?
— Какую именно часть?
— Хвостовую.
Азим щелкнул клавишами, и корабль на экране увеличился раз в десять, изрядно потеряв в четкости.
Сигарообразной формы, с несколькими неправильной формы наростами по бокам, торчавшее спереди орудие главного калибра исчезло с экрана, зато в хвостовой части обнаружился незнакомый мне стилизованный рисунок. Нечто, похожее на молоток и… нет, не серп.
Молоток, обрушивающийся на небольшой кругляшок, видимо, обозначающий планету. Очень символично.
— Молот, разрушающий миры, — сказала Кира. — Это эмблема клана Торбре.
«Ястреб» вошел в гипер, и текущая картинка на тактическом дисплее сменилась пустотой, а потом стала дублировать изображение с общего экрана.
Боевой корабль скаари, древний и почему-то показавшийся мне зловещим. Современные корабли Альянса не производили на меня такого впечатления, как это судно, созданное руками Чужих.
— Аналитики Визерса ошиблись, — сказал я. — Они утверждали, что скаари пока будут воздерживаться от вступления в войну и подождут, пока Альянс и Империя не измотают друг друга. А скаари первыми перешли к активной фазе противостояния.
— Скаари непредсказуемы, — сказал Азим. — Теперь у нас есть этому еще одно документальное подтверждение.
Значит, аналитики Визерса могли ошибаться и в другом. Они пророчили победу Кленнонской Империи, тотальное уничтожение других рас и почти стопроцентную гибель человечества. Но скаари вступили в войну на самой ранней стадии, и теперь аналитическому отделу СБА придется пересматривать все схемы и вносить в них изменения, руководствуясь… Чем?
Считалось, что логика скаари мало отличается от человеческой. То есть логика — она и есть логика, и для каждого действия должна быть причина, а у каждого события должны быть последствия. Либо эта теория в корне не верна, либо мы не обладаем достаточным объемом информации, чтобы предсказать действия Чужих.
Я не видел ни одной причины, почему клан Торбре мог атаковать Веннту, но он ее атаковал. Скорее всего, это означает лишь то, что далеко не все причины мне известны. Как они могут быть неизвестны и хваленым аналитикам Визерса.
Картина мироздания в очередной раз претерпела значительные изменения, и не было никакой гарантии, что эти изменения были последними. Мир — слишком сложная штука, чтобы кто-то мог претендовать на то, что он видит картину целиком. Стоит сдвинуться на полшага, и твоему взгляду открываются новые грани и детали.
Попробуй все это проанализировать.
Пока Кира вкратце пересказывала Азиму историю нашего полета на орбиту на совершенно неподходящем для этого действа транспортном средстве, я пытался сообразить, как тот факт, что Веннту атаковали не кленнонцы, а скаари, может отразиться на дальнейшей судьбе Холдена.
Скорее всего, отрицательно, хотя и при кленнонцах ему бы мало чего светило.
Все зависело от того, как именно Гегемония собиралась поступить с планетой, а у меня не было ни малейшего представления о ее намерениях. Веннту не представляла никакой, даже мало-мальской стратегической ценности, и мотивы скаари, побудившие их к атаке, оставались для меня тайной за семью печатями.

Наверное, не только для меня одного. Представляю, как изумились сами веннтунианцы, когда из гипера в их локальное пространство вывалились не новенькие линкоры Империи, а древние боевые машины Чужих.
Еще и в изрядном количестве. Если верить данным, которые успел урвать Азим, в данной операции участвовала чуть ли не вся боевая мощь клана Торбре, который, как сообщила мне бортовая база данных, был далеко не самым могущественным образованием Гегемонии и уступал тому же клану Кридона чуть ли не вдвое.
Кто он вообще такой, этот Торбре? Очередной бешеный пес вроде Прадеша, атаковавшего Новую Колумбию на свой страх и риск, прекрасно понимая, что Гегемония его не поддержит? Или пешка в большой игре, повинующаяся чьей-то более могущественной воле? На этот вопрос бортовая библиотека ответить не могла.
Вполне вероятно, что на этот вопрос нет ответа ни в одной из существующих библиотек.
— Почему Аракан? — поинтересовался Азим. — Не то чтобы я сильно возражал против конечной цели нашего путешествия, но мне любопытно.
— Потому что на Аракане находится единственный канал связи с Визерсом, — сказал я. — А Визерс — это единственный человек, который может объяснить нам, что происходит. По крайней мере, единственный из тех, кого я знаю.
— Визерс любит объяснять, — согласился Азим. — Только у него очень своеобразные объяснения, после которых обычно все становится еще непонятнее.
— Альтернативные предложения есть?
— Нет. Как показывает практика, в какую бы щель мы ни забились, неприятности все равно нас там находят, так что можно хотя бы разнообразия ради полететь им навстречу.
Я нашел, что от последней реплики Азима несет фатализмом и дешевым мистицизмом, о чем ему сразу же и сообщил. Отставной телохранитель Асада ад-Дина молча пожал плечами и углубился в расчеты.
— Показать тебе твою каюту? — спросил я у Киры. — До тебя там жил Холден, но я не думаю, что он оставил на борту много личных вещей.
— Я бы лучше пока посидела здесь, — сказала Кира. — Я не очень люблю планеты и соскучилась по виду из ходовой рубки.
— Как знаешь, — сказал я. — А я пойду к себе. Соскучился по кровати нормального размера.

Наскоро приняв душ и нацепив привычную одежду, я плюхнулся на кровать нормального размера, поставил переносной терминал корабельной информационной системы себе на живот и сообразил, что понятия не имею, какую информацию я собрался в нем искать.
Даже поисковый запрос толком сформулировать не получалось.
Аракан?
Клан Торбре?
Веннту?
Какая общественно доступная информация может пролить свет хоть на один из мучающих меня вопросов?
Традиция пыток, принятых в Гегемонии Скаари по отношению к представителям других рас?
Похоже, что Холден просто принес себя в жертву. Пленных скаари брали только в самых исключительных случаях. Правда, до сих пор в истории не было зафиксировано ни одного проявления внешней агрессии Чужих, которое было бы сравнимо с нынешним по своим масштабам. В прошлом они уничтожали планеты, но это были исключительно их планеты, а во время вторжения на Колумбию, где собственных сил обороны практически и не было, имперские войска адмирала Реннера не дали им как следует развернуться.
Если верить заверениям ящеров, что нападение клана Прадеша на Новую Колумбию, далеко не такое массированное, было сольной и ни с кем не согласованной акцией, то Веннту стала первым миром, который попал под удар Гегемонии, после того как скаари официально вступили в Большую Галактическую Войну.

Если верить заверениям ящеров, что нападение клана Прадеша на Новую Колумбию, далеко не такое массированное, было сольной и ни с кем не согласованной акцией, то Веннту стала первым миром, который попал под удар Гегемонии, после того как скаари официально вступили в Большую Галактическую Войну. И если эта самая война будет развиваться по наиболее вероятному сценарию, то Веннту окажется далеко не последней.
Несмотря на объявление боевых действий, бряцание оружием и маневры военных флотилий в открытом космосе, еще вчера галактика стояла на грани катастрофы.
Сегодня она эту грань перешла.

Часть вторая
АПОКАЛИПСИС
МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ

ГЛАВА 1

Я вышел из вагона монорельса, вдохнул полную грудь плотного тумана, который окутывал Пятый Вавилон, столицу Аракана, и смешался с толпой спешащих по своим делам людей, прокручивая в голове план предстоящих действий.
План, как обычно, обилием детально проработанных подробностей не поражал. Да и откуда им взяться при той скудной информации, которой одарил меня Холден в спешке нашего с ним прощания на Веннту?
Тем более что в быстро меняющемся военном мире часть его данных уже успела устареть.
Фамилия атташе по культуре Кислицкого, работавшего на СБА и знавшего, как выйти на генерала Визерса, оказалась совершенно неактуальной. Сразу после посадки в местном космопорту я подключился к местной информационной Сети, нашел доступный для всех список дипломатических представителей Альянса на планете и выяснил, что человека с фамилией Кислицкий там уже нет. Нынешним атташе по культуре значился некто Ли Тамахори, а куда делся Кислицкий и существовал ли он в природе, мне выяснить так и не удалось.
Значит, оставался второй вариант. Торговый дом «Тревор и сыновья» и ключевое слово «дейрикс».
Азим, Кира и информационные Сети смысла этого слова не знали, так что существовала нехилая вероятность, что оно вообще ровным счетом ничего не значило и представляло собой просто набор букв, более-менее удобный для запоминания.
Слишком короткое слово для серьезных шпионских игр, в которые мы тут играем, и, что самое обидное, Холден даже не сказал, кому именно во всем торговом доме это слово надо сообщить. Остается только надеяться, что он знал, что делает, и торговый дом — это на самом деле небольшая частная лавочка, в которой, кроме самого Тревора и пары его сыновей, вовсе никого и нет. Потому что если мне придется иметь дело с каким-нибудь недавно нанятым клерком, я буду выглядеть предельно глупо, и вообще непонятно, чем это может закончиться.
«У вас продается славянский шкаф?» — эта фраза из старого кинофильма про советских разведчиков и то была более осмысленна, особенно если вспомнить, что произносить ее следовало не где-нибудь, а в мебельном магазине.
А какой у меня может получиться диалог в торговом доме «Тревор и сыновья»?
«Добрый день, я могу вам чем-то помочь?» — «Дейрикс». — «Психушка через два квартала отсюда». Или как вариант: «На этой планете иностранных борделей нет».
Ну вот, примерно такой диалог.
Интересно, а что бы делал Джеймс Бонд, окажись он на моем месте и столкнись с такими проблемами?
Первым делом я зашел в большой торговый центр, воспользовался карточкой Холдена и купил себе комплект одежды, сшитой по местной моде.

Благо ничего экстравагантного на Аракане не носили, и мне удалось обойтись без килтов и туник, которые так любили описывать фантасты на стыке двадцатого и двадцать первого веков.
В этом полушарии Аракана царила довольно теплая поздняя весна, так что я приобрел себе серые брюки из немнущегося материала, свободного покроя рубашку и легкую куртку, под которой было бы удобно прятать оружие, если бы оно у меня было.
Но его не было.
Ношение личного оружия на Аракане было запрещено уже лет двести, и никто бы меня даже с парализатором за пределы космопорта не выпустил.
Рекламный проспект, с которым я ознакомился в монорельсе от нечего делать, сообщал, что в Пятом Вавилоне — и не спрашивайте, куда делись предыдущие версии Вавилонов, — практически отсутствует уличная преступность и город весьма дружелюбен к гостям с других планет, но лично мне от этого легче не стало.
В последнее время моя жизнь стала слишком полна опасностей, и без оружия я чувствовал себя если не голым, то полураздетым точно.
Маломощный электрошокер, который я приобрел в отделе средств самообороны в том же торговом центре, на это мое ощущение сильно не повлиял, но я рассудил, что лучше уж так, чем вообще с голыми руками.
Интересно, зачем им вообще отделы средств самообороны, если уличная преступность тут не представляет серьезной угрозы, а местная полиция действует эффективно и без нареканий? Хотя было бы странно, если бы составители рекламных буклетов написали в них нечто другое.
Покинув торговый центр, я прошел пару кварталов пешком, периодически оглядываясь назад и рассматривая прохожих на предмет обнаружения агентов наружной слежки, после чего воспользовался другой линией монорельса, которая доставила меня в деловую часть города.
Район из стекла и бетона. Или, что куда более вероятно, из пластмассы, похожей на стекло и бетон.
Пройдя пешком еще около квартала, я обнаружил небольшое кафе с доступом к планетарной информационной Сети, заказал себе чашечку местного тонизирующего напитка и включил терминал.
Азим и Кира в один голос утверждали, что при подключении к планетарной Сети с территории космопорта может быть доступен только ограниченный массив данных, но ничего принципиально нового я так и не обнаружил.
Список сотрудников консульства Альянса не поменялся, торговый дом «Тревор и сыновья» по-прежнему был неясных масштабов конторой, официально занимающейся посреднической деятельностью, а это в реальности могло означать вообще все что угодно, начиная от банальных торговых операций с сельхозпродукцией и заканчивая нелегальными сделками на рынке оружия.
Адрес торгового дома тоже не изменился.
Я еще несколько минут бессистемно посерфил по Сети, попивая тоник и внимательно наблюдая за остальными посетителями данного заведения, а потом установил контакт с «Ястребом».
Мне ответил Азим, находящийся в кают-компании.
— Проверка связи номер раз, — сказал я.
— Как погода в Вавилоне?
— Такая же, как на космодроме. Ситуация на корабле?
— Штатная.
— Понятно, — сказал я. — До связи.
— Увидимся.
Закрыл окно чата, вызвал на монитор карту города, проложил маршрут до головного офиса дома «Тревор и сыновья». Ага, если есть головной офис, значит, где-то есть еще и филиалы. И как мне сделать так, чтобы человека с улицы пустили к главе компании или кому-то из его деток? Кстати, а сколько их?
Интернет будущего ничего об этом не знал.

И как мне сделать так, чтобы человека с улицы пустили к главе компании или кому-то из его деток? Кстати, а сколько их?
Интернет будущего ничего об этом не знал.
Удивительно унылые технологии.
В двадцать первом веке, который по мере знакомства с очередными нюансами нынешнего времени начинал нравиться мне все больше и больше, говорили, что, если о вашем бизнесе ничего не написано в Интернете, значит, у вас и нет никакого бизнеса. Похоже, что «Тревор и сыновья» ничего об этом изречении не слышали и в будущем оно утратило свою актуальность. Понять, чем занимается их торговый дом, прочитав о нем в Сети, было решительно невозможно, что наводило меня на невеселые мысли о подставной конторе «Рога и копыта», под прикрытием которой на Аракане работает СБА.
Конечно, я искал встречи с Визерсом, который был генералом этой самой СБА, но, как говорится, не все генералы СБА одинаково полезны.
Ситуация вокруг Веннту в местных средствах массовой информации не освещалась вообще. То ли новости оттуда не доходили из-за информационной блокады, то ли правительство Аракана не хотело раньше времени пугать население ужасами галактической войны.
Основные силы Альянса и Империи все еще маневрировали в открытом пространстве, изредка нанося друг другу булавочные уколы, о том, что скаари проявили хоть какую-то активность, не было написано ни буквы.
Ага, резидент Аракана ведет с представителями Генеральной Ассамблеи переговоры о вступлении в Альянс. Что ж, это отчасти объясняет, почему мог измениться состав местного консульства. Другие цели, другие люди.
Я допил тоник, выключил терминал, расплатился по счету кредиткой Холдена и вышел на улицу.
Судя по толпам спешащих на свои рабочие места клерков, в Пятом Вавилоне как раз заканчивался обеденный перерыв, и я позволил народным массам увлечь себя в нужном направлении.
Три квартала на север, здесь налево и можно срезать путь через сквер с земными растениями, выход на Шестнадцатую улицу, отсюда до головного офиса совсем недалеко.
Никакие подозрительные типы в штатском за мной не следили. Впрочем, при нынешнем развитии технологий их личное присутствие вовсе не обязательно. Достаточно подсадить на человека микроскопического «жучка» и дальше наблюдать за всеми его передвижениями при помощи спутника. Чем выше технологии, тем больше оснований для паранойи.
Совершенно неожиданно и с большим удивлением для самого себя я обнаружил, что совсем отвык от развитых индустриальных миров вообще и крупных мегаполисов в частности и пребывание в Пятом Вавилоне действует мне на нервы. Вокруг слишком много зданий, в которых слишком много этажей, на улицах слишком много людей, и у всех людей слишком озабоченные и недружелюбные лица.
По сравнению с Араканом Веннту и Сципион-3 выглядели землей обетованной, да и Тайгер-5 с непригодной для жизни поверхностью, пребывание на которой едва не стоило мне жизни, стал казаться вовсе не таким уж отвратительным местом.
А Земля к этому времени вообще превратилась в сущий муравейник. Может быть, Холден прав и этой галактике действительно необходима война?
Головной офис торгового дома «Тревор и сыновья» находился на сорок пятом этаже большого делового центра. В огромном вестибюле было полно народу, кто-то спешил по своим делам, кто-то разговаривал, кто-то погрузился в дисплеи своих коммуникаторов… В общем, все как обычно.
Взгляд сразу выцепил из толпы пару охранников, вооруженных шокерами и дубинками. Судя по форме и наличествующему вооружению, это не полицейские, а представители какой-то частной конторы. Впрочем, мне не должно быть до этого никакого дела, ведь я вроде бы ничем противозаконным заниматься не собираюсь.

Впрочем, мне не должно быть до этого никакого дела, ведь я вроде бы ничем противозаконным заниматься не собираюсь.
Я направился к лифтам, нажал на кнопку вызова и уставился в зеркальную панель, любуясь своим отражением и стараясь понять, похож ли я больше на местного жителя, явившегося в здание с деловым визитом, или на межпланетного авантюриста, находящегося в розыске, живущего по поддельным документам и преследующего свои туманные цели.
Черт его знает, если честно.
Ничего особо подозрительного я в своем отражении не усмотрел.
— Вы едете? — Молодой женский голос вывел меня из задумчивости, и я обнаружил, что лифт уже пришел и приветливо распахнул перед нами свои двери.
— Да, конечно.

— Вам какой этаж?
— Двадцать седьмой.
— Мне выше. — Я вдавил кнопку двадцать седьмого этажа, потом сорок пятого, двери лифта закрылись, и мы начали плавное восхождение к вершинам араканского бизнеса.
Девушка посмотрела на меня с плохо скрываемым любопытством. Видимо, не так уж я похож на местного, как мне показалось.
Перехватив мой взгляд, моя попутчица смутилась.
— Красивый загар, — сказала она. — Это из солярия или вы отдыхали на курорте?
— На курорте, — сказал я. Так вот в чем дело… Сципион-3 — планета пляжей и островов, на которой мы провели изрядное количество времени… А я даже не обратил особого внимания, какие бледные эти обитатели Аракана.
— Золотые Пески? — поинтересовалась девушка. — Райские Кущи?
Поскольку эти названия мне ничего не говорили и дальнейшие расспросы могли привести к конфузу, я решил не врать.
— По правде говоря, это был инопланетный курорт.
— Ого! — Глаза девушки расширились от удивления.
Меняя по необходимости планеты и корабли, я как-то совершенно упустил из виду, что межзвездные перелеты стоят уйму денег и обычным смертным практически недоступны. Вот тебе и попытка не выделиться из толпы…
По счастью, как раз к этому моменту лифт достиг двадцать седьмого этажа, на котором моей попутчице нужно было выходить, и дальше я поехал один.
За столько тысяч лет они могли бы придумать лифты и побыстрее…
Машинально я сунул руку в боковой карман куртки и нащупал там только что купленный шокер. Не бог весть какое оружие, если что-то пойдет не так, но лучше, чем вообще ничего.
Створки лифта открылись в небольшой холл с тремя дверями, клерком, сидевшим за столом под большой эмблемой компании в виде стилизованной буквы «Т», и двумя охранниками, одетыми в ту же форму, что и их коллеги внизу.
Только вот внизу охранников было человек пять на огромный вестибюль, полный людей, а здесь — двое на одну комнату и одного клерка. Чем же Тревор занимается, что ему требуется столь внушительная защита?
Едва я шагнул из лифта, как клерк поднялся мне навстречу и одарил профессиональной белозубой улыбкой, которой позавидовал бы любой кассир из Макдоналдса. Правую руку он протягивал мне, а левую держал за спиной, и создавалось такое впечатление, что он готов приветствовать меня старомодным поклоном.
— Торговый дом «Тревор и сыновья», чем я могу вам помочь?
Ну вот, началось.

— Я хотел бы поговорить с господином Тревором, — сказал я. — Или с кем-то из его сыновей.
— Без проблем, — удивил меня клерк. — Как вас представить?
— Стоун. Алекс Стоун.
— И цель вашего визита?
— Дейрикс, — сказал я и приготовился, как мне казалось, к любым неприятностям.
Но результат превзошел все мои ожидания.
В выброшенной из-за спины левой руке клерка оказался парализатор. Я успел сделать шаг назад, пнуть парня в руку с парализатором, одновременно выхватывая из кармана электрошокер.
Клерк ойкнул, парализатор улетел в угол, а я сделал еще один шаг назад и уперся спиной в уже успевшую закрыться дверь лифта. Охранники бросились на меня с обеих сторон, правого я одарил зарядом из шокера, левого встретил ударом ноги в живот, чем выиграл всего пару секунд перед тем, как из смежных дверей на меня вывалился добрый десяток молодчиков в полной боевой выкладке городских коммандос.
Шлемы, бронекостюмы, дубинки…
Я даже не успел заметить, кто и чем именно меня вырубил, как наступила темнота…

— Вы едете? — Молодой женский голос вывел меня из задумчивости, и я обнаружил, что лифт уже пришел и приветливо распахнул перед нами свои двери.
Я стоял в холле, моя попутчица, стремящаяся на двадцать седьмой этаж, спрашивала, собираюсь ли я подниматься наверх, а мимо по-прежнему сновали толпы людей, не проявляющих ко мне абсолютно никакого интереса.
— Пожалуй, нет, — сказал я. — Только что вспомнил, что у меня на это время назначена встреча в соседнем здании.
Девушка пожала плечами и прошла мимо меня в лифт, потянулась к кнопкам…
— Двадцать седьмой? — поинтересовался я, и ее глаза расширились от удивления.
— Мы знакомы?
— Нет.
— Тогда откуда вы знаете?
— Это особая уличная магия, — улыбнулся я, и створки дверцы подъемного механизма сомкнулись передо мной, скрыв девушку и снова явив мне мое отражение.
«Черт побери, Холмс, как вы это делаете?»
«Элементарно, Ватсон, просто я умею видеть будущее».
«И что вы при этом курите, Холмс?»
«Опиум, Ватсон. Как вы, доктор, можете не понимать столь очевидных вещей?»

Ну а если серьезно?
Я отошел от лифтов и занял наблюдательную позицию возле одной из стен холла. Жизнь его обитателей продолжала идти своим чередом, толпы народа редели, когда люди возвращались в свои офисы после обеда, охранники вели себя спокойно, никто никуда не бежал, не отдавал приказов посредством коммуникаторов и не подавал тревоги любым другим способом.
Тем не менее подниматься на сорок пятый этаж и вести беседы с Тревором, а также его сыновьями и клерками мне резко расхотелось. Выждав еще пять минут, я покинул здание и вернулся в небольшой скверик, который пересекал по пути сюда.
В который раз страшно хотелось закурить.
Итак, у меня случилось видение, которое было столь точным, что его и сном наяву-то не назовешь. Я помнил лица клерка и охранников, четкую последовательность действий и ударов, которые я наносил, и даже левая нога чуть-чуть ныла от столкновения с животом одного из оппонентов.

Я помнил лица клерка и охранников, четкую последовательность действий и ударов, которые я наносил, и даже левая нога чуть-чуть ныла от столкновения с животом одного из оппонентов.
Но насколько точным было это видение? Показали ли мне частицу моего ближайшего будущего, или же подсознание просто выкинуло какой-то фокус после стресса, связанного с серией межпланетных перелетов?
Тот факт, что девушка, восхитившаяся моим загаром в пророчестве, в реальности тоже отправлялась на двадцать седьмой этаж, свидетельствовал в пользу первого варианта.
Но…
На мой вкус, во всем этом присутствовало слишком много мистики.
С одной стороны, отказываться от последнего канала для связи с Визерсом на основании того, что мне привиделось, пока я ждал лифта, было довольно глупо, с другой — игнорировать подобные предупреждения, наверное, тоже не стоит.
Я представил, как я возвращаюсь на космодром и рассказываю Азиму, а особенно Кире, что не пошел на встречу с Тревором, потому что мне привиделась засада. Азим, привыкший доверять моему чутью еще на Новой Колумбии, может быть, и поймет. А Кира?
Не посчитает ли она меня трусом, у которого в самый ответственный момент сдали нервы? И не все ли мне равно, что она там может посчитать?
Я вытащил из кармана свой собственный коммуникатор, не подключенный к местной Сети из неких параноидальных соображений, вывел на экран схему этого района, нашел еще одно интернет-кафе и двинул стопы в том направлении для второго сеанса связи с «Ястребом».
— Нервничаешь, капитан? — ухмыльнулся Азим мне с экрана. — Не волнуйся, мы тут без тебя прекрасно справляемся.
— То есть все еще штатно? — уточнил я.
— По-прежнему, — сказал Азим.
У меня немного отлегло от сердца. Согласно нашей договоренности, если бы на корабле начались какие-то неприятности, он должен был ответить не «по-прежнему», а «все еще», то есть ровно так, как я спросил. Детская уловка, конечно, но она до сих пор работает.
— У меня тут небольшие сложности, — сказал я.
— Заночуешь в городе?
— Нет, к вечеру постараюсь вернуться на корабль.
— Хорошо.
Теперь и он знает, что у меня все нормально. По крайней мере, никто не держит пистолет у моего виска и не диктует, что именно я должен сказать. А со стороны это выглядит как обычный разговор капитана, оставившего свой корабль вместе с экипажем на космодроме незнакомой планеты без личного присмотра и изрядно по этому поводу нервничающего.
— Сложности с установлением контактов?
— Что-то вроде того. Неприятно, но не критично.
— Рабочая ситуация. — Азим пожал плечами. — Моя помощь не требуется?
— Пока нет, — сказал я.
— Ну и ладно, — легко согласился Азим. — Держи меня в курсе, если что.
Я закончил разговор и постучал пальцами по столу.
Ситуация пока еще рабочая, но вот как именно с ней работать, я пока не имею ни малейшего представления.
Следующие два часа я нарезал круги по деловому кварталу неподалеку от офисного здания, в котором арендовал помещения торговый дом «Тревор и сыновья», в попытках то ли заметить что-то подозрительное, то ли заново пережить ощущение, посетившее меня у лифтов.

Ни то ни другое у меня не получилось.
Район выглядел вполне безопасным, и в нем не происходило ровным счетом ничего такого, что не могло бы происходить в деловом районе города в разгар рабочего дня, а пророчества упорно обходили меня стороной.
Допустим, это было не просто пророчество, посещающее неподготовленного человека, когда ему, пророчеству, вздумается, а мое эволюционировавшее чувство опасности. Ведь и раньше я тоже мог предсказывать будущее, пусть не на такой долгий срок и без большого количества подробностей.
Кстати о сроках.
По всему выходило, что мне показали мое ближайшее будущее на полторы-две минуты вперед. Раньше речь шла всего о нескольких секундах.
Для эволюции это слишком резкий скачок. Что могло его спровоцировать?
Это антинаучно, друг мой Леха, сказал я себе. Антинаучно и иррационально.
Может быть, всему этому есть куда более простое объяснение. Может быть, на Аракане что-то подмешивают в тоник, который подают посетителям в интернет-кафе. Какой-нибудь легкий наркотик, к которому местные пристрастились с детства, а тебя просто глючит с непривычки.
Прекрасно, и как далеко ты готов зайти, отталкиваясь от этой версии? Например, готов ли ты поверить в нее и отправиться в офис Тревора, зная, что там тебя вполне может ждать засада?
Я еще немного подумал и пришел к выводу, что не готов.
А потому, решив не дожидаться окончания рабочего дня и связанного с ним часа пик, добрался до скоростной линии монорельса, связывающей столицу с космопортом. И уже через сорок минут поездки со скоростью около пятисот километров в час я предъявил охранникам порта свое удостоверение личности с гостевой визой, прошел сквозь таможенный терминал и отправился на отведенное «Ястребу» стояночное место.
Воспользовавшись своим положением капитана корабля, я собрал свою небольшую команду в кают-компании и вкратце изложил им последние новости, опустив некоторые подробности относительно масштабов посетившего меня прозрения.
— Собственно говоря, пока мы находимся в одной лодке, я не решился принимать решение за всех и решил взять небольшую отсрочку и вернуться сюда, чтобы посоветоваться с вами, — закончил я свою историю, понимая, как жалко она звучит из уст капитана.
— Я привык доверять твоим предчувствиям, — сказал Азим. — Думаю, что ты поступил верно, не став совать голову в петлю.
— А я думаю, что я недостаточно вас знаю, чтобы иметь право голоса, — сказала Кира. — Но, мальчики, если вы спросите моего мнения, так я вам скажу, что все это выглядит чертовски сомнительно. Я не отрицаю существование интуиции в принципе, но ведь вполне может быть и так, что тебе просто показалось.
— Когда мне в первый раз такое показалось, полег целый взвод, — заметил я. — И это был обычный учебный лагерь пехоты Альянса и куда более штатная и контролируемая, по крайней мере теоретически, ситуация, чем та, с которой мы имеем дело сейчас.
— Ты — главный, — сказала Кира. — Ты и решай.
— Допустим, там действительно была засада, — сказал Азим. — Значит ли это, что Корбен взял верх в его противостоянии с Визерсом и контролирует все каналы? В таком случае нам лучше всего лететь отсюда как можно дальше, залечь на дно и вести себя как можно тише.
— У меня на этот счет ровно столько же информации, как и у тебя.
— Сейчас речь идет не об информации, а о логике происходящего, — сказал Азим.

— Сейчас речь идет не об информации, а о логике происходящего, — сказал Азим. — Мы знаем, что Тревор — это канал для связи с Визерсом, и он стал для нас опасен.
Мы знаем, что Корбен — это враг Визерса. Достаточно просто сложить два и два.
— Корбен — это известный нам враг Визерса, — сказал я. — Вполне может быть, что у Визерса несколько врагов. А может быть, Тревор вообще спалился на мелочи — и в его офисе караулит местная полиция. Но поскольку Кислицкий в консульстве Альянса тоже отсутствует и третьего контакта для связи у нас нет, я склонен согласиться с твоим предложением и делать отсюда ноги.
— Ребята, я понимаю, что вы в бегах и не испытываете к Альянсу ровным счетом никаких чувств, да и откуда им взяться, учитывая ваше происхождение, но я вообще-то офицер, и у меня присяга, — сказала Кира. — Я не могу просто так плюнуть на все и улететь с вами, чтобы провести остаток жизни, занимаясь контрабандой, или чем вы там занимаетесь, чтобы заработать себе на жизнь.
— Ты считаешь, что Корбен для тебя больше не опасен? — поинтересовался Азим.
— Я не забыла Тайгер-5,- сказала Кира. — То есть я, конечно, совершенно не представляю, что именно там произошло, поскольку хранящиеся в холодильниках туши не способны следить за текущими событиями, но теперь мне известны факты. Я по-прежнему благодарна вам за свое спасение, но генерал Корбен — это еще не весь Альянс. И даже не самая важная его часть.
— Итак, у нас конфликт интересов, — сказал Азим. — Который решается довольно просто, если подумать. Мы улетим, а ты можешь остаться здесь и решать свои проблемы с присягой самостоятельно.
— Видимо, так нам и придется поступить, — согласилась Кира.
— Давайте не будем пороть горячку, — сказал я. — Предлагаю провести ночь с этой мыслью и еще раз поговорить утром. Типа утро вечера мудренее и всякое такое. Думаю, что десять-двенадцать часов тут мало что решат.
На том мы и закончили наше импровизированное совещание.

ГЛАВА 2

Я оказался прав.
Десять-двенадцать часов ничего не смогли бы решить, и даже если бы мы запросили разрешение на взлет в тот самый миг, как я вернулся из города, улететь нам все равно никто бы не позволил.
Едва мы покончили с ужином и разошлись по своим каютам, дабы пораскинуть мозгами и обдумать линии нашего дальнейшего поведения, как ко мне в каюту заявился Азим и сообщил, что техническая служба космопорта вышла на связь и желает в срочном порядке переговорить с капитаном корабля. То есть со мной.
— Насколько это вообще типично? — поинтересовался я, пока мы шли в ходовую рубку.
— Понятия не имею, — сказал Азим. — Вроде бы все административные вопросы относительно стоянки и обслуживания судов принято решать в рабочее время, и сегодня днем никаких проблем с этим не возникло.
— Самое время обнаружить, что мы нарушили какой-нибудь технический регламент или что-то вроде того, — сказал я. — У нас не было серьезных неприятностей с самой Веннту, а это чертовски подозрительно.
В рубке Азим вывел изображение на главный монитор, и я узрел представителя местных технических служб, который больше смахивал то ли на молодого мафиози не самого маленького калибра, то ли на столь же молодого топ-менеджера.

Было в его лице что-то хищное, говорящее о том, что спиной к такому человеку, ни в буквальном, ни в переносном смысле, лучше не поворачиваться.
Но вот на кого он точно не был похож, так это на мелкого чиновника из местной технической службы. Да и загар у него был весьма нетипичный для этой планеты.
Почти такой же, как у меня.
— Капитан Стоун, я полагаю?
— К вашим услугам.
— Я предпочел бы поговорить с вами наедине.
— Что же это за технический вопрос, который надо обсуждать с капитаном корабля поздним вечером, да еще и втайне от остальных членов экипажа? — поинтересовался я.
— Вот такой технический вопрос. — Улыбка у этого типа оказалась вполне адекватная моему первому впечатлению. Вполне такая недобрая хищная улыбка.
— У нас проблемы? — спросил я.
— А у кого их нет? — снова улыбнулся он. — Сейчас такие времена, что проблемы есть почти у каждого, а тот, у кого проблем нет, просто недостаточно внимательно огляделся вокруг. Впрочем, это тоже своего рода преимущество. Я, например, своих проблем не отрицаю. У меня куча проблем. И то, что вы впустую тратите мое время, отказываясь отослать члена экипажа, с которым вы потом, без сомнения, все равно поделитесь содержимым нашего разговора в части, его касающейся, это самая маленькая из них. По сравнению с прочими это и не проблема даже, а всего лишь досадное недоразумение.
— Азим, оставь нас, — попросил я. — А то он никогда не перейдет к сути.
— Как скажешь, кэп, — согласился Азим и вышел, с театральной тщательностью закрыв за собой дверь.
— Довольны? — поинтересовался я.
— Прогресс в переговорном процессе очевиден, но до полного довольства мне еще очень далеко, — сказал человек, обладающий повадками молодого мафиози. — Однако я не буду ходить вокруг да около и сразу перейду к делу, господин Каменский.
И вот тут я уже серьезно напрягся, потому что этот парень назвал мою настоящую фамилию, ту, что я носил в далеком двадцать первом веке и которая в веке этом была известна весьма ограниченному кругу лиц, подавляющее большинство которых входили в СБА, структуру, контакты с коей для меня могли быть смертельно опасны.
Пожалуй, лучше бы этот парень действительно был гангстером. С гангстерами куда проще договориться, потому что обычно им не надо от тебя ничего, кроме твоих денег.
— Впрочем, отбросим лишний официоз, — сказал он и продемонстрировал мне свое удостоверение, развернутое на всю ширину экрана. Удостоверение изобиловало печатями, причудливыми голограммами и цифровыми кодами и, насколько я мог судить со своего места, было настоящим и принадлежало именно той конторе, с которой я вовсе не жаждал встречаться. — Меня зовут Джек. Джек Риттер, полковник отдела внутренней безопасности СБА. Безопасность внутри безопасности, и я прошу извинить меня за эту тавтологию.
— Безопасность в квадрате. Но позвольте спросить, что же представитель отдела внутренней безопасности делает на таком удалении от границ самого Альянса? — Я сделал акцент на слове «внутренней», надеясь, что он поймет мой намек и заглотит наживку.
На самом деле, все было очевидно, и я просто тянул время, пытаясь сообразить, как мне вести себя при дальнейшем разговоре. В том, что разговор предстоит долгий, нудный и местами весьма неприятный, я уже не сомневался.

В том, что разговор предстоит долгий, нудный и местами весьма неприятный, я уже не сомневался.
— Для СБА не существует границ, — радостно сообщил мне Джек Риттер. — Соответственно, для нас тоже. Везде, где действует СБА, работаем и мы. Скажите, Алексей, а вы сейчас не обдумываете какую-нибудь глупость? Скажем, попытку стартовать, не получив разрешения на взлет, достичь орбиты и свалить в космос в случайно выбранном направлении?
— И мыслей таких не было.
— Это хорошо, — сказал Риттер. — Но на всякий случай, если такие мысли у вас вдруг возникнут или что-то вроде того, я хочу показать вам вот эту картинку.
Он немного сдвинулся в сторону, а точнее, сдвинул в сторону камеру своего коммуникатора и показал мне схему космопорта, на которой выделялся наш стояночный сектор. «Ястреб» был обведен красным пунктиром, а в небе над ним парили четыре зеленые точки.
— Это истребители, которые барражируют в небе над космодромом, — сообщил Риттер. — У них есть приказ открыть огонь при малейшем намеке на активность со стороны вашего корабля. Мне крайне не хотелось бы, чтобы наш разговор завершился именно так.
Он нажал на невидимую мне кнопку, и схема изменилась. Теперь на совсем небольшом расстоянии от «Ястреба» обнаружились три синих треугольника, обозначающие объекты, расположенные на поверхности планеты.
— Это три штурмовые группы, которые ждут моего приказа, — пояснил Риттер. — Надеюсь, мне не придется им его отдавать.
— Вижу, вы хорошо подготовились.
— По роду своей деятельности я очень не люблю неожиданности, — сказал Риттер. — А вы известны мне как человек, полный сюрпризов.
— Приятно, когда тебя воспринимают всерьез.
— Что ж, теперь, когда мы выяснили, что воспринимаем друг друга всерьез, я хотел бы предложить вам встретиться и поговорить на какой-нибудь относительно нейтральной территории.
— Ваше предложение звучит крайне забавно, учитывая, сколько техники вы сюда нагнали, — сказал я. — И какая же территория представляется вам нейтральной?
— Я в любом случае вынужден настаивать на личной беседе, — заявил Риттер. — По вполне очевидным причинам мне не хотелось бы подниматься к вам на борт, поэтому я предлагаю встретиться в местном баре. Я даже не буду требовать, чтобы вы пришли без оружия.
— А вы не будете возражать, если я нацеплю тяжелый боевой костюм? Ну, чтобы хоть немного уравнять шансы?
— Мне кажется, это лишнее, — сказал Риттер. — Алексей, сами подумайте, если бы мне нужна была исключительно ваша голова в качестве трофея на стене, стал бы я разводить такие церемонии?
— И о чем вы хотите со мной поговорить?
— Не по этому каналу, — сказал Риттер. — Только с глазу на глаз. В баре «Под сенью крейсера» через… скажем, через полчаса. Это в восточном терминале порта, от вас совсем недалеко. Минут за пятнадцать доберетесь.
— Я так полагаю, что выбора у меня все равно нет?
— Есть, — сказал Риттер. — Я вам показывал схему, на которой нарисован ваш выбор.

По словам Риттера, добраться до бара «Под сенью крейсера» я мог за пятнадцать минут, он же предоставил мне целых полчаса.

Что ж, значит, надо постараться провести оставшееся время с толком.
Учитывая, что это могут оказаться последние относительно спокойные пятнадцать минут в моей жизни.
Три из них я потратил на то, чтобы ввести Азима в курс дела и поинтересоваться его мнением.
— Похоже, что это действительно СБА, — сказал Азим. — Я ожидал чего-то в этом роде с того момента, как мы здесь приземлились. Аракан слишком близко к границам Альянса, чтоб этот наш визит прошел спокойно.
— Напомни мне хоть один наш визит куда-либо, который бы прошел спокойно, — сказал я. — Думаю, что на встречу надо сходить, тем более что особого выбора у нас нет. Если, конечно, схемы, которые он мне показывал, это не блеф.
— Ты пока пойди в каюту и переоденься для встречи, а я проверю, не блеф ли это, — сказал Азим.
Кира застукала меня, когда я рассовывал оружие по кобурам. Наверное, в следующий раз надо будет закрыть дверь.
— У нас неприятности, Алекс?
— Как обычно, — сказал я. — Правда, я еще не знаю, насколько глубока яма, в которую мы угодили на этот раз.
— Местные?
— Хуже. СБА.
— Визерс или Корбен?
— Понятия не имею. Фамилия Риттер тебе о чем-нибудь говорит?
— Нет. — Она покачала головой. — Что ты будешь делать?
— Он хочет поговорить, — сказал я. — Я пойду и поговорю. А там по ситуации.
— Может быть, не стоит?
— А какие альтернативы? Если мы под колпаком у СБА, нам даже двигатели запустить не дадут.
— Это верно, — задумчиво сказала Кира. — Хотя… «Ястреб», конечно, не истребитель, но я уверена, что могла бы придумать пару трюков…
— Подумай о них, пока я не вернусь, — сказал я.
— Это не блеф, — сказал ввалившийся в каюту Азим. — По крайней мере, частично. Большой активности вокруг корабля я не видел, но штурмовые группы в режиме ожидания не так-то просто засечь, учитывая, что вокруг нас куча других кораблей и местность плохо просматривается. Зато истребители в небе видны невооруженным глазом, а это очень нетипичное поведения для истребителей. Обычно небо над космодромом принято держать свободным от таких маневров.
— Если я не вернусь, действуйте по ситуации и считайте меня коммунистом, — сказал я. — А нет — так нет.

Бар «Под сенью крейсера», расположенный в восточном терминале Араканского космопорта, был типичным баром для космических путешественников, которым за время перелетов до чертиков должно было надоесть автоматическое обслуживание. В отличие от городских питейных заведений, в баре при космодромах почти всегда можно было обнаружить живых барменов и официантов, а также некоторое количество суровых космических волков, выпивающих преимущественно в тишине или под негромкие разговоры.
Но сейчас в баре никого не было, а на дверях висела табличка, гласившая, что заведение закрыто на спецобслуживание.
Табличка не наврала, обслуживанием клиентов, если бы таковые были в наличии, занимался сам полковник СБА Джек Риттер, стоявший за барной стойкой и протиравший высокий стакан чистой салфеткой. Зрелище было настолько анекдотическим, что я не удержался от смешка.

Зрелище было настолько анекдотическим, что я не удержался от смешка. К сожалению, он получился куда более нервным, чем я рассчитывал.
— Не знаю, кто этот парень, но в баре его обслуживает целый полковник, — поддакнул уловивший мое настроение Риттер. — Можешь не смотреть по сторонам, группы захвата под столами ты все равно не найдешь.
— Они прячутся в холодильнике?
— Желаешь проверить? — Риттер как-то запросто и без предупреждения перешел на «ты». Что ж, без официоза так без официоза.
— Нет. — Я взгромоздился на высокий табурет и положил локти на стойку.
— Иглогранатомет под левой мышкой, нейродеструктор справа, — констатировал Риттер.
— Есть еще импульсный пистолет сзади за поясом, — сказал я.
— Решил продать себя задорого, если что?
— Грех упустить такой случай.
— Понимаю. Что будешь пить?
— Минералку.
— Легко, — сказал Риттер, открыл бутылку минеральной воды и налил ее в стакан, который только что протирал. — Желание клиента для нас закон.
— Какие у вас еще законы? — Вода была в меру холодная и приятная на вкус.
— Целый свод, — сказал Риттер.
Он выволок из-под стойки какое-то сложное устройство, водрузил его перед собой и щелкнул тумблером.
— Вы, ребята, никому не доверяете.
— Работа такая. — Риттер убедился, что глушилка работает, взял себе второй чистый стакан и вылил в него остатки минералки.
Намекает, что не отравлена? А кто знает, не принял ли он заранее противоядие, если уж на то пошло?
Впрочем, может быть, ему просто на самом деле захотелось пить. С этими полковниками СБА никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Сол Визерс, когда мы с ним только познакомились, тоже утверждал, что он полковник.
— Давай я для начала расскажу тебе, что я знаю, — сказал Риттер и, не дождавшись моего согласия, сразу же продолжил: — Тебя зовут Алексей Каменский, или Алекс Стоун, или Амаль ад-Дин, ты родился в двадцатом веке нашей эры и был вытащен сотрудниками нашего темпорального проекта из века двадцать первого в качестве артефакта. К слову, в данное время ты являешься единственным материальным доказательством того, что этот темпоральный проект вообще существовал, потому что все остальные материальные доказательства, а если судить по мощности взрыва, их осталось не так уж много, погребены на дне Тихого океана, и доставать их оттуда нет никакого желания, смысла и необходимости. По крайней мере, так решило начальство. Ты знаешь директора Джонса?
— Не лично.
— Это ты загнул, — сказал Риттер. — Я судью… то есть директора Джонса, лично и сам всего два раза видел, при том что работаю на него уже с десяток лет и вроде бы даже на хорошем счету. Впрочем, мы сейчас говорим не о директоре Джонсе, а о тебе. После того как ты выпорхнул из недр темпорального проекта, тебя забрал под свое крыло генерал Визерс, глава сектора научных разработок СБА. Я понятия не имею, какими соображениями он руководствовался и какие надежды на тебя возлагал, но это и неважно, ибо мы сейчас говорим о фактах. Через некоторое время Визерс устраивает тебе побег и отправляет в резервацию, предназначенную для людей, проживающих в условиях предоставленного Альянсом социального минимума.

Опять-таки непонятно, для чего это было сделано, но это опять-таки не слишком-то и важно. Похоже на то, что генерал Визерс отпустил тебя в свободное плавание, чем ты практически сразу же и воспользовался, подписав армейский контракт. Учебка, происшествие на полигоне, приключения на Новой Колумбии — это мне тоже все известно и не представляет сейчас особого интереса. Следующий раз ты увидел Визерса несколько лет спустя, на космической станции «Гамма-74-К», где сразу же после вашей встречи начали происходить странные вещи, в итоге послужившие официальным поводом для начала войны между Демократическим Альянсом и Кленнонской Империей.
— Ты сейчас на что-то намекаешь или это просто к слову пришлось?
— Ни на что я не намекаю, — вздохнул Риттер, достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну, прикурил от встроенной в упаковку зажигалки. — Будешь?
— Это табак?
— Табак. Правда, не местный.
— Я могу еще раз посмотреть на твое удостоверение?
— Валяй. — Риттер бросил ксиву на стойку, и она приземлилась рядом с сигаретной пачкой.
Голограммы, штампы, коды… если б я еще знал, как можно проверить их подлинность.
На пластике Риттер выглядел лет на пять моложе, чем в реальности, и на нем была парадная форма, которую сотрудники СБА надевают только в особо исключительных случаях. Например, когда им нужно сфотографироваться для ксивы или встретиться с директором Джонсом.
— Я думал, все граждане Альянса горой стоят за здоровый образ жизни, — заметил я, прикуривая.
— Сейчас немного не те времена, — сказал Риттер. — А при моей работе здоровый образ жизни вообще ничего не гарантирует.
— Последнее время на жизненном пути мне встречаются одни пессимисты.
— Тогда подумай, в правильную ли сторону ты идешь, — хмыкнул Риттер. — В общем, когда события на станции пошли вразнос, и ты и Визерс умудрились оттуда свалить, и тут я на время потерял тебя из вида. Не расскажешь, где ты был?
— Скаари приглашали в гости.
— Скаари, значит, — задумчиво сказал Риттер. — И как тебе их гостеприимство?
— Терпимо.
— Ну и хорошо. Это не самый интересный для меня период твоей жизни, и я спросил исключительно из вежливости, — сказал Риттер. — Потом ты появился на Пекле, в доме барона Хэммонда, и там опять случилась заварушка. Ты не замечаешь во всем этом определенной тенденции?
— Замечаю. Сие называется «не прет».
— Бывает и такое, — согласился Риттер. — Пекло ты покинул в спешке, и даже ваше отбытие не прошло без происшествий. Был некий инцидент, связанный с атакой на орбите, который заставил ваш корабль изменить курс и привел тебя к очередной встрече с генералом Визерсом на борту крейсера «Устрашающий».
— Ты работаешь на Визерса или на Корбена?
— Я работаю на отдел внутренней безопасности, — сказал Риттер. — И по этому делу отчитываюсь только перед судьей Джонсом лично.
— Судьей? — уточнил я.
Он уже не первый раз так оговаривается.
— Это внутреннее прозвище директора, — объяснил Риттер. — До того как ему предложили возглавить СБА, Даглас Джонс руководил Конституционным Судом Альянса.

— До того как ему предложили возглавить СБА, Даглас Джонс руководил Конституционным Судом Альянса.
— Неплохая карьера для юриста.
— Вполне. Так о чем вы с генералом Визерсом говорили на «Устрашающем»?
— А ты действительно этого не знаешь?
— Нет. Последняя информация, которую я получил от своего контакта в группе Визерса, касалась того, что ты поднялся на борт крейсера. С тех пор он хранит молчание, и я полагаю, что потерял этот источник.
— Значит, ты работаешь не на Визерса, — подытожил я. — Или хочешь, чтобы я так думал.
— Я понимаю твою обеспокоенность этим вопросом, — сказал Риттер. — Но я работаю не на Визерса и не на Корбена. Как я уже говорил, у отдела внутренней безопасности свой интерес во всем этом, и отчитываюсь я только судье Джонсу лично.
— Каждый раз, когда я контактирую с сотрудниками этой вашей СБА, у меня в голове возникает один и тот же вопрос: почему я должен тебе верить?
— Вопрос доверия — это самый важный вопрос в контрразведке, — согласился Риттер, — даже и не знаю, как тебя убедить. Ну вот смотри, ты — источник очень ценной для меня информации, информации, которая может стоить мне и от которой зависит… очень много чего от нее зависит. У меня полностью развязаны руки, и для того, чтобы получить нужные сведения, я волен предпринимать любые шаги, вплоть до противозаконных и аморальных. Тем не менее я сижу здесь с тобой в баре и просто разговариваю. Хотя мог бы отдать приказ группе захвата — запереть тебя в темном подвале и задавать вопросы совсем другим тоном. Тотальное ментоскопирование на тебя не действует, ну и черт бы с ним. Пытки еще никто не отменял. Поверь, когда у человека начинают вырывать ногти, вопрос доверия — это последнее, что возникает у него в голове.
Допустим, он не врет и действительно не работает ни на одного из генералов СБА, вступивших в конфликт. Тогда что останавливает его от тех действий, которые он мне только что описал? Ответ был достаточно прост и сулил далекие, но очень туманные перспективы.
Он подозревает, что ему потребуется от меня что-то помимо информации, которую я могу ему дать.
— СБА — это очень большая и могущественная организация, — сказал Риттер. — Мы стоим за половиной событий, которые происходят в Исследованном Секторе Космоса, мы меняем режимы на независимых планетах, мы контролируем кучу политических процессов, сотрудничаем с самыми разными людьми и делаем все это ради того, чтобы человечество протянуло как можно дольше. Конечно, мы не идеалисты и понимаем, что невозможно приготовить омлет, не разбив яиц, да и странно было бы, если бы контрразведчики думали по-другому…
— И? — спросил я, когда посчитал, что театральная пауза полковника слишком уж затянулась.
— Есть вещи, которые нам очень не нравятся, — разродился Риттер. — Особенно нам не нравится, когда мы теряем контроль над ситуацией. Особенно если речь идет о ситуации, в которой это сложно представить даже теоретически, и последствия этой самой потери контроля могут оказаться катастрофическими. Понимаешь, о чем я, Алексей?
— Если уж на то пошло, зови меня Алексом, Джек.
— Ок, — кивнул Риттер. — Высшие офицеры СБА — люди сложные, наделенные огромной властью, и у каждого из них есть свое собственное представление о том, как надо выполнять порученную нам Альянсом работу и заботиться о его безопасности.

Обычно руководство закрывает глаза на некоторые их вольности, по крайней мере в том случае, когда эти офицеры выдают результат. Но конфликт между двумя генералами, перетекший из банального кабинетного противостояния, что тоже не особо поощряется, но бывает, в активную фазу, с реальными боевыми действиями и не менее реальными трупами, — это перебор даже для нас. Тем более что результатами не может похвастаться ни тот, ни другой.
— Так твоя задача — прекратить эти безобразия? — спросил я.
Если дела действительно обстоят таким образом, то у нас еще есть шанс сыграть на этом противостоянии и выйти если не сухими из воды, то хотя бы намокнув по минимуму.
— Отчасти мы его уже прекратили, — сказал Риттер. — Генерал Корбен арестован и находится в штаб-квартире СБА на Земле в ожидании решения судьи Джонса.
— Почетная отставка, пенсия по выслуге лет, не пыльная должность консультанта по не особо важным вопросам, что-то вроде того, да?
— Перерезанная глотка, ампула с ядом, смертельный импульс в висок, — сказал Риттер. — Скорее, что-то вроде этого. Сейчас он жив только потому, что с ним работают наши дознаватели.
— Визерса вы, надо понимать, не поймали? — Уже неплохо.
По крайней мере, одним могущественным врагом у меня стало меньше, да и Кире больше не придется беспокоиться по этому поводу.
— Не поймали, — ответил Риттер. — Поэтому мне крайне важно знать, о чем вы с ним говорили на борту «Устрашающего».
— Прежде чем мы перейдем к обсуждению этого вопроса, мне хотелось бы получить ответ на другой, — сказал я. — Как ты нашел меня здесь, на Аракане? Да еще и так быстро?
— Видимо, у тебя сложилось не совсем правильное понимание ситуации текущего момента, — сказал Джек. — Я этим делом занимаюсь не один, и я в нем далеко не главный. Пару недель назад я получил задание проверить контакты Визерса на Аракане, и обнаружить торговый дом «Тревор и сыновья» было совсем несложно. Тревора мы взяли, а в его офисах устроили засады, чтобы посмотреть, какая рыбка заплывет в сети. Никто и не думал, что это можешь быть ты. Назови это просто везением. Кстати, местного атташе по культуре мы тоже вычислили и отозвали на Землю для пристрастной беседы, потому что устраивать засады в гнезде дипломатов слишком уж хлопотно.
— Но я же не заходил в офис, — сказал я.
— Это и необязательно, — сказал Риттер. — Здесь не Альянс, но очень скоро Аракан будет частью Альянса, и мы уже сейчас можем развернуться почти в полную силу. Для начала, ты заходил в Сеть, а мы отслеживаем все поисковые запросы по ключевым словам. Ты же искал в Сети информацию относительно Кислицкого и Тревора, и нам это очень скоро стало известно.
— Таких запросов могут быть тысячи, — заметил я.
— Но не все они поступают с территории космопорта, с борта судна, только что совершившего посадку на планету. С того момента, как ты вбил ключевые слова в поисковую строку, обнаружение «Ястреба» стало для нас лишь вопросом времени, и твой визит в офисное здание на Тридцать Четвертой улице даже не требовался. Тем не менее ты его совершил, и твое лицо было запечатлено камерами наблюдения, установленными в холле, и сравнено с лицами из базы данных СБА. Представь мою радость, когда компьютер закончил сверку и выдал результат, установив твое поразительное сходство с неким парнем, которого отдел Визерса взял под свою опеку, вытащив из прошлого.

Кстати, а почему ты не поднялся на сорок пятый этаж? Что заставило тебя передумать в самый последний момент, когда ты уже стоял у лифтов?
— Интуиция, — сказал я.
— Мощная интуиция, — сказал Джек. — А ребята из оперативной группы до сих пор гадают, что же их могло выдать.
— Можешь их успокоить, в холле я никого не заметил, — сказал я. — Ничего подозрительного там не было.
— На что же тогда опиралась твоя интуиция? — поинтересовался Риттер.
— А на что она обычно опирается? — сказал я. — У меня богатый жизненный опыт по части попадания во всяческие неприятности, и на какую-то часть из них мой организм начинает реагировать заранее.
— Полезное свойство организма, — согласился Риттер. — Так я полностью удовлетворил твое любопытство и мы можем вернуться к обсуждению того, что интересно уже мне?
— О разговоре на борту «Устрашающего»?
— Именно. И не говори, что ты забыл. Я читал досье и знаю о твоей эйдетической памяти.
— Дословный пересказ займет какое-то время.
— Достаточно обозначить ключевые моменты.
— Именно на борту «Устрашающего» я в первый раз услышал о его противостоянии с генералом Корбеном, — сказал я. — И это стало для меня откровением, знаешь ли. Я полагал, что деятельность СБА более упорядоченна.
— Временами у нас полный хаос, — подтвердил Джек. — Для чего вообще Визерсу понадобилась эта встреча и ваш разговор? Куда вы отправились потом? Куда отправился он?
— То есть ты на самом деле не знаешь?
Риттер вздохнул и устало потер лицо руками.

ГЛАВА 3

Уже в двадцатом веке человечество поняло, что самым дорогим товаром в нашем обществе является информация, и с тех пор она так и не упала в цене.
Оно и неудивительно.
По мере того как людей в мире становилось все больше, а информационные технологии — все совершеннее, объемы данных росли, и практически каждый человек стал вынужден задумываться о том, что и кому ему следует говорить.
Не вовремя выложенная личная информация в старом добром Интернете двадцать первого века становилась не только поводом для ссор и длительного выяснения отношений, но и причиной для увольнения. Был даже случай, когда один израильский солдат выложил в своем профиле в социальной сети данные о готовящейся военной операции, после чего его командованию пришлось в срочном порядке эту операцию отменять.
Информация не просто влияла на жизнь людей, она могла стать смертельно опасной для их жизни.
Разведчики, контрразведчики и прочие деятели силовых структур, причастных к шпионским играм, а также случайно вовлеченные в эти игры индивидуумы вроде меня должны понимать это особенно хорошо.
Пока полковник Риттер перечислял детали, которые помогли ему меня обнаружить, я размышлял о том, что мне следует ему рассказать. Было очевидно, что рассказывать ему надо только правду, уж больно информированные ребята работают в СБА, но какую именно часть правды?
Заодно я прикидывал, что связывает меня с Визерсом.
Особых обязательств перед Солом я за собой не числил. Он попросил меня выручить Киру и доставить ее на Сципион-3, эту его просьбу я выполнил, да еще с лихвой.

Особых обязательств перед Солом я за собой не числил. Он попросил меня выручить Киру и доставить ее на Сципион-3, эту его просьбу я выполнил, да еще с лихвой.
Все остальное лежало в области туманного будущего. Визерс мог оказаться для меня полезным покровителем и избавить от проблем с Асадом ад-Дином и левантийскими политическими вопросами, но еще далеко не факт, что он действительно собирался это делать. Визерс делал вид, что знает обо мне больше, чем я сам, но это вполне могла быть только видимость. Визерс утверждал, что четвертая сила существует и я каким-то образом замешан в эти расклады, но и это могло оказаться ложью.
Визерс слишком часто мне лгал, чтобы я мог стопроцентно доверять хотя бы одному его заявлению.
С другой стороны, Риттер пока тоже темная лошадка, и с ним вообще ничего непонятно.
Как выбирать союзника в такой ситуации?
Визерс — генерал, но в бегах, и его влияние, даже если он решит употребить его для решения моих проблем, нынче весьма ограничено. Риттер — полковник, но полковник особого отдела, и он на службе. С точки зрения возможных перспектив он может оказаться куда более полезен.
А выдать ему Визерса я все равно не могу. Все, что я знаю, касается прошлых дел, и у меня нет никакой информации и даже никаких догадок относительно того, где находится генерал и чем он сейчас занимается.

— То есть ты на самом деле не знаешь?
Риттер вздохнул и устало потер лицо руками. Обернулся, взял с полки бутылку, плеснул себе в стакан чего-то алкогольного, предложил мне. Я отказался.
Риттер сделал внушительный глоток из своего стакана и закурил.
— Я знаю только то, что у нас проблемы, — сказал он. — И сейчас крайне важно разобраться, какой у этих проблем масштаб. Понимаешь, Алекс, есть некоторые основания полагать, что масштаб этот очень большой. Возможно, он даже больше, чем мы сейчас в состоянии представить.
— Не просветишь меня?
— Сначала ты.
— Во время нашей последней встречи Визерс попросил меня выполнить для него одну грязную работенку на Тайгере-5,- сказал я. — Полагаю, тебе уже должно быть известно, чем там все кончилось.
— Грудой трупов, — сказал Риттер. — Было много шума в управлении, когда выяснилось, что среди убитых были наши сотрудники, но мы никак не связывали это с… Так это были вы?
— Это был я.
— Группа, готовившая отчет с места событий, предположила, что речь идет о небольшом отряде коммандос, — сказал Риттер. — Эффект внезапности за счет сброса с корабля в десантных капсулах, короткий огневой контакт, быстрое подавление целей, мгновенный отход.
— Почти все так и было, за исключением отряда коммандос, — сказал я.
— Похоже, ты опаснее, чем я думал, — заключил Риттер после небольшого раздумья. — И какова была цель миссии?
— Визерс сказал, что лаборатория… объект атаки принадлежит генералу Корбену и на нем в состоянии криостазиса содержится капитан Штирнер, которой угрожает смертельная опасность. Визерс попросил меня вызволить капитана Штирнер из рук Корбена. Операция прошла успешно.
— Почему ты согласился?
— В обмен на обещание посодействовать в решении кое-каких моих проблем, связанных с Асадом ад-Дином и тем формальным усыновлением, которое он для меня устроил.

Вдобавок я знаю капитана Штирнер лично.
Мы… виделись раньше при довольно странных обстоятельствах.
— Занятно, — сказал Риттер. — А Визерс не объяснил, зачем Корбену понадобилась эта девушка?
— Весьма туманно. Он говорил что-то о генетических экспериментах и о том, что Корбен намерен убить ее и разобрать на запчасти для сбора генетического материала.
— Что ж, надо будет связаться с Землей и попросить прояснить этот момент, пока Корбен еще в состоянии отвечать на вопросы, — задумчиво сказал Риттер. — Скажи, а в этой просьбе Визерса тебе ничего не показалось странным?
— Если честно, то почти все. Начиная с того, что генералы СБА готовы вцепиться друг другу в глотку и не брезгуют ничем при выяснении отношений, давно вышедших за рамки служебных. Это было для меня новостью.
— Понимаю, но я не об этом, — сказал Риттер. — Сколько людей в этом мире ты знаешь лично, Алекс?
— Довольно много, — сказал я. — Меня не вчера из прошлого выдернули.
— Но все же какова вероятность, что генерал Корбен намеревался разобрать на запчасти именно капитана Штирнер, которую ты встречал раньше при довольно странных обстоятельствах? — поинтересовался Риттер. — Ты долгое время служил в армии, так что вряд ли у тебя большое количество знакомых женщин.
— Я понимаю, на что ты намекаешь, — сказал я.
— И?
— В жизни бывают и более странные совпадения.
— Ну да, конечно, — согласился Риттер. — Мне ли не знать. Визерс, подобно Мерлину, отправил рыцаря в сверкающих доспехах, этакого Ланселота, на спасение прекрасной девы, попавшей в беду.
Самое смешное, что, когда я думал о последней просьбе Визерса, у меня в голове возникали точно такие же ассоциации. Это на самом деле довольно подозрительно.
Когда мы с Визерсом встречались в позапрошлый раз на орбитальной станции, которую впоследствии разнесли вдребезги принадлежащие Империи и Альянсу крейсера, он говорил о запланированной им экспедиции далеко за пределы Исследованного Сектора Космоса, и Кира должна была быть пилотом на экспедиционном корабле.
Возможно, таким образом Визерс просто хотел напомнить мне о ее существовании.
Конспирология — это наркотик, при длительном использовании вызывающий стопроцентное привыкание и выносящий мозг напрочь. Стоит чуть увлечься, и ты начинаешь видеть тайные мотивы везде, где только можно. Как после этого вообще верить людям?
— Я так понимаю, что девушка, прибывшая с вами на «Ястребе», это и есть капитан Штирнер? — уточнил Джек.
— Да.
— Кто помогал вам вытащить ее из криокамеры?
— Криохирурги.
— Спасибо, Капитан Очевидность. Я понимаю, что не криптолингвисты, — сказал Риттер. — Но это сложная и дорогостоящая операция, которую в открытом космосе не проведешь. Если бы вам оказали помощь на территории Альянса, мы бы об этом уже знали, а независимые планеты, обладающие такими технологиями, можно по пальцам пересчитать.
— Веннту, — сказал я.
— Что ж, на вопрос «где?» ты ответил. А за какие деньги?
— За деньги Визерса.
— Как он осуществлял финансирование?
— Через своего представителя, который был с нами.

— Как он осуществлял финансирование?
— Через своего представителя, который был с нами.
— На Веннту?
— И на Веннту тоже.
— Стоп, — сказал Риттер. — Вот с этого места поподробнее, пожалуйста. Вы полетели на Веннту сразу после Тайгера-5? Это Визерс вас туда отправил?
— Нет, — сказал я. — Веннту — это была исключительно наша инициатива. Я принял решение лететь туда, после того как нам не удалось установить связь с Визерсом.
— И куда же вы направились после Тайгера-5?
— На Сципион-3. Вот туда нас послал Визерс, и там мы встретили его представителя.
— Где сейчас этот человек?
— Остался на Веннту. Так сложились обстоятельства.
— Не понимаю, — сказал Риттер. — Что-то здесь не стыкуется. Когда вы покинули Веннту?
— Шестнадцать дней назад.
— То есть сразу перед атакой скаари?
— По правде говоря, как раз во время этой атаки, — сказал я. — Когда мы улетали из системы, орбитальная оборона уже трещала по швам.
— И концы в воду, — заметил Риттер. — Естественно, что проверить твои слова относительно вашего пребывания на Веннту сейчас невозможно. Очень удобно, не так ли?
— Если ты считаешь, что я вру, можешь проверить показания бортового компьютера и убедиться, откуда мы прибыли в эту систему.
— Я не думаю, что ты стал бы так глупо врать, — сказал Риттер. — Я просто говорю, что это очень удобно.
— Потрясающе удобно, — согласился я. — Особенно удобно было уносить ноги под огнем противника.
— Мне нужны все подробности относительно вашего пребывания на Веннту, — сказал Риттер. — Также я хотел бы целиком услышать историю о Сципионе-3, и больше всего меня интересует личность человека Визерса.
— Это займет какое-то время.
— Тогда я, на правах бармена, сварю нам обоим кофе, — сказал Риттер. — Пока еще Альянс сюда не добрался и не ввел свои продовольственные нормы.

Когда я закончил пересказывать Риттеру события последнего времени, было уже далеко за полночь, и по ходу дела ему пришлось варить кофе еще дважды.
Все это время нас никто не беспокоил: ни клиенты, пытающиеся прорваться в закрытый на спецобслуживание бар, ни коллеги Риттера, ни представители местных служб, — словно на дверях питейного заведения лежало какое-то заклятие.
Хотя, скорее всего, где-то неподалеку были выставлены посты, которые отсекали от нас весь поток случайных прохожих.
— Что ж, — сказал Риттер, когда я закончил свое повествование, — все это подлежит тщательной проверке, но кое-какие результаты будут уже утром. Ты ж понимаешь, что на этом наше общение не закончено и вам, ребята, не стоит предпринимать резких движений?
— Понимаю, — сказал я. — Но для того чтобы убедить в этом остальных, мне нужно знать еще кое-что.
— Например?
— Расскажи мне о перспективах.
— Ты должен понимать, что я такие вопросы самостоятельно не решаю, — сказал Риттер.

— Ты должен понимать, что я такие вопросы самостоятельно не решаю, — сказал Риттер. — Тот факт, что вы до сих пор не арестованы, целиком лежит на моей ответственности, и в случае чего я еще огребу за это от начальства. Но в целом… если все то, что ты мне рассказал, соответствует действительности, то я могу прикинуть, что вас ждет.
— И я тебя внимательно слушаю.
— Проще всего с капитаном Штирнер, — сказал Джек. — К ней у нас меньше всего вопросов, и после того, как она на них ответит и пройдет медицинское освидетельствование, она может вернуться на прежнее место службы или получить новое направление. Сейчас такое время, когда нам очень нужны хорошо обученные боевые пилоты, сам понимаешь.
Что ж, одной проблемой меньше. При условии, что криозаморозка не повредила ее рефлексам пилота и она сможет пройти медкомиссии, Кира выйдет из этой истории вообще без потерь.
— Я также полагаю, что у СБА не будет к вам претензий по инциденту, имевшему место на Тайгере-5,- продолжил Джек. — Объект, который вы разрушили, был «черным», а это значит, что официально его никогда не существовало. Потери уже списаны, а основная ответственность все равно лежит не на вас, а на том, кто вас туда отправил. Но ты должен понимать, что просто так отпустить вас мы не можем. Вы трое слишком глубоко увязли во внутренних делах СБА, и если капитан Штирнер является кадровым офицером ВКС и связана присягой Альянсу, вы двое — даже не наши граждане.
— Перерезанные глотки, ампулы с ядом, смертельные импульсы в висок? — уточнил я. — И формулировка «они слишком много знали»?
— Я сейчас мог бы тебе наврать, но не буду этого делать, — сказал Риттер. — Озвученный тобой вариант маловероятен, но полностью его со счетов сбрасывать я бы не стал. Хотя я сделаю все, чтобы этого не произошло.
— Потому что я симпатичен тебе как человек?
— Нет, — сказал Риттер. — Потому что я собираюсь сделать на этой операции карьеру и лично поймать Визерса, а ты мне можешь в этом помочь.
— Но я понятия не имею, где Визерс сейчас. Он со мной своими планами не делился.
— По какой-то причине ты очень важен для него, — сказал Риттер. — Я допускаю мысль, что он попробует выйти с тобой на связь, и не собираюсь ему в этом мешать.
— Так я должен выступить в роли наживки?
— Обсудим это утром, — сказал Джек. — После того как я свяжусь с другими группами, работающими по этому делу, и уточню кое-какую информацию.
— А пока я могу вернуться к своим людям на корабль?
— Да, — сказал Риттер. — И я даже уберу истребители. К тому же начальство космодрома на них жалуется. Говорят, мы усложняем работу диспетчеров или что-то вроде того, блокируя целый квадрат. Однако я хочу тебя предупредить, что у ВКС есть крейсер на геостационарной орбите и он не позволит вам покинуть локальное пространство Аракана без моего приказа. И на тот случай, если вы попытаетесь затеряться в толпе, с космодрома вас тоже никто не выпустит. Я предпочел бы, чтобы до утра вы вообще не предпринимали попыток покинуть борт своего корабля, и это уже очень большая уступка. Другой на моем месте просто арестовал бы вас для полной уверенности.
— Я ценю твое отношение, — серьезно сказал я.
— Увидимся утром, Алекс.

— Здесь же?
— Не думаю, что мне стоит злоупотреблять терпением владельца бара, — сказал Риттер. — Полагаю, теперь я могу нанести визит на борт вашего судна, а заодно прихвачу с собой специалиста, который снимет показания с вашего бортового компьютера.
— У меня как раз будет время, чтобы подделать их показания, — ухмыльнулся я.
Без специального оборудования в полевых условиях сделать это практически невозможно, а сделать так, чтобы после этого не осталось вообще никаких следов, — это из области фантастики, и даже не особо научной.
— Я бы на твоем месте поспал, — сказал Риттер. — Потому что на своем месте поспать мне явно не удастся.

— Я должен признать, что это еще не самый плохой вариант развития событий, — сказал Азим, выслушав подробный пересказ моей беседы с Риттером. — Мы могли нарваться на людей Корбена, и тогда наши дела были бы куда хуже, чем сейчас.
— А еще мы могли бы вообще ни на кого не нарваться и свалить отсюда, — сказал я. — Но это не при нашем везении.
— Этот Риттер, видимо, хочет выслужиться перед начальством и осуществить внеочередной карьерный скачок, — сказала Кира. — Ребят, если бы у вас было хоть что-то, что могло бы вывести его на Визерса…
— Но у нас ничего нет, — сказал я. — И потом, я не вполне уверен в этической стороне этого вопроса. Сдать Визерса, после того…
— После чего? — поинтересовался Азим. — Он принес нам хоть какую-то пользу?
— Кире принес.
— Я так понимаю, что у меня и проблем-то особых нет, — сказала Кира. — Так что вы лучше думайте о себе. Кстати, я не уверена, что, если бы не Визерс, люди Корбена вообще проявили бы ко мне хоть какой-то интерес. В любом случае за свое спасение я благодарна вам, а не ему.
— А Холден? — спросил я.
— А Холден остался на Веннту, и судьба его неизвестна, — отрезал Азим. — Не факт, что он вообще еще жив. Ты не спросил Риттера, что там происходит?
— Я так понял, что военные действия продолжаются до сих пор, — сказал я. — Но в подробности мы не вдавались.
— Значит, Холден уже вполне может быть мертв, — сказал Азим. — Холден — неплохой парень и помог нам, но готов ли ты прикрывать его до конца, учитывая обстановку?
— Я не знаю.
— Посмотри на ситуацию с другой стороны, — сказала Кира. — Ты можешь не питать теплых чувств к Альянсу, но в галактике идет большая война, и Альянс — это самое сильное из человеческих образований. Единственное, у которого есть шансы выстоять. Когда придет время выбирать сторону, какую ты выберешь?

ГЛАВА 4

Риттер заявился в девять утра, и, судя по его помятому виду и красным глазам, поспать ему этой ночью действительно так и не удалось.
Компанию Риттеру составлял молодой азиат, которого Джек отрекомендовал специалистом по бортовым компьютерам и прочим железкам, и огромный мордоворот по имени Боб. Азиат притащил с собой ноутбук и кучу проводов, а Боб был увешан оружием, как новогодняя елка гирляндами, что исключало любые сомнения в его профессиональной ориентации.

Азиат притащил с собой ноутбук и кучу проводов, а Боб был увешан оружием, как новогодняя елка гирляндами, что исключало любые сомнения в его профессиональной ориентации.
Риттер сразу же взял быка за рога и отправил азиата в ходовую рубку, попросив Киру — «вы же пилот и все такое, должны в этом разбираться, может быть, что-то подскажете» — составить ему компанию, затем поручил Бобу охранять шлюзовой отсек, приказав никого не впускать и не выпускать без приказа. Основная цель этих маневров была очевидна, Риттер избавлялся от лишних ушей.
Но против присутствия Азима он возражать не стал, и мы втроем заперлись в кают-компании.
— При проверке деталей в истории, которую ты мне рассказал, обнаружилось несколько неувязок, которые нам придется уточнить, — заявил Риттер. — Начну с главной. В тот момент, когда вы еще только направлялись к Тайгеру-5, оперативная группа капитана Бирса проводила зачистку контактов генерала Визерса на планете Сципион-3. За три дня до того, как группа Бирса прибыла на планету, вся агентурная сеть Визерса была выбита. Ни одного живого, даже допрашивать некого. Задним числом мы также проверили всех, кто прибыл на планету в промежуток между вашей беседой с генералом на «Устрашающем» и тем днем, когда ты встретил этого Холдена. Кто бы он ни был, этот парень не имеет никакого отношения к СБА.
— Допустим, вы не ошиблись, — сказал я. — Проверили все тщательно и никого не пропустили. Но это все равно ничего не доказывает.
— Визерс мог пригласить для этого задания человека со стороны, — согласился Риттер. — Так же, как он привлек вас для операции на Тайгере-5. Теоретически мог. Но, судя по массивам информации, которой располагает Холден, он никак не может быть человеком со стороны. Он должен быть агентом СБА, и не просто агентом, а кем-то из приближенных к генералу сотрудников. Но он им не является.
— А вы проверили всех?
— Да. Никто из наших источников в окружении Визерса ничего не знает об этом человеке. Мы понятия не имеем, кто он такой.
— Это так важно?
— Ты даже не представляешь себе насколько, — сказал Риттер.
— Я не понимаю, почему вы делаете из этого такую трагедию, — сказал я. — Вам известно о том, что два ваших генерала вышли из-под контроля, вы нейтрализовали одного, второй в бегах. Поймать его для вас — дело чести и все такое, но неужели у СБА сейчас нет более важных проблем? Мне почему-то кажется, что такие проблемы есть. Война, например. Какую опасность для вас может представлять опальный генерал, лишившийся всех своих связей, контактов и влияния?
— Все несколько сложнее, — сказал Риттер. — Мы отсекли его от СБА, лишили его, как ты говоришь, связей, контактов и влияния, а также перекрыли источники финансирования, но он по-прежнему опасен. И перед СБА не стоит сейчас более важной задачи, чем устранить эту опасность.
— И в чем опасность? Он может выдать секреты Альянса кленнонцам или Гегемонии?
— Не только.
— А в чем еще?
— Мы точно не знаем.
— Или ты чего-то не договариваешь, или… ты опять чего-то не договариваешь, — сказал я. — Судя по всему, СБА стоит на ушах чуть ли не в полном своем составе. В чем дело?
Вместо ответа Риттер вытащил из кармана диск с данными и вручил его Азиму.
— Это галерея лиц, — объяснил он.

— Посмотри, может, ты кого-нибудь узнаешь. Чем черт не шутит, может быть, ты узнаешь даже этого вашего Холдена, кем бы он ни был.
— Хорошо, — сказал Азим.
Он всунул диск в считывающее устройство и уставился на экран. Каждые несколько секунд он щелкал кнопкой, вызывая следующее изображение, и в следующие десять минут это были единственные звуки в кают-компании.
Потом у полковника запиликал коммуникатор, и азиат, носивший совсем не азиатское имя Уильям, доложил, что скопировал всю нужную информацию с бортового компьютера «Ястреба» и она полностью соответствует тому, что я рассказал Риттеру накануне.
Джек поблагодарил Уильяма за хорошо проделанную работу и велел оставаться на месте до дальнейших распоряжений.
— Похоже, вы действительно покидали Веннту в момент атаки скаари, — сказал Риттер. — И оставили Холдена там.
— Я не соврал тебе и в остальном.
— Информация считается достоверной, если она подтверждена по крайней мере тремя источниками и не противоречит логике происходящего, — сказал Риттер. — Многое из того, что ты рассказал, логике как раз очень противоречит, и возможности для проверки тоже отсутствуют. Есть некто, кого ты знаешь под именем Генри Холдена. Это оперативное имя не значится ни в одном из документов, к которым когда-либо имел отношение генерал Визерс. Более того, мы проверили всех Холденов в СБА, их оказалось не так уж много, и среди них нет ни одного Генри. И все они там, где им положено быть. В связи с этим мне очень интересно, кого же вы оставили на Веннту?
— Слушай, я только что сообразил, как ты можешь найти Холдена по своему ведомству, даже не зная его настоящей фамилии, — сказал я. Ответ действительно лежал на поверхности, но меня только что осенило. Это бывает, когда имеешь дело со слишком очевидными фактами. — Он работал в темпоральном проекте, обеспечивал безопасность. Именно там мы с ним познакомились.
— На платформе в Тихом океане?
— Нет, в Белизе двадцать первого века.
— Это невозможно, — сказал Риттер.
— Генри Холден, так звали агента британской разведки, место которого он занял, — сказал я. — Он находился вне территории базы, а жил в городке на побережье и создавал дымовую завесу вокруг опорной станции темпорального проекта в двадцать первом веке. Там я и увидел его впервые.
— Ты ничего не путаешь?
— У меня эйдетическая память, в том числе и на лица, — напомнил я. — Кроме того, при нашей встрече на Сципионе-3 Холден сам подтвердил мне эту информацию.
— А Визерс тебе что-нибудь о нем говорил?
— Нет.
— Я бы дорого дал за возможность просмотреть содержимое твоей головы под микроскопом, — вздохнул Риттер. — Будь проклята эта твоя мутация, из-за которой процедура ментоскопирования на тебя не действует.
— Я не вру, Джек.
— Может быть, и не врешь. Может быть, ты просто искренне заблуждаешься.
— У меня…
— Эйдетическая память, я в курсе.
— Бинго, — сказал Азим, разворачивая экран так, чтобы мы с Джеком тоже могли его видеть. — Я нашел его.
Риттер посмотрел на экран.
Посмотрел на меня.

Посмотрел на меня.
— Это Холден, — кивнул я. — Тут он выглядит лет на пять моложе, и волосы у него другого цвета. Но в остальном — это он, без сомнения.
Услышав подтверждение, Риттер повел себя странно. Он встал со своего места, пересек кают-компанию, выбрал свободный участок стены и со всей дури врезал в него кулаком. Удар был такой силы, что расколол декоративную панель обшивки.
— Больно, — пожаловался Риттер. — Значит, я все-таки не сплю, и это очень плохо. Если бы я спал, сейчас было бы самое подходящее время проснуться.
— Так ты этого парня тоже знаешь? — уточнил я.
— О да, — сказал Риттер и пососал разбитые в кровь костяшки пальцев на правой руке. — Это очень известный в определенных кругах человек.
— И кто он?
— Бред какой-то, — сказал Риттер. — Понимаешь, готовясь к встрече с тобой, я освежил в памяти все, что знал о темпоральном проекте. Ты никак не мог видеть этого человека в прошлом, Алекс. Потому что он никогда не был сотрудником СБА или какой-либо другой государственной структуры Альянса. Более того, персонал опорной станции никогда не покидал территории базы, и никто из тех людей не мог жить в городке на побережье, как ты говоришь. Впрочем, все, кто имел отношение к темпоральному проекту, погибли во время катастрофы на платформе, и задавать вопросы уже некому.
— Я видел его в Белизе двадцать первого века, — сказал я. — Или ты думаешь, что я сошел с ума?
— Похоже, весь мир сошел с ума, — сказал Риттер. — Потому что вот этот тип на экране — это никакой не Генри Холден, или как он там себя еще называл. Это, чтоб вы знали, не кто иной, как Феникс, межпланетный террорист и враг общества номер один.

Существует такое литературное выражение: «эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы».
Что бы эта фраза ни означала в оригинале, слова Риттера произвели эффект разорвавшейся бомбы. Никаким другим эффектом это точно не назовешь.
Я сидел, пришибленный этими новостями, и пытался сообразить, что все это может означать. Стройной картины у меня не получалось.
Азим длинно и витиевато выругался по-арабски. Потом еще раз, куда более затейливо.
— Нет, — сказал я. — Этого не может быть. Я видел Феникса, когда он убивал кленнонских штурмовиков на орбитальной станции. Я бы узнал… Здесь какая-то ошибка, Джек. К тому же нет никаких доказательств, что Фениксу удалось выбраться оттуда живым. Он же был в самой гуще событий…
— Ты, видимо, забыл, почему его называют Фениксом, — сказал Риттер.
— Но как это вообще вяжется одно с другим? Белиз, Феникс, Визерс…
— Никак не вяжется, — ответил Риттер. — Поэтому нам, видимо, придется нанести визит на Веннту. И когда я говорю «нам», я имею в виду и вас двоих тоже.
— Ты серьезно?
— А я что, произвожу впечатление записного остряка?
— Какова сейчас обстановка на Веннту? — поинтересовался Азим. — Исходя из того, что мы видели, когда покидали эту планету, я могу предположить только три варианта. Там все еще свалка, там скаари, там развалины и пепелища. Ни один из этих вариантов не подразумевает, что мы легко сможем найти одного человека на поверхности планеты.

Какие вообще шансы, что он до сих пор жив?
— Ты тоже забыл, почему его называют Фениксом?
— А он всегда возрождается именно там, где погибает? — саркастически поинтересовался Азим. — Если в прошлый раз он воскрес там, где раньше была орбитальная станция «Гамма-74-К», его путь до Сципиона-3, где мы его обнаружили, был долгим и трудным.
— Мы точно не знаем, как именно это происходит, — сказал Риттер. — Собственно говоря, это одна из множества тем, на которые мы бы хотели с ним побеседовать, когда поймаем.
— И сколько вы за ним уже охотитесь? — поинтересовался Азим. — Вы не могли его поймать, когда он был главной целью операции. Почему же выдумаете, что сможете его поймать теперь, когда он стал всего лишь промежуточной ступенью на пути к Визерсу?
— Потому что у нас нет другого выбора, — мрачно сказал Риттер. — Феникс — непредсказуемо опасен, но он одиночка. Визерс сейчас тоже непредсказуемо опасен, но он — генерал СБА, что автоматически переводит его в другую категорию представляющих угрозу лиц.
— Он ведь не просто так пропал, да? — догадался я. — Если бы он просто исчез, прихватив с собой содержащиеся в его голове сведения, это было бы неприятно, но вы бы так не нервничали. Он прихватил с собой что-то еще, так?
— Да, — без особого энтузиазма признал Риттер. — Очень весомое кое-что.
— Например?
— В числе прочего корабль, на котором вы с ним виделись в последний раз, — сказал Риттер. — Вместе со всем экипажем.
— Чудесно, — сказал я. — Просто чудесно и замечательно. То есть вы ловите не просто отставного генерала, а генерала с целым боевым крейсером в придачу. Что-нибудь еще?
— Мы точно не знаем.
— Как это?
— Вот так это, — огрызнулся Риттер. — Я не уполномочен с вами об этом говорить. У вас даже нулевого допуска нет.
— Тем не менее ты уже много нам рассказал, — заметил Азим. — Вы, ребята, когда лажаете, делаете это сразу по-крупному, да? Не размениваясь на пустяки?
— Вы тоже те еще красавцы, — сказал Риттер. — Жили бок о бок с Фениксом… сколько? Пару месяцев? И ничего не заподозрили.
— У нас по крайней мере не было задачи его поймать, — сказал Азим. — А те задачи, которые перед нами стояли, мы выполнили.
— И он вам даже помог, — согласился Риттер. — Непонятно только почему.
— Здесь какая-то путаница, — покачал головой я. — Холден обладал массивами информации, которые точно указывали на его связь с СБА. Он знает слишком много для постороннего.
— Визерс мог ввести его в курс дела, — мрачно сказал Риттер. — Я уже не удивлюсь, если выяснится, что террорист и враг общества номер один уже давно сотрудничает с нашим генералом.
— Ну и какой план? — осведомился я. — Найти Холдена, найти Визерса и остановить его, что бы он ни задумал?
— В общих чертах именно так, — сказал Риттер. — И вы нам в этом поможете.
— Допустим, — сказал я.

— И вы нам в этом поможете.
— Допустим, — сказал я. — И что мы будем с этого иметь?
— Вас не арестуют и не отправят на Землю прямо сейчас, — сказал Риттер. — А дальше будем решать, исходя из текущей ситуации момента.
— Зыбко, — сказал я.
— Зыбко, — согласился Риттер. — Но альтернатива гораздо хуже, зато обещает вам полную стабильность лет эдак на пятьдесят вперед. В самой засекреченной и хорошо охраняемой тюрьме СБА, которой официально и вовсе не существует.
— Еще вчера все не было так серьезно, — заметил я.
— Еще вчера мы не знали, что Холден и Феникс — это одно лицо, — сказал Риттер. — Алекс, брось препираться. Можно подумать, ты не в этой галактике живешь и происходящее тебя не касается.
— А все же какова обстановка на Веннту? — поинтересовался Азим. — Учитывая, что мы собираемся туда отправиться в ближайшем будущем, этот вопрос представляет отнюдь не академический интерес.
— Разведданные, которые получают оттуда ВКС, запаздывают на три дня, — сказал Риттер. — Последние сведения касались того, что орбитальная оборона Веннту окончательно сломлена и скаари приступили к операции на поверхности. Похоже, что речь идет о геноциде и тотальном уничтожении всего разумного населения планеты. А это… займет какое-то время.
— Не понимаю, — сказал я. — Разве не проще и быстрее зачистить население с орбиты?
— Проще и быстрее, — согласился Риттер. — Но и дороже на порядок. Клан Торбре попросту не обладает такими средствами. Подавив сопротивление на орбите, большая часть боевого флота скаари ушла в открытый космос, оставив в локальном пространстве Веннту несколько тяжелых транспортов и десяток крейсеров, которые следят за тем, чтобы с поверхности планеты не поднялся ни один корабль.
— Все не так уж плохо, — заметил Азим. — Особенно если мы отправимся туда в сопровождении эскадры ВКС.
— Боюсь, что придется обойтись без эскадры, — сказал Риттер.
— Я опасался, что ты скажешь что-то в этом роде.
— Нам сейчас надо найти Феникса, а не отбивать вторжение скаари, — заявил Риттер. — Бывают ситуации, когда излишняя боевая мощь только вредит.
Азим пожал плечами.
— Расскажи это Визерсу и его боевому крейсеру, — посоветовал он.
— Это будет первое, что я скажу ему при встрече, — пообещал Риттер. — После слов «вы арестованы», разумеется.

ГЛАВА 5

Переговоры Риттера с вышестоящим начальством были недолгими, а сборы и того короче. Уже вечером этого дня к нам на борт загрузили несколько дополнительных боевых скафандров, запас продуктов, ящики с оборудованием неясного назначения и личные вещи Джека Риттера, Уильяма, Боба и еще двоих мордоворотов, похожих на Боба так, словно они были кленнонцами и вылезли из одной пробирки.
Утром следующего дня на борт «Ястреба» поднялся сам Риттер, сообщил, что разрешение на взлет получено, все вопросы утрясены и ничто не мешает нам отправиться в путь. На орбите нас ждал малый корабль ВКС «Тритон», предназначенный для сбора разведывательных данных и тайной переброски коммандос СБА к месту проведения операции.

Корабль немного уступал «Ястребу» в скорости, зато превосходил в огневой мощи и грузоподъемности. На борту «Тритона» находился отряд быстрого реагирования СБА. Что ж, это слабая замена боевой эскадре ВКС, на помощь которой надеялся Азим, но это все же лучше, чем совсем ничего.
До тех пор, пока мы не покинули локальное пространство Аракана, Риттер по большей части хранил молчание и отвечал на все вопросы односложными репликами, но как только мы вошли в свой первый гиперпространственный прыжок, полковник СБА пригласил меня в кают-компанию для, как он выразился, краткого инструктажа.
Кают-компания оказалась занята Азимом и двумя мордоворотами, которые травили обычные солдатские байки. Азим налаживает контакты, это хорошо.
Попробую заняться тем же самым, только на своем уровне.
— Пойдем ко мне в каюту, — предложил я. — Капитанская каюта не контролируется корабельной системой слежения, так что нас точно никто не подслушает.
— Я с тобой великих тайн обсуждать и не собираюсь, — буркнул Риттер, но приглашение принял, а оказавшись в каюте, еще и сразу занял самое удобное кресло.
— Нам конец, да? — поинтересовался я. — Сотрудники СБА делятся информацией с посторонними только в том случае, если уверены, что на сторону эта информация при любом раскладе не уйдет.
— Не драматизируй, — сказал Риттер. — Ты и так знаешь слишком много для постороннего.
— Вот ты и решил добить меня контрольными сведениями, чтоб уж наверняка, — вздохнул я. — Так что там еще такого важного мне следует знать?
— Я хочу, чтобы ты прочувствовал всю серьезность ситуации, — сказал Риттер.
— Феникс, Визерс, скаари, — перечислил я. — Возможно, не в той последовательности, но все они попытаются отстрелить нам головы. Куда серьезнее-то?
— Феникс — террорист, — сказал Риттер. — Каждый раз, когда он появляется в поле зрения спецслужб, за ним тянется шлейф из трупов.
— Но не в этот раз.
— Да, что само по себе подозрительно, — согласился Джек. — Но вот в чем вопрос, какие мотивы могли заставить террориста номер один сотрудничать с генералом СБА?
— Это риторический вопрос?
— Боюсь, что нет. Ты слышал о регрессорах?
— Немного, — сказал я.
Этой беседой мы вступали на очень тонкий лед, потому что я понятия не имел, насколько Риттер осведомлен о теории Визерса и роли, которую, по мнению генерала, я во всем этом играю.
— В последнее время Сол носился по управлению с этой безумной идеей, — сказал Риттер. — Что в галактике присутствует еще одна разумная раса, скрывающаяся ото всех нас, что эта раса может стать четвертой силой в конфликте и способна изменить существующие расклады. Он даже подвел под эти умозаключения доказательную базу, увязав туда и Войну Регресса, и какие-то древние байки скаари, в которые и сами-то ящеры не особенно верят.
— А судья Джонс верит?
— Официального заявления он не делал, — сказал Риттер. — СБА в принципе не отвергает никаких версий, но серьезных разработок в отсутствие Визерса по этому направлению никто не ведет. Мы склонны считать, что теория регрессоров — это дымовая завеса, которая предназначена для того, чтобы скрыть истинные намерения Визерса.

Мы склонны считать, что теория регрессоров — это дымовая завеса, которая предназначена для того, чтобы скрыть истинные намерения Визерса.
— И тут возникает вполне закономерный вопрос, — сказал я. — Относительно его истинных намерений.
— Точно мы не знаем, — сказал Риттер. — Известно только, что Визерс использовал резервные фонды отдела для финансирования закупок весьма дорогостоящего научного оборудования в самых разных частях галактики, в том числе заключал сделки с кленнонцами и скаари. Он тщательно заметал следы, но кое-какие хвосты нам удалось обнаружить. Параллельно с этим на территории Альянса пропали несколько ведущих ученых-физиков, занимающихся разработкой теории гиперпространства. Все это произошло за последние три с половиной года.
— Характер закупленного оборудования вам о чем-то говорит?
— Нет. Половина этого используется для производства гиперпространственных двигателей, какая-то часть — в смежных областях, предназначение устройств, которые были приобретены у Гегемонии, нам до сих пор непонятно. Клан Кридона отказывается дать нам какие-либо комментарии, ссылаясь на внутренние кодексы и эдикты.
Кридон, старый знакомый. Глава клана, чья столичная планета мертва.
Существо древнее, загадочное и опасное. Не сомневаюсь, что и мне он не поведал всего, что знал. Мотивы скаари известны только самим скаари.
— Но хоть какая-то рабочая версия у вас есть?
— Очевидно, Визерс хочет построить корабль, способный находиться в гипере дольше других, соответственно, выигрывающий в скорости перемещения у всех существующих на данный момент судов. Мы предполагаем, он хочет использовать этот корабль для того, чтобы уйти далеко за пределы Исследованного Сектора Космоса. Зачем ему это понадобилось, мы не знаем.
— Может быть, он таки хочет найти эту четвертую силу? — поинтересовался я.
На космической станции Визерс предлагал мне отправиться в экспедицию за пределы Исследованного Сектора, в сектор, о котором не было никаких данных и где пропало несколько разведывательных судов. По моим прикидкам, путешествие должно было занять около года. Визерс решил сократить этот срок?
Неужели он сможет построить свой суперкорабль быстрее, чем за год? Или генерал решил отправиться куда-то еще?
— Проблема в том, что самый быстрый корабль можно использовать не только для путешествий по необитаемой части галактики, — сказал Риттер. — Например, еще его можно использовать для террора.
— И таким образом в схему вписывается Феникс?
— Возможно.
— А возможно, ты просто подгоняешь схему под известные тебе факты.
— Мне известно не так много фактов, а потому я легко могу сменить схему, — сказал Риттер.
— Я не очень хорошо разбираюсь в строительстве кораблей с гипердвигателями, но, насколько я понимаю, в арендованном на неделю ангаре такую штуку не соберешь, — сказал я. — Нужна научно-техническая база, нужен определенный уровень промышленности…
— Естественно, — сказал Риттер. — Но все это верно в том случае, если корабль надо собирать с нуля. У Визерса не тот случай, у него уже есть готовый крейсер с гипердрайвом и полным комплектом вооружения. А для того чтобы внести усовершенствования в конструкцию… черт знает, что для этого нужно. Полагаю, все зависит от характера усовершенствований.

Полагаю, все зависит от характера усовершенствований. А если мы не ошибаемся, то у Визерса в команде есть очень неплохие ученые, ведущие специалисты в этой области.
— Интересно, как он договорился с экипажем?
— Может, он и не договаривался, — сказал Риттер. — Вполне может быть, что на «Устрашающем» уже новый экипаж. Наемников в космосе достаточно.
— Пираты, — сказал я. — Намалевать на борту череп и кости, поднять «Веселый Роджер», вздернуть врагов на рее, йо-хо-хо и бутылка рому… Романтика, черт бы ее драл. И мы будем останавливать все это безобразие силами «Ястреба» и «Тритона»?
— Это крейсер-то? — Риттер ухмыльнулся. — Я не настолько сумасшедший. Если мы… То есть, когда мы обнаружим Визерса, мы не полезем на рожон сами, а пронаблюдаем за ним и вызовем подмогу. Думаю, пары линкоров будет достаточно, чтобы все разнести.
— То есть живым ты Визерса взять не хочешь?
— Хочу, — сказал Риттер. — Но не любой ценой.
— Как-то это нетипично для ребят из СБА.
— А многих ли ты знал?
— Визерса и Холдена… — Я осекся, сообразив, что говорю.
— Вот именно, — сказал Риттер. — Один из них оказался не тем, за кого себя выдавал, а второй и вовсе всех нас предал.

Риттер, понятное дело, не дурак.
Был бы он дураком, вряд ли бы стал полковником в отделе внутренней безопасности СБА и вряд ли бы ему поручили поимку генерала Визерса.
Но тот факт, что он не дурак, не делает его во всем правым.
А тот факт, что Визерс оказался маньяком, за которым ныне охотятся его бывшие коллеги, не означает, что он во всем заблуждается.
Четвертая сила, регрессоры, и «другие», о которых говорили скаари. СБА официально в эту теорию не верит и считает сказками и дымовой завесой. Но что, если тут Визерс прав?
Или…
Визерс контактировал с кланом Кридона, и именно Кридон поведал мне о «других». Что, если он просто последовательно нам врал, преследуя какие-то свои цели?
Все лгут. Хочется построить Звезду Смерти, вывеситься на орбите и, небрежно поигрывая кнопкой, приводящей в действие главный калибр, вытрясти из всех правду. Возможно, так люди и приходят на темную сторону силы и становятся зловещими императорами в плотных черных капюшонах, скрывающих их искаженные от ненависти лица.
Решить бы еще, с какой именно планеты стоит начать, чтобы вытрясти правду из Холдена.
Если допустить, что Риттер прав, и Холден — это и в самом деле Феникс, и что именно его я встретил в Белизе двадцать первого века, и что сейчас террорист номер один помогает беглому генералу СБА устроить очередной ад на земле, его истинные мотивы все равно остаются непонятными. Особенно в той части его поведения, которая касается непосредственно меня.
Я понимал желание Риттера поговорить с Холденом, пусть, может быть, не совсем о тех вещах. Однако его энтузиазм, что мы сможем найти Холдена на Веннту, у меня разделить никак не получалось.

В перерыве между двумя гиперпрыжками Риттер связался со службой внешней разведки ВКС и получил свежие данные относительно тактической ситуации на Веннту. Поводов для оптимизма было немного.
Скаари не утюжили поверхность с орбиты, зато высадили на континент тяжелую технику, которая неторопливо и планомерно выжигала на планете всю разумную жизнь.

Неразумной, конечно, тоже доставалось, но в целом экологическая обстановка на Веннту не должна была понести необратимые потери. От термояда скаари все-таки воздерживались, а плазма и лазеры практически не имеют неприятных последствий, бьющих по экосистеме.
Правда, тем, кого убивают при помощи плазмы и лазеров, от этого не легче.
Клиника, в которой Кира проходила курс реабилитации и где мы в последний раз видели Холдена, пока еще находилась на не зачищенной скаари территории, и Риттер считал, что это хороший знак. У меня не было в этом уверенности. С момента нашего расставания прошло около месяца, и глупо было бы рассчитывать, что все это время Холден сидел на месте и ничего не предпринимал. Террористом номер один он стал вовсе не потому, что предпочитал вести спокойный образ жизни.
Генеральная Ассамблея Альянса обратилась к Совету Кланов Гегемонии с официальным запросом относительно происходящего на Веннту и, как и следовало ожидать, была послана в далеком направлении и даже не в самых дипломатических выражениях.
Совет Кланов не пытался откреститься от этого инцидента, как это было с вторжением клана Прадеша на Новую Колумбию, и заявил, что клан Торбре выполняет его волю, однако от комментариев по поводу мотивов вторжения скаари воздержались, заявив, что не считают нужным ничего объяснять тем, с кем находятся в состоянии войны. Напомнив скаари, что официального уведомления о вступлении Гегемонии в войну никто не получал, дипломаты Альянса заявили ноту протеста и сразу же огребли официальное уведомление, после чего дипломатическим миссиям пришлось покидать территории скаари в великой спешке.
Кленнонский император Таррен Второй также выступил с официальным заявлением, в котором выразил скорбь по поводу ужасной трагедии, постигшей его соплеменников на Веннту. По его словам, эскадра адмирала Реннера была направлена им для оказания помощи планете, но на входе в систему наткнулась на флот вторжения, была связана боями и вынуждена отступить, дабы не понести критических потерь. Империя пока не считает возможным предпринять новую попытку пробиться на Веннту, однако ее подданные глубоко переживают потери, соболезнуют, скорбят и всякое такое прочее, что политикам его ранга положено говорить по протоколу.
Особой скорби на лице зачитывающего это объявление императора я не увидел. Злорадства, впрочем, тоже. Он просто выполнил официальные па этой части балета, и, по большому счету, на Веннту ему было откровенно наплевать. Перед лицом грозящей всей Империи опасности потеря опальной планеты не могла быть для него огромной трагедией, и у него даже не было большой необходимости сохранять лицо. Логика монарха проста. В конце концов веннтунианцы сами отказались от опеки императорского дома и завоевали свою независимость большой кровью. Теперь они всего лишь познали обратную сторону независимости.

В последний гиперпрыжок, который должен был вывести корабль в локальное пространство Веннту, мы вошли поздним вечером по корабельному времени. Если все пойдет по плану, то ранним утром мы предпримем попытку десанта, а около полудня окажемся там, где я в последний раз видел Холдена. По корабельному времени опять же. На месте высадки к тому моменту должен наступить вечер.
— В этом есть определенный смысл, — сказал Азим, самолично «пригласивший» себя в мою каюту. — Если, конечно, исходить из допущения, что смысл есть во всей этой затее вообще.
— Ну, а что бы делал ты сам, окажись на месте Холдена? — поинтересовался я. — Чужая планета, вторжение, никто из этих парней ему не свой, он оказался между молотом и наковальней двух разных рас, ни к одной из которых он сам не принадлежит.
— Если говорить о долговременной перспективе, я попытался бы убраться с планеты, — сказал Азим.

— Если говорить о долговременной перспективе, я попытался бы убраться с планеты, — сказал Азим.
— Для этого надо всего лишь захватить корабль, которых после атаки скаари наверняка осталось не так уж много, и пробиться сквозь заграждение на орбите. Плевое дело, согласен.
— В первые дни войны это сделать сложнее, — согласился Азим. — Но это не невозможно, чему ваш с Кирой пример является наглядным подтверждением. Однако я бы предпочел немного выждать. Залечь на дно, посмотреть, как события будут развиваться дальше. Ну, это я, а я — не Холден. И уж тем более не Феникс, о возможностях которого мы вообще ничего не знаем. Если верить Риттеру, некоторые из них можно объяснить только при помощи мистики.
— Мистика обычно возникает при недостатке фактов.
— Феникс был на орбитальной станции, когда ситуация пошла вразнос, и боевые корабли принялись палить друг в друга, не обращая внимания на гражданское население, которое там гибло пачками, — сказал Азим. — Вот тебе факт.
— Мы спаслись, — сказал я. — Визерс спасся. Посольство скаари спаслось. Станция взорвалась не сразу, оттуда успело уйти много кораблей, и Феникс мог быть на одном из них. Так что здесь я никакой мистики не вижу.
— Подумай лучше вот о чем, — сказал Азим. — Если Холден — это на самом деле Феникс, тогда с самого начала этой истории вокруг тебя слишком много Феникса. Он присутствовал по крайней мере при трех ключевых событиях твоей жизни, так что я бы не стал говорить о случайных совпадениях.
Моя первая встреча с Холденом состоялась в Белизе двадцать первого века, в результате чего я оказался перемещен в это время. Второй раз мы вместе с Фениксом оказались на орбитальной станции «Гамма», затем последовал визит в Гегемонию Скаари, где Кридон рассказал мне много чего интересного. В третий раз Холден-Феникс нарисовался на Сципионе-3, проследовал с нами на Веннту и дал мне информацию, благодаря которой я снова оказался в сфере интересов и влияния СБА.
Допустим, Азим прав, и это все неслучайно. Но каковы мотивы этого поведения?
Окружающий мир в целом безумен, но в частных проявлениях должна присутствовать хоть какая-то логика. Иначе жить станет уж совсем невыносимо.
На «Устрашающем» Визерс сказал, что считает Феникса регрессором. Веннтунианский врач нашел в наших с Фениксом организмах много общего на физиологическом уровне. Наши организмы моложе, чем должны бы быть, и куда лучше сохранились, чем должны были сохраниться, учитывая тот образ жизни, который ведут их владельцы.
Означает ли это, что я тоже регрессор, пусть и не знаю об этом, и Холден видит во мне напарника? Это как раз пример рассуждения на грани мистики, которая возникает при недостатке фактов.
Что нам известно о регрессорах? Ничего. Мы даже точно не знаем, что регрессоры вообще существуют.
Есть теория Визерса, косвенно подтвержденная словами Кридона, которые в свою очередь ничем не подтверждены и вполне могут оказаться ложью. Учитывая, что теория Визерса строится в том числе и на показаниях скаари, схема получается очень зыбкая.
А мои сложные взаимоотношения со временем, позволяющие мне иногда заглядывать в свое собственное будущее, вполне можно объяснить последствиями темпорального переноса. Поскольку я не представляю физики этого процесса, а те, кто представляет, уже мертвы, это объяснение ничем не хуже любого другого. В качестве рабочей гипотезы вполне подойдет.
— Ты не жалеешь, что во все это ввязался?
Азим пожал плечами.

В качестве рабочей гипотезы вполне подойдет.
— Ты не жалеешь, что во все это ввязался?
Азим пожал плечами.
— Ничто в этом мире не происходит случайно, и на все есть воля Аллаха, — сказал он. — К тому же пока я рядом с тобой, у меня есть хорошая возможность погибнуть в бою, а может ли быть лучшая смерть для воина Аллаха? Если план обороны, разработанный Асадом, не сорвется, Калифат закупорится в своей системе, ощетинившись стволами, и там меня не ждет ничего, кроме тридцати-сорока лет скучного увядания.
— Не так плохо, учитывая альтернативы, — сказал я.
— Ты молод, — сказал Азим. — Ты еще не пресытился жизнью. Кроме того, мы принадлежим к разным культурам, получили разное воспитание, и у нас разные жизненные приоритеты.
— А еще я не религиозен.
— Если тебе проще верить в то, что твой путь закончится вместе со смертью твоей физической оболочки, это твое право и твой выбор, — сказал Азим. — Миссионерствовать я не собираюсь.
— Я бы не отказался от душеспасительной беседы накануне завтрашнего дня.
— Аллах позаботится о душе, — сказал Азим. — Я обучен тому, чтобы беречь тело.
— И сокрушать другие тела.
— Таков путь джихада, — сказал Азим. — Священная война за веру — это не обязательно война с иноверцами, это в первую очередь преодоление себя. Но иногда приходится и крушить.
— Жаль, что завтра тебя с нами не будет.
— Риттер не возьмет меня вниз, и он прав. Троих для этой операции вполне достаточно, и ему вовсе не надо, чтобы численный перевес был на нашей стороне, а сам он оказался заложником. Отказаться от твоего участия он не может, значит, я должен остаться на корабле, несмотря на весь мой боевой опыт и потенциальную пользу, которую я могу принести.
— Думаю, что у Боба тоже хватает боевого опыта.
— Немногие из ныне живущих могут похвастаться, что воевали со скаари.
— Если разведданные не врут, то скаари там, где мы собираемся высадиться, еще нет.
— Разведданные запаздывают, — сказал Азим. — А обстановка на поле боя меняется быстро.
— Ты прямо-таки создан для того, чтобы внушать мне оптимизм.
— Оптимистов в жизни ждут сплошные разочарования, — сказал Азим. — Зато жизнь пессимистов полна приятных сюрпризов. Подсчитай выгоду и сам реши, кем ты хочешь быть.

После ухода Азима не прошло и пяти минут, как в дверь снова постучали, и на пороге капитанской каюты обнаружилась капитан Штирнер собственной персоной.
«Ястреб» решительно не предназначен для перевозки такого количества людей. Разница между двумя и тремя людьми на борту была практически незаметна и никак не сказывалась на комфорте, но разница между тремя и восемью оказалась весьма ощутима. Уильям постоянно ошивался в ходовой рубке, кают-компания постоянно была занята кем-то из мордоворотов, и даже капитанская каюта превратилась в проходной двор.
Ни минуты покоя. А ведь вполне может быть, что это моя последняя ночь на борту «Ястреба».
— Может быть, я все-таки войду? — поинтересовалась Кира.
— Да, конечно.

— Я сообразил, что держать гостью на пороге невежливо, и посторонился, позволяя ей пройти в каюту.
Перед тем как закрыть дверь, машинально выглянул в коридор — очереди желающих поговорить с капитаном в нем не обнаружилось.
Возможно, остальные просто спрятались за углом.
— Нервничаешь?
— С чего бы?
— Действительно, — сказала Кира. — Высадка на планету, с которой мы едва унесли ноги и ситуация на которой с тех пор не улучшилась, — это, конечно, сущие пустяки.
— Такое я проделываю походя, — подтвердил я.
Кира скинула ботинки и с ногами забралась в кресло.
Сейчас она больше была похожа на обычную девчонку, а не на боевого пилота с сотней вылетов за плечами.
Забавно, но до этого момента я не рассматривал ее как женщину. Сначала она была просто объектом, целью спасательной операции, потом — пациентом больницы, из-за которого мы застряли на Веннту до самого штурма, потом — боевым товарищем и партнером. Наверное, что-то со мной не так.
Единственным оправданием мне может служить тот факт, что я был слишком глубоко погружен в попытки найти ключи к происходящему и наконец-то понять, кто я такой.
Довольно слабое оправдание.
Особенно если учесть, что капитан Штирнер — не просто женщина, а очень привлекательная женщина.
— О чем ты опять задумался, капитан?
— О главном вопросе жизни, Вселенной и всего остального, капитан, — сказал я.
— И какой же ответ?
— Сорок два.[6]
— Ты надо мной издеваешься?
— Нет, — сказал я. — Сорок два — это нормальный ответ. Ничем не хуже любого другого.
— И что он означает?
— Какая разница?
— Действительно, — согласилась Кира. — Я уже поблагодарила тебя за свое спасение?
— И не один раз.
— Это, наверное, глупо, — сказала она. — И, наверное, это мало что для тебя значит, но я хочу тебя поцеловать.
Говорят, что секс — это защитная реакция.
Говорят, что таким образом слабые человеческие существа пытаются заглушить страх перед грядущим, хотя бы на миг почувствовать себя не одинокими в этой бесконечной вселенной, полной опасностей.
Говорят, что это лишь способ сбросить напряжение перед боем, говорят, что такие отношения ничего не значат и выбор партнера не имеет принципиального значения.
Пусть говорят.

ГЛАВА 6

Мы зашли со стороны Солнца, минимизировав таким образом риск возможного обнаружения нас детекторами скаари.
«Ястреб» все же был кораблем контрабандистов, «Тритон» создавался специально для скрытных диверсионных операций на территории противника, а скаари вряд ли ожидали такого визита и усердно сканировали внешнее пространство, так что у нас были неплохие шансы остаться незамеченными.
Корабли такого класса можно обнаружить, только если знать, что ищешь и хотя бы приблизительно представляешь где. Скаари же должны были в первую очередь опасаться массированного вторжения кленнонцев — эскадра адмирала Реннера все еще шастала где-то поблизости — и следить, чтобы с планеты никто не улизнул.

Возможность, что два малых судна тайком попытаются пробраться на охваченную войной планету, была исчезающее мала, и мы надеялись, что скаари не станут рассматривать ее всерьез.
«Тритон», ушедший в последний прыжок на полчаса раньше «Ястреба», вышел из гипера первым и сразу же принялся сканировать пространство. К тому моменту, как «Ястреб» оказался в локальном пространстве Веннту, у нас уже была полная тактическая картина.
Тяжелые корабли скаари были сконцентрированы на полюсах планеты, двенадцать крейсеров держали ближнюю орбиту, еще пять были на дальней. Этого вполне должно хватить для того, чтобы отсечь любые попытки прорыва с поверхности, когда старт корабля виден заранее, а прохождение через атмосферу занимает определенное количество времени, и судно все время находится на виду, но недостаточно для того, чтобы помешать нам. В сфере было слишком много дыр, которыми мы могли воспользоваться.
Легко войти, трудно выйти.
Обратный путь будет куда сложнее. Если, конечно, до этого дойдет.
Находясь в энергосберегающем режиме, делающем наши корабли почти невидимыми, мы достигли дальней орбиты и состыковали корабли. На этом настаивал Риттер, опасавшийся оставлять «Ястреб» без своего контроля.
Затем мы трое — я, Риттер и мордоворот по имени Боб — облачились в тяжелые боевые костюмы и перешли на борт малого десантного катера, модифицированного специалистами СБА для скрытных разведывательных и диверсионных операций.
Быстрый и незаметный.
Чего еще желать? Разве что большой ионной пушки, чтобы отстреливаться от попадающегося на пути крейсера противника, но этого преимущества катер был лишен.
— Увидимся, — сказала Кира, Уильям помахал ладонью, а Азим задумчиво почесал бороду и скрестил руки на груди.
Шлюзовая переборка опустилась, лишив нас обзора.
Внутри катера было тесно и темно. Внутренняя атмосфера отсутствовала за ненадобностью и ради экономии энергии, так как собственного реактора у судна не было и двигатель питался от аккумуляторов. А десант все равно без скафандров не летает.
Риттер протиснулся на место пилота и взялся за управляющие джойстики, сконструированные так, чтобы ими мог управлять человек в тяжелой броне. Мы с Бобом заняли пассажирские места и пристегнули ремни.
Столько лет прошло, а ничего надежнее и проще для страховки так и не придумали.
— Дамы и господа, — обратился к нам Риттер по внутренней связи. — То есть только господа. Транспортная компания СБА рада приветствовать вас на борту прогулочной яхты, отправляющейся по маршруту «черт знает где — Веннту». Расчетное время следования — тридцать две минуты. Во время полета вам будет предложено пялиться в стены и страдать от неопределенности. Экипаж желает вам приятно провести время.
— Иди к черту, — сказал ему Боб.
Сплошные клоуны и никакой субординации.
Легкая вибрация корпуса сообщила нам, что катер пришел в движение. По пути судну предстояло испытать перегрузки до двенадцати G, которые мы все равно не почувствуем из-за скафандров.
Данный способ десанта все же приятнее, чем тот, который мне пришлось использовать на Тайгере-5. При помощи обычной десантной капсулы можно только высадиться на планету, а этот катер еще и способен доставить нас обратно.
Теоретически. Если мы достигнем цели операции и все не пойдет как обычно.
— Выходим на ближнюю орбиту, — сообщил Риттер.

Теоретически. Если мы достигнем цели операции и все не пойдет как обычно.
— Выходим на ближнюю орбиту, — сообщил Риттер. — Вы меня не видите, вы меня не видите…
Последняя фраза явно была обращена не к нам с Бобом, а к скаари, чьи крейсера сейчас отображаются на урезанном тактическом дисплее Риттера. Не знаю, есть ли толк от таких увещеваний, но мысленно я присоединился к полковнику.
А вы переживите столько неприятностей, сколько пережил я, и тоже станете суеверными.

Самый опасный момент ожидал нас в конце путешествия. При прохождении атмосферы болид не может не оставить следа, который можно засечь не только с помощью приборов, но и наблюдать невооруженным глазом.
Мы не строили иллюзий и понимали, что скаари не могут не засечь этого полета. Вопрос был только в том, успеют ли они среагировать.
Не успели.
Или не посчитали нужным, учитывая, что на поверхности вскоре не должно остаться ничего живого, а в случае чего странный летательный аппарат можно будет запросто перехватить на обратном пути.
Конечно, ящеры не идиоты, и сейчас они в первую очередь должны задаться вопросом, а откуда этот странный летательный аппарат вообще тут взялся. Судно такого размера не может обладать собственным гипердвигателем, следовательно, где-то поблизости должен находиться корабль-матка.
Но даже если скаари начнут поиски прямо сейчас и даже если они отрядят для этого половину оставшихся в системе сил, а они этого явно не сделают, то поиски займут не меньше недели, и то если им сильно повезет. Мы же не собирались задерживаться на Веннту дольше суток.
Если нам повезет.
Такова специфика тайных операций. Планируй, не планируй, итог все равно в большей степени зависит от везения, чем от твоих заранее просчитанных действий. Фактор случайности исключить невозможно.
Караул, отставший от собственного графика обхода, проверяющий, появившийся на посту чертовски не вовремя, молодой солдат, проявивший рвение там, где его уже лет двадцать никто не пытался проявить…
Сколько ни планируй, невозможно всего предусмотреть, и без определенной доли везения не обходится ни одна успешно завершенная тайная операция.

Когда ты находишься в компенсирующем нагрузки тяжелом боевом доспехе, мягкость посадки транспортного средства определить довольно сложно. Мы почувствовали лишь небольшой толчок, который подсказал нам, что посадки была не из жестких, но развороченная местность, десяток сломанных деревьев и две вмятины на борту катера свидетельствовали об обратном.
— Ну, простите, — сказал Риттер. — В те прошлые шесть раз, что я выбрасывался из корабля в десантной капсуле, за джойстиками, как правило, сидел кто-то другой, и только в половине случаев капсула выглядела лучше, чем сейчас.
— Ерунда, шеф, — сказал Боб. — Однажды нас так хорошо посадили, что для выхода из капсулы пришлось применять плазмоган.
— А вы в курсе, что нам на этой штуковине еще обратно лететь? — поинтересовался я.
Обычно десантные капсулы используются только для полета в один конец, поэтому при посадке их не берегут и колотят о поверхность почем зря, однако у нас сейчас не тот случай.
— Двигатели в норме, аккумуляторы тоже, — сказал Риттер. — А вмятины на скорость не влияют.
— Аэродинамику уже отменили?
— Хорошо, вмятины на скорость влияют, — согласился Риттер.

— Но это не критично.
Если бы эти слова Риттера услышал любой профессиональный пилот ВКС, он бы уже принялся биться головой о стену, и этот его жест при наличии боевого скафандра стал бы для стены фатальным.
— Полтора километра до клиники, — сказал Боб, сверившись с картой на тактическом дисплее скафандра.
— Полчаса ходьбы, — констатировал Риттер и скомандовал: — Пошли.
На Веннту была уже поздняя осень.
Деревья сбросили листья и тянулись к небу голыми ветками, небольшой ручеек, который мы миновали, уже был подернут тонким слоем льда. Если Холден ушел партизанить в леса, сейчас ему приходится несладко.
Нам же было все равно, в скафандре свой собственный комфортный микроклимат, а щитки шлемов мы не откидывали безопасности ради. На войне как на войне.
Риттер пропустил Боба вперед и позволил ему оторваться от нас метров на тридцать, а сам поравнялся со мной и пригласил переключиться с общей частоты на приватную.
— Есть кое-что, что я не хотел обсуждать с тобой при остальных, — сказал Риттер. — И в особенности при капитане Штирнер.
Я мысленно вздохнул и мысленно же возвел глаза к небу, приготовившись к очередной порции фигни.
Сейчас Риттер начнет мне рассказывать, что он на самом деле работает на скаари, шпионит в пользу императора Таррена или, чего уж мелочиться, представляет четвертую силу, которая собирается навести порядок в этой части галактики.
В любом случае, для того чтобы меня удивить, ему придется очень постараться.
— Валяй, выкладывай, — сказал я.
— У меня все не выходит из головы эта твоя акция на Тайгере-5,- сказал Риттер. — Ты там так качественно все разнес, что мы до сих пор не можем понять, что за эксперименты собирались ставить над капитаном Штирнер.
По обломкам научного оборудования это очень трудно определить, знаешь ли.
— Если ты думаешь, что я могу пролить свет на этот вопрос, то ты ошибаешься, — сказал я. — Пока я все это крушил, у меня не было времени, чтобы толком осмотреться.
— Жаль, — сказал Риттер. — Если бы штурмовые отряды обладали способностью понимать, что именно они крушат, это здорово облегчило бы жизнь тем, кто пытается восстановить предшествующую штурму картину.
— А почему тебя это так беспокоит? — поинтересовался я. — Вы же взяли Корбена, так у него и спрашивайте.
— Если я хоть что-то понимаю в технике глубокого допроса, то Корбен уже овощ и на вопросы отвечать не способен, — сказал Риттер.
— А когда он еще был способен на них отвечать, про Тайгер-5 вы его не спрашивали, — попробовал угадать я.
— Именно, — подтвердил Риттер. — Конечно, мы подвергали его тотальному ментоскопированию, и чисто теоретически мы знаем все, что знал он, но на практике это слишком большой массив данных, которые просто так не перелопатишь. По крайней мере, до вчерашнего дня ничего нового относительно Тайгера-5 мы так и не узнали.
— Почему вас вообще это беспокоит? Чем бы он там ни занимался, теперь он этим уже точно не занимается…
— Просто у меня есть большие сомнения относительно того, что он там вообще чем-то занимался, — сказал Риттер.
— То есть?
— На Тайгере-5 мы нашли полтора десятка трупов и груду дымящихся развалин, — сказал Риттер.

— То есть?
— На Тайгере-5 мы нашли полтора десятка трупов и груду дымящихся развалин, — сказал Риттер. — Некоторые из трупов были опознаны как сотрудники СБА, некоторые принадлежали обычным наемникам со стороны. На месте не оказалось никакой документации, все компьютеры разрушены, обуглены и выглядят так, как будто по зданию гуляли ребята с плазмоганами и ракетницами.
— Но трупы сотрудников-то вы опознали, — сказал я.
— А что толку? Это коллеги Боба, «мясо» из оперативного отдела, их с одинаковым успехом может использовать любой офицер СБА чином выше майора. Причем использовать втемную, доводя до них информацию в части, их касающейся, и ни словом больше.
— То есть ты тоже можешь?
— Я вообще много чего могу, — сказал Риттер. — Я — элита. Я сторожу сторожей.
— И получаешь удовольствие от охоты за генералами?
— Так веселее, — сказал Риттер. — Так вот, возвращаясь к нашим генералам… Капитана Штирнер сдернули с обычного места службы и вызвали в штаб-квартиру на Землю, чему она нисколько не удивилась, так как это неоднократно бывало раньше. Для разовых акций СБА часто привлекает квалифицированных сотрудников со стороны, и для капитана Штирнер это был уже четвертый вызов. Предыдущие три были инициированы Визерсом, по поводу четвертого никакой информации не сохранилось ни в одном из отделов.
— Я вроде бы понимаю, на что ты пытаешься мне намекнуть, но логика происходящего от меня ускользает.
— У Визерса в команде ученых был специалист по криозаморозке, один из лучших в Альянсе, — сказал Риттер. — У Корбена таких специалистов не было, да и сфера его деятельности была далека от той, о которой рассказал тебе Визерс. Никаких суперсолдат Корбен вывести не хотел, у него был какой-то хитрый план по использованию внутренних трений в Гегемонии…
— То есть ты пытаешься донести до меня мысль, что на Тайгере-5 имела место тайная лаборатория Визерса, на которую он сам меня и навел?
— Я такой возможности не исключаю, — сказал Риттер. — У нас нет никаких подтверждений, что на Тайгере-5 действовал генерал Корбен.
— Ну, допустим, — сказал я. — А мотивы? С чего бы Визерс начал палить по своим?
— Почувствовал, что земля горит у него под ногами, и решил зачистить хвосты, — предположил Риттер. — А заодно направить нас по ложному следу.
— Полагаю, что никаких подтверждений этой теории у тебя тоже нет, — сказал я.
— Во всей этой истории вообще плохо с подтверждениями, — согласился Риттер. — Но подумай вот о чем. Почему Визерс отправил на Тайгер-5 именно тебя, одного против полутора десятков бойцов Корбена?
— Потому что у него под рукой не было свободных людей, которым он может доверять, — сказал я. — По крайней мере, он так объяснил.
— И ты поверил?
— Он приложил определенные усилия, чтобы доказать мне необходимость моего участия, — сказал я, вспомнив об интеллектуальной торпеде с собственным гипердвигателем, которая преследовала нас от орбиты Пекла до точки встречи с «Устрашающим».
— Но теперь-то ты знаешь, что у него под рукой был целый крейсер, — заметил Риттер.

— Если бы на Тайгере-5 ему действительно пришлось бы иметь дело с людьми Корбена… Существуют тысячи менее затратных, менее рискованных и гораздо более элегантных способов решить эту проблему, не привлекая к ней столько внимания.
— Ты хочешь сказать, что он использовал нас с Азимом…
— Потому что на Тайгере-5 были его люди.
— Скажи, Джек, а это его противостояние с Корбеном… оно вообще было? Или Визерс просто красиво подставил коллегу и на самом деле вы превратили в овощ совершенно невинного человека?
— Это больше философский вопрос, чем прикладной, — сказал Риттер. — Бывают ли вообще невинные люди, и если бывают, то в каком количестве они встречаются среди генералов СБА? Когда человек достигает такого уровня — у него скапливается внушительная коллекция скелетов в шкафу.
— А сам конфликт был?
— Был, — сказал Риттер. — Правда, я не уверен, что он действительно вышел за пределы кабинетной возни.
— Замечательно, — сказал я.
— Генерал Визерс — непревзойденный специалист по наведению тумана и созданию дымовых завес, — сказал Джек. — Пока мы старались понять, что он задумал, и гонялись за призраками, он прямо из-под носа увел у нас целый крейсер. Это не говоря уже о людях, грузовых транспортах и потоках финансирования, направленных в другое русло. И каждый раз, когда мы думали, что уже вот-вот поймем его замыслы, выяснялось, что он подсунул нам очередную пустышку.
— А ты не допускаешь мысли, что Холден — это как раз очередная пустышка и есть?
— Допускаю. Но вероятность того, что опальный генерал СБА прыгает с планеты на планету в компании с галактическим террористом номер один, заставляет мое начальство бегать по стенам и писать кипятком, так что этот вариант придется проверять в первую очередь.
Наверное, осознание того факта, что все это время Визерс лгал не только мне, но и своим коллегам по работе, должно было как-то облегчить мое восприятие действительности, но номер не сработал. Напротив, отчего-то на душе стало еще тревожнее, и к моему чувству опасности эта смутная тревога не имела никакого отношения.
Все лгут, говорил доктор Грегори Хаус[7] в начале двадцать первого века.
Люди не меняются, говорил он тогда же.
Тысячи лет, прошедшие с этого момента, только доказали его правоту.

— Стой, стрелять буду!
— Валяй, стреляй, — сказал Боб.
Импульсный пистолет в руках местного ополченца, совсем еще мальчишки, если я правильно научился распознавать возраст кленнонцев, ходил ходуном, что наверняка затруднит попадание. Впрочем, если и попадет, большого вреда от этого не будет — таким оружием тяжелый боевой скафандр не пробить.
— Вы кто такие?
— Разведка Альянса! — рявкнул Боб. — А как, по-твоему, кто мы? Замаскировавшиеся ящеры из авангарда, что ли? А свой хвост я спрятал в левую штанину скафандра?
— Откуда бы здесь взяться разведке Альянса?
— Не твоего ума дело, — сказал Риттер, выходя из-за могучей спины Боба. — Кто тут у вас старший?
— Майор Вэлл.
Вот даже как! Мистер Вэлл, глава службы безопасности клиники, так и не покинул своего поста, хотя оказался целым майором.

— Вызови его, — сказал Джек.
— Я…
— Ты идиот, — сказал ему Риттер. — Если бы мы были диверсантами, ты был бы уже мертв.
Не выпуская оружия из рук, мальчишка достал коммуникатор и коротко поговорил с кем-то на другом конце. Поскольку разговор велся на веннтунианском, а встроенного переводчика конструкция моей боевой брони не предусматривала, я уловил всего несколько слов, и суть беседы от меня ускользнула. Лишь по удовлетворенному хмыканью Риттера я понял, что все идет нормально.
Майор Вэлл явился минут через пятнадцать, в сопровождении еще троих боевиков. Все были облачены в легкую штурмовую броню кленнонского производства, и пусть слово «легкая» не вводит вас в заблуждение. Это мощный экзоскелет, увеличивающий и без того внушительную мышечную силу кленнонца раз в пять и защищающий большую площадь его тела от смертельных импульсов и осколочного оружия. Только шлема этой фигне и не хватает.
Бойцы Вэлла были вооружены плазмоганами, а сам он тащил трехствольную ракетницу.
Группа новоприбывших остановилась в пяти метрах, и стволы их бортовых орудий сразу же взяли нас на прицел, отчего уютнее в осеннем лесу не стало.
— Майор Вэлл, силы самообороны Веннту. — Его ракетница была направлена в землю строго между нами с Риттером. Если он всадит туда все три заряда одновременно, нам придется несладко даже в наших костюмах. — Теперь вы назовитесь.
— Капитан Риттер, служба внешней разведки ВКС Альянса, — сказал Джек, присваивая себе звание ниже майорского. Наверное, это какой-то психологический прием, а может быть, Вэллу известно, что полковники в подобных рейдах внешней разведки не участвуют.
— И что вы здесь делаете?
— Собираем разведданные, помимо прочего, — сказал Риттер. — Нас интересуют тактические схемы скаари, используемые ими при захвате планет земного типа.
— Их плохо видно из космоса?
— Вы ж понимаете, из космоса видно далеко не все, — сказал Риттер. — Не придумали еще такой техники, которая могла бы заменить разведчику его собственные глаза.
— Как вы сюда попали?
— В десантных капсулах.
— А как собираетесь обратно?
— Ты ж не думаешь, что я на самом деле тебе это расскажу, майор?
— Разумно, — согласился Вэлл. — Будет какая-нибудь помощь от Альянса?
— Я такие вопросы не решаю.
— Значит, не будет, — сказал Вэлл. — Тоже разумно.
— Имперский флот до вас не дошел.
— Ужасная потеря, — сказал Вэлл. — А то бы они могли устроить со скаари соревнование, кто здесь больше народу поубивает.
Похоже, этот парень не верит, что корона могла отринуть былые разногласия перед лицом внешней угрозы и на самом деле прийти веннтунианцам на помощь…
По сигналу Риттера мы сделали поляризованные щитки боевых костюмов прозрачными, и местные увидели наши лица. Судя по изменившемуся выражению лица, майор Вэлл узнал меня мгновенно, проигнорировав теорию, что для кленнонца все люди на одно лицо.
— Я почему-то не удивлен, — сказал Вэлл. — Тактические схемы скаари вас интересуют, значит?
— А также дальнейшая судьба моего спутника, — сказал я.

— Тактические схемы скаари вас интересуют, значит?
— А также дальнейшая судьба моего спутника, — сказал я.
— И какая мне выгода вам помогать?
— Никакой, — сказал Риттер. — Кроме морального удовлетворения от того, что ты помог врагу своего врага.
— В моем положении — это немного.
— В твоем положении никакой другой выгоды тебе и не получить, майор.
— И снова разумно, — согласился Вэлл. — Вы вообще, как я посмотрю, очень разумные люди. Особенно пока ящеры выжигают не вашу родную планету.
— Майор, ты ж понимаешь, приказы ВКС Альянса отдаю не я. И общую военную доктрину разрабатываю тоже не я.
— Можно подумать, если бы это был ты, что-то бы изменилось, капитан.
— Не думаю, — сказал Риттер. — Да и Альянса ли это вина, что скаари сейчас идут по вашей планете походным маршем? Ваш естественный союзник — Империя, и вы сами много лет рыли пропасть, которая разделяет вас сейчас.
— Мы боролись за свободу, — сказал Вэлл. — Тебе, цепному псу Солнечной системы, не понять, что означает это слово.
— Отчего ж, я понимаю, — сказал Риттер. — В вашем случае свобода — это боевые корабли скаари, безнаказанно висящие на вашей орбите. Не вы ли громче всех орали лозунги «Свобода или смерть»? Вот и довыбирались.
— Самое время поговорить о политике, — заметил я.
— Верно, — сказал Риттер. — Прости, майор, я увлекся.
— Так это был ваш сотрудник? — спросил Вэлл уже тоном ниже.
— Да, — сказал Джек.
— Я сразу подумал, что здесь что-то не так, — сказал Вэлл. — А уж когда они рванули отсюда на угнанном глайдере… Может, и теперь у вас получится отсюда уйти.
— Прости, майор, но этот путь только для нас, — сказал Риттер. — Захватить с собой мы никого не сможем.
— Даже того парня, которого вы забыли здесь прошлый раз?
— А мы еще можем его найти?
— Тюрьму Де-Мойна пока еще не разгромили, — сказал Вэлл. — Но я сильно сомневаюсь, что, даже если вы туда явитесь, вам его выдадут.
— То есть вам удалось его взять? — уточнил Риттер. — Живьем?
— Не скажу, что это было легко, но удалось, — не без нотки самодовольства в голосе заявил Вэлл. — Мы думали, он нам что-нибудь интересное расскажет.
— Рассказал?
— Разве что дознавателям в тюрьме.
— Де-Мойн, значит, — задумчиво сказал Риттер. — Это километров триста на запад отсюда, так?
— Хороший у тебя навигатор.
— А транспорт у вас какой-нибудь есть?
— Нет, — сказал Вэлл. — Да нам он тут и не нужен.
— Сколько вас тут?
— Восемь человек, — ответил Вэлл. — Остальные эвакуированы в Де-Мойн.
— А вы?
— А у нас две плазменные пушки.

— А вы?
— А у нас две плазменные пушки.
— «Тюльпаны»?
— Нет, ваши, — сказал Вэлл. — Еще со времен второй войны.
— Из черных поставок ВКС?
— Вам же была выгодна та война, — сказал Вэлл. — Лишний очаг напряжения у потенциального противника номер один… Впрочем, вы и сейчас не в пролете.
— Две антикварные пушки, значит, — сказал Риттер. — Много вы ими навоюете…
— Да уж сколько-нибудь навоюем, — сказал Вэлл. — Нам, капитан, многого и не надо. Это наша планета, отступать все равно некуда… Здесь родились, здесь и умрем, если повезет, пару ящеров с собой на тот свет захватим.
На лицах его спутников, включая и того мальчишку-часового, на которого мы наткнулись первым, читалась холодная решимость сделать все именно так, как говорил майор.
И таких тут несколько миллионов, и всем им некуда отступать.
Невесело.
— У скаари на континенте тяжелые шагающие танки класса «геноцид», — сказал Риттер. — Им ваши плазменные пушки что мне рогатка. Только краску царапать.
— Да все я понимаю, капитан, — сказал Вэлл. — Ну а что мне еще остается делать? Что здесь с двумя пушками, что в Де-Мойне с двумя батареями, что в столице с двумя десятками батарей, конец-то все равно один и тот же.
— Как нам попасть в Де-Мойн?
— Затяжным марш-броском. Нету у нас тут транспорта, капитан, и я ничем не могу тебе помочь. Даже если бы хотел. — Майор сплюнул под ноги, закинул ракетницу себе на плечо. — Пошли, парни.
Риттер всадил разряд нейродеструктора ему в затылок.
Справа от меня раздались еще два тихих щелчка, голубые молнии сорвались с оружия Боба и положили двоих бойцов с плазмоганами, следующим выстрелом Риттер срубил третьего.
Мальчишка, которого они оставили напоследок, успел выпалить по Бобу, но активная броня поглотила импульс, и боевик СБА тут же хладнокровно выстрелил ему в лицо.
Пятеро веннтунианцев превратились в трупы меньше чем за пять секунд.
— Майор сказал, их восемь, значит, где-то есть еще трое, — сказал Риттер Бобу. — Займись.
— Да, шеф. — Боб сунул свой нейродеструктор на штатное место, поднял с земли два плазмогана и скрылся за деревьями со скоростью, которую сложно было бы заподозрить в человеке его комплекции.
— А если бы они не эвакуировали персонал? — поинтересовался я.
— Значит, зачистка территории заняла бы куда больше времени, — сказал Риттер. — Или, что более вероятно, нам пришлось бы выбрать другую линию поведения.
— Можно было и сейчас что-то другое придумать.
— Я иду по пути наименьшего сопротивления, — сказал Риттер. — А эти парни… они здесь родились и хотели здесь умереть. Все так и вышло. Не мы, так скаари… Все население этой планеты мертво с того самого дня, как скаари сломили их орбитальную оборону. То, что некоторые из них ходят, разговаривают и стреляют, — это всего лишь недоразумение, небольшая статистическая погрешность. И разве пара дней имеет в таких вещах большое значение?
— Я думаю, те, кому так и так было суждено умереть, с тобой бы все равно не согласились.

— Этот майор — не такой уж дурак, — сказал Риттер. — И он наверняка не поверил, что у нас нет транспорта.
— Он повернулся к тебе спиной.
— Значит, все-таки дурак, — заключил Риттер. — Но рисковать я в любом случае не намерен.
Он крутанул нейродеструктор на пальце, как заправский ганфайтер[8] из фильмов про Дикий Запад, и я подумал о том, что, когда настанет мой черед, он пристрелит меня с той же легкостью, с какой он пристрелил этих парней, а потом вот так же крутанет на пальце свое оружие и пойдет дальше легким прогулочным шагом.
Спиной к таким людям лучше не поворачиваться.

ГЛАВА 7

Минут через пятнадцать, когда Риттер стал проявлять первые признаки беспокойства, а я начал подозревать лучшее, Боб все-таки вернулся, и на его броне не было ни единой отметины, свидетельствовавшей о том, что ее обладатель угодил в серьезную переделку и потому так задержался.
— Всех нашел? — поинтересовался Риттер.
— Троих, — сказал Боб. — Проблем не было. Заодно обнаружил тактический компьютер, минут пять ушло на то, чтобы скачать себе свежую информацию о состоянии дел на фронтах.
— И как оно?
— Линия фронта в двухстах километрах отсюда.
— Это довольно близко.
— Да, шеф.
— Хотя… тут же везде лес, правильно?
— Да.
— Ну, пехота. — Риттер повернулся ко мне. — С какой скоростью тяжелый танк класса «геноцид» способен передвигаться по лесу?
— Сорок километров в час в крейсерском режиме, — сказал я. — От нуля до сорока километров в час в режиме боя.
— Значит, надо исходить из того, что у нас есть пять часов, — сказал Риттер. — Или что там говорят карты? Встретит ребят какое-то серьезное сопротивление по пути сюда?
— Нет, — сказал Боб. — Есть только пара огневых точек вроде этой. Основные силы этого района сосредоточены вокруг Де-Мойна.
— Отсюда до Де-Мойна километров триста… — задумчиво сказал Риттер.
— Ты же не собираешься в Де-Мойн? — поинтересовался я.
— Феникс в Де-Мойне.
— Кстати об этом, шеф, — сказал Боб. — Я начинаю сомневаться, что тот парень, которого мы здесь ищем, это Феникс.
— С чего бы вдруг у тебя появились такие сомнения?
— Огневой контакт с местными показал, что они «мясо», — объяснил Боб. — Совсем не похожи они на парней, которые способны захватить Феникса живьем. Он несколько раз уходил от имперской военной разведки, не говоря уже о нас…
— Всякое бывает, — заметил Риттер. — В любом случае, кем бы ни был этот тип в тюрьме Де-Мойна, я все еще испытываю острую потребность с ним поговорить.
— И как ты это себе представляешь, мне любопытно? — спросил я.
— Мы отправимся в Де-Мойн и будем действовать по ситуации.
И ведь он даже не шутит, подумал я.

— Мы отправимся в Де-Мойн и будем действовать по ситуации.
И ведь он даже не шутит, подумал я. Он произнес это таким будничным тоном, что сразу становится понятно — именно так он и собирается поступить.
Интересно, у меня тут у одного инстинкт самосохранения хоть иногда включается?
— Де-Мойн на расстоянии примерно пятисот километров от передовых отрядов скаари, — сказал я. — Это значит, что через двенадцать-четырнадцать часов от города останутся только руины.
— На катере — полчаса ходу, это со всеми предосторожностями, — сказал Риттер.
— А дальше? — поинтересовался я. — Будем действовать, как здесь? Или оставим десантный бот в лесу и сольемся с толпой?
— Толпы тут слишком низкорослые, — сказал Риттер. — Боюсь, мы будем слишком выделяться.
— Город на военном положении, — заметил Боб. — Вряд ли трое чужаков могли бы сойти за своих, даже если бы местное население состояло из людей.
— Город полон беженцев, — задумчиво сказал Риттер.
— И все они в силовой броне Альянса? — поинтересовался я.
— Это проблема, — признал Риттер. — Честно говоря, в данной ситуации мне бы не хотелось расставаться с броней.
— В броне или без — мы все равно не похожи на кленнонцев.
— Значит, нет никакого смысла снимать скафандры, — заключил Риттер.
В тот момент полковник Риттер сделался похож на маньяка. Он был одержим идеей достать Холдена и отказывался видеть любые препятствия на пути к этой цели. Я не сомневался, что пройдет совсем немного времени, перед тем как он предложит нам брать тюрьму Де-Мойна штурмом.
Потому что других вариантов я все равно не видел. Самым разумным решением было убраться с Веннту куда подальше и предоставить событиям право развиваться естественным образом. Веннтунианцы окажут скаари символическое сопротивление и умрут героями, император в очередной раз выразит скорбь, скаари заполучат себе еще одну планету, Альянс останется при своем, а Риттеру придется искать другие пути, которые могут привести его к Визерсу.
Меня же при таком раскладе отправят на Землю, где дознаватели СБА окажут мне теплый и радушный прием, и гостеприимство их будет так велико, что мне придется задержаться там на годы…
Я вывел на тактический дисплей скафандра карту местности, нашел Де-Мойн, подробного плана города мой компьютер не хранил, зато среди карт, которые Боб слил с компьютера местных, такой план нашелся. Тюрьма, как это водится, находилась на окраине, окруженная промышленными районами, для защиты которых было выделено аж целых пять батарей. Вокруг, должно быть, полно военной и околовоенной техники, патрулей, мелких огневых точек и вооруженных отрядов, которые на схеме не отмечены.
Пробраться туда незамеченными у нас вряд ли получится.
— Спутников на орбите нет, — сказал Риттер, чьи мысли текли примерно в том же направлении. — Но у них наверняка есть радары, которые засекут катер на подлете.
— Проделать часть пути на катере, остальное пешком, — предложил Боб.
— Чтоб нас не засекли, катер придется оставить километров за пятьдесят, — сказал Риттер. — Это слишком опасно: нет никакой гарантии, что нам удастся отойти в том же направлении и что катер будет спокойно нас дожидаться.

Тут ведь война, знаешь ли.
— Когда мы только собирались во все это вляпаться, война тут уже была, шеф, — философски заметил Боб. — Я думал, у тебя есть план, который предусматривает это досадное обстоятельство.
— Признаться, я не думал, что объект окажется в тюрьме, — сказал Риттер.
— Зато мы точно знаем, где он, — сказал я. — Это лучше, чем выслеживать его по лесам.
— Вот видишь, во всем можно найти положительные стороны, — сказал Риттер Бобу. — Учись.
— Ай-ай, господин полковник, сэр! — рявкнул Боб. — Буду учиться.
— Насколько ты хороший пилот? — поинтересовался я у господина полковника.
— Средний, — признался он. — Чудеса высшего пилотажа проделать не смогу, ну так наш транспорт на них и не способен. А почему ты спрашиваешь?
— Как только мы поднимемся над лесом, мы станем легкой добычей для радаров, — сказал я. — И я не уверен, что это будут только веннтунианские радары.
— Летать на десантном боте между деревьями я точно не смогу, — заявил Риттер. — Впрочем, никто не сможет. И не только на десантном боте. Это уже не высший пилотаж, это за гранью чудесного.
— В сорока километрах отсюда есть река, которая протекает и через Де-Мойн, — сказал я.
— И если лететь над поверхностью воды, то нас примут за прогулочный катер, — сказал Риттер. — Самое время для водных прогулок, чего уж тут.
— Но это лучше, чем идти над лесом.
— Лучше, — сказал Риттер. — Допустим, мы сможем подобраться к городу, паря над рекой. Но основной проблемы это не снимает.
— Если правильно выбрать момент, то основную проблему снимут скаари, — заявил я.
— То есть? — насторожился Риттер.
— Проникнуть в город на волне хаоса, который непременно возникнет при начале боя, — сказал я.
— Рискованно, — сказал Боб.
— Очень рискованно, — согласился Риттер. — И это сильно ограничит нас по времени, так как я предвижу, что бой будет весьма скоротечным.
— Учитывая, что скаари работают основательно — от двадцати до сорока минут, — сказал Боб. — Максимум час, но я бы на это рассчитывать не стал.
— И за это время нам надо проникнуть в город, ворваться в тюрьму, найти там Холдена и все из него вытрясти.
— Без учета пункта «все из него вытрясти» — это и займет от двадцати до сорока минут, — сказал Боб. — И это с нормальным штурмовым отрядом, а нас тут всего трое.
— С другой стороны, достаточно просто вытащить Холдена из тюрьмы, — сказал Риттер. — Все из него вытрясти мы можем и позже.
— Если он не улизнет от нас, воспользовавшись волной хаоса, которая непременно возникнет при начале боя, — сказал Боб.
— Годный план, — согласился Риттер. — Пожалуй, так мы и поступим.

Признаться честно, я не был особенно удивлен.
С тех пор, как я услышал, что мы отправляемся на Веннту, я ожидал чего-то в этом роде.

С тех пор, как я услышал, что мы отправляемся на Веннту, я ожидал чего-то в этом роде. Штурм тюрьмы Де-Мойна под перекрестным огнем веннтунианской обороны и скаари был еще не самым плохим вариантом из тех, что рисовало мне мое чрезмерно богатое воображение.
Не знаю, на что рассчитывал Риттер, но он тоже не был подавлен нарисовавшейся перед нами перспективой. Задача была сложной, но решаемой и куда более конкретной, чем то, что нам предстояло изначально — найти одного человека в лесах охваченной войной планеты.
Что по этому поводу думал Боб, так и осталось неизвестным.
Мы задержались на территории клиники еще на двадцать минут, которые потребовались Бобу для того, чтобы вытряхнуть самый высокорослый труп из его брони, а потом избавить броню от избытка вооружения. Запасной комплект предназначался для Холдена и должен был предоставить ему лишние шансы на выживание в условиях городского боя. При условии, что он сумеет влезть в костюм, предназначенный для кленнонца. Даже если учесть, что отсутствие шлема несколько повышает шансы на успех, с ростом Холдена это может оказаться совсем непростой задачей. С другой стороны, сам факт, что Риттер озаботился подобными вопросами, свидетельствовал о его неуемном оптимизме.
Пока мы шли обратно к катеру, я поймал себя на мысли, что постоянно влипаю в ситуации, когда приходится действовать на грани. Каждая переделка, в которой я побывал за последние годы, могла стать последней, и несколько раз меня выручало только слепое везение. Ну, и мое чувство опасности, конечно.
Если бы я был человеком хоть с какими-то склонностями к мистике, мне было бы уже пора задуматься о том, что судьба бережет меня для чего-то грандиозного. Но никаких склонностей к мистике я за собой не замечал, а потому списал все это на обычное стечение обстоятельств. Бывают в жизни и более странные истории.

Вам когда-нибудь снился сон, как вы приходите в какую-нибудь компанию или просто идете по улице, полной людей, и вдруг обнаруживаете, что вы абсолютно голый? В этом сне вам неловко и неуютно, вы чувствуете себя центром внимания, объектом, к которому устремлены взгляды всех присутствующих, и при этом вы абсолютно беззащитны.
Пока Риттер вел катер в бреющем полете над лесом, меня не покидало точно такое же ощущение. Словно я гол, беззащитен и у всех на виду. И хотя Джек утверждал, что брюхом наш катер касается верхушек деревьев, легче мне стало только тогда, когда мы достигли реки.
Риттер явно поскромничал, когда говорил о своих средних способностях к пилотажу. Он вел десантный бот на высоте не больше полутора метров от поверхности воды и при этом старался держаться вплотную к поросшему деревьями берегу, чтобы минимизировать шансы обнаружения нашего транспорта сверху.
Жаль, что эта штуковина негерметична и не умеет передвигаться под водой.
Когда до города оставалось не более двадцати километров, Риттер посадил катер на небольшой полянке, обнаруженной им на противоположном берегу, и объявил, что тут мы и будем ждать до часа «икс». Заглушив двигатель, он присоединился к нам с Бобом в салоне, заявил, что напоследок хотел бы подышать воздухом планеты, которая, вполне возможно, станет его последним пристанищем, нараспашку открыл десантный люк и сдвинул лицевой щиток своего шлема.
Сделал несколько глубоких вдохов, хищно раздувая ноздри.
— Лес, — объявил он. — Никогда не понимал всех этих восторгов по поводу лесного воздуха. Кислород и кислород, ничем не хуже того, который выдает исправный корабельный рециркулятор.
Я тоже сдвинул щиток, отключив автономную систему вентиляции скафандра, и вдохнул частицу холодной осенней атмосферы Веннту.

Местный воздух пах хвоей и тревожными предчувствиями.
Боб проворчал нечто маловразумительное по поводу того, что не стоит расслабляться накануне опасной операции и забывать о том, что мы находимся на враждебной планете, но потом любопытство взяло верх, и он присоединился к нашему дыхательному эксперименту. Заодно можно было говорить нормально, не пользуясь встроенными в костюмы средствами связи.
— Чем больше я обо всем этом думаю, тем меньше мне это все нравится, — заявил Риттер.
— Ты о штурме тюрьмы под огнем противника? — поинтересовался Боб. — Я тоже не в диком восторге, но это может сработать.
— Нет, я вообще, — сказал Риттер. — Как-то все слишком просто.
— Просто? — изумился Боб. — Что именно кажется тебе простым, шеф?
— Все происходящее, — сказал Джек. — Сам посуди, прошло столько времени, а первые же люди, которые повстречались нам сразу после высадки, оказались в курсе, где этот чертов Холден, да и сам он, вместо того чтобы скрыться в лесах и благополучно пропасть без вести, позволил себя арестовать и спокойно сидит в тюрьме.
— Иными словами, ты уже и сам не веришь, что это Феникс, — констатировал Боб.
— Феникс он или нет, это не отменяет ценности информации, которой он может владеть, — сказал Джек. — Просто я не рассчитывал, что нам так легко удастся напасть на его след.
— Должно же было и нам когда-нибудь повезти, — сказал Боб.
— Везение — это шанс для того, кто готов им воспользоваться, — сказал Риттер.
— Может быть, нам следует обсудить какие-то более насущные вопросы? — поинтересовался я.
— Например?
— Например, что мы будем делать, когда скаари атакуют город.
— Ворвемся в тюрьму, освободим Холдена и сделаем ноги, — сказал Боб. — Ты же сам предложил этот план.
— Да, но подробности…
— Подробности несущественны, — сказал Боб. — Мы слишком мало знаем о том, в каких условиях придется действовать, и нет никаких возможностей узнать больше. Значит, придется импровизировать. Преждевременное планирование в таких делах только вредит.
— Боб у нас не любит планирование, — сказал Риттер. — Если бы он был музыкантом, то не любил бы партитуры.
— Просто я привык действовать в «поле», — сказал Боб. — А в «поле» все обычно проходит не так, как вы планируете в своих кабинетах.
— Если ты вдруг не заметил, то мой кабинет сейчас рядом с твоим «полем», — сказал Риттер.
— Вот и избавляйся от дурной привычки планировать все наперед, — сказал Боб. — Алекс, скажи ему.
— Что мне ему сказать?
— Ты же воевал со скаари на Новой Колумбии. Много вы там планировали наперед?
— Нет, — сказал я. — Но это была не такая война, как здесь.
— Все войны одинаковые, — не согласился со мной Боб. — Периоды ожидания, такие как сейчас, сменяются вспышками бурной деятельности, когда ты стараешься убить как можно больше народа, чтобы этот самый народ не убил тебя.

— Периоды ожидания, такие как сейчас, сменяются вспышками бурной деятельности, когда ты стараешься убить как можно больше народа, чтобы этот самый народ не убил тебя. И если тебе таки посчастливилось пережить эту бурную вспышку деятельности, то для тебя снова наступает период ожидания. Такой, как сейчас.
— Это война с точки зрения рядового, который не видит общей картины, — сказал Риттер.
— Я — всего лишь сержант, а ты — целый полковник, шеф, — сказал Боб. — Поведай мне об общей картине. Или ты, Алекс.
— Я вообще штатский.
— Ты — лейтенант в войсках Левантийского Калифата, — напомнил мне Риттер. — Подразделение «Черные драконы». Легендарный отряд спецназа, элита элит.
— Это формальность, — сказал я. Названый сын верховного правителя Калифата просто по определению не может быть штатским. — Ты еще вспомни о моем капральском чине в пехоте ВКС Альянса.
— Официально ты пропал без вести, — сказал Риттер. — Так что если ты вернешься и сможешь убедительным образом оправдать свое отсутствие в течение всего этого времени, тебя запросто могут восстановить в звании.
— И СБА не будет возражать?
— Будет, — сказал Риттер. — Я же рассказал тебе только о стандартном поведении руководства ВКС. А мое начальство наверняка посчитает, что человек с твоими способностями и твоим опытом слишком ценен, чтобы делать его простым капралом в пехоте.
— Твое начальство замолвит словечко, чтобы меня назначали сразу сержантом?
— Что-то вроде того, — сказал Риттер. — Блестящая карьера для наследника трона на Леванте, не так ли? Но у нас демократия, знаешь ли. У нас все равны.
— Расскажи об этом во Вселенной неудачников, пусть люди посмеются.
— У них были такие же шансы, как и у всех нас, — сказал Риттер. — Теоретически.
— Я — анахронизм и пережиток темного прошлого, — сказал я. — И я имею тебе сообщить, что мне не особо нравятся ваши теории.
— Других теорий у меня для тебя нет.
— А знаете, что самое смешное в этих теориях? — поинтересовался Боб. — Наступают такие времена, когда во имя этих теорий нам придется умирать.

— «Тарантулы», они же тяжелые шагающие танки класса «геноцид», назывались танками лишь из-за недостатка воображения того, кто составлял эти классификации. По крайней мере, я мог объяснить это только недостатком воображения и дурной привычкой подыскивать для инопланетной военной техники знакомые названия. Увидел нечто здоровое, стреляющее и умеющее передвигаться только по земле и назвал танком.
Хотя на самом деле никакой это не танк. Этак и неуклюжие «шагуны», которые придумал для своих «Звездных войн» Джордж Лукас, тоже можно танками обозвать.
А вот слово «геноцид» присутствовало в названии совсем не случайно.
Когда я еще был пехотинцем — а сейчас мне кажется, что было это очень давно, — несколько часов в неделю мы Посвящали изучению военной техники потенциального противника. Конечно, большую часть времени нас натаскивали на кленнонцев, но поскольку скаари тоже нельзя было сбрасывать со счетов, несколько занятий посвятили и им.

А «тарантулы» — это такая штука, которую при всем желании не забудешь, даже если у тебя нет эйдетической памяти. Вид этой хреновины, особенно в динамике, пусть и смоделированной на компьютере, производит на человека неизгладимое впечатление.
Ни у Альянса, ни у Империи аналогов такой техники не было. Наверное, просто потому, что трудно было представить, зачем может потребоваться такая штуковина в эру звездных войн, когда с орбиты можно поразить находящуюся на поверхности цель размером со спичечный коробок.
Вот скаари в свое время они зачем-то понадобились.
Память услужливо подсказала мне несколько строчек из энциклопедии, прочитанной еще в двадцатом веке. Согласно классическому определению, танк — это боевая гусеничная бронированная машина, основным оружием которого является пушка, а в качестве вспомогательных используются несколько пулеметов. В принципе с учетом эволюции военной техники «тарантул» можно назвать танком, так как в нем присутствует все вышеперечисленное, кроме гусениц. Но внешне «тарантулы» на танки совсем не похожи.
Если смотреть на них с высоты птичьего полета, они похожи на пауков. На гигантских, двенадцатиногих, бронированных и сверкающих на солнце пауков.
Каждый «тарантул» — это самоходная крепость с атомным реактором. Дискообразный корпус около пятидесяти метров в диаметре вознесен на высоту двадцати пяти метров и передвигается по поверхности при помощи двенадцати двухсуставчатых «ног».
Каждая из «ног» заканчивается двухметровым буром, способным работать практически с любыми породами. В бою устойчивость сохраняет при наличии хотя бы трех, так что опрокинуть его чертовски непросто.
Собственный экипаж танка состоит из тридцати двух особей скаари, плюс каждый «тарантул» способен принять на борт до сотни пехотинцев. От двух до четырех слоев брони, вооружение зависит от того, какому клану принадлежит техника и насколько продвинуты технологии этого клана. В стандартном наборе есть плазменные пушки, скорострельные импульсные пушки, огнеметы, имеющие дело с усовершенствованными потомками старого доброго напалма, несколько ракетных установок. Скаари используют «тарантулы» для полной зачистки местности, отсюда и слово «геноцид» в названии.
По сравнению с другими единицами военной техники, «тарантулы» работают неторопливо, зато методично и очень скрупулезно. Там, где они проходят в боевом режиме, в живых больше никого не остается.
Существовало несколько теорий, которые пытались объяснить, для чего ящерам понадобилось изобретать подобную военную технику, — и в каждой из них фигурировали планеты с крайне тяжелыми климатическими условиями, из-за чего нельзя было использовать летательные аппараты, а также со сложным рельефом, который мешал движению обладающего колесами или гусеницами транспорта.
Единственным воспоминанием из прошлого, с которым у меня ассоциировались эти хреновины, были страйдеры из незабвенной игры «Half-life 2», разве что ног у них было в четыре раза меньше. Покрытые прочной броней, механобиологические симбионты наводили ужас на обитателей Сити-17 и повстанцев из Белой Рощи, потому что сочетание тяжелого вооружения и потрясающей прочности делало их поистине непобедимыми. Только Гордон Фримен мог щелкать их, как орешки, ну так на то он и Гордон Фримен. Помимо университетского образования у него есть суперкостюм, гравипушка, куча оружия, бомбы Магнуссона и красный гвоздодер, который все почему-то ошибочно называют монтировкой.
Интересно, как скоро после того, как я покинул двадцать первый век, разработчики выпустили давно обещанный ими третий эпизод?[9]
Первым признаком приближения «тарантулов» оказался густой дым лесных пожаров на горизонте.

Шагающие танки выжигали перед собой просеку.
Я постарался представить, что жители Де-Мойна чувствуют при виде этого дыма. У меня не получилось. Наша троица собиралась воспользоваться сумятицей боя и улизнуть отсюда, им же отступать было уже некуда.
Как чувствует себя человек, зная, что предстоящая схватка будет последней не только для него, но и для всех его друзей, родственников и знакомых, в перспективе — для всего его народа? Никому не пожелаешь такое узнать.
— Еще три-четыре часа, прежде чем ящеры начнут работать по городу, — сказал Боб.
— Если вдуматься, они воюют крайне неэффективно, — сказал Риттер. — Этот чертов Де-Мойн можно разнести одним прицельным ударом с орбиты. И хотя я должен признать, что эта их неэффективность нам на руку, потому что иначе не видать бы нам этого Холдена как своих ушей, это все равно чертовски странно.
— Странно уже то, что они вступили в войну на такой ранней стадии, — сказал я.
— Да и выбор планеты для первого удара обычным не назовешь, — согласился Риттер. — Очень трудно все это объяснить с точки зрения общепринятой логики.
— Начинается, — вздохнул Боб. — Иногда, а особенно в тех случаях, когда дело касается Чужих, вовсе не обязательно искать объяснения каждому их ходу.
— Зная объяснения уже сделанных ходов, легче угадать следующий.
— Ключевое слово тут «гадать», — сказал Боб.
— Со скаари всегда так, — согласился Риттер. — Существование этих их «оракулов» не вписывается в рациональную картину мира, которую пытается нарисовать СБА, и это способно внести хаос в любые предварительные расчеты.
— Неужели вы никак не пытались это объяснить? — поинтересовался я.
— Пытались, — сказал Риттер. — Но внятной формулировки я до сих пор не услышал. Говорят, что это каким-то образом связано с физикой четвертого измерения, но мы слишком мало о ней знаем, и катастрофа, постигшая темпоральный проект, света на этот вопрос тоже не пролила. Оракулы скаари способны видеть будущее, это вот такой факт. При каких условиях, как далеко они могут заглядывать и способны ли они проделывать этот фокус просто по желанию — все это остается для нас загадкой. Сами ящеры не особо распространяются на эту тему.
— И я их понимаю, это же огромное стратегическое преимущество, — сказал я.
— Сложно определить, насколько оно огромно, — сказал Риттер. — Мы с ними никогда толком не воевали. Несколько локальных стычек и бойня на астероидах — это сущие пустяки по сравнению с тем, что они время от времени творили внутри Гегемонии. Конечно, у нас есть тактические схемы нескольких самых крупных их сражений, но сложно определить, насколько на ход войны повлияло наличие «оракулов». Особенно если учесть, что чаще всего «оракулы» есть у обеих вовлеченных в конфликт сторон.
— Странно еще и то, что такая древняя раса за все время так и не смогла побороть междоусобицы и образовать единое государство, — сказал я.
— Ценность единого государства сильно преувеличена, — сказал Риттер. — По сути, оно эффективно, только когда речь идет о пределах одной звездной системы. С увеличением расстояний эффективность централизованного управления падает все больше. Планета, на которой мы сейчас находимся, самый яркий тому пример.

С увеличением расстояний эффективность централизованного управления падает все больше. Планета, на которой мы сейчас находимся, самый яркий тому пример. Если уж кленнонцы, которых выращивают в пробирках и которым с детства промывают мозги, не сумели сохранить территориальную целостность своей Империи… Гипердрайв достаточно быстр, чтобы сделать возможными звездные войны, но для эффективного ежедневного управления десятками планет из единого центра нужен Нуль-Т.
— Нуль-Т на данный момент — это фантастика, — сказал Боб.
— Лучше бы оно так фантастикой и осталось, — сказал Риттер. — Существование мгновенной нуль-транспортировки при нынешнем состоянии дел — это хаос.
— Но ты говоришь, что без него Альянс разваливается на части.
— Сейчас дела обстоят так, что с ним Альянс развалится еще быстрее, — сказал Риттер. — Так быстро, что со стороны это будет похоже на взрыв.

Через два часа дым заволок уже все небо, а воздух настолько пропитался запахом гари, что стало трудно дышать, и мы вернули на место лицевые щитки наших скафандров.
Самих «тарантулов» мы пока не видели — они двигались по просекам, а окружающие их деревья были куда выше двадцати пяти метров и скрывали их от нашего взора.
Риттер приказал Бобу задраить люк, а сам уселся за управляющие джойстики.
— Прежде чем оно все начнется, я хотел бы, чтобы вы уяснили главное, — сказал Риттер. — Наша цель — Холден, и он нужен нам живой. Здесь у нас нет ни друзей, ни союзников, и любой, кого мы встретим на пути, является нашим врагом, которого следует уничтожить. Потому что только мертвый враг не стреляет в спину.
— Это ты мне рассказываешь? — поинтересовался Боб.
— Нет, — сказал я. — Это он мне.
— Это я всем, — сказал Риттер. — И себе тоже. Я, знаете ли, не каждый день в боевых акциях участвую.
Тем не менее майора Вэлла и его людей он застрелил без всяких колебаний, а я потом спорил с ним о целесообразности его действий. Значит, это он все-таки мне.
У нас слишком маленькая команда, и Риттер, как командир, должен быть уверен в каждом.
Несмотря на то что я это все понимаю, перспектива стрелять в веннтунианцев, которые могут оказаться у нас на дороге, мне не улыбалась. Но если их будут убивать Риттер и Боб — это ведь немногим лучше…
Тайная операция тем и отличается от войны, что своих здесь нет.

ГЛАВА 8

Город горел.
Три боевые машины скаари заходили на него с разных сторон, поливая Де-Мойн огнем. Местное ополчение вяло отстреливалось из плазменных орудий, но ощутимого вреда это «тарантулам» не наносило. Для того чтобы пробить активную броню скаари, нужно несколько раз подряд попасть в одно и то же место, а это далеко не просто, учитывая, что танк движется, а шанс на второй выстрел предоставляется далеко не всем.
Риттер вел наш десантный бот над поверхностью реки, воды которой кипели, а поднимающийся от них пар смешивался с дымом пожарищ.
Наш план работал. Никто не обращал на нас никакого внимания.
Конечно, это было рискованно и безрассудно, и, кроме того, существовала некоторая вероятность, что тюрьма будет разрушена первым же случайным ударом «тарантулов», но наши расчеты строились на том, что в первую очередь скаари будут подавлять огневые точки.

Кроме того, здания на пережившей несколько орбитальных бомбардировок Веннту больше строили по принципу вглубь, нежели ввысь, и тюрьма Де-Мойна не была исключением. Если Холдена содержат на одном из подземных уровней, у нас будет еще некоторое количество времени в запасе.
Или нет.
Риттер дернул катер влево, тут же веселым голосом сообщил, что мы едва избежали ракетного обстрела, а сейчас настало время покинуть реку и выдвинуться в промышленный район, в глубине которого находится тюрьма.
— Есть хорошие новости, парни, — добавил Джек. — Больших разрушений я пока не вижу.
Обратная сторона этих хороших новостей заключается в том, что там, где нет разрушений и скаари, может все еще оставаться много кленнонцев.
— Три минуты до высадки, — сообщил Риттер. — Я постараюсь посадить корабль подальше от зданий, чтобы его не завалило обломками в случае сами понимаете чего.
Я все-таки очень люблю оптимистов.
— Очень жаль, что вы не можете видеть того, что вижу я, — продолжал Риттер. — Зрелище, доложу я вам, весьма поучительное.
Боб не выказал ни капли сожаления относительно того, что он лишен весьма поучительного зрелища, открытого полковнику Риттеру. Я в принципе тоже не сильно страдал из-за отсутствия в салоне картинки.
Если в нас попадут, я и так об этом узнаю. А остальные подробности сейчас не особенно интересны.
И вот тут оно пришло.

— Справа! — заорал я. — Меняй курс, Джек!
— Какого… — недоуменно начал Риттер, но, видимо, джойстик все-таки дернул, может быть, услышав меня, может быть, чисто рефлекторно.
Катер вильнул влево и вверх.
Тогда я понятия не имел, что именно нам угрожало, но я до сих пор считаю, что этот крик тогда спас нам троим жизнь.
Мы увернулись от прямого попадания, и ракета разорвалась где-то под днищем. Взрывная волна закрутила катер и швырнула его в сторону. В стороне, как выяснилось чуть позже, оказалось какое-то промышленное здание, которое мы совместно со взрывной волной превратили в руины.
Все, что я помню о том моменте, это сильный удар, дикий шум, пол и потолок, несколько раз поменявшиеся местами, а потом — страшный скрежет и несколько мгновений полной тишины, которые закончились витиеватым ругательством полковника Риттера.
Боб отлип от стены, я помахал ему бронированной перчаткой.
— Мы тоже живы, босс, — сказал Боб.
— А катер кончился, — сказал Риттер, появляясь в десантном отсеке. — Дальше придется идти пешком.
Люк заклинило.
Боб, напомнив, что ему уже доводилось сталкиваться с таким раньше, попросил нас отойти к стене, а потом прожег новое выходное отверстие при помощи плазмогана, капли плавящегося металла брызнули внутрь катера вместе с ручейком расплавленного строительного пластика.
Несмотря на то что «тарантулы» еще находились километрах в десяти от города, и то, через что мы летели, было всего лишь артподготовкой, — снаружи царили форменные хаос и ад, как, собственно говоря, и должно было быть в условиях городского боя.
До тюрьмы оставалась всего пара кварталов, ближайшие к нам улицы заволокло дымом, это нам на руку. Веннтунианцев в пределах прямой видимости не наблюдалось.
— Ты ничего не забыл, Боб?
— Например?
— Запасной костюм для нашего друга.

Веннтунианцев в пределах прямой видимости не наблюдалось.
— Ты ничего не забыл, Боб?
— Например?
— Запасной костюм для нашего друга.
Боб снова скрылся в проделанном им отверстии, а когда появился, нес в руках пехотную броню, которую мы захватили для Холдена. Мы с Риттером помогли закрепить ее на спине Боба, чтобы она не мешала ему бежать и стрелять, и со стороны теперь казалось, что Боб тащит еще одного человека. Только безголового.
Половина зданий уже была отмечена следами разрушений, но сама тюрьма пока стояла нетронутой.
На контрольно-пропускном пункте никого не было. Боб пинком вынес дверь, а Риттер подключился к уцелевшему терминалу.
— Самое время выяснить, что накануне штурма они отпустили всех заключенных, — сказал я.
— Сомневаюсь, — сказал Риттер. — Да и куда им идти?
— А куда ушел охранник?
— Попрощаться с семьей, — предположил Джек. Его пальцы осторожно отстукивали команды на клавиатуре. — А ты был прав, часть заключенных они отпустили. Тех, за кем ничего серьезного не числилось. Но наш друг здесь. Первый корпус, минус третий уровень, камера номер двести восемьдесят шесть.
— Охраны много?
— Три человека на КПП при входе в корпус, по одному на этажах. Теоретически.
Ага. Если нам повезет, все охранники окажутся семейными людьми, и мы никого из них не встретим.
Понятия не имею, как бы я сам поступил на их месте — у меня никогда не было семьи, да и большого количества людей, с которыми мне хотелось бы попрощаться перед смертью, я вспомнить не мог.
Вообще ни одного не мог вспомнить.
В пятистах метрах к северу от тюрьмы обнаружила себя одна из местных батарей. Выплюнутые ее орудиями шары плазмы пролетели над городом и скрылись на северной окраине.
Погано. Сейчас скаари попытаются накрыть ее ответным залпом, и не факт, что мы не окажемся в радиусе поражения.
Полковник Риттер, очевидно, пришел к тем же выводам.
— Двигаем! — рявкнул он и на всех парах рванул в сторону первого корпуса. Поскольку он торопился, то на выходе не совсем вписался в дверной проем и выломал плечом солидный кусок стены.
У одного из охранников семьи не было, и последним человеком, которого он видел в этой жизни, стал полковник СБА Джек Риттер, всадивший смертельный импульс ему в грудь. Двадцать секунд понадобилось Джеку, чтобы взломать электронный замок, и вот мы уже на лестнице.
Мы миновали минус второй этаж, когда здание тюрьмы содрогнулось, и сверху посыпались обломки пластика. Похоже, что скаари таки попытались накрыть батарею ответным залпом, в очередной раз сообщая нам, какую глупость мы совершили.
Проникновение в город во время атаки скаари было очень рискованно. Но до атаки оно было попросту невозможно.
Дверь на третий подвальный уровень оказалась закрыта. Боб взял короткий разбег и вынес ее плечом, заодно выломав здоровенный кусок стены. Охранник, должно быть, очень удивился нашему появлению. Так удивился, что даже за оружие схватиться не успел.
Шедший первым Боб размозжил ему голову ударом бронированного кулака.
Половина камер на уровне пустовала. Оставшиеся заключенные реагировали на наше появление по-разному, большей частью им было все равно. Людям объяснили, что они при любом раскладе умрут, и, похоже, что они уже смирились с этой мыслью.

Людям объяснили, что они при любом раскладе умрут, и, похоже, что они уже смирились с этой мыслью.
Или просто устали от истерик.
Дверь двести восемьдесят шестой камеры была закрыта, но датчики свидетельствовали, что заключенный на месте и бодрствует. Эту дверь Боб выносил уже более аккуратно, предварительно попросив местного узника отойти от нее подальше.
После второго удара ногой дверь повисла на одной петле, и мы увидели Холдена. Он был одет в оранжевую арестантскую робу, и похоже, что с тех пор, как его арестовали, он ни разу не брился, но в остальном это был все тот же Холден.
Пока Боб ломал дверь, он сидел в дальнем углу камеры, прикрывшись матрасом от случайных обломков. Когда мы вошли в камеру, он отбросил матрас, встал в полный рост и одарил нас кривой ухмылкой.
— Кто вы такие? Я вас не знаю.
Вместо ответа Риттер сделал лицевой щиток шлема прозрачным, я же просто откинул свой в сторону.
— А, кавалерия, — сказал Холден. — Признаться, я ждал, что вы заявитесь чуток пораньше.
Я ответил ему штампом из дрянных боевиков, штампом, который в этом времени мог понять только он:
— Ужасные пробки на дорогах.
— А я уж было начал нервничать, — сказал он. — Твои друзья из СБА или…
— Никаких «или».
— Чудесно. Скаари уже вошли в город?
— Нет, но они уже близко.
— Боб, давай вручим нашему другу его новый костюм, и пусть он попробует в него влезть, — вмешался в нашу беседу Риттер.
Боб повернулся спиной, предоставляя Риттеру право освободить его от тяжелой ноши. Брови Холдена от изумления взлетели вверх.
— Костюмчик явно не в СБА шили, — констатировал он. — А где шлем?
— Нету шлема, — сказал я. — Береги голову, Генри.
— Размер явно не мой.
— Других в местном супермаркете не было.
Риттер закончил возиться с нижней частью костюма, и Холден принялся натягивать ее поверх оранжевого комбинезона. Похоже, что он ждал нас или кого-то вроде нас. По крайней мере, он совсем не удивился, когда в его камеру в кленнонской тюрьме ворвались люди, носящие боевую броню Альянса.
— Где ваш транспорт? — поинтересовался он.
— В режиме «стелс» на дальней орбите.
— Это очевидно, — сказал Холден. — Но я спрашивал не об этом. Меня интересует транспорт для передвижения по планете. Тот транспорт, что вытащит нас из-под огня в тихое и безопасное место, где мы сможем поговорить. Ведь вы для этого сюда явились — поговорить?
— И для этого тоже, — заверил его Риттер. — Но такого транспорта у нас нет.
Эта новость так рассмешила Холдена, что он даже на время отвлекся от нелегкого процесса надевания неподходящего по размеру костюма.
— А теперь, когда оценил шутку, я хотел бы услышать про истинное положение дел, — заявил он, отсмеявшись.
— Именно так они и обстоят, — холодно сказал Риттер. — Наш десантный бот получил повреждения, когда мы летели сюда.
— И какой план?
— Предполагается, что в таких ситуациях мы должны импровизировать, — сказал Риттер.

Сверху опять громыхнуло, посильнее, чем в первый раз.
Холден принялся натягивать верхнюю часть костюма. Чтобы активировать все его свойства, эти части надо соединить. Непростая задача, если учесть, что костюм создавали для кленнонца, а Холден был выше не только среднестатистического кленнонца, но и среднестатистического человека.
— Может быть, нам попробовать отсидеться здесь? — предложил Боб.
— Нет, это глупо, — отмел мысль своего подчиненного Риттер. — Скаари прекрасно знают, что города на Веннту растут больше вниз, чем вверх, и рассчитывать на то, что они разнесут все на поверхности и пойдут дальше, нам не приходится. Тут больше половины населения наверняка по подвалами сидит.
— Но на поверхности сейчас ад.
— Да, подземный ход нам бы не помешал, — согласился я. — Как насчет канализации?
— А у тебя есть схема коммуникаций города? — поинтересовался Риттер.
— Нет.
— Забавное совпадение, у меня тоже.
— Ребята, а вы точно из СБА? — спросил Холден. — Больше похоже на группу школьников на экскурсии.
— Ты проторчал здесь дольше нашего и явно ждал, пока мы появимся, — сказал я. — У тебя у самого есть какой-нибудь план?
— Мой план заключался в том, чтобы дождаться вас, — сказал Холден. — Я-то ожидал, что вы явитесь под звуки фанфар и под прикрытием трех линкоров и целой эскадры крейсеров.
— Ты явно переоцениваешь ценность своей личности для мироздания, — заметил Риттер.
— Своей — может быть, — сказал Холден.
— Ты когда-нибудь закончишь одеваться?
— Я стараюсь.
— Мы на окраине, — сказал Боб. — До леса всего четыре квартала.
— Но там стреляют из больших пушек, — сказал Риттер.
— У вас есть связь со своими кораблями? — поинтересовался Холден. — Или все в катере осталось?
— Есть, но это только на самый крайний случай.
— Ага, — сказал Холден. — То есть сейчас случай еще не крайний?
— Каким образом связь с кораблями нам сейчас поможет?
— Сильно зависит от того, какие там корабли.
— Два малых судна для спецопераций.
— И все? — удивился Холден.
— Мы не войну прилетели выигрывать.
— Ну да, ну да, — сказал Холден. — Если так, то связь с ними нам сейчас действительно не поможет. Я начинаю думать, что для меня было бы безопаснее, если бы вы и вовсе сюда не заявлялись. Кстати, я закончил одеваться.
И он действительно закончил. Не знаю, как у него это получилось, но ему удалось втиснуться в кленнонскую броню, отчего мне даже показалось, что он стал ниже ростом. Желая продемонстрировать, что он способен в нем двигаться, Холден несколько раз подпрыгнул и секунд пять по боксировал с тенью.
— Неплохо сел костюмчик, — констатировал я.
— Сам удивляюсь. Но если я останусь в нем надолго, то наверняка заработаю искривление позвоночника.

— Сам удивляюсь. Но если я останусь в нем надолго, то наверняка заработаю искривление позвоночника.
Сверху опять громыхнуло, в соседней камере кто-то истерически закричал, очень скоро крик перешел в панический визг. Несмотря на это, мысль выпустить остальных заключенных ни у кого из нас не возникла. В лучшем случае, открытые двери камер могли бы подарить им несколько лишних минут жизни, в течение которых они только будут путаться у нас под ногами.
— Выдвигаемся, — скомандовал Риттер.

Когда мы поднимались по лестнице, здание тряхнуло еще раз, гораздо сильнее, чем раньше, и сверху хлынули потоки расплавленного строительного пластика. Похоже, что на этот раз тюрьме досталось прямое попадание.
Холден чертыхнулся и бросился вниз по лестнице, прыжками преодолевая по половине пролета. Риттер бросился за ним.
Датчик внешней температуры показывал восемьдесят градусов по Цельсию, и температура стремительно росла. Мы в своих костюмах разницу не почувствовали, но для Холдена, у которого отсутствовал шлем, это было опасно.
— Возвращайся к ним, — сказал мне Боб. — Я попробую пройти дальше и узнаю, что к чему.
— Удачи.
Он коротко кивнул и растворился в дыму.
Минус второй уровень был еще цел, но Холден предпочел упрыгать подальше и вернулся на минус третий, где он безвылазно провел последние недели. Риттер стоял у выхода на лестницу, он смотрел наверх и задумчиво пинал стену. От того места, куда раз за разом ударялся его бронированный ботинок, по стене распространялась паутинка мелких трещин.
После многочисленных орбитальных бомбардировок, которым подвергалась планета, муниципальные здания здесь возводили по ускоренному и наиболее дешевому варианту. В отличие от частных построек, которые известны своей фундаментальностью.
— Боб пошел на разведку, — сказал я Риттеру.
Полковник рассеянно кивнул. Видимо, идея ускорить карьеру при помощи поимки Визерса теперь не казалась ему такой же удачной, как раньше.
Холдена я обнаружил бродящим по проходу между камерами.
— Не думал, что ты за мной вернешься, — сказал он.
— Не думал, что обнаружу тебя тут, — сказал я, предпочитая не уточнять, насколько добровольным было мое возвращение. — Ты знал, что на Аракане меня будет ждать ловушка?
— Поэтому мне так удивительно видеть тебя здесь.
— Кто ты вообще такой?
— Сие есть тема для отдельного разговора, для которого сейчас неподходящее время и место, — сказал Холден.
Это чертовски было похоже на одну из тех отговорок, которыми в свое время меня потчевал Визерс.
— А будет ли другое время?
— Если не будет, так зачем тебе вообще этот разговор?
— Хочу знать.
— Многие знания — многие печали.
— У меня такая радостная жизнь, что немного печали мне не повредит.
Здесь нам пришлось прерваться, потому что вернулся Боб и принялся докладывать обстановку.
— Наземный этаж снесен, соседние корпуса тоже. Минус первый уровень теперь самый верхний — и он горит. Я вылез на поверхность, судя по всему, как минимум один «тарантул» уже работает в черте города.
— И в какую сторону нам лучше бежать?
— Туда.

— И в какую сторону нам лучше бежать?
— Туда. — Боб махнул рукой в неопределенном направлении. — Наземной части города уже практически нет. И… там очень жарко.
— Насколько жарко?
— Он не продержится и минуты, — сказал Боб.
Ему даже не было нужды называть имя или указывать в сторону того, кому на поверхности не уцелеть.
— Прекрасно, — сказал Холден. — Может, вы таки раздобудете для меня полноценный скафандр?
— Разве что штурмовиков скаари раздеть… — задумчиво сказал Риттер. — Правда, тебе будет дуть в отверстие для хвоста.
— Так какой план?
— Судя по тактическим схемам, которые мы раздобыли, в центре города должны быть сконцентрированы местные силы самообороны, — сказал Риттер. — Если подождать, пока они свяжут скаари боем…
— Иными словами, ты предлагаешь сидеть здесь и ждать? — уточнил Холден.
— В трехстах метрах должна быть батарея автоматического огня, — сказал Боб. — Если хотя бы одно орудие уцелело, я могу попробовать из него пострелять.
— Что толку?
— Завалим танк, выиграем время.
— Глупо, — сказал Риттер. — Даже если твои коды доступа не устарели, даже если тебе удастся положить «тарантула», то это всего один танк из трех, и ничего нам не даст. С тем же успехом можно тупо выскочить на поверхность и побежать в сторону леса, надеясь, что нас не заметят.
— Но нас заметят, — сказал Холден. — Если они не идиоты, то отслеживают любую активность.
— А они не идиоты, — согласился Риттер.
— Сидеть здесь и ждать, пока они превратят здание в воронку, — тоже не самая умная стратегия поведения, — сказал Боб.
— Мне кажется, я понял ваш план, — сказал Холден. — Вы явились сюда, чтобы скрасить последние минуты моей жизни своими бесхитростными шутками.
— У здания есть уровни ниже этого? — поинтересовался Риттер.
— Разве что технические.
— Пошли.
Ситуация явно ускользала из рук, но Риттер успешно продолжал делать вид, что он ее контролирует. Я даже немного позавидовал его самообладанию.
Вне всякого сомнения, ему не терпелось поговорить с Холденом так же, как и мне, а может быть, даже чуть сильнее, но он даже не предпринял попытки начать разговор. Если нам не удастся вылезти из-под огня, информация Холдена не принесет СБА никакой пользы.
Минус четвертый уровень оказался типичнейшим подвалом и обладал всеми положенными по статусу атрибутами: трубы, силовые и оптоволоконные кабели, толстый слой пыли на неработающем автономном генераторе. Столько лет прошло, а подвалы практически не изменились…
— Тупик, — констатировал Риттер.
— Не факт, — сказал Холден. — Попробуйте проломить пол.
— А кстати, это мысль, — оценил его идею Риттер.
Вполне возможно, что здание, на месте которого была построена тюрьма, а построена, судя по всему, она была не так давно, было куда глубже и под полом находится не грунт, а другой археологический слой.

Мы отошли за генератор, чтобы обеспечить хоть какую-то защиту от обломков, и Боб ударил в пол из ракетной установки.
Когда обломки пластика закончили стучать по нашим костюмам, пролом обнаружился не только в полу, но и в соседней стене. За стеной ничего интересного не обнаружилось, зато под минус четвертым уровнем оказался минус пятый.
— Строители здесь бездарные, — констатировал Риттер. — Если мне когда-нибудь доведется озаботиться вопросами постройки собственного дома, с веннтунианцами я никаких контрактов точно заключать не стану.
Мысль была дико оптимистичная. И дело даже не в том, что наше выживание в ближайшие часы находилось под большим вопросом. Для того чтобы ему разрешили построить собственный дом на территории Альянса, Риттеру предстояло сделать великолепную карьеру и занять место судьи Джонса как минимум.
Или эмигрировать на какой-нибудь из независимых миров, если к тому моменту, как Риттер уйдет в отставку, останется хоть один.
— Высота — два с половиной метра, — сообщил Боб и, не дожидаясь дальнейших распоряжений, спрыгнул в пролом.
Я подумал о том, что чем глубже мы заберемся, тем основательнее нас завалит, когда скаари ударят по зданию, но, похоже, ни Риттера, ни Холдена подобные сомнения не одолевали, и я последовал за ними.
Минус пятый этаж оказался бетонным и явно более обширным, чем нижний уровень тюрьмы. А еще он был весь завален каким-то хламом, вышедшими из строя бытовыми комбайнами, старой мебелью, фрагментами агрегатов непонятного назначения и даже детскими игрушками, так что определить, как именно использовалось это здание раньше, не представлялось возможным.
Мы двинули в сторону окраины города и уперлись в стену метров через двести пятьдесят.
— Что теперь? — поинтересовался Боб. — Ломать и рыть подземный ход?
— Надо следовать выбранной модели поведения и попытаться попасть еще ниже, — сказал я. — А что, если там еще пара этажей?
— Я предпочел бы больше не стрелять, — сказал Боб. — Здание старое и бетонное, черт его знает, как оно поведет себя при взрыве.
— Можно поискать лестницы или шахты лифтов, — сказал я. — Прежде чем начинать громить все вокруг.
— Десять минут на поиски, — решил Риттер. — Потом будем думать, что дальше.
Мы разбрелись по сторонам, причем Холден оказался в паре с полковником. Поиски стоили слишком дорого, чтобы Джек хотя бы на мгновение выпустил подопечного из поля зрения.
Спуск, который я обнаружил на исходе седьмой минуты поисков, оказался чем-то средним между лестницей и шахтой лифта. Когда-то тут были лестницы, но теперь часть пролетов оказалась разрушена и их бетонные обломки валялись на дне образовавшегося колодца. Приблизительно на глубине семи этажей.
Не в силах избавиться от мысли, что я совершаю очередную глупость, я позвал остальных.
— М-да, — сказал Риттер. — Сейчас так уже не строят. Если мы заберемся так глубоко, нас, возможно, и не накроет. Разве что скаари решат использовать термояд.
Для спуска мы использовали встроенные в скафандр реактивные двигатели.
Поскольку у Холдена таковых не было, ему пришлось спускаться в компании с Бобом, нежно, насколько это вообще возможно в условиях ношения силовой брони, обнявшим его за талию.
Дверь с площадки нижнего этажа была закрыта и чем-то завалена с той стороны.

Дверь с площадки нижнего этажа была закрыта и чем-то завалена с той стороны. Впрочем, Боба это остановило не более чем на несколько секунд. Короткий, насколько это позволяло место, разбег, могучий удар плечом, и дорога перед Бобом оказалась свободна.
— Похоже на казарму, — констатировал Риттер, окидывая взглядом двухъярусные кровати, которыми было заставлено открывшееся перед нашими взглядами помещение.
— Это древнее бомбоубежище, — сказал Холден. — Очень кстати.
Он уселся на одну из коек и вытянул ноги.
— Похоже, что мы пришли.
— Скорее, приплыли.
Риттер последовал его примеру и откинул щиток скафандра.
— Всем занять максимально удобное положение и деактивировать костюмы, — скомандовал он.
— Между нами и «тарантулами» больше десяти этажей, шеф, — сказал Боб.
Я понимал его сомнения. Далеко не факт, что детекторы скаари сумеют засечь энергетическую активность на таком расстоянии, а в деактивированных скафандрах мы окажемся абсолютно беспомощны. Впрочем, если потолок начнет рушиться нам на головы, скафандры вряд ли помогут. Разве что продлят агонию.
Я уселся на пол и прислонился спиной к стене. Это не имело решающего значения, ибо деактивированный скафандр обретет жесткость и останется ровно в том положении, в котором его лишили энергии, а моего веса не хватит, чтобы сдвинуть эту груду металла и без специальной подпорки.
Откинув щиток, я сразу же погрузился в темноту, запоздало сообразив, что видел окружающие меня предметы только благодаря встроенным в костюм адаптированным системам визуализации. Воздух в бомбоубежище был затхлый и сырой, а тишина, нарушаемая только нашим дыханием, нервировала и давила на уши.
— Должен признаться, это была самая экстравагантная спасательная операция, в которой мне доводилось участвовать, — сказал Боб. — То есть она имеет все шансы таковой стать, если кто-нибудь из нас спасется.
— Лучше обсудим дела, — донесся до нас голос Риттера.
— Дела плохи, — сказал Холден.
— Это не новость.
— Я не о наших делах, — сказал Холден. — Я о делах вообще. Вы ведь явились сюда, чтобы узнать от меня о планах генерала Визерса, не так ли?
— Ты поразительно догадлив, Феникс. Впрочем, у нас к тебе еще много вопросов и помимо этого.
В этот момент пожалел, что приборы ночного видения не работают и я не могу увидеть выражения лица Холдена. Впрочем, его ответ не заставил себя ждать.
— Зато у меня не так много ответов, — сказал он. — Поэтому я предлагаю вам сделку.
— Сделку? — изумился Риттер. — Ты сейчас не в том положении, чтобы торговаться.
— Почему же? У меня есть нечто, что нужно вам, в свою очередь, вы можете кое-что сделать для меня.
По-моему, как раз самое подходящее положение для торговли. Классическое, я бы сказал.
— И что же ты намерен попросить?
— Я сдам тебе Визерса, — сказал Холден. — С потрохами. Окончательно, вплоть до финальной расстановки точек над «ё». В качестве ответной любезности ты не станешь задавать мне вопросы относительно других моих дел. А после того как мы покончим с Визерсом, мы просто разбежимся каждый в свою сторону.

А после того как мы покончим с Визерсом, мы просто разбежимся каждый в свою сторону. После чего ты можешь возобновить свою охоту на меня, я не против.
— Прекрасные условия. — Голос Риттера сочился сарказмом. — Что же такое интересное ты собираешься мне поведать, что я соглашусь на условия, в состав которых входит как минимум два должностных преступления?
— Поспорим, я тебя удивлю?
— Можешь начинать прямо сейчас.
— Отлично, — сказал Холден. — Что вы вообще знаете о Визерсе?
— Лучше ты расскажи нам, что знаешь.
— Визерс в бегах, — сказал Холден. — Причем пропал он не один, а в теплой компании, плюс целый крейсер, плюс куча оборудования, истинное предназначение которого вашей конторе не вполне понятно, и теперь вы носом землю роете, чтобы понять, что он замыслил. В том, что он что-то замыслил, вы не сомневаетесь, поскольку ознакомлены с его психологическим профилем и личным делом, в котором, вне всякого сомнения, содержится большое количество весьма любопытных деталей. Это я не сообщаю вам новости, я просто описываю состояние дел. Так, как вы его видите. Скажите мне, если я сильно ошибаюсь.
— Не сильно, — сказал Риттер.
Голос его был мрачен. Полковник явно терял инициативу в разговоре, и ему это не нравилось. Я готов биться об заклад, что он совсем не так представлял себе этот допрос.
Из привычного спецам СБА антуража в наличии был только подвал. И никаких ярких ламп, светящих в лицо подозреваемого, никаких иголок под ногти… Впрочем, я не уверен, что сейчас не путаю методы СБА с «модусом операнди» гестапо.
В случае с СБА пытки могут быть куда более изощренными. Столько лишних лет опыта…

Одно из принципиальных отличий бетонных зданий от их пластиковых собратьев заключается в том, что валится вам на голову во время бомбежки. На нас посыпалась штукатурка и мелкая цементная крошка. С одной стороны, это лучше, чем потоки расплавленного строительного пластика, которые преградили нам дорогу на минус первом уровне. С другой — при сильном ударе не будет иметь принципиального значения, под большими обломками пластиковых или бетонных блоков окажутся похороненными ваши тела.
Вслед за первым толчком последовала целая серия. Не самое приятное это ощущение, доложу я вам, сидеть в полной темноте, дышать бетонной пылью и ждать, пока потолок обрушится на вашу голову. У меня появилось желание активировать скафандр и закрыть щиток, хотя бы для того, чтобы подышать нормально, но, видимо, сия гениальная мысль посетила не только мою голову.
— Терпеть, — скомандовал Риттер и тут же закашлялся.
И мы терпели.

Знаете, существует такая грань, за которой перестает быть страшно.
Вместе со страхом пропадают и все остальные эмоции, и человеку становится безразлично, что там с ним будет дальше. Не знаю, как у других, а у меня такое состояние появляется совершенно внезапно, и потом так же внезапно оно и исчезает. А вместе с ним испаряются напрочь все те мудрые мысли и далеко идущие выводы о глобальном смысле жизни, которые я успеваю сделать в минуты полного равнодушия к собственной судьбе.
Сначала мне было темно, страшно и трудно дышать.
Потом стало темно, трудно дышать и чуточку интересно, что будет дальше.
После того как я решил, что лично мне совершенно все равно, является ли Холден по совместительству галактическим террористом номер один или королевой лесбиянок Ксанаду, и я больше не жажду выяснять подробности относительно дальнейших планов генерала Визерса, я с некоторым удивлением заметил, что здание перестало трясти.

Хотя в нем было все так же темно и трудно дышать.
Прошло еще какое-то время, пыль улеглась, и дышать стало легче. Темнота, правда, никуда не делась.
Похоже, что все были погружены в себя, потому что целая вечность минула между последним толчком и первой репликой, которую подал неунывающий Боб:
— Пронесло?
Как будто кто-то из нас мог знать ответ.
— Мы живы, — сказал Риттер. — Ведь мы все живы? Ни у кого инфаркта не случилось?
— Я жив, — сказал я.
— Холден?
Молчание было ему ответом.
— Холден?
И снова тишина.
Воображение тут же услужливо предложило на выбор несколько картинок: Холден, умерший от разрыва сердца и сидящий напротив нас с посиневшим уже лицом; Холден, каким-то чудом вылезший из боевого костюма и затаившийся во тьме; Холден, активировавший костюм и слинявший из бомбоубежища через случайно обнаруженный им подземный ход; Холден, провалившийся еще одним уровнем ниже и там потерявший сознание…
— Это не смешно, — сказал Риттер, чья фантазия, видимо, не уступала моей. По крайней мере в тех случаях, когда дело касалось объекта, вокруг которого была выстроена вся операция. — Я жду еще три секунды и активирую костюм.
— А по-моему, очень смешно, — отозвался Холден. — Видел бы ты свое лицо, командир.
Блефует. В такой темноте не то что выражение лица, очертания фигуры и те рассмотреть невозможно. Про такое освещение как раз сказано «хоть глаз коли». Тут что слепой, что зрячий — находятся они в одинаковых условиях.
— Нас прервали, когда ты собирался рассказать нам о Визерсе, — заявил Риттер как ни в чем не бывало. — Полагаю, теперь ты можешь продолжать.
— А вы не собираетесь посмотреть, что осталось от здания, которое находится у нас над головами? Если мы хотим отсюда выбраться, это представляет отнюдь не академический интерес. А я гарантирую, что, когда я закончу свой рассказ о Визерсе, вам очень захочется отсюда выбраться, полковник.
— Не помню, чтобы я называл тебе свое звание, — заметил Риттер.
— Считай это удачной догадкой. — На этот раз темнота не помешала мне увидеть фирменную насмешливую гримасу Холдена. — Впрочем, вернемся к нашим генералам. Точнее, к вашим. Есть три фактора, которые делают Визерса очень опасным человеком. Во-первых, он идеалист. Во-вторых, он привык мыслить глобально. И, в-третьих, оно и самое очевидное, он — генерал СБА, а это значит, что он располагает определенными средствами для того, чтобы воплощать свои планы в жизнь.
— Это тоже не новость, — сказал Риттер.
— Понимаю. Но я все это рассказываю, чтобы вы всерьез восприняли то, что я расскажу вам дальше. Подготавливаю почву, в которую упадут семена моей откровенности, так сказать.
— Шеф, а давайте я выстрелю ему в ногу, — предложил Боб.
— Заманчивая мысль, — согласился Риттер. — Пожалуй, я буду иметь ее в виду.
— У Визерса есть идея фикс, — сказал Холден.
— Он хочет выиграть войну для Альянса.
— Нет, — ответил Холден. — Он хочет спасти человечество. По крайней мере, ту его часть, которую представляет Альянс.

— Он хочет выиграть войну для Альянса.
— Нет, — ответил Холден. — Он хочет спасти человечество. По крайней мере, ту его часть, которую представляет Альянс.
— Разве это не одно и то же?
— Нет.
— Но ведь война уже началась.
— Визерс считает, что он может ее прекратить.
— Не выигрывая?
— Да.
— Несмотря на нынешнюю эскалацию и то, что Гегемония вступила в конфликт?
— Да.
— И он может?
— Сейчас по законам жанра мне следует взять театральную паузу, которая будет наполнена внутренним напряжением момента, — сказал Холден. — Но я отвечу без паузы. Да, он может. И вы обязаны его остановить.

Смешок у Боба вышел несколько натянутый, но ввиду очевидной абсурдности заявления Холдена это было вполне объяснимо.
Риттер молчал. Я пытался прикинуть, что же произошло. То ли Холден сошел с ума во время заключения, но это странно, так как заключение его было недолгим, то ли его крыша окончательно уехала пару минут назад, пока мы сидели в темноте и неизвестности и ждали, что потолок вот-вот обрушится на наши головы, то ли он просто издевается. Ни один из рассмотренных вариантов не показался мне правдоподобным, и тогда я задал вопрос, который, как я думаю, волновал троих из четверых здесь присутствующих:
— А зачем нам его останавливать?
— Потому что не всякая цель оправдывает средства, например, — сказал Холден. — Потому что иногда лекарство может оказаться пострашнее самой болезни. Ваш генерал собирается тушить лесной пожар с помощью извергающегося вулкана.
— Что может быть страшнее межпланетной войны галактического масштаба? — усомнился я.
— И с каких пор подобные соображения начали волновать террористов? — присоединился ко мне Риттер. — Или ты просто завидуешь, что сам до такого не додумался?
— Я готов признать, что мои мотивы далеки от ваших, — заявил Холден. — Но сложилась такая странная ситуация, что сейчас мы на одной стороне.
— Нам было бы значительно легче понять ситуацию, если бы не приходилось тащить из тебя подробности клещами, — заметил Риттер.
— У меня профессиональная деформация, — признался Холден. — Я привык решать проблемы сам, и делиться с кем-то информацией… для меня — это нонсенс.
— Что ж ты не решил эту проблему сам?
— Средств подходящих под рукой не оказалось. Пришлось отправить Алекса за вами. Кто ж знал, что вы явитесь сюда без солидной огневой поддержки?
— Ладно, шутки в сторону, — сказал Риттер. — Выкладывай.
— Вы уже готовы воспринимать всерьез то, что я вам скажу?
— Давно уже готовы.
— Хорошо, — согласился Холден. — Что вообще делает возможной любую войну?
— Средства доставки, — сказал Риттер.
— Верно. Можно воевать без оружия, голыми руками, теоретически можно воевать без снабжения, но как воевать, если врага нет рядом и нет никакой возможности до него дотянуться? Если воюющие стороны находятся на одном континенте, они могут обойтись без механического транспорта и даже без лошадей и просто идти навстречу друг другу.

Если две страны разделяет океан, без флота воевать невозможно. А если противников разделяет космос?
— Это прописные истины. Нельзя ли ближе к делу?
— А я уже практически сообщил вам суть, — сказал Холден. — Визерс собирается остановить войну, уничтожив средства доставки.
— Как это можно сделать?
— Межпланетные полеты без гипердрайва будут занимать сотни лет, — сказал Холден. — Кто будет воевать в таких условиях? Да и много ли у нас кораблей, способных на такие путешествия?
— Общая логика решения мне понятна, — сказал Риттер. — Но как можно уничтожить гипердрайв? Три космических флота, принадлежащих разным державам?
— Ты хорошо знаком с принципом действия гипердвигателя?
— В рамках школьной программы.
— Этого хватит, — сказал Холден. — Назови мне основную часть гипердвигателя, обеспечивающую переход из одного пространства в другое, без которой все остальное превращается просто в груду железа…
— Стержень Хеклера.
— Главная особенность которого заключается в его уникальном пространственном расположении, — согласился Холден. — А именно — часть стержня Хеклера всегда находится в гиперпространстве и при создании дополнительных условий и достижении скорости перехода втаскивает туда весь корабль. Сама эта часть всегда находится в гиперпространстве. Даже не во время перехода. Даже в тот момент, когда двигатель неактивен, а ходовой реактор заглушён. Ты знал об этом, Алекс?
— Нет, я никогда этим особенно не интересовался. Правда, еще на Леванте я пытался вникнуть в принцип работы гипердвигателя, но погряз в незнакомых физических терминах, попросту не существовавших в то время, когда я получал свое основное образование, а рядом не оказалось ни одного человека, который был бы готов объяснить мне все это человеческим языком. А потом все завертелось, и у меня не осталось времени на изучение матчасти. В двадцать первом веке было полно людей, которые могли управлять автомобилем, не зная принцип работы двигателя внутреннего сгорания.
— Это так, — подтвердил заявление Холдена Риттер.
— Визерс считает, что он может создать колебания, которые проникнут в гиперпространство и выведут из строя все существующие на данный момент стержни Хеклера. Вы должны знать, что у него под рукой есть один из ведущих специалистов Империи, работавших над теорией гиперполей.
Для меня слова Холдена звучали научной фантастикой, но для меня тут вообще все — научная фантастика. Зато Риттера они впечатлили. Видимо, он знал о планах мятежного генерала куда больше, чем рассказал мне.
— Насколько Визерс продвинулся?
— Мне известно, что он уже создал прототип устройства, которое может породить такого рода колебания и устроить в гипере настоящую бурю.
— Для этого понадобится масса энергии, — заметил Боб.
Надо же, даже он в этом соображает лучше меня. Я поймал себя на мысли, что Боб на самом деле куда умнее, чем кажется на первый взгляд.
— Он решил и этот вопрос.
— Откуда информация?
— Ты же не ждешь, что я назову свои источники?
— То есть я просто должен поверить тебе на слово?
— А ты готов рискнуть и проигнорировать то, что я тебе сообщил?
— Где находится прототип устройства? — Отмахнуться от такой информации полковник СБА не мог.

Неважно, верит он в это или нет, но проверить должен.
— Это я сообщу тебе, когда мы достигнем договоренностей по остальным вопросам.
— По каким еще вопросам?
— Относительно моей дальнейшей судьбы, — хмыкнул Холден.
— Активировать броню, — скомандовал Джек.
Вернувшееся зрение показало, что основная диспозиция не претерпела никаких изменений. Бомбоубежище, люди на тех же местах, широкая улыбка на лице Холдена…
— Даже если ты выстрелишь мне в ногу, это ничего не изменит.
— Не искушай меня, — сказал Риттер. — Боб, посмотри, что там осталось от здания, и можем ли мы подняться наверх.
— Да, шеф. — Боб поднялся на ноги и двинул в сторону выхода.
— Если все нормально, подождем еще час, — сказал Риттер. — Пусть скаари уйдут подальше от города.
— От какого города? — спросил Холден. — Когда скаари уйдут, никакого города тут уже не будет. Скорее всего, его уже нет.
— Вижу небо, — доложил Боб по внутренней связи. — Проход подзавалило, но пройти можно. Сейчас я тут немного поразгребаю, и все будет тип-топ. Думаю, это было не прямое попадание, и большую часть обломков унесло взрывной волной.
— Мне кажется, пришло время связаться с вашими кораблями, — сказал Холден.
— Не раньше, чем я узнаю то, что мне нужно, — отрезал Риттер. — Каковы твои мотивы, приятель? Главное, что нам о тебе известно, ты сеешь хаос и разрушение, и твой путь легко вычислить по грудам трупов, которые ты оставляешь за собой. С чего вдруг ты решил нам помочь, тем более что Визерс собирается произвести особенно много трупов, а долговременные последствия вообще будут катастрофическими.
— Потому что я люблю хаос и разрушение, — сказал Холден. — Визерс произведет много разрушений, но потом хаос долго не сможет проявиться. Отказ от гипердрайва, пусть временный и вынужденный, — это шаг назад.
— Шаг назад для кого?
— Для всех. И для меня в том числе.
— Допустим, это так, — сказал Риттер. — Но почему ты думаешь, что мы встанем на твою сторону? То, что предлагает Визерс, — это решение. Возможно, это очень плохое решение, но ты и вовсе ничего не предлагаешь.
— Это не решение, это паллиатив, — сказал Холден. — Небольшая отсрочка, после которой все начнется заново. Тот, кто первым восстановит космический флот, окажется хозяином положения. И ты должен понимать, что это будет не Альянс. Даже если вы объедините свои ресурсы с Империей, во что я, как здравомыслящий человек, не очень-то верю, вам все равно не превзойти скаари. Их производственные мощности децентрализованы, и у их расы уже есть опыт восстановления своей боевой мощи из ничего.
— Ты тоже веришь в эту сказку — в гигантские корабли-разрушители?
— Это не сказка, — сказал Холден. — Это было очень давно, но это было.
— Даже если так, сейчас мы все равно не можем просчитать все последствия, — сказал Риттер.
— Поэтому и надо сделать так, чтобы никаких последствий не было.
— Как тебе удавалось столько лет оставаться не пойманным? — сменил тему полковник.

— Это было очень давно, но это было.
— Даже если так, сейчас мы все равно не можем просчитать все последствия, — сказал Риттер.
— Поэтому и надо сделать так, чтобы никаких последствий не было.
— Как тебе удавалось столько лет оставаться не пойманным? — сменил тему полковник.
— А вот это как раз тот момент, который я не хотел бы с тобой обсуждать.
— Поставь себя на мое место, — сказал Риттер. — Я прилетаю на планету, где идет война, нахожу человека, который, вполне возможно, является самым опасным преступником Исследованного Сектора Космоса, и он рассказывает мне ничем не подтвержденную историю, требуя, чтобы я принял какие-то меры по этому поводу, а его самого отпустил. И не предоставляет никаких гарантий.
— В деле Визерса я готов идти с вами до самого конца, — сказал Холден. — Передать его тебе из рук в руки. На этом наше сотрудничество должно закончиться. Заметь, у меня тоже нет никаких гарантий, что ты дашь мне какую-то фору, когда все вернется к статус-кво.
— Сила сейчас на моей стороне.
— Зато у меня есть информация.
— Которой ты упорно отказываешься делиться.
— Это все из-за профессиональной деформации, о которой я говорил.
Значит, он на самом деле Феникс.
Я попытался впихнуть новые части головоломки в уже имеющуюся у меня картину мира, но они упорно отказывались занимать свои места, прозрачно намекая, что пришла пора для очередной смены этой самой картины. И главным куском, который никуда не вписывался, оставался Белиз.
Холден там был. Но если он Феникс, то он просто не мог там быть. Взаимоисключающие параграфы, как говорили об этом в мое время.
— Какие у тебя на самом деле отношения с Визерсом? — спросил я.
— Он долгое время пытался меня поймать, — сказал Холден. — Хотя я склонен думать, что это была дымовая завеса, акция прикрытия, которая была предназначена для того, чтобы отвлечь внимание от основной операции. Он даже несколько демонизировал мой образ, чтобы эта охота казалась еще зрелищнее. Не то чтоб я был сущим агнцем, конечно, но Визерс пытался повесить на меня и те дела, к которым я не имею никакого отношения.
— Он намекал, что ты вообще не человек.
— Вот об этом я и говорю.
— Но кто твой источник в его окружении?
— Его имя вам ничего не скажет.
— А все-таки? — полюбопытствовал Риттер, в котором проснулся профессиональный интерес контрразведчика.
— Нет. — Холден покачал головой. — Практической пользы вы с этого все равно не поимеете, а я его сдавать не буду.
— А кто твой источник в СБА? — спросил я.
— Этого я вам тем более не скажу.
— Ты знаешь слишком много для человека, за которым все охотятся.
— И чем больше я вам скажу, тем легче для вас станет охота. — Холден попытался почесать бороду, обнаружил, что на его руке боевая перчатка и неосторожным движением он может и голову себе оторвать.
— Знаешь, что мне кажется особенно странным? — сказал я. — Ты весь такой крутой и годами водил СБА за нос, ты все знаешь, все просчитал, но… почему тебя взяли здесь, на Веннту? И почему ты ничего не сделал, не попытался бежать, не дал знать о себе каким-то другим способом?
— Я дал о себе знать, отправив тебя на Аракан, — сказал Холден.

— Ты весь такой крутой и годами водил СБА за нос, ты все знаешь, все просчитал, но… почему тебя взяли здесь, на Веннту? И почему ты ничего не сделал, не попытался бежать, не дал знать о себе каким-то другим способом?
— Я дал о себе знать, отправив тебя на Аракан, — сказал Холден. — Все остальное было вопросом времени, и я рад, что вы успели.
— Ты просто ждал нас здесь, — сказал я, и в моей голове вдруг сверкнула догадка. Такие люди, как Холден, ничего не делают просто так, и, если он остался на Веннту, хотя мог выйти на связь со СБА из любого другого места, для этого должна была быть причина. — Потому что…
— Ну?
— Потому что Визерс здесь, на Веннту, — сказал я.
— Участник Каменский ответил на главный вопрос и заслужил право на призовую игру, — торжественным голосом объявил Холден. — В качестве такого приза ему будет предоставлен шанс открутить голову генералу Визерсу и тем самым спасти человечество от падения во тьму смутных веков.

И это было логично. В новой картине мира не хватало еще многих кусков, и фрагмент с Белизом так и не встал на место, но мне стала доступна перспектива, и я окинул события последнего времени с высоты нового знания.
Несмотря на показное неприятие решения отправиться на Веннту для реанимации Киры, именно Холден нас к нему и подтолкнул, дав понять, что все остальные клиники, находящиеся на территории Альянса, для на нас небезопасны. При этом он сыграл на моем комплексе рыцаря. Он стал уже вторым, кому удалось сыграть на этом комплексе. Первым был Визерс, отправивший меня на Тайгер-5.
Забавно, что рычаг они оба использовали один и тот же — Киру.
А те истерики, которые он закатывал на борту «Ястреба» по дороге сюда, он устраивал для отвода глаз. Или просто из любви к искусству.
Неприятно осознавать, что все те действия, которые ты считал правильными, были продиктованы тебе чужой волей. Я дал себе слово, что следующий, кто попытается мной манипулировать, должен столкнуться с большими сложностями.
— Ни для кого не секрет, что во времена восстания Альянс оказывал помощь Веннту, создавая лишнее напряжение на границах Кленнонской Империи. В местных учебниках этому сотрудничеству посвящена целая глава, — сказал Холден. — Помощь была не только мирная. Помимо финансов и транспортов с продовольствием и медикаментами, прорывающимися через блокаду, Альянс перебрасывал сюда оружие и военных советников, а также делился военными технологиями. Понятно, что к Альянсу у местных куда более теплое отношение, чем к имперцам.
— Ты хочешь сказать, что местное правительство было в курсе планов Визерса?
— Нет, конечно. Визерс никого полностью в свои планы не посвящает. Однако со времен противостояния на планете осталось несколько военных баз, построенных при участии СБА. Некоторые веннтунианцы переоборудовали, некоторые используют по прямому назначению, а некоторые просто стоят заброшенными. Притом что все коммуникации там находятся в рабочем состоянии, и запустить такую базу не стоит большого труда. Визерс воспользовался одной из них и оборудовал там что-то вроде штаб-квартиры, лаборатории и главного полигона для испытаний своего устройства.
— И ему позволили?
— Я точно не знаю, что он там наплел, но тогда он был действующим сотрудником СБА, и у него была целая бездна полномочий. Так что ему позволили.
— Где эта база? — спросил Риттер.

— Где эта база? — спросил Риттер.
— Главная проблема в том, что я вас переоценил, — сказал Холден. — Я думал, СБА захочет перестраховаться и выдвинет сюда более внушительные силы, чем небольшая боевая группа и несколько даже не военных кораблей.
— Мы не за Визерсом сюда летели.
— Тем не менее найдете вы здесь именно его, — сказал Холден. — И расклад сил явно не в вашу пользу. У него тут целый крейсер и до сотни хорошо обученных десантников.
— Я могу связаться с кораблями, и они запросят помощь по дальней связи, — сказал Риттер. — Если все обстоит именно так, как ты рассказываешь.
— Слишком долго. Даже если они отреагируют мгновенно, не теряя времени на выяснения подробностей, согласования и прочие бюрократические процедуры, помощь придет слишком поздно. Ближайшее соединение ВКС находится отсюда в нескольких неделях пути, а у нас счет пошел на дни.
— Скаари поэтому атаковали планету?
— За скаари я не поручусь, но других видимых причин нет, — сказал Холден. — И не надо меня спрашивать, откуда они узнали. Возможно, их оракулы почувствовали угрозу, и Гегемония решила перестраховаться. Пути оракулов неисповедимы, но только глупые не слушают их советов и все такое.
Риттер не стал презрительно фыркать и называть заявление Холдена мистической чушью, не имеющей к реальности никакого отношения. Похоже, что в целом он Холдену уже поверил и его волновали только технические вопросы.
— Если связаться со скаари и навести их на эту базу… Черт побери, ты дашь мне ее координаты или нет?
— Далеко не факт, что клан Торбре знает истинную причину вторжения, — сказал Холден. — И потом, как ты себе это представляешь? Как с ними связываться, как сделать так, чтобы они нас не убили еще до того, как мы постараемся им что-то объяснить? У меня нет рычагов влияния на Гегемонию.
— Да, это сложно, — сказал Риттер. — Похоже, действовать придется самим.
— Сколько у тебя людей на орбите?
— Двенадцать, — сказал Риттер. — Это не на орбите, это всего, вместе со мной и Бобом. Плюс Алекс, Азим… Минус двое пилотов и капитан Штирнер, от которых в таком столкновении толку не будет.
— Плюс я, — сказал Холден. — Я пойду с вами.
— И ты думаешь, что я дам тебе оружие?
— А у тебя есть выбор? Феникс — это очень мощная боевая единица, знаешь ли. Впрочем, ты-то как раз знаешь.
— Координаты, — потребовал Риттер.
— Наберись терпения, — сказал Холден. — Ты сказал, что в течение часа мы никуда отсюда не двинемся, а по истечении часа я сообщу тебе эти координаты. Но сначала я должен рассказать вам еще кое-что.
— О, черт побери, какая же он зануда, — простонал Боб, закончивший разбирать завал на лестничных пролетах.
— Ладно, пусть говорит, — сказал Риттер. — Будем считать, что он заслужил право на этот бенефис.
— Я просто хочу вам объяснить, почему Визерса надо остановить, — сказал Холден. — Чтоб ни у кого из вас не осталось сомнений.
Хорошая мысль, подумал я.

Потому что до сих пор мне было далеко не очевидно, что генерала вообще надо останавливать. Он нашел способ пусть не прекратить или выиграть войну, но выиграть время, достаточное для жизни нескольких поколений. Может быть, это далеко и не самое лучшее, а лишь попытка перевалить тяжесть принятия решений на плечи потомков, и сам шанс, что грядущие поколения окажутся мудрее нынешних и смогут найти другое решение, крайне невелик, но такой шанс все же существует.
Может быть, за неимением лучшего и этот вариант окажется неплох?
— Вы все примерно представляете, какие будут последствия, если все разумные расы галактики останутся без гипердрайва, — сказал Холден. — Но вы не знаете, как будет проходить сам этот процесс.
— А ты знаешь?
— А я знаю. — Холден махнул рукой в сторону Боба. — Самый деятельный представитель вашей тройки уже сказал, что для создания бури в гиперпространстве понадобится очень много энергии, но не уточнил, сколько именно. Я сам уточню. Для того чтобы вывести из строя все стержни Хеклера, понадобится энергия, соразмерная энергии взрыва целой звезды. Запущенный им процесс спровоцирует появление сверхновой и, соответственно, гибель целой системы. Угадаете с трех раз, какая система обречена?

ГЛАВА 9

Холден все говорил и говорил, и хотя раньше я бы дорого дал за такие откровения, сейчас мне больше всего хотелось, чтобы он заткнулся, потому что с каждым его словом болото, в которое мы вляпались, становилось все более вязким, и шансы на выживание всех, кто в нем оказался, стремительно уменьшались.
Мало того что на планете идет война, мало того что где-то здесь окопался Визерс с сотней коммандос, так теперь угрозы приходится ждать даже со стороны местного Солнца.
У Риттера было лицо человека, который отправился на рыбалку с целью поймать пару окуней или, может быть, вытащить щуренка, а на его наживку клюнул бешеный кашалот. Самым умным ходом в этой ситуации было бы бросить удочку и вернуться на берег с ящиком динамита, но я был уверен, что Риттер этого не сделает.
Долг не позволит.
Все мы очень хорошо понимаем, насколько катастрофическими окажутся последствия, ожидающие галактику в том случае, если Визерс воплотит свой план в реальности.
Корабли с гипердрайвом — это не просто средство доставки техники и людей на поле боя, но и уникальное средство передвижения, замены которому нет. Существует множество миров, которые не выживут без поддержки извне, без постоянных поставок продуктов питания и медикаментов. В первую очередь это миры, не обладающие пригодной для человеческого дыхания атмосферой, где жизнь ютится под куполами. Конечно же сельского хозяйства там нет. Такие миры осваивают только ради добычи полезных ископаемых, которых может не оказаться на более пригодных для человека планетах. Шахтерские планеты, на которых живут миллионы людей.
Они умрут первыми.
Потом настанет черед планет, где сельское хозяйство все-таки есть, но основной упор сделан на промышленность, в которой задействована большая часть населения. Они могут прокормить себя лишь частично и все равно зависят от поставок извне. Драконовские меры вроде выдачи продуктов по карточкам и максимального урезания пайков могут отсрочить катастрофу. Или продлить агонию.
Перенаселенные миры Солнечной системы тоже окажутся под ударом, и это только экономическая сторона вопроса. Мне даже сложно представить себе, какие у этого хода могут быть социальные последствия. Человечество, владеющее звездами, вдруг оказывается прикованным к своим планетам.

Мечта рушится в прах, прогресс откатывается на тысячу лет назад.
И произойдет это не когда-нибудь в далеком будущем, через сто или двести лет, произойдет это прямо сейчас. При нашей жизни.
Нет, вру.
Если у Визерса все получится, то Веннту погибнет, и наша жизнь закончится очень скоро.
— Сколько у нас времени? — спросил Риттер.
— В лучшем случае — неделя, — сказал Холден. — Но я думаю, что будет разумнее исходить из четырех-пяти дней.
— Каковы шансы, что за это время на него могут наткнуться скаари?
— Крайне невысокие. Скаари сосредоточились на континенте, а база хорошо замаскирована и находится на одном из островов в экваториальной зоне. Ящеркам должно очень повезти, чтобы они ее обнаружили. Я бы на такое везение полагаться не стал.
— А энергетическую активность они засечь не могут?
— Там везде экраны, — сказал Холден. — Я предпринимал вылазку, пока Алекс присматривал за капитаном Штирнер, и мне удалось подобраться очень близко. Но штурмовать базу в одиночку я не стал. Даже у моих возможностей есть пределы.
— Координаты, — потребовал Риттер, и на этот раз Холден не стал выпендриваться.
Выложил все, и название острова, и широту с долготой, и даже рассказал, как найти замаскированный вход.
— И все же меня крайне интересуют твои источники информации, — заявил Риттер. — И не только источники, но и каналы, по которым ты эту информацию получаешь. По твоим же собственным словам, ты предпринимал вылазку на остров больше месяца назад, последние недели ты провел в тюрьме, и тем не менее сейчас ты называешь мне конечные сроки операции Визерса с точностью до нескольких дней. Откуда бы вдруг такая точность?
— Тебе поможет, если я скажу, что вижу знаки и они повсюду? — ухмыльнулся Холден.
Риттер вздохнул.
— Я не могу рисковать людьми, вслепую бросаясь на амбразуру и руководствуясь при этом лишь чьими-то словами. Ты и сам должен понимать, что слова стоят дешево. Особенно твои слова, Феникс.
— У всех нас свои трудности, — сказал Холден. — Сейчас я абсолютно честен с тобой, полковник, но свои источники я тебе не раскрою. Подумай, если бы я хотел заманить тебя в ловушку, то наверняка придумал бы историю поубедительнее, нет? Да и зачем мне заманивать тебя в ловушку? Есть куда более простые способы досаждать СБА, и при этом мне совершенно необязательно садиться в кленнонскую тюрьму и ждать вашего прибытия в одиночной камере.
— Я не доверяю террористам, — сказал Риттер. — Это у меня профессиональное.
— А я обычно не веду дела с эсбэшниками, — сказал Холден. — Похоже, в нынешней ситуации нам обоим придется наступить себе на горло. И потом, а чем ты рискуешь, если доверишься мне? Тебе в любом случае придется сажать один из кораблей для того, чтобы забрать нас отсюда. Полет до острова займет пару часов, это довольно рискованно, согласен. Но пересечение ближней орбиты, где висят корабли скаари, опаснее на порядок, а это все равно придется делать.
— Если мы проторчим на планете лишних два часа, а на острове никого не окажется…
— То у тебя буду я, — сказал Холден. — И ты все равно станешь героем, что весьма положительным образом скажется на твоей карьере. А вот что будет, если я не соврал, а мы таки отсюда улетим? До ближайшей планеты Альянса около месяца хода, а ваш корабль также оборудован стержнем Хеклера.

А вот что будет, если я не соврал, а мы таки отсюда улетим? До ближайшей планеты Альянса около месяца хода, а ваш корабль также оборудован стержнем Хеклера. Когда игрушка Визерса заработает, в лучшем случае мы просто быстро умрем в гиперпространстве. В худшем — гипердрайв выйдет из строя, но корабль не пострадает и будет дрейфовать по космосу тысячи лет, а мы будем умирать медленно и мучительно. От голода, жажды и удушья. Или перестреляем друг друга, если свихнемся от безысходности нашего положения. Кстати, если что, я предпочел бы пострелять. Так оно веселее. Но ты тут главный, полковник, тебе и решать.
— Я должен подумать, — сказал Риттер.
— Валяй, думай, — любезно согласился Холден.
До истечения установленного Риттером срока ожидания оставалось четырнадцать минут.
— Белиз, — сказал я Холдену. — Расскажи мне про Белиз.
— Маленькая страна в Латинской Америке, поглощена расширяющимися Соединенными Штатами в две тысячи сорок восьмом году, первым губернатором стал…
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
— Это не имеет никакого отношения к текущей ситуации.
— Но это нужно знать мне.
— Увы и ах, — сказал Холден. — Сейчас я не настроен об этом разговаривать. С Белизом у меня связаны самые теплые воспоминания. Ностальгия, так сказать. И еще я очень скучаю по дяде Тому. У него, в отличие от нынешних, всегда был авианосец на рейде. А эти явились совершенно без поддержки. — Холден скривил презрительную гримасу. — В такие вот моменты начинаешь верить всем этим историям, что раньше все было лучше. Я бы точно чувствовал себя куда более спокойно, если бы у вас тоже был авианосец на рейде. Или пара линкоров на дальней орбите.
— Холден…
— Не дави на меня, Алекс, — сказал он. — Если мы выживем и остановим Визерса, то я все тебе расскажу. А если нет, то это знание бессмысленно, и не будет большой беды, если я унесу его с собой в могилу.
— А если я выживу, а ты нет? — поинтересовался я.
— Неприятный расклад, — хмыкнул он. — Но в таком случае тебе придется довольствоваться самим фактом своего выживания. Если подумать, это не так уж мало.
— Я предпочел бы выжить и знать.
— Бывают в жизни огорчения, — сказал Холден. — Полковник тоже много чего хочет знать, но до поры до времени я намерен применить в вашем отношении тактику СБА. Доводить до вас информацию в части, вас касающейся, и ни словом больше. В конце концов, мы — враги, заключившие хлипкий временный союз, и, учитывая ваше численное преимущество, лишние козыри мне не помешают.
— Вот теперь я верю, что ты — Феникс.
— Не самая лучшая моя роль. Много беготни и стрельбы, слишком мало актерской игры.
— Ты ведь жаждешь остановить Визерса не для того, чтобы спасти чьи-то жизни, — сказал я. — Ты просто хочешь, чтобы война продолжалась.
— Согласен, мотивы у нас разные. Но цель-то одна. Вот из этого и надо исходить.
— Зачем тебе это?
— Война? — уточнил Холден.
— Да.
— Война — это прекрасно, — сказал он. — Это моя стихия.

— Это моя стихия. Огонь, хаос и разрушение. Мне нравится война. Если хочешь, война — это моя религия. Я приношу Аресу кровавые жертвоприношения. Гекатомбы.
— Ты чокнутый.
— Возможно. Но каменный топор был изобретен человечеством куда раньше, чем колесо. Наверное, таким же чокнутым, как я. История человечества — это история войн, которые оно вело, и скаари ничем от вас не отличаются. У них тоже были свои Александры Македонские, Чингисханы и Наполеоны. Разум получают только хищники, агрессия — это двигатель прогресса. Кленнонцев, по вполне понятным причинам, мы здесь не рассматриваем. Они произошли от людей и, мягко говоря, тоже довольно воинственны.
— Каких же высот может достичь прогресс в результате всеобщей бойни?
— Понятия не имею, — сказал Холден. — И это самое замечательное. Войны меняют мир, а этому миру чертовски нужны перемены.
— Визерс тоже может изменить мир.
— Откатив его на века назад, — согласился Холден. — Это не те перемены, которых я жажду. Прогресс не пойдет по другому пути. Человечество снова построит корабли с гипердвигателями и будет надеяться, что никто не сможет повторить трюк Визерса. Тем более что о нем никто и не узнает. Спишут все на бурю в гиперпространстве или придумают еще какое-нибудь логичное объяснение.
— Может быть, люди придумают что-то новое.
— Зачем придумывать новое, если гипердрайв уже существует и прыжки через гипер снова станут возможны? — поинтересовался Визерс. — Знаешь, через несколько лет после того, как ты покинул уютный двадцать первый век, в Европе произошли извержения вулканов. Началось все с Исландии, а потом и остальные подтянулись. Подвижки земной коры, активность магмы, все такое. В атмосфере надолго повисло облако вулканического пепла, которое выводило из строя двигатели самолетов, и человечеству пришлось на несколько лет забыть о реактивной авиации. И что, ты думаешь, они сделали? Изобрели телепорт? Черта с два. Они вернулись к монопланам и авиации малой дальности, которым для полета не нужно было забираться на ту высоту, где висел пепел. Некоторые страны даже дирижаблестроение возобновили. На время. Перевозки подорожали, выросли нагрузки на поезда… Но это и все. Потом пепел рассеялся, и самолеты снова вернулись в небо. Никаких альтернатив. Их просто не искали, незачем было их искать, ведь все понимали, что вулканы не могут извергаться вечно и пепел в атмосфере повис не навсегда. Никто никаких выводов не сделал.
— Это другое.
— То же самое, — сказал Холден. — Следующее такое извержение произошло через двести с лишним лет. Человечество снова наступило на те же грабли, и опять никаких выводов. Поколения сменились, а сами люди остались теми же. Такое уже бывало, сказали они. Надо просто подождать, пока оно само не пройдет, и больше на протяжении нашей жизни оно уже не случится. А еще через двести лет пусть потомки сами решают свои проблемы.
Подлинность этой истории неизвестна мне до сих пор. События, о которых говорил Холден, произошли задолго до Войны Регресса, сведений о тех временах практически не сохранилось, и учебники истории умалчивали о том периоде, когда человечество временно распрощалось с реактивной авиацией. Однако звучало все довольно правдоподобно. «На наш век хватит» и «после нас хоть потоп» — это расхожие фразы, и, принимая решения, человечество очень часто руководствовалось именно такой логикой.
— Штука в том, что если у Визерса все получится, то он унесет тайну этого трюка с собой в ад, — сказал Холден.

— Да и о самом трюке никто не узнает. Конечно, люди проведут исследование, но опираться они будут на статистику, которая о подобном умалчивает. Скаари подтвердят, что катаклизмов в гипере не было и на их памяти, и все решат, что катастрофа вызвана естественными причинами, и если она и может повториться, то не раньше чем через несколько тысяч лет. В любом случае гипер — это единственный пока путь в дальний космос, и никто от него не откажется. Прогресс не пойдет по другому пути, он останется в той же колее. Просто какую-то часть дороги придется пройти заново.
— Если следовать такой логике, то война все равно неизбежна, — сказал я. — Не сейчас, так через двести лет, когда стороны снова нарастят военную мощь.
— Скорее всего, — согласился Холден. — Но, видишь ли, дело в том, что у меня нет желания ждать еще пару веков. Мне нравится то, что сейчас происходит, и я вовсе не желаю, чтобы оно останавливалось.
Он говорил так, словно на самом деле может прожить еще пару веков и основная проблема вовсе не в этом. Завидный оптимизм, если не забывать о его основной профессии.
— Так ты определись, война тебе нужна или прогресс.
— Они идут рука об руку, и одно неотделимо от другого. Порох изобрели раньше электричества. Все главные области научно-технического развития связаны с военной промышленностью, которая и обеспечила прорывы. В конце концов, и гипердрайв был получен в ходе поисков альтернативных двигателей для ракет, которые собирались использовать в назревающей войне с взалкавшими независимости колониями на Марсе и Венере. На корабли его стали ставить несколько позже.
— Война состоялась?
— Нет. Перед человечеством внезапно открылся целый космос, и недовольные свалили из Солнечной системы в поисках новых, лучших миров. Первые корабли были нестабильны, первые колонисты сталкивались с целым рядом неизвестных доселе трудностей. Выжили немногие. Самых удачливых из них мы сейчас знаем как кленнонцев.
— И в итоге мы все равно получили войну.
— Вижу, ты уловил основную мысль, — сказал Холден. — Сектор Исследованного Космоса слишком тесен для трех рас, и война неизбежна. Дело ведь совсем не в том, что кому-то негде жить. Кленнонцы столкнутся с проблемой перенаселения очень не скоро, скаари научились регулировать рост своей популяции при помощи междоусобных войн, да и сам Альянс вполне протянет еще несколько веков с тем, что у него есть. Пусть ребятам и придется потесниться. Но Исследованный Сектор субъективно мал. При помощи гипердрайва его можно пересечь за несколько месяцев. Людям не тесно. Они просто чувствуют, что им тесно. Это клаустрофобия галактического масштаба, и спасти от нее может только новое расширение горизонтов, но гипердрайв тут не помощник. Слишком большие расстояния даже для него, слишком много звезд надо обследовать, и результат, как правило, себя не окупает. За пределами Сектора мало пригодных для жизни миров, так что проблему они не решают.
— А дальняя разведка?
— Экономически невыгодно, — сказал Холден. — Слишком долго ждать результата, в случае положительного ответа слишком долго и дорого туда лететь. Да и больше половины посланных в глубокий космос кораблей так и не вернулись. Если они что-то и нашли, нам об этом неизвестно.
— Скаари здесь дольше нас, они…
— Они не занимались такими исследованиями. Просто не видели в них необходимости. Скаари не чувствовали тесноты до тех пор, пока не появились люди.
— Ну и какая тебе выгода, если все перебьют друг друга?
— Никакой.

— Ну и какая тебе выгода, если все перебьют друг друга?
— Никакой. Мне важен не результат, а процесс.
— Ты все-таки безумен.
— Этот мир безумен, так что все гармонично. Пространство и время безграничны, и тот факт, что мироздание свело целых три, ладно, две с половиной разумные расы на одном клочке космоса в один и тот же исторический период, можно объяснить только изощренным чувством юмора самого мироздания. Это ли не истинное безумие? Разум получают хищники. Помести хищников в одну тесную клетку, и они обязательно передерутся. Я не пытаюсь изменить исторический процесс, я лишь способствую ему, получая удовольствие от работы.
— Наверное, у тебя было очень тяжелое детство.
— Я вырос в интернате, родителей своих никогда не видел. Был очень болезненным ребенком, сверстники меня обижали, педагоги меня не замечали и не занимались моим воспитанием, девственность я потерял в четырнадцать лет и не могу сказать, что по своей собственной инициативе, хотя некое удовольствие от процесса все же получил. Потом, чтобы не попасть в группу социального минимума, я пошел в армию, где со мной тоже не случилось ничего хорошего, два года в горячей точке на подавлении мятежа, тяжелое ранение, инвалидность, нищенская пенсия, жалкое прозябание на задворках истории… А мне ведь тогда не было и двадцати пяти. Я пустился во все тяжкие, покатился по наклонной, попал в дурную компанию. Как после всего этого не стать террористом?
— Ты вообще способен говорить правду?
— Конечно, — сказал он. — Только не по любому поводу и не всем подряд.
Решение далось Риттеру нелегко. Ему на размышление понадобились даже лишние полчаса, по истечении которых он развернул мобильный передатчик и связался с кораблями на орбите и приказал им обоим снижаться. По возможности аккуратно и стараясь не привлекать внимания.
Пожелание сколь очевидное, столь и невыполнимое.
Закончив сеанс связи, Риттер убрал передатчик и наставил указательный палец на Холдена.
— Расскажи, что ждет нас на базе.
— Планировка и инфраструктура типовые, — сказал Риттер. — Полагаю, одно из пустующих складских помещений отведено под основное устройство.
— Полагаешь?
— Внутрь мне проникнуть не удалось. Впрочем, я не особенно и старался. Сотня десантников — это много даже для меня.
— А где они прячут крейсер?
— Понятия не имею. Остров скалистый, так что я бы на их месте использовал особенности рельефа. Это если бы захотел спрятать. Но какой смысл в крейсере, если у них все получится?
— Думаешь, просто затопили его в море?
— Почему нет?
— Я бы держал крейсер при себе, — сказал я. — Чтобы в случае провала основной миссии у меня оставался вариант отхода.
— Крейсер, — сказал Боб. — Сотня десантников. Военная база. Чокнутый генерал, собирающийся взорвать Солнце и устроить бурю в гиперпространстве. Мы как будто в долбаный комикс попали.
— Только вот суперспособностей ни у кого из нас нет, — сказал Риттер.
— У меня есть, — сказал Феникс.
— Это да, — согласился Боб. — Ты любого до смерти уболтаешь.

С лестничной площадки донесся еле заметный шорох на самой грани слышимости.

С лестничной площадки донесся еле заметный шорох на самой грани слышимости. Повернувшись в ту сторону, я успел заметить, как в помещение врываются три бойцовые особи скаари. У двоих из них были плазмоганы, у третьего — ракетница.
Холден среагировал первым, но толку от этого было немного. Без оружия и приличной брони у него не осталось ни единого шанса, и шар плазмы догнал его в прыжке и испепелил прямо в доспехах. Я вскинул руку, наводя импульсную винтовку на бойца с ракетницей, и в тот же миг заметил, как три стальных цилиндра срываются с его оружия и летят в мою сторону.
Кажется, я все-таки успел выстрелить, но не успел заметить, насколько успешно. Одна из ракет ударила в лицевой щиток моей брони, отчего бронепластик сразу пошел трещинами, а несколько сотых долей секунды спустя ракета взорвалась…

— Крейсер, — сказал Боб. — Сотня десантников. Военная база. Чокнутый генерал, собирающийся взорвать Солнце и устроить бурю в гиперпространстве. Мы как будто в долбаный комикс попали.
Я моргнул, отгоняя видение ракеты скаари, взрывающейся в нескольких сантиметрах от моего лица.
— Только вот суперспособностей ни у кого из нас нет, — сказал Риттер.

Скаари ворвутся сюда сразу после реплики Боба. Это значит, что времени практически не осталось.
Я сместился чуть в сторону, очищая себе линию огня, вытянул вперед обе руки, активируя встроенное в костюм оружие. Риттер одарил меня удивленным взглядом.
Холден нахмурился.
— У меня есть суперспособности, — сказал он. — И, похоже, что не только у меня одного.
— Это да, — согласился Боб. — Ты любого до смерти…
Я выстрелил, и ракета скрылась в дверном проеме.
— …уболтаешь, — закончил Боб.
Вместе с языками пламени и обломками бетона в помещение залетели и несколько элементов брони скаари, а также исковерканный плазмоган.
— Твою ж мать, — выругался Риттер.
Мы с полковником держали пролом под прицелом, заодно прикрывая Холдена спинами. Боб осторожно выглянул на лестницу.
— Жмурики, — доложил он. — Два или три, точнее по останкам не определить.
— Три, — сказал я.
— Раз ты такой умный, может быть, расскажешь, откуда они тут вообще взялись?
— Понятия не имею.
— Наверху какое-то движение, — доложил Боб. — Судя по датчикам, не менее пяти целей.
Прошло больше часа после того, как скаари разнесли город. Если бы они придерживались своей обычной стратегии, они бы пошли дальше и были бы уже далеко отсюда. Что же заставило их задержаться?
Не хотелось думать, что мы.
— Подвал, — с отвращением сказал Холден. — Знаете, чем плохо держать оборону в подвале? Из него только один выход. И тот, кто контролирует выход, находится в заведомо выигрышном положении.
— Этот подвал спас нам жизнь, — напомнил ему Риттер.
— Тот эпизод уже давно закончился, — сказал Холден. — А теперь мы в ловушке. Потому что мы в подвале, а они — сверху.
— Шесть целей, — доложил Боб.

— Они не приближаются. Вдвоем их можно легко зачистить.
— Пошли, — решился Риттер. — Алекс, останься пока с нашим другом.
— Не задерживайтесь там, — сказал Холден.
Риттер с Бобом шагнули в пролом, включили реактивные ранцы и скрылись из поля зрения.
Полагаю, Риттеру не хотелось оставлять нас с Холденом без присмотра. Но и отправлять меня на боевую операцию наедине с Бобом ему тоже не хотелось.
— Это было круто, кстати, — сказал Холден. — Отреагировать на событие еще до того, как оно произошло, — это настоящий талант. Немногим дано подобное.
— Заткнись, — сказал я.
— А ты способен проделывать этот фокус по желанию? — поинтересовался он. — Я не просто так спрашиваю. Если учесть, что в ближайшем будущем нам предстоит схлестнуться с сотней десантников ВКС, нам любые козыри пригодятся.
— Как ты выбрался с космической станции после того, как спровоцировал там бойню? — поинтересовался я.
— Ну ты же как-то выбрался, — сказал он. — Так что событие не из разряда невозможных, в отличие от.
— Визерс сказал мне, что ты не человек.
— А кто? Представитель четвертой расы?
— Что-то вроде того. Регрессор и Немезида человечества.
— И ты в это веришь?
— Твое поведение отнюдь не свидетельствует об обратном.
— У моего поведения может быть сотня других причин, — сказал Холден. — Я спрашивал тебя отнюдь не о моем поведении. Я спрашивал, веришь ли ты в то, что я регрессор, и Немезида человечества, и представитель четвертой расы.
— Я не знаю. Чем дальше, тем глубже кажется мне бездна моего незнания.
— Красиво, — сказал Холден. — Впрочем, не так красиво, как комбинация Визерса.
— Какая из них?
— Та, в которой он так качественно запудрил всем мозги поисками регрессоров и четвертой силы. Попытки изменить баланс при помощи внешнего воздействия.
— Тебе не кажется, что если это пустышка, то в нее вложено слишком много сил?
— Зато никто до последнего не подозревал о его истинных намерениях, — сказал Холден. — Ты, например, точно не подозревал, а твой новый дружок из СБА, хотя и догадывался, явно не представлял масштаба. Теория о регрессорах — это пустышка. Факты, которые лежат в ее основе, имели место быть на самом деле, но они никак не связаны друг с другом. Была Война Регресса, был корабль-разрушитель скаари, ну и что? Кто сказал, что это звенья одной цепи? Между этими событиями прошло слишком много лет.
— Скаари верят, что есть «другие» и что эти «другие» влияют на жизнь кланов.
— А мысли о существовании какой-нибудь тайной масонской ложи ты не допускаешь? — поинтересовался Холден. — Скаари — древняя цивилизация, о которой мы очень мало знаем. Там может быть бездна тайных обществ и подводных течений, о которых мы никогда не слышали и вряд ли когда-нибудь услышим. К тому же твой главный источник информации о Гегемонии — это Кридон, который имел тесные контакты с Визерсом.
— И что из этого следует?
— То, что теория о регрессорах — это не единственная пустышка Визерса.

— А что еще?
— А ты подумай немного, — предложил Холден. — В чем смысл существования пустышек? В том, чтобы стянуть на себя как можно больше внимания, отвлекая от основной миссии. И если теперь мы знаем, что основная миссия Визерса заключается вовсе не в поисках древних галактических мифов, которые якобы могут изменить баланс сил…
Тут на связь вышел Риттер и в довольно экспрессивных выражениях сообщил, что они с Бобом зачистили территорию и нам надо срочно тащить свои задницы наверх.
Поскольку в комплектации защитного костюма Холдена реактивный ранец отсутствовал, подъемником пришлось поработать мне. Холден приобнял меня за талию, впрочем, я его веса практически не почувствовал, и аккуратно, стараясь не зацепить обугленные стены, я вытащил нас на поверхность.
Город напоминал декорации для съемки постапокалиптического блокбастера, и, если судить по поднимающемуся к небесам дыму, апокалипсис случился совсем недавно. Не осталось ни одного целого здания, выше уровня земли было уничтожено практически все. Зато воронок и разнообразных провалов в обугленной земле было хоть отбавляй.
Некоторые были такого размера, что в них без особого труда можно было посадить космический корабль. И когда я говорю «космический корабль», я не имею в виду недоросля вроде «Ястреба», на котором мы сюда прилетели. С линкором, возможно, пришлось бы повозиться, а вот крейсер я бы здесь посадил без большого труда.
Боб говорил о шести мишенях, но трупов в поле зрения оказалось значительно больше. Сам Боб стоял на краю одной такой здоровенной воронки, внимательно смотрел вниз и изредка постреливал туда из импульсной винтовки.
— Представляешь себе, им таки удалось завалить «тарантула», — сказал Риттер. — Потрясающее невезение. Это, наверное, третий или четвертый танк, который местным удалось подбить на всем чертовом материке, и они умудрились подгадать именно так, чтоб этот танк свалился чуть ли не на наши головы.
— И где он?
— Вон в той здоровой яме. — Риттер указал на воронку, рядом с которой стоял Боб. — Видимо, какие-то повреждения системы энергоснабжения, потому как большинство стрелялок и ходилок у него на месте, а ходить и стрелять он не может. Они выслали штурмовиков на разведку, вот на них мы и наткнулись. Точнее, они на нас.
— Не повезло, — согласился я.
Сложно сказать, кому не повезло больше, им или нам. Наверное, на данный момент все-таки им. Потому что мы до сих пор живы.
— Штурмовиков в пределах видимости мы постреляли, — сказал Риттер. — Сколько их там осталось внутри танка и сколько еще бродит по окрестностям, сказать сложно.
— Любопытная дилемма, — сказал Холден. — Поскольку к этим ребятам наверняка уже идет техпомощь, здесь нам оставаться опасно, и самым умным ходом было бы сбежать в лес. Но этот умный ход не имеет никакого смысла, ибо мы ждем космический корабль, а в лесу космический корабль не посадишь. Как же мы будем выходить из этой ситуации?
— Никак, — мрачно сказал Риттер. — Останемся здесь и будем молиться, что наши корабли придут раньше, чем их танки.

Молитвы Риттера, если он на самом деле молился, не сработали, и танк скаари прибыл к развалинам Де-Мойна раньше, чем «Ястреб» с «Тритоном». Стрелять танк начал еще до того, как он вышел из леса, и Холден в его неудобной и не подогнанной по размеру местной броне умер первым.

Стрелять танк начал еще до того, как он вышел из леса, и Холден в его неудобной и не подогнанной по размеру местной броне умер первым.
Боб продержался чуть дольше, но потом ему «посчастливилось» попасть под огонь крупнокалиберных танковых пулеметов, против которых оказалась бессильна даже хваленая броня ВКС, и его буквально разорвало на части. Мне об этом рассказал Риттер, сам я был слишком далеко оттуда и не смог рассмотреть подробности, даже если бы захотел.
Танк поливал нас огнем все то время, пока мы бежали под относительную защиту деревьев, а потом еще немного, ровно до тех пор, пока скаари не сообщили о новой угрозе, которая надвигалась на них из верхних слоев атмосферы. А потом… потом «Ястреб» спикировал на город и взорвался, прихватив с собой «тарантула», а нас с Риттером отбросило взрывной волной, и я на какое-то время потерял сознание.
Как выяснилось, меньше чем на минуту.
Это время потребовалось системе жизнеобеспечения скафандра, чтобы привести меня в чувство.
Голова трещала, во рту ощущался солоноватый вкус крови, а зрение с трудом фокусировалось на списке неисправностей брони, выводящемся на лицевой щиток прямо перед моими глазами.
Я пару раз моргнул, прохрипел Риттеру, что со мной все нормально, еще не зная, так ли это на самом деле, и со второй попытки умудрился прочитать о потерях. Учитывая, что скафандр только что спас меня во время небольшого ядерного взрыва, дела обстояли не так уж плохо. Большая часть систем вооружения вышла из строя, что в принципе не так уж важно, потому что против танков с импульсной винтовкой все равно много не навоюешь, но двигательные функции оказались сохранены. Я снизил мощность до рекомендуемого в таких случаях уровня и попытался подняться. Сервомоторы на левой ноге немного подклинивали, но в целом маневр мне удался.
Местность вокруг выглядела так, как и должна выглядеть местность после небольшого ядерного взрыва. Дым и пепел, собранные в грибовидное облако, все еще висели в воздухе над Де-Мойном, обугленные стволы деревьев указывали на небо, застыв немым укором всем вздумавшим поиграть в войнушку разумным расам.
Оставшиеся неповрежденными сканеры скафандра засекли костюм Риттера в полукилометре к северу от меня. Судя по показаниям приборов, полковник СБА бодрым шагом двигался в сторону города.
— «Тритон» вышел на связь на коротких волнах, — сказал Риттер. — Они совершат посадку в течение десяти минут.
Значит, я угадал верно, и корабль, свалившийся на танк и спасший нам жизни, все-таки был «Ястребом». Тем самым «Ястребом», подаренным нам пиратским бароном Хэммондом, кораблем, который несколько раз спасал нам жизни и на борту которого я провел столько времени, что начал чувствовать себя там как дома.
«Ястреб» погиб. А вместе с ним погибли все, кто был на его борту. Включая двух людей, которые хоть что-то значили для меня в этом мире.
— «Ястреб» шел первым и отвлек на себя внимание перехватчиков, — сказал Риттер. — Мне очень жаль, Алекс.
— Да, — машинально согласился я. — Мне тоже очень жаль.
Вряд ли можно за такое короткое время осознать всю тяжесть потери, и все, что я тогда чувствовал, это пустота. За какие-то жалкие несколько минут я лишился троих людей, которых более-менее неплохо знал здесь и которые более-менее неплохо знали меня.
Холден, Азим и Кира…
Странный знакомый, друг и, возможно, будущая любовь.
Ноги на автомате несли меня к месту посадки «Тритона», а я думал о том, что мир внезапно стал еще больше, чем он казался до этого, при этом сильно потеряв в содержимом.

Ноги на автомате несли меня к месту посадки «Тритона», а я думал о том, что мир внезапно стал еще больше, чем он казался до этого, при этом сильно потеряв в содержимом.
Не так много в этом мире было людей, с которыми меня что-то связывало, к которым я испытывал симпатию или нечто большее, а теперь, одним махом, их почти не осталось вовсе.
Холден, странный знакомый, непонятный человек с непонятными целями, пару раз выручавший меня из сложных ситуаций, хотя, вполне возможно, в пару сложных ситуаций меня и втравивший. Тем не менее он не был мне безразличен, не стал одним из целой череды лиц, которые однажды встретились мне на жизненном пути и тут же канули в забвение. Кем бы он ни был, он был вполне приятным парнем, и мне жаль, что он погиб так быстро и так глупо.
Мы с ним так и не успели договорить.
Азим, из элитной гвардии «Черный дракон» Левантийского Калифата, отставной телохранитель Асада ад-Дина, матерый человечище, способный бросить вызов скаари в рукопашной, управляющий всем, что может двигаться, стреляющий из всего, что может стрелять. Человек, долгое время бывший моим наставником, рассказавший мне многое об этом мире, человек, который был моим единственным другом. Мы через многое прошли вместе — события на космической станции, плен скаари, посещение владений клана Кридона, путешествие на Пекло, миссию на Тайгере-5… Он много раз спасал мне жизнь, и в последний раз для этого ему пришлось отдать свою.
И Кира… красивая миниатюрная девушка, лучший пилот из всех, кого мне доводилось видеть…
Плакать в скафандре очень неудобно.

ГЛАВА 10

Поскольку «Ястреб» отвлек на себя основную массу перехватчиков скаари, «Тритон» добрался до поверхности почти без приключений и совершил посадку еще до того, как мы с Риттером вышли на бывшую окраину бывшего города.
В костюме все еще было слишком жарко, а счетчик радиации чуть ли не зашкаливал от количества сыпавшихся на нас миллирентген, но я, несомненно, был жив, и Риттер был жив, и мы сохранили один из кораблей, а это означало, что наша деятельность на Веннту еще не закончена.
Впрочем, особых иллюзий насчет нашей миссии я не испытывал. Эпизод с танком, случайный и совершенно необязательный, наглядно показал нам относительную ценность наших жизней и их значимость для мирового устройства. Один-единственный «тарантул» едва не зашиб нас походя, а теперь нам предстояло бросить вызов генералу Визерсу, в распоряжении которого была укрепленная армейская база, сотня хорошо подготовленных десантников и целый крейсер вдобавок.
— Ты хромаешь, — заметил Риттер, когда мы с ним поравнялись, а до корабля, заглушившего маневровые двигатели, осталось идти всего пару сотен шагов.
— Это не я. Это скафандр.
— А у меня правая рука не двигается, — сказал Риттер. — Впрочем, костюмы сослужили свою службу, и глупо было бы требовать от них большего.
— А Боб?..
— Без шансов, — сказал Риттер. — Удивительно, что нам вообще удалось уцелеть.
— Ну, удалось, — сказал я. — А что толку?
— Визерс, — напомнил Риттер. — Его надо остановить.
— И ты на самом деле считаешь, что у нас получится?
— Надо хотя бы попробовать, — сказал Риттер.

— Если нам не помешают, мы будем в точке указанных координат минут через сорок.
— И сразу в бой?
— А у нас есть выбор? — Он хмыкнул. — Думаешь, скаари пропустили корабль к планете и тут же про него забыли? Или ты предлагаешь рвануть в открытый космос, чтобы перевести дух, а потом попробовать атаковать Визерса? Предоставив скаари еще один шанс зашибить нас при проходе через атмосферу?
— Да, глупо было бы.
— На орбите мы все равно ничего толкового не высидим. Поддержки нет, и взять ее неоткуда, ближайшие корабли Альянса слишком далеко отсюда. Все, чего мы добьемся таким ходом, это потеряем время и увеличим возможные риски. Визерс на планете, и мы на планете… Раз уж все так совпало, то медлить смысла нет.
— Цейтнот, — сказал я.
— Цейтнот, — согласился Риттер. — Времени хватит только на то, чтобы вылезти из этих скафандров и влезть в новые, попутно рассказывая остальным, с чем нам предстоит столкнуться. При таких раскладах на дело придется брать всех, даже пилотов.
— Много мы против десанта навоюем.
— Надо хотя бы попробовать, — сказал Риттер. — А какие у нас еще варианты? Уйти отсюда? Если расчет Визерса верен и вихрь уничтожит все стержни Хеклера, то далеко мы не улетим, и бежать нет смысла. Даже если корабль уцелеет, на досветовых скоростях нам придется лететь до ближайшей обитаемой планеты пару веков.
— А если расчет Визерса ошибочен?
— То, если мы побежим, нам ничего не грозит, — сказал Риттер. — Но, исходя из знания, какими специалистами и средствами располагает Визерс, я думаю, шансы на ошибку у него примерно один к десяти. Ты готов сделать ставку при таких шансах?
— Это ведь для тебя не сюрприз, да? — спросил я. — То есть ты явно не ожидал обнаружить Визерса на Веннту, но масштабы его замысла и направление, в котором он собирается действовать, тебя не особенно удивляют.
— Это не такое уж новаторское направление, — сказал Риттер.
— То есть?
— Гиперпространственный вихрь, — сказал Риттер. — Одно время научный сектор СБА всерьез разрабатывал эту теорию как оружие последнего шанса, но потом по вполне понятным причинам от нее было решено отказаться.
— И что же это за вполне понятные причины?
— Во-первых, тогда это был крайне дорогой проект с весьма туманными перспективами. А во-вторых, это оружие, которое нельзя использовать.
— Потому что оно ударит по всем?
— Именно. И, более того, поскольку тогда нашим основным потенциальным противником считалась Кленнонская Империя, которую мы существенно превосходили технологически, было очевидно, что применение гиперпространственного вихря сильнее ударит по нам, чем по врагу.
— Но если Альянс превосходит Империю технологически, то он должен быстрее оправиться от удара.
— Технически — может быть, — согласился Риттер. — Но Альянс состоит из очень большого количества миров, некоторую часть которых удерживает в нашем составе только осознание ими того факта, что у нас есть военно-космический флот.
— И если оставить эти миры в изоляции на несколько десятков лет…
— Ситуация выйдет из-под контроля уже в первые месяцы, — сказал Риттер.

— А до того как новый флот обретет хотя бы подобие той силы, которую мы имеем сейчас, пройдут даже не десятилетия, а века. Альянс развалится.
— А Империя?
— А Империя — нет, — сказал Риттер. — В целом подданные императорского дома куда более лояльны. К тому же речь идет о значительно меньшем количестве миров и ощутимо меньших расстояниях между ними. Империя просто на время разожмет кулак, чтобы впоследствии сжать его вновь. Для Альянса же последствия будут сравнимы с ампутацией, проведенной в полевых условиях ржавым топором. Чтобы восстановить статус-кво, понадобится не одна хирургическая операция. Со всеми сопутствующими рисками, если ты понимаешь проведенную мной аналогию.
— Понимаю, — сказал я.
— И это только та часть истории, которая касается отношений Империи и Альянса, — продолжил Риттер. — А ведь есть еще скаари, чьи возможности мы до сих пор представляем весьма слабо. Может быть, вихрь надолго выведет их из игры, а может быть, они вернутся на поле первыми. Сейчас очень сложно строить прогнозы, но одно можно сказать точно — если Визерс сумеет проделать этот номер, произойдет катастрофа.
— С другой стороны, война — это тоже катастрофа.
— В войне у Альянса больше шансов.
— Если верить Визерсу, в войне у Альянса шансов вообще нет.
— Ну да, — согласился Риттер. — Если верить.
До корабля осталось всего полсотни шагов. Я остановился.
— Джек…
— Да? — Он успел пройти пару метров, прежде чем обнаружил, что меня уже нет рядом.
— Мы ведь оба умрем здесь, так?
— Да, — сказал он. — Скорее всего, так оно и будет.
— И очень скоро.
— Да.
— И ты понимаешь, что я уже ничего никому не расскажу, так что политика умолчания более не имеет смысла.
— С практической точки зрения — да. Что ты хочешь знать?
— Кто такой Холден?
— Понятия не имею, — вздохнул он. — Сам очень хотел бы это понять, но… наше общение было слишком скоротечным.
— У тебя ведь должна быть какая-то теория, которая бы все объясняла. Ладно, не все, но хоть какие-то частности.
— Увы. Я развел бы руками, но у меня броня подклинивает. Самая разумная теория, которая объяснила бы его «воскрешения», заключалась в том, что Феникс — это не один человек, а организованная группа. Может быть, генетически улучшенные особи, клоны или что-то вроде того. Но в твою историю это не вписывается.
— В мою историю много чего не вписывается.
— Зато финал немного предсказуем. — Он усмехнулся.
Кстати о клонах.
Манерой вести диалог и некоторыми своими поведенческими реакциями Риттер периодически напоминал мне Сола, и чем ближе он подбирался к объекту охоты, тем чаще проявлялось это сходство.
Поскольку они не были кленнонцами и шансы, что они вылезли из одной пробирки, были исчезающе малы, мне стоило поискать другое, менее очевидное объяснение.
Возможно, на их манерах просто сказывалась их принадлежность к одному ведомству, а возможно, полковник Риттер за время охоты слишком долго всматривался в бездну генерала Визерса, и бездна посмотрела на него в ответ.

Наблюдение меняет наблюдаемый объект, наблюдение меняет наблюдающего, а в нашем случае речь шла не только о наблюдении. Могли ли маневры генерала Визерса произвести на Джека столь глубокое впечатление, что тот неосознанно начал ему подражать? Или даже не совсем неосознанно?
Как бы там ни было, крайне любопытно было бы посмотреть, как они поведут себя, встретившись лицом к лицу. Ну, в те короткие секунды до того, как они начнут палить друг в друга из всех орудий.
— В принципе на завершающей стадии нашей операции ты мне уже не нужен, — заявил Риттер. — Если хочешь, можешь остаться здесь.
— И что мне это даст?
— Проживешь чуть дольше.
— Нет, — сказал я. — В этом нет смысла.
— Несколько часов, — сказал Риттер. — Может быть, даже пару дней, если повезет и скаари не будут усердствовать в поисках.
— И чем мне заниматься эти несколько часов или дней?
— Я знаю? Медитировать, попробовать примириться с собой. Или можешь просто подрочить. Тут, знаешь ли, у каждого свои предпочтения.
— Говорят, что ожидание смерти хуже самой смерти, — сказал я.
— Забавно, — сказал Риттер. — Как будто кто-то из тех, кто имел возможность сравнить, имел еще и возможность кому-то об этом рассказать.

Едва мы поднялись по аварийному трапу и оказались в шлюзовой камере «Тритона», как пилот включил маневровые двигатели и корабль оторвался от земли. Двое коллег Боба, проходивших по тому же разделу «мясо», помогли нам вылезти из поврежденной брони и начали засовывать в новую. Оказывается, у них тут был неплохой запас.
За время всей этой процедуры никто не проронил ни слова.
Когда мы были уже почти полностью упакованы для последнего боя, только что без шлемов, Риттер махнул рукой, попросив следовать за ним, и потопал в ходовую рубку.
— Полагаю, там тебя ждет приятный сюрприз, — сказал он. — То есть, наверное, это был бы приятный сюрприз, если бы расклад был несколько иным. А сейчас это просто сюрприз.
— Я не люблю сюрпризы. В чем дело?
— Когда они решили прорываться, Азим вызвался быть первым и отвлечь огонь на себя. Поскольку шансы его в таком случае расценивались крайне невысоко и он сам это понимал, он настоял на том, чтобы пилотировать «Ястреб» в одиночку. Вообще без экипажа.
— То есть капитан Штирнер…
— Сидит сейчас за джойстиками этого корабля, — сказал Риттер. — Потому что мой пилот примеряет боевой скафандр и готовится пойти с нами.
Это было странно, но я все же испытал какое-то облегчение при известии о том, что Кира жива. Конечно, в дальней, да и в самой ближней перспективе сей факт не имел никакого значения, и вряд ли у нас останется время, чтобы хотя бы попрощаться наедине, но мне стало чуточку лучше.
Самую малость.
Говорят, что перед смертью у человека обостряются все чувства. Не знаю, как у других, а у меня все происходит наоборот. Чем реальнее летальный исход, тем больше на меня накатывает безразличие к собственной судьбе, эмоции приглушаются, и все, что недавно казалось таким важным, становится мелким и незначительным.
Может быть, это какая-то своеобразная защитная реакция. А может быть, просто вот такой я урод.

Может быть, это какая-то своеобразная защитная реакция. А может быть, просто вот такой я урод.
Кира действительно сидела за джойстиками в кресле первого пилота, и, когда я вошел, мы обменялись с ней взглядами. Хотелось бы мне сказать, что я прочел в ее глазах что-то, кроме спокойной решимости, но это было бы враньем. Или я просто не умею читать по глазам.
Осторожно, пытаясь ничего не сломать, Риттер уселся в кресло штурмана. Я просто прислонился к стене и стал смотреть на затылок капитана Штирнер, вернувшейся к управлению судном.
— Подлетное время? — осведомился Риттер.
— Тридцать шесть минут. Что мне следует искать в конечной точке?
— Там должен быть остров, — сказал Риттер. — Небольшой скалистый остров.
— И?
— Если я что-то понимаю в секретных военных базах, из космоса ее не должно быть видно, — сказал Риттер. — Но если знать, что ищешь, то при визуальном контакте на небольшом расстоянии можно обнаружить некие характерные признаки. К тому же там неподалеку должен быть припаркован целый крейсер.
— И?
— И мы сойдем. А вы будете осуществлять поддержку с воздуха, капитан. Раз уж так все сложилось.
Кира фыркнула.
— Да, это не штурмовик, — согласился Риттер. — Но все же какое-то вооружение на борту есть.
— При всем моем уважении, полковник, но скажите, вы на самом деле намерены воевать с крейсером и двумя ротами десантуры, когда шансы настолько не в нашу пользу?
— Я знаю, что по галактике ходят легенды о потрясающей изобретательности сотрудников СБА, но в данный момент ничего другого мне в голову не приходит.
— Вы…
— Я карьерист и приспособленец из отдела внутренних расследований, но я отнюдь не отягощенный суицидальными наклонностями идиот, если вас беспокоит именно это, капитан, — сказал Риттер. — То есть, конечно, я готов признать, что от этой атаки на астрономическую единицу разит суицидом, но, в отличие от подавляющего числа других самоубийств, наше не будет бессмысленным. По крайней мере, оно не должно таким быть.
— И какой же план? Может быть, мне просто с размаху грохнуть эту посудину об эту вашу базу?
— Я думал об этом, — сказал Риттер. — Но эта наша база построена на Веннту, которая десятилетиями подвергалась орбитальным бомбардировкам, и далеко не факт, что взрыв достанет до нужных нам глубин. Это же космический корабль, а не кумулятивная торпеда, в конце концов.
— Тридцать две минуты, — сказала Кира. — Это я к тому, что если вы хотите что-то рассказать, полковник, сейчас самое время это сделать.
— Нас еще не засекли их орбитальные наблюдатели?
— Видимо, нет. Потому что перехватчиков на хвосте я пока не вижу.
— Жаль, — сказал Риттер. — А что мы можем сделать, чтобы привлечь их внимание?

Если вам нужно попасть из точки А в точку Б, расстояние между которыми более тысячи километров, а в качестве транспортного средства вы используете космический корабль, то двигаться параллельно поверхности на небольшой высоте — это долго и энергоемко. Гораздо проще и быстрее совершить подъем в стратосферу, преодолеть там большую часть пути и оттуда уже пикировать к точке назначения.

Гораздо проще и быстрее совершить подъем в стратосферу, преодолеть там большую часть пути и оттуда уже пикировать к точке назначения.
Когда мы уже начали спуск, Риттер приказал отключить все маскирующие устройства, которые затрудняли скаари обнаружение нашего корабля.
Полковник Джек Риттер мог на самом деле быть карьеристом и приспособленцем из отдела внутренних расследований СБА, да он вообще мог быть кем угодно, но дураком он все же не был. Он прекрасно понимал, какие у нас шансы справиться с Визерсом и его людьми собственными силами.
Но согласно его плану, нам предстояла битва, в которой вовсе не обязательно было побеждать. Что, кстати, довольно обидно, потому что эта битва должна была стать для нас последней.
Нам нужно было обнаружить базу Визерса, ввязаться в бой и наделать как можно больше шума, чтобы гарантированно привлечь внимание скаари. Даже если клан Торбре прилетел сюда не за головой Сола, вряд ли скаари окажутся настолько нелюбопытными, чтобы не попытаться выяснить, кто еще, кроме них самих, осмелился воевать на этой планете.
И Риттер считал, было бы очень удачно, если бы мы притащили скаари на хвосте, не давая им слишком уж приблизиться, чтобы избежать риска быть уничтоженными еще до того, как мы обнаружим базу генерала Визерса.
Вызвать огонь на себя и оказаться между молотом и наковальней.
В общем, это был тот еще план, простой, не слишком изящный и продиктованный исключительно отчаянной ситуацией, в которой мы оказались, но я полагал, что он может сработать.
Не без изрядной доли везения, конечно. Но я еще не участвовал ни в одной боевой операции, которая бы не зависела от определенной доли везения.
Тогда мы не знали, что на Веннту наше везение себя уже исчерпало.

ГЛАВА 11

Изображение острова, выведенное на тактический дисплей «Тритона», увеличивалось по мере нашего к острову приближения, а скаари на хвосте все еще не появились, так что Риттер попросил Киру немного сбавить скорость.
Как известно, секретные военные базы на часто подвергаемых орбитальным бомбардировкам планетах строят отнюдь не для того, чтобы их было легко обнаружить и разбомбить, и даже при наличии напичканного самой современной электроникой «Тритона» обнаружение нового пристанища генерала Визерса грозило занять кое-какое время. По счастью, саму базу нам искать не было никакой необходимости.
Крейсер без проведения масштабных строительных работ под землю не загонишь, а средства маскировки, применяемые на поверхности, весьма ограниченны и не стопроцентно эффективны. И чем ближе поисковый корабль подбирается к поверхности планеты, тем ниже эффективность этих средств.
Скажем, если вероятность обнаружить искомый корабль с орбиты составляет где-то около половины процента, то при снижении до высоты птичьего полета она увеличивается процентов до двадцати. А уж если точно знать, что именно ты ищешь и каким квадратом тебе стоит ограничить поиски, то времени требуется совсем немного. Риттеру потребовалось примерно две с половиной минуты.
— Вот он. — Риттер ткнул курсором в некое сигарообразное тело, подсвеченное на тактическом дисплее красным и находящееся совсем рядом с береговой линией. — Попался. Я признаю, что несколько удивлен, но наш таинственный друг Холден все-таки не соврал.
От сигарообразного тела отделились две более ярко-красные точки.
— Мы тоже попались, — констатировал Риттер. — Слышно что-нибудь о наших ящерообразных друзьях?
— Пока нет, — сказала Кира.

— Слышно что-нибудь о наших ящерообразных друзьях?
— Пока нет, — сказала Кира. — Какой теперь план?
— Ты можешь увернуться от ракет?
— От прямого попадания — наверняка. Но в режиме преследования они нас все равно достанут.
— Тогда все просто. Если мы будем падать в море, постарайся уронить корабль как можно ближе к берегу.
Красные точки на тактическом дисплее стремительно приближались. Таймер, отсчитывающий подлетное время, указывал на двадцать с небольшим секунд.
Примерно столько времени требуется, чтобы проверить крепления ремней безопасности, надеть шлемы и привести скафандры в полную боевую готовность.
Против нас сыграли сразу несколько факторов.
Для того чтобы засечь активное сканирование местности, которое позволило нам так быстро обнаружить корабль Сола, сканируемому объекту нужно обладать совсем нехитрым оборудованием, и оно у Визерса было. И если до включения сканеров мы были просто кораблем, возможно, совершенно случайно залетевшим в этот квадрат, то теперь мы превратились в источник опасности, и Визерс на эту опасность отреагировал двумя ракетами.
Космический корабль, даже принадлежащий СБА и предназначенный для диверсионных миссий, в плотных слоях атмосферы довольно неповоротлив, а во время снижения на маневровых двигателях и вовсе практически не способен резко менять траекторию полета, а это означает, что увернуться от ракет с интеллектуальным наведением шансов у нас не было. Мастерство пилота, сколь бы высоко они ни было, не способно вывести корабль за рамки физических законов.
Кира предприняла маневр отклонения скорее для очистки совести, чем на самом деле рассчитывая на успех, и прямого попадания нам таки удалось избежать. Но это и все.
Ракеты взорвались одновременно, одна прямо под днищем, вторая — десятком метров левее. Корабль швырнуло в сторону, и он на несколько показавшихся мне мучительно долгими секунд потерял управление.
Потом Кира перебросила энергию на единственный сохранившийся двигатель, увеличила тягу и вытащила «Тритона» из штопора примерно в пятистах метрах над уровнем моря. Это позволило нам не плюхнуться в воду, как мешок с картошкой, а элегантно войти в нее под правильным углом.
Эффект от соприкосновения с водой оказался сильнее ударной волны от двух ракет, взорвавшихся в непосредственной близости от корабля. Страховочные ремни, не рассчитанные на удержание в кресле человека в тяжелой боевой броне, не выдержали, и я врезался головой в пульт управления огнем. Весь ущерб достался пульту, но это уже не имело значения, потому что космические орудия для подводной охоты все равно не предназначены. Риттер своим шлемом расколотил штурманский дисплей, и только Кира в легком космическом скафандре удержалась в своем кресле и не нанесла кораблю дополнительных повреждений.
Как следует из его названия, теоретически «Тритон» был рассчитан на скрытное перемещение под водой, правда, двигаться он мог медленно, недалеко и не в нынешнем состоянии. В нынешнем состоянии он был способен передвигаться только в одном направлении — на дно.
— Все сложилось не так уж плохо, — заявил Риттер, попытавшись найти в нашем положении светлую сторону. — По крайней мере, мы произвели достаточно шума, чтобы привлечь внимание скаари.
— Но поддержки с воздуха теперь уж точно не будет, — сказала Кира. — Извини, полковник.
— Это ерунда, капитан, — сказал Риттер. — Кстати, ваша миссия окончена, и лезть в бой вам совсем необязательно.

— Кстати, ваша миссия окончена, и лезть в бой вам совсем необязательно. Можете сдаться в плен, если найдете кому. Алекс, тебя это тоже касается.
— Угу, — мрачно сказал я. — Уже бегу размахивать белым флагом.
— Как знаешь, — сказал Риттер, выпутываясь из остатков кресла и штурманского пульта. — Тогда пойдем и доиграем спектакль до конца.
Кира открыла шлюзы, и в корабль хлынула вода. Мгновением позже пришлось выключать сработавшую из-за нарушения герметичности аварийную сирену.
— Глушите все, капитан, — сказал Риттер. — Сия посудина больше ничего не может для нас сделать, а потому будет затоплена. Надо сказать, далеко не каждому космическому кораблю выпадает такая участь.
Поскольку мы плюхнулись на мелководье, не так уж далеко от берега, как и просил Риттер, «Тритон» лег на дно раньше, чем все его помещения заполнились водой.
Человек в тяжелой боевой броне обладает той же плавучестью, что и человек с ногами, закатанными в тазик с цементом, а применять реактивный ранец под водой не рекомендуется, так что мы просто вышли из корабля и побрели по дну в сторону острова. Надеюсь, там есть относительно пологий пляж, и нам не придется применять навыки подводного скалолазания, которых у меня все равно нет.
Подводный мир Веннту не поражал воображение. То ли он изначально не отличался большим разнообразием, то ли мы всех распугали своей посадкой, но водолазной команде Кусто тут явно было бы нечего снимать, и «Калипсо» вряд ли задержалась бы тут надолго.
Впрочем, наша подводная одиссея оказалась еще короче.
— Они наверняка ведут нас на радарах, так что на берегу уже точно выстроился комитет по торжественной встрече, — сказал Риттер. — Тут уже ничего не придумаешь, парни, поэтому при первой возможности включаем двигатели и пробиваемся к кораблю, стараясь нанести максимальный ущерб и поднять побольше шума. Это в общих чертах, а вообще действуйте по ситуации.
Кто-то из боевиков затейливо выругался, полковник не стал делать ему замечания.
— Тут, наверное, надо сказать что-нибудь пафосное, — заявил он вместо этого. — Что-нибудь, подобающее моменту. Про долг, про то, что это будет честь для меня — биться с вами плечом к плечу, и прочее бла-бла-бла. Но мы взрослые люди и все понимаем, не так ли?
Нестройный хор голосов высказался, что так. Половина фраз была нецензурной.
— Обстоятельства сложились против нас, — продолжил Риттер. — Все, что мы могли сделать на этой чертовой планете, мы уже сделали. Дальше нас ждут только бонусы, и каждый будет собирать их сам.
— Заканчивай уже, полковник, — посоветовал кто-то. — Деваться все равно некуда.
— Некуда, — согласился Риттер. — А потому я заканчиваю. Удачи нам всем, парни. И вам, капитан, тоже удачи.
— Пристрелите меня уже поскорее, — простонала Кира.
Сверху оставалось всего несколько метров воды, и дно все круче забирало вверх. Я проверил боевые системы нового скафандра, глотнул водички из подведенной ко рту трубки и сделал пару глубоких вдохов. Мое шестое чувство молчало и не пыталось меня ни о чем предупредить. Очевидно, это означает, что на этот раз возможности разминуться с костлявой уже не представится.
Но зато я буду первым и единственным человеком, родившимся в двадцатом веке и умершим на чужой планете, да еще и умудрившимся поучаствовать в самых настоящих звездных войнах.

Обидно только, что мне так и не выпало возможности зарубить какого-нибудь злодея синим световым мечом.

Против лома нет приема, и в противостоянии «снаряд против брони» всегда выигрывает снаряд. Как бы ни совершенствовались средства защиты, средства нападения прогрессируют гораздо быстрее, и я уверен, что абсолютное оружие будет изобретено гораздо раньше, чем абсолютная защита.
Спор против кольчуги выиграл арбалет, против бронежилетов были разработаны пули с кевларовыми наконечниками, для противодействия танкам изобретены кумулятивные боеприпасы.
Человек не способен создать ничего такого, чего другой человек не мог бы уничтожить.
Тяжелая боевая броня ВКС Альянса отнюдь не является исключением. Она эффективна, она предоставляет своему владельцу много возможностей, но, по большому счету, спасти ему жизнь в любой ситуации она не способна.
Конечно же люди Визерса вели нас по радарам. Конечно же они ждали нас на берегу.
Полтора десятка десантников и два тяжелых плазмомета на переносных турелях.
И никаких признаков, что скаари проследили наш полет. Впрочем, для нас это уже не имело никакого значения.

Несколько боевиков Риттера первыми включили свои реактивные ранцы и поднялись в воздух, первыми они и умерли. Тяжелый скафандр способен выдержать несколько попаданий плазмы без летальных последствий для носящего его человека, но очередь из скорострельного плазменного орудия он не держит. Броня плавилась прямо на телах людей, эфир заполонили их предсмертные крики.
Очень недолгие крики.
Риттер начал стрелять прямо из-под воды. Он выпустил веером весь запас своих ракет, и две угодили в один из плазмометов. Взрыв уничтожил орудие, наводчика и двоих десантников, оказавшихся от него в опасной близости.
Оставшийся плазмомет ударил прямо в море, и к небесам вырвался огромный столб пара. Что ж, еще один знак, который должен привлечь внимание скаари.
Используя пар как прикрытие, я включил двигатели скафандра и поднялся над уровнем моря, а потом резко взял левее, поливая берег из всех своих бортовых орудий. Следить за точностью всех попаданий я не успевал, но как минимум двоих можно записать на мой счет. У одного из них моя ракета взорвалась прямо под ногами, серия импульсов попала второму прямо в лицевой щиток.
Двое оставшихся боевиков Риттера возникли из облака пара и спикировали на берег, прямо в центр торжественного комитета по встрече, отчего на берегу начался форменный хаос.
Мгновение спустя от чьего-то меткого попадания взорвался второй плазмомет. То ли ребята Визерса размякли на этом острове за все то время, что их никто не беспокоил, то ли они нас просто недооценили. Я почему-то считал, что мы не сможем нанести им существенного ущерба, но в какой-то момент вдруг оказалось, что мы начали брать верх.
Супермен летал, выбросив перед собой сжатую в кулак правую руку. Переняв его опыт и дополнив его своим, я выставил перед собой обе руки и спикировал к острову, со всего маху ударив кулаками в бронированный затылок десантника, увлеченно стрелявшего по кому-то из нашего отряда. Десантника отбросило на несколько метров, он упал на землю и больше не поднимался.
Броня поглотила импульсный заряд, информировав меня о направлении новой атаки. Я выпустил туда последнюю ракету, чудом увернулся от плазменного заряда, прилетевшего слева, и вдруг оказался лицом к лицу с очередным врагом.
Мы ударили друг друга одновременно, он угостил меня импульсом в живот, а я его — кулаком в ухо.
С одной стороны, броня компенсирует удары.

С одной стороны, броня компенсирует удары.
С другой — сервоприводы костюма увеличивают силу ударов. И если два человека, одетые в одинаковую броню, сходятся врукопашную, им стоит вести себя так, будто бы брони на них и вовсе нет. То есть уклоняться от кулаков противника и самому лупить в полную силу.
Я и врезал ему в полную силу, поэтому нет ничего удивительного, что я после его выстрела остался стоять на ногах, а он рухнул на землю. Я прыгнул ему на спину, схватил за шлем и начал вколачивать его в каменное основание острова. После пятого удара, когда он перестал сопротивляться, я поднялся на ноги, озираясь по сторонам в поисках новой угрозы или новой цели, и тут выяснилось, что таковых больше нет.
Картина моим глазам предстала вполне себе апокалипсическая, берег выглядел так, словно здесь выясняли отношения не два десятка человек, а сошлись в бою две танковые дивизии. Воронки от взрывов, дым, тучи все еще висящей в воздухе пыли, огромное облако пара, медленно дрейфующее в открытое море…
А также искореженные обломки металла с не менее искореженными мертвыми телами внутри.
Согласно показаниям встроенного в скафандр компьютера, все это побоище длилось чуть меньше двух минут.

Из нашей компании эту атаку пережили четверо.
Я, Риттер, один из его коммандос по имени Дэйв и Кира, которая была одета в легкий космический скафандр, а не в тяжелый штурмовой, и потому старалась держаться подальше от места схватки. Если бы мы проиграли, эта тактика ее бы не спасла, но мы победили. По крайне мере, пока.
Риттер был плох. В бою он лишился правой руки, щиток его скафандра был разбит, лицо залито кровью, и только он знал, какие еще ранения скрывает от постороннего взгляда его броня. На ногах он держался исключительно на смеси адреналина, боевого коктейля и медикаментов, введенных ему в кровь системой жизнеобеспечения. Мы с Дэйвом оказались относительно невредимы и могли бы продолжать нашу небольшую войну, если бы не одно досадное обстоятельство — в этой схватке мы истратили почти весь боезапас и израсходовали основную часть энергетического ресурса наших костюмов. Когда человек думает, что этот бой будет последним, патронов он не жалеет.
Наверное, поэтому мы и выиграли. Потому что не жалели ни сил, ни патронов, пренебрегли опасностью и бросились в самоубийственную атаку. Редкий случай, когда камикадзе удалось уцелеть.
— Если скаари и на этот фейерверк не отреагируют, тогда я умываю руки, — сказал Риттер. — То есть руку. Я как-то еще не привык, что она у меня одна.
— Почему сюда не спешит очередная порция десантников? — спросил Дэйв.
— Возможно, потому, что первая порция именно поспешила, — сказал Риттер. — Теперь они подойдут к вопросу куда основательнее.
— Теперь нас можно брать голыми руками, — заметил Дэйв.
— Верно. Но они этого не знают.
Я откинул лицевой щиток и глотнул свежего морского воздуха. Он немного отдавал гарью, но, черт побери, это все же был свежий воздух, а не искусственная атмосфера костюма.
Кира, обходившая место недавнего побоища по периметру, скрылась из вида за грудой камней.
Риттер неуклюже уселся на обломок скалы, обхватив левой рукой обрубок правой, пробежался пальцами по оплавленному краю и устремил свой взор на горизонт. Не наверх, откуда могли появиться скаари, и не в глубь острова, откуда сюда явится новый отряд десантников Визерса.
— Я не думал, что нам доведется пережить этот бой, и потому понятия не имею, что делать дальше, — признался он.

— Я не думал, что нам доведется пережить этот бой, и потому понятия не имею, что делать дальше, — признался он. — Мой план закончился пару минут назад, и другого у меня нет.
— Как думаешь, Холден не наврал? Визерс-то может быть здесь, но вдруг у него нет никакого чудо-оружия?
— Это было бы… иронично, — сказал Джек. — Найти бы Визерса и спросить…
— Странно все вышло, — сказал я.
— По крайней мере, мы обнаружили крейсер. А вообще ты прав. Вся эта операция с самого начала пошла не так, как было задумано, и мы оказались вовсе не там, куда рассчитывали попасть.
— Зато мы обнаружили крейсер, — напомнил я.
— Шикарный результат, — сказал Риттер. — Я положил всех своих людей. Потерял два корабля, потерял Феникса, которого рассчитывал взять живым и притащить на Землю для допроса, так и не увидел генерала Визерса и толком не понимаю, что тут вообще происходит. Но мы обнаружили крейсер. Правда, отсюда его не видно, но мы его обнаружили.
— Мы сделали, что могли, полковник, — сказал Дэйв.
— Только, похоже, этого оказалось недостаточно. И в свете того, что произошло и что может произойти с минуты на минуту, это «все, что могли» является очень слабым утешением.
Кира снова появилась в поле зрения и помахала нам рукой, подзывая к себе.
— Мне кажется, я нашла ход под землю, — донесся по внутренней связи ее голос.
— Дэйв, посмотри, что там, — распорядился Риттер. — Если это на самом деле вход, то противник появится оттуда, и мы сможем устроить засаду.
Дэйв в нескольких цветистых выражениях сообщил полковнику, что он думает о противнике, ходе под землю, возможности устроить засаду, этой планете в целом и наших шансах на успех в частности, но все-таки выдвинулся в нужном направлении.
Риттер бросил короткий взгляд на небо.
— Видимо, мы ошиблись, и скаари не придут, — сказал он. — Вдруг они вообще не из-за Визерса на планету вторглись и наши здешние пляски им по барабану? Самое обидное, что мы, скорее всего, этого уже и не узнаем.
— Скаари не идут, десант не торопится, — сказал я. — Не то чтобы меня в этом раскладе что-то не устраивало, но, похоже, никому нет до нас дела.
— Это тоже иронично, — сказал Риттер. — Прилететь сюда через половину планеты, потерять корабль, потерять своих людей, поубивать кучу чужих людей, выиграть бой, и что в итоге? Про нас просто забыли и оставили в покое? Не думаю, что в реальной жизни такое бывает.
— Это на самом деле вход под землю, полковник, только непохоже, чтобы им в последнее время часто пользовались, — сообщил Дэйв. — И я уже почти открыл дверь. Не присоединитесь к нам?
— Наверное, запасной выход или что-то вроде того, — сказал Риттер. — Не удивлюсь, если тут под землей целый лабиринт.
— И? — спросил я, убедившись, что он даже не предпринимает попытки встать.
— Это без меня, — сказал Риттер. — Не знаю, что там, но я под землю не полезу. Мой скафандр уже практически сдох, да и я тоже. Толку от меня будет немного, так что я лучше останусь тут.
— Я вроде как из пехоты, и мы своих не бросаем, — сказал я.

— А я из отдела внутренних расследований службы безопасности Альянса, — сказал Риттер. — Мы своих бросаем постоянно. И не только бросаем.
— Я открыл дверь, — доложил Дэйв.
Риттер вздохнул.
— Ты же прекрасно понимаешь, полезете ли вы внутрь или останетесь здесь, по большому счету это ничего не изменит.
— Понимаю, — сказал я. — Но я полезу. Не люблю сидеть на месте, знаешь ли.
— Желаю удачи. Встретишь там Визерса или какое-нибудь другое хтоническое чудовище, передавай привет.
— Непременно, — сказал я.
— Если ты ждешь от меня извинений за то, что я втравил тебя во все это, то знай, такого не будет, — сказал Риттер.
— Не жду.
— Желаю удачи, — повторил он.
— И тебе тоже. Прощай, Джек.
Полковник Риттер махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена и ему не терпится остаться одному. Перед тем как скрыться за скалой, за которой находились Кира и Дэйв, я бросил последний взгляд в его сторону, думая, что никогда его больше не встречу.
В этом я тоже ошибался.

ГЛАВА 12

Жизнь — штука парадоксальная.
Кто-то живет слишком мало, кто-то — слишком много, некоторые уходят неожиданно, во цвете лет и на самом пике карьеры, некоторые долго готовятся к смерти и ждут ее, как избавления, а она все не приходит и не приходит.
Ты можешь просто выйти на улицу, где тебя собьет машина с пьяным водителем за рулем, или сосулька свалится прямо на голову, или банда хулиганов подстережет тебя в темном переулке, и кто-то сунет нож под ребро или ударит арматурой. «Трагическое происшествие или нелепая случайность, — скажут окружающие. — Жаль, он ведь был так молод».
Или ты можешь лежать в хосписе или в отделении интенсивной терапии, подключенный к капельнице, прибору для принудительной вентиляции легких или к искусственному сердцу, пожираемый изнутри раком или СПИДом, испытывающий боль каждую секунду твоего существования, сходя с ума и умоляя об эвтаназии, — и так день за днем, неделю за неделей, возможно, месяц за месяцем… И тогда окружающие скажут: «Ему уже пора, он слишком задержался тут, скорее бы прекратились эти мучения. Так будет лучше и для него, и для нас. Да и место в больнице освободится для того, кому еще можно помочь».
В последние годы смерть стала моей частой спутницей. Я много раз был на грани, на Тайгере-5 я почти перешел эту грань, на Веннту я снова приблизился к ней вплотную. Я был готов к этому, насколько к этому вообще можно быть готовым.
В Де-Мойне мы выжили чудом. По идее, мы не должны были уцелеть при нашем последнем полете и падении в море, и уж точно мы не должны были пережить нашу высадку на остров. Но это осталось позади, а мы все еще были живы.
По крайней мере, некоторые из нас.
«Открытая» Дэйвом дверь валялась на земле в нескольких метрах от зияющего в скале лаза. Пока мы в броне, все мы немного сверхчеловеки — и редкая дверь может нам противостоять.
— Не думаю, что оттуда кто-то вылезет, — сказал Дэйв. — Плазмометы этим путем они бы точно не потащили.
— Каковы шансы, что на этом клочке земли находятся две не пересекающиеся между собой системы катакомб?
— Они исчезающе малы.

— Каковы шансы, что на этом клочке земли находятся две не пересекающиеся между собой системы катакомб?
— Они исчезающе малы.
— Значит, нам туда.
— Возможно, — сказал он. — А полковник?
— Он решил остаться.
Дэйв деловито кивнул, принимая решение командира, и первым шагнул в лаз.
— Пилоты не должны умирать под землей, — сказала Кира. — Но какого черта?

Я стал замыкающим в нашей короткой процессии, отправляющейся к недрам земли. Или к недрам Веннту, что в данном случае непринципиально.
Сложно сказать, на что мы тогда рассчитывали. Вряд ли кто-то всерьез думал, что мы сможем добраться до Визерса и его адской машины и причинить им обоим хоть какие-то неудобства. Помимо Визерса на острове оставалась еще почти сотня десантников, несколько десятков обслуживающего персонала и собственный экипаж крейсера, которым нам нечего было противопоставить, кроме чувства морального превосходства.
Ракеты у нас с Дэйвом кончились, а у Киры их никогда и не было, эффект неожиданности был безвозвратно утерян еще на берегу, одними импульсными винтовками и врукопашную сотню десантников не одолеть. Скорее, нам просто не хотелось сидеть на месте и ждать, пока за нами явятся люди мятежного генерала.
Сначала проход был достаточно широким, но уже метров через сто мы с Дэйвом начали задевать плечами стены, и мне пришлось признать его правоту. Для того чтобы пронести тяжелое вооружение, здесь было слишком мало места.
Щитки скафандров пришлось вернуть на место. Источников света под землей не было, и без ночного зрения наших умных скафандров мы бы оказались совершенно беспомощны.
На первой развилке мы свернули направо, так как спуск по левому коридору показался нам слишком пологим. На второй развилке оба коридора шли вниз с одинаковым уклоном, но мы все равно свернули направо. Из принципа.
Третья развилка предоставила нам еще больше выбора — целых четыре варианта пути.
— Это уже издевательство какое-то, — сказал я. — Тут военная база или лабиринт?
— Вполне возможно, что и то и другое, — сказал Дэйв. — Сначала существовала какая-то система пещер, а потом наши инженеры построили базу. Творческий подход и использование особенностей рельефа или что-то вроде того.
Мы опять свернули направо и уже через двести метров угодили в тупик. Тупиком оказался небольшой зал с каменными стенами и каменным потолком. Вдоль стен в несколько рядов стояли большие пластиковые контейнеры с эмблемами ВКС Альянса.
— Сухие пайки, — сказал Дэйв. — Гуманитарная помощь времен изоляции, должно быть.
— Почему они до сих пор здесь?
— Надо же где-то складировать мусор, — сказал Дэйв. — А жрать это можно только в военное время, и то не в первые дни. Пищевая ценность огромная, срок хранения бесконечный, но вкус совершенно отвратный.
— А я бы не отказалась перекусить, — сказала Кира.
— В морге нас всех накормят, — сказал Дэйв.
Мы вернулись к развилке и на этот раз выбрали крайний левый проход. А потом снова правый. А потом… В общем, скоро мы уже не представляли, где находимся, как сюда попали и куда нам теперь идти.
Чистый «Doom».

Чистый «Doom». Так же темно, так же узкие коридоры, так же вокруг одни враги и совершенно непонятно, что делать дальше. Умные люди в таких местах сохраняются.
Но это в играх. В реальной жизни умные люди в такие места и не попадают.
— Раз, два, три, — произнес голос генерала Визерса в динамиках моего шлема. — Проверка связи. Как меня слышно?
Просматриваемая часть коридора была пуста. Сканеры движения скафандров не показывали в пределах наблюдения никакой активности, кроме нашей.
Я поднес палец к губам, призывая моих спутников молчать.
— Не валяйте дурака, я знаю, что вы меня слышите, — сказал Визерс. — Эту частоту сообщил нам полковник Риттер, которого мы встретили на берегу. Кстати, он жив, и ему сейчас оказывают экстренную медицинскую помощь, если вам интересно. И вас я тоже не намерен убивать, если вам все еще интересно. И если вы оставите мне выбор.
Дэйв покачал головой.
— Алекс, — позвал Визерс. — Я знаю, что ты там, и я рад, что ты до сих пор жив. Признаться честно, я несколько удивлен этой нашей встрече, но уже начинаю думать, что это нормально. У тебя редкий талант всегда оказываться там, где происходит самое интересное.
Дэйв несколькими жестами весьма доходчиво объяснил, что не собирается слушать всю эту чушь и намерен продолжить движение. Я пошел за ним.
— Я знаю, где вы сейчас, — сообщил Визерс. — Все эти коридоры напичканы моими датчиками. Неужели ты все еще думаешь, что меня можно захватить врасплох?
Мы вышли к очередной развилке.
— Сверните налево, — посоветовал Визерс, и Дэйв тут же решительно зашагал по правому ответвлению. Очень по-взрослому.
Поразмыслив секунды три, я пришел к мысли, что выбор направления сейчас не имеет никакого значения, и последовал за ним. Теперь замыкающей стала Кира.
Самое обидное, это когда игра еще не закончена, а ты уже понимаешь, что проиграл. Скажем, сел за одну доску с гроссмейстером, он в первые двадцать ходов ликвидировал твои ключевые фигуры, а теперь почему-то не торопится ставить мат, издеваясь над тобой и растягивая свое удовольствие. Выставляя тебя на посмешище, свысока наблюдая за твоими потугами. Единственное, что остается делать в такой ситуации, это пытаться сохранить лицо.
Делать хорошую мину при плохой игре. Что ж, игра у нас сложилась так, что хуже уже некуда.
— Есть время играть в ковбоев и строить из себя героев, — сообщил Визерс, как будто прочитал мои мысли. — А есть время проявить благоразумие. Неужели ты не понимаешь, что эту партию уже не спасти?
— Откуда мне знать, что ты опять не врешь? — поинтересовался я. — Может быть, ты просто заговариваешь мне зубы, отвлекая внимание.
— Отвлекая твое внимание? От чего? — расхохотался Визерс. — У меня тут два десятка готовых к бою десантников только и ждут команды. Не то чтобы им хотелось отомстить за парней, которых вы положили на берегу, но… Если дойдет до силового контакта, то я ничего не смогу тебе гарантировать. Хотя мне бы крайне не хотелось тебя потерять. И капитана Штирнер тоже не хотелось бы потерять. Что же до вашего третьего друга, тут у меня особых предпочтений нет. Но вы все можете остаться в живых, если проявите благоразумие.
— Надолго ли?
— Я стараюсь формировать будущее, но я не вижу всех подробностей даже своей жизни, — сообщил он.

— У тебя ничего не вышло?
— В каком смысле? — удивился он.
— Твой эксперимент по созданию гиперпространственного вихря провалился? Ты понял, что не сможешь это сделать?
— Да с чего ты взял?
— Если бы ты думал, что у тебя все получится, то о каких гарантиях сохранения жизни ты говоришь? — поинтересовался я. — Ведь тогда эта планета погибнет. Или ты каким-то образом собираешься уйти из системы, не используя гипердвигатель?
— Совершенно верно, собираюсь.
— Но как?
— Старым добрым способом. На релятивистских скоростях.
— Безумие, — сказала Кира. — Если даже так, вихрь все равно достанет стержни Хеклера, и движок пойдет вразнос.
— Вовсе нет, — ответил Визерс. — Точнее, оно было бы именно так, но у меня есть крейсер, и я уже демонтировал с него устройство гипердрайва.
— Хороший вариант, — одобрила Кира. — Умереть от старости на корабле посреди открытого пространства. На релятивистских скоростях полет до ближайшей звездной системы займет века.
— Двести пятьдесят четыре года, если быть точным, — сказал Визерс. — Но это уже технические подробности, и я предпочел бы обсудить их в личной беседе. Так вы сдаетесь?
— Черта с два, — сказал Дэйв.
— А вот и наш третий друг подал голос, и нельзя сказать, что это был голос разума, — заявил Визерс. — Надеюсь, вы его не послушаете.
— Еще как послушаем, — сказала Кира.
— Я, кстати, рад, что с тобой все в порядке после заморозки, — сказал Визерс. — Ты даже не представляешь себе, как я рад.
— Сол, я почти уверен, что на Тайгере-5 имел дело с твоими людьми, — сказал я.
— Я все могу объяснить.
— Не сомневаюсь.
— Поверните направо на следующем перекрестке.
Дэйв, все еще шедший первым, свернул налево.
— Жаль, могли бы сэкономить минут десять пути, — сказал Визерс. — Алекс, а вот скажи, чего вы пытаетесь добиться этой вашей демонстрацией? Марш протеста был бы куда более внушителен, если бы не проходил под землей и у него было бы чуть больше зрителей. Хотите показать мне, какие вы крутые? Так считайте, что уже показали. Действуете из чувства противоречия? Просто тянете время? На что вы рассчитываете-то?
— Не знаю, — сказал я.
— Вам меня не остановить, — сказал Визерс. — Даже не потому, что на моей стороне куда больше людей с пушками. Просто эта игра уже сыграна.
— Не совсем понял эту твою мысль, Сол.
— Все ты понял, Алекс. Я уже все сделал. Процесс запущен, и он необратим.
— Ты…
— Через тридцать часов местное солнце превратится в сверхновую звезду, — сказал Визерс, — высвободив тем самым нужную мне энергию, и, благодаря некоему механизму, находящемуся не здесь, а на ближней орбите вокруг звезды, часть этой энергии перейдет в гиперпространство, создав там необходимые колебания. Надвигается гиперпространственный шторм, и здесь, на Веннту, нет ничего, что ты мог бы разрушить, дабы его предотвратить.

Надвигается гиперпространственный шторм, и здесь, на Веннту, нет ничего, что ты мог бы разрушить, дабы его предотвратить.
— Это только твои слова.
— Как ты думаешь, почему скаари до сих пор не атаковали мое скромное убежище, хотя вы уже указали им дорогу и так прекрасно обозначили его для них? Клан Торбре в спешном порядке уходит с планеты, потому что звезда стала подавать признаки перехода в фазу сверхновой. Они просто поняли, что опоздали.
— Но мы еще здесь.
— Алекс, я уважаю твои таланты, но разве ты хоть что-то смыслишь в физике гипердрайва? В твое время и науки-то такой не было.
— Для того чтобы что-то сломать, необязательно знать, как оно работает.
— Не в этом случае. Видишь ли, на Веннту уже нет ничего, что можно было бы сломать, а до моего инновационного устройства вы не доберетесь. Во-первых, у вас нет корабля, во-вторых, космос слишком велик, чтобы вы смогли его найти за оставшееся время, а в-третьих, планету это уже все равно не спасет. Звезда-то взорвется в любом случае.
— Ты только что убил миллионы людей, — сказал я.
— Для того чтобы спасти миллиарды.
— Твой план — это не спасение, это отсрочка. Буря стихнет, а желающие подраться снова построят флот.
— Я выиграл время, — сказал Визерс. — Кто знает, что может произойти.
— Человеческая природа вряд ли изменится.
— Интересная тема для философской дискуссии, — сказал Визерс. — Сдавайтесь, и мы поговорим об этом на борту «Одиссея». Я переименовал свой крейсер. Знаешь, почему я выбрал именно такое название?
— Потому что его дорога домой будет очень долгой?
— Именно, — сказал Визерс. — Алекс, согласись, что тебе не хватало этих бесед.
— Раньше ты не играл в бога.
— Играл, просто ставки были ниже.
— Ты, должно быть, очень доволен собой.
— Честно говоря, не очень. Я понимаю, что это может быть просто отсрочка, а не решение проблемы. Но подумай, так ли я неправ? Да, на определенной стадии будут жертвы, и возможно, очень большие жертвы. Зато несколько следующих поколений будут жить без войны. Ну, по крайней мере, без этой глобальной мясорубки. Чтобы сделать невозможными локальные беспорядки, моего средства не хватит. Я подарил галактике еще пару веков покоя.
— Какой ценой?
— Высокой. Но разве благо большинства не является высшим благом?
— Если меньшинству для этого придется умереть, то едва ли.
— Я прагматик. Любую этическую проблему проще всего решить при помощи математики. Разве жизнь тысячи людей не представляет большую ценность, чем жизнь одного человека?
— В твоей формуле куда больше нулей.
— Убить одного, чтобы спасти тысячу, убить миллионы, чтобы спасти миллиарды, — сказал Визерс. — Разница только в статистике.
— Тем миллиардам, которые ты якобы спас, не грозила немедленная смерть.
— Немедленная — не грозила. А в течение ближайших десяти лет миллиарды бы точно погибли.
— Может, нашлось бы другое решение.
— Я не нашел.

— Я не нашел.
— Но его мог найти кто-то другой.
— Так пусть ищет, — сказал Визерс. — У него было десять лет на поиски, теперь у него есть пара веков. Я просто предоставил всем дополнительные шансы.
— И ты считаешь, ты был вправе принимать такое решение?
— Кто-то же должен.
— Вот так просто?
— Да, так просто, — сказал он. — Я понимаю тебя, Алекс. Понимаю очень хорошо, потому что сам прошел через эту стадию. Я много думал над тем, кто имеет право принимать такое решение.
— А потом посмотрел в зеркало?
— Правильный ответ — никто. Законами такие вещи не регулируются, обычная этика к ним неприменима. В идеальном мире никто не имеет права решать, кому жить, а кому умереть, особенно в случаях, когда речь идет о таких крупных цифрах. Но вся штука в том, Алекс, что мы живем не в идеальном мире и кому-то все равно приходится решать. Речь ведь идет о спасении человечества.
— Как будто твое оружие ударит только по кленнонцам и скаари.
— По людям оно тоже ударит, — сказал Визерс. — Нам понадобится много времени, чтобы оправиться от этого удара. Кто знает, может быть, за эти годы мы поумнеем и найдем способ обойтись вообще без войны.
— Сильно сомневаюсь.
— Честно говоря, я тоже. Последствия такого шага вообще трудно спрогнозировать. Альянс вряд ли выстоит, но я надеюсь, что ему на смену придет что-то более жизнеспособное.
— В любом случае ты перевалил это решение на плечи потомков, да?
— Не совсем. Как ты думаешь, почему я до сих пор с тобой разговариваю и хочу, чтобы ты сдался?
— Я напоминаю тебе сына, которого у тебя никогда не было?
— У меня двое сыновей, и ты не похож ни на одного из них.
— Тогда я просто теряюсь в догадках.
— Ты мне нужен для дела. Ты можешь стать частью решения. Общего и окончательного.
— Каким образом?
— А вот это — только при личной встрече.
— Я тебе не верю, Сол.

Незадолго перед своей смертью Холден назвал Визерса гениальным манипулятором и мастером создавать дымовые завесы. Он сказал, что теория Визерса о регрессорах является пустышкой, призванной отвлечь внимание от его основного плана. Еще он сказал, что это не единственная пустышка, которой пользовался мой знакомый генерал.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить — другой его пустышкой вполне мог быть я.
Возьмите необычного человека, например человека из прошлого, сделайте вид, что он для вас очень важен, создайте вокруг него ореол загадочности и отпустите в свободное плавание. Он будет мотаться по галактике, влипать в разные неприятности, а все будут следить за ним и пытаться понять, чем же он для вас так важен и как это его свойство можно использовать.
Главное — убедите его самого, что он чем-то отличается от остальных, что он способен на что-то повлиять.
Клан Кридона имел контакты с Визерсом, так что наш визит на мертвую планету вполне мог быть частью этой комбинации и должен был придать ей достоверности.
А следящие за каждым шагом такого человека спецслужбы сами сделают все остальное.

Так я думал какое-то время после разговора с Холденом, возможно, задумывался об этом и раньше. Но вот теперь, когда гениальный план Визерса вроде бы сработал, он говорит, что я все еще ему нужен.
Зачем?

— А я все еще верю в тебя, Алекс.
— Ты говорил, что ты генерал СБА, когда таковым уже не являлся. Ты говорил, что у тебя конфликт с другим генералом СБА, конфликт, который можно быстро решить, в то время как за тобой гонялась вся твоя бывшая контора. Для того чтобы замести следы, ты отправил меня на Тайгер-5 для спасения человека, которого сам же и похитил. С чего мне теперь тебе верить сейчас?
— Нам нужно поговорить, Алекс. Ты все еще не видишь картины целиком и не увидишь, пока я не выложу тебе недостающие фрагменты.
— Не сомневаюсь, что это будет новая и очень убедительная ложь.
— Больше никакой лжи.
— Ты помнишь эту старую историю про мальчика, который кричал «волки»? Кричал так долго, что ему перестали верить, и, когда волки таки напали на стадо, которое он пас, никто не пришел ему на помощь.
— Но ведь волки все же напали, и тот его последний крик, на который никто не пришел, был правдой. И все, что требовалось людям для спасения мальчика и целого стада, от которого, возможно, зависела жизнь всей деревни, это всего лишь поверить ему еще один раз. Сейчас наступил тот самый миг, Алекс. Тот самый момент, когда надо всего лишь поверить, чтобы спасти жизни. Сдавайтесь, Алекс, и мы вместе обсудим наши дальнейшие действия.
Разумом я понимал, что ему что-то от меня нужно, что он, скорее всего прав и в эскалации конфликта уже нет смысла. Умнее всего было бы прекратить сопротивление и узнать, чего же генерал хочет от меня на этот раз.
Разум был «за», но эмоции выступили против. Я был зол, я был готов умереть, и у меня не осталось никакого желания о чем-то с ним разговаривать.
— Ребята, мы тут готовим «Одиссей» к полету, так что запасы моего времени весьма ограничены, — сказал Визерс. — И лучше бы нам с вами договориться по-хорошему. Тут, кстати, еще кое-кто хочет с вами поговорить.
— Кончайте валять дурака, ребята, — попросил Риттер. Голос у него был слабый, но это неудивительно для человека, который совсем недавно потерял руку и сейчас наверняка находится под действием целого букета медикаментов. — Мне неприятно это признавать, но похоже, что он победил.
— Послушайте полковника, — предложил Визерс. — Он сдался, и это спасло ему жизнь.
— Это его дело, — сказал Дэйв.
— Я все еще твой начальник…
— Уже нет.
— Разве ты дезертировал, Дэйвид?
— Кто-то из нас двоих точно дезертировал, и это не я.
— Ерунда, — сказал Риттер. — Этот бой нам не выиграть, так зачем умирать? Из-за какого-то глупого принципа? В силе нет никакого смысла, если она не помогает тебе достигать целей. А цели нам тут уже не достичь.
— Все наши погибли, — сказал Дэйв.
— Ты жаждешь отмщения? Хочешь крови?
— Не самый плохой вариант, полковник.
— И сколько еще крови тебе надо пролить?
— Тут главное не то, сколько крови.

Тут главное — чьей.
— До меня вам все равно не добраться, — сказал Визерс. — Послушайте, вы можете блефовать сколько угодно, но я знаю истинное положение дел. Ваши скафандры уже не функционируют на полную мощность, ваши боезапасы истощены. Если тут и прольется еще чья-то кровь, она будет вашей.
— Пусть так.
— Хорошо, — сказал Визерс. — Полковнику не удалось уговорить Дэйвида, мне не удалось уговорить Алекса, а что насчет тебя, Кира? Ты во всем согласна с твоими приятелями? Ты тоже готова умереть здесь?
— Ты чуть не убил меня на Тайгере-5.
— Это была часть эксперимента, от которого зависит и моя жизнь, — сказал Визерс. — И если ты до сих пор жива и можешь водить корабли, то эксперимент дал положительные результаты.
— Ты мне не нравишься, генерал.
— Я временами сам себе не нравлюсь, — сказал Визерс. — Но разве это повод для того, чтобы отказаться от сотрудничества?
— Как по мне, то повод вполне нормальный.
— Я понимаю, у вас стресс. Эмоции, которые мешают вам расслышать голос разума. Но у меня больше нет времени, ребята. Эта система скоро погибнет, и нам надо убраться отсюда до того, как это произойдет. А если вспомнить, что гипердвигателя на моем корабле больше нет, то каждая минута на счету.
— Куда ты побежишь теперь, генерал? — спросил я.
— В данном случае я побегу отсюда, — сказал он. — Потому что это «здесь» долго не просуществует. Остальное уже не так важно.
Коридор привел нас в небольшую залу с довольно высоким потолком, у которого прятался отряд коммандос Визерса. Надежно экранированные и неподвижные, они оказались невидимыми для наших сканеров, и мы заметили их только тогда, когда они напали.
Трое навалились на шедшего первым Дэйва, и он тут же оказался погребен под тонной металла. Двое упали мне на плечи. Я упал на одно колено, вывернул правую руку из захвата, ударил, вложив в кулак всю силу, свою и костюма, и даже во что-то попал. Хватка на миг ослабла, я включил двигатели, рассчитывая выбраться на оперативный простор, но кто-то вцепился мне в ноги, и в воздух мы поднялись вдвоем. Стряхнуть непрошеный балласт у меня никак не получалось.
Я бросил короткий взгляд вниз, пытаясь оценить, как идут дела у моих спутников. Дэйв уже не сопротивлялся, у Киры против тяжелых костюмов десанта вообще не было ни единого шанса. Что ж, похоже, теперь мы проиграли уже окончательно.
Двое десантников уже взлетали, спеша на помощь своему товарищу. Я не стал по ним стрелять, чтобы не задеть никого из наших, встретил первого ударом кулака по шлему, второй вцепился в меня поперек туловища и выключил собственный двигатель.
Не выдержав внезапно увеличившихся нагрузок, мой собственный движок заглох, и мы рухнули вниз. Что-то подо мной оглушительно хрустнуло.
Вполне возможно, что это была моя нога.
Я еще трепыхался, но вес нескольких десантников прижимал меня к полу. Самый легкий способ обездвижить человека в силовой броне — это убить его, и поскольку до сих пор они не предпринимали таких попыток, я подумал, что они таки пробуют взять меня живым.
Меня перевернули на спину, прижали к полу руки и нош. Кто-то достал промышленный резак. Неужели я ошибся и, мстя за тех, кого мы убили на берегу, коммандос Визерса хотят устроить мне ритуальное четвертование?
Луч резака вонзился в броню в районе плеча.

А, так вот что вы задумали…
Через десять секунд у меня отказал сервомотор правой руки. Кто-то порекомендовал не дергаться.
Парень с резаком занялся левой рукой. Потом ногами. Не прошло и пары минут, как я оказался полностью обездвиженным пленником своего скафандра и мог шевелить только пальцами рук и ног. И еще корчить гримасы.
Техник выключил резак, двое десантников подхватили меня за руки и ноги и понесли. Я видел только спину того парня, что тащил мои ноги, и потолок, проносившийся над моей головой. Что стало с Кирой и Дэйвом, мне было неизвестно.
Видимо, генерал на самом деле очень хотел со мной поговорить.
Меня притащили в какой-то бункер, уложили на стол. Техник снова достал резак и начал орудовать над моей ногой. Я чувствовал себя рыбой в консервной банке, в которую только что вонзили консервный нож.
— Извини, Алекс, — сказали динамики голосом Визерса. — Ты просто не оставил мне выбора.
Я что-то ему ответил. Как раз на середине моего ответа техник прорезал броню насквозь, заодно отрезав и часть моего бедра, так что финальная часть моей речи была нецензурной и очень громкой.
А потом я увидел человека в синем медицинском костюме с эмблемой СБА и инъектором в руках. Воспользовавшись брешью в моих доспехах, он вонзил иглу мне в ногу, и в следующий миг для меня наступила темнота.

ГЛАВА 13

Щелк.
Будто кто-то рубильник включил.
Узкая койка, серо-стальной потолок, нормальный уровень гравитации. Искусственной гравитации.
Ощущение, что ты находишься на космическом корабле посреди открытого космоса, ты ни с чем не спутаешь.
Я осмотрел свое пристанище, попутно прислушиваясь к собственным ощущениям. И то и другое вполне могло быть хуже.
По крайней мере, я находился в стандартной корабельной каюте, а не в одиночной камере. В организме чувствовалась некоторая слабость, но вроде бы все части тела были на месте и ничего не болело. На правом бедре обнаружился свежий шрам, зачесавшийся ровно в тот момент, когда я его увидел.
Психосоматическое, должно быть.
Я сел на кровати, обнаружил на стуле комбинезон техника, оделся. Посмотрел на дисплей, заменяющий иллюминатор. Конечно, изображение на нем вполне могло быть взято откуда-то еще, не имея ничего общего с тем, что творится за бортом, да и все части космоса при таком взгляде сильно похожи.
По крайней мере, взрывающихся звезд за окном не обнаружилось, и это уже неплохо. Интересно, сколько времени я провел без сознания?
Судя по отсутствию щетины на лице, не очень долго. Или меня кто-то побрил.
Прошелся по комнате, для очистки совести попробовал открыть дверь, и, о чудо, она оказалась не заперта. Зато в коридоре обнаружился десантник с парализатором в одной кобуре и игольником в другой. Увидев меня, парень заметно напрягся.
— Привет, — сказал я, пытаясь разрядить обстановку. — Как дела?
— Тебе туда. — Десантник указал на дверь с противоположной стороны коридора. До нее было метра четыре. — Генерал сказал, что хочет тебя видеть, как только ты очухаешься.
— Он все еще считает себя генералом?
— Двигай, — посоветовал десантник.
— Ты какой-то недружелюбный. Учитывая, что, если я правильно понимаю, нам придется провести на этом корабле долгие годы, атмосфера враждебности тут будет малополезной.

— Ты какой-то недружелюбный. Учитывая, что, если я правильно понимаю, нам придется провести на этом корабле долгие годы, атмосфера враждебности тут будет малополезной.
— Двигай, — повторил он.

Визерс сидел за столом и читал с экрана. Мятежный генерал, подрыватель звезд и массовый убийца нынче носил полевую форму без знаков различия, и, даже когда он находился в собственной каюте с вооруженным охранником сразу за стеной, его кобура не пустовала.
Еще он отпустил бороду.
— Привет, Сол, — сказал я. — Ты изменился, возмужал.
— А ты все такой же, Алекс. Проходи, садись.
— У меня есть сильное желание свернуть тебе шею, — сказал я.
— Насколько сильное?
— Почти непреодолимое.
— Но ведь сначала мы поговорим, — сказал Визерс. — Если я тебя хоть немного знаю, то прежде всего ты начнешь требовать ответы в своей очаровательной неповторимой манере.
— Я пока не решил, перевесит ли мое любопытство то удовольствие, которое я получу, когда вцеплюсь пальцами тебе в горло.
— Тебе даже неинтересно, что стало с твоими спутниками? Даже с Кирой? Ей вот было интересно.
— Значит, они живы.
— Даже полковник Риттер. Хотя теперь ему придется обходиться одной рукой.
Я все еще ощущал слабость, так что сел в кресло. Незачем Визерсу видеть, если у меня вдруг начнут дрожать ноги.
— Разумный выбор, — прокомментировал генерал.
— Где мы находимся?
— На борту «Одиссея».
— Это очевидно. А если более глобально?
— На всех парах уходим из системы Веннту. Звезда уже пошла вразнос.
— А твой гениальный план?
— Он или сработал, или нет, — сказал Визерс. — Здесь мы этого не узнаем. Вихрь в гиперпространстве на нашей реальности никак не скажется. Но я не думаю, что возможны какие-то неожиданности. Расчеты были вполне однозначны.
— Я плохо знаком со статистикой, но допускаю, что ты стал самым массовым убийцей в истории. В тройку уж точно вошел.
— Будь уверен, меня сие отнюдь не радует.
— Неужели не было иных вариантов?
— Поверь, их не было. Способ подталкивать переход звезды в фазу сверхновой известен довольно давно, еще скаари до этого додумались, но даже они не сумели найти ему военного применения. Для того чтобы спровоцировать этот процесс, необходима длительная кропотливая работа в непосредственной близости от звезды, а, как понимаешь, во вражеской системе никто этого тебе сделать не даст. В качестве источника энергии сей метод тоже не годится. КПД слишком низкий.
— Но ты нашел, как это использовать.
— Не в одиночку.
— Ну да, для благородного дела всегда найдется команда единомышленников.
— Я не горжусь тем, что сделал.
— Но вроде особо и не переживаешь.
— Откуда тебе знать?
— Ты все еще не влез в петлю и не вскрыл себе вены.
— Может быть, потому что я не уверен, что на этом дело закончится, — сказал Визерс.

— Прекратить войну, лишив стороны средств доставки, — довольно действенная мера, но я не убежден, что этого хватит.
— Тогда объясни, как ты собираешься влиять на дальнейшие события, если пару следующих веков мы проведем на этом корабле, который и станет нашей братской могилой.
— Проведем, — согласился Визерс. — От этого никуда не деться. Но могилой он стать не должен.
— Как же ты намерен пережить сотни лет полета?
— В криостазисе.
— Еще недавно я поверил бы, что это возможно, — сказал я. — Но теперь мне известно, что для того, чтобы без ущерба вывести человека из криостазиса, требуется целая клиника и пара месяцев на реабилитацию.
— Верно. И на борту «Одиссея» такая клиника есть. Полностью автоматизированная и готовая к работе.
— Поддержание криостазиса требует массу энергии. Мы еще на «Ястребе» с этим столкнулись.
— На «Одиссее» нет гипердрайва, что уже высвобождает пятьдесят процентов мощности реактора. К тому же мы установили дополнительный реактор в грузовом отсеке. Думаешь, я просто так выбрал Веннту в качестве полигона и даром там время терял?
— Я думаю, просто так ты вообще ничего не делаешь.
— Как бы там ни было, Веннту подошла для моих целей идеально. Технологии криозаморозки превосходят аналогичные технологии Альянса, и нам удалось оснастить корабль по последнему слову техники. Всего одна населенная планета в системе, что позволило минимизировать потери.
— К тому же это не человеческий мир, — добавил я.
— Именно. А значит, произошедшее будет трудно связать с нами.
— С нами? — не понял я.
Меня все еще корежило от термина «минимизировать потери» применительно к населению целой планеты.
— С Альянсом, — пояснил Визерс.
— Какое отношение ты теперь имеешь к Альянсу?
— Тогда с человечеством, — сказал Визерс.
— Почему для твоих целей нельзя было выбрать систему, в которой нет обитаемых планет? Тот же Тайгер-5, например.
— Потому что мне требовался определенный уровень технологий. Мне требовалась энергия. Мне требовались припасы, в конце концов. Организовать доставку всего этого на необитаемый мир, а как тебе известно, необитаемые непригодны для жизни, было бы на порядок дороже.
— Дороже миллионов жизней?
— Мы бы просто не уложились в срок. Клан Торбре явился, чтобы остановить нас, а веннтунианцы…
— Послужили для тебя щитом.
— Щитом и фоном, на котором проще затеряться. Скрыть энергетическую активность на необитаемом мире практически невозможно. Нас обнаружили бы в первую неделю.
— Ты отвратителен, Сол.
— Нет, я прагматик. А ты все еще идеалист.
— К тому же мне все еще не видно полной картины, да?
— Что-то вроде того. Меня поджимало время. Не только полковник Риттер и клан Торбре наступали мне на пятки, и, если я хотел что-то глобально изменить, это надо было делать сейчас. Завтра было бы уже поздно.
— Я не верю, что ты смог провернуть такое своими силами, обойдясь без помощи извне, — сказал я.

Завтра было бы уже поздно.
— Я не верю, что ты смог провернуть такое своими силами, обойдясь без помощи извне, — сказал я. — По сути, ты и твои ребята — это просто террористы. То, что вы сделали, слишком глобально для террористов.
— Это вопрос ресурсов.
— Ты — не просто генерал в отставке. Ты в бегах. Ты вне закона там, где мог получить самую значительную помощь, — в СБА. И у тебя не было проблем с ресурсами? С организацией? С деньгами? Брось, Сол. Я, может быть, идеалист, и очень может быть, что я идиот, но не до такой же степени. А ты обещал быть честным.
— Обещал, — согласился он и замолчал.
— Тогда не говори, что ты был один.
Он вздохнул:
— Клан Кридона оказал мне поддержку.
— И Кридон знал, что ты затеял?
— Конечно. Он не просто знал, что я затеял, он был соавтором идеи.
— Неужели? А у него какие мотивы?
— Мотивы у нас одинаковые. Выиграть время. Кридон обеспокоен тем, что сейчас Гегемония не готова выступить единым фронтом, и ему нужно время, чтобы объединить кланы.
— И тебя не беспокоит, что в результате твоих действий враг может стать сильнее?
— Это было одноразовое сотрудничество, и дальше наши пути разошлись. Скаари могут стать сильнее, но я надеюсь, что за это время и человечество станет сильнее, — сказал он. — Знаешь старую притчу, как правитель, угрожая смертной казнью, поручил местному мудрецу научить быка человеческой речи?
— Осла.
— Неважно. Мудрец сказал, что ему понадобится год. Когда его спросили, на что он рассчитывает, если через год бык так и не начнет разговаривать…
— Осел.
— Вижу, ты знаешь эту притчу.
— Может быть, падишах за этот год умрет, может быть, я умру. А может быть, и осел заговорит.
— Чем больше времени, тем больше вариантов. И даже если бык… осел не заговорит, а падишах не умрет, мудрецу все равно удалось прожить лишний год.
— Только мудрецу не пришлось для этого никого убивать.
— Ну, ты масштаб задач тоже не сравнивай.
— То есть ты чувствуешь себя ответственным за все человечество и считаешь, что имеешь право принимать любые меры? Делать все, что считаешь нужным?
— Для высшего блага.
— Для твоего понимания высшего блага.
— Альянс бы не выстоял в этой войне, — сказал Визерс. — Я это знаю, и любой, кто владеет всей информацией, это знает. Скаари больше и мощнее. Кленнонцы лучше организованны. В этом раскладе у человечества вообще не было козырей.
— Я уже понял, что ты считаешь себя правым.
— Тогда о чем мы говорим?
— Выясняем подробности.
— Продолжай. Я чувствую, что задолжал тебе немного.
— Тогда расскажи мне про Тайгер-5.
— Не было никакого конфликта с генералом Корбеном. По крайней мере, с его стороны.
— Расскажи мне то, чего я не знаю. Например, зачем ты похитил Киру, а потом отправил меня убивать твоих людей.

— Мозг пилота космического корабля — это очень сложный инструмент, и мне нужно было точно знать, что он может перенести криостазис, не потеряв в функциональности. Никто не позволил бы мне проводить легальный эксперимент с действующим пилотом ВКС, их обучение обходится государству слишком дорого, чтобы рисковать. Тем более что я не мог объяснить, зачем мне потребовался такой эксперимент. Бюрократия погубит Альянс, если раньше этого не сделает Империя или скаари.
— Если альтернативой бюрократии является похищение и убийство людей, то я, пожалуй, проголосую за бюрократию.
— Коллеги Риттера висели у меня на хвосте. Времени осталось только на то, чтобы провести разморозку, но без полного курса реабилитации эксперимент был бы неполным. Тогда я приказал своим людям отложить разморозку и отправил на Тайгер-5 тебя. Ты вывез криокамеру, попутно наследив так, что СБА долго пыталось понять, что же произошло.
— А дальше?
— Я сам до конца не понимаю, что было дальше. Люди, которых я отправил к тебе, были убиты. Вы улетели со Сципиона-3, и я потерял вас из виду, пока вы не всплыли на Веннту. И я должен сказать, что это было довольно неожиданно.
— Ты прилетел на Веннту, потому что тебя интересовали технологии криостазиса. В свой первый прилет мы явились туда, чтобы воспользоваться этими технологиями.
— Вы явились на Веннту, потому что кто-то навел тебя на эту мысль и пообещал оплатить медицинские расходы.
— Я был уверен, что этот кто-то работает на тебя.
— Не работает, — сказал Визерс. — И это самый тревожный для меня момент.
— Для человека со стороны он знал слишком много.
— Риттер сказал, что это был Феникс.
— Но это еще не все. Мы с ним были знакомы по Белизу. По Белизу двадцать первого века.
— Как ты можешь это объяснить?
— Я как раз рассчитывал, что объяснять будешь ты.
Визерс задумчиво почесал заросший подбородок.
— Он знал, где меня искать, был в курсе моих планов. Он навел вас на мой остров на Веннту. Но я понятия не имею, кто он такой. Жаль, что вы не притащили его с собой на остров.
— Извини, так уж вышло, что он умер.
— Если он на самом деле Феникс, то это не должно стать для него проблемой.
— Да кто же он вообще такой?
— Не знаю. Было бы неплохо, если бы мы вместе с тобой отыскали ответ на этот вопрос.
— Он знал, где тебя искать, — напомнил я. — У него явно был источник информации в твоем окружении.
— Исключено. Этих людей отбирал я сам.
— Все равно где-то есть утечка. Другие объяснения лежат в области черной магии и прочего вуду.
Визерс снова потер подбородок. Наверное, он еще не привык к своей бороде.
— Ты должен поговорить со своими людьми.
— Это подождет какое-то время.
— Разве тебе не интересно? Разве это не важно?
— Большая часть моих людей уже введены в состояние стазиса. На корабле остались бодрствовать полтора десятка человек, но это ненадолго.
— И куда мы летим?
— Пока мы просто летим к ближайшей обитаемой системе, — сказал Визерс.

— Через сотню лет автохирург разбудит троих членов экипажа, в том числе одного пилота, и они откорректируют курс, если в том возникнет необходимость. И если ситуация в галактике не изменится настолько, что мы узнаем об этом даже здесь.
— То есть мы просто на двести с лишним лет выпадем из истории?
— У тебя есть более масштабный опыт такого рода.
— Это ведь может быть совсем другой мир, — сказал я.
— Единственной альтернативой была смерть. Заметь, наше положение значительно лучше, чем положение тех людей, кто остался в космосе без гипердрайва и криостазиса. Даже если отказ гипердвигателя не приведет к гибели корабля, экипажу все равно не добраться до обитаемых миров.
— И кто в этом виноват?
— Я. И ситуация, которая требовала принятия решительных мер.
— Еще скажи, что их убила эпоха.
— Я не отрицаю своей ответственности, — сказал Визерс. — Возможно, ты прав, и я стану величайшим злодеем в истории человечества. А возможно, ты ошибаешься, и именно меня будут считать его спасителем. История нас рассудит.
— Хотелось бы мне дожить до этого суда.
— А мне — нет. Я хотел бы просто закончить дело.
— И какой у тебя теперь план?
— Прежний. Разве что придется немного адаптировать его под изменившуюся ситуацию.
— Прости, я немного не в курсе. Прежний — это который?
— Нужно найти тех, кто влияет на развитие цивилизаций.
— Регрессоров? — уточнил я.
— Именно.
— Риттер сказал, что это чушь, которую ты нес для того, чтобы отвлечь внимание от основного плана.
— Риттер многого не знает. Нет, я не лгал, когда говорил о том, что намерен найти четвертую силу. Я просто понял, что поиски затягиваются, и выиграл себе еще немного времени. Но я уверен, что пока мы не поймем, чего добиваются регрессоры, — большой войны не избежать.
Если Холден и Феникс на самом деле одно и то же лицо, и если Феникс — регрессор, как предполагал Визерс во время нашей прошлой встречи на «Устрашающем», то в словах генерала есть доля истины. Холден пытался остановить Визерса, чтобы война продолжалась своим чередом. Неизвестно, как скажутся гиперпространственный вихрь и его последствия на планах регрессоров.
Если, конечно, Визерс не врет, и не сошел с ума, и эти регрессоры на самом деле существуют.
— Твое чувство опасности все еще с тобой? — поинтересовался Визерс после паузы, образовавшейся, когда каждый из нас задумался о своем.
— Оно даже немного модифицировалось.
— Как именно?
— Раньше я просто чувствовал угрозу, теперь я заранее знаю, что конкретно мне угрожает, и знаю направление атаки.
— Занятно.
— Не то слово. Скажи, у тебя осталась документация тех времен, когда меня обследовали на Земле?
— Да. Я сделал копии всех своих архивов, прежде чем пустился в бега.
— Я хочу их посмотреть.
— И что ты рассчитываешь там найти?
— Сам точно не знаю.
— Хороший повод, чтобы копаться в секретных документах СБА.

— Хороший повод, чтобы копаться в секретных документах СБА.
— Ты уже не на службе, Сол, если ты вдруг об этом позабыл.
— Поэтому я и предлагаю тебе сделку, — сказал он. — Я обеспечу тебе доступ ко всем моим архивам, к любой документации, благо времени на их изучение у нас теперь много.
— Чего ты хочешь взамен?
— Чтобы ты немного смирил свою враждебность и какое-то время играл в моей команде. Ты считаешь, что я злодей и убийца, я не прошу тебя переменить мнение. Просто давай отложим это до лучших времен.
— Лет на двести пятьдесят? — уточнил я.
— Регрессоры, — сказал Визерс. — Я чувствую, что ты можешь помочь мне с ними.
— Почему?
— Ты им зачем-то нужен. Феникс не зря все это время крутился рядом.
— И есть идеи, зачем я им понадобился?
— Идеи есть, но до конца они еще не оформились. Так мы заключим пакт о ненападении?
— Разве у меня есть выбор?
— Если ты хочешь найти ответы на все интересующие тебя вопросы, то нет.

Эпилог

Шел третий месяц полета «Одиссея». Почти все находящиеся на борту люди уже лежали в своих криокамерах, где они пробудут до самого конца путешествия.
Бодрствовали всего несколько человек. Я, двое ученых, заканчивающих отчеты об эксперименте Визерса, один из пилотов корабля и сам генерал, который все время проводил в каюте, очевидно разрабатывая свой новый великий план.
Крейсер двигался в энергосберегающем режиме. Все ненужные системы отключены от реактора, лишние площади законсервированы, свет в коридорах и то горит вполнакала.
Закончив упражнения в тренажерном зале и приняв душ, я отправился в ходовую рубку и нашел капитана Штирнер, первого пилота «Одиссея», в кресле штурмана. На тактическом дисплее красовалась карта этого Сектора космоса, система, к которой мы летели, слегка подсвечена красным.
Если не произойдет ничего экстренного, то корабль будет двигаться на автопилоте почти до самого пункта назначения. И потому постоянного присутствия пилота в рубке не требовалось, но Кира проводила здесь много времени. Она нервничала перед погружением в криостазис, и привычная обстановка добавляла ей уверенности. Пилот чувствует себя лучше всего, когда его руки лежат на управляющих джойстиках, курс проложен, а бортовой компьютер сообщает об отсутствии неисправностей, — так она мне говорила.
Наш черед лечь в навороченные холодильники должен был наступить через два дня.
— Странно все вышло, — сказала Кира. — Вроде бы мы летели убивать Визерса, а теперь я пилот на его корабле, а вы вместе строите дальнейшие планы и обсуждаете стратегию.
— Странно, — согласился я. Не знаю, чем руководствовался Визерс, когда решил доверить последнюю вахту капитану Штирнер, но мне это решение нравилось. — В моей жизни такие странности встречаются на каждом шагу, и я уже почти привык. Друзья оказываются врагами, враги — союзниками, вчерашний массовый убийца может оказаться спасителем человечества. Мир безумен.
— Мы проведем в полете двести пятьдесят лет. Когда мы прилетим на место, это будет уже совсем другой мир.
— Но он тоже наверняка окажется безумным, — сказал я.

— Но он тоже наверняка окажется безумным, — сказал я.
Двести пятьдесят лет — это большой срок, и он утроится, если Борхес, планета, куда мы направляемся, не пережила последствий гиперпространственного вихря. Борхес — аграрный мир, способный прокормить себя сам, и, в теории, он должен довольно легко пережить изоляцию, но… в чем вообще можно быть уверенным?
Мы ведь даже наверняка не знаем, состоялась ли в гиперпространстве та буря, которую пытался устроить Визерс.
— Кстати, о безумии. Гастингс не хочет ложиться в криокамеру. Говорит, что уже слишком стар для всего этого.
Питеру Гастингсу было сто семьдесят шесть лет, и он был одним из ведущих специалистов по сверхновым. Удивительно, что Солу вообще удалось втянуть его в свой проект и вытащить за пределы Солнечной системы, где наиболее продвинутые клиники Альянса обеспечивали особо ценным гражданам больший срок жизни.
Я пожал плечами. Если старикан заартачится, можно просто стрельнуть в него из парализатора и затолкать в холодильник против его воли.
— Говорит, что протянет еще лет десять, не больше, — сказала Кира. — Хочет провести их здесь. Дожить остаток жизни в полном одиночестве на корабле.
— Видимо, новый безумный мир его совсем не интересует.
— Он собирался поговорить об этом с Солом. Как думаешь, Визерс может такое позволить?
— Почему бы нет? — сказал я. — Технически это вполне осуществимо. Корабль все равно не будет полностью обесточен, а Гастингс редко покидает пределы своей каюты. Еды и кислорода одному человеку тут хватит и на тысячу лет, что уж говорить о десяти. Если в будущем он Визерсу не понадобится, то я не вижу причин, чтобы отказать ему в этом капризе.
— Десять лет в полном одиночестве. — Кира передернула плечами, скинула ботинки и забралась в штурманское кресло с ногами. — Я тоже не горю желанием опять лезть в холодильник, но это…
— Может быть, он просто устал от людей. Он ведь всю жизнь провел на Земле, а там очень много людей.
О том, что случится со всеми этими людьми, когда они поймут, что отрезаны от остальных систем, мы старались не думать. Землю с ее проблемами перенаселения и вытекающим отсюда дефицитом питания и жилья ожидали не лучшие времена. Если правительство Альянса каким-то чудом останется на своем месте, то миллиардам людей на своей шкуре предстоит узнать, что такое «социальный минимум», и вся Солнечная система грозит превратиться во «вселенную неудачников».
Действительно, странно все вышло.
Если план Визерса не сработал, то где-то далеко сейчас по-прежнему идет война, маневрируют по космосу боевые корабли, объявлена мобилизация и очередные планеты готовятся отбивать вторжение. Если у генерала все получилось, то у людей, кленнонцев и скаари совсем другие проблемы, и каждая планета будет решать их самостоятельно. Где-то начнется голод, где-то случится политический кризис или религиозная война, кто-то впадет в варварство, кто-то получит дополнительный толчок к развитию… Как бы там ни было, мир, в который мы прилетим через двести пятьдесят шесть лет, уже не будет похож на мир, который мы покинули.
Что ж, у меня такое будет не в первый раз. Да и срок сейчас на порядок меньше.
Вряд ли перемены окажутся такими глобальными, как тогда, когда я распрощался со своим родным двадцать первым веком.
В любом случае, множество вопросов все еще требуют ответов, множество дел ждет завершения. Им придется ждать еще двести пятьдесят лет.
— А что, если нам последовать примеру Гастингса? — предложил я.

— Наплюем на стазис, останемся здесь, вдвоем… ладно, втроем, но на старикашку можно не обращать внимания. Нас ждет много лет тишины и покоя в обществе друг друга.
— Пойми меня правильно, Леша, — сказала она после небольшой паузы. — Я пилот, я люблю космические корабли и космос, вполне возможно, что я люблю тебя, но… это будет не та жизнь, о которой мечтаешь, не та, которую я хотела бы прожить. Впрочем, и ты тоже. Я не уверена, что это вообще можно назвать жизнью. Десятки лет медленного и скучного увядания…
— Да, мы слишком привыкли действовать, — согласился я. — Ты пилот, я десантник. Мы и десяти лет не продержимся.
— Наверняка свихнемся от скуки. Потому что это не жизнь. Жизнь — она где-то там. — Кира махнула рукой в сторону тактического дисплея. — И раз уж мы остались живы, я хотела бы посмотреть, чем все закончится.
— Значит, послезавтра нам пора в холодильник, — хмыкнул я. — И будем надеяться, что в следующие десять лет Гастингс в припадке безумия не попытается заглушить реактор или направить корабль в центр какой-нибудь звезды.
— А пока мы еще не в холодильнике, пойдем в нашу каюту, — сказала Кира. — Десятка лет это не продлится, но, с другой стороны, скучно нам не будет.

Ноябрь 2009 — июнь 2010

Примечания

1

Гигантские боевые роботы — основные действующие лица в фильме «Трансформеры» режиссера Майкла Бэя.

2

Звезда Смерти — боевая космическая станция в фильме «Звездные войны». Ее огневой мощи хватает для уничтожения целых планет.

3

Алекс все еще проводит аналогии со «Звездными войнами». В фильме мечи рыцарей-джедаев светились синим и зеленым цветами, мечи их противников с темной стороны силы — ситхов — были красными.

4

Антропоцентризм — воззрение, согласно которому человек есть центр и высшая цель мироздания.

5

Холден цитирует известную фразу из знаменитого вестерна «Буч Кэссиди и Санденс Кид». Эти слова произнесены Санденсом Кидом при ограблении поезда, сразу перед тем, как банда Кэссиди попыталась вскрыть банковский вагон при помощи взрывчатки.

6

Алекс ссылается на книгу Дугласа Адамса «Автостопом по Галактике».

7

Герой популярного телевизионного сериала «Доктор Хаус».

8

Ганфайтер — стрелок, популярный персонаж вестернов.

9

На данный момент третий эпизод культовой mpbi «Half-life 2», о которой вспоминает Алекс, все еще не выпущен.

Том 2

Пролог

На горизонте красный диск солнца тонул в темных водах океана.
Волны накатывали на берег. Из соседнего домика доносились звуки легкой джазовой музыки. Чуть поодаль компания молодых людей играла в пляжный волейбол, лениво перебрасывая мяч через еле натянутую сетку.
Со стороны океана дул прохладный бриз, принося облегчение перегретому за день побережью.

Со стороны океана дул прохладный бриз, принося облегчение перегретому за день побережью.
Я сидел в шезлонге, курил сигару и очень старательно ни о чем не думал. В частности, я не думал о том, что уже на следующей неделе мне придется возвращаться в Москву, где у меня нет ни жилья, ни работы, и перспективы обзавестись хотя бы чем-то из перечисленного весьма туманны.
Кроме того, возвращение в Москву означало, что мое приключение закончилось, даже не успев толком начаться. Полторы недели блужданий по девственным джунглям Белиза закончились весьма предсказуемым пшиком. Наверное, глупо с моей стороны было рассчитывать на успех там, где успели обломать зубы лучшие разведки мира.
Дядя Том, первый из конкурентов, встреченный нами по возвращении и сразу прочитавший итог экспедиции по выражениям наших лиц, довольно скалил зубы, обещал поставить нам дармовую выпивку и всего раз помянул свой любимый авианосец на рейде. Израильский «энтомолог», на которого мы наткнулись чуть позже, халявной выпивки не обещал, зато попытался обнадежить нас соображением, что «когда-нибудь кому-нибудь обязательно повезет, и тогда мы всё узнаем, хотя, вполне возможно, к тому моменту все мы уже будем на пенсии и узнавать всё придется из телевизора и газет», и даже местные полицейские смотрели на нас с изрядной долей сочувствия.
— Холодное пиво, — объявил Холден, появляясь на пороге своего бунгало. В подтверждение своих слов он слегка позвенел бутылками. — У меня на льду стоит бутылка шампанского, но мне почему-то кажется, что при нынешнем раскладе мы его не заслужили.
— Ты прав, — сказал я. — Будем пить пиво.
Холден передал мне бутылку и плюхнулся в соседний шезлонг. На британском агенте были линялые шорты и мятая цветастая рубаха, которую я ни разу не видел на нем застегнутой.
— Я дал себе слово, что когда-нибудь откупорю эту бутылку шампанского, — сказал Холден. — В крайнем случае я откупорю ее, когда меня отзовут в Лондон и выдадут новое назначение в какое-нибудь долбаное Сомали, где агенту моего класса и вовсе нечего делать.
— Там пираты, — сказал я.
— Это они в море пираты. Но в море и без меня есть люди, которые с переменным успехом им противостоят, — сказал Холден. — А на берегу эти пираты — мирные рыбаки с метровыми мачете, которыми они отрежут голову любому белому, подошедшему к ним слишком близко.
— Зачем мирным рыбакам метровые мачете?
— Чтобы разделывать рыбу и при случае отрезать головы идейным противникам, — сказал Холден. — Надо признать, Джеймса Бонда из меня не получилось. Пора всерьез задуматься о новой карьере.
Я свернул пробку на своей бутылке и глотнул пива. Холодное.
— Я думаю, осталось совсем немного времени, а потом эту тему отдадут американцам, — сказал Холден. — Пусть они подгоняют сюда свой авианосец, разворачивают полномасштабную боевую операцию, вырубают джунгли… да пусть они хоть напалмом их зальют. Я хочу оказаться как можно дальше отсюда, когда они начнут свои обычные пляски вокруг «восстановления демократии» и «поисков оружия массового поражения».
— Они еще из Ирака не вылезли, да и с Афганистаном до конца ничего не понятно.
— Полагаешь, дядя Сэм с дядей Томом не потянут войну на трех направлениях?
— С кем тут воевать? С индейцами?
— А почему нет? Это было бы символично, — заявил Холден. — Американский спецназ против древнего пророчества майя, сулящего всему человечеству скорую и неотвратимую гибель.

— Американский спецназ против древнего пророчества майя, сулящего всему человечеству скорую и неотвратимую гибель. Они еще потом десяток блокбастеров на эту тему снимут.
— Не любишь ты дядю Тома.
— Он меня достал, — сказал Холден. — Ходит с самодовольным видом и ведет себя так, будто это его страна.
— У него авианосец на рейде, — напомнил я.
— А у вас — подводная лодка в заливе.
— Да? — удивился я.
— По крайней мере, рыбаки жалуются, что из-под воды доносятся звуки балалайки и короткие, но очень эмоциональные команды на незнакомом языке.
— Откуда им знать, как звучит балалайка?
— Понятия не имею, — сказал Холден. — Но говорят они об этом весьма уверенно.
Я глотнул пива и затянулся сигарой.
Что-то в происходящем казалось мне неправильным, но я пока не мог понять, что именно. Белиз, джунгли, Холден, холодное пиво, кубинская сигара, закат, бриз… Все это вполне могло бы иметь место в действительности, но в списке явно присутствовали лишние элементы.
Пиво, сигара и закат в схему вписывались…
— Что-то не так, — сказал я Холдену.
— Про рыбаков я приврал, — согласился он. — Но чья-то подводная лодка в заливе точно есть. Если не ваша, то китайская.
— Я не об этом.
— А о чем?
— О ситуации в целом.
— Это верно, — сказал Холден. — В целом в ситуации что-то не так.
— Может быть, ты даже скажешь, что именно?
— Нет, — сказал Холден.
— Почему?
— Ты должен это сам понять. Мне ты не поверишь.
— Ты, я смотрю, тоже доволен собой.
— Не без этого. Тебя раздражает мое самодовольство?
— Немного, — сказал я. — Тянет слегка подрихтовать тебе челюсть.
— Опять?
— Разве я когда-то это уже делал?
Он ухмыльнулся, и тогда я понял, что именно мне казалось неправильным. Джунгли, океан и закат были на месте. Двумя лишними элементами, которые не вписывались в эту идиллическую картину, были мы с Холденом. Я вспомнил, когда и при каких обстоятельствах я уже пытался подрихтовать ему челюсть, а вспомнив это, вспомнил и все остальное.
Холден просто не мог любоваться закатом и пить пиво на веранде своего бунгало в Белизе, потому что он был мертв.
И поскольку я и сам был недалек от этого состояния, меня тут тоже быть не должно.
— Вижу, ты начинаешь вспоминать, — констатировал Холден.
— Ты умер на Веннту, — сказал я. — Сгорел из-за того, что мы не смогли найти для тебя скафандра с герметичным шлемом.
— Как ты понимаешь, любви к скаари мне это не прибавило, — сказал он. — А где сейчас ты?
— Должен лежать в криостазисе на «Одиссее», — сказал я. — Сейчас и еще примерно двести пятьдесят лет, если нам повезет.
— Вам не повезет.
— Это угроза?
— Это предположение, основанное на моем знании жизни, — сказал он.
— Но если я сейчас физически нахожусь на «Одиссее», а ты и вовсе мертв, то как мы…
— Неверный вопрос, — сказал Холден.

— Главное, не как мы с тобой беседуем. Главное — где.
— И где же?
— В твоей голове, — сказал Холден.
— То есть ты мне снишься?
— Типа того, — ухмыльнулся он. — Я же мертв, где я еще могу с тобой побеседовать?
— Визерс говорил, что во время криостазиса сны не снятся.
— Ну, это ж не первая аномалия, к которой ты причастен, — сказал Холден.
— Но почему ты? Почему из великого множества хранящихся в моем мозгу образов подсознание выбрало именно тебя?
— Из-за комплекса вины, я полагаю, — сказал он. — Ты завалил дело.
— Мы были бессильны, — сказал я. — Визерс включил свое устройство еще до того, как ты нам о нем рассказал.
— Похоже, что твое подсознание это оправдание не устраивает.
— Возможно, — согласился я. — А почему именно Белиз?
— Земля, — сказал Холден. — Твоя родная планета и последнее место на ней, где было тихо и спокойно.
— Раз уж мы оба здесь, ответь на один вопрос…
— Кто я?
— Да.
Он покачал головой.
— Не могу. Я — всего лишь плод твоего подсознания, и я знаю только то, что известно тебе. А ты понятия не имеешь, кто я такой.
— Сколько времени прошло с начала полета?
— Не знаю.
— Гастингс еще жив?
— Не знаю.
— Похоже, толку от тебя немного.
— Ну извини. И потом, для покойников должны быть скидки.
— Ты и при жизни обожал недоговаривать.
— Помимо этого у меня были и другие достоинства, — вот уж воистину, сон разума рождает чудовищ.
— Могу ли я подрихтовать воображаемую нижнюю челюсть — порождение моего подсознания?
— Ты можешь попробовать, — сказал он. — А можешь продолжать пить воображаемое пиво и любоваться закатом. Благо, пиво тут всегда холодное, а закат будет длиться столько, сколько ты захочешь.
— Я все же предпочел бы другую компанию.
— Над этим я не властен, — сказал Холден. — Но не сомневаюсь, что я — не самое худшее, что тебе могло привидеться. Тебе могли бы сниться скаари и их чертовы танки, например. Едва ли это было бы очень приятно.
— В этом что-то есть, — согласился я.
— Наслаждайся отдыхом, — посоветовал Холден. — Как бы ни повернулась ситуация на «Одиссее», эта передышка вполне может стать последней для всего вашего экипажа.

Часть первая
ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР

ГЛАВА 1

Боль.
Визерс не предупреждал, что это будет так больно.
Каждую клеточку моего тела будто бы поджаривали на адском огне. Мне казалось, что моя кровь кипит, глаза вот-вот взорвутся, а мозг уже готов хлынуть из ушей горячей серой массой. Я орал бы во весь голос, но легким не хватало воздуха.
Это было невыносимо.

Мне казалось, что моя кровь кипит, глаза вот-вот взорвутся, а мозг уже готов хлынуть из ушей горячей серой массой. Я орал бы во весь голос, но легким не хватало воздуха.
Это было невыносимо. Я попытался потерять сознание и вернуться в Белиз, к Холдену и холодному пиву, но у меня ничего не вышло. Наверное, это было правильно. Из ада не может быть такого легкого выхода.
Чтобы не сойти с ума от боли, я принялся считать, но сбился уже на второй сотне. Тогда я начал напевать все известные мне песенки, и… Не могу сказать, что это сильно помогало, но через какое-то время ад отступил.
Боль все еще присутствовала, но стала терпимой. Перед глазами плыла кровавая пелена, кислород ворвался в легкие живительной струей прохлады, и тогда… тогда я сказал, а точнее, прохрипел все, что у меня накопилось, и сделал это на всех известных мне языках.
Или мне только показалось, что я это сделал.
Тем не менее я довел свою тираду до логического завершения и только после этого потерял сознание.

Во тьме ко мне пришли голоса.
— Это он?
— Да, несомненно. Генетическая карта полностью совпадает.
— Мозг не пострадал?
— Не должен был. Здесь установлено самое совершенное на тот момент оборудование.
— Наше оборудование не тестировалось на людях.
— Они внесли изменения в конструкцию с поправкой на то, что криостазис будет использоваться для людей, и я полагаю, что все будет нормально.
— Полагаете?
— Я — всего лишь корабельный врач, а не криохирург. Я предлагал подождать…
— И еще вы говорили, что оборудование автономно и процедура вообще не требует вашего вмешательства.
— Да, я говорил…
— Тем не менее двое уже мертвы, а один полностью потерял память.
— Вероятность подобного исхода никогда нельзя исключить.
— И тем не менее вы настаиваете, что с этим все будет в порядке?
— Точно я смогу сказать только после того, как он придет в себя.
— Как скоро это случится?
— Судя по показаниям приборов, это уже случилось.
— Да? Но он все еще выглядит как овощ. Эй! Ты меня слышишь?
Вряд ли поблизости находился кто-то еще, к кому мог быть обращен этот вопрос, и я принял его на свой счет.
Первым делом я попытался открыть глаза, и, несмотря на успех этого предприятия, ясности оно не добавило. Перед глазами стояла красная завеса, которую кое-где прореживали белые пятна.
— Моргните, если вы меня слышите, — сказал второй голос.
В отличие от первого, властного и несколько грубоватого, он мог принадлежать человеку, который пытался быть вежливым со всеми окружающими. Как правило, окружающие не слишком жалуют таких людей.
Я моргнул. Движения век вызвали новый приступ головной боли.
— Вы ничего не видите? Моргните один раз, если да.
Скотина, знал бы ты, чего мне это стоит… Я снова моргнул.
— Ты Алекс Стоун?
— Конечно, он Алекс Стоун. — Во втором голосе прорезались нотки раздражения. — Генетическая карта…
— Плевать я хотел на генетическую карту.

Мне нужно знать, насколько он осознает происходящее.
— П… п… — прохрипел я.
— Пить? — уточнил второй голос. — Вам сейчас нельзя пить. Криожидкость еще полностью не выведена из организма и…
— Пп… пошли вы оба, — со второй попытки у меня таки получилось. Надо ли говорить, что это вызвало новый приступ мигрени? — Оставьте меня в покое.
— Вот видите, речевые функции к нему уже возвращаются, — произнес второй голос. — И лучшее, что мы сейчас можем сделать, это действительно оставить его в покое.
— Но я…
— Понимаю, что вам не терпится с ним поговорить. Но сейчас вряд ли он готов вас слушать.

Следующий период я помню смутно.
Боль накатывала волнами, я то и дело проваливался в забытье, но в Белиз к Холдену вернуться мне так и не удалось.
В те редкие моменты, когда я был в сознании и боль казалась терпимой, я пытался проанализировать текущую ситуацию. Мысли путались, и получалось плохо.
Очевидно, я все еще был на борту «Одиссея».
Очевидно, кто-то еще был на борту «Одиссея», и этот кто-то размораживал людей. Размораживал не просто так, а потому что ему что-то было нужно.
Неужели прошло двести пятьдесят лет и мы прилетели на Борхес? Почему-то я был уверен, что это не так.
В голосах людей было что-то знакомое. Не то чтобы я знал эти голоса, но у обоих присутствовал очень характерный гортанный акцент, который не так уж часто встретишь у людей…
У людей не встретишь…
У людей…
У людей…
Это не люди, внезапно понял я. Это кленнонцы.
А значит, нам конец.

Я попытался себя убедить, что это не могут быть кленнонцы. Им просто неоткуда тут взяться.
Когда мы взлетали с Веннту, никаких кленнонцев на борту не было. Откуда бы они взялись теперь? Взяли на абордаж корабль, движущийся с релятивистскими скоростями?
Но это их фирменное «р» трудно с чем-то перепутать…
Хорошо, допустим, что это кленнонцы. Тогда почему мы еще живы?
Потому что им что-то нужно. Скорее всего, они хотят знать, что произошло на Веннту, а никто за пределами нашего корабля не обладает знаниями о гиперпространственном шторме, который устроил Визерс.
Сколько же лет прошло с тех пор? Неужели стороны успели обзавестись новым прыжковым флотом или же в расчеты генерала вкралась какая-то ошибка?
Но если это кленнонцы, то они могли прилететь сюда только на прыжковом корабле. Путешествие с досветовыми скоростями отняло бы у них слишком много времени. Я попытался подсчитать, сколько именно времени им бы на это потребовалось, но тут снова накатила боль, и я провалился во тьму.

Зрение ко мне понемногу возвращалось. Окружающее по-прежнему было представлено в красно-белых тонах, но теперь белые пятна начали принимать конкретные очертания.
Более-менее узнаваемые.
По крайней мере, мне показалось, что я узнал потолок и корабельные светильники. Похоже, мы все еще в космосе. Абордаж на релятивистских скоростях все-таки возможен или кленнонцы овладели сложным искусством телепортации и материализовались прямо на нашем корабле?
Тело все еще представлялось одним сгустком боли.

Я попытался пошевелить пальцами рук, но не смог сообразить, где они находятся и какие мышцы отвечают за это движение.
Наверное, мне пора было паниковать.
Но я не стал. Мне для этого все еще было слишком больно.

Белое пятно, имевшее характерные очертания кленнонца, нависло над моей койкой.
— Вам лучше? — Это был обладатель второго голоса, отрекомендовавший себя корабельным врачом.
— Немного, — голос хрипел и дрожал, но это был мой голос.
В горле пересохло, и слова давались мне нелегко, но по крайней мере не придется больше моргать по команде.
— Вы быстро восстанавливаетесь.
— Я… рад.
— Аномально быстро для человека.
— Этому… тоже рад, — я вообще полон сюрпризов, док.
Но о некоторых вам все же лучше не знать.
— Зрение возвращается?
— Отчасти.
— Скоро я смогу дать вам болеутоляющее.
— Какой… год?
— Какой сейчас год?
— Да.
— Боюсь, я не могу вам этого сказать.
— Сволочь.
— У меня инструкции, — сказал он. — Я должен как можно быстрее поставить вас на ноги, и я не имею права давать вам никакой информации о текущем положении дел.
— Сколько… еще людей вы… разморозили?
— И этого я не могу вам сказать.
— Тогда зачем… ты здесь вообще?
— Для того чтобы дать вам обезболивающее.
— И где оно?
— Скоро подействует, — пообещал он.
И не соврал.

Когда я в следующий раз попробовал открыть глаза, зрение уже почти вернулось. Вокруг по-прежнему преобладали красно-белые тона, а предметам недоставало резкости, но по крайней мере я мог понять, где нахожусь.
В одной из многочисленных кают «Одиссея».
Рядом с койкой стояло какое-то хитроумное медицинское приспособление, от которого к моему телу вело сразу несколько трубок, по ним подавалась прозрачная жидкость. Вряд ли это просто витамины.
Дисплей хитроумного медицинского приспособления был в поле моего зрения, но прочитать данные с него я не мог.
Острая боль сменилась тупой и ноющей, но, хотя она не покинула мое тело окончательно, но теперь ее можно было терпеть, и она не мешала думать.
Одна из трубок аппарата была присоединена к правой руке, и, чтобы ее не потревожить, я начал экспериментировать с левой. Пальцы слушались. С третьей попытки мне даже удалось оторвать руку от кровати и поднести ее к лицу. Вопреки моим ожиданиям, рука выглядела вполне нормальной.
Никак не похожей на руку покойника. Ожогов на ней тоже не обнаружилось, хотя я был готов поклясться, что еще некоторое время назад меня поджаривали на медленном огне, как какого-нибудь средневекового грешника. А ведь кленнонская медицина считалась самой продвинутой в исследованном секторе галактики.
По крайней мере, она считалась таковой до того, как Визерс попытался засунуть этот сектор галактики обратно в средневековье.
Итак, что мы имеем в сухом остатке?
Азим мертв.

Итак, что мы имеем в сухом остатке?
Азим мертв.
На борту «Одиссея» кленнонцы.
Визерс и Риттер в криостазисе и вполне могут умереть в процессе оттаивания.
Кира тоже, но еще не факт, что ее вообще попытаются разморозить. Не думаю, что кленнонцам потребуются все члены экипажа. Разве что они прилетели сюда, чтобы ставить на нас какие-то опыты, как на лабораторных мышах.
Какой сейчас год? Неизвестно. Что произошло за то время, что мы пропустили, пока валялись в холодильниках? Тоже неизвестно.
Восхитительная ситуация. Впрочем, это ведь у меня уже не в первый раз.

— Как вы себя чувствуете?
— Полон сил и готов сыграть в американский футбол.
— На каком языке вы сейчас говорили?
— На русском. Был раньше такой язык, док.
— Я не специалист по мертвым наречиям, — сказал кленнонец. — Так как вы себя сейчас чувствуете?
— Вполне сносно, спасибо.
— Слабость, головокружение?
— Не без этого. Но по сравнению с тем, что было совсем недавно…
— Это обычные побочные эффекты быстрой разморозки. Нормальный эффект восстановления после нахождения в криокамере занимает…
— Недели. Я знаю, док.
— Вас помещали в криостазис и ранее?
— Нет. Не меня, знакомого. Но я успел более-менее ознакомиться с процедурой…
— Хорошо. Теперь вы должны ответить на несколько вопросов. Мне нужно убедиться, что ваш мозг работает и вы не страдаете криоамнезией.
— Я вообще не знаю, что такое амнезия, док.
— И все же… Ваше имя?
— Алекс Стоун. — В конце концов, оно похоже на настоящее, и в этом времени именно Стоуном мне довелось пробыть дольше всего.
— Когда вы родились?
Я сказал.
— Не самый удачный момент для шуток.
— Это долгая история, — сказал я. — Если считать чистое время, я полагаю, что мне под тридцать. Я сказал бы вам точнее, если бы вы сообщили мне, сколько времени мы провели в полете. Хотя… для установления чистого времени это вроде бы и не важно, да?
— Вы помните алфавит?
— Даже несколько.
— Назовите хоть один.
Я назвал все буквы, входящие в алфавит общего языка Альянса. Кленнонский доктор сделал отметку в своем КПК.
— Таблицу умножения рассказать? — поинтересовался я.
— На восемь.
Еще одна отметка.
— Вы знаете, где находитесь?
— Полагаю, что все еще на борту космического корабля, который вы захватили. Кстати, как вы это сделали?
— Вы помните, откуда летел ваш корабль? — спросил доктор, проигнорировав мой собственный вопрос.
— А должен?
— Куда вы направлялись?
— Док, кто тут у вас главный?
— Капитан Рейф.

— Чудесно. Давайте мне сюда капитана Рейфа.
— Прежде чем я позову его, я должен убедиться, что вы полностью отдаете себе отчет…
— Я вполне адекватен, — сказал я. — По крайней мере, по моим собственным стандартам, которые, вне всякого сомнения, несколько отличаются от общепринятых. Но я вас уверяю, адекватнее вам меня уже не сделать. Я таким родился.

Обладающий властным голосом и хамоватыми манерами капитан Рейф соизволил явиться пред мои светлые очи только через два часа, чем вызвал немалое мое раздражение. Впрочем, хорошие манеры среди кленнонцев являются такой же редкостью, как воздержание среди кроликов.
Капитана сопровождали доктор и двое штурмовиков в легких доспехах. Интересно, что именно Рейф обо мне слышал?
— Назови себя, — заявил он с порога.
— Алекс Стоун, и вы чертовски хорошо это знаете.
— Перечисли другие имена, которые ты носил.
— Алексей Каменский, — назвал я имя, значившееся в моих детдомовских документах.
Я и раньше не очень любил это имя, а после того как детективы Александры Марининой и их главная героиня приобрели бешеную популярность, и вовсе начал его ненавидеть. Каждый раз после того, как я называл свою фамилию, мне приходилось выслушивать какую-нибудь дежурную шутку.
— Еще, — потребовал Рейф.
— Называйте меня просто Лешей.
Рейф обернулся в сторону доктора.
— Мы можем применить пентотал-3?
— В его состоянии? Это будет равносильно убийству.
— Жаль, — сказал Рейф и снова повернулся ко мне. — Какие еще имена ты носил?
— Вы просто назовите то, которое хотите услышать, а я скажу, так это или нет, — предложил я. — Это сэкономит время нам обоим.
— Амаль ад-Дин, названый сын Асада ад-Дина.
— Да, это я. Не слышали, как там папа?
— Что ты делал на Веннту?
— Как обычно. Пытался спасти мир, но не преуспел.
У кленнонцев нет бровей, поэтому капитан Рейф поиграл складками на лбу.
— Как была уничтожена Веннту?
— Во время альтернативной операции по спасению мира. О ней вам лучше поговорить с генералом Визерсом. Или вы забыли его разморозить?
— Не забыли.
— Так у него и спросите, он лучше в этом разбирается.
— Мы бы спросили, но по причинам медицинского характера генерал Визерс сейчас не очень разговорчив. У него криоамнезия.
— Не повезло вам.
— Поэтому я спрашиваю тебя.
— Я и рад бы вам помочь, но дело в том, что я совершенно не разбираюсь в технической стороне вопроса, — сказал я. — Видите ли, на Веннту я как раз занимался тем, что пытался помешать генералу Визерсу делать то, что он делал.
— Объясни, как умеешь.
— Тогда в двух словах, — сказал я. — Генерал Визерс взорвал системообразующую звезду и часть энергии от этого взрыва попытался направить в гиперпространство, в попытке спровоцировать там колебания, которые уничтожили бы стержни Хеклера.

Скажите, он преуспел?
— Значит, Веннту не являлась основной целью?
— Насколько мне известно, нет.
— А ты пытался это остановить?
— Да. Но как потом выяснилось, шансов для этого не было.
— Почему?
— Мы просто опоздали, — сказал я. — Времени не хватило.
— Я не об этом. Почему ты пытался его остановить?
— Мне не очень нравятся планы, побочным эффектом которых является гибель населения целой планеты.
— Но теперь вы с ним на одном корабле. Почему?
— Я здесь, как бы это сказать… почетный гость.
— Хочешь сказать, ты здесь против своей воли?
— На борт меня вообще притащили в бессознательном состоянии.
— Не верю ни единому слову, — сказал капитан Рейф. — Док, когда мы сможем повторить этот разговор с применением пентотала-3?
— Не раньше, чем через три-четыре дня, — сказал доктор. — Может быть, через неделю. Это зависит от того, с какой скоростью будет идти процесс восстановления.
— Слишком долго.
— Вы и так заставили меня действовать с нарушением протокола…
— Команда этого корабля — не ваши пациенты, — сказал Рейф. — Они — военнопленные…
— Разве император разрешил применять пытки? — спросил доктор.
— В экстренных случаях.
— Даже если сейчас мы имеем дело с экстренным случаем, статус этих людей под вопросом.
— С кем теперь воюете? — поинтересовался я.
Рейф смерил меня гневным взглядом и ничего не сказал ни мне, ни доктору. Вместо этого капитан подал знак следовать за ним, и все четверо покинули мою каюту, так и не ответив на вопрос.

ГЛАВА 2

После этого разговора несколько корабельных суток меня никто не трогал. Трижды в день приходил доктор, проверял мое самочувствие и кормил питательным желе из тюбиков, старательно игнорируя все мои попытки заговорить с ним на не связанные с медициной темы. Видимо, капитан Рейф настоятельно посоветовал ему избрать именно такую линию поведения.
Я потихоньку возвращался в нормальное состояние, на второй день после разговора с капитаном меня отсоединили от медицинского агрегата, а в конце третьего дня я уже смог самостоятельно встать с кровати и проковылять пару шагов до противоположной стены моей каюты. Правда, потом мне пришлось опереться на эту стену обеими руками и провести так минут сорок, ожидая, пока закончится головокружение, а в конце обратного пути я бревном рухнул на кровать.
Понемногу я пытался размышлять, что же представляет собой дивный новый мир, в котором я оказался, но созданный вокруг меня информационный вакуум этим размышлениям отнюдь не способствовал.
Кленнонцы все еще являются Империей, и, судя по заявлению капитана Рейфа о военнопленных, они с кем-то воюют.
Либо план Визерса не сработал и Веннту погибла зря, либо ребятам потребовалось не так уж много времени, чтобы восстановить необходимое для войны количество прыжковых кораблей. Либо — и этот вариант, пожалуй, был бы самым неприятным — мы провели на борту «Одиссея» куда больше двухсот пятидесяти лет, на которые рассчитывали изначально.

Либо — и этот вариант, пожалуй, был бы самым неприятным — мы провели на борту «Одиссея» куда больше двухсот пятидесяти лет, на которые рассчитывали изначально.
Хотя… мне-то какая разница? За пределами «Одиссея» у меня практически не осталось знакомых, а мир, который мы потеряли… по большому счету, он никогда и не был моим.
На четвертый день в каюту заявились двое штурмовиков, которые принесли с собой легкий «гостевой» скафандр.
В отличие от боевых и технических костюмов, такие скафандры не предлагают своему владельцу ничего, кроме небольшого запаса кислорода, коммуникатора и регулятора температуры. Ни оружия, ни инструментов, ни собственных двигателей. Собственно говоря, он потому и называется «гостевым».
Один штурмовик держал меня под прицелом, второй помог влезть в амуницию и проверил, правильно ли сидит шлем.
— Мы отправляемся в новое путешествие? — спросил я, но ни один из штурмовиков не снизошел до ответа.
Ладно, не очень-то и хотелось.
Убедившись, что костюмчик на мне сидит, штурмовики взяли меня под руки и поляризовали лицевую пластину шлема до полной непрозрачности.
Ого, как здорово.
Иногда осторожность граничит с паранойей, и сейчас как раз тот самый случай. Сомневаюсь, что в нынешнем своем состоянии я мог представлять для кого-то угрозу, даже если бы на мне был тяжелый боевой доспех «Черного дракона» в полном снаряжении.
Сто двадцать шагов по коридору, лифт на нижние уровни, шлюзовой отсек, пять ступенек вверх по трапу легкого десантного катера.
Штурмовики помогли мне устроиться в кресле и пристегнуть ремни, через несколько минут я почувствовал легкую вибрацию корпуса, соответствующую включению двигателей, а потом — легкий толчок, свидетельствующий о том, что катер отправился в полет.
Поскольку коммуникатор мне отрубили, поинтересоваться, куда мы летим, пусть даже не надеясь на ответ, не представлялось никакой возможности, и весь полет я провел в тишине и темноте. Еще и с двукратными перегрузками в конце полета, что тоже было не очень комфортно.

Пять шагов вниз по трапу мне пришлось проделать на подгибающихся от слабости ногах.
То ли за время полета мне сильно поплохело, то ли гравитация в пункте назначения оказалась выше, чем на «Одиссее». Учитывая, что хозяевами положения являются кленнонцы, я мысленно проголосовал за второй вариант. Похоже, меня переправили на их корабль.
Сто семьдесят три чертовски тяжелых шага, короткая остановка у лифта, подъем, еще пятьдесят восемь шагов, снова остановка, пятнадцать шагов, поворот налево… Ага, кресло. Судя по всему, еще и компенсирующее повышенные нагрузки.
Неплохо. А могли бы просто выстрелить в затылок и выбросить тело в космос. Или просто выбросить в космос, забыв подарить скафандр.
Чьи-то руки стянули с моей головы шлем, и мне пришлось зажмурить отвыкшие от света глаза.
— Оставьте нас, — приказал кто-то по-кленнонски.
Удаляющиеся шаги, звук аккуратно закрываемой двери.
— Удивительно, — сказал тот же голос уже на общем языке Альянса. — Жизнь все же полна неожиданностей. А вы практически не изменились за все эти годы, Алекс.
Голос показался мне знакомым, но ни с каким конкретным лицом не соотносился. Впрочем, для неискушенного уха все кленнонцы рычат одинаково.
— Пока не могу ответить взаимной любезностью, — сказал я, отчаянно пытаясь навести резкость.

Впрочем, для неискушенного уха все кленнонцы рычат одинаково.
— Пока не могу ответить взаимной любезностью, — сказал я, отчаянно пытаясь навести резкость. Фигуру кленнонца на другом конце довольно просторной каюты я уже мог рассмотреть, но детали от меня по-прежнему ускользали. — Я вас знаю?
— Скажем, мы однажды встречались и были представлены друг другу, — сказал кленнонец. — Так что это вторая наша встреча, и проходит она при не менее драматических обстоятельствах, нежели первая.
— Если обстоятельства первой встречи были столь драматичны, вы могли бы их мне напомнить, — сказал я.
— Новая Колумбия, — сказал он. — Лагерь для военнопленных.
— Адмирал Реннер? — удивился я.
Не помню, чтобы мне там представляли еще какого-то кленнонца.
— Герцог Реннер, — поправил он. — Я уже слишком стар для того, чтобы командовать боевыми кораблями. Теперь я занимаюсь дипломатией.
— Дипломатия — это продолжение войны, только другими средствами, — сказал я.
— Да, цели прежние, а набор средств изменился. Пришлось мне обучиться паре новых трюков.
— Не сомневаюсь, что обучение было успешным.
— Император придерживается того же мнения, и я не осмелился бы с ним спорить, — сказал Реннер. — По крайней мере, в этом вопросе.
В «старые добрые времена» адмирал Реннер считался военным гением Кленнонской Империи и, пожалуй, был самым авторитетным военачальником во всем Исследованном Секторе Космоса, этакой легендой при жизни. На этой почве его очень не любил молодой император Таррен Второй, а потому Реннера вечно посылали командовать группами войск, находящихся как можно дальше от столичной планеты.
Видимо, новый владыка Империи сменил гнев на милость, и Реннер оказался приближен ко двору. Стоп, а почему именно новый? Если Реннер до сих пор жив, то вполне возможно, что и император у кленнонцев остался прежним.
За счет генетических модификаций кленнонцы живут дольше, чем люди, а император был моложе своего именитого военачальника.
— Что вообще происходит? — спросил я. — Или у вас тоже инструкция ничего мне не говорить?
— Нет, линию поведения капитана Рейфа задавал я, — сказал Реннер. — Мои же действия ограничены только волей моего императора, а он полностью мне доверяет. Я же в свою очередь стараюсь не обременять его деталями.
— Кто у вас сейчас император?
— Император у нас прежний. — Что и требовалось доказать, собственно.
— Помнится, раньше он не очень вас жаловал, ваша светлость.
— Это было давно, — сказал Реннер. — Он повзрослел, я постарел, мы оба стали мудрее.
— Могу ли я поинтересоваться, насколько давно это было? Если можно, в цифрах.
— До того как «Одиссей» был перехвачен нашим дредноутом, он провел в полете сто семьдесят девять лет.
— Я думал…
— Вы шли на Борхес, — сказал Реннер. — Где вас ждало бы одно сплошное разочарование. Борхес не пережил изоляции.
— Но это же аграрный мир. Что там могло случиться?
— Эпидемия, — сказал Реннер.

Что там могло случиться?
— Эпидемия, — сказал Реннер. — Какая-то мутировавшая разновидность местной лихорадки. Они не смогли синтезировать вакцину, а запросить помощи было неоткуда.
Значит, план Визерса все же сработал, и теперь нам придется иметь дело с его последствиями.
— Теперь я задам вам вопрос, — сказал Реннер. — Что вам известно о гиперпространственном шторме?
Отпираться и заявлять, что я о таком явлении вообще впервые слышу, не было никакого смысла. Если они здесь, если они нашли «Одиссей» и задают эти вопросы, то большая часть ответов им все равно известна. К тому же я вовсе не обещал Визерсу хранить молчание и не считал себя связанным никакими обязательствами ни с ним лично, ни с СБА.
Мы договаривались только о временном сотрудничестве, а теперь и оно стояло под большим вопросом, ибо к этому моменту генерал уже вполне мог быть мертв.
— Гиперпространственный шторм был идеей генерала Визерса, — сказал я. — Он считал, что сможет остановить военные действия, если лишит участвующие в конфликте стороны прыжковых кораблей.
— Какое лично вы имели к этому отношение?
— Я был в составе группы полковника СБА Джека Риттера, которая пыталась помешать генералу.
— Почему вы приняли такое решение?
— Потому что опасались, что лекарство окажется опаснее, чем болезнь. Примеры Борхеса и Веннту свидетельствуют в нашу пользу. Хотя я и не могу сказать, сколько людей погибло бы тогда, если бы война продолжилась.
— Думаю, сейчас этого никто не может сказать. Вам известна дальнейшая судьба полковника Риттера?
— Он был на «Одиссее». Скажите своим людям, чтобы они поискали в холодильниках… в криокамерах… тело однорукого мужчины.
— Как вышло, что группа Риттера оказалась на «Одиссее»?
— Большая часть группы погибла, — сказал я. — Мы пошли на штурм и были взяты в плен людьми Визерса.
— Почему он вас не убил?
— Наверное, потому что он все-таки не маньяк, а мы к тому моменту ему уже ничем не угрожали, — сказал я. — Впрочем, об этом вам лучше спросить у самого Визерса.
— У него криоамнезия. Последние полтора года выпали из его памяти.
— Очень удачно для него, — заметил я.
— Я тоже так думаю.
— Могу теперь я спросить?
— Да.
— Зачем вы здесь? Я не верю, что вы оказались здесь случайно, пролетали мимо «Одиссея» и взяли его на абордаж только для того, чтобы практику не терять. Вы нас искали. Зачем?
— В рамках расследования случившегося на Веннту, — сказал Реннер. — Планета не была частью Империи, но ее населяли кленнонцы. Для императора это важно, особенно сейчас.
А то, что имперские войска дважды атаковали Веннту и подвергали ее поверхность орбитальным бомбардировкам, императору, видимо, уже не важно. Новая политическая ситуация по-новому расставляет приоритеты.
— Капитан Рейф утверждал, что команда «Одиссея» — военнопленные, — сказал я. — Вы на самом деле с кем-то воюете или это он для красного словца?
— Фактически война, начавшаяся сто восемьдесят лет назад, так и не закончена, — ответил Реннер.

Классический туманный ответ дипломата. Похоже, он действительно хорошо учился. — Как вы себя чувствуете?
— Сносно, учитывая ситуацию.
— Вам предоставят каюту на борту моего корабля, — сказал Реннер. — Отдыхайте, набирайтесь сил.
— Э… Скажите, я вам нужен только как свидетель в рамках вашего расследования или…?
— Мы еще поговорим об этом, когда я соберу больше данных, — пообещал Реннер. — На борту «Одиссея» остался кто-то, кто важен не только для моего расследования, но и лично для вас? Видите ли, у меня нет намерений воскрешать весь экипаж, но я готов пойти вам навстречу, если вы назовете конкретные имена.
Стараясь не думать о том, за что мне такие поблажки и что герцог Реннер впоследствии может потребовать взамен, я назвал имя Киры.

Моя новая каюта находилась в зоне пониженной гравитации, что оказалось весьма кстати. Я и так был далек от своей идеальной формы, а нахождение при нормальной для кленнонцев полуторной силе тяжести вытягивало последние силы.
Обстановка в каюте была скромной, но все же отличалась от обстановки тюремной камеры.
Кровать, стол, два стула, кресло, совмещенный санузел в отдельном помещении, размерами напоминающем шкаф. Вмонтированный в стену терминал корабельной Сети оказался заблокирован, но это меня не удивило. Я бы удивился куда сильнее, если бы он работал.
До каюты меня сопровождали уже не штурмовики, а юный энсин Бигс, которого герцог Реннер назначил мне в денщики. Особого энтузиазма по поводу своего нового назначения юный энсин Бигс не выказал.
— С гардеробом будут небольшие сложности, сэр, — сообщил мне юный энсин, пока я осматривал обстановку каюты. — На нашем корабле нет одежды вашего размера, так что вам придется подождать, пока доставят вещи с «Одиссея».
— Это не самая большая проблема, — сказал я, усаживаясь в кресло. Тем более что за исключением комбинезона, надеваемого под боевой скафандр, никаких вещей я с собой на борт «Одиссея» не приносил. — Скажите, энсин, а вам вообще разрешено со мной разговаривать?
— Да, сэр, но не на любые темы. Можно задать вопрос, сэр?
— Валяйте.
— А вы действительно тот самый Алекс Стоун, сэр?
— Который именно?
— Тот самый, который целый месяц вел партизанскую войну против клана Прадеша в джунглях Новой Колумбии.
— Вообще-то да. Но нас там был целый отряд.
— И вы смогли продержаться до начала освободительной операции, которую проводил герцог Реннер?
— Да, — сказал я, предпочитая не вдаваться в подробности.
Если бы не «освободительная» операция, которую возглавлял Реннер, тогда еще адмирал Реннер, никто из нашего отряда не сумел бы остаться в живых. Кленнонские корабли, завязавшие орбитальный бой с силами скаари, отвлекли внимание штурмовой группы ящеров, которой удалось прижать нас к стенке.
— Мы это в школе проходили, — радостно сообщил энсин.
Прелестно.
— На уроках истории?
— Нет, на уроках тактики.
Я не стал разочаровывать юношу и рассказывать, что никакой тактики на Новой Колумбии у нашего отряда не было. Мы драпали от ящеров, а те гнались за нами.

Я не стал разочаровывать юношу и рассказывать, что никакой тактики на Новой Колумбии у нашего отряда не было. Мы драпали от ящеров, а те гнались за нами. Мы хотели выжить, а они хотели нас поубивать, в конце концов наше желание перевесило.
Вот и вся история.
Аэропортов мы не захватывали, поезда под откос не пускали, «языков» не брали, до вражеского штаба так и не добрались.
— Энсин, сейчас Империя с кем-нибудь воюет?
— Простите, сэр, это как раз одна из тех тем, на которые мне запрещено с вами разговаривать.
Мне очень хотелось спросить, что произошло с Альянсом и сумел ли он пережить период изоляции, но я так и не задал этого вопроса. Ни герцогу Реннеру, ни энсину Бигсу.
Наверное, потому что опасался услышать ответ.

Корабль Реннера «Таррен Первый», получивший свое название в честь предка нынешнего императора, принадлежал к классу супердредноутов, а это означало, что он был очень большим и мог решать широкий спектр задач. Его начали строить еще до периода изоляции, и ему удалось уцелеть, потому что к тому моменту, когда Визерс спровоцировал гиперпространственный шторм, на корабле еще не был установлен прыжковый двигатель.
Энсин Бигс, сообщивший мне эту информацию, также рассказал, что сейчас такие просторные корабли уже не строят, но отказался сообщить почему.
Бигс был очень доволен своим назначением на это судно, а присутствие на борту герцога Реннера и вовсе придавало ему крылья. Наверное, это помогло ему довольно быстро смириться с ролью моей няньки, и на второй день нашего знакомства он вел себя гораздо дружелюбнее.
— С «Одиссея» доставили кучу одежды, там есть и ваши размеры, — сообщил он, вваливаясь в мою каюту с грудой шмоток. — Как вы себя чувствуете?
— Бывало хуже.
Бигс принялся развешивать выглаженную одежду в скрытом в стене шкафу.
— Я просто не могу поверить, что вы решились отправиться в путь на релятивистских скоростях, заморозив всю команду в криоустановках, — сказал Бигс. — Наверное, нужно много мужества, чтобы решиться на такое.
— Иногда достаточно того, что у тебя нет выбора, — сказал я. — Энсин, вы ведь родились уже после периода изоляции?
— Конечно, сэр.
— Вам не рассказывали, каково это было?
— В школе, сэр, — ну да, у кленнонцев же нет родителей. — Это были тяжелые времена, и потребовались совместные усилия всех подданных императора, чтобы Империя продолжила существовать.
— Когда вы вновь вернулись в дальний космос?
— Через пятьдесят шесть лет, сэр.
— Так быстро?
— Это официальная дата, сэр. Тогда состоялись испытания первого корабля с гипердвигателем. Первый рабочий стержень Хеклера был собран за два с половиной года до этого.
— Рабочий? — уточнил я.
— Предыдущие попытки оказывались провальными. Стержни разрушались еще в процессе сборки.
Возможно ли, чтобы шторм в гиперпространстве длился все это время, сорок с лишним лет? Черт его знает.
— А что случилось с Альянсом? — наконец-то решился я. — Или эта тема тоже в запретном списке?
— Нет, сэр.

Герцог Реннер говорил, что вы об этом спросите. Альянса больше нет. — Видимо, он заметил, как изменилось выражение моего лица, и тут же добавил: — Но человечество все еще существует, сэр.
— Что там было?
— Дальние планеты выживали в одиночку. Кто-то более успешно, кто-то менее…
— А Земля?
— У нас сейчас нет надежного канала связи с Солнечной системой, — сказал энсин. — Судя по всему, последствия изоляции на Земле были самыми тяжелыми. Произошла катастрофа. Голодные бунты, революция… До последнего времени там царила полная анархия.
— Только до последнего времени? Но не сейчас?
— Около двенадцати лет назад военная диктатура, правящая на Марсе, начала наводить порядок в Солнечной системе. Их генштаб заявил, что они намерены распространить свое влияние на всю бывшую территорию Альянса.
— Амбициозные планы, — сказал я.
— Да, сэр.
— Вы не верите, что у них что-то получится?
— Нет, сэр.
— Почему?
— Я не могу об этом говорить.
— А, опять запретный список, — вздохнул я. — Известно, сколько мы еще тут будем торчать?
— Пока не изымем с «Одиссея» все, что необходимо герцогу Реннеру. Герцог хотел бы забрать с собой весь корабль, но ведь «Одиссей» не способен совершать прыжки.
— Куда мы отправимся потом?
— Этого я тоже не могу вам сказать.
— Сколько еще человек вынули из холодильников «Одиссея»?
— Это мне неизвестно, — сказал Бигс. — Их переправляют на наш борт группами по несколько человек, а сколько их там осталось…
— Среди тех, кого переправили на ваш борт, есть девушка? Невысокого роста, со спортивной фигурой…
— Не знаю, сэр, — сказал Бигс. — В доставленной сегодня партии не было девушек.
— А мужчина с одной рукой?
— Этот был.
— Спросите у кого-нибудь, кто за это ответственен, могу ли я поговорить с этим одноруким.
— Я узнаю, сэр, — пообещал энсин Бигс.

Полковник Риттер выглядел хреново.
До встречи с ним я думал, что хреново выглядел я, но на фоне Джека мой вид можно было продать за миллион долларов.
К моему великому удивлению, нам разрешили встретиться, и уже через час после моего запроса энсин Бигс проводил меня в каюту Джека.
Каюта не слишком отличалась от моей, разве что была чуть поменьше, а Джек встретил меня, не вставая с кровати.
— Я буду ждать за дверью, сэр, — сказал энсин. — Каюта звукоизолирована, если что.
От коридора-то она, может быть, и звукоизолирована, подумал я. Что никоим образом не означает, что внутри самой каюты нет следящих и записывающих устройств.
— Привет, Джек.
— Привет, Алекс.
— Выглядишь ты не очень.
— Я и чувствую себя так же, — голос Риттера звучал глухо.

— Тебе известно, что происходит?
— Почти ничего.
— Выходит, ты знаешь не больше, чем я.
— Нас захватили кленнонцы.
— Это я видел.
— Они ведут расследование того, что случилось на Веннту. Тебя еще не допрашивали?
— Нет.
— Значит, еще допросят.
— Сколько лет прошло?
— Сто семьдесят девять.
— Проклятье. — Риттер откинулся на подушку. — Что с Альянсом?
— Развалился. Подробности мне неизвестны. — Про катастрофу на Земле я говорить не стал. Вполне возможно, что у Риттера там остались родственники. — Империя уцелела, но тут тоже без подробностей.
— А скаари?
— Понятия не имею. Похоже, что кленнонцы с кем-то воюют. Вполне может быть, что как раз со скаари.
— Значит, Визерс ошибся и все было напрасно?
— Я не знаю, — сказал я. — Может быть, я что-то неправильно понял, и никакой войны нет.
— На «Одиссее» много уцелевших?
— Кленнонцы не собираются размораживать всех.
— Понимаю, — сказал Риттер. — Им нужны ответы. Они хотят знать, почему гипердрайв пошел вразнос и, возможно, что в будущем это не повторится.
— Судя по тому, как они со мной обращаются, им нужно что-то еще.
— Например? — скривился он.
— Даже не подозреваю.
— Я не удивлен, — сказал Риттер. — Всем от тебя что-то нужно.
— Когда-то и ты был в этом списке.
— Да, — сказал Риттер. — Но теперь в этом уже нет смысла. Это больше не наш мир.
— Прошло не так много времени. Я здесь даже знакомого встретил.
— Кого это?
— Адмирала Реннера. Теперь он герцог.
— Хорошие у тебя знакомые, — сказал он. — Реннер всем тут заправляет?
— Похоже на то.
— Как думаешь, что с нами будет, когда они получат нужные им ответы?
— Я об этом даже не задумывался.
— Криоамнезия? — с деланной заботой поинтересовался он.
— Нет.
— А у меня есть, — сказал он. — Провалы в памяти. Причем касается это не только прошлого, но и настоящего. Вчера я был в медицинском отсеке «Одиссея», а сегодня я здесь. И понятия не имею, как я сюда попал.
— Может быть, ты просто был без сознания?
— Я и ходил без сознания? — спросил он. — И скафандр без сознания надевал? Я помню, как я валялся на своей койке и мечтал умереть. Щелк — и я уже в скафандре, и два бравых молодчика под ручки ведут меня по коридору и приводят сюда.
— Наверное, это пройдет. Со временем. Ты не рассказывал о своих симптомах местным врачам?
— Не думаю, что им есть до этого хоть какое-то дело, — сказал Риттер.

— Алекс, ты сдал им Визерса?
— С потрохами.
— И правильно, — сказал Риттер. — Он хотел, чтобы его судили потомки, теперь у него есть редкая для таких случаев возможность выслушать их вердикт.
Мы еще немного поговорили, и я рассказал Риттеру то немногое, что знал относительно нашего положения в частности и ситуации в Исследованном Секторе Космоса вообще, но самый странный эпизод произошел уже после того, как Джек пожаловался, что устал и хочет спать, и мы попрощались. Я уже стоял одной ногой в коридоре и юный энсин Бигс вежливо интересовался, как прошла наша беседа, когда Джек меня окликнул:
— Алекс!
— Что, Джек?
— Не дай им отправить меня обратно на «Одиссей».
Я пожал плечами, мол, как тебе угодно, полковник, а он отвернулся к стене, показывая, что теперь наш разговор действительно окончен, и только на полпути в свою каюту я сообразил, что последнюю реплику Джек произнес на давно забытом старом добром русском языке.

ГЛАВА 3

Я много думал о том, что бы это могло означать и зачем Риттер вдруг решил блеснуть передо мной знанием моего родного языка, и мне хотелось бы продолжить этот разговор. Однако, когда я попросил о новой встрече, кленнонские медики заверили меня, что Джек плохо восстанавливается и вдобавок вымотан допросом Реннера, так что было бы неплохо предоставить ему пару дней тишины и покоя.
Я согласился подождать, в глубине души изнывая от нетерпения, но прежде, чем мы встретились снова, у меня состоялась совсем другая беседа. Меня наконец-то пригласил к себе герцог Реннер.
А я уже начал думать, что мои показания ему больше не требуются и он про меня забыл.
На этот раз герцог принял меня в своем кабинете. Это было просторное по корабельным меркам помещение, и доминировал в нем большой рабочий стол. Реннер восседал за ним с таким видом, как будто это был не обычный предмет мебели, а тактический пульт, при помощи которого можно руководить действиями целой эскадры.
За спиной Реннера висел имперский герб — планета, прикрытая щитом.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался Реннер после того, как я устроился в кресле, стоящем с другой стороны стола.
— И почему меня все об этом спрашивают?
— Капитан Рейф несколько переусердствовал с первой партией размороженных, — сказал Реннер. — Боюсь, он слишком близко к сердцу принял мои слова о том, что нам нужно действовать как можно быстрее. Он ускорил процедуру криореанимации, в результате чего она могла пройти слишком болезненно и причинить пациентам вред.
— Она была болезненной, — подтвердил я. — Но я думал, что так и должно быть.
— Нет, отчасти это и наша ошибка, — сказал Реннер, не став валить всю вину на своего подчиненного. Так вот что имел в виду корабельный врач, когда говорил Рейфу о нарушении протокола… — Первая партия состояла из восьми человек, все получили ущерб разной степени тяжести. Двое умерли. Ваш случай пока самый благоприятный.
— Генерал Визерс тоже был в первой партии?
— Увы.
— Его амнезия так и не прошла?
— Нет. Сейчас мы подвергаем его тотальному ментоскопированию, и разбираться с массивом полученных данных нам придется очень и очень долго, — вздохнул Реннер.

— Несмотря на то что в целом картина ясна и без его показаний, мне нужно выяснить некоторые подробности. Вы не знаете, были ли у него союзники среди скаари? Некоторые использованные технологии указывают на то, что здесь была замешана Гегемония.
— Были, — подтвердил я.
— И вы знаете кто?
— Клан Кридона.
— О, — сказал Реннер. — Что ж, это многое объясняет. Клан Кридона очень ловко воспользовался сложившейся ситуацией и извлек из нее максимальную выгоду. Это сразу заставило нас заподозрить, что он был к ней готов.
— Что же случилось?
— То, чего мы всегда боялись. Впервые за долгие века у Гегемонии появился доминирующий клан и единый правитель. Гегемония более не является хаотичной структурой, в которой одни не ведают, что творят другие, и скаари больше не грызут друг другу глотки в межклановых разборках. Теперь они выступают единым фронтом.
— Они нападут?
— Они уже напали. Ими уничтожено население шести приграничных миров и двух миров, ранее входивших в состав Альянса. Кроме того, мы находили следы их присутствия и на необитаемых планетах.
Значит, Визерс ошибся, и все жертвы были напрасными. Он не остановил войну, он только вручил преимущество в руки врага.
— Каков прогноз?
— Прогнозы на войне — дело неблагодарное, — сказал Реннер. — Сейчас мы стараемся сделать все возможное, чтобы не допустить их полной и безоговорочной победы.
— Но как они умудрились восстановить свои силы так быстро? — спросил я. — Не знаю, как обстоят дела у вас, но человечество, судя по тому, что я слышал, просто лежит в руинах…
— Нельзя сказать, что все человечество, — вздохнул Реннер. — Да и не лежит оно в руинах, а довольно активно в них копошится. Но против единой Гегемонии шансов у них нет.
— А у вас?
— Мы над этим работаем, — сказал Реннер. — В том числе и прямо сейчас. Расскажите мне все, что вы знаете о генерале Визерсе. Планы, союзники, ресурсы. Расскажите мне о том, что вы предприняли на Веннту. Расскажите мне о своих контактах с Визерсом. Во всех подробностях.
— Это будет довольно длинная история, и начать ее придется не с Веннту.
— Я понимаю, — вздохнул Реннер. — Хотите чего-нибудь выпить?
Я рассказал ему почти все.
Изредка я делал паузы, притворяясь, что припоминаю подробности, а на самом деле прикидывая, как получше умолчать о роли, которую в произошедших событиях сыграл Холден. Если учесть, что на Веннту он был нашим единственным источником информации, получалось у меня плохо, так что махнул рукой на всю предосторожность и выложил Реннеру правду о Фениксе, скрыв от него только тот факт, что встречал его не только в этом времени, но и в Белизе двадцать первого века.
— Это очень странно, — заметил Реннер, когда я в своем рассказе добрался до Веннту и тюремной камеры, в которой мы нашли Холдена. — Генерал замыслил массовые убийства, а террорист номер один в галактике пытался его остановить.
— Он утверждал, что хочет продолжения войны, — сказал я. — Если у него и были какие-то другие мотивы, мы об этом уже не узнаем.
— Вы утверждаете, что он мертв?
— Я видел это собственными глазами.

— Вы утверждаете, что он мертв?
— Я видел это собственными глазами.
— Он — Феникс, — сказал Реннер. — Многие собственными глазами видели, как он отправляется на тот свет. После чего он всегда возвращался.
— Как можно восстать из праха?
— Настоящему Фениксу это как-то удавалось, — сказал Реннер.
— То есть вы на самом деле верите во все эти мифические истории о его воскрешении?
— Я верю фактам, — сказал Реннер, делая у себя какую-то пометку. — Значит, все это время телохранитель Асада ад-Дина был с вами?
— Да, начиная с космической станции и до его гибели на Веннту, — сказал я. — А это имеет какое-то значение?
— Имеет. Продолжайте.
Дальнейший рассказ много времени не потребовал. Последним, что я помнил на Веннту, был наш неудачный штурм, когда я пришел в себя на «Одиссее», корабль уже ушел от планеты и двигался к границам звездной системы.
— Рассказ полковника Риттера подтверждает эту версию, — сказал Реннер, когда я закончил. — Да и другим известным нам фактам она не противоречит.
— Мне нет никакого смысла вам лгать, — сказал я. — Генерал Визерс мне не друг, и выгораживать его я не намерен.
— Я понимаю его план, — сказал Реннер.
— Он не сработал.
— Он мог сработать, — сказал Реннер. — Сейчас количество боевых кораблей Империи равно десяти процентам того, что было раньше. У Альянса и того меньше. Мы не готовы вести крупномасштабную войну и не будем готовы еще много лет.
— Ну а скаари? Почему они оказались готовы?
— Потому что генерал Визерс их недооценил, — сказал Реннер. — Это довольно распространенная ошибка, скаари легко недооценить. Когда смотришь на их корабли, которые летают не быстрее наших, когда видишь их бестолковую государственную систему и бесконечную резню кланов, когда видишь их устаревшую технику, когда знаешь, что они так же способны проиграть, как и любой другой, легко забыть, что это самая древняя раса в галактике и их история началась задолго до нашей.
— И в чем был подвох? — спросил я. — У них оказались огромные производственные мощности, которые позволили им так быстро восстановить прыжковый флот? Или они открыли новый способ путешествовать по дальнему космосу?
— Они восстанавливают прыжковый флот едва ли быстрее, чем мы. И дело не в том, что они открыли новый способ. Они всего лишь вспомнили старый, — сказал Реннер. — Человечество проскочило эту ступень, сразу же открыв для себя гипердрайв, и мы не знали, что такой способ есть у скаари, потому что они от него отказались. Гипердрайв все же на порядок быстрее.
— Принцип действия известен?
— Нет, — сказал Реннер. — Пока нет. Условно мы называем это Х-двигателем, и нам не удалось захватить ни одного корабля, который был бы им оборудован. В новейшей истории у нас еще не было ни одного боевого столкновения со скаари.
— Э… я не совсем понимаю.
— Когда появился гипердрайв, скаари отказались от Х-двигателей, — сказал Реннер. — Мы полагаем, что перестраивать имеющиеся в наличии корабли оказалось слишком дорого, проще было построить новые, с гипердрайвом.

— Мы полагаем, что перестраивать имеющиеся в наличии корабли оказалось слишком дорого, проще было построить новые, с гипердрайвом. Поэтому они законсервировали свой древний флот и хранили его, как туз в рукаве, а когда Визерс спровоцировал шторм в гиперпространстве, они этим тузом воспользовались.
— Как разведки могли такое прошляпить?
— А как шпионить за другой расой, так отличающейся от нашей? — поинтересовался Реннер. — Гегемония огромна, и мы контактировали только с теми кланами, что находились ближе к границе. Почти никто не бывал на внутренних планетах скаари даже с дипломатическими миссиями, не говоря уж о разведке и организации агентурной сети. Мы до сих пор понятия не имеем, что там происходит.
— И клан Кридона захватил контроль.
— Он знал о намерениях Визерса и воспользовался ситуацией, — сказал Реннер. — Древний клан, в распоряжении которого было много Х-кораблей. После того как Кридон узнал о грядущем шторме, он постарался взять под контроль все законсервированные флоты и вполне в этом преуспел. Естественно, что пока все оправлялись от последствий шторма, при помощи этих кораблей он сумел захватить власть и навязать всем свою волю.
— Это ваша теория?
— Нет, это факты. После того как мы снова овладели гиперпространством, мы контактировали со скаари и знаем, что произошло. Кридон начал скупать Х-корабли примерно за год до шторма, а то, что он не сумел купить, впоследствии он захватил силой. Мы не знали только, откуда у него информация о шторме, и полагали, что он получил ее от своего Оракула. Но теперь понятно, что у него были куда более достоверные источники.
— Визерс думал, что он использует Кридона, а на самом деле все было наоборот. — Я был несколько удивлен известием о том, что старый хитрый Сол, обожающий интриги и на моей памяти всегда добивающийся своего, тоже может ошибаться, да еще и так по-крупному.
— Видимо, информация все-таки просочилась к другим скаари, и Торбре отправился на Веннту, чтобы помешать исполнению этого плана, — сказал Реннер. — Но он опоздал, как и все остальные.
— Говоря об остальных, вы имеете в виду нас с Риттером или кого-то еще?
Вместо ответа Реннер нажал кнопку, и в воздухе над его столом повисла картинка. Взрывающееся Солнце, поглощающее планеты своей родной системы. Красивое зрелище, если не знать, сколько смертей за ним стоит.
— Куда смотреть? — поинтересовался я.
— На звезду.
Планеты на картинке были размером с мой кулак, агонизирующая звезда — как футбольный мяч, и ничего, кроме двух черных точек на фоне плазменных протуберанцев, я рассмотреть не смог.
— Дефект изображения?
— Нет, — сказал Реннер. Он увеличил картинку, планеты исчезли за границами демонстрируемой области, а две черные точки превратились в два черных пятна. — Это изображение получено с нашего спутника-шпиона в системе Веннту. Оно стало одним из последних перед тем, как спутник был уничтожен.
— Но я все еще не вижу ничего конкретного.
— Вот наиболее качественный снимок. — Реннер еще раз щелкнул клавишей. — С максимальным без потери качества увеличением и отфильтрованными помехами.
Едва изображение черных пятен сменилось новым, я сразу понял, почему Реннер зашел так издалека и для чего ему понадобилось показывать мне предыдущие картинки.

Потому что если бы он начал показ с третьей, я бы ни за что ему не поверил.
Мне и теперь верилось с трудом.
Черные пятна обрели резкость и ощетинились надстройками, большая часть из которых наводила на мысли об оружии. Корпуса кораблей на самом деле были черными и обладали сферической формой… Ближайшей аналогией, которую я мог бы подобрать, была Звезда Смерти из старых серий «Звездных войн».
Две Звезды Смерти.
— Что это за чертовщина? — хрипло спросил я.
— Ожившие легенды, — сказал Реннер. — Мы полагаем, что именно такой корабль несколько тысяч лет назад нанес поражение скаари и лишил Гегемонию военного флота, чем дал шанс только начавшему выходить из каменного века человечеству. Это Разрушители.

Разрушители.
Долгое время они были для всех частью фольклора скаари, страшилкой, детской сказкой для непослушных маленьких ящеров. Будешь себя плохо вести, большой черный корабль прилетит и уничтожит нашу планету.
Первый Разрушитель появился очень давно, и, как это часто случается со слишком старыми историями, она постепенно превратилась в легенду. В миф.
Официальная версия, которой скаари поделились с внешним миром, была довольно проста. Обнаружив, что где-то на задворках галактики, на маленькой планете под названием Земля, начала развиваться разумная жизнь, скаари решили задавить потенциальных конкурентов в зародыше и начали готовиться к зачистке. Но пока они решали, кто и какими средствами эту зачистку будет проводить, появился Разрушитель неизвестно откуда, уничтожил несколько планет и собрался улететь в неизвестном направлении. Пылающие жаждой мести скаари бросились в погоню, Разрушитель изменил курс и начал отстреливаться, завязался космический бой. В конце концов Разрушитель был уничтожен, но ему удалось прихватить с собой на тот свет большую часть военного флота Гегемонии, изменив баланс сил внутри кланов, и те были вынуждены на некоторое время забыть о человечестве и заняться решением более насущных проблем.
Когда они наконец-то вспомнили о маленькой планете под названием Земля, предоставленное самому себе человечество уже вышло в космос, открыло гипердрайв и заселило несколько планет, что сделало операцию по зачистке куда более затратной, и скаари решили выждать и посмотреть, что получится в итоге.
В итоге получились кленнонцы, и расклады изменились настолько, что стало непонятно, кто кого сможет зачистить, если таковая необходимость все-таки возникнет.
Тогда скаари затаились и стали ждать своего шанса. Того самого шанса, который подарил им генерал Визерс.
Правда, на Земле когда-то существовала еще одна теория. Будто бы скаари, занятые своими разборками, просто не заметили существования человечества или заметили, но не придали ему большого значения, а историю с Разрушителями придумали себе в оправдание. Дескать, им сложно было признать, что когда-то они не рассмотрели потенциальной угрозы. Раньше эта теория пользовалась большой популярностью, но снимки с разведывательного спутника кленнонцев и камня на камне от нее не оставили.

— Судя по всему, эти корабли уничтожены, — сказал Реннер. — Мы не знаем, что послужило причиной, взрыв звезды или гиперпространственный шторм, но никаких следов их присутствия в Исследованном Секторе Космоса после гибели Веннту мы не обнаружили.
— Мне кажется, оно и к лучшему, — сказал я.
— Но мы не знаем, откуда они прилетели и не может ли оттуда прилететь еще кто-нибудь, — сказал Реннер.

— Вы показывали эти снимки скаари?
— Да. Они подтвердили, что это корабли, похожие на Разрушителей, но от дальнейших переговоров отказались.
— Вы думаете, что на этот раз они явились сюда, чтобы помешать Визерсу?
— Иначе бы их присутствие в локальном пространстве Веннту в момент ее гибели от устройства генерала было бы очень странным совпадением.
— Но ведь это же внешняя угроза, — сказал я. — Разрушители нападали на скаари, были в локальном пространстве Веннту. Если они ударят сейчас, когда от былого могущества трех рас осталось не так уж много, нам просто нечего будет им противопоставить. Неужели скаари этого не понимают?
— Может быть, они просто нам не поверили, — сказал Реннер. — Посчитали, что мы сфабриковали эти снимки, чтобы остановить их вторжение. А может быть, они считают, что в случае возникновения опасности они смогут управиться с ней в одиночку. Удалось же им уничтожить первый корабль.
— А если прилетит не один, как в прошлый раз? Если прилетят десять?
Реннер пожал плечами.
— Если прилетят десять, то никто не уцелеет. Даже если бы Альянс и Империя сохранили свою военную мощь. Впрочем, это лишь потенциальная угроза, которая может и не возникнуть. А вот угроза со стороны скаари более чем реальна.
— Как далеко все зашло?
— Корабли с Х-двигателями сильно проигрывают современным прыжковым кораблям в скорости. Х-двигатель позволяет судну двигаться с превышением скорости света, но с гипердрайвом это не сравнить, — сказал Реннер. — На тот путь, что прыжковый корабль преодолеет за неделю, древним кораблям скаари потребуются годы.
— Не так уж плохо, — сказал я. — Мы на «Одиссее» были готовы к тому, что срок полета будет измеряться веками.
— Прыжковых кораблей у скаари немногим больше, чем у нас, — сказал Реннер. — И этого количества явно недостаточно для того, чтобы вести полномасштабные боевые действия, так что основная угроза исходит от их медленного древнего флота. Проблема в том, что этот флот очень велик. По самым скромным оценкам, он насчитывает не менее четырех тысяч кораблей классом не ниже крейсера.
— Сколько боевых судов может выставить против них Империя?
— На данный момент у нас есть четыре десятка полностью готовых кораблей с укомплектованными экипажами. Еще столько же будут готовы в ближайшие два года. Как вы понимаете, этого недостаточно.
Недостаточно — это еще мягко сказано. Восемьдесят кораблей против четырех тысяч — это капля в море, даже с учетом их превосходства в скорости, которое может быть сведено к нулю прыжковыми кораблями скаари. Похоже, что, когда Визерс взялся вершить судьбы человечества, он проиграл даже больше, чем он мог себе представить. Он проиграл все.
— Но у нас еще есть время, — сказал Реннер. — Древний флот скаари разделился на две части. Одна из них двигается в сторону территорий бывшего Альянса, вторая идет на нас. Те уничтоженные скаари миры, о которых я говорил, попали в первую волну вторжения. Вторая волна настигнет ближайшие обитаемые планеты через двадцать с небольшим лет. Если скаари сохранят свою нынешнюю скорость, им потребуется еще почти сотня лет, чтобы добраться до Солнечной системы. Кленнона вторая часть их флота достигнет на пару лет раньше. Еще через шестьдесят лет от нас не останется и следа, и скаари снова будут одиноки в этой части галактики.

Еще через шестьдесят лет от нас не останется и следа, и скаари снова будут одиноки в этой части галактики.
— Весьма нерадостная перспектива.
— Старый мир был очень хрупок, и он разбился, — сказал Реннер. — Теперь мы пытаемся собрать осколки. И для этого нам очень нужна ваша помощь.
— Моя? — Я просто должен был переспросить, хотя и не слишком удивился новому повороту нашей беседы. Не зря же он потратил на меня столько времени, не зря обстоятельно отвечал на мои вопросы, которые никоим образом не касались его следствия. Кроме того, я уже привык, что всем в этом времени от меня что-то нужно, и готов был услышать любое предложение. Ну, почти любое. — Чем же я могу вам помочь?
— Времени осталось мало, — сказал Реннер. — В одиночку Империя не выстоит. Нам нужен военный флот, нам нужны все ресурсы, которые мы можем получить, нам нужно объединить все силы. Наши заводы и верфи работают круглосуточно, рабочие смены увеличены, сейчас вся экономика Империи подчинена лишь одной необходимости — необходимости строить корабли. Но наших сил может не хватить для того, чтобы уложиться в срок. На бывшие планеты Альянса надежды мало, они только начали выкарабкиваться из своих собственных проблем, марсианские верфи не могут производить больше одного корабля в год, Земля лежит в руинах, дальние планеты, с которыми мы ведем переговоры, готовы сотрудничать, но они мало что могут нам предложить. В то же время совсем рядом с Империей находится очень ценный источник ресурсов, звездная система с развитой промышленностью, которая практически не пострадала в период изоляции. Нам очень нужно сотрудничество с этой системой, но ее правитель не готов пойти нам навстречу и не желает действовать вместе с нами.
— С его стороны это выглядит как суицидальный порыв, — сказал я, начиная понимать, о какой именно звездной системе идет речь. — Но это очень не похоже на того человека, который был правителем в старые времена.
— Асад ад-Дин умер, — сказал Реннер. — Примите мои соболезнования.
— Э… да, — сказал я. — Спасибо.
— В «старые» времена именно он был инициатором курса на сближение между нашими государствами, — сказал Реннер. — Его сын, ставший калифом после его смерти, решил отказаться от этого курса. Он считает, что Левант достаточно хорошо защищен и не нуждается ни в чьей поддержке.
— Очень глупо, — сказал я. — Но я все еще не понимаю, чем я могу помочь.
— Я знаю, что у вас с Асадом существовали некоторые разногласия, но после событий на Веннту вы считались мертвым, и он не стал вычеркивать вас из списка наследования и отрекаться от названого отцовства, — сказал Реннер. — В период изоляции не существовало ни единого шанса, что вы можете появиться на планете и заявить свои права, так что Керим ад-Дин тоже не стал озадачиваться этим вопросом.
— То есть…
— То есть вы все еще считаетесь названым сыном калифа, Амаль ад-Дин, — сказал Реннер. — И формально именно вы являетесь законным наследником умершего правителя Левантийского Калифата.

ГЛАВА 4

Несмотря на то что за время нашей беседы Реннер поведал мне много удивительных новостей, последняя новость меня попросту ошеломила.
Я познакомился с Асадом ад-Дином во время партизанской войны в джунглях Новой Колумбии.

Он был сложным человеком и очень любил осложнять жизнь другим.
Внесение моего имени в список наследования было чистой воды фикцией, при помощи которой Асад намеревался извлечь выгоды из текущей политической ситуации, и мы оба знали, что трон Леванта мне не светит ни при каком раскладе. Собственно говоря, если бы все шло по плану Асада, то я должен был погибнуть вскоре после того, как мое имя оказалось в этом списке, и тот факт, что я таки умудрился выжить, вызвал «небольшие разногласия», о которых упоминал Реннер. Суть разногласий заключалась в том, что Асад хотел видеть меня мертвым и прилагал к исполнению этого желания вполне конкретные усилия, а я в свою очередь делал все, что мог, желая остаться в живых.
Понятное дело, что, когда наступил период изоляции, Асад посчитал меня мертвым. Я бы на его месте тоже бы так посчитал.
Но похоже, что теперь из-за этой небольшой оплошности я на самом деле могу претендовать на место правителя звездной системы, состоящей из трех планет. Прошло много лет, и никто на Леванте этого не ожидает, скорее всего, нынешний калиф сочтет мои претензии смехотворными и просто укажет на дверь, и я бы на его месте тоже бы так поступил, и это был бы самый вероятный исход моего визита на Левант, если бы не одно «но».
Если я теперь приду на Левант, я приду не один. За моей спиной будет поддержка вновь набирающей мощь Кленнонской Империи, силы, с которой нельзя не считаться. Если уж они нашли меня здесь, после стольких лет, не стоит сомневаться, что такую поддержку они мне окажут, причем едва ли ребята будут просто стоять за спиной. Скорее, они будут подталкивать меня в спину.
— Чего конкретно вы хотите? — спросил я. — Чтобы я отправился на Левант и вручил его вам?
— Только как союзника. Поверьте мне, это обоюдовыгодный союз.
— Я-то верю, — сказал я. — Насколько я понимаю, проблема в том, чтобы в это поверило население Леванта.
— Население пойдет за калифом.
— Вы в этом уверены?
— Да. Мы проводили социологические исследования. Сорок три процента подданных Калифата уже сейчас считают, что союз с Империей им жизненно необходим.
— Тем не менее калифа вы в этом убедить не смогли.
— Керим верит в неприступность их орбитальных укреплений и считает, что они способны выдержать любой натиск. У меня порой складывается такое впечатление, будто он живет в какой-то иной реальности.
— Докажите ему, что он ошибается, — предложил я. — Или… он не так уж и ошибается?
— Левант очень хорошо укреплен, — сказал Реннер. — Но неприступных планет нет. Я мог бы взломать его оборону даже сейчас, когда у Империи мало кораблей. Но штурм не обойдется без потерь, а в ситуации, когда каждое боевое судно на счету, мы не можем позволить себе эти потери.
— Что ж, по крайней мере, это честно.
— Кроме того, нам не нужен сам Левант. Нам нужны его ресурсы, его производство, отлаженное и функционирующее. Если мы возьмем Калифат силой, вряд ли его население будет радо нас видеть, нам придется завозить своих специалистов, ставить охрану… Нет, дружба между нашими государствами куда более выгодна.
— И какой план?
— Как только мы закончим наши дела здесь, мы отправимся на Левант, — сказал Реннер. — Там вы заявите свои права на трон, а имперский супердредноут послужит достаточным основанием, чтобы левантийцы отнеслись к вашим требованиям всерьез.

— Хороший план, — одобрил я.
— Я расскажу вам подробности, пока мы будем лететь. Если вы согласитесь, конечно.
— А у меня есть выбор?
— Я надеюсь, что нет, — сказал Реннер. — Речь идет не о моих интересах, не о ваших интересах и даже не об интересах Империи. На кону стоит нечто большее, как бы пафосно и высокопарно это ни прозвучало.
Прозвучало это довольно пафосно и высокопарно, но если ситуация именно такова, какой ее описывал Реннер, то он прав.
— Раз уж мы союзники, то почему бы вам не разблокировать терминал корабельной Сети в моей каюте? — поинтересовался я.
— Вы читаете по-кленнонски?
— Со словарем, — сказал я. — Неужели у вас нет программы-переводчика?
— Может быть, и есть, — сказал Реннер. — Это новый корабль, и мне точно неизвестно, что загружено в его базу данных. В любом случае, я отдам приказ, и, когда вы вернетесь в свою каюту, терминал уже будет разблокирован и готов к работе.
— Чудесно, — сказал я. — Но, пока я не вернулся в свою каюту, мне хотелось бы прояснить еще пару вопросов.
— Спрашивайте, — сказал Реннер.
Мне показалось или он на самом деле немного напрягся?
— Известно что-нибудь насчет девушки, о которой вы спрашивали? Капитан Штирнер, я просил, чтобы ваши люди достали ее из холодильника…
— Она еще на «Одиссее», — сказал Реннер. — Ее доставят на «Таррен», как только это будет возможно по медицинским показаниям.
— Но с ней все нормально?
— Насколько мне известно, да.
— Это хорошо, — у меня немного отлегло от сердца. — Как вы поступите с генералом Визерсом?
— Это решать не мне, а императору, — сказал Реннер.
— А что насчет остальных? И как вы намерены поступить с «Одиссеем»?
— Мы не можем тащить его за собой, — сказал Реннер. — Полагаю, мы оставим его здесь.
— С экипажем в состоянии криостазиса?
— Они смогут продолжить свой путь, куда бы они ни направлялись, — сказал Реннер.
— А как быть с теми, кто уже разморожен? Вы отправите их обратно?
— Скорее всего. Естественно, девушки, о которой мы говорили, это решение не коснется. Или вы хотите попросить за кого-то еще?
— Вообще-то да, — сказал я. — Хочу. Меня беспокоит судьба полковника Риттера. Я хотел бы, чтобы он отправился на Левант вместе с нами.
— Зачем вам это?
Чертовски хороший вопрос.
Отчасти потому что полковник Риттер попросил меня не дать кленнонцам отправить его обратно на «Одиссей», причем сделал это по-русски. А отчасти потому что в этом мире осталось не так уж много людей, которых я знаю. Вторую причину я и озвучил герцогу Реннеру.
— Не вижу в этом проблемы, — сказал Реннер. — Но, по сути, он бесполезен. Организации, в которой он работал, больше не существует, его оперативная информация устарела почти на два века, а его физическое состояние оставляет желать лучшего.

— Но, по сути, он бесполезен. Организации, в которой он работал, больше не существует, его оперативная информация устарела почти на два века, а его физическое состояние оставляет желать лучшего.
— Значит, я вполне могу назначить его своим великим визирем, — заявил я. — Вид у него достаточно зловещий, а это главное требование для кандидата на сию должность.
Реннер скупо улыбнулся, давая понять, что оценил мою шутку, а потом посмотрел на часы.
— Должен сказать, я проголодался. Не отобедаете со мной?
— Сочту за честь, — сказал я.
Надо же мне начинать учиться дипломатическим манерам.

Обеденный стол накрыли в каюте Реннера. Теперь, когда мое зрение почти полностью восстановилось, я мог рассмотреть ее получше, хотя, честно говоря, особо рассматривать там было нечего. Кленнонцы вообще предпочитают вести аскетический образ жизни, и отставной адмирал отнюдь не являлся исключением, и даже дарованный титул не смог на это повлиять.
Обстановка была простой и функциональной. Ни ковров на полу, ни коллекции оружия на стенах, нет даже портрета любимого императора. Единственным украшением каюты был несколько видоизмененный кленнонский герб: все та же планета, наполовину прикрытая щитом, только добавлено изображение космического корабля, висящего над северным полюсом. Эмблема военно-космического флота Империи.
Едва мы уселись за стол, как Реннер отпустил прислугу.
— Думаю, мы сможем сами себя обслужить, — сказал он.
— Не сомневаюсь. — Поерзав на слишком низком для меня стуле, я нашел более-менее удобную позу и обратил взор на слишком низкий для меня стол.
Предложенный выбор яств отнюдь не поражал воображение. Похоже, герцог предпочитает питаться тем же, чем и все остальные.
— Мясо синтезировано, — сказал Реннер. — Но овощи свежие. Корабль достаточно велик, чтобы мы могли позволить себе секцию гидропоники.
Но недостаточно велик, чтобы разбить на нем пастбища и завести стада тучных коров. Какая жалость, черт побери. Я уже очень давно не пробовал настоящего бифштекса. Примерно сто восемьдесят лет.
Я положил в тарелку порцию салата и взял хрустящую булочку. По крайней мере Реннер не попытался накормить меня сухим пайком.
— Разве секция гидропоники не является роскошью, излишней для боевого корабля? — поинтересовался я.
— Нет.
— Правильное питание — залог успеха в бою?
— С некоторых пор я не летаю на кораблях, на которых нет секций гидропоники, — сказал Реннер. — Теперь я предпочитаю очень большие корабли.
— Какой-то личный пунктик?
— Можно и так сказать. — Реннер отправил в рот порцию тушеной синтезированной говядины. — Хотите услышать, что случилось со мной после гиперпространственного шторма?
Я кивнул.
Мне было очень интересно узнать, как он выжил, ведь, насколько мне известно, во время гипершторма адмирал должен был находиться в космосе, и, по всем расчетам, ему положено было умереть, но задавать этот вопрос самому мне было неудобно. Хотя я и не был причастен к созданию прототипа Визерса и даже пытался ему помешать, я все равно испытывал некоторое чувство вины по отношению к тем людям, которым довелось пережить период изоляции и порожденные им трудности. Наверное, потому что сам я все это время провел в относительном комфорте и полном неведении.

Наверное, потому что сам я все это время провел в относительном комфорте и полном неведении.
— Эскадра, которой я командовал, находилась на границе звездной системы Веннту, — сказал Реннер. — Мы охотились на одиночные корабли скаари, которые уходили от планеты. Когда шторм уничтожил стержни Хеклера, наши гипердвигатели взорвались. На малых кораблях это провоцирует взрыв ходового реактора, а взрыв ходового реактора означает…
— Что кораблю конец, — сказал я.
— На моем флагмане гипердвигатель и ходовой реактор находились достаточно далеко друг от друга, так что мы смогли избежать второго взрыва. Нам достаточно быстро удалось изолировать поврежденную часть корабля, — сказал Реннер. — Примерно половину. Кроме флагмана уцелел еще один корабль, десантный транспорт, который мне навязал генштаб и который мне всюду приходилось таскать за собой, независимо от того, какие задачи я выполнял. Временами это сильно ограничивало мобильность моей группы…
Реннер помолчал. Я не стал торопить адмирала, вряд ли эти его воспоминания относились к разряду самых приятных.
— Нам удалось установить связь между нашими кораблями, но дальняя связь не работала, — продолжал Реннер. — Обе причальные палубы флагмана были уничтожены, так что сообщения между судами не было. Мы не знали, что произошло, но понимали, что вряд ли помощь прибудет очень скоро. Также существовала вероятность, что мы проведем на этом корабле весь остаток нашей жизни. Для многих именно так и произошло.
— Мне жаль, — сказал я.
— Да, мне тоже. У нас была энергия, но не было никаких шансов восстановить корабль, и мы принялись обустраивать его для жизни. Законсервировали ненужные помещения, чтобы экономить кислород, пытались восстановить систему дальней связи, пытались достать из поврежденной части корабля дополнительные рециркуляторы и гравикомпенсаторы. В каком-то смысле нам повезло, на борту нас осталось не очень много, и поначалу у нас не было проблем с едой. Второму кораблю повезло куда меньше. Часть экипажа погибла при взрыве, однако десантный корпус уцелел почти в полном составе.
Десантный транспорт несет на борту на порядок больше народу, чем обычный боевой корабль. Помимо экипажа и боевых расчетов, на судне присутствует толпа вооруженных людей, которым во время полета совершенно нечем заняться. Из-за своей близости к смерти и большой ротации кадров десант менее дисциплинирован, чем профессиональные космонавты, и гораздо хуже обучен. Полагаю, что имперским штурмовикам было гораздо тяжелее смириться с открывающимися перед ними перспективами, нежели экипажу флагмана.
— Поскольку людей на транспортнике было гораздо больше, а обученного управляться с кораблем персонала гораздо меньше, они первыми столкнулись с теми проблемами, которые в будущем ожидали и наше судно, — сказал Реннер. — Но сначала там возникли трудности с организацией. На транспорте не оказалось ни одного офицера с… моей репутацией, капитан погиб, а авторитет остальных членов экипажа оказался под вопросом. Наметилось противостояние между командой корабля и десантом, я пытался исправить положение, но это оказалось невозможно. К концу первого года это противостояние вылилось в открытый конфликт с применением оружия. Десант победил, в ходе конфликта были повреждены резервные рециркуляторы и энергетическая система. Оставшееся корабельное оборудование начало выходить из строя, а людей, умеющих его ремонтировать, на борту не осталось. На второй год начали происходить поломки работающих на повышенных мощностях синтезаторов пищи. Сначала они сократили порции еды. Потом они сократили количество едоков.

На третий год вышел из строя последний синтезатор, и они принялись есть друг друга. Правда, перед этим они попробовали взять на абордаж наш корабль, но десантные катера плохо приспособлены к маневрированию в открытом пространстве, а мой флагман сохранил часть бортовых орудий, так что эта попытка была обречена на провал. Мы расстреляли их еще до того, как они преодолели половину дистанции.
Я уже пожалел, что согласился поддержать этот разговор. Тема была не из тех, что принято обсуждать за обедом. Я вообще не уверен, что, будь я на месте Реннера, я бы захотел это обсуждать.
Адмиралу пришлось очень нелегко. Он наблюдал, как люди, чьи жизни были отданы под его ответственность, стремительно скатывались в дикость и варварство, он видел, как они убивают друг друга, и в конце концов именно ему пришлось обречь их на смерть.
— Мы не могли им помочь, — сказал Реннер. — Их было слишком много, и то, что осталось от нашего корабля, не смогло бы их прокормить. Когда вышел из строя их последний рециркулятор, я приказал расстрелять корабль. Мы израсходовали на это массу энергии, но возражавших против моего приказа на борту не нашлось.
Наверное, это было правильно. Лучше уж умереть в мгновенной вспышке, чем долго и мучительно хватать ртом затхлый корабельный воздух, содержание кислорода в котором сокращается с каждым вдохом. Но несмотря на то что это было правильно, я был уверен — такие решения даются нелегко.
— На флагмане не возникло проблем с рециркуляторами, — сказал Реннер. — У нас были запасные установки, были запчасти, были люди, способные провести ремонт. Первый синтезатор пищи вышел из строя через пять лет, но к тому моменту мы сумели восстановить и расширить гидропонную секцию и часть еды могли выращивать самостоятельно. Благо, запас семян входит в стандартный аварийный комплект любого крупного корабля. К этому времени мы уже не верили в то, что Империя придет к нам на помощь, и смирились с тем, что флагман станет нашим последним пристанищем.
Юный энсин Бигс сказал, что первый гипердвигатель нового поколения был создан через пятьдесят шесть лет после шторма. Сколько же времени экипаж Реннера провел в заточении на дрейфующем в открытом космосе судне?
— Шестьдесят четыре года, — сказал Реннер, отвечая на мой невысказанный вопрос. — Империя пришла через шестьдесят четыре года. К тому времени от двух с половиной сотен, которые пережили шторм, осталось четыре десятка человек. Были несчастные случаи, дуэли, кто-то покончил с собой, кто-то попросту сошел с ума. Я старался нагружать людей работой, чтобы у них оставалось меньше времени на праздные мысли, но… срок слишком велик. Трудно заставить кого-то увидеть смысл в его действиях, если сам его там не видишь.
— Но Империя все-таки пришла за вами.
— После стольких лет в это сложно было поверить, — сказал Реннер. — Мы ведь даже не были уверены, что Империя все еще существует. Нам так и не удалось починить систему дальней связи, и мы не были уверены, что аварийный маяк все эти годы посылал сигналы о помощи. Но он посылал.
Я подумал о множестве боевых кораблей Альянса, которые тоже могли уцелеть во время шторма и за которыми так никто и не пришел. Потому что приходить было некому.
— Мы были спасены в рамках рекламной кампании «Империя своих не бросает», — сказал Реннер. — Вокруг нашего возвращения подняли большую шумиху, и я совершенно неожиданно оказался в фаворе у императора. Заодно вспомнили про мои былые заслуги. Поскольку я уже был слишком стар для официального продолжения военной карьеры, Таррен даровал мне титул и зачислил в дипломатический корпус, назначив меня своим особым представителем.

Судя по выражению его лица, новоиспеченный герцог принял новое назначение без особого энтузиазма. Возможно, свою роль сыграло и то, что он попал в фавор к императору не за военные заслуги, а за те испытания, которые ему пришлось пережить на закате своей военной карьеры.
— Много еще людей уцелело? — спросил я. — Из тех, кто тогда был в космосе?
— До прибытия спасательных команд продержались экипажи лишь трех кораблей, — сказал Реннер. — Включая мой.
Я вспомнил о Гастингсе, который отказался ложиться в криокамеру и предпочел состариться и умереть на борту «Одиссея», вспомнил, что в шутку, по крайней мере наполовину в шутку, предлагал такой вариант и для нас с Кирой. Целый корабль для нас двоих. Троих, если считать и Гастингса.
Наверное, правильно, что мы не стали этого делать. Реннеру и его экипажу пришлось пройти через ад. Немногим удалось продержаться шесть десятков лет до прихода помощи. Полагаю, мы бы сошли с ума гораздо раньше, тем более что в нашем случае помощи ждать было неоткуда, а надежда дожить до конца полета отсутствовала бы изначально.
— А как вы нашли «Одиссей»? — задал я вопрос, который тревожил меня с самого начала. — Мы ведь не должны были включать никакие аварийные маячки, и вообще о нашем присутствии в этой части пространства никто не должен был знать.
— Да, это было посложнее, чем разыскать остатки нашего собственного флота, — согласился Реннер. — Но не так уж сложно, если задаться конкретной целью. Вы забываете, что Веннту была планетой кленнонцев, пусть и не находилась под властью императорского дома.
— Нельзя ли с этого места поподробнее? — поинтересовался я, увидев, что легендарный адмирал не стремится развивать эту тему.
— Сначала мы и не думали, что катастрофа на Веннту как-то связана с гиперпространственным штормом, — сказал Реннер. — Но позже, когда в наши руки попала часть архивов СБА, мы сложили их с некоторыми уже имевшимися в нашем распоряжении данными и пришли к выводу, что и к тому и к другому приложил руку генерал Визерс. Наша разведка была хорошо знакома с послужным списком генерала и давно составила его психологический портрет.
— Аплодирую вашей разведке, — сказал я. — Сколько бы я ни пытался разгадать генерала Визерса, ему раз за разом удавалось преподнести мне сюрприз.
— Нам было известно, что к тому моменту, как генерал закончил службу в СБА, в его распоряжении оказался крейсер, — сказал Реннер. — Мы знали, что генерал готов пожертвовать собой, но обязательно постарается этого избежать, если ему представится такая возможность. Тогда мы снова проверили все снимки, полученные нашими разведывательными спутниками в системе Веннту, и обнаружили, что незадолго до катастрофы планету покинул корабль, явно не принадлежащий ни флоту скаари, ни собственному флоту планеты. Боевое судно, собранное на верфях Альянса. Мы предположили, что этот корабль принадлежал генералу Визерсу, и, поскольку генерал знал о надвигающемся шторме, он наверняка предпринял определенные шаги, чтобы избежать его последствий. Остальное было несложно. Единственным обитаемым миром, находящимся в обозримом пространстве, был Борхес, и мы поняли, что корабль, если он уцелел, надо искать где-то на этом курсе.
— И вы начали прочесывать космос?
— Вооружившись сканерами энергетической активности, — сказал Реннер. — Четырем отряженным для этого задания кораблям понадобилось чуть меньше двух лет, чтобы завершить поиски.

— Четырем отряженным для этого задания кораблям понадобилось чуть меньше двух лет, чтобы завершить поиски.
— Все равно вам пришлось затратить много усилий.
— Император очень хотел знать правду, — сказал Реннер. — И, учитывая далеко идущие последствия катастрофы, я его в этом всецело поддерживал.
— Но откуда вы знали, что найдете на этом корабле не только Визерса, но и меня?
— Наверняка мы этого и не знали, — сказал Реннер. — Однако полностью такой возможности не исключали. Нам было известно о ваших контактах с генералом, и вас видели на Веннту еще до начала вторжения скаари. Тот факт, что вам удалось покинуть планету во время первого их штурма, нам был неизвестен. Мы предполагали, что, учитывая характер ваших отношений с генералом, вы вполне можете оказаться на борту его корабля.
— Вы не знали, что я улетел, вы не знали, что я вернулся, и в итоге нашли меня именно там, где рассчитывали найти. Бинго.
— Но мы до сих пор не понимаем, почему генерал так с вами носился и для чего он сохранил вам жизнь, — сказал Реннер.
— Боюсь, что это загадка и для меня.
Реннер одарил меня внимательным взглядом.
— Как бы там ни было, для чего бы он ни хотел вас использовать, сейчас это уже неважно.
Я согласился. Так было безопаснее.

ГЛАВА 5

Реннер сдержал свое слово. Когда я вернулся в свою каюту, то обнаружил юного энсина Бигса, возившегося с терминалом корабельной Сети.
— Общий доступ, — сказал он. — Я установил программу-переводчик, так что вам надо будет просто выделить текст и нажать кнопку. Но с устройством ввода, боюсь, проблемы, на нашем корабле есть клавиатуры только с кленнонской раскладкой.
— Ничего страшного, — сказал я. — Я знаю ваш алфавит, а скорость ввода не имеет большого значения. Я тут не «Войну и мир» по памяти восстанавливать собираюсь.
— Вы знаете наш алфавит, сэр?
— Вас это удивляет?
— В школе нас учили, что в старые времена люди считали кленнонцев существами второго сорта, сэр.
— Я из очень старых времен, энсин. У меня нет этих предрассудков.
— Как скажете, сэр.
— А вы сами не считаете людей существами второго сорта? — поинтересовался я.
— Нет, сэр.
— Даже несмотря на ваше физическое превосходство?
— Нас учили, что это не главное, — сказал Бигс. — Главное — то, что внутри.
— И что же внутри?
— Мы равны, сэр. Мы принадлежим к одному и тому же виду.
— Это не мешало нам воевать друг с другом.
— На Земле люди воевали друг с другом и в докосмические времена, сэр. Это ничего не значит.
— Кроме того, что все мы чертовски агрессивны.
— Тем не менее на Земле людям удалось не истребить друг друга окончательно, сэр, — сказал Бигс. — Возможно, и мы могли бы научиться жить в мире.
— Или по крайней мере мы могли бы объединиться перед лицом общей угрозы, — сказал я.

— От Альянса мало что осталось, сэр.
— Да, я знаю.
— В день, когда наш корабль был спущен со стапелей, император произнес речь. Он сказал, что наш долг заключается в том, чтобы не только сохранить Империю, но и постараться защитить остатки человечества по всей галактике. Запись хранится в корабельном архиве, и я могу ее вам перевести.
— Не стоит, — сказал я. — Я слышал много таких речей.
— Но я действительно в это верю, — сказал Бигс. — У нас общее происхождение, у нас общая родина…
— Сколько вам лет, энсин?
— Двадцать четыре.
Да не такой уж он и юный, но все еще верит в идеальное мироустройство. К его возрасту я уже распрощался с большей частью подобных иллюзий. Формула «человек человеку — друг, товарищ и брат» на практике никогда не срабатывала. Ибо правы были древние римляне: «Хомо хомини люпус эст», что значит «Человек человеку волк». И он не может не «эст».
— Поговорим об этом, если нам удастся пережить нашествие скаари, — предложил я. — Возможно, этот опыт научит наши народы чему-то новому.
— Вы так говорите, словно сами в это не верите.
— Я стар, устал, и меня только что достали из холодильника, — напомнил я. — Тебе вовсе необязательно слушать всю чушь, которую я несу.
— Да, сэр, — согласился он. — Вам нужно от меня что-нибудь еще, сэр?
— Нет, энсин. Вы можете идти.
— До завтра, сэр.
— До завтра.
Когда дверь за энсином закрылась, я сел в кресло перед терминалом и пробежался пальцами по клавишам. Компьютер работал, но у меня не было никакого желания рыскать по общей Сети корабля. Реннер и так вывалил на меня кучу фактов, которые предстояло осмыслить, но и о них мне думать не хотелось.
Обед и беседа с Реннером меня вымотали, но главную мысль я усвоил.
Дивный новый мир оказался лишь чуточку видоизмененным старым.

Риттер, которого я навестил следующим утром, действительно выглядел хуже, чем во время нашей прошлой встречи. Он лежал в кровати, был бледен, и его снова подключили к передвижному медицинскому агрегату кленнонцев. Меня предупредили, что наша встреча не должна длиться слишком долго.
— Привет, — сказал я.
— Привет. Какие новости?
— Я договорился, чтобы тебя не отправляли обратно на «Одиссей», — сказал я по-русски.
— Ты сейчас с кем разговаривал? — поинтересовался Риттер.
— С тобой.
— А на каком языке?
— На русском. Ты меня не понял?
— С чего бы мне тебя понимать? Я не владею мертвыми языками.
— Странно, — сказал я. — Потому что под занавес нашей прошлой встречи именно на этом языке ко мне и обратился.
— Ты шутишь?
— Нет.
— И что я сказал?
— Попросил, чтобы тебя не отправляли обратно на «Одиссей». Я договорился с Реннером, тебя не отправят.

Я договорился с Реннером, тебя не отправят.
— Я не помню, — сказал Риттер. — У меня криоамнезия.
— Криоамнезия обычно захватывает период времени до стазиса, а не после.
— Значит, мой мозг некорректно разморозили, — сказал Риттер. — Довольно поганое ощущение, знаешь ли. Но моего знания твоего древнего языка этот факт не объясняет.
— Это верно.
— А ты уверен, что проблемы на моей стороне? — поинтересовался Риттер. — Может быть, тебе показалось?
— Уверен, — сказал я. — Моя память никогда меня не подводила.
— Это я знаю, — вздохнул Риттер.
— Однажды девушка шла по улице, и ей на голову свалился цветочный горшок. К удивлению врачей, когда девушка пришла в сознание, она заговорила на французском языке, который никогда раньше не изучала.
— И что это было? — спросил Риттер.
— Это была байка из моего времени, — сказал я. — За достоверность я, впрочем, не поручусь.
— Теперь ты должен добавить, что человеческий мозг — это загадка.
— Человеческий мозг — это загадка, — сказал я.
— Спасибо. Мне немного полегчало.
— Обращайся еще, ежели что.
— Как тебе удалось добиться того, что меня решено оставить здесь?
— Очень просто. Кленнонцам нужна от меня услуга, и они готовы идти мне навстречу. В разумных пределах.
— Что за услуга?
— Это касается Леванта и запутанного случая наследования.
— Неужели Асад не вычеркнул тебя из списков?
— Несмотря на то что твой мозг разморозили некорректно, ты все еще способен быстро соображать.
— Калифату сильно досталось?
— Реннер говорит, что не очень.
— Хуже всего пришлось Альянсу, да?
— Да.
— Очень большой, очень нежизнеспособный, — сказал Риттер. — Все-таки четкая вертикаль власти дает некоторые преимущества в кризисных ситуациях.
— Видимо, это работает только для людей, — сказал я. — Гегемония как раз обрела такую структуру только после катастрофы.
— Скаари объединились?
— Да. Клан Кридона теперь там всем заправляет.
— Нам конец, — сказал Риттер. — Как только они построят новый флот…
— Они уже расконсервировали старый, — сказал я.
— Тогда тем более, — сказал Риттер. — Единая Гегемония всегда была для нас самым страшным кошмаром, а если во главе ее встал Кридон…
— Приход к власти Кридона является отдельным поводом для тревоги?
— Да. Кридон — консерватор, один из самых радикальных. Он считает, что никто, кроме скаари, не имеет права на жизнь, и всегда продвигал идеи священной войны против человечества.
— Разве они там не все такие?
— Умеренные консерваторы считают, что человечеству в галактике не место, но они готовы предоставить решать все нам самим и подождать, пока мы не истребим друг друга или не вымрем по какой-либо другой причине.

— Разве они там не все такие?
— Умеренные консерваторы считают, что человечеству в галактике не место, но они готовы предоставить решать все нам самим и подождать, пока мы не истребим друг друга или не вымрем по какой-либо другой причине.
— Есть там хоть кто-то, кто в принципе допускает, что мы имеем право на жизнь?
— Сию крамольную идею поддерживают только самые молодые и слабые кланы, — сказал Риттер.
— Это лучше, чем ничего.
— Это и есть ничего. Особенно в ситуации, когда власть принадлежит Кридону.
— Реннер считает, что у Империи есть шансы отбиться.
— Я слишком мало знаю о раскладах, чтобы прикидывать шансы.
— Когда тебе станет получше, я введу тебя в курс дела.
— Жду с нетерпением, — ухмыльнулся Риттер. — А сейчас расскажи мне только одно. «Одиссей» шел на максимальных скоростях, каким же образом кленнонцы оказались на его борту?
— О, это как раз просто, — сказал я. — «Одиссей» шел на автопилоте, а кленнонцы раздобыли боевые коды ВКС Альянса, которые бортовой компьютер не мог не принять.
— Неужели Визерс не перепрограммировал бортовой компьютер?
— Видимо, у него было много других дел, и этому он не придал большого значения, — сказал я. — Да и ситуацию, в которой кто-то целенаправленно станет нас искать, тогда было сложно представить.
— Скорее, он сделал это намеренно, — сказал Риттер. — Оставил нам лишний шанс на спасение. Он же не мог знать, что коды попадут в руки имперцев, а для Альянса он наверняка заготовил какую-нибудь историю.
— Насколько я понял Реннера, в руки имперцев попали не только коды.
— Что еще?
— Часть ваших архивов.
— Плевать, — скал Риттер. — Даже неплохо, если кленнонцы сумеют извлечь из них какую-то пользу.
— А как же корпоративная солидарность?
— Сто восемьдесят лет прошло, — сказал Риттер. — Боюсь, что теперь карьера мне уже не светит.
— Разве что дипломатическая, — сказал я. — Не против, если я сделаю тебя своим советником на Леванте?
— Валяй, — сказал Риттер. — При случае я тебе с удовольствием что-нибудь посоветую.

Левант пережил последствия гиперпространственного шторма без особых проблем. Государство из трех планет было абсолютно самодостаточным и могло обеспечить себя всем необходимым. Конечно, они лишились доходов, которые приносила им продажа ресурсов Империи и Альянсу, но потрясений в обществе это не вызвало. Асад ад-Дин, правивший Калифатом первые двадцать лет периода изоляции, сумел убедить свой народ, что ничего страшного не происходит и государство готово выдержать любые испытания.
По официальной версии, мой названый папаша погиб от несчастного случая. Неполадки в его лимузине привели к столкновению с другим флаером из кортежа, после чего обе машины рухнули на землю с высоты двух километров. У пассажиров еще оставались бы какие-то шансы выжить, но последовавший за падением взрыв поставил в этой истории точку.
Керим быстро провел расследование, назначил виновным личного пилота калифа и уволил ответственного за содержание парка машин.

Подобная оперативность Керима наводила меня на определенные подозрения. Да и вообще Асад не был похож на человека, подверженного несчастным случаям. Обычно он контролировал любую ситуацию и держал рядом с собой только надежных людей, не способных допустить халатность вроде неисправного флаера.
Впрочем, убийство всегда было неотъемлемой частью политической жизни Леванта. Когда мы только познакомились с Асадом, один из его братьев вывел из строя космический корабль будущего калифа, чтобы тот не смог вовремя улететь с подвергшейся нападению скаари планеты, а позже Асад неоднократно пытался прикончить меня, также преследуя политические выгоды.
Большой скорби я не испытывал. Трудно сожалеть о смерти человека, который тебя предал и неоднократно наводил на тебя убийц. На Новой Колумбии мы были союзниками, позже мы могли бы стать друзьями, но он рассудил иначе, и теперь в том факте, что его прикончил собственный сын, я находил некую поэтическую справедливость.
За проведенное на Леванте время я видел Керима всего несколько раз. Высокий, сутулый, неразговорчивый тип, он обладал репутацией затворника и редко появлялся на людях, и похоже, что его политика стала продолжением его личной жизни. Только теперь он собирался держать закрытым целое государство.
Империи нужна была развитая промышленность Калифата, они были готовы платить за товары, и им было все равно, кто стоит у руля. Они сотрудничали с Асадом, теперь они были готовы сотрудничать с его сыном, но Керим очень холодно отнесся к появлению чужаков в его звездной системе.
— Мы предлагали военный союз против скаари, — сказал Реннер. — Мы предлагали медицинское оборудование, которое производят только в Империи, мы предлагали поставки оружия, черт побери, в итоге мы даже предложили построить им несколько прыжковых кораблей, но Керим отверг все наши предложения. Дело не в том, что нам нечего им дать, дело в том, что Керим в принципе не желает договариваться.
— И вы не попробовали организовать ему какой-нибудь несчастный случай? — спросил я.
— Несмотря на то что у идеи союза есть свои сторонники, мы просто не знаем, к кому обратиться, — сказал Реннер. — При дворе Леванта трудно кому-то доверять. Такое впечатление, что там каждый ведет двойную игру.
— Добро пожаловать, — сказал я.
— Ваше появление в качестве наследника выведет дискуссию о союзе между нашими государствами на новый уровень, — сказал Реннер. — Думаю, это сможет сдвинуть дело с мертвой точки.
— Керим будет в бешенстве.
— У меня три роты штурмовиков на борту, — сказал Реннер. — Еще столько же находится на территории нашего посольства. Мы будем вас охранять, как ценное вложение в наше общее будущее.
— Меня пугает, когда военные начинают разговаривать такими пафосными фразами, — сказал я.
— Я теперь больше придворный, чем военный, — вздохнул Реннер.
— Жалеете?
— Каждый служит там, где он может принести Империи большую пользу, — сказал Реннер. — Да и жалеть-то, в общем, не о чем. Большой войны сейчас нет, а когда она начнется… кто знает, что будет тогда. Может быть, император опять призовет меня на службу, когда древний флот скаари вплотную подойдет к нашим границам.
До этого еще целых два десятка лет, а Реннер уже немолод, так что шансов вернуться во флот у него немного. Скорее всего, он и сам это понимает и просто тешит себя надеждой.

Скорее всего, он и сам это понимает и просто тешит себя надеждой. Счастлив тот, кому есть на что надеяться.
— Еще кофе? — предложил Реннер.
— Да, пожалуй.
Реннер на правах хозяина подлил мне в чашку горячего напитка. Мы уже два дня подряд встречались за завтраком в его каюте. Каждый раз я задавал ему все новые вопросы, возникшие при изучении исторических документов, а он терпеливо на них отвечал.
— Как продвигается следствие?
— Мы закончили полное ментоскопирование генерала Визерса, но это не помогло ему вспомнить события последних лет. Тем не менее я думаю, что нам удастся закончить следственные процедуры в течение недели, а потом мы сразу отправимся на Левант.
— В столице сейчас весна, — сказал я. — Прекрасное время года.
— Кленнонцы не так зависят от климата, как люди. Наши тела приспособлены к выживанию на самых разных планетах.
— Я знаю. Просто… я давно не видел весну. На Веннту была осень, а до этого я сидел то на летнем курорте, то посреди пустыни, а то и вовсе прыгал в скафандре по непригодной для жизни планете.
— Я десятки лет провел на космическом корабле и вообще не видел ни одной из планет, — напомнил Реннер. — В какой-то момент я вообще перестал верить, что они существуют.
Да, точно. Наверное, если бы я был на его месте, у меня бы развилась боязнь закрытых пространств, и черта с два кто-нибудь смог бы уговорить меня снова отправиться в космос.
И все же я немного завидовал Реннеру. Он служил тому, во что верил, в его жизни был смысл, в конце концов, он был частью этого мира. А я… вечный представитель чужих интересов, по большому счету не веривший ни в монархию, ни в демократию, оказавшийся тут случайно и так и не вписавшийся ни в одну из существующих систем.
Любимого дела, которому можно было бы посвятить всю жизнь, я себе здесь так и не нашел. Военная карьера не задалась, а потом выживание требовало слишком многих усилий, ни на что другое у меня просто не оставалось времени.
Зато не скучно.
Когда-то, в далекой молодости, оставшейся на Земле, именно это казалось мне главным. Теперь я был бы не против тихой и респектабельной жизни законопослушного гражданина, примерного семьянина и настоящего столпа общества. Но, видимо, теперь уже не судьба. Не те нынче времена, и если какому-нибудь обществу и суждено выстоять, поможет ему в этом только сила оружия.
— Да, кстати, — сказал Реннер. — Девушку, о которой мы говорили, сегодня должны доставить на борт.
— С ней все нормально?
— Боюсь, что нет, — сказал Реннер. — Физически она в норме, но медики говорят, что возникли определенные сложности с долговременной памятью. Боюсь, что у нее криоамнезия.
— Как у Визерса? — спросил я.
— Хуже, чем у Визерса. Генерал потерял всего полтора года, она — значительно больше.
— Насколько больше?
— Я не вдавался в подробности, — сказал Реннер. — Но не менее десяти лет. Я дам распоряжение энсину Бигсу, чтобы он проводил вас к доктору, который будет заниматься ее дальнейшей реабилитацией.
— Спасибо, — сказал я, но внутри у меня все оборвалось.
Если Кира потеряла десять лет, то она меня не узнает. Похоже, я продолжаю терять своих друзей, и теперь, как бы парадоксально это ни звучало, самым близким человеком для меня станет бывший полковник СБА Джек Риттер.

Похоже, я продолжаю терять своих друзей, и теперь, как бы парадоксально это ни звучало, самым близким человеком для меня станет бывший полковник СБА Джек Риттер.

ГЛАВА 6

Рукоять меча стала скользкой от крови. Левая рука ныла от количества принятых на щит ударов, кольчужная рубашка давила на плечи. Приходилось прикладывать большие усилия, чтобы просто устоять на ногах, но похоже, что поле боя осталось за нами.
Солнце клонилось к закату, придавая проплывающим по небу облакам кроваво-красный оттенок. На земле крови пролилось еще больше.
Поле устилали тела мертвых и умирающих, отовсюду слышались стоны. Над головами уже начинало кружиться воронье. Одинокие фигуры бродили меж телами, кто-то добивал раненых врагов, кто-то высматривал, чем можно поживиться.
Огромный бородач со старым шрамом поперек лица хлопнул меня по плечу так сильно, что заставил скривиться от боли.
— Это была славная битва, — сказал он.
— Да, — согласился я. — Славная.
— Я видел, сегодня ты убил многих.
— С тобой мне все равно не сравниться, Рольф.
— Когда-нибудь ты станешь воином, не менее прославленным, чем я.
— Разве такое возможно, Рольф?
— Не льсти мне, — он расхохотался. — В этом мире нет ничего невозможного, Торбьерн. Когда я уйду в Валгаллу, кто-то должен будет занять мое место. Вполне возможно, что это будешь ты.

Я моргнул и обнаружил, что лежу в своей кровати на борту «Таррена Первого».
Черт побери, и что это было? Юный энсин Бигс сказал, что доктор Кинан готов принять меня в три часа корабельного времени, я вернулся в свою каюту и решил вздремнуть после раннего завтрака, и мне приснился сон. Очень странный сон. Конечно, раньше мне снились и более удивительные вещи, но сегодняшнее сновидение показалось мне очень знакомым.
Дежавю. Как будто это со мной уже было, как будто это произошло на самом деле, как будто я рвался в атаку, размахивая мечом, и справа от меня мчался на врагов Рольф Кровавый Топор, раскручивая над головой свое страшное оружие, и враги трепетали от ужаса, узнав ярость берсерка…
Наверное, завтрак оказался слишком плотным.
Я сел в кресло, уже привычным движением запустил терминал и уставился в монитор. Приснившаяся картинка не выходила у меня из головы. Как меня назвал этот парень? Торбьерн. А прозвище? Если я был викингом, у меня должно было быть какое-нибудь грозное прозвище, не так ли? Валькирии не унесут в Валгаллу просто Торбьерна.
— Уроборос укусил себя за хвост, — пробормотал я. — Тут-то и выяснилось, что у него ядовитые зубы.
Это все фигня. Риттер вон вообще по-русски начал разговаривать.

Для кленнонца доктор Кинан был высок и худощав. На практике это означало, что его макушка едва не доставала мне до подбородка, а в обхвате он был всего в полтора раза шире меня. А не в два, как в случае с кленнонцем, обладающим стандартными для этой расы габаритами.
Энсин Бигс сказал, что будет ждать меня у входа в медицинский отсек. Я уже вполне мог передвигаться по их кораблю самостоятельно, даже в зонах с нормальной для кленнонца силой тяжести, но Реннер настаивал, что у меня должен быть провожатый. Наверное, опасался, что я забреду куда-нибудь не туда и сверну себе шею, поставив крест на порученной ему дипломатической миссии.

Наверное, опасался, что я забреду куда-нибудь не туда и сверну себе шею, поставив крест на порученной ему дипломатической миссии.
— Присаживайтесь, — сказал доктор Кинан. — Как я понимаю, вы хотите поговорить о каком-то конкретном пациенте?
— О капитане Штирнер, — сказал я. — Это девушка, которую доставили на корабль с последней партией размороженных…
— Да, адмирал Реннер просил обратить на эту пациентку особое внимание. — Я отметил для себя, что доктор назвал Реннера адмиралом, не герцогом. — Случай средней тяжести.
— Средней?
— Моторика и мозговая активность на нормальном уровне, — сказал доктор. — Пациентка может ходить, оперировать предметами, не утратила социальных навыков и помнит, кто она такая. Из памяти выпали только последние годы жизни. Это случай средней тяжести. Бывает значительно хуже, знаете ли. Пациенты ходят под себя, не умеют говорить, не понимают, где находятся…
— Сколько именно она потеряла?
— Судя по нашей беседе, она считает, что ей пятнадцать лет, и она собирается поступать в летную школу, — сказал доктор. — Так что я бы предположил, что выпало около двенадцати лет. Она запаниковала, обнаружив себя в нашем обществе, но мне удалось ее успокоить и объяснить ситуацию. В пятнадцать лет она уже знала о криоамнезии.
— Память еще может к ней вернуться?
— Такая возможность существует всегда, — сказал доктор. — Но я бы на это не надеялся. Сканирование показало, что ее организм уже подвергался криозаморозке меньше чем за год до ее повторного помещения в стазис. Риск в таких случаях возрастает в разы.
Визерс, сукин ты сын. Похоже, что это все из-за тебя.
— Но все же, какова вероятность, что память вернется? В процентном отношении?
— Девяносто процентов за то, что не вернется, — сказал доктор Кинан. — Но послушайте, это ведь не смертельно. Я знал людей, которым приходилось заново учиться говорить, снова идти в школу, практически проживать жизнь наново… Здесь же потребуется всего-навсего восстановить навыки и…
— Она была пилотом, — сказал я. — Такие навыки за месяц не восстанавливаются.
— ВКС Альянса все равно больше нет, — сказал доктор.
— Вы ей так и сказали?
— Пока нет. Мы рассказали ей, что ее корабль был поврежден, а мы прилетели на сигнал аварийного маячка.
— И она поверила?
— Думаю, что поверила. Но рано или поздно ей придется рассказать правду.
— Я могу ее видеть?
— Как давно вы ее знаете?
— Не с шестнадцати лет.
— Тогда она вас не узнает.
— Я не идиот, доктор. Я прекрасно понимаю, что она меня не узнает.
— Тогда я рекомендовал бы вам отложить встречу, — сказал доктор. — Она пытается примириться со своим новым положением на корабле потенциального противника, и появление человека одной с ней расы может вызвать нежелательный эмоциональный всплеск.
— А если бы существовала вероятность, что она меня вспомнит, этого всплеска бы не произошло? — осведомился я.

— Это зависело бы от того, в каких вы были отношениях. Положительные эмоции ей бы не повредили, но я боюсь, что в нашем случае эмоции будут негативными, а это затруднит процесс дальнейшей реабилитации.
— Понято, принято, — сказал я.
— Скажите, кто проводил прошлую реабилитацию? Я вижу следы кленнонских технологий, что достаточно странно, учитывая род ее занятий.
— Это было в клинике на Веннту, — сказал я.
— Капитан ВКС Альянса в гражданской кленнонской клинике?
— СБА, тайные операции… Вы уверены, что вам так уж нужны подробности?
— Не нужны, — согласился он. — Просто этот вопрос возбуждал мое профессиональное любопытство. Теперь оно удовлетворено.
— Тогда в качестве ответной любезности удовлетворите мое любопытство, — попросил я. — Вы обследовали полковника Риттера?
— Да. Я нахожу его состояние удовлетворительным.
— Он плохо выглядит, чувствует себя еще хуже и жалуется на провалы в памяти.
— Так бывает. Криозаморозка — это сложная процедура, последствия которой могут быть самыми разными. Полковник Риттер не говорил мне, что у него провалы в памяти.
— Наверное, он об этом забыл.
— Команда медиков на вашем корабле действовала с нарушениями инструкции, — сказал доктор. — Особенно это сказалось на первой партии пациентов. Кроме того, в отличие от остальных, полковник Риттер не был абсолютно здоров, когда его помещали в стазис.
— Но ведь стазис придумали как раз для того, чтобы помещать в него тяжелораненых.
— И вам известно, какой процент удается вернуть в строй?
— Нет.
— Чуть больше половины. Остальные в лучшем случае с почетом уходят в отставку и получают пенсию по инвалидности. В худшем… ну, вы понимаете.
— А генерал Визерс?
— Я считаю, что у него нет криоамнезии. Он просто нашел удобный способ не отвечать на неприятные вопросы.
— И сознательно подставил себя под тотальное ментоскопирование?
— Он бы в любом случае его не избежал.
— Это вы говорите как врач или как кленнонец?
— У генерала нет никаких сопутствующих симптомов. Кроме того, криоамнезия обычно затрагивает либо краткий период, непосредственный перед травмой, либо уходит на многие годы назад, как в случае с капитаном Штирнер. У генерала же отсутствуют только воспоминания о последних полутора годах, которые и интересуют адмирала Реннера больше всего.
— Криозаморозка — это сложная процедура, последствия которой могут быть самыми разными, — напомнил я.
— Да, — согласился доктор Кинан. — Но когда эти последствия оказываются такими удобными для пациента, поневоле начинаешь задумываться.
Конечно, он был прав.
Я мало что смыслил в криореанимации, но у меня тоже возникали подозрения, что Визерс симулирует свою амнезию. Возможно, он просто тянет время, возможно, у него возник очередной хитрый план. Визерс был опасным, лживым и изворотливым сукиным сыном, и на моей памяти ему всегда удавалось выходить сухим из воды.
Его планы работали.

Не всегда получалось именно так, как он хотел, но это не всегда от него одного и зависело.
— Я могу вам еще чем-то помочь? — поинтересовался доктор, видимо, намекая, что его время не безгранично.
— Я все же хотел бы увидеть вашу пациентку, — сказал я. — Пусть не лично, а на экране. Вы не могли бы это устроить? В медицинском отсеке наверняка должна быть система видеонаблюдения.
— Смотрите. — Доктор развернул монитор в мою сторону и вывел на него картинку.
Камера была установлена в углу, почти под потолком, чтобы охватить все пространство палаты.
Кира сидела на кровати, поджав ноги под себя, и по ее лицу текли слезы.
— Вы сказали, что она примирилась со своим новым положением, — сказал я, чувствуя, как внутри поднимается гнев.
— Я сказал, что она пытается.
— Она плачет, — сказал я. — Вы сказали, что мой визит может нарушить ее эмоциональное состояние, но она и так плачет.
— У нее сейчас эмоции пятнадцатилетней девочки, — сказал доктор. — В таком возрасте слезы — это нормальная реакция на стресс.
— И вы считаете, что просто сидеть и смотреть — это тоже нормально?
— Я могу дать ей успокоительное или снотворное, но это не поможет смириться с реальностью. Она должна принять мир таким, какой он есть, и это может сделать только она сама.
— Вы часто сталкивались с такими ситуациями во время практики?
— В учебниках они описаны достаточно подробно.
— В учебниках? Вы уверены, что вы криохирург?
— Я не криохирург. Но я лучший специалист на этом корабле и в этой части галактики.
— Потому что только у вас есть учебник?
— Криохирурги не служат судовыми врачами на боевых кораблях, — сказал доктор Кинан. — Они сидят в специализированных клиниках на Кленноне и работают с тем, что им привозят. Если бы оборудование на вашем корабле не было автоматизировано, я не думаю, что мы вообще решились бы реанимировать кого-нибудь из вас.
— Может, и не стоило, — пробормотал я.
— Мы обсуждали альтернативы, — сказал доктор. — Криосистему «Одиссея» невозможно демонтировать и перенести на «Таррен», так что нам пришлось выбирать всего из двух вариантов. Или вывести вас из стазиса здесь, или вызывать из Империи буксировщик и тащить ваш корабль на Кленнон. Адмирал Реннер предпочел сэкономить время.

Шелковые простыни, прохладный ночной воздух, просачивающийся под балдахин, длинные рыжие волосы, разметавшиеся по плечам, пухлые губки, неподдельная тревога в зеленых глазах.
— Когда выступает твой полк?
— Завтра. Утром я уйду, и в следующий раз мы увидимся только после войны.
— Ты вернешься?
— Конечно, любимая. Я всегда возвращаюсь.
— Жиль, я так боюсь за тебя… Я боюсь, что тебя убьют или покалечат…
— Не покалечат. И уж тем более не убьют.
— Говорят, что испанцы свирепы в бою.
— Я не боюсь испанцев. Тебе что-нибудь привезти из Мадрида?
— Не надо мне ничего.

Только возвращайся сам. Я буду волноваться…
— Волнение — это плата за любовь к мушкетеру, — сказал я. — Сама виновата. Влюбилась бы в какого-нибудь лавочника, и жизнь твоя стала бы намного спокойнее. Да они и более практичный народ, эти лавочники…
— Ты смеешься надо мной? — Она шутливо ткнула кулачком мне в грудь.
— Ты так очаровательна, когда злишься…
До утра мы наговорили друг другу еще кучу банальностей. Даже несмотря на то что разговаривали мы не все время, что оставалось до рассвета.

— Мне очень жаль, что так получилось, — сказал Реннер, когда мы пили кофе на следующий после моего посещения медотсека день. — Если ситуация с девочкой не улучшится, я постараюсь как можно лучше позаботиться о ее судьбе.
— На Кленноне? — спросил я. — И что же вы можете ей предложить?
— Я пока не знаю, — сказал он. — Но я думаю, когда все станет яснее, мы сможем подобрать приемлемый вариант. Моего влияния для этого хватит.
— Посмотрим, как все пойдет на Леванте, — сказал я. — Если там окажется достаточно безопасно, я предпочел бы его. Все-таки это человеческая планета. Сила тяжести и все такое…
— И нет кленнонцев вокруг, — закончил за меня Реннер.
— Вы же знаете, лично у меня нет никаких предубеждений, — сказал я. — Но те, кто выросли на пропаганде Альянса…
— Да, я знаю. Империя — это враг номер один.
— А что о вас думают на бывших территориях Альянса в настоящее время?
— Полагаю, что ничего. У них есть проблемы поважнее. Да, и если уж мы заговорили о проблемах и врагах, то я хотел бы узнать о Кридоне.
— А что с Кридоном?
— Вы — единственный человек, кто разговаривал с ним. Один из немногих, кому вообще довелось побывать на внутренних планетах Гегемонии.
— Вы хорошо изучили мое прошлое.
— Я всегда старательно делал домашние задания.
— Но я не могу рассказать ничего интересного, — сказал я. — Там всегда было темно, и рассмотреть ничего толком не удалось. А Кридон… у нас состоялась беседа, в которой он сравнил меня с пылью. Он вообще не слишком высокого мнения о человечестве, знаете ли.
— О чем вы беседовали?
— Он принял меня не за того парня, — сказал я. — На самом деле ему нужно было поговорить с Фениксом. Или это вообще была часть какой-то очередной комбинации Визерса.
— Да, наследие Визерса нам придется разгребать годами, — согласился Реннер. — Специалисты сейчас разбирают массив его воспоминаний и чуть ли не каждый день натыкаются на микросенсации. Генерал был хорошим специалистом… даже жаль…
— Как вы намерены с ним поступить?
— Через полчаса у меня сеанс связи с императором, и мы как раз собирались обсудить этот вопрос, — сказал Реннер. — В любом случае в этом секторе космоса нам уже делать почти нечего. Сегодня закончим дела, а завтра совершим первый прыжок в сторону Леванта.
Ура-ура. Прощай, отдаленный закоулок галактики. Леха Каменский снова отправляется навстречу опасностям.

Ура-ура. Прощай, отдаленный закоулок галактики. Леха Каменский снова отправляется навстречу опасностям. Здравствуйте, новые проблемы.

Но прежде чем мы улетели из этого сектора пространства и отправились на Левант, произошло еще одно событие, о котором я не могу не рассказать.
После полудня ко мне заявился юный энсин Бигс и попросил меня одеться в самый приличный из имеющихся в моем распоряжении костюмов. Конечно, он свою просьбу сформулировал немного не так, но суть от этого не изменилась.
Самым приличным и подходящим мне по размеру нарядом оказалась полевая форма офицера ВКС Альянса со знаками различия, принадлежавшими артиллерийскому капитану. Спарывать нашивки было некогда, поэтому я мысленно поздравил себя с производством в офицеры и переходом из пехоты в более престижный род войск.
Убедившись, что я выгляжу, как подобает, одетый в парадный мундир энсин Бигс проводил меня на причальную палубу «Таррена Первого». Техники расставили «москитный флот» вдоль стен, высвободив в центре помещения довольно значительный кусок пространства.
Вдоль одной стороны этого свободного прямоугольника был построен практически весь экипаж «Таррена Первого». Все в парадной форме, все с серьезными выражениями на лицах. В начале строя стоял штурм-лейтенант, державший в руках древко с кленнонским флагом. Мгновением позже я рассмотрел доктора Кинана, стоявшего во втором ряду офицерского корпуса. Остальные лица, что неудивительно, оказались мне незнакомы.
Юный энсин Бигс указал, где мне встать, и умчался занимать свое место.
Мне досталась позиция в самом конце, за построениями техников и рядовых, впрочем, из-за разницы в росте я все прекрасно видел. Странно, что меня вообще позвали на какой-то официальный кленнонский ритуал… Увидев приготовления, первым делом я подумал о церемонии награждения, но кого и за что тут могли награждать?
Грянул торжественный имперский марш, под звуки которого появился Реннер в форме адмирала. За ним шли двое оруженосцев со штандартами. На одном был изображен герб Империи, на другой, очевидно, собственный герб новоиспеченного герцога.
Реннер остановился перед строем, поприветствовал солдат и заложил руки за спину. Оруженосцы со штандартами тут же замерли и принялись изображать статуи.
Наступила полная тишина. Не, на вручение наград происходящее совсем не похоже.
Шаги на замершей в ожидании причальной палубе звучали особенно гулко. Сначала были только шаги, а потом перед нами появился генерал Визерс, которого сопровождали двое штурмовиков в легкой броне. Руки генерала были скованы за спиной.
Сол остановился в полутора метрах от адмирала. По Визерсу и не скажешь, что его достали из холодильника в одно время со мной, а потом постоянно подвергали допросам и ментоскопированию. Выглядел он бодрячком.
Реннер медленно повернулся в его сторону и заговорил.
— Генерал Сол Визерс, — торжественно сказал он. — Голосом Императора я обвиняю вас в преступлениях против разумных существ, военных преступлениях, массовых убийствах и препятствованию правосудию. Признаете ли вы себя виновным?
Похоже, судопроизводство, которое практиковали в Империи, было упрощено до предела. Ни адвоката, ни прокурора, только обвиняемый и Голос Императора… Это у них всегда так происходит или сегодня нам суждено лицезреть исключительный случай? Наверное, так и есть. Обстоятельства-то исключительные.
— Я многого не помню, — сказал Визерс. — Но предъявленные мне улики не оставляют места для сомнений.

Да, я признаю себя виновным.
Толпа выдохнула.
— Голосом Императора вы приговариваетесь к смерти, — сказал Реннер и отвел руку назад.
Кленнонец, державший штандарт с его гербом, что-то вложил в ладонь адмирала.
Происходящее напоминало мне плохой спектакль. Словно все участники представления заранее знали, что должно произойти, и играли роли, произнося загодя написанные реплики. А плохим этот спектакль был потому, что на лицах актеров абсолютно отсутствовали эмоции. Визерса приговорили к смерти, неужели это ему безразлично? Реннер готовится совершить акт возмездия, почему же ему все равно?
— Я согласен с приговором, но я прошу об отсрочке, — сказал Визерс. — Своей жизнью и дальнейшей деятельностью я постараюсь хотя бы частично искупить свою вину. У меня есть сведения, которые могут принести пользу Империи.
Дисциплинированность кленнонских военных давно уже стала легендой, но после слов генерала по строю пронесся недовольный рокот. На какой-то момент сие тихое возмущение заставило меня поверить, что генерал выкрутится и на этот раз, что он уже заключил сделку с адмиралом Реннером или, чем черт не шутит, с самим Тарреном Вторым, и сейчас они просто разыгрывают перед нами необходимое по сценарию действо, и это бы объяснило, почему генерал так спокоен…
— Прошение отклонено, — произнес Реннер.
На лице Визерса не дрогнул ни единый мускул.
Предмет, вложенный в ладонь адмирала, оказался рукоятью силового меча. Реннер нажал на кнопку, активирующую лезвие, слабо подсвеченное красным, и направил меч в сторону от себя.
Неужели он собственноручно исполнит роль палача и собирается казнить Визерса здесь и сейчас? Имперское правосудие не только упрощено, но и быстро на расправу.
— Желаете сказать последнее слово? — поинтересовался Реннер.
— Да, желаю, — сказал Визерс. — Я делал то, что я делал, я делал то, во что верил, и не собираюсь просить за это прощения. — Он посмотрел на строй, а потом бросил взгляд поверх него и на какой-то миг мы встретились глазами. — Пусть не все получилось так, как я хотел, пусть многое мне не удалось, но я не считаю, что прожил свою жизнь зря. — Теперь он смотрел прямо на Реннера, сверху вниз. — Я готов.
— Рукой Императора приговор будет приведен в исполнение, — сказал Реннер и занес меч для удара. — На колени.
Чисто технический момент. Генерал Визерс был на полторы головы выше Реннера, а потому рубить его, пока он стоит, для кленнонца было довольно затруднительно.
Сол улыбнулся и неловко опустился на колени. Штурмовики за его спиной сделали по шагу назад.
Одним легким взмахом меча Реннер отсек генералу голову. Мгновением позже тело Визерса рухнуло на пол, забрызгав кровью белоснежный парадный мундир адмирала.
— Правосудие свершилось, — сказал Реннер. — Тело кремируйте, прах развейте по космосу. И помните все, что Империя преступников не прощает.
— Слава Империи! — в едином порыве рявкнул строй.
Одновременно со смертью генерала закончилась целая эпоха моей жизни, и, наверное, я должен был испытывать по этому поводу хоть какие-то чувства. Но не испытывал.
Подсознательно я был уверен, что именно этим все кончится, и казнь не стала для меня новостью. Только вот я не думал, что это случится так скоро и что Реннер будет махать мечом собственноручно…
Но в спектакле, развернувшемся перед моими глазами, была какая-то справедливость, в нем присутствовала определенная логика событий.

Нельзя сделать то, что сделал Сол, и выйти сухим из воды, нельзя вести такую жизнь, какую он вел, и рассчитывать на тихую безбедную старость в маленьком домике с виноградником, нельзя бесконечно обманывать всех и делать то, что считаешь нужным, невзирая на последствия, считая, что цель оправдывает любые средства, двигаясь вперед не просто по трупам, а по целой горе мертвых тел, и думать, что так будет продолжаться всегда…
Рано или поздно, но тебе придется остановиться. Рано или поздно, но тебе будет воздано по заслугам.
И сегодня генерал Сол Визерс наконец-то получил свое.

ГЛАВА 7

— Чудесно выглядишь, — сказал я Риттеру. — Пытаешься натурализоваться и слиться с экипажем? Конечно, лысым ты стал больше похож на кленнонца, но для того, чтобы сходство стало окончательным, тебе нужно набрать вес и сбросить рост.
— У меня выпадают волосы, — сказал Риттер. — Сегодня на подушке нашел целый клок, потому и попросил местных санитаров обрить меня наголо.
— Интересно, чем бреют кленнонцы, у которых волосы не растут изначально?
— Лучше не спрашивай, — сказал Риттер.
— Провалы в памяти повторялись?
— Да, еще пару раз.
— Врачи знают, что с тобой?
— Понятия не имеют. Все время твердят о последствиях криозаморозки и говорят, что меня надо показать их специалистам на Кленноне. Только вот…
— Только вот летим мы на Левант, — закончил я.
— Не думаю, что у них есть спецы имперского уровня.
— У них есть спецы уровня Альянса…
— Знания которых в этой области отстают от имперских лет на триста.
— Зато они лучше разбираются в человеческой анатомии.
— Не уверен, — сказал Риттер. — Впрочем, что это мы все обо мне да обо мне? С тобой самим ничего странного не происходит?
— По крайней мере, волосы у меня все на месте. Зато мне все чаще снятся странные сны, но на моем физическом состоянии это пока не сказывается, ведь верно?
— Ты всегда был везучим.
— Как утопленник.
— Ерунда, — сказал Риттер. — Посмотри на ситуацию с другой стороны. Визерс мертв, капитан Штирнер утратила память о большей части своей жизни, мой организм медленно разрушается непонятно отчего, а ты неплохо себя чувствуешь и вдобавок унаследовал власть над тремя стратегически важными планетами, что заставляет кленнонцев буквально на руках тебя носить и пылинки сдувать. Если сложить все твои потери и приобретения, то выяснится, что ты остался в прибыли в то время, когда все остальные несут убытки.
— Я прямо на седьмом небе от счастья.
— По сути, больше тебя от всей этой затеи приобрел только Кридон, и в сравнении с ним все твои приобретения кажутся довольно мелкими, — сказал Риттер. — Но он и не человек, так что можно выкинуть его из расчетов.
— После криостазиса твой юмор стал вымученным, — сказал я.
— Достаточное основание, чтобы подать в суд на генерала Визерса, — сказал Риттер. — Жаль только, что кленнонцы успели первыми.

— Достаточное основание, чтобы подать в суд на генерала Визерса, — сказал Риттер. — Жаль только, что кленнонцы успели первыми.
— Я считаю, что он заслужил свою участь.
— Заслужил, — согласился Риттер. — Но для меня стало сюрпризом, что кленнонцы его таки казнили. Я думал, он наплетет им с три короба, предложит свои услуги разведке, заключит сделку и… Словом, я его переоценивал.
— Или кленнонцы недооценили его предложение, — сказал я. — Его оперативная информация устарела почти на два века.
— Но его мозг, его способность с ходу вникать в ситуацию, плести интриги и выдавать на-гора планы вселенского спасения…
— Его невозможно контролировать, — сказал я. — СБА не смогло, и я не думаю, что у имперской разведки получилось бы лучше. Он слишком легко лжет и предает своих союзников, если того требуют его интересы. Реннер должен был это понимать.
— И все же немного жаль. Смерть генерала — это…
— Конец эпохи, — сказал я. — Несколько запоздавший конец, если учесть, что наша эпоха умерла сто семьдесят девять лет назад, а мы только случайно ее пережили.
Риттер вытянулся на своей кровати и уставился в потолок отсутствующим взглядом.
— Ты прав, — сказал он. — Ты даже не представляешь, насколько ты прав.
— Ты в курсе, что опять разговариваешь по-русски?
— А, да?
— Точно-точно.
— Наверное, завтра я этого и не вспомню.
— Джек, может быть, я сплю? Я все еще в криокамере, и мне только снится, что нас разморозили кленнонцы?
— Есть теория, что весь наш мир кому-то снится.
— Я серьезно.
— Я тоже, — сказал он. — Хочешь убедиться, что не спишь? Ущипни себя за руку.
— Если я в криостазисе, то это вряд ли сработает.
— То есть ты даже пробовать не будешь? Нет в тебе интереса естествоиспытателя, как я погляжу.
Я ущипнул себя за руку.
— Больно.
— Что ты сказал? — поинтересовался Риттер на языке Альянса.
— Ты издеваешься, что ли?
— Э… вроде бы нет.
— Ты опять говорил по-русски.
— Не помню. И что я говорил?
— Наврал. Сказал, что забудешь об этом завтра, а сам забыл уже через минуту.
— Неприятное чувство, — сказал Риттер. — Должен признаться, оно меня пугает до чертиков.
— Ты уверен, что не изучал русский язык в детстве?
— Вроде бы не изучал, — сказал Риттер. — А что, если изучал и забыл об этом? У меня ж криоамнезия.
— Надеюсь, что я все-таки сплю, — сказал я. — И еще я надеюсь, что, когда я проснусь, у меня тоже будет криоамнезия. Чтобы я забыл весь этот бред.
— Может, тебе и повезет, — сказал Риттер.

В последнее перед периодом изоляции время военно-космический флот был главной силой, которая связывала воедино входящие в Демократический Альянс планеты.

Когда ВКС не стало, Альянс рассыпался как карточный домик, в который запустили гранатой.
Тяжелее всего пришлось Солнечной системе. Земля, превратившаяся в один огромный столичный мегаполис, была перенаселена и полностью зависела от поставок продовольствия, и как только люди сообразили, что этих поставок больше не будет, на Земле произошла катастрофа.
Сначала был бунт, бессмысленный и беспощадный. Рядовых сотрудников администрации развесили на столбах, Генеральную Ассамблею вырезали в полном составе, президента нашли в его труднодоступной и тщательно охраняемой подземной резиденции и показательно выбросили из парящего на высоте птичьего полета флаера. Парашют, естественно, ему вручить забыли.
Полиция попыталась пресечь беспорядки, но потом махнула на них рукой, потому что бунтовщиков было слишком уж много и справиться с ними без применения оружия массового поражения не было никакой возможности. Кто-то из копов махнул домой и занялся выживанием в индивидуальном порядке, кто-то присоединился к революционерам, многие остались при оружии и попытались организованно захватить ресурсы, чтобы продержаться хотя бы первое время.
За пять лет население Земли сократилось более чем в два раза, но выжившие понимали, что это далеко не предел. Хаос, анархия, бесконечная гражданская война всех против всех… Когда марсиане прилетели наводить порядок на исторической родине, там проживало чуть больше двух миллиардов человек.
Возникновение марсианской военной диктатуры выглядело очень логично. Марс изначально принадлежал военным. Там находился генеральный штаб ВКС, главные судостроительные верфи Альянса, летная академия, несколько лагерей подготовки десанта, бессчетное количество разнообразных полигонов и стрельбищ. Гражданского обслуживающего персонала там было процентов пять, все остальные носили мундиры.
Генштаб действовал жестко, удалось достаточно быстро навести порядок на планете, и марсиане тут же приступили к постройке прыжковых кораблей. Но даже без прыжкового флота им удалось высадиться на Венере и взять под контроль ее уцелевшие поселения. На Землю они первое время не совались. Смысла не было. На бывшей столичной планете нельзя было отыскать ничего, кроме проблем.
Про поселения «социального минимума» никто и не вспомнил. Лишние люди были оставлены умирать посреди вакуума.
— У марсиан сейчас есть восемь прыжковых кораблей, — сказал Реннер. — Адмирал Кеннеди готов с нами сотрудничать и уже заключил с императором соглашение о намерениях, но…
— Но это невыгодно, — сказал Риттер. — Сами они не отобьются, и в случае заключения полноценного договора вам придется защищать и их планеты.
— Марс и Земля по-прежнему очень хорошо защищены. Орбитальная оборона в период изоляции не пострадала, а у марсиан достаточно людей, чтобы укомплектовать составом все боевые станции. Но остальные планеты… даже если мы получим все ресурсы Леванта, это еще не означает, что мы сможем построить достаточное количество кораблей, чтобы прикрыть миры Империи.
— Вторая волна вторжения достигнет обитаемых планет через двадцать лет, — сказал я. — Через двадцать лет вы еще не будете готовы к встрече. Вы уже прикинули, какой частью этих миров вы можете пожертвовать?
— Мы постараемся организовать эвакуацию, — сказал Реннер. — Но драться за те планеты мы не будем.
— И естественно, что эвакуация коснется только миров Империи, — вздохнул Джек.
— Разумеется. Пока у нас нет полноценного флота, мы можем столько стараться минимизировать потери.

— Разумеется. Пока у нас нет полноценного флота, мы можем столько стараться минимизировать потери. Об адекватном ответе и речи не идет.
— Эту войну так не выиграть, — сказал я. — Пока мы будем терять прыжковые корабли в схватке с древним флотом скаари, их новые суда будут творить все, что захотят.
— Но это единственная тактика, которую мы можем себе позволить. Сейчас Гегемония обладает преимуществом в тысячи боевых кораблей.
— Жаль, что фокус Визерса против них не сработал, — сказал Джек. — Вообще не понимаю, как он мог подставиться и позволить Кридону себя одурачить.
— Когда мы наткнулись на скаари, нами уже был открыт гипер, и скаари пользовались им же, — сказал Реннер. — Долгое время никому и в голову не приходило, что для полетов в дальний космос можно использовать какой-то другой способ. Скаари всегда были закрыты для нас, и всё, что мы о них сейчас знаем, приходилось собирать по крупицам.
— Еще скаари смогли объединиться, — добавил Джек. — А вы даже с Левантом договориться не можете.
После того как «Таррен Первый» вышел из третьего прыжка в серии, которая должна была привести нас на Левант, Реннер пригласил меня, чтобы обсудить дальнейшие планы, а я прихватил с собой Риттера. Пусть начинает привыкать к роли советника. К тому же я надеялся, что, если загрузить его мозг работой, он больше не будет разговаривать на русском языке и переживать по поводу провалов в памяти. Ну или хотя бы будет меньше переживать.
— Думаю, что проблему Леванта мы таки решим, — сказал Реннер.
— И какой план? — поинтересовался Джек.
— Торопиться не будем, — сказал Реннер. — Разместимся в нашем посольстве, прокачаем ситуацию, почувствуем настроения, назначим встречу с Керимом и в нужный момент выложим карты на стол.
Риттер покачал головой.
— Фактор времени — это самый важный фактор.
— Неделя или две ничего не решат.
— Здесь неделя, там две, глядишь, так двадцать лет и пройдет, — сказал Риттер. — Я бы посоветовал что-нибудь более эффектное и стремительное. У вас же там полно штурмовиков, да? Ворваться во дворец калифа во время какой-нибудь торжественного приема, раскидать охранников, ткнуть в Керима указующим перстом и сделать гневное заявление в духе: «Это ты убил моего отца, подлец».
— И этого человека вы сделали своим советником? — поинтересовался у меня Реннер.
— Да, — сказал я. — А что? Мне его план нравится. Весело.
— За исключением того факта, что охрана дворца перестреляет нас еще на подходе.
— Это проблема, — согласился я. — Но я уверен, что ее как-нибудь можно обойти.
— Вряд ли штурм резиденции калифа добавит в отношения между нашими народами дружбы и доверия, — сказал Реннер.
— Давайте спрячемся в бочках, — предложил Джек. — Должны же у них там быть какие-нибудь бочки, которые поставляют ко двору. Классический способ, так сказать. Старый, проверенный временем. Главное, вовремя выскочить, чтоб нас кипящим маслом не залили.
— Тогда уж проще выброситься в десантных капсулах, — сказал я. — Тоже эффектно.

— Тоже эффектно.
Вместо ответа Реннер вывел на середину комнаты голограмму со схемой орбитальных укреплений Леванта. Я присвистнул. К двум линиям обороны, которые я помнил, прибавилось еще две. Пожалуй, Реннер несколько преувеличивал, когда говорил, что способен взломать защиту Леванта даже с теми кораблями, что есть у Империи сейчас.
— Внушает, — сказал Джек. — Конечно, скаари они этим не сдержат, но крови им попортят достаточно. Кленнон сейчас прикрыт так же?
— Чуть хуже. В отличие от Калифата, мы не бросили все силы на укрепление столичной планеты.
— Может, и зря, — сказал Джек. — Император — это символ, который объединяет Империю.
— Император — это не только символ, — мягко сказал Реннер.
— Тогда тем более, — сказал Джек. — Самое уязвимое место монархии — это передача власти от поколения к поколению. Одного слабого звена бывает достаточно, чтобы прервать всю цепь.
— Не все так просто.
— Все достаточно просто, если устранить нужное количество членов правящей семьи, — сказал Риттер. — У нас в СБА даже существовали наработки в этом направлении. Достаточно ликвидировать несколько десятков ключевых фигур, чтобы повергнуть вашу Империю в хаос.
Реннер нахмурился.
— Бросьте, мы же все тут взрослые люди, — сказал ему Джек. — Уверен, что у вас тоже существовали подобные сценарии. Обезглавить Альянс сложнее…
— И этого совершенно не требовалось, — сказал Реннер. — Для того чтобы ввергнуть ваше государство в хаос, достаточно всего лишь предоставить вас самим себе.
— Сейчас не самый подходящий момент для спора о недостатках демократической и монархической формы правления, — сказал Джек. — Тем более история уже показала, какая форма более жизнеспособна, и это оказались не мы.
— Очень скоро история покажет, что самая жизнеспособная форма жизни — это скаари, — сказал я. — Давайте лучше с этим что-нибудь сделаем. За то время, что мы валялись в холодильнике, супероружие точно никто не придумал?
— Такого, чтобы остановить флот из тысячи кораблей? Нет.
— Жаль, — сказал я. — По законам жанра уже должны были придумать. Самое время.
— Теоретически есть гораздо более простой способ отвести угрозу, — сказал Джек. — Который является логическим продолжением нашей предыдущей беседы. Гегемония стала едина впервые за много тысяч лет, может быть, даже впервые в истории. Вернуть ее в естественное для нее состояние хаоса очень просто — нужно всего лишь ликвидировать Кридона. Кланы, интересы которых он ущемил, сразу же вспомнят о нанесенных обидах, и все начнется по новой.
— Да, это очевидное решение, — сказал Реннер. — И у него есть один очевидный недостаток. До Кридона нам не добраться.
— Вы прорабатывали все варианты? — спросил я.
Конечно, они прорабатывали. Идея с ликвидацией Кридона приходила уже и в мою голову, а у них было больше сотни лет форы.
— Нет никаких вариантов, — сказал Реннер. — Боевые корабли во внутреннем пространстве скаари? Как вы это себе представляете?
— Пока никак, — сказал Джек.

— Глава клана никогда не покидает планету, имя которой он носит, — сказал я. — Кридон — мертвая планета.
— А потому резиденция главы клана находится ниже уровня поверхности, — согласился Реннер. — Где именно — мы не знаем. Плана резиденции у нас нет. Схемы орбитальных укреплений у нас нет. Какие силы охраняют лидера Гегемонии, мы не знаем, но полагаю, что силы эти весьма значительны.
— С такими сведениями боевую операцию не спланируешь, — сказал Джек. — Неужели нет способа добыть более точные разведданные?
— Мы пока не уверены, — сказал Реннер.
— Это будет красивая самоубийственная операция, — сказал Риттер. — Если вы все-таки соберетесь ее проводить, запишите меня добровольцем.
— Даже так?
— Все равно мне долго не протянуть, — сказал Джек. — А если уходить, то уходить красиво.
— Неподходящая мотивация для такого задания, — сказал Реннер.
— Зато остальные будут умирать во славу Империи.
— Это все досужие разговоры, — сказал Реннер. — На данный момент операции по устранению Кридона нет даже в планах.
— Вы поэтому выспрашивали у меня все, что касалось моего визита к скаари?
— Хорошо, планы такие есть, — согласился Реннер. — Но полученную от вас информацию очень сложно использовать. У вас нет ни точных координат резиденции на Кридоне, ни плана подземных коммуникаций. Поскольку задачу можно выполнить парой боевых групп, нам не нужно высаживать десант, а это значит, что мы можем пронзить орбитальную оборону кинжальным ударом. Но это не снимает вопроса, что делать дальше и как вообще доставить несущие боевые отряды корабли к внутренним планетам Гегемонии.
— Древний флот скаари находится в приграничных секторах, новых кораблей у них немного, — сказал я. — Пространство Гегемонии сейчас не насыщено судами, при определенной доле везения небольшой отряд может проскочить. Не супердредноуты, конечно, но пара крейсеров… Разумеется, это только продолжение досужих разговоров.
— Вы не представляете себе, как выглядит внутреннее пространство Гегемонии с точки зрения человека, планирующего военное вторжение, — сказал Реннер. — Вас доставили туда на корабле скаари, и вы без проблем оттуда выбрались, потому что они позволили вам уйти, указав безопасный курс. Нам никто таких подарков не сделает. Даже сейчас, когда они лишились большей части своего флота, а Гегемония стала единой, границы, определяющие зоны влияния кланов, тщательно охраняются космическими крепостями, сканирующими пространство в поисках чужих кораблей. Места бывших сражений кишат неразорвавшимися торпедами и радиоактивными обломками, мы доподлинно знаем о существовании минных полей и беспилотных транспортов, атакующих любое судно, не отзывающееся на запросы системы «свой-чужой». Нам придется идти наугад, и нет никаких гарантий, что мы сможем углубиться внутрь их территорий незамеченными. Нам нужны звездные карты и схемы заграждений. И, безусловно, определенная доля везения.
— Это решаемая проблема, — сказал Риттер.
— Да? Мы так и не смогли ее решить. Или СБА есть чем похвастаться в этом плане?
— Возможно, — сказал Риттер. — Я помню, что мы пытались составлять такие карты.

— Я помню, что мы пытались составлять такие карты. К сожалению, я не уверен, насколько мы в этом направлении продвинулись.
— В той части архивов, которая досталась нам, мы ничего не нашли.
— Значит, где-то не там искали, или документы уничтожены в смутные времена. Но я уверен, что эта проблема решаема. Можно проложить курс хотя бы по приграничным территориям Гегемонии.
— А дальше двигаться наудачу?
— Небольшая группа судов может пройти, не привлекая внимания. Возмущения гиперполя, которые создает легкий крейсер, засечь довольно сложно. Особенно если не знаешь, где именно его искать. Если не тащить с собой тяжелую артиллерию, то все может получиться.
— Допустим, — сказал Реннер. Было видно, что эта тема ему гораздо более интересна, нежели будущая дипломатическая миссия на Леванте. Все-таки он боевой офицер, а не придворный вельможа. — А дальше? Поверхность планеты огромна, как нам искать резиденцию Кридона?
— По признакам энергетической активности?
— Не вариант, — согласился Риттер. — Или у вас есть уверенность, что, кроме резиденции, на планете вообще ничего нет?
— Наверняка там построено что-то еще, — сказал я. — Но кто-то же должен это знать. Можно найти скаари, живущих на приграничных территориях, такие есть. Я сам с одним разговаривал.
— Мы тоже разговаривали со скаари, живущими в приграничных территориях, — сказал Реннер. — Опросили несколько десятков, ни один не принадлежал к клану Кридона. Эти скаари — изгои, по большей части они принадлежали к слабым молодым кланам.
— У вас за спиной ресурсы целой Империи, — сказал я.
— Иногда этого недостаточно.
— У СБА наверняка есть информация по Гегемонии, — повторил Джек. — То есть была.
— В тех архивах, которые мы обнаружили, про Кридона ничего не было.
— Кстати, о тех архивах. Как вы их раскопали?
— Случайно наткнулись на местную резиденцию на одной из бывших планет Альянса, — сказал Реннер.
— Как же, случайно.
— Ну, может быть, не совсем случайно, — сказал Реннер. — В данном случае это несущественно.
— Если штаб-квартира на Земле уцелела, там можно узнать куда больше, — сказал Джек.
— Сомневаюсь я, что там что-то уцелело, — сказал Реннер. — Кроме того, Земля теперь находится на территории союзного государства, и я не думаю, что император санкционирует разведывательную операцию в таких сложных обстоятельствах.
— А если составить отряд не из кленнонцев? — предложил Джек. — Я, Алекс, наверняка найдется кто-то еще. Это тоже досужие разговоры, конечно.
— Не в моей власти принимать такие решения.
— Значит, вы являетесь Голосом Императора только тогда, когда нужно отрубить кому-нибудь голову? — осведомился я.
— Нет, — спокойно сказал Реннер. — Но моя юрисдикция имеет свои пределы.
— Кстати, о головах, — сказал Джек. — А обязательно именно так все обставлять?
— Обязательно, — сказал Реннер.

— Запись официальной церемонии казни уже отправлена на Кленнон. Такова была воля императора.
— Неужели Визерс ничего не мог предложить?
— Мог, и довольно много. Но император отказался заключать с ним сделку.
— И вы считаете, что это правильно? — спросил я.
— А вы считаете, что нет? Некоторых вещей прощать нельзя. Никому.
— Мне кажется, это сильно зависит от того, что находится на другой чаше весов.
— Гарантированного плана по спасению человечества генерал предложить не смог, если вы об этом, — сказал Реннер. — Все остальное не стоит и обсуждения. Да и цена планов Визерса нам слишком хорошо известна.
— Если бы не древний флот скаари, то все бы получилось так, как он задумывал, — заметил Джек.
— Это был бы совершенно другой разговор, — сказал Реннер. — Но я не уверен, что по итогам этой беседы Визерсу удалось бы сохранить голову на плечах. Миллиарды смертей очень сложно оправдать промежуточными результатами. Я не уверен, что их вообще можно оправдать.
— Вы идеалист, адмирал, — сказал Джек.
Реннер не стал его поправлять. Ему больше нравилось быть адмиралом, а не герцогом.
— Я военный, — ответил он. — При принятии любого решения всегда есть пределы допустимых потерь.
— С Визерсом вы бы не сработались.
— Знаю, — сказал Реннер. — И знаете что, полковник? Меня это не особенно-то и расстраивает.

Часть вторая
СТАРЫЕ ДОБРЫЕ МЕТОДЫ

ГЛАВА 1

Весна в этой части Леванта очень приятна.
Сменяя дневное тепло, ночью на кленнонское посольство опустилась приятная прохлада, и можно было сидеть на балконе, курить традиционный местный кальян и любоваться звездным небом.
Увы, только небом тут и можно любоваться. Потому что стоит только опустить взгляд, как на глаза сразу же попадаются фигуры имперских штурмовиков, дежурящих в цветущем внутреннем садике посольства.
Еще пятеро стоят на крыше, целая рота несет службу по периметру. Обстановка в столице неспокойна, служба охраны дипломатической миссии переведена в режим повышенной готовности. А ведь я еще даже не выступил с официальным заявлением, и широким народным массам о появлении нового наследника, занимающего прокленнонскую позицию, ничего не известно.
Что-то будет, когда они узнают.
По информации от посла Брэдшоу, Керим ад-Дин уже третий день пребывает в состоянии тихого бешенства. И это мы еще лицом к лицу не встречались.
Что-то будет, когда мы встретимся.
Реннер отверг предложенный Джеком вариант эффектного появления на политической сцене Леванта, и кленнонцы принялись разыгрывать свои карты медленно и наверняка.
Что-то непременно будет.
Левант, насколько я успел заметить, практически не изменился за те почти два века, что я на нем не был. Впрочем, из окна посольского лимузина, шедшего на предельно допустимой скорости, мне удалось рассмотреть не слишком много подробностей, а в город меня, разумеется, не выпускали.
Зато по территории посольства я мог передвигаться почти беспрепятственно, а юный энсин Бигс по-прежнему играл роль моей няньки.

Зато по территории посольства я мог передвигаться почти беспрепятственно, а юный энсин Бигс по-прежнему играл роль моей няньки.
Все могло сложиться куда хуже, подумал я. И оно обязательно так сложится, дай только время.
— Чудесная тихая ночь, — донесся с соседнего балкона голос полковника Риттера. Мы с ним занимали смежные апартаменты. — Не люблю я такие ночи. Мне все время кажется, что это затишье перед бурей.
Полковник тоже тот еще оптимист.
— У тебя найдутся силы, чтобы перелезть ко мне?
— А что у тебя есть?
— Левантийский табак и кленнонское вино.
— Тогда найдутся.
— Стакан прихвати.
Риттер по-прежнему выглядел обритым наголо ожившим мертвецом, перед воскрешением пару лет пролежавшим в могиле, но утверждал, что чувствует себя лучше. Он мог самостоятельно ходить, отпускал все больше ехидных шуточек, а однажды я даже застукал его в местном спортзале, где он топтал беговую дорожку, обливаясь потом и нецензурно ругаясь сразу на нескольких языках. К моему великому облегчению, русского среди этих языков не было.
Звякнув стаканом, полковник неуклюже перевалился через невысокое ограждение, разделяющее наши балконы, оценивающе посмотрел на бутылку с вином, налил себе до краев и уселся в соседнее кресло.
— Я тут подумал, что если бы не сцапал тебя на Аракане, то, скорее всего, к этому моменту уже был бы мертв, — сказал Риттер.
— Ты выбрал странное время для благодарности.
— Это не благодарность, — сказал он. — Я служил Альянсу, Альянс развалился. Я служил человечеству, над человечеством нависла смертельная угроза. В глубине души я считал Визерса непогрешимым, но оказалось, что и он способен ошибаться. Вся моя деятельность теперь кажется лишенной смысла, а эта чертова новая жизнь, в которую я вляпался благодаря тебе, растоптала последние остатки моих иллюзий. Вдобавок у меня криоамнезия.
— Извини, — сказал я.
— Фигня, бывает, — сказал он и в два глотка осушил половину стакана. — На самом деле, я давно собирался поговорить с тобой тет-а-тет.
— Началось, — сказал я. — Теперь ты говоришь на испанском.
— Тебе не нравится испанский?
— У тебя жуткий акцент.
— Давно не практиковался.
— Я не хочу с тобой разговаривать. Ты все равно к утру все забудешь.
— Зато ты не забудешь, — немного зловеще пообещал он.
— Да и о каких разговорах тет-а-тет может идти речь? Вся территория посольства прослушивается имперской разведкой, так что в лучшем случае это будет разговор на троих. Ты, я и кленнонский офицер по внутренней безопасности.
— Только ты и я, — сказал Риттер. — У меня в кармане генератор помех. Так что офицер по внутренней безопасности будет свято уверен, что мы полночи заливали глаза в тишине и молчании.
— Где ты взял генератор помех?
— Собрал.
— Этому тебя научили в СБА?
— Как и многим другим вещам.
— И теперь у тебя разговор на целых полночи? — простонал я.
Когда Риттер вылез на балкон, я распечатал вторую бутылку, а потому пребывал в приятной алкогольной расслабленности.

Когда Риттер вылез на балкон, я распечатал вторую бутылку, а потому пребывал в приятной алкогольной расслабленности. Происходящее все еще казалось мне бредом, как и тогда, когда Риттер заговорил по-русски, но теперь это меня абсолютно не беспокоило. Однако я сомневался, что меня и алкоголя хватит на полночи.
— А знаешь, что я нахожу самым забавным?
— Понятия не имею.
— Столько лет прошло, а главную роль в политике по-прежнему играет тот, у кого авианосец на рейде.
— Не, это полная чушь, — сказал я. — Ты — Джек Риттер, ты работал в СБА, но не имел никакого отношения к темпоральному проекту, я не рассказывал тебе про дядю Тома, и это значит, что ты ничего не можешь знать про авианосец на рейде. А это значит, что я или слишком пьян, или слишком в криостазисе, и мне снится очередной бредовый сон.
— Есть и третий вариант.
— Например?
— Я — не Джек Риттер.
— Да, это хороший вариант, — сказал я. — Он бы многое объяснил. Тот факт, что ты похож на Джека Риттера, как две капли воды, я отметаю как несущественный. Мы ж в далеком будущем, тут есть клоны, генетическая инженерия и прочая чушь. Так кто же ты?
— Кто, кроме тебя, еще может знать про дядю Тома в этом далеком будущем?
— Холден умер.
— А Феникс возродился из пепла, — сказал он. — Причем на этот раз в буквальном смысле.
— И ты все время был тут?
— Нет. Только в те периоды, которые Риттер не помнит.
— Значит, его провалы в памяти…
— Возникают в те моменты, когда я беру контроль над его телом.
— Так ты демон, — сказал я.
— В каком-то смысле.
— Мне заказать обряд экзорцизма?
— Полагаю, не стоит. Тем более к религии мое присутствие никакого отношения не имеет.
— Самое страшное, что в твоих словах есть определенная логика, — сказал я. — Но это не имеет значения, потому что все это — дикая антинаучная муть, в которую я никогда не поверю, Джек. Мне легче допустить мысль, что ты каким-то образом выучил испанский, да и русский заодно.
— А откуда я знаю про дядю Тома?
— Может быть, я болтаю во сне. А твоя комната — через стенку.
— Что мне рассказать, чтобы ты поверил?
— Понятия не имею, — признался я. — Дело в том, что я настроен очень скептически.
— Ты пьян.
— Только это и удерживает меня от того, чтобы расхохотаться тебе в лицо.
— В джунглях Белиза на нас напали агенты китайской разведки. Я их всех убил.
— Это не тайна. Визерс знал об этом, а значит, теоретически и Риттер мог знать.
— Когда я их убил, я сказал, что мое кун-фу сильнее их кун-фу. Несмотря на то что я их перестрелял. Эту шутку ты тоже рассказал Визерсу?
— Я не помню.
— Не ври. Чтобы ты и не помнил?
— Хорошо, это я не рассказывал. Но мне нужно что-то более основательное.

Я не поверю в демонов лишь потому, что они пересказали мне не самую удачную шутку.
— Я не демон.
— Ты только что сказал, что демон.
— В каком-то смысле, — поправил он. — Я могу занимать чужие тела, но это и все, что роднит меня с древними сказками периода дремучего невежества человеческой расы.
— Какие еще новости?
— Я умираю, — сказал он. — Риттер умирает.
— Это печально. А от меня тебе чего надо?
— Ничего. На Веннту я обещал тебе историю, пришло время ее рассказать.
— А вот это похвально, — сказал я. — Люблю, когда люди выполняют свои обещания.
— Ты мне все еще не веришь?
— Нет.
— Визерс бы поверил.
— Ты всегда можешь попробовать отыскать его в аду.
— На Веннту мы оба прошли медицинское обследование, результаты которого тебя озадачили.
— Когда мы с Кирой улетали с Веннту, а ты остался прикрывать наш отход, ты вручил мне кредитную карточку, — сказал я. — Какой у нее был пин-код?
Риттер… мой собеседник без запинки оттарабанил двадцать четыре цифры.
Допустим, настоящий полковник Риттер мог знать этот пин-код, потому что именно он сцапал меня на Аракане. Знать — мог. Но помнить наизусть?
Не факт, конечно. Мог и помнить. Я не обладаю монополией на хорошую память.
— О чем мы разговаривали в Де-Мойне, когда Риттер с Бобом зачищали территорию от скаари, а мы вдвоем остались в подвале?
— О регрессорах и пустышках, — сказал он. — И о существовании тайной масонской ложи внутри Гегемонии скаари.

— Красиво, — сказал Холден. — Впрочем, не так красиво, как комбинация Визерса.
— Какая из них?
— Та, в которой он так качественно запудрил всем мозги поисками регрессоров и четвертой силы. Попытки изменить баланс при помощи внешнего воздействия.
— Тебе не кажется, что если это пустышка, то в нее вложено слишком много сил?
— Зато никто до последнего не подозревал о его истинных намерениях, — сказал Холден. — Ты, например, точно не подозревал, а твой новый дружок из СБА, хотя и догадывался, явно не представлял масштаба. Теория о регрессорах — это пустышка. Факты, которые лежат в ее основе, имели место быть на самом деле, но они никак не связаны друг с другом. Была Война Регресса, был корабль-разрушитель скаари, ну и что? Кто сказал, что это звенья одной цепи? Между этими событиями прошло слишком много лет.
— Скаари верят, что есть другие и что эти другие влияют на жизнь кланов.
— А мысли о существовании какой-нибудь тайной масонской ложи ты не допускаешь? — поинтересовался Холден. — Скаари — древняя цивилизация, о которой мы очень мало знаем. Там может быть бездна тайных обществ и подводных течений, о которых мы никогда не слышали и вряд ли когда-нибудь услышим. К тому же твой главный источник информации о Гегемонии — это Кридон, который имел тесные контакты с Визерсом.
— И что из этого следует?
— То, что теория о регрессорах — это не единственная пустышка Визерса.

— А что еще?
— А ты подумай немного, — предложил Холден. — В чем смысл существования пустышек? В том, чтобы стянуть на себя как можно больше внимания, отвлекая его от основной миссии. И если теперь мы знаем, что основная миссия Визерса заключается вовсе не в поисках древних галактических мифов, которые якобы могут изменить баланс сил…
— А еще ты двинул меня в челюсть на Сципионе-3. Потому что я не к месту процитировал тебе «Звездные войны».
Ну, допустим.
Теоретически Риттер мог подслушать наш последний разговор, состоявшийся за несколько минут до смерти Холдена. Он мог знать и все остальное, и про Белиз, и про удар в челюсть, он мог даже вызубрить пин-код кредитной карточки, которой я пользовался на Аракане. Он мог запудрить мне мозги этой мистификацией.
Но только зачем? Не представляю, для каких целей это могло бы ему понадобиться. Слишком уж сложная комбинация.
Здравый смысл подсказывал, что существо, поглощающее кленнонский алкоголь в соседнем от меня кресле, говорит правду.
Еще более здравый смысл утверждал, что этого просто не может быть. Потому что этого не может быть никогда.
— Судя по выражению твоего лица, в твоей черепной коробке сейчас протекает интенсивный мыслительный процесс, — сказал… ладно, допустим, это был Феникс.
— Что-то типа того.
— Ладно. Поговорим об этом в следующий раз, когда ты будешь потрезвее.
— Уже уходишь?
Глаза Риттера на мгновение остекленели, а затем его взгляд снова стал осмысленным.
— Что я пропустил? — поинтересовался он, рассматривая пустую посуду в своей руке. — У меня снова был провал в памяти. Похоже, мне не следовало пить.
— Ты — Джек Риттер? — спросил я.
Не самый умный вопрос, но что мне было делать в такой ситуации?
— Э… да, — сказал он.
— Тогда у меня для тебя две новости.
— Начни с хорошей.
— Это нетрадиционная пара новостей, — сказал я.
— То есть хороших там нет?
— Ага.
— Тогда начни с менее плохой. Всегда есть менее плохая новость.
— У тебя нет криоамнезии.
— По мне, так это может сойти и за хорошую, — сказал он. — А вторая?
— Ты умираешь.
— Бывает, — философски сказал Риттер и потянулся за бутылкой.
— Сунь руку в карман, — попросил я.
— В какой?
— Понятия не имею.
— И что я должен оттуда достать? Белого кролика?
— Генератор помех.
— У меня нет генератора помех… — он осекся. — А нет, оказывается, есть.
— Угу.
— Самопальное устройство, — сказал он, небрежно крутя в пальцах небольшую серебристую коробочку.
— Ты мог бы такое сделать?
— Наверное. Только не представляю зачем.

Только не представляю зачем.
— Значит, ты не помнишь, как ты его делал?
— Нет.
— Это все равно ничего не доказывает, — сказал я больше себе, чем ему.
— Чего именно не доказывает?
— Ничего.
— Логично. Слушай, я много выпил, пока у меня был провал памяти, вызванный не криоамнезией?
— Стакан.
— Странно. Такое чувство, как будто я принял гораздо больше. Реальность кажется мне какой-то странной.
— Это проблема на стороне реальности, — заверил я. — Она и вправду довольно странна.
— Значит, у меня нет криоамнезии?
— Нет.
— Тогда чем вызваны мои провалы в памяти?
— Ты одержим демоном. В каком-то смысле.
— О как, — сказал он. — Послушай, а ты уверен, что у тебя в кальяне обычный табак?
— Уже не уверен.

ГЛАВА 2

Утро было… неприятным.
Таким, каким оно и должно было быть в мире, где действуют физические законы и причинно-следственные связи. В мире, где нет одержимых демонами полковников СБА и террористов, которые восстают из пепла.
По счастью, в кленнонском посольстве был холодный душ, а на Леванте выращивали прекрасный кофе, и к девяти утра я чувствовал себя если не заново родившимся, то хотя бы относительно вменяемым. Судя по доносившимся из соседней комнаты звукам, Риттер столкнулся с теми же проблемами.
А он и выпил-то всего ничего…
В дверь вежливо постучали.
— Войдите, — сказал я и узрел юного энсина Бигса с пачкой документов в руках.
— Посол Брэдшоу просил, чтобы вы просмотрели это до обеда, — сказал он. — Это список наших предложений местному правительству. Конечно, Брэдшоу будет присутствовать при вашей встрече с Керимом, но он хотел, чтобы вы были в курсе дела.
— Там есть какое-нибудь резюме или мне все это читать?
— Документы переведены на общий, сэр. Керим ад-Дин тоже не владеет кленнонским.
— Я спрашивал не об этом.
— Резюме нет, сэр, но я могу попробовать раздобыть его в местном секретариате.
— Будь любезен, — сказал я. — Когда мы встречаемся с калифом?
— Сегодня в восемнадцать два ноля, — напомнил он.
Он ушел, а я сел за стол и принялся листать документы.
Торговое соглашение на сто двадцать лет, экспорт-импорт, льготные цены, размещение заказов Империи на производственных площадках Калифата, договор на постройку и передачу в собственность Калифата двух прыжковых кораблей, пакт о ненападении, договор о военном союзе в случае нападения с третьей стороны… Керим — форменный идиот, если способен отказаться от таких условий. А возможно, и нет. Возможно, он видит, насколько кленнонцам нужен этот союз, и хочет выторговать для себя что-то еще.
Если бы я был на месте императора, я бы попытался сделать Кериму предложение, от которого он не может отказаться. Интересно, способна ли имперская разведка подкинуть Кериму в кровать отрезанную голову его любимого скакуна?
Шорох на балконе дал понять, что полковник Риттер снова лезет на мою территорию.

Интересно, способна ли имперская разведка подкинуть Кериму в кровать отрезанную голову его любимого скакуна?
Шорох на балконе дал понять, что полковник Риттер снова лезет на мою территорию.
— Вообще-то тут есть двери, — сказал я, не оборачиваясь.
— Так интереснее, — сказал Риттер. — Чертово кленнонское пойло. Ты в курсе, что у кленнонцев несколько другой метаболизм?
— Да, мне говорили.
— Что кленнонцу хорошо, то человеку — смерть, — сказал Риттер. — Вообще-то кленнонские напитки принято разбавлять.
— Ну и разбавлял бы.
— Ночью это почему-то не показалось мне важным. — Риттер плюхнулся в кресло. — У тебя есть кофе?
— Обслужи себя сам.
— Мне больше нравилось, когда из нас двоих главным был я, — вздохнул он.
— Я работаю.
— Имперские бла-бла-бла, — сказал Джек. — Все это не имеет смысла, потому что Керим не пойдет на союз.
— Почему?
— Потому что он не любил своего отца и никогда не продолжит его начинание, — сказал Джек. — Асад хотел союза, значит, при Кериме никакого союза не будет.
— Вот так просто?
— Когда-то СБА очень беспокоило возможное сближение Калифата и Империи, — сказал Джек. — Поэтому мы плотно следили за ситуацией, и я знаю мнение Керима. С тех пор оно не изменилось, разве что стало тверже.
— Излюбленный прием доморощенных психологов — валить все проблемы на папу с мамой.
— Но работает же. — Джек пожал плечами. — Слушай, насчет вчерашнего…
— Слушаю.
— Я снова включил генератор помех, который нашел в кармане.
— Который ты не собирал?
— Который я не помню, как собирал, — поправил он. — То, что ты говорил о моих провалах в памяти… Я веду себя как кто-то другой?
— По крайней мере, ты говоришь то, что не должен бы говорить, — сказал я.
— Шизофрения? Раздвоение личности? Такое бывает после криостазиса, но редко.
— Я не знаю, — сказал я.
— Мне обратиться к специалистам? — почти жалобно спросил он.
— Не здесь и не сейчас.
— Да, не та ситуация, — согласился он. — Знаешь, меня это все жутко нервирует.
— Меня тоже.
— Тебя-то почему?
— Из-за того, кем ты становишься в такие моменты.
— И кем же я становлюсь?
— Тебе лучше не знать. И вообще, вырубай генератор и меняй тему разговора. Сейчас сюда явится юный энсин Бигс с очередной порцией документов.
Джек вздохнул и сунул руку в карман, выключая генератор помех. Значит, я выиграл еще немного времени.
Я не был готов к этому разговору. Все надо было тщательно обдумать.
— Кленнонцы ошибаются, — сказал Джек, послушно меняя тему разговора.

— Это я тебе как твой советник говорю.
— В чем именно они ошибаются?
— Они думают, что твое присутствие — это дополнительный козырь, лишний способ надавить на Керима. Способ сказать ему: посмотри, если ты не договоришься с нами, мы поставим на твое место своего человека и договоримся с ним.
— Это способ оказать давление, и что? Он может сработать.
— Некоторые люди гнутся, некоторые ломаются, — сказал Джек. — Кленнонцы хотят нагнуть Керима, но он из второй категории. Он сломается.
— Почему ты так думаешь?
— Сам факт твоего присутствия здесь является для него оскорблением. Ты — чужак, а он — родной сын калифа, но когда-то Асад предпочел именно тебя, а на него забил болт. Увидев тебя, Керим сломается и наделает глупостей.
— Иными словами, ты настроен пессимистично.
— Кленнонцы любят поиграть в благородных рыцарей, — сказал Джек. — Иногда они чересчур дипломатичны, и это порождает излишне сложные планы. А сложные планы отличаются от простых планов меньшей надежностью. Чем больше элементов в комбинации, тем больше вероятность, что что-то пойдет не так.
— И что бы сделал ты?
— Я бы не стал тебя использовать, — сказал Джек. — Я понимаю, что ты очень удачно подвернулся им под руку, когда они искали Визерса, но я бы все равно не стал. Я бы нашел кого-нибудь из местных, из близкого списка наследования, и договорился бы с ним, а потом организовал бы небольшое политическое убийство. Просто и элегантно.
— Реннер говорит, что с местными трудно договориться.
— Навязать им тебя в роли правителя тоже будет непросто, — сказал Джек. — Ты все же чужак, хоть и местами героический.
— Я все же этого не понимаю, — сказал я. — Керим идет против здравого смысла. Я думал, любой правитель должен заботиться о благе народа, наплевав на своих личных тараканов, а не показывать норов, подставляя свое государство под удар.
— Они почти два века провели внутри своей звездной системы, — сказал Риттер. — Они привыкли, что мир маленький. Скаари далеко и будут здесь нескоро, так что их просто не считают реальной угрозой. А орбитальные укрепления, непреодолимые для сегодняшнего флота кленнонцев, внушают местным чувство ложной безопасности.
— Позиция страуса?
— Типа того, — сказал Джек. — Люди… странные. Они ведут себя совсем не так, как ты от них ожидаешь, не видят своей выгоды, идут против здравого смысла. Я думаю, что сегодняшняя встреча с Керимом ничего не даст.
— По крайней мере, мы проясним позиции.
— Лично мне позиции уже ясны, — сказал Джек. — Супердредноуту Реннера пора чистить стволы. Метафорически изъясняясь, конечно.
«Таррен Первый» находился на геостационарной орбите, зажатый между вторым и третьим слоями орбитальной обороны Леванта, и я не сомневался, что на него временно перенаправлены орудия десятка боевых станций. Если на планете что-то пойдет не так, у корабля практически нет шансов.
Авианосец на рейде, но в данном случае он нам не поможет.
Юный энсин Бигс принес свеженапечатанное резюме, я быстро пробежал его глазами и отдал Риттеру. Если хочет быть моим советником, пусть вникает в курс дела, а не выдает сплошь пессимистические прогнозы.

— Ерунда, — сказал Джек. — Кленнонцы готовы многое дать, но проблема в том, что Керим не хочет ничего брать. Он желает лишь одного — чтобы его оставили в покое. Им никогда не договориться.

Во дворец калифа мы отправились на трех принадлежащих посольству флаерах, и во время полета меня не оставляло чувство, что мы вот-вот засунем свои головы в пасть льву. Не стоит класть все головы в одну пасть…
— Сегодня вы только знакомитесь, — сказал посол Брэдшоу. — Никаких договоренностей на этой встрече мы не достигнем, но этого и не нужно. Сначала вас с Керимом нужно просто показать друг другу.
Конечно, речь шла о том, чтобы показать меня Кериму. Я-то сам без такого знакомства вполне мог обойтись.
Флаеры опустились на лужайке перед дворцом калифа. Красной ковровой дорожки нам не постелили, но зато почетный караул помимо традиционных кривых сабель был вооружен парализаторами и иглогранатометами.
Глава протокольного отдела произнес подобающее приветствие и вызвался проводить нас во дворец. Часть вооруженного караула отправилась с нами.
«Черные драконы», элитный спецназ Калифата.
Азим был «Черным драконом», и сам я какое-то время стажировался в этом отряде. Серьезные ребята, которые в рукопашном бою могут составить конкуренцию даже кленнонцам. Да что там кленнонцам, однажды я видел, как Азим расправился с боевиком скаари.
Дворец остался таким, как я его помнил, только снаружи, внутри же он сильно изменился. При Асаде все было более… воинственным. В коридорах висели батальные полотна, чуть ли не половина комнат была украшена богатыми наборами оружия, как коллекционного старинного, так и современного. Мебель Асад предпочитал современную и комфортную.
При Кериме все стало выглядеть более мирным и более старомодным. Оружие и охотничьи трофеи исчезли, батальные полотна уступили место традиционным коврам, светильники и то были стилизованы под старину, но все было сделано слишком нарочито. Словно нынешний обладатель дворца хотел, чтобы его считали реакционером во всем, даже в дизайне интерьеров, и выставлял свою реакцию напоказ.
Или это они специально для нашего визита так обстановку сменили?
Помещение, куда привел нас шеф протокольной службы, было обставлено совсем уж скудно. Я полагал, что Керим примет нас в главном зале, дабы мы узрели его сидящим на троне, затрепетали от такого зрелища и оставили все мысли о том, чтобы его с этого трона подвинуть, но все оказалось еще хуже.
Там, куда нас проводили, мебели не было вообще. Даже стульев и стола для переговоров. Единственными «предметами обстановки» были «Черные драконы», стоящие вдоль стен в изрядном количестве.
Шеф протокольной службы сказал, что Керим сейчас будет, и свалил. Похоже, Риттер был прав, Керим и не собирается договариваться.
Калифа все не было.
По мере ожидания посол Брэдшоу начал заметно мрачнеть, видимо, такого холодного приема он не ожидал. Реннер оставался невозмутимым и делал вид, что его очень интересует амуниция «Черных драконов», давно уже кленнонцами изученная, роспись на потолке и узор, сложенный из плиток на полу. Иными словами, корчил из себя туриста и крутил головой во все стороны.
Керим ад-Дин явился только через полчаса. Его сопровождали несколько советников и добрая дюжина личных гвардейцев. Количество вооруженных людей вокруг начинало меня нервировать.
Когда я видел Керима в последний раз, он выглядел как сорокалетний мужчина.

Сейчас, через два века, на вид ему можно было дать все шестьдесят, и он был в ярости.
— Ты! — выпалил он, остановившись напротив меня. — И у тебя хватило наглости явиться ко мне во дворец?
Я пожал плечами. Как будто мне самому очень хотелось тут быть…
Перед встречей посол Брэдшоу просил меня сохранять спокойствие, быть вежливым, а все переговоры доверить ему. Пусть он и говорит.
Надо отдать ему должное, он попытался.
— Позвольте представить…
— Иблисово семя! — рявкнул Керим, и градус дипломатии в комнате упал до отрицательных величин. — Чужак, на что ты рассчитывал?
Какого черта, подумал я. Переговоры зашли в тупик, даже не начавшись, и вряд ли ситуация выправится, если я буду стоять и молча сносить все его вопли.
Я стремительно, но все же не настолько стремительно, чтобы телохранители калифа приняли мой жест за угрозу и пристрелили меня на месте, выбросил руку вперед и ткнул в Керима указательным пальцем.
— Ты убил нашего отца! — проорал я. — И согласно его воле, это мой дворец!
Идиотизм, конечно, но калиф начал первым.
Лицо Керима побагровело от ярости. Я даже подумал, что сейчас в его мозгу лопнет какой-нибудь важный сосуд или с ним случится инфаркт, но настолько повезти нам не могло.
— Вон! Вон из моего дворца! Повелеваю покинуть планету в двадцать четыре часа!
— Не все так просто, — сказал Реннер, доставая из кармана скрученные в трубочку документы. — Вот данные генетической экспертизы, которая доказывает, что этот молодой человек действительно является Амалем ад-Дином. Вот копия указа вашего отца, в которой он называет Амаля ад-Дина своим сыном. Копию указа об изменении списка наследования я с собой не прихватил, но в посольстве она есть. Против Амаля ад-Дина не выдвинуто никаких официальных обвинений, и нет никаких причин высылать его с какой-либо из ваших планет.
— Вы кто такой?
— Это Чрезвычайный и Полномочный представитель императора Таррена Второго в этой части галактики, — начал официальное представление посол Брэдшоу, но Голос Императора не дал ему закончить.
— Я Реннер.
— Не желаю более видеть ваше посольство на Леванте, — заявил Керим, но было видно, что имя Реннера он услышал не впервые, и оно заставило его чуть сбавить тон.
— То есть вы разрываете дипломатические отношения с Империей? — вкрадчиво поинтересовался отставной адмирал.
Сразу два советника подлетели к Кериму и принялись нашептывать ему в оба уха. Секунд через пять они сообразили, что КПД у такого действа невелик, и стали нашептывать поочередно. Светлые умы.
— Убирайтесь в свое шайтаново посольство, все, — вынес свой вердикт Керим. — Мы свяжемся с вами позже.
— Мы все еще должны покинуть планету в двадцать четыре часа? — спросил Реннер.
— Я… приостанавливаю это свое распоряжение. Пока я не решу окончательно, вы можете остаться.
— Это мудро, — сказал Реннер со слабой улыбкой, которая должна была еще больше распалить стремительно теряющего свое лицо калифа.

В посольство мы возвращались в гробовом молчании, но как только оказались внутри охраняемого имперскими штурмовиками периметра, посол зазвал нас с Реннером в свой кабинет и устроил тихий разнос.

— Что вы вытворяете, черт побери? — устало поинтересовался он. — Адмирал, вы понимаете, что своими действиями вы поставили под угрозу всю нашу миссию и фактически сорвали встречу?
— А по-моему, это была весьма полезная встреча, и если бы мы выбрали другую линию поведения, то не смогли бы сделать ее еще более полезной, — сказал Реннер.
— И в чем же вы видите пользу? Все время, пока мы шли к флаерам, я ожидал выстрелов в спину.
— Мы убедились, что калиф неуравновешен, нестабилен и не способен к самостоятельному рациональному мышлению, — сказал Реннер. — У него было три дня, чтобы утихомирить свои эмоции перед тем, как он увидит Алекса, но он со своей задачей не справился. Находясь у власти, он способен причинить своему государству огромный вред, и я не думаю, что нам стоит иметь с ним дело.
— Прекрасно, — сказал посол. — Просто прекрасно. Только можно подумать, что я не знал этого и раньше. Я сижу на этой планете уже два с половиной года и пытаюсь использовать любую возможность, чтобы установить более дружественные отношения между нашими государствами. А вы появляетесь и за пять минут отправляете все мои труды на свалку.
Реннер заложил ногу за ногу и внимательно посмотрел на посла.
— Император считает, что предложенная вами стратегия не сработает, — сказал он. — У вас было два с половиной года, но результата как не было, так и нет.
— Я отозван? — поинтересовался Брэдшоу.
— Нет, — сказал Реннер. — Император ценит ваши заслуги и ваши знания о местной политической обстановке и считает, что менять вас сейчас было бы нерационально. Но поскольку ему нужен результат, он направил меня к вам на помощь.
— И что вы намерены предпринять? Устроить здесь революцию?
— Мы сделали первый ход, — сказал Реннер. — Думаю, реакция не заставит себя ждать.
— А если нас вышлют с планеты?
— Тогда мы останемся здесь неофициально и начнем партизанскую войну, — сказал Реннер.
И я не был уверен, что это он так пошутил.
Брэдшоу скривил лицо в кислой мине.
— Думаете, что так сможете управиться меньше чем за два с половиной года?
— Я думаю, что до этого не дойдет.
— Если ваш наследник продолжит швыряться такими обвинениями, то война начнется куда раньше, чем вы полагаете.
— А что мне было делать? — поинтересовался я. — Стоять и терпеть? Настоящие наследники, чувствующие свою правоту, излучают уверенность и именно так себя и ведут. Смело…
— Нагло, — подсказал Брэдшоу. — Глупо.
— Но он прав, — сказал Реннер. — Если бы он не продемонстрировал подобную самоуверенность, все бы подумали, что это просто наш ставленник, найденный неизвестно где и не имеющий никаких прав.
— Можно подумать, в этом случае они бы сильно ошиблись, — сказал Брэдшоу. — Без обид, юноша.
— Ничего, я привык.
— Они бы ошиблись, — сказал Реннер. — И вы ошибаетесь, если думаете, что Алекс — моя послушная марионетка. Если он придет к власти на Леванте, то станет полноценным партнером императора Таррена Второго, и никто не сможет диктовать ему условий.

— И вы ошибаетесь, если думаете, что Алекс — моя послушная марионетка. Если он придет к власти на Леванте, то станет полноценным партнером императора Таррена Второго, и никто не сможет диктовать ему условий.
— Даже так? — удивился я.
— Правитель должен думать о благе своего народа, — напомнил мне Реннер. — Военный и промышленный союз пойдет во благо обоим государствам. Если вы так не считаете, следовало бы сказать об этом раньше.
— Откровенно говоря, я не думал, что в случае… успеха вы предоставите мне свободу действий, — сказал я.
— Значит, вы тоже ошибаетесь, — сказал Реннер. — Будучи Голосом Императора и исполняя его волю, я действую в рамках закона этой планеты и оказываю поддержку наследнику, которого выбрал сам Асад ад-Дин. Вмешиваться в проводимую законным наследником политику я не намерен.
Казуистика, конечно. Если бы Керим не был столь упертым в своем нежелании сотрудничать с Империей, никто бы и не вспомнил о воле Асада, а я бы продолжил болтаться в криостазисе. Но формально к позиции Реннера не подкопаешься.
Если Керим является узурпатором, то даже партизанскую войну, которую Реннер готов устроить на Леванте, можно будет считать операцией по соблюдению законности.

ГЛАВА 3

В отличие от посла Брэдшоу, Риттер мое поведение с Керимом безоговорочно одобрил.
— Так и надо, — сказал он. — Решительность и напор. Есть люди, которым надо наступать на ноги до тех пор, пока они сами не начнут извиняться. Керим, конечно, извиняться не начнет, но какую-нибудь глупость выкинет обязательно. Тут его и надо будет подловить.
— А если не выкинет?
— Чего это он не выкинет? Он в первые же пять минут едва не выдворил вас с планеты.
— Советники ему не позволили.
— Значит, надо присмотреться к ним повнимательнее, — сказал Риттер. — Насколько я разбираюсь в местной специфике, среди этих советников должно быть полно его ближайших родственников.
— Поэтому они его и не предадут, — сказал я.
Джек расхохотался:
— Я все время забываю, что ты сирота.
— Допустим, ты прав. Ну и как ты это себе представляешь?
— Я согласен с Реннером, следующий ход за ними, — сказал Риттер. — Но я бы на его месте форсировал события и представил тебя общественности. Чтобы не ждать их следующего хода слишком уж долго.
— Наслаждаешься ситуацией, как я посмотрю.
— Это обычная операция по смене власти, — сказал Джек. — На приграничных планетах мы такое не раз проворачивали. Всегда есть кто-то внутри. Если даже его нет до начала операции, в процессе он обязательно появляется. Неудовлетворенные амбиции, личные обиды, идейное несогласие, все что угодно, мотивов для предательства тысячи.
— Я вижу, ты не слишком высокого мнения о человеческой природе.
— Большая политика напоминает линзу, — сказал Джек. — Она увеличивает человеческие достоинства и недостатки, выставляет их напоказ. То, что ты даже не замечаешь у обычного обывателя, в политике тебе сразу бросается в глаза. То, что ты спокойно можешь простить своему соседу, ты никогда не простишь публичной персоне, и чем выше статус этой персоны, тем выше градус твоего не прощения.

То, что ты спокойно можешь простить своему соседу, ты никогда не простишь публичной персоне, и чем выше статус этой персоны, тем выше градус твоего не прощения.
— Звучит цинично.
— Я разведчик, хоть и бывший, — сказал Риттер. — Мы привыкли играть на человеческих слабостях. Поэтому, собственно говоря, я и проиграл Визерсу. Мне не удалось вовремя найти его слабое место. С Керимом таких проблем возникнуть не должно, у него полно слабых мест.
— Ты не думал о том, чтобы предложить свои услуги короне? — поинтересовался я.
— Имперская разведка вряд ли будет доверять бывшему сотруднику СБА, — сказал Джек. — Мы слишком долго работали друг против друга.
— Значит, все-таки думал.
— Я сейчас не в той форме, чтобы активно заниматься делами. Постоять в стороне, посоветовать что-нибудь умное, оказать моральную поддержку — это я еще могу. Но не более того.
— Попросись на кабинетную работу.
— При кленнонской-то гравитации? Вкупе с необходимостью перекладывать с места на место бумажки это меня и прикончит.

Неприятные дела нельзя откладывать до бесконечности. Хотя бы потому, что, если предоставить их самим себе, они не будут ждать эту бесконечность и свалятся вам на голову при первом же удобном случае. Естественно, при первом же удобном для них случае. Для вас это произойдет в самый неподходящий момент.
У меня было два таких дела, и ни одно из них не было связано с проблемой левантийского наследства.
Во-первых, следовало поговорить с Риттером начистоту. Про его провалы в памяти, про его раздвоение личности и все сопутствующие этому раздвоению прелести.
Во-вторых, и это было куда тяжелее психологически, мне надо было навестить Киру. Ее поселили на территории посольства, и доктор Кинан, по-прежнему являющийся лучшим из всех доступных специалистов, должен был за ней присматривать. Теперь он уже не возражал против нашей встречи, но и особого энтузиазма не выказывал.
Я понимал, что Кире эта встреча не поможет. Она должна была помочь мне. Помочь мне смириться и жить дальше. Мне нужно было самому убедиться, что шансов не осталось.
И все же я не был готов.
Дурацкая история. Сначала ты знакомишься с девушкой при очень странных обстоятельствах, потом ты спасаешь ей жизнь, проводишь много времени вместе, чувствуешь, что начинаешь потихоньку в нее влюбляться, потом вы влипаете в неприятности, выпутываетесь из неприятностей, занимаетесь сексом, знакомитесь все ближе и ближе, занимаетесь любовью, начинаете планировать свою совместную жизнь в мире, который будет сильно отличаться от того, к чему вы привыкли, а потом… А потом кленнонские медики достают вас из холодильников, и выясняется, что она всего этого не помнит и не вспомнит уже никогда.
Если бы не последнее в списке обстоятельств, нам было бы о чем рассказывать внукам долгими зимними вечерами.
А если добавить еще один пункт — ты целуешь ее в губы, и она сразу же все вспоминает, — то могла бы получиться шикарная голливудская мелодрама. Жаль, что эта чертова жизнь, в отличие от Голливуда, не любит хеппи-эндов.

Кира сидела в садовом кресле во внутреннем дворике посольства и читала книгу. Доктор Кинан рассказал ей, как обстоят дела в Исследованном Секторе Космоса, и раздобыл для нее учебник истории.
Доктор сказал, что она восприняла новости о крушении Альянса достаточно спокойно, и это могло означать все что угодно.

Он говорил, что она в порядке, когда она рыдала в своей каюте.
Риттер снова перелез через невысокое ограждение балкона и облокотился о перила вместе со мной.
— Спустись к ней, — посоветовал он. — Сейчас хороший момент.
— Чем он лучше любого другого?
— Она одна, а у тебя осталось совсем немного времени, прежде чем местная политика захлестнет нас с головой.
— Не думаю, что я готов. Там, на корабле, посреди открытого космоса… Все было по-другому. Я думаю, что мы…
— Любили друг друга?
— По крайней мере, двигались в этом направлении.
— Более, чем сейчас, готов ты уже и не будешь, — сказал Джек. — Ты терзаешь себя, потому что думаешь, что это она. Что где-то внутри этого так хорошо знакомого тебе тела скрывается женщина, которую ты когда-то хорошо знал. Но это не она. Ты должен увидеть это собственными глазами и принять. Или ты так и будешь страдать и смотреть на нее с высоты своего балкона.
— Что мне ей сказать?
— Это совершенно неважно. Поздоровайся, поговори о погоде. О чем там еще говорят с пятнадцатилетними?
— Циничная ты скотина, полковник.
— Как только ты поймешь, что разговариваешь с незнакомкой, дело сделано, — сказал Риттер. — Личность человека — это сумма накопленных им воспоминаний. Забери воспоминания, и что останется? Только оболочка. Как та оболочка, которая сидит внизу и читает книгу.
— Я тебя сейчас ударю, — пообещал я.
— Не ударишь, и я даже скажу тебе почему. Во-первых, я болен. А во-вторых, я прав.
— Не уверен, что меня это остановит.
— Ты знал женщину, капитана ВКС, боевого пилота, — сказал Риттер. — А там внизу сидит пятнадцатилетняя девочка, оказавшаяся в теле этой женщины. В других условиях она могла бы вырасти и стать прежней, и тогда ты бы мог попробовать заново, в очень запущенном случае… Но мир изменился, и она не станет такой, как ты знал, уже никогда. И не факт, что, даже, если бы она стала прежней, она бы отреагировала на ваше знакомство так же, как в первый раз.
— Значит, мне нужно просто уйти?
— Ты можешь взять над ней опеку, — сказал Риттер. — Следить за ее судьбой, смотреть, как она заново взрослеет и все такое, и каждый миг сознавать, что это — не она. Тогда ты возненавидишь ее, или себя, или еще кого-нибудь. В любом случае, ничем хорошим это точно не кончится.
— Ты давно стал специалистом по таким вопросам?
— Поговори с ней, а потом напейся неразбавленного кленнонского пойла, а потом постарайся сделать так, чтобы она больше не попадалась тебе на глаза, — сказал Риттер. — Наверняка что-то можно придумать.
— Уйди, — сказал я. — Не хочу тебя слышать.
— Ты должен понимать, что я прав.
— От этого не легче.
И все же я спустился.
Подошел к ней, постоял рядом, пока она меня не заметила…
— Привет.
— Привет, — сказала она, поднимая глаза от книжки. Голос был по-прежнему ее, взгляд был ее, волосы были ее, и коленки, на которые она положила закрытый учебник истории, тоже были ее.

Голос был по-прежнему ее, взгляд был ее, волосы были ее, и коленки, на которые она положила закрытый учебник истории, тоже были ее. — Я вас знаю? То есть должна ли я вас знать? Все стало таким… сложным.
— Меня зовут Алекс, — сказал я. — Мы знакомы. Были.
— Кира, — она протянула мне руку. — Ах да, вы же знаете.
Я пожал ее маленькую сухую ладошку и сел в соседнее кресло.
— Вы не кленнонец.
Я провел рукой по своим волосам и улыбнулся.
— Это точно.
— Вы местный?
— Нет.
— Значит, вас тоже достали из криостазиса?
— Да, — сказал я.
— И вы все помните?
— Да.
— Вам повезло.
— Похоже. — На этот раз улыбка у меня не получилась. — Что эти ребята тебе рассказали?
— Что была секретная операция СБА, в которой я участвовала. Что мы пытались остановить какого-то безумного генерала, который задумал лишить галактику прыжковых кораблей, и мы проиграли, а он захватил нас в плен и заморозил. Они наврали?
— Нет. Именно так все и было.
— Последнее, что я помню, это как я собиралась поступать в летную академию, а мама меня отговаривала, — сказала она. — Значит, у меня таки получилось стать пилотом.
— Очень хорошим пилотом, — подтвердил я.
— Наверное, у меня была интересная жизнь, — вздохнула она. — Жаль, что я ничего этого не помню. А вы пилот?
— Нет, я работал на СБА в другом качестве.
— Секретный агент?
— Что-то вроде того.
— У вас тоже была интересная жизнь?
— Иногда даже чересчур интересная.
— Вы хотели бы ее забыть?
— Я не знаю, что такое «забыть». У меня эйдетическая память.
— То есть вы помните вообще все, что с вами когда-либо происходило? Абсолютно?
— Да.
— Тогда расскажите мне обо мне.
— Что именно?
— Все, что помните.
Вот и приехали. Можно ли рассказать пятнадцатилетней девочке, что ты занимался с ней любовью, когда она была тридцатилетней женщиной? Наверное, не стоит.
Рассказать ей о Тайгере-5? О клинике на Веннту, о нашем прорыве через атмосферу, когда скаари штурмовали планету, о тех трех месяцах, что мы вдвоем провели на борту «Одиссея», и что она была единственной в этом мире, кто называл меня Лешей… Если она не может вспомнить об этом сама, наверное, ей вообще не надо об этом знать.
Риттер опять оказался прав. Это не она. Это не та Кира Штирнер, которую я знал сто семьдесят девять лет тому назад.
— Мы познакомились во время секретной операции, — сказал я. — СБА часто привлекала тебя к секретным операциям, так ты была хороша. Мы с… еще одним человеком спрыгнули с небоскреба, а ты управляла флаером, который должен был нас подобрать. Потом за нами гнались, а мы уходили от погони, а потом мы сошли, а ты увела погоню за собой.

Это было… круто.
— А космическими кораблями я управляла?
— Да. Ты говорила, что нет ничего круче, чем истребитель, и находила крейсеры слишком неповоротливыми.
— Я совершенно ничего не помню. Окажись я сейчас в кокпите истребителя, я бы не знала, что делать.
— Ты можешь научиться этому заново.
— Где? ВКС Альянса больше нет, имперцы… не думаю, что мы сработаемся.
— У Леванта есть собственный боевой флот малого радиуса действия. Возможно, я смогу что-то придумать, чтобы тебя взяли. — Не обещай ей слишком многого, Апекс. Вполне возможно, что вас всех вышвырнут с Леванта в двадцать четыре часа.
Но мне хотелось ей что-то пообещать, как-то утешить. Ведь жизнь для нее не закончилась, и эти жалкие годы, которые она потеряла, по большому счету, мало что значат. Для нее.
Пилота делают пилотом его рефлексы, а рефлексы остались при ней.
Должны были остаться.
— Нет, — сказала она. — Не надо. Я не думаю, что это будет правильно. Это как заново вступать на дорогу, которую я уже прошла. Мне никогда не догнать себя прежнюю.
Слишком здравое рассуждение для пятнадцатилетней. Слишком взвешенное. Может быть, не только память делает нас такими, какие мы есть?
— Чем же ты хочешь заняться?
— Я не знаю, — сказала она. — Мне пятнадцать, мне слишком рано об этом думать. Так врачи говорят.
— Что еще они говорят?
— Что передо мной открывается целый мир. Ну то, что от него осталось.
— В чем-то они правы, — сказал я.
Есть, правда, нехилая вероятность, что скоро от этого мира вообще ничего не останется, но я не стал о ней говорить. У Киры пока хватает своих проблем и без мыслей о вторжении скаари.
— Им легко говорить, Алекс. Я чувствую себя… странно. Мое тело стало другим, прическа стала другой, все стало другим. Я как будто состарилась и сама этого не заметила.
— Когда тебе пятнадцать, все, кто старше двадцати, кажутся старыми, — сказал я. — Но ты не стара.
— У меня такое чувство, что когда-то я тоже обращалась к вам на «ты».
— Так и было.
— Мы были любовниками?
— Э… ты что-то вспоминаешь, глядя на меня?
— Нет. Но у тебя слишком грустные глаза, и мне кажется, что это могло бы быть правдой. Так мы были?
— Нет, — сказал я. — Мы были братьями по оружию.
— Братом и сестрой, тогда уж. Ты землянин?
— Да.
— Говорят, что на Земле сейчас очень плохо.
— Сейчас там уже пытаются навести порядок.
— Мои родители умерли. Все, кого я помню, наверняка мертвы. А тех, кто еще может быть жив, я не могу вспомнить.
Мне стоило бы посоветовать ей не думать об этом, но как можно о таком не думать? Я сам часто вспоминаю людей, которых больше никогда не увижу.
— У тебя появятся новые знакомые, — сказал я.
Прозвучало глупо и неискренне. Новые знакомства не заменят старых потерь.

Новые знакомства не заменят старых потерь.
— Наверняка, — согласилась она. — Но у меня такое чувство, будто у меня украли мою жизнь.
— Могло быть хуже.
— Несомненно. Всегда может быть хуже, но это слабое утешение.
— Я не знаю, что тебе сказать, — признался я. — Все эти слова про то, что жизнь продолжается, кажутся слишком банальными, но… Тебе нужно время.
— Это тоже банально.
— Но иногда это работает, — сказал я. — Тебе нужно определиться с будущим, занять себя чем-то, чтобы в голову не лезли лишние мысли.
— Точь-в-точь то, что мне рекомендует мой врач.
— Раз двое разных людей советуют одно и то же, к их словам стоит прислушаться.
— Наверное, — сказала она. — Но мне еще только предстоит понять, чего я хочу.
— Не торопись с этим, но особо и не затягивай. — Я чувствовал, что мне пора уходить.
Мне нечего было ей сказать, кроме стандартных утешающих фраз, которых она уже наслушалась от Кинана и прочих. Я мог бы многое сказать той, кем она была когда-то, но слов для этой девочки у меня не было. Она уже не будет прежней. Мир изменился.
— Доктор говорит, что они могут забрать меня с собой в Империю, — сказала она. — Что они готовы позаботиться о моей судьбе.
— Это неплохой вариант, — сказал я.
— Но они же… кленнонцы.
— Они не желают людям зла.
— Они другие.
— Зато у них сейчас порядок, в отличие от планет, на которых живут люди.
— Мне надо обо всем этом подумать.
— Да, — согласился я, поднимаясь с кресла. — Это верно.
— Ты еще придешь?
— У меня наклевывается работенка, которая обещает занять много времени, — сказал я. — Но я постараюсь.
— Я буду ждать, Алекс. Ты — то немногое, что осталось от моего прошлого, пусть я тебя даже не помню.
— Увидимся, — сказал я.
Тем вечером я напился так, как никогда в жизни еще не напивался.

ГЛАВА 4

Ближе к полудню юный энсин Бигс озаботился вопросом, на этом ли я еще свете, а если на этом, то не нужно ли мне чего.
Где-то в процессе поиска ответов он наткнулся на Риттера, который вкратце обрисовал ему положение дел, и потому юный энсин Бигс явился ко мне во всеоружии — с чашкой горячего кофе и ворохом лекарств от головной боли и прочих сопутствующих похмелью прелестей. Таблетки я сожрал, а от подкожных инъекций отказался.
После душа, кофе и еще одной порции лекарств мне стало немного лучше, и я поинтересовался причинами человеколюбия юного энсина Бигса, рассудив, что он не стал бы этого делать просто так.
— Адмирал желает вас видеть, сэр, — объяснил юный энсин Бигс.
— С этого надо было начинать, — сказал я, кое-как оделся и поплелся к адмиралу.
Реннер ждал меня не в своем временном офисе, находившемся напротив кабинета посла, а в тесном подвальном помещении, большую часть которого занимал здоровенный компьютер с кучей интуитивно непонятных интерфейсов и добрым десятком подключенных к нему устройств, чье предназначение было мне неизвестно.

— Что это за адское устройство? — поинтересовался я.
— Сам до конца не понимаю, — признался Реннер. — Это помещение принадлежит имперской военной разведке и является самым защищенным на всей территории посольства.
— А нам уже что-то угрожает и на территории посольства? — удивился я. — Я думал, у вас тут все надежно защищено.
— Я тут по служебной надобности. — Реннер махнул рукой в сторону компьютера, но я подумал, что об особой защищенности этого помещения он заговорил не просто так.
— Есть какие-то новости из дворца?
— Никаких, — сказал Реннер. — Полное молчание, даже здоровьем не интересовались.
— Это хорошо или плохо?
— Скорее, плохо. Я бы предпочел не давать Кериму столько времени на раздумья.
— Давайте соберем пресс-конференцию и заставим Керима поторопиться, — сказал я. — Тут должна быть свободная пресса, я помню.
— Мы с послом думаем об этом, — сказал Реннер. — Но я вас пригласил по другому поводу.
— Не левантийские дела, нет?
— Веннтунианские, — он усмехнулся. — Генерал Визерс оставил нам много информации для размышления.
— Не сомневаюсь, — сказал я. — Что на этот раз?
— Как вы знаете, мы подвергли мозг генерала тотальному ментоскопированию, — сказал Реннер. — Все это время двое моих сотрудников работали с массивами полученной информации, но пока не обработали и половины. Однако вчера они обнаружили кое-что интересное. Вы представляете, как это вообще действует?
— Да, — сказал я. — Из мозга объекта вытаскиваются все воспоминания. Если провести процедуру больше двух раз, объект превращается в овощ. Работа с воспоминаниями генерала Визерса — это настоящий подарок для вашей разведки. Наверняка они узнали много интересного, в том числе и о себе.
— Вы вчера пили?
— Это так заметно?
— Мне кажется, в последнее время вы очень много пьете.
— И не закусываю, — сказал я.
Адмирал недовольно сморщил лоб.
— У меня тяжелые времена, — сказал я. — Это пройдет, когда дела сдвинутся с мертвой точки. Я надеюсь.
— Может, вам стоит обратиться к врачу?
— Я справлюсь, — пообещал я. — Так что там с ментоскопированием Визерса?
— Массив данных, извлеченных из мозга обычного человека, очень велик, — сказал Реннер. — В процессе поисков нужной информации вам приходится отфильтровывать личные воспоминания, бытовые детали и прочую, не относящуюся к делу шелуху, потом следует расставить события в хронологическом порядке… С генералом очень сложно работать, потому что личная жизнь у него отсутствовала, зато профессиональная деятельность была очень активна. Никогда не угадаешь, какая деталь окажется важной.
— Слишком длинное предисловие, — сказал я. — Что вы нашли?
— Воспоминание об одном документе, — сказал Реннер. — Мы пока точно не знаем, к какому временному периоду он относится, и не знаем, как реагировать на то, что в нем говорится.

— Слишком длинное предисловие, — сказал я. — Что вы нашли?
— Воспоминание об одном документе, — сказал Реннер. — Мы пока точно не знаем, к какому временному периоду он относится, и не знаем, как реагировать на то, что в нем говорится. Это докладная записка одного из сотрудников генерала, в которой он высказывает некую теорию относительно четвертой расы, обитающей в нашей галактике и способной влиять на происходящие в ней события.
— Я много слышал об этом от генерала, — сказал я. — Никакой конкретики, общие фразы. Четвертая сила, изменить баланс, регрессоры, что-то в этом роде. Имперская разведка никогда не задумывалась ни о чем подобном?
— Я не могу отвечать за всю имперскую разведку, — сказал Реннер. — Хотя некоторые события в истории наводят на такие размышления. Первый визит Разрушителей. Война Регресса.
— Визерс тоже часто приводил в пример именно эти события. Они масштабны, случились очень давно, и под них легко подогнать нужную теорию.
— Теория гласит, что представители четвертой расы живут среди нас. Это неплохо соотносится с легендами скаари о тех, кого они называют «другими».
— Об этом я тоже слышал, — сказал я. — Дескать, когда приходят «другие», они приносят с собой хаос, разрушение, войны и прочие приятные вещи. Но никаких вещественных доказательств этой теории никто никогда не видел.
— Докладная записка объясняет это тем, что эти регрессоры не имеют собственных тел, но способны использовать наши.
— Так они призраки? Бестелесные духи? — Я сразу подумал о Риттере и его «провалах памяти». Неужели такое возможно, и в теле бывшего полковника СБА сейчас обретается еще и дух Холдена? Пообщаешься с этими парнями и поневоле начинаешь верить во всякую мистику и прочую чертовщину. — Это даже не смешно.
— Полагаю, лучшим сравнением будут демоны, — сказал Реннер без тени улыбки. — В записке говорится о неких энергетических сущностях, которые могут использовать ресурсы человеческого тела. Судя по всему, там дальше приводились какие-то выкладки и обоснования, но этой части мы пока не нашли. Вне контекста она не представляет особого интереса.
— Допустим, такое возможно, — сказал я. — Мир прекрасен и удивителен, вселенная велика и до конца не познана, и в ней куча всего, что и не снилось нашим мудрецам. Но что же вас так заинтересовало? То есть какое это имеет отношение к тому, что происходит сейчас и касается нас непосредственно? Не просто же так вы меня сюда позвали.
— Меня заинтересовало и встревожило то, что в качестве примера в этой записке приводилось имя Феникса, — сказал Реннер.
— Как возможного регрессора?
— Да.
— Они просто слишком долго не могли его поймать, вот и начали выдумывать всякую ерунду, — сказал я.
— Имперская разведка тоже не смогла его поймать, зато у них есть несколько задокументированных свидетельств его гибели, — сказал Реннер.
Внезапно я почувствовал себя так, будто стою на льду, и лед этот довольно тонкий.
Если Риттер на самом деле является новой инкарнацией Феникса, мне очень не хотелось отдавать его в руки имперской разведки. Хотя бы потому, что эти ребята выпотрошат его мозг, но ни за что не поделятся со мной информацией, и я так до конца и не пойму, что тут, собственно говоря, происходит.

Если Риттер и то, что он мог рассказать, нужно мне самому, то мне лучше убедить Реннера, что все это полная чушь. Что само по себе довольно проблематично, ибо Реннер не дурак и так запросто себя убедить не даст.
Значит, надо умалчивать факты и путать следы.
— Все равно не стыкуется, — сказал я. — Если регрессоры не материальны, то откуда взялись Разрушители?
— Не знаю, — сказал Реннер. — Это новая схема, и я еще не пытался уложить в нее все известные факты. Тем не менее в той ее части, которая касается Феникса, определенная логика прослеживается.
— Типа он не возрождался из пепла, а просто находил для себя нового носителя взамен уничтоженного?
— Что-то в этом роде. Как вирус.
— Вирус терроризма, — сказал я. — Звучит красиво.
— Проблема вот в чем, — сказал Реннер. — Если принять эту теорию, хотя бы как рабочий вариант, то критически важно знать, как быстро он может найти себе нового носителя и сколько он способен протянуть, когда его предыдущее вместилище уничтожено.
— Почему это важно?
— Местом, где Феникс был убит последний раз, была Веннту, — сказал Реннер. — Планета погибла вместе со всем населением и большей частью высадившихся на ней скаари, и мне, как и имперской разведке, хотелось бы знать, умер ли Феникс на этот раз окончательно или он способен проявиться снова.
— Прошло почти двести лет, — сказал я. — Если бы он был жив, он бы уже проявился.
— В Исследованном Секторе творился такой бардак, что обнаружить следы одного террориста довольно затруднительно, — сказал Реннер. — К тому же существует группа людей, которые на эти почти два века были выключены из происходящего.
— Экипаж «Одиссея», — сказал я. — Корабль был одним из последних, кто ушел с Веннту, и вы подозреваете, что Феникс мог быть на борту?
— Да, — сказал Реннер — По крайней мере, я этого не исключаю. Или он был на борту «Одиссея», или он ушел вместе с остатками скаари.
— Или он мертв, — сказал я. — Или эта теория ошибочна в принципе. Вариантов масса.
— Я привык исходить из худшего, — сказал Реннер. — Если я все верно помню, носителем этого вируса на Веннту был некий человек по имени Холден, которого вы пытались вытащить из тюрьмы, потому что он мог навести вас на генерала Визерса.
— Да. — Я уже понял, к чему он клонит, и это мне жутко не нравилось. — Холден был убит скаари.
— Сколько человек было рядом с ним в момент его смерти?
— Не считая скаари? Трое.
— Сколько из них живы до сих пор?
— Двое. Я и полковник Риттер. Но вы же не считаете, что Феникс теперь — один из нас?
— Я привык исходить из худшего, — повторил Реннер.
— То есть Феникс — это я?
— Не знаю, — сказал он. — Может быть, это был кто-то из вас, может быть, это был кто-то из экипажа «Одиссея», может быть, он уже разгуливает по посольству в кленнонском обличье. Или он вообще уже на Леванте, смешался с местным населением.

Или он вообще уже на Леванте, смешался с местным населением. Мы не знаем, является ли смерть носителя обязательным условием для смены тела. Мы вообще ничего не знаем.
— Эта докладная записка… Вы думаете, она важна?
— Судя по эмоциональному окрасу, генерал придавал ей большое значение, — сказал Реннер.
— Может быть, генерал просто посмеялся над ней от души, вот и эмоции.
— Не знаю, — в который раз повторил Реннер. — Но это все усложняет.
— Все и раньше непросто выглядело.
— Да, — согласился Реннер. — Но я хотел, чтобы вы это знали.
— И вы даже не спросите, не ведет ли себя полковник Риттер как-то странно в последнее время?
— А он ведет?
— Вроде бы нет, — я пожал плечами. — Вернее, нас вытащили из холодильника, и мы оказались в новом для нас мире. Думаю, все мы странно себя ведем время от времени.
Размышляя о странностях, я задумался еще об одной.
Следствие по делу Визерса было завершено, сам генерал казнен. Имперцы хотели установить причины гиперпространственного шторма, и они их установили. Докладную записку они не искали, она попалась к ним на глаза случайно. Полагаю, они даже не знали о ее существовании, пока не нашли.
И все же они продолжали лопатить массив воспоминаний Визерса, двое сотрудников разведки занимались этим и на Леванте, и легко можно предположить, что они не останавливали этот процесс ни на минуту. Что же еще они могли искать с таким старанием?
Поднимаясь по лестнице из подвального помещения, я понял что.
Генерал Визерс встречался с Кридоном, а Кридон, став главой клана, более никогда не покидал своей планеты. Значит, Визерс посещал его резиденцию, значит, из его памяти можно выловить ее местонахождение и хотя бы примерный план помещений.
Кленнонцы искали способ добраться до верховного правителя Гегемонии Скаари.

Все складывалось одно к одному, причем складывалось очень неудачно.
После разговора с Реннером проблема Риттера-Холдена-Феникса вылезла на первый план, затмив собой даже вопрос о левантийском наследстве. Я не сомневался, что Реннер завел эту беседу не просто так. Адмирал оказался в сложном положении: с одной стороны, он должен способствовать моему восхождению на трон, с другой — он не может этого допустить, пока существует хоть малейшая вероятность, что Фениксом окажусь я.
Террорист номер один во главе государства, являющегося стратегическим партнером Империи? Страшно даже подумать, к чему это может привести.
Пожалуй, самым разумным выходом из положения было бы сдать Риттера имперской разведке, но делать этого не хотелось. Полковник сейчас не в той физической форме, чтобы представлять былую угрозу, и в ближайшее время крупно навредить никому не сможет, и он является единственным источником информации, которая мне нужна. Если я сдам Риттера, я так никогда и не разберусь, что за чертовщина тут происходит.
Если я его не сдам, то сам останусь под подозрением. Левантийский престол мне в таком случае точно не светит.
Только вот нужен ли мне этот престол?
Пожалуй, что и нет.
Я согласился на это, потому что Реннер сделал мне предложение, от которого нельзя отказаться, и еще потому, что понимал — для всех так будет лучше. И Леванту и Империи нужен этот союз, и я был готов помочь им заключить соглашение.

И Леванту и Империи нужен этот союз, и я был готов помочь им заключить соглашение. Слишком многое было на кону.
Но лично мне трон был совершенно не нужен. Я понятия не имею, как управлять планетой, но подозреваю, что это огромная ответственность. К тому же это чужая планета, населенная чужими людьми, для которых я никогда не стану полностью своим.
Нет, становиться правителем Калифата мне совершенно не хотелось. Если есть какой-то другой способ заключить этот союз, то пусть кленнонцы сначала попробуют его. Давление, шантаж… что угодно, лишь бы мне не пришлось садиться на место калифа.
По крайней мере, надо хотя бы немного выждать и постараться вытрясти из Феникса побольше информации. Еще слишком рано, чтобы сдавать его имперской разведке.

Приняв твердое решение поговорить с Риттером, я вышел на балкон и перелез в его комнату, но она оказалась пуста. То ли он убрел на плановое обследование и процедуры, то ли имперская разведка меня опередила.
Я решил воспользоваться ситуацией и заняться неблаговидным делом, а именно — устроить полковнику небольшой дружеский обыск. Процедура много времени не заняла — с борта «Одиссея» Риттер захватил еще меньше вещей, чем я. Генератор помех обнаружился в прикроватной тумбочке, видимо, все время таскать его с собой Риттер не рисковал.
Я сунул его в карман, вернулся к себе и уселся в кресло.
Еще перед тем, как отправить меня на Тайгер-5, Визерс упоминал, что Феникс не является человеком. Он не уточнил, насколько именно, и ничего не рассказал о его происхождении. Но допустим, что информация, которую откопали люди Реннера, достоверна. Насколько опасен Феникс именно сейчас? Зализывает ли он раны после того, что с ним случилось на Веннту, или же замыслил очередную гадость, и как это можно определить? Вопросом в лоб от него ничего не добьешься, глупо верить на слово террористу номер один, особенно если учесть, что он вполне может оказаться представителем иной расы.
И еще остается совершенно непонятным, чего же они хотели от меня. Визерс о своих планах уже ничего не расскажет, а Риттер… то есть Феникс… Не зря же он все это время ошивался вокруг меня в обличье Холдена.
Я почувствовал, что еще немного таких рассуждений, и у меня самого голова пойдет кругом. Мне постоянно не хватало информации, но теперь хотя бы я знал, кому следует задавать вопросы, и этот человек находился совсем рядом.
Оставалась только сущая мелочь — поймать момент и вытрясти из него все ответы.
Судя по доносящимся из соседней комнаты звукам, Риттер вернулся к себе, и я уже собрался заняться вытряхиванием из него ответов, как объявился юный энсин Бигс. Посол Брэдшоу и Реннер посовещались и решили, что нам пора обратиться к прессе и поднять вокруг моего возвращения побольше шума.
Замечательно. Времени остается все меньше и меньше.

ГЛАВА 5

Пообщаться с журналистами в прямом эфире мне, конечно, не дали. Посол Брэдшоу так и не смог забыть мою выходку во дворце и предпочел контролировать все, что я скажу прессе, от и до.
Сначала мы записали короткое обращение к народу Калифата. Текст обращения, написанный имперскими спичрайтерами, был наполнен пафосом и обещаниями перемен. «Лишь чрезвычайные обстоятельства заставили меня…», «Объединиться перед лицом общей беды…», «Не спрашивай, что Калифат может сделать для тебя, спроси лучше, что ты можешь сделать для Калифата» и все прочее в таком же роде. От некоторых формулировок у меня сводило скулы, пару раз мне таки не удалось сдержать смех, но с третьей попытки нам удалось записать пристойный вариант.

После этого ко мне пустили журналистов. Видимо, все то время, что я изгалялся перед камерой, пытаясь изобразить из себя публичного политика, кленнонцы объясняли им, что можно спрашивать, а что нет, потому как изъяснялись журналисты по бумажке, неудобных вопросов не задавали и вообще для журналистов вели себя очень прилично. Все три, по числу самых авторитетных изданий планеты.
Я думал, что после интервью все закончится, но черта с два.
Посол заявил, что хочет видеть смонтированные сюжеты. По лицам репортеров ясно читалось, что они хотят видеть посла Брэдшоу в гробу, но любовь к сенсациям пересилила, и они сели за монтаж, благо техники в посольстве хватало.
Где-то раскопали кадры хроники моего первого триумфального появления на Леванте после заварушки на Новой Колумбии. Нас тогда снимали всех троих — меня, Азима и Асада ад-Дина, который в те времена еще не был калифом. Из меня сделали национального героя, спасшего наследника престола от злобных скаари, и когда уже через неделю Асад ад-Дин назвал меня своим сыном, население трех планет Калифата встретило эту новость с неподдельным восторгом.
Интересно, как они отреагируют сейчас.
Потом наши с Асадом пути разошлись, и ему стало выгодно видеть меня мертвым. К счастью для кленнонцев, это было частью закулисных планов калифа, и его подданные об этом развороте в наших отношениях ничего не слышали. Официально я все еще оставался его сыном и значился в списке наследования, опережая даже Керима, их нынешнего правителя.
Почти два века прошло, и вот эта старая история вышла на новый виток.
После того как посол одобрил все три ролика и стал препираться с журналистами относительно времени их выхода в эфир, я заподозрил, что акулами микрофона двигает не только любовь к сенсациям, но и теплое чувство к платиновым кредитным карточкам, обеспеченным Центральным банком Кленнонской Империи. Слишком уж активно эти парни прогибались под любое желание Брэдшоу.
Когда вся эта тягомотина закончилась и журналистам дали разрешение убраться восвояси, было уже глубоко за полночь, и я решил отложить разговор с Риттером и тем, кто сидел внутри него, до лучших времен. А именно — до завтрашнего утра.
И заснул, как только моя голова коснулась подушки.

Ночь.
Холодный осенний дождь идет уже два дня, одежда промокла насквозь. Но сейчас дождь — наш союзник, даже несмотря на то, что последние двести метров пришлось ползти по грязи.
Вот она, пулеметная точка, совсем рядом. Двое часовых, их вот-вот должны снять мои ребята.
Сколько их там в блиндаже? Десять, двадцать? Спите спокойно, недолго вам осталось чувствовать себя хозяевами на нашей земле.
Часовой снят. Остался еще один.
Шорох со стороны блиндажа, поворачиваю голову на звук. Эй, не вовремя ж тебя вынесло покурить, Ганс.
Ползу, вжимаясь в землю. Еще чуть-чуть, вот совсем немного, ты только не смотри пока в мою сторону, не смотри… Переваливаюсь в траншею, бью ножом в горло, чтоб не орал, не поднял шум.
Не орет, хрипит.
Помогаю ему аккуратно упасть на землю, осматриваюсь. Вроде тихо. В траншее, кроме меня, никого нет. Пока нам везет, пока…
Все равно тревожно. Везение не длится долго, а нашему отделению и так слишком везло. Две вылазки за линию фронта без потерь, добыли «языка», сработали, что называется, без шума и пыли. Тихо сработали. Хорошо бы и сегодня обошлось.
Хотя тихо сегодня и не получится.

Тихо сработали. Хорошо бы и сегодня обошлось.
Хотя тихо сегодня и не получится. Дот так просто не уничтожить, придется немного пошуметь.
Со вторым часовым нам не везет, прежде чем получить свое, он успевает крикнуть, выстрелить из автомата, поднять тревогу. Удивительно, как много звуков он успевает издать перед смертью.
Что ж, работаем. Связку гранат в блиндаж, бросаюсь на землю, чтоб не накрыло взрывной волной. От грохота закладывает уши, по спине барабанит град из земли и щепок, в траншею валит дым. Срываю с плеча трофейный «шмайсер», жду тех, кто выбежит из развалин блиндажа. Никто не выбегает.
Тишину ночи прорезают автоматные очереди. Мое отделение вступает в бой. Дот, главное — дот. Если он останется цел, то в следующей атаке мы на этой высоте полбатальона положим.
Начинает стрекотать пулемет. Черта с два, дружок, ты нас не видишь. Палишь в темноту наугад.
Хорошо, что осветительную ракету никто запустить не успел.
Нам все еще везет, все еще…
Новый взрыв, и пулемет захлебывается. Кто-то орет по-немецки, ругается. Третий взрыв, чтоб наверняка. Ворваться в дот, перебить тех, кто остался.
Теперь бы уйти, раствориться в ночи и дожде бесплотными тенями, пока подкрепление не подошло, пока на соседних позициях не очухались, но нельзя.
Смотрю на часы, скоро атака. Надо удерживать высоту до подхода основных сил.
Собираю своих людей, все целы? Есть раненые, убитых нет. Пока везет, пока…
Распределяю людей по траншее. Интересно, откуда они попрут?
Интересно, переживем ли мы эту ночь?
Кабы знать…

Утром вокруг посольства собралась толпа.
Люди заполонили площадку перед входом, полностью перекрыли соседние улицы. Их было много, и все они хотели видеть меня. Наверное, так чувствуют себя рок-звезды или жертвы суда Линча.
Однако, судя по настроениям собравшихся, суд Линча мне сегодня не грозил. Политика Керима была не слишком популярной, и первыми к посольству подтянулись те, кто был с ней не согласен, а за ними пришли просто любопытствующие.
Посол Брэдшоу попросил меня обратиться к ним с речью. Я вышел на балкончик, помахал ребятам рукой и произнес укороченную версию той чуши, что вчера наговаривал на камеру. Толпа пришла в неописуемый восторг — я сразу же заподозрил, что она наполовину состоит из нанятых кленнонцами клакеров, — и стала требовать продолжения банкета.
— Хорошего понемножку, — мрачно сказал Реннер и посоветовал повторить шоу через пару часов.
Все вроде бы шло по плану, но Реннеру происходящее не нравилось. Видимо, он никак не мог выбросить из головы мысль, что он поможет мне сесть на трон, а я окажусь Фениксом и устрою им очередную серию своего феерического представления с большим количеством спецэффектов. Говорят, Феникс очень любит взрывы…
Вернувшись в свои апартаменты, я обнаружил развалившегося в моем кресле полковника Риттера.
— Как тебе нравится быть публичной персоной? — поинтересовался он.
— Никак не нравится, — сказал я.
— Привыкай.
Я вытащил из кармана позаимствованный у него вчера генератор помех и вдавил в корпус единственную кнопку.
— Ах, вот где эта штука, — сказал Риттер.

— А я думал, я ее потерял или забыл.
— Кстати, об этом, — сказал я. — Джек, я хочу, чтобы у тебя случился провал памяти. Прямо сейчас.
— Не совсем понял смысл этой шутки.
— А я и не шучу.
— Я не знаю, на что ты пытаешься намекнуть, но я этого не контролирую, — сказал Риттер и осекся.
На мгновение его лицо стало стеклянным, а взгляд — бессмысленным, но секундой позже он уже ухмылялся и закладывал ногу за ногу.
— Ну, здравствуй, Алекс, — сказал он по-русски.
— Здравствуй, Феникс.
— Зови меня Холденом, — сказал он. — Феникс — это мой рабочий псевдоним, а я вроде как бы подал в отставку.
— С чего бы это?
— Я умираю, — сказал он. — Да и смысла теперь никакого уж нет.
— Кто ты такой? — спросил я.
— Судя по тому, что ты трезв, решителен, сам инициировал этот разговор и не выглядишь особенно удивленным, ты либо долго думал о сложившейся ситуации и ухитрился взглянуть на нее под другим углом, либо тебе стало известно что-то еще, — сказал Холден. — Я прав или не прав?
— Ты прав, — сказал я. — Имперцы отыскали какую-то докладную записку в памяти Визерса. Там говорится о твоей предполагаемой способности прыгать из тела в тело.
— Не такая уж она предполагаемая, — с оттенком самодовольства сказал Холден. — Что еще отыскали имперцы?
— Не знаю. Но Реннер поверил этой записке и теперь подозревает, что Фениксом может быть один из нас. В смысле из нас с тобой. Из двоих.
— Какая ирония, — привычно ухмыльнулся Холден.
— Где?
— Вся эта ситуация — одна сплошная ирония, если, конечно, не называть ее издевательством, — заявил Холден. — Визерс даже после своей смерти продолжает представлять для меня опасность, Риттер, который так хотел меня поймать, теперь вынужден делить со мной одно тело, тебя подозревают в том, что ты можешь оказаться Фениксом, но продолжают двигать к трону калифа. Разве ты не видишь в этом иронии?
— Просто мир сошел с ума.
— Нет. Он всегда был таким, просто ты этого не видел. Или не хотел замечать.
— Так ты не просто террорист? Ты регрессор?
— Это не совсем правильный термин, — сказал Холден. — Мы не регрессоры и не прогрессоры. Мы по большей части наблюдатели, которые иногда вынуждены вмешаться в эксперимент и подтолкнуть его в нужном направлении.
— Вы? Так ты не один такой?
— Разве ты не веришь теории Визерса, вакуум ему пухом, о существовании четвертой расы?
— Верю, — сказал я. — С каждым днем все больше и больше. Даже несмотря на твои недавние уверения, что это пустышка и обманный маневр Визерса.
— Тогда у меня был смысл лгать, — сказал Холден. — Теперь — нет.
— Что изменилось?
— Я же сказал, что умираю.
— Риттер оказался неподходящим носителем? Тогда что мешает тебе сменить его тело?
— Дело не в Риттере, дело во мне и в происходящих во вселенной процессах, — сказал Холден.

— Да и тело я теперь сменить уже не могу, это только ускорит мой конец, что будет невыгодно в первую очередь тебе, потому как тогда ты не узнаешь правды.
— А ты на самом деле собираешься мне ее рассказать?
— Да. И абсолютно безвозмездно, кстати. Я задолжал тебе за Веннту.
— Мы проиграли.
— Но ты хотя бы попытался, — сказал он.
— Тогда начинай рассказывать, — заявил я. — Для начала мне хотелось бы знать, как это вообще работает. Как ты можешь менять одно тело на другое и как ты вообще можешь существовать, не обладая своим собственным телом. Или ты обладаешь?
— Нет, — сказал Холден. — Это своего рода реинкарнация, только мгновенная. Видишь ли, скаари — не самая древняя раса в Исследованном Секторе Космоса. Мы старше. Древнее, чем скаари, древнее, чем мы сами можем себе представить, ибо концепция времени с какого-то момента перестала иметь для нас значение. Когда-то мы были похожи на вас. Но уже во времена, когда скаари еще были одноклеточными, варившимися в первобытном бульоне на своей родной планете, которая, кстати говоря, перестала существовать еще до того, как люди перестали быть одноклеточными, варившимися в первобытном бульоне на Земле, мы обладали собственными телами, путешествовали по пространству и времени при помощи механизмов, до которых никто из существующих ныне рас пока еще не додумался. Но потом мы перестали ощущать необходимость в этих механизмах, как перестали ощущать необходимость в собственных телах. Мы вышли на новый виток эволюции, перешли в энергетическую форму жизни, существующую больше чем в четырех измерениях. Мы не стали всемогущими, мы стали иными.
— Как можно существовать больше чем в четырех измерениях?
— Ни в одном из существующих языков нет слов, чтобы это описать, — сказал Холден. — И даже если бы они были, я все равно не смог бы объяснить, каково это, а ты все равно не смог бы этого понять. Это принципиально иная форма существования. Почти совершенная, бессмертная, как мы тогда думали. Мысль в чистом виде, разум, не скованный материальной оболочкой ни биологического, ни механического происхождения. Ближе всего к пониманию этого состояния, как ни странно, подошли индуисты со своей концепцией нирваны. Совершенное состояние души, освобожденной от оков материи, от бесконечной игры рождений и смерти.
— Это, наверное, очень круто, — сказал я. — Но тогда какого черта ты делаешь здесь? И какого черта ты делал то, что ты делал?
— Ты веришь тому, что я сейчас рассказал? — поинтересовался он.
— Да, — сказал я.
И я действительно верил.
Холден рассказывал невероятные вещи, но они не были для меня новыми. Я прочитал достаточно научной фантастики, и пусть когда-то, как и большая часть моих современников, по крайней мере, вменяемых современников, я считал это вымыслом, теперь, после пережитого путешествия во времени и звездных войн, был готов поверить во все что угодно.
— Оказалось, что мы сами загнали себя в идеальную ловушку, — сказал Холден. — Разгадав тайны мироздания, ответы на которые мы не сумели найти на предыдущем этапе эволюции, мы столкнулись с проблемой, которую раньше не могли ожидать. Мы потеряли творческое начало. Мы могли найти любые ответы, но разучились задавать вопросы. Мы были совершенны в этом своем состоянии, мы решили все проблемы, которые волновали нас раньше, мы практически достигли бессмертия, и вдруг выяснилось, что нам просто совершенно нечем заняться.

Мы были совершенны в этом своем состоянии, мы решили все проблемы, которые волновали нас раньше, мы практически достигли бессмертия, и вдруг выяснилось, что нам просто совершенно нечем заняться. Когда ты смотришь во всех направлениях сразу, невозможно сфокусироваться на чем-то одном. Невозможно задать новые цели. Мы узнали все, что хотели узнать, и нам стало… скучно. Последняя, наивысшая ступень эволюции на поверку оказалась тупиком.
— Вы уперлись в потолок и не смогли пробить его головами, потому что голов у вас уже не было, — констатировал я.
— Да, как-то так, — согласился Холден. — Многие ушли в другие вселенные, многие окуклились, закрылись от мира и перестали реагировать на любые внешние раздражители. Нас, таких как я, осталось всего несколько миллионов. Мы осознавали, что застой и стагнация ведут к вырождению и гибели, и решили изменить ситуацию, вернувшись на предыдущую ступень. Снова обзавестись телами.
— Вы решили регрессировать сами себя.
Все-таки Визерс придумал их расе правильное название, хотя и ошибся во многом другом. Возможно, они сдерживали наше развитие, но их конечной целью был их собственный регресс. Попытка обмануть эволюцию и обманным путем спуститься на пару ступеней вниз.
— Решили, — сказал Холден. — Хотя бы на какое-то время.
— Но что вы могли этим выиграть?
— Фокусировку на новых задачах, — сказал Холден. — Новое дело, новый смысл жизни, новые цели. Новые вопросы. У нас был доступ к некоторым нашим старым технологиям, и мы могли достаточно быстро восстановить свои старые тела, но решили этого не делать. Мы не хотели второй раз идти по уже однажды пройденному пути, нам требовалось нечто иное. И тогда мы обратили внимание на скаари, которые к тому моменту уже вышли из каменного века. Мы подумали, что они могут стать новыми носителями нашего разума, обеспечить нам новую фокусировку.
— То есть вы уже обрели новую цель?
— Да, — сказал Холден. — В наши жизни вернулось немного смысла. Мы в любой момент могли завладеть телами скаари, вытеснив их разум и заменив его своим собственным, и мы попробовали это сделать. Скаари оказались не слишком подходящими для нас носителями. У них сильные, выносливые, долгоживущие тела, но их мозг был слишком примитивен, и слияние с ним не давало нам того, что нам было нужно. Мы обретали новое видение, но оно было подобно узкой щели в стене. Мы жаждали новых окон, но получили что-то вроде бойницы.
— На вас не угодишь, — заметил я.
— Время не имело для нас решающего значения, и мы решили подождать, пока скаари разовьются во что-нибудь более пристойное. Большую часть времени мы просто наблюдали, но иногда нам приходилось входить в них и подталкивать их развитие в нужном направлении. Обзаведясь телами, мы хотели бы жить в комфорте, обеспечить себе определенный уровень технологий, а не изобретать заново порох, колесо и ватерклозеты.
— То есть они должны были построить для вас цивилизацию, а вы бы явились на все готовенькое и вышвырнули их? Не считаясь с их желаниями? Как будто они неразумны?
— Они и были неразумны для нас, — сказал Холден. — Ты часто считаешься с желаниями муравьев, Алекс?
— У меня нет привычки использовать муравьев в своих целях.
— Потому что ты просто не в состоянии придумать целей, для которых тебе пригодились бы муравьи, — фыркнул Холден. — Ты рассуждаешь в рамках существующей системы ценностей и морали, которая не имеет никакого отношения к нашей расе.

— Ты рассуждаешь в рамках существующей системы ценностей и морали, которая не имеет никакого отношения к нашей расе.
— Ну да, вы же практически полубоги, — сказал я. — Что вам за дело до муравьев.
— Это этический спор, а значит, он не может быть разрешен, — сказал Холден. — Ибо единой этики, приемлемой для наших рас, попросту не существует. Ты хочешь услышать полную версию или предпочтешь препираться по мелочам?
— Я не считаю, что это мелочь, — сказал я. — Но черт с тобой, рассказывай дальше.
— Нас удивила природная агрессивность скаари, — сказал Холден. — Сами мы были относительно мирной расой. Конечно, у нас случались внутренние конфликты на ранних этапах развития, но им был положен конец уже на стадии образования единого планетарного правительства. В космосе внешних врагов у нас не было. Скаари же на протяжении всей истории воевали между собой. Даже когда они вышли в дальний космос и начали колонизировать планеты, они не смогли избавиться от кланового деления и стать единым целым.
— Что ж вы им не помогли? Не подтолкнули в правильном направлении?
— Но зачем? Мы были удивлены, но нас это не беспокоило. К тому же в какой-то степени это даже было нам на руку.
— А именно?
— Я уже сказал, нас было всего несколько миллионов, и нам не требовались миллиарды носителей, — сказал Холден. — Войны были хорошим способом сдерживать рост популяции, а при необходимости — и свести ее к тому уровню, который нам требовался. Нам не нужны были конкуренты после того, как мы снова обретем тела, а сосуществование в одном Секторе с настоящими и весьма агрессивными скаари… ну, ты понимаешь. Это неуютно и довольно утомительно.
— Я не понимаю, — сказал я. — О какой конкуренции может идти речь, если вы такие продвинутые и могучие, а они такие примитивные? Захватили бы одну из колоний или какой-нибудь клан и фокусировались бы в свое удовольствие.
— Когда я занимаю чье-то тело, я опускаюсь приблизительно на уровень его носителя, — сказал Холден. — Я могу сделать это тело немного быстрее, немного сильнее, немного умнее среднестатистического, но это преимущество не критично. Грубо говоря, в схватке один на один я могу дать фору любому человеку, но толпа меня сомнет. Когда я был Фениксом, меня убивали несколько раз, помнишь? Наша колония или наш клан подвергался бы ровно такой же опасности со стороны Гегемонии, как и обычная колония скаари. Это были вовсе не те новые трудности, которые мы хотели обрести.
— Позволь мне уточнить, — сказал я. — Вы поощряли природную агрессивность скаари, потому что собирались вывести их цивилизацию на приемлемый для вас уровень, захватить несколько миллионов тел, а остальных попросту уничтожить, чтобы они не путались под ногами?
— Да, — сказал Холден.
— Это геноцид.
— Ровно в той же степени, что и истребление термитов, которые пожирают твой дом.
В двадцатом веке существовало множество заблуждений. Одно из них гласило, что разум по мере развития становится все более гуманным.
Это слабо коррелировало с количеством пришедшихся на двадцатый век войн, в которых погибли десятки миллионов людей, но почему-то на исходе века люди верили, что высший разум, буде он существует, обязательно должен оказаться терпимым и милосердным и непременно обязан ценить жизнь во всех ее проявлениях.

Как и многие другие вопросы веры, на фактах эта теория не базировалась.
Если верить Холдену, а я Холдену верил, высший разум действительно существовал, и он оказался хладнокровным, расчетливым и жестоким, а на жизнь в любых ее проявлениях, не вписывающихся в его цели, он просто чихать хотел. Со всей высоты своего интеллекта.
И это представлялось мне куда более логичным. Это куда больше походило на разум.

— Ты не заснул? — поинтересовался Холден. — А то без очередного твоего саркастического замечания я не знаю, стоит ли мне продолжать свой рассказ.
— Продолжай. Так и быть, сарказм я приберегу для подведения итогов.
— Скаари не успели выйти на нужный нам уровень развития, когда в галактике появился еще один вид разумной жизни, — послушно продолжил Холден. — Люди. Их появление открывало перед нами новые возможности, и мы попробовали их в качестве носителей. Человеческий мозг открывал нам окно куда шире, чем мозг скаари, и в то же время позволял не утратить фокуса. Единственная проблема заключалась в том, что люди оказались слабы и слишком недолговечны, но эти недостатки могло исправить время. И мы решили дать людям шанс.
Очередное саркастическое замечание относительно этого шанса прямо-таки срывалось с моего языка, но я решил сдержать обещание и промолчал.
— Скаари обнаружили людей позже, чем мы, но значительно раньше того времени, когда человечество могло дать им самостоятельный отпор.
— И тогда появился Разрушитель, — сказал я. — Что это было?
— Автоматизированная боевая станция, — сказал Холден. — Остатки былой роскоши.
— Зачем мирной расе понадобилось строить автоматизированные боевые станции?
— На всякий случай, — сказал Холден. — Космос достаточно велик, и мы предполагали, что можем встретиться и с враждебными формами жизни. Если ты мирный человек, это еще не означает, что у тебя в доме не может быть ружья.
— Предусмотрительно с вашей стороны.
— Мы разнесли флот скаари, нанесли им урон, который они восполняли очень долго, — сказал Холден. — Это задержало их развитие, но предоставило шанс человечеству. Впрочем, с этой частью истории ты уже знаком.
— А Война Регресса? Это тоже ваших рук дело?
— Конечно, — кивнул Холден. — Кленнонцы были той частью человечества, которая развивалась в нужном нам направлении. Кленнонцы — это улучшенная версия людей, версия 2.0. Они отвечали большей части наших требований, их мозг развит лучше, чем мозг человека, а их физическое состояние стремится к совершенству скаари. В конце концов мы сделали свою главную ставку именно на кленнонцев.
— Уверен, это бы им польстило, — сказал я.
— В результате наших действий сложилась уникальная ситуация. В одном Секторе космоса оказались заперты сразу три расы, находящиеся примерно на одном и том же уровне развития технологий. Миллиарды разумных живых существ. Слишком много, чтобы после обретения тел мы чувствовали себя в безопасности.
— Ну так и в чем проблема-то? — поинтересовался я. — Прислали бы сюда побольше своих автоматизированных боевых станций и зачистили бы все лишнее.
— Проблема в том, что у нас не оказалось нужного количества этих станций.

Мы ошиблись, увлеклись, заигрались. Если бы вместо одного Разрушителя мы напустили бы на скаари десяток, люди бы никогда не узнали, что они не единственные представители разумной жизни в этом Секторе космоса. Но мы не уничтожили скаари, когда могли это сделать, и они снова поднялись. Война Регресса не положила конец человечеству. Мы упустили момент, когда эту проблему можно было решить силой. И тогда появился Феникс и подобные ему.
— Вы решили стравить нас между собой, — сказал я. — Устроить последний раунд естественного отбора, а в качестве приза вы бы вышвырнули победителей из их тел и жили бы долго и счастливо. Но были ли у вас гарантии, что победят именно кленнонцы?
— Мы могли им помочь, — сказал Холден. — Подтолкнуть к паре изобретений, которые позволили бы им одержать верх.
— Но только после того, как они понесли бы потери, снизившие их численность до нужного вам уровня? Вы собирались начать свою долбаную новую жизнь на обломках их Империи?
— Судя по раздраженным ноткам в твоем голосе, ты все еще нас осуждаешь.
— Это еще чертовски мягко сказано.
Холден безразлично пожал плечами.
— Ты забываешь, что самим фактом своего существования люди обязаны нам. Если бы мы не сдержали скаари, они снесли бы человечество еще во времена раннего палеолита.

ГЛАВА 6

Подопытные мыши.
Тысячелетия эволюции, тысячелетия технического прогресса, и все ради того, чтобы стать достойным вместилищем для высшего разума, потерявшего умение фокусироваться. Вот он, настоящий смысл жизни, в поисках которого было сломано столько копий.
Та же «Матрица», только вид сбоку. В фильме машины использовали людей в качестве батареек, в реальности высший разум собирается употребить нас в качестве болванок, на которые он запишет новую информацию.
Даже не нас, кленнонцев.
Избранных.
А всех остальных просто спишет в расход.
Если вдуматься, то больше всего жалко скаари. Люди хотя бы послужили промежуточным звеном между австралопитеками и кленнонцами, а скаари и вовсе оказались в этом уравнении лишними. И кто знает, если бы не сородичи Холдена, вполне возможно, ящерам удалось бы побороть свою природную агрессивность.
Теперь мы будем убивать друг друга лишь потому, что эксперимент слишком затянулся, и мышам пора освободить лабораторию. Миллионы умерли, миллиарды умрут, но зато высший разум снова обретет цели в жизни.
Я поверил во все это сразу и безоговорочно. Теория Визерса о регрессорах была хороша почти всем, она не давала ответа только на один вопрос. Но мотивацию, которая побуждала четвертую расу к действию, четко обрисовал Холден.
Как же тут не поверишь?
Вот если бы он рассказал мне, что хочет построить царство добра, справедливости и вселенской гармонии, я бы наверняка засомневался.
Страшно захотелось курить. В тумбочке, вместе с запасами табака для кальяна, лежала трубка, которую юный энсин Бигс притащил мне из города в качестве сувенира. Только когда я начал ее набивать, заметил, что у меня дрожат руки.
— Я сдам тебя Реннеру, — пообещал я. — Пусть имперская разведка сама с тобой разбирается.
— Имперская разведка ни в чем не разберется, — ухмыльнулся Холден. — Они могут убить моего носителя, это тело, но обнаружить в нем меня они не способны.

— Они могут убить моего носителя, это тело, но обнаружить в нем меня они не способны. Технологии не доросли, знаешь ли. Тотальное ментоскопирование, а это лучшее, на что они способны, обнаружит только те воспоминания, которые и должны присутствовать в мозге полковника СБА Джека Риттера. И еще они найдут несколько провалов в памяти. Черные дыры, в которых и следа моего не будет.
— Ты уверен?
— На все сто. Если ты меня сдашь, это кленнонцам никак не поможет. Кроме того, это будет несправедливо по отношению к полковнику Риттеру. Или ты так не считаешь?
— Разве он еще там? Ты не вытеснил его разум?
— Нет, я только иногда перехватываю контроль над его телом, — сказал Холден. — Старый добрый Джек Риттер… Я изучил его память, я знаю его так хорошо, как никто его не знает. Ты в курсе, что генерал Визерс был его кумиром?
— Теперь в курсе.
— Джек восхищался Визерсом и его деятельностью, стремился быть похожим на него во всем, копировал некоторые детали его операций, даже старался подражать его манере разговора. И в конце концов ему выпала редкая возможность поймать Визерса, бросить вызов своему кумиру, показать, кто чего стоит.
— Он проиграл.
— Но все равно продолжает восхищаться, — сказал Холден. — Даже теперь. Хотя шанс пережить своего кумира предоставляется очень многим.
— Я могу сдать Реннеру вас обоих, — сказал я. — Учитывая обстоятельства.
— Этим ты подставишь только Джека. Я просто уйду, и они никогда меня не найдут.
— Значит, так и не обрадуешь кленнонцев? Не расскажешь, как им повезло? Что они стали победителями в устроенном вами большом тараканьем забеге?
— Этот забег более не имеет смысла, — сказал Холден. — Так что мне глубоко плевать, кто в нем победил.
— А, ты же говорил, что умираешь, — вспомнил я. — Поэтому тебе плевать?
— И поэтому тоже.
— Знаешь, мне тебя нисколько не жалко, — сказал я. — Умираешь, ну и черт с тобой. После того какой цирк с конями и медведями вы тут устроили…
— Но ты еще не услышал конец истории, — сказал Холден. — Я уверен, что он тебе понравится.
— Разве эта история уже закончилась?
— Как это ни странно, но закончилась, — сказал Холден. — Даже несмотря на то, что мы пока еще живы. Дальше начнется совсем другая история, уже без нас. Кстати, не факт, что она будет намного лучше нашей.
Я нашел зажигалку и наконец-то раскурил свою трубку. При этом я старался не думать, сколько уже раз я бросал курить и чего мне стоил каждый из них.
— Ты знаешь, как выращивают крысиного волка? — поинтересовался Холден. — Сажают в одну клетку десяток крыс, желательно, чтоб они были побольше. Если крыс не кормить, через какое-то время они начнут жрать друг друга. В итоге из десяти выживает только одна крыса, самая сильная, самая злобная, самая агрессивная. Крыса-каннибал. Если выпустить ее на волю, она начнет пожирать других крыс. Потому что распробовала вкус свежего мяса, потому что другие крысы теперь являются для нее самым доступным кормом.
— Так регулировали популяцию крыс на парусных судах, — сказал я. — К чему ты это рассказал?
— К тому, что даже из крысы можно сделать волка, — сказал Холден.

— К чему ты это рассказал?
— К тому, что даже из крысы можно сделать волка, — сказал Холден. — Люди иногда напоминают мне крыс.
— Еще недавно ты сравнивал нас с термитами. Похоже, мы ползем вверх по эволюционной лестнице твоих метафор.
— Мы поставили все три расы в такие условия, что им просто пришлось вырастить крысиных волков. Они повторяли эту процедуру раз за разом, и крысиные волки хорошо выполняли свое дело, регулируя популяцию и пожирая себе подобных, но в итоге этих манипуляций появился хищник, который представлял угрозу не только для своих собратьев, но и для экипажа корабля.
— Боюсь, что я потерял нить твоих рассуждений. О ком ты сейчас говоришь?
— О Визерсе, — сказал Холден. — Конечно, его манипуляции были направлены на то, чтобы спасти человечество от угрозы, и вряд ли он предполагал, что последствия гиперпространственного шторма скажутся не только на людях, кленнонцах и скаари, но и нанесут ущерб той самой четвертой расе, которую он так долго искал.
— У вас же нет кораблей, и вы бестелесны, — сказал я. — О каком ущербе ты говоришь?
— О фатальном. Мы существовали в нескольких измерениях, и одним из них было гиперпространство. Шторм, который устроил Визерс, нарушил целостность наших энергетических оболочек. Сначала мы полагали, что это временное явление, которое сойдет на нет вместе с колебаниями, уничтожающими стержни Хеклера, но процесс оказался необратим. Я не один умираю, мы все умираем. Девяноста процентов моих сородичей уже нет. Поэтому и нет больше никакого смысла в том, что ты называешь «большим тараканьим забегом».
Я расхохотался.
Наверное, не так нужно реагировать на известия о гибели целой расы, о существовании которой ты узнал совсем недавно, но я ничего не мог с собой поделать. У меня начиналась истерика.
Подопытные мыши соорудили бомбу для того, чтобы избавиться от конкурентов, а в итоге подорвали лабораторию и поубивали экспериментаторов. Смешно же.
— Жизнь полна иронии, — согласился Холден.
— Почему вы его не остановили?
— Мы пытались, — сказал Холден. — Когда мы узнали о том, что задумал генерал, мы почувствовали угрозу и отправили две автоматизированные станции, которые должны были разнести Веннту вместе с Визерсом и его устройством на атомы.
— Выходит, он и вас сделал? Не только Риттера и СБА?
— Генерал Визерс войдет в историю как самый массовый убийца, а его влияние на дальнейшую жизнь в Исследованном Секторе Космоса станет предметом для многочисленных обсуждений и споров, — согласился Холден. — Если останется кто-нибудь способный эту историю написать.
— Он все же добился своего, хотя сам об этом уже не узнает, — сказал я.
Большой тараканий забег кончился тем, что один из тараканов укусил тренера, и выяснилось, что это был ядовитый укус. Что же этим тараканам теперь делать дальше? Вроде бы не остается другого выхода, кроме как сожрать друг друга.
— О да. Он хотел изменить баланс сил, и он его изменил, полностью избавившись от нашего влияния. Людям придется самим нести ответственность за все, что они натворят дальше.
— Спорно, если вспомнить, что им придется расхлебывать последствия именно ваших экспериментов.
— Если бы не мы, людей бы вообще не было, — напомнил Холден.

— Мы повлияли на людей, люди повлияли на нас. Я не скажу, что в итоге получилось справедливо, но такие мысли у меня проскакивали. Наш эксперимент изменил все. Мы искали новые цели, а нашли смерть. Видимо, вселенная решила сама урегулировать этот вопрос.
— Вы заигрались в богов, но проспали Армагеддон, — сказал я.
— Уверен, если тебе дать время, ты придумаешь еще много красочных метафор, — ухмыльнулся Холден.
— Риттер умирает из-за тебя?
— Да, — сказал Холден. — Я восполняю свой энергетический пробой за его счет, что сказывается на его физическом состоянии. Те мои сородичи, кто находился в естественном состоянии, уже мертвы или скоро будут мертвы, а я протяну еще немного.
— Значит, вы можете не только полностью вытеснять сознание носителя, но и подсаживаться к нему?
— Мы много чего можем, — сказал он. — Скажу честно, я намеревался стать единственным владельцем этого тела, но у меня не хватило сил. Сейчас я думаю, что так даже лучше. Когда я неактивен и выступаю в роли наблюдателя, отдавая бразды правления Риттеру, я пожираю не так много энергии его тела. Если бы я вытеснил Риттера полностью, то теперь уже был бы мертв.
— Но ведь твой последний переход из тела в тело случился еще до начала гиперпространственных колебаний, — сказал я. — В чем же дело? Почему тебе не хватило сил? И вообще, почему ты допустил этот шторм, почему надеялся на Разрушителей или на нас? Ты же был на Веннту, ты мог это предотвратить. Бросить тело Холдена в тюрьме, занять тело Визерса и уничтожить его устройство, тем самым продолжив нашу войну и сохранив свою расу. Все было в твоих руках.
— У меня был такой план, — сказал Холден. — Но я не смог.
— Почему?
— А о чем ты жалеешь? Ты вообще на чьей стороне?
— Я ни о чем не жалею, я хочу понять, — сказал я. — Я просто вижу в твоей истории нестыковки, а когда я вижу в истории нестыковки, я начинаю думать, что мне лгут.
— Когда такие, как я, занимают материальное тело, нам приходится частично капсулироваться, отказываться от нескольких измерений, от части своих возможностей. Кроме того, в используемое тело приходится вносить определенные изменения. Это энергоемкий процесс, и затраченные силы восстанавливаются не сразу. Пока я играл роль неоднократно убиваемого Феникса, мне приходилось скакать из тела в тело слишком часто, и мне не хватило времени, чтобы полностью восстановить потраченное. Мне банально не хватило сил.
— Носителю обязательно умирать, чтобы ты вернулся в свою нормальную форму?
— Нет. На Веннту я выходил из тела Холдена, пока тот сидел в тюрьме. Я нашел Визерса и узнал его планы, я связался со своей цивилизацией и отправил на Веннту Разрушителей, но на большее я оказался не способен. Мне пришлось вернуться в тело Холдена, благо оно было готово, чтобы принять меня. Когда Холден умер, я попытался вытеснить разум Риттера, но не смог. В какой-то момент я понял: если я продолжу процесс слияния, то отправлюсь вслед за Холденом, и Феникс никогда больше не воскреснет. Тогда я просто укрылся в уголке мозга Риттера и принялся копить силы. Это, конечно, все немного сложнее выглядело, но в человеческом языке нет нужных терминов.
— На пальцах нагляднее, — согласился я. — Откуда пришли Разрушители?
— Из нашей родной системы, — сказал Холден.
— Координаты, — потребовал я.

— Координаты, — потребовал я.
— Зачем? Попросишь Реннера отправить туда экспедицию? На наших бывших планетах есть чем поживиться, но там не найти ничего, что могло бы остановить древний флот скаари. Да и Разрушителей больше нет, в их конструкцию входил аналог стержней Хеклера.
— Просто скажи мне, где это находится.
Холден пожал плечами и начал диктовать координаты. Они совпадали с координатами того загадочного сектора неисследованного космоса, куда готовил поход генерал Визерс. Перед самым началом войны на космической станции «Гамма-74-К» он предлагал мне войти в состав планирующейся экспедиции.
Я как раз обдумывал это предложение, когда Феникс вбросил дерьмо в вентилятор, и нам всем стало не до того.
Зона, где пропадают корабли. Три звездные системы, четырнадцать планет. Больше генерал Визерс ничего не знал, но чутье все-таки не подвело старого лиса.
Не знаю, погубил он нас всех или спас, но если бы генерала не существовало, история населяющих галактику разумных рас пошла бы по совсем другому пути.
— Что там можно найти?
— Звездную систему Предтеч, — сказал Холден. — Наши города, наши заводы, наши музеи, наши памятники, нашу историю. Все то, что позволило нам стать такими, какими мы стали. Это своего рода заповедник, который мы хранили от вторжения извне. Но если ты все еще думаешь о поисках супероружия, которое остановит вторжение ящеров, так его там нет. Я гарантирую это.
Визерс говорил, что все посланные в эту зону корабли пропадали, не выходя на связь. Теперь для меня в этом не было ничего удивительного, вполне может быть так, что границы области защищала целая бригада Разрушителей.
А может быть, и что-то еще, неподвластное гиперпространственному шторму, продолжает защищать их и по сей день.
Вряд ли я сейчас смогу это выяснить. В нынешних обстоятельствах мне туда никак не попасть, да и шансы на то, что имперское командование мне поверит и снарядит туда экспедицию, исчезающе малы.
— Сколько тебе осталось?
— Месяц, два. Может быть, полгода. Все зависит от моей активности и того, сколько времени я дам самому Риттеру. Чем дольше он тут будет главным, тем больше я протяну. А потом мы оба уйдем в небытие.
— А если ты уйдешь сейчас?
— Риттеру это не поможет.
— И ничего нельзя сделать?
— Нет, — сказал Холден. — Знаешь сказку о Талосе, последнем из людей медного века? По его единственной жиле, проходившей от головы до лодыжки, тек божественный ихор, а снизу эту жилу затыкал бронзовый гвоздь. Когда гвоздь вытащили, ихор вытек, и Талос умер. Мой гвоздь вытащили, Алекс. Вытащили и выбросили, ихор вытекает на землю, он уже почти закончился. Ничего нельзя сделать.
Прелестно. Людей он сравнивает то с крысами, то с термитами, а сам он, значит, последний из людей медного века с божественным ихором, струящимся по его жилам.
Но в эрудиции этой сволочи не откажешь. Большинство моих нынешних современников понятия не имеют ни о Талосе, ни о медном веке, ни о крысиных волках.
Другое поколение.
— И что ты теперь намерен делать? — спросил я.
— Ничего, — сказал Холден. — Если Риттер хочет что-то напоследок сделать, пусть сделает. А я останусь в роли наблюдателя.
— Но тогда зачем ты мне все это рассказал? Я думал, под конец истории ты попытаешься втравить меня в очередную авантюру во имя всеобщего блага и спасения, или что там в таких случаях принято говорить для правильного мотивирования.

— Но тогда зачем ты мне все это рассказал? Я думал, под конец истории ты попытаешься втравить меня в очередную авантюру во имя всеобщего блага и спасения, или что там в таких случаях принято говорить для правильного мотивирования.
— Успокойся, мне ничего от тебя не надо.
— Приятное исключение, — констатировал я. — В кои-то веки хоть кому-то от меня ничего не надо. Но тогда зачем?
— Зачем что?
— Зачем ты поведал мне эту грустную историю?
— Ты же хотел знать, что к чему.
— Я хотел, но тебе-то какой смысл? Я не верю в то, что на старости лет ты внезапно стал альтруистом.
— На самом деле, ты задал совсем не тот вопрос, который собирался задать.
— Ты еще и телепат? И о чем же я хотел спросить?
— Это не телепатия, а элементарное знание человеческой природы, — сказал он. — Ты должен был спросить, не почему я тебе это рассказал. Ты должен был поинтересоваться, почему я это рассказал именно тебе.

И он снова был прав.
Я еще не задал ему ни одного вопроса о своей роли в этой истории, а ведь в том, что я в этой истории замешан, я не сомневался. Многое происходило вокруг моей скромной персоны, слишком многое, чтобы считать это обычным совпадением.
То есть все это, конечно, можно было бы считать совпадением, если бы не одно но.
Белиз, двадцать первый век.
Именно там я в первый раз повстречал Холдена, и теперь он то и дело попадается на моем жизненном пути.
Я все время хотел его об этом спросить, но не решался, опасаясь, что мне не слишком понравится ответ. И вот теперь он сам об этом заговорил.
— Валяй, — сказал я. — Я готов услышать правду.
Он ухмыльнулся и покачал головой.
— Не думаю, что готов. К тому же наступила ночь, и Шахерезада прекратила дозволенные речи.
— Сейчас даже не вечер.
— Но сюда идет энсин Бигс с последними новостями, — сказал Холден. — Пожалуй, я оставлю с вами полковника Риттера, а ты пока выключи устройство, которое я собрал. Позже еще поговорим.
По лицу моего странного собеседника пробежала судорога, и вот уже передо мной сидел Джек Риттер, с растерянным видом пытающийся сообразить, где он находится и что произошло во время его последнего провала памяти.
Холден нашел чертовски удобный способ всегда оставлять за собой последнее слово.
— Я давно здесь? — поинтересовался Джек. — Пропустил что-нибудь интересное?
— Если мне не наврали, то самое интересное начнется именно сейчас, — сказал я.
— Тогда я вовремя.
Подтверждая, что мне не наврали, юный энсин Бигс принялся сотрясать мою дверь настойчивым стуком.

ГЛАВА 7

В кабинете посла помимо самого Брэдшоу и примкнувшего к нему Реннера меня ждал местный житель, который не только принес последние известия, но и сам оказался главной новостью этого часа.
— Это Джелал ад-Дин, глава сил планетарной обороны Леванта, — представил его посол Брэдшоу.

На вид Джелалу было лет сорок, смуглый, жилистый, невысокого роста, с аккуратно подстриженной бородкой, он носил гражданский костюм, и в нем трудно было заподозрить высокопоставленного военного. Зато родственника нынешнего калифа в нем можно было заподозрить запросто — в его лице угадывались некоторые черты лица Асада. И взгляд очень похож. — Племянник Керима. У него к нам какое-то предложение, но он согласен на разговор только в вашем присутствии.
— Разумно.
Рукопожатие у Джелала было сухим и крепким.
— После выпуска новостей дядя просто рассвирепел и едва не отдал приказ о вооруженном захвате посольства. Нам пока удается его сдерживать, но я не гарантирую, что это надолго.
— И в чем суть вашего предложения? — поинтересовался я.
Реакция Керима была весьма предсказуема и большой новостью не являлась.
— Вы хорошо фехтуете? — спросил Джелал.
— Э… что?
— Фехтование, — сказал Джелал. — Это архаичное искусство, но в дворянских семьях мальчиков обучают ему с самого детства. Считается, что оно укрепляет дух юных воинов. Не говоря уже о том, что это бесспорно укрепляет их тела.
— Я проходил стажировку в подразделении «Черных драконов», — сказал я. — Безусловно, я могу за себя постоять в ближнем бою, но это сильно зависит от того, о каком оружии идет речь.
— О сабле, — сказал Джелал. — Это такой слегка изогнутый меч.
— Не сомневаюсь, что если мне дадут пару уроков, я с этим справлюсь, — сказал я. — Но зачем?
— Мне это уже не нравится, — сообщил Реннер.
— Существует исторический прецедент, — сказал Джелал. — Около семисот лет назад калиф умер, не назвав наследника, и на трон претендовали сразу двое. За каждым стояли определенные силы, у каждого были свои сторонники, и они никак не могли договориться. Тогда они решили доверить судьбу трона выбору Аллаха и вышли на поединок. Калифом стал победитель.
— Проигравший, я полагаю, к Аллаху и отправился.
— Верно, — подтвердил Джелал. — Но этот поединок позволил избежать гражданской войны, которая была бы неминуема, если бы стороны не договорились.
— Теперь это не нравится мне еще больше, — сказал Реннер. — То, чего мы пытаемся избежать, гораздо хуже, чем просто гражданская война, и я не стал бы доверять такое дело случаю.
— Воле Аллаха, — поправил его Джелал. — Амаль, если вы хорошо фехтуете, это стало бы самым простым решением нашей проблемы.
— Он плохо фехтует, — сказал Реннер.
— Я научусь, — пообещал я.
Посол Брэдшоу неодобрительно поиграл складками на лбу.
— Я читал об этом случае, но считал, что это архаизм. Не могу поверить, что в наше время сложные политические вопросы можно решить таким образом, — сказал он. — И вы всерьез считаете, что, если Амаль бросит Кериму вызов, тот его примет?
— Керим сейчас в ярости и склонен принимать необдуманные решения, — сказал Джелал. — Он бы натворил уже кучу глупостей, если бы мы, и я в том числе, его не отговорили. На этот раз мы не станем его отговаривать.
— Почему вы так просто идете против родственника? — спросил Реннер.

— Почему вы так просто идете против родственника? — спросил Реннер.
— Я военный, — сказал Джелал. — Я знаю предел прочности нашей обороны лучше любого другого. Нам не выстоять без помощи Империи.
— Но вы так и не смогли убедить в этом своего дядю.
— Не потому, что не пробовал. Но я вижу, что мне его не убедить, а время уходит. Поэтому я и пришел к вам.
— И вы уверены, что он выберет саблю?
— Он — традиционалист, а сабля — традиционное оружие. К тому же он знает, что Амаль стажировался у «Черных драконов» и обладает реальным боевым опытом. Современное штурмовое оружие не даст дяде такого преимущества, как старое холодное.
— Старый добрый способ, — сказал я. — Я согласен. Давайте покончим со всем этим.
— Я почему-то не думаю, что это уже все, — сказал посол Брэдшоу. — Не так ли, Джелал?
— Время уходит, — повторил Джелал, сверкнув глазами из-под густых бровей. В тот момент я подумал, что никогда не стоит доверять человеку с взглядом Асада ад-Дина. — Если бросать вызов на поединок, надо делать это сейчас, пока народ взбудоражен известием о возвращении Амаля, пока сам Керим на взводе. Если мы упустим момент, вас просто вышвырнут с планеты, и это в лучшем случае.
— Мы это поняли, — сказал Реннер. — Но я согласен с послом, тут есть что-то еще. Империя получит союз, Калифат получит защиту, а что хотите выиграть от этой сделки лично вы?
— Безопасность для своей родины. — Джелал обнажил крупные, желтые от табака зубы в хищной ухмылке. — И еще кое-что.
— Власть, — сказал я. — Он хочет власти. Ведь вы хотите власти, Джелал?
— Хочу, — сказал он. — Могу я говорить начистоту?
— Начинайте, — разрешил я.
— Вы же на самом деле не хотите здесь править, — сказал он. — Вам нужен союз, но вряд ли лично вы намерены задержаться здесь надолго. Да, вы — национальный герой, вдруг появившийся из ниоткуда для того, чтобы восстановить справедливость, сейчас вы ожившая легенда, и наш народ вас поддержит. Но пройдет время, эйфория схлынет, и люди начнут видеть вас таким, какой вы есть. А вы — чужак. Вы не родились ни на одной из планет Калифата, вы ад-Дин только по названию, вы не состоите с Асадом в кровном родстве. Рано или поздно вам это припомнят, и я думаю, что это произойдет рано. У нас тут сильны традиции, знаете ли. Сейчас вы предлагаете народу то, что не может предложить Керим, — военный союз с Империей, и ради этой выгоды на многое закроют глаза. Но как только этот кризис пройдет, люди начнут выискивать минусы. Вы понимаете, о чем я?
— Да, я знаю, что у вас тут форменный серпентарий, — сказал я. — Ваше предложение?
— Вы убиваете Керима и становитесь калифом, — сказал он. — Заключаете военный и промышленный союз с Империей. А потом тихо уходите со сцены и оставляете власть мне. Вот чего я хочу.
— Каковы гарантии, что после моего «ухода со сцены» договоренности останутся в силе?
— Я своему государству не враг, но полагаю, что моего слова тут будет мало.
— Совершенно верно предполагаете, — сказал Реннер.

— Нам нужны гарантии сотрудничества, и лучшей гарантией будет Амаль ад-Дин на троне Леванта.
— Даже если во время его правления в государстве возникнут внутренние политические проблемы? — поинтересовался Джелал, и его тон не оставлял сомнений в том, что такие проблемы обязательно возникнут. Он лично об этом позаботится. — Впрочем, я не настолько наивен, чтобы думать, будто вы положитесь только на мое слово. И не настолько тщеславен, чтобы желать именно титул калифа. Я предлагаю регентство.
— Это возможно? — обратился Реннер к послу.
— Законы Калифата это допускают, — неохотно сказал посол.
— И в случае если, с вашей точки зрения, что-то пойдет не так, Амаль всегда может вернуться и взять бразды правления в свои руки.
— Я должен проконсультироваться с нашей юридической службой, — сказал посол Брэдшоу.
— Поверьте, я играю честно, — улыбнулся Джелал. — Клянусь бородой Пророка.
— Говоря по правде, меня больше беспокоит техническая сторона вопроса, — сказал Реннер. — А что, если Але… Амаль проиграет бой?
— Керим стар, и он давно не практиковался.
— Но его учили бою на саблях с детства, — напомнил Реннер. — Опыт может оказаться решающим фактором.
— Если бы я ставил на Керима, меня бы здесь не было. Амаль молод, силен…
— Недавно вышел из криостазиса и еще не обрел хорошей физической формы, — продолжил Реннер.
— Я справлюсь, — сказал я. — Давайте уже кончать со всем этим.
— Боюсь, что не могу принять такое решение самостоятельно, — сказал Реннер. — Мне нужна консультация с его величеством.
— Закажите сеанс дальней связи прямо сейчас, — посоветовал Джелал. — Если не бросить вызов в течение суток, пока все еще очень горячо, Керим может одуматься и… если он начнет принимать решения на холодную голову, то нам всем наверняка очень не понравятся эти решения.
— Когда ваше отсутствие станет заметно во дворце? — спросил Реннер.
— До утра меня не хватятся. Официально я сейчас совершаю инспекционный облет орбитальных укреплений третьего сектора, и мои офицеры меня прикроют. Естественно, они тоже не в курсе, чем я занимаюсь на самом деле.
Рассказывая об этом, Джелал сально ухмылялся и выглядел очень уверенно, если не сказать, самодовольно. Наверное, его офицеры прикрывали его не в первый раз, и причины других его отлучек были куда более прозаичны.
Хотя… зачем ходить налево, если у тебя есть законные основания содержать целый гарем?
— Алекс, а вы уверены, что справитесь?
— Я тренировался с саблей, — сказал я, решив не уточнять, что таких тренировок было всего штук пять и проходили они около двух веков назад. — Думаю, что справлюсь. Если Керим не Сирано де Бержерак какой-нибудь.
— Э… ладно, — сказал Реннер. — Сделаем так. Джелал до утра останется в посольстве и преподаст Алексу пару уроков фехтования. Посол Брэдшоу вместе с юридическим отделом начнет утрясать формальности, а я проконсультируюсь с Тарреном. Если все пройдет гладко, то к полуночи мы примем окончательное решение.
— Согласен, — улыбнулся Джелал.

— Согласен, — улыбнулся Джелал.
— Посмотрим, что можно сделать, — сказал посол Брэдшоу.
— Шикарно, — сказал я.
Кленнонцы не были бы кленнонцами, если бы в их посольстве не обнаружился целый склад холодного оружия.
Следующие полчаса я выглядел самоубийцей в глазах окружающих. Особенно после того, как настоял, чтобы для тренировки использовались не затупленные полуспортивные сабли, а настоящие боевые. Джелал трижды спросил, уверен ли я в своем желании сразу же начать с острой стали, и весьма удивился, трижды услышав положительный ответ. После чего он пообещал быть предельно аккуратным.
У меня был свой расчет, и он оправдался. Мое исключительное чувство опасности, не испытываемое мной ни разу с момента разморозки, никуда не подевалось и отрабатывало на сто процентов, управляя моими рефлексами и подсказывая следующие выпады противника. Я уверен, что если бы мы тренировались с затупленным оружием, это бы не сработало. Разве сравнима опасность получить пару синяков с потенциальной возможностью потерять пару конечностей?
Мне оставалось только отдаться на волю рефлексов, по возможности отключив от происходящего мозг, и мое тело вкупе с моим подсознанием взяли всю работу на себя. Через сорок минут учебного боя с потомственного военного, обучавшегося фехтованию с самого детства, градом лил пот.
Присутствующие при тренировке кленнонцы были удивлены, а в глазах юного энсина Бигса читалось чуть ли не восхищение.
— Однако, — сказал племянник калифа, отступая на два шага назад и салютуя мне своей кривой саблей. — Вы явно поскромничали, когда говорили, что всего несколько раз держали в руках саблю.
— Я быстро учусь, — сказал я. — Керим фехтует лучше вас?
— Конечно же нет, — оскорбился Джелал. — Я офицер, я ежегодно участвую в турнирах и стараюсь постоянно держать себя в форме. И, честно говоря, я не ожидал, что вы будете настолько хороши.
— Если это лесть, то она выйдет мне боком, — заметил я.
— Лесть? Последние два раунда я бился в полную силу.
— Значит, до этого вы таки поддавались?
— Немного, — признался он. — Но с Керимом у вас проблем не возникнет.

Риттеру идея с поединком не понравилась.
— Ты псих, — сказал он, едва я закончил пересказ разговора с Джелалом. — Ты же никогда не дрался на саблях.
— Дрался около часа назад, — сказал я. — И у меня неплохо получается.
— До смерти не дрался, — сказал он. — Убить человека холодным оружием… В этом есть что-то…
— Благородное? — подсказал я.
— Варварское, — не согласился он. — Не могу поверить, что на этой планете политические вопросы до сих пор решают такими допотопными способами.
— Дуэли разрешены и в Империи, — сказал я.
— И я бы не сказал, что это обстоятельство характеризует Империю с положительной стороны.
— Джелал говорит, что это самый легкий выход.
— Я бы не стал слишком доверять человеку, подставляющему собственного дядюшку, — сказал Риттер.

— Кстати, а ты не думал, что он подставляет не дядюшку, а тебя? Для Керима ваша дуэль тоже может оказаться самым легким выходом.
— Этого не будет, потому что я победю… побежу… зарежу я его, в общем.
— Ты слишком уверен в себе.
— У меня есть на то основания.
— А если этот Джелал тебе поддавался, чтобы внушить тебе чувство ложной безопасности перед поединком с калифом? Если этот Керим дерется, как пустынный дьявол? Ты думал об этом?
— Думал и склонен с тобой не согласиться. У тебя просто профессиональная деформация, Джек. Ты в принципе не способен никому доверять.
— Политика так делаться не должна, — убежденно сказал Риттер. — Договоренности заключаются в тиши солидных кабинетов, а не с кусками заточенного железа в руках.
— Договоренности договоренностям рознь, — сказал я.
— Все равно от этого отдает долбаным средневековьем, — сказал Риттер. — Конечно, убийство всегда было неотъемлемой частью политической жизни, но обычно человек, заинтересованный в смерти оппонента, не делает этого своими руками, а нанимает посредника.
— Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо…
— …поручи это профессионалам, — закончил за меня Риттер.

Часов в одиннадцать юный энсин Бигс снова позвал меня в кабинет посла. На этот раз Джелала там не было, только Брэдшоу и Реннер.
— Мне все это не нравится, — без долгих предисловий заявил посол. — Это слишком… легкомысленно. Ненадежно.
— У вас было время, чтобы сделать это так, как вы считаете нужным, — сказал Реннер. — Сделать это надежно. У вас ничего не вышло, теперь попробуем мы.
— Тогда я умываю руки, — сказал Брэдшоу. — Мой юридический отдел приготовил все необходимые для заключения союзов документы, но дальше в этом фарсе я участвовать не собираюсь.
— Я уже взял на себя всю ответственность перед императором, — сказал Реннер. — У меня карт-бланш.
Таррен Второй, похоже, такой же сумасшедший, как я. Мне это нравится.
— А вы не думаете, что это ловушка? — поинтересовался Брэдшоу.
— Нет, — сказал Реннер. — Я прочитал досье, собранное разведкой на этого Джелала. Он хитрый и скользкий, но он профессионал и патриот. Он понимает, что против скаари в одиночку не выстоять, и не пойдет против союза.
— Вдобавок он получит регентство. — Этим замечанием я скорее попытался напомнить ребятам о своем присутствии, нежели внести свою лепту в разговор, явно идущий уже не по первому кругу. — Его помыслы корыстны, а значит, ему можно доверять.
— А если Керим вас убьет? — с кислой миной поинтересовался посол.
— Это будут уже ваши проблемы, — сказал я.
— Вот именно, — сказал Брэдшоу. — Этих проблем я и стараюсь избежать.
— Посол, я не буду включать Голос Императора на полную мощность, но все же поинтересуюсь от его имени, — сказал Реннер. — Вы видите другой способ заключить союз с Калифатом в следующие… ну, скажем, полтора месяца?
— Нет.

Пока нет.
— Это я и хотел услышать, — сказал Реннер. — Значит, будем действовать по-моему. Алекс?
— Я готов, — сказал я. — Давайте уже покончим со всем этим.

Утром начался форменный цирк.
У политиков есть одно главное отличие от нормальных людей. Задачу, которую нормальный человек решит за пятнадцать минут, молча и эффективно, политик будет решать часа три, с большой помпой и ритуальным целованием младенцев, при обязательном стечении народа и непременном участии прессы.
Меня хоть младенцев целовать не заставили, но без прессы, конечно, обойтись было нельзя. Собственно, бросать вызов Кериму мне пришлось именно через прессу — на территорию дворца для торжественного швыряния перчатки в лицо оппонента нас бы все равно никто не пустил.
В пять часов утра Джелал ад-Дин убыл из посольства и пробрался на свое место в окружении калифа.
В семь часов утра мы устроили очередной брифинг, на котором была выработана общая стратегия действий.
В восемь часов утра посол связался с представителями средств массовой информации и сообщил, что мы намерены выступить с заявлением.
В восемь тридцать случайно разбуженный мной Риттер обозвал меня идиотом.
В девять утра я вышел на балкон посольского кабинета и увидел огромную толпу, которая собралась перед зданием. На балкон были нацелены сотни камер, и, честно говоря, я чувствовал бы себя увереннее, даже если бы это были оружейные стволы.
В девять ноль пять я начал говорить.
В девять двадцать одну я говорить закончил.
Толпа взревела, еще когда я произнес слова про «волю Аллаха» и «холодная сталь решит этот спор», и не умолкала еще минут пятнадцать после того, как я замолчал.
В девять тридцать мою речь уже транслировали по всем местным каналам.
В десять два ноля я уже пил кофе в своих апартаментах, и Риттер второй раз сообщил мне, что я идиот.
В десять пятнадцать все местные телеканалы показали ответное выступление Керима ад-Дина.
Калиф был в бешенстве и едва ли не брызгал слюной прямо с экрана. Он обещал изрубить самозванца, то бишь меня, на куски и сразу же после этого вышвырнуть жалких приспешников и мелких коварных интриганов, то бишь имперскую дипломатическую миссию, с планеты, причем утверждал, что на все это ему потребуется не больше местных суток. Так же он обещал страшные кары всем, кто шакалит у кленнонского посольства, и вот тут я не совсем понял, кого он имеет в виду. Может быть, своего племянника Джелала. Вроде бы, кроме него, тут никто не «шакалил».
В десять тридцать Реннер заверил меня, что все идет по плану, и предложил использовать юного энсина Бигса в качестве спарринг-партнера для тренировки перед поединком с Керимом. Я сообщил, что вполне уверен в своих силах, и от услуг юного энсина Бигса отказался. Бой с Керимом — это одно дело, а вот вступать в ближний бой с кленнонцем без особой необходимости мне не хотелось. Даже в щадящем режиме тренировки.
К полудню для обсуждения условий предстоящего поединка в посольство прибыла официальная делегация секундантов калифа, и выяснилось, что я зря беспокоился о судьбе Джелала, ибо он эту делегацию и возглавлял. Джелал вообще представлялся мне типичным воплощением великого визиря, хитрого, коварного и вечно лелеющего планы по захвату власти. Ему бы для антуража еще пару принцесс похитить и в башне запереть…
Керим продемонстрировал свою полную предсказуемость и действительно выбрал в качестве оружия раритетные кривые сабли, а я вконец уверился в своей и кленнонской правоте.

Нельзя доверять управление государством столь неуравновешенному типу. В спокойные времена его правление еще бы имело какие-то шансы закончиться благополучно, но где те спокойные времена? Пока мы тут между собой не можем договориться, древний флот скаари продолжает свое продвижение к нашим планетам.
Поединок должен был состояться завтра на площади перед дворцом калифа, биться решили на рассвете.
Место было выбрано не случайно, именно там протекала и прошлая битва за власть. Претендент рвется во дворец, нынешний калиф пытается не дать ему пройти.
Что должен был символизировать рассвет, лично для меня осталось загадкой.
В три часа пополудни Джелал отбыл, формально пожелав мне удачи.
Мы пригласили журналистов внутрь и устроили импровизированную пресс-конференцию, после чего Реннер заявил, что на сегодня мы поработали достаточно, и разогнал всех отдыхать. Дескать, завтра великий день, и не стоит портить его усталыми помятыми рожами.

Бессонная ночь оказалась сильнее волнения перед завтрашней схваткой, и в четыре часа, после плотного обеда и выкуренной трубочки, я завалился спать. Мне ничего не снилось, и когда я проснулся в половине третьего ночи, я чувствовал себя бодрым и отдохнувшим.
На кухне посольства всегда кто-то есть, и мне удалось раздобыть себе свежесваренного кофе. Прихватив с собой кофейник и трубку, уже набитую табаком, я вышел на балкон и обнаружил на соседнем балконе полковника Риттера, который сидел в шезлонге и пялился в звездное небо Леванта.
— Чем больше я узнаю монархию, тем больше вижу в ней преимуществ перед развитой демократией, — заметил он, перебираясь ко мне. — Для выборов демократически избранного лидера потребовалось бы несколько месяцев напряженной работы и бюджет, сравнимый с годовым оборотом какой-нибудь не слишком развитой колонии. А все, что требуется при монархии, — это всего пару раз саблей махнуть. Дешево и эффективно. Хотя это и варварство, конечно.
— Ты сейчас кто? — поинтересовался я.
— Я сейчас Холден, — сказал он, наливая себе кофе.
— Очень удачно, — заметил я. — Я как раз хотел с тобой поговорить.
— Нервничаешь?
— Немного, — сказал я. — Адреналин, все такое.
Перед Реннером я старался держаться уверенно, но, на самом деле, в глубине души меня терзали сомнения. Одно дело — довериться рефлексам в учебном бою, когда противник может тебя только покалечить. Но на рассвете мне предстоял бой насмерть, и мне хотелось бы рассчитывать на что-то большее, нежели неведомо откуда взявшееся умение махать острым куском железа.
Шестое чувство, мой фирменный способ заранее узнавать о грозящей опасности — вот на что я рассчитывал, и пока моя ставка срабатывала. Но меня много раз предупреждали, чтобы я не слишком на него полагался, потому что в самый ответственный момент оно может отказать. Так что полной уверенности в своей победе у меня не было.
Поэтому мне хотелось поговорить с Холденом и расставить все точки над «ё». В конце концов, у меня может и не быть второго такого шанса.
И вот Холден сидит передо мной, в запасе у нас еще большая часть ночи, а я все не решаюсь задать главный вопрос. Тот вопрос, который сам Холден озвучил под занавес предыдущей беседы, тот самый, который так долго не давал мне покоя.
Я боялся спрашивать. Так бывает, когда ты очень долго чего-то ищешь, и вот твои поиски завершены, и лишь одна дверь отделяет тебя от объекта твоих желаний, и ты стоишь на пороге и не можешь открыть эту заветную дверь из-за боязни разочарования.

Я боялся спрашивать. Так бывает, когда ты очень долго чего-то ищешь, и вот твои поиски завершены, и лишь одна дверь отделяет тебя от объекта твоих желаний, и ты стоишь на пороге и не можешь открыть эту заветную дверь из-за боязни разочарования. Случается, что когда вожделенный предмет наконец-то попадает в твои руки, он теряет большую часть своей привлекательности, и ты стоишь перед какой-то непонятной фигней, озадаченно чешешь в затылке, морщишь лоб и спрашиваешь себя, на что ты потратил столько лет твоей жизни. Неужели на это?
Холден отнюдь не рвался облегчить мне задачу. Он молчал и пил кофе с возмутительно спокойным видом.
— Ладно, регрессор, — сказал я. — Я готов. Валяй, выкладывай мне все.
Он покачал головой.
— Я не думаю, что тебе стоит узнавать это именно сейчас, перед боем. Душевного спокойствия тебе эти знания вряд ли прибавят.
— Черт с ним, — сказал я. — А вдруг меня завтра убьют?
— Вряд ли, — сказал Холден.
— Я хочу знать, кто я такой и чего вам от меня надо, — сказал я. — Сейчас. Без всяких дурацких отговорок и попыток вернуть сюда Риттера.
— То есть сам ты все еще не догадываешься? — На этот раз улыбка Холдена была не слишком веселой.
— Нет.
— Были же звоночки… Впрочем, пусть так, — пожал плечами Холден. — Люк, я твой отец.
— Шутка, повторенная дважды, в два раза смешнее не становится, — сказал я, медленно начиная закипать.
— Это не такая уж и шутка, — сказал Холден. — Конечно, я не твой отец, да и ты не Люк, а световые мечи остались выдумкой. Но все же в каком-то смысле ты являешься одним из нас. Ты тоже регрессор, Алекс.

ГЛАВА 8

Звоночки были…
Я знал, что во мне есть что-то необычное. Собственно, если бы я был нормальным человеком, то ушлые потомки не стали бы выдергивать меня в эту эпоху, а оставили бы с промытыми мозгами в Белизе двадцать первого века. Именно из-за некоторых особенностей моей памяти меня решено было переправить в будущее для более тщательного исследования.
Потом был несчастный случай в военном лагере, когда мое чувство опасности первый раз дало о себе знать.
Дальше — больше.
Бойня на Тайгере-5, после которой мой мозг должен был пострадать от кислородного голодания, но почему-то не пострадал. Прогрессирующее умение видеть будущее, в котором мне угрожает какая-то опасность. Результаты медицинского исследования на Веннту, которые оказались очень близки к результатам обследования Холдена.
Но все это время я продолжал думать, что я человек с необычными мутациями. В крайнем случае результат чьего-то генетического эксперимента.
Задавая Холдену вопрос, я подозревал, что правда может мне не понравиться, но все же надеялся услышать в ответ что-нибудь вроде «ты любопытный мутант, Алекс, поэтому я за тобой и наблюдал».
По сути, мне подошел бы и любой другой ответ, сколь угодно фантастический, и даже версия с «пустышкой», которую раскручивал Визерс, дабы отвлечь внимание от настоящих своих дел, и то понравилась бы мне больше той, которую назвал Холден.
— …ты тоже регрессор, Алекс.
— Тогда почему я этого не помню? — И еще я обратил внимание, что, когда Холден говорил со мной о людях, он всегда употреблял местоимение «они».

— Тогда почему я этого не помню? — И еще я обратил внимание, что, когда Холден говорил со мной о людях, он всегда употреблял местоимение «они». И никогда — «вы».
— Это довольно странная история даже для нас, — сказал Холден. — Ты — нетипичный регрессор, получившийся в результате эксперимента. Ты прикован к этой телесной оболочке и никогда не существовал в энергетической форме.
— И все-таки ты продолжаешь утверждать, что я один из вас?
— Да. Ты в некотором роде всегда был одним из нас.
— Тогда почему я не умираю?
— Ты никогда не существовал в энергетической форме, — повторил Холден. — Скорее всего, у тебя тоже есть энергетический пробой, как и у всех нас, но из-за твоей связи с этим телом он пока не критичен. Когда это тело погибнет, ты умрешь вслед за ним.
— Как и обычный человек, — сказал я.
— Обычный человек умирает вместе с телом, а не вслед за ним, — сказал Холден.
— Я ничего не понял, — признался я. — Так я человек или один из вас? Если я человек, то зачем ты говоришь мне, будто я регрессор? Если я регрессор, почему же я никогда не существовал вне этого тела? Давай с самого начала, а?
— Ты появился на свет, потому что один из нас сошел с ума, — сказал Холден. — Твой отец, условно назовем его так, наблюдал за человечеством с самого начала, и постоянное пребывание в разных человеческих телах в конце концов сыграло с ним злую шутку. Ему начало нравиться человечество, и он не хотел использовать людей так, как это было задумано изначально. Он считал, что люди имеют право на собственную жизнь и собственную историю, что они не должны становиться нашими придатками. Конечно, он не начал думать, что он человек. Он всего лишь предположил, что если он очень хорошо притворится, то сможет им стать. И когда от его человеческой оболочки забеременела очередная женщина, он решил, что должен дать этому ребенку что-то от себя. Не от тела, которое служило ему временным пристанищем, а от себя лично. Он ни с кем не поделился своими планами, поэтому мы не смогли его остановить.
— Но что же он мог дать?
— Он скопировал часть своего «я» и передал ее ребенку еще на стадии эмбриона, — сказал Холден. — Тебе не пришлось вытеснять прежнего владельца этого тела. Когда оно появилось на свет, ты уже был внутри.
— Что же случилось с этой личностью? Почему я ее не ощущаю?
— Воспоминания твоего отца заперты в отдельном блоке твоей памяти. В потенциале ты обладаешь такими же способностями, как и любой из нас, но ты не можешь их использовать, потому что ты о них не помнишь. Мы полагаем, блок воспоминаний должен будет открыться, когда ты… то есть когда эта твоя оболочка погибнет. Видишь ли, твой отец хотел, чтобы ты прожил жизнь обычного человека, от начала и до конца, и только потом узнал правду. Он считал, что это поможет убедить остальных отказаться от первоначального плана и оставить человечество в покое.
— Да он был настоящий бунтарь, — сказал я. — То есть ты хочешь сказать, что пока я жив, я человек. А в следующей жизни стану регрессором?
— По замыслу отца, так и должно было случиться, — сказал Холден. — Но при нынешних обстоятельствах ты умрешь очень скоро после того, как станешь регрессором. Едва ты лишишься этого тела, как тебя прикончит энергетический пробой.

Едва ты лишишься этого тела, как тебя прикончит энергетический пробой. Так же, как он прикончит каждого из нас.
— Выходит, между мной и обычными людьми никакой разницы нет, — сказал я. — Я — человек. Грубо говоря, сейчас я попросту не могу быть регрессором, потому что не помню этого. Наша личность — это сумма наших воспоминаний.
— Технически разница все-таки есть, — сказал Холден. — К тебе прорывается часть твоих способностей, своего рода защитный механизм. У тебя эйдетическая память, ты неподвластен тотальному ментоскопированию, ты способен видеть будущее, когда тебе угрожает опасность, ты, сам того не подозревая, укрепил это тело. Помнишь, как тебя удивили результаты обследования на Веннту? Неужели тогда ты не спрашивал себя, почему вы с Холденом, такие разные внешне, оказались такими похожими внутри?
— Меня нервирует, когда ты говоришь о себе в третьем лице.
— Извини.
— Что случилось с моим… прародителем?
— Его идеи не нашли понимания у наших сородичей, — сказал Холден. — Он был отозван с Земли и нейтрализован. Это стоило нам определенных усилий.
— То есть вы его убили?
— В каком-то роде.
— Что это значит?
— Он был вынесен за рамки существования в этой вселенной, — сказал Холден.
Я не стал выяснять, что это значит. Были вопросы поважнее.
— Почему же вы не убили меня?
— Потому что в твоем лице мы столкнулись с феноменом, — сказал Холден. — Феномены принято изучать, а не уничтожать. К тому же ты был не опасен, пока жив этот твой носитель и действует блокировка памяти. Мы до сих пор не знаем, что произойдет с тобой после смерти этого тела, Алекс. Самым вероятным вариантом было то, что ты обретешь отложенную память твоего создателя и станешь одним из нас. Однако мы опасались, что вместе с памятью своего предка ты обретешь и его идеи, и тогда у нас могут возникнуть проблемы.
— Теперь не опасаетесь?
— Теперь нам уже все равно, — сказал Холден. — Если это твое тело умрет от старости… или хотя бы переживет следующие несколько лет, ты станешь последним из нашего народа. К тому времени со всеми нами будет покончено, да и сам ты долго не протянешь. Брешь в твоей энергетической оболочке прикончит тебя так же, как и всех остальных.
— А как же Белиз, двадцать первый век, темпоральный туннель? Неужели это было случайно?
— Конечно же нет, — сказал Холден. — Мы долгое время не знали о твоем существовании, и только около пятнадцати лет назад твой отец сообщил нам, что оставил в глубоком прошлом закапсулированную копию своей личности. Собственно говоря, это известие и вызвало конфликт, в результате которого твой отец прекратил свое существование в этой части вселенной. Оставлять тебя в прошлом было слишком опасно, ты был бомбой отложенного действия, никто не мог предугадать, как ты поступишь после того, как обретешь полный объем памяти и все свои возможности. Тогда мы решили доставить тебя в настоящее. Путешествие назад во времени не проблема для нас в нашем обычном состоянии, но в твоем случае тебя следовало вытащить вместе с телом, чтобы не потревожить блок памяти и не спровоцировать катастрофу в прошлом. Для этой операции было необходимо аппаратное обеспечение, которого у нас не было, и тогда мы подарили Альянсу его темпоральный проект. При их уровне развития физики темпоральных полей сами бы они до него еще тысячу лет не додумались.

— Но как?
— Ты встречался с ведущим специалистом, профессором Мартинесом, — сказал Холден. — Его тело контролировал один из нас. Его считали гением, человеком, опередившим свое время, а на самом деле он просто не был человеком.
Люди, работающие над темпоральным туннелем, думали, что создают для Альянса абсолютное оружие, которое поможет им одержать верх в грядущем противостоянии. Но они были лишь марионетками в руках высшего разума, который решал свои задачи, и у дорогостоящего проекта была только одна цель — вытащить из прошлого дефектную и потенциально опасную копию одного из регрессоров.
Меня.
Туннель открылся в Белиз, так было безопаснее. Маленькая, ничем не примечательная страна, до которой никому нет дела.
Дальнейшая комбинация показалась бы обычному человеку слишком сложной, но для энергетического существа, способного управлять чужими телами, она таковой не была.
Беглый олигарх, скрывающийся в Белизе от российского правосудия, московский бизнесмен Владимир, жаждавший пообщаться, мой однокурсник Стае, предложивший мне хорошие деньги за поездку на курорт в качестве переводчика… Все это казалось цепью случайностей, а на самом деле было тщательно продуманной операцией регрессоров, у которой была одна цель — доставить меня в Белиз. Туда, где меня ждали Холден и вход в темпоральный туннель.
— Чтобы никто не заподозрил нашего присутствия, все должно было выглядеть естественно, — продолжал Холден. — Мы знали, что в нашем времени ты сразу попадешь в руки СБА, поэтому ты и сам ничего не должен был знать. То, что в тебя сразу вцепился Визерс с его теориями о существовании четвертой расы, оказалось для нас неприятной случайностью.
— Тем не менее вы не торопились вызволять меня из его лап и рассказывать правду, — сказал я.
— Это было лишним. В настоящем ты уже не представлял такой угрозы, и окончательное решение твоего вопроса могло подождать.
— Как так вышло, что в прошлом я был опасен для вас, а теперь вдруг перестал?
— Представь себе высотное здание, где каждый этаж является определенным временным промежутком. Прошлое — это фундамент, на котором возведено здание, и фундаменту вредны любые потрясения. В прошлом ты мог спровоцировать катастрофу, которая обвалила бы все здание. В настоящем… ну, взорвешь ты пентхаус и часть крыши, остальное-то все равно останется стоять.
— Темпоральный проект накрылся, потому что перестал быть вам нужен? — спросил я. — Вы убили всех этих людей и взорвали платформу, потому что они сделали свою работу и больше не были нужны, так?
— А как нам надо было поступить? Заигрывание с темпоральными полями слишком опасно на этой стадии развития человеческой цивилизации, — заявил Холден. — Они хотели использовать тоннель как оружие. Страшно подумать, к каким последствиям это могло привести.
— Ваши методы так же отвратительны, как и ваши цели, — сказал я.
— Ты просто еще больше человек, чем регрессор, — сказал Холден. — Когда ты станешь таким же, как я, твое мнение может перемениться. Мы делали то, что считали нужным для нас, не больше и не меньше. И человеческая мораль, довольно гибкая и в оригинальном исполнении, на нас не распространяется.
— Наверное, я рад, что вы умираете. Что мы все умираем, — поправился я. — Когда уйдет последний, галактика вздохнет с облегчением.

— Когда уйдет последний, галактика вздохнет с облегчением.
— Галактика — это просто пространство. Ему нет никакого дела до разумной жизни.
Я затянулся трубкой и попытался успокоиться. Для культурного шока сейчас не самое подходящее время, на рассвете меня ждет небольшое дельце, и мне лучше быть к нему готовым.
— Сколько вас… нас осталось? — поинтересовался я.
Холден пожал плечами.
— Едва ли несколько сотен, и с каждым днем становится все меньше и меньше.
— И что вы намерены теперь делать?
— С тобой?
— И со мной, и вообще.
— А ничего, — сказал Холден. — Пусть все идет, как идет.
— Своими действиями вы поставили три разумные расы на грань катастрофы, — сказал я. — Ты не считаешь, что вы должны что-нибудь предпринять, чтобы это исправить?
— Лично я больше никому ничего не должен, — сказал Холден. — И мне нет никакого дела до трех разумных рас. Если бы не мы, двух из них вообще бы не было, а весь Исследованный Сектор Космоса принадлежал Гегемонии Скаари. Скорее всего, через пару веков она и так будет владеть им безраздельно, так что все возвращается на круги своя. Небольшое отклонение, которое мы вывали, скоро будет сглажено само собой, и история потечет по прежнему руслу.
— Ты не чувствуешь за собой никакой ответственности?
— Абсолютно никакой. Наш народ вообще не оперирует такими понятиями по отношению к низшим видам. Я чувствовал некоторую ответственность по отношению к тебе как к одному из моих сородичей, коих стараниями Визерса осталось очень мало, и именно поэтому я предоставляю тебе ту информацию, которую предоставляю, пусть даже эксперимент твоего прародителя больше не имеет никакого значения. Но это и все.
— А если я попробую что-то предпринять?
— Валяй. Я не попытался бы тебя остановить, даже если бы смог. Но что ты можешь сделать? Скаари не остановят твои увещевания, какие бы сказки ты им ни рассказывал. Ты сейчас — всего лишь человек, и твои возможности сведены к человеческим.
— Один человек может изменить многое.
— Оказавшись в нужном месте в нужное время, — сказал Холден. — Левант — это не то место, откуда можно на что-то повлиять. Да и время уже ушло.
— Пока корабли скаари летят, время еще есть.
— Ерунда, — сказал Холден. — Ты продолжаешь мыслить по инерции, мыслить как человек. Тебе нужно некоторое время на осмысление новой информации, и после того, как ты примешь ее, тебе и самому не захочется ничего для них делать. Ты человек лишь потому, что твой предок наблюдал за людьми. С таким же успехом ты мог быть кленнонцем или скаари, и что бы ты в этом случае делал? Вынашивал планы по уничтожению человечества к вящей славе Гегемонии?
— Я не передумаю, — сказал я.
Он ухмыльнулся.
— Наша личность — это сумма наших воспоминаний, — сказал я. — Я помню только то, что я человек, и мне нет никакого дела до того, что я могу оказаться кем-то еще.
— Взгляни правде в лицо.
— Не хочу.
— Это безумие, — сказал Холден.
— Мир безумен, — сказал я.

— Мир безумен, — сказал я. — Регрессоры сделали его таким.
— В одиночку ты мир все равно не изменишь.
— Но я готов попробовать.
— Интересно, откуда у тебя взялся юношеский максимализм? — поинтересовался Холден. — Вроде бы не мальчик…
— Ты не умираешь, Феникс, — сказал я. — Ты уже мертв. Может быть, я и мыслю по инерции, но ты по инерции существуешь.
— Ты прав, внутри ты не регрессор, — сказал Холден. — Так иррационально может мыслить только человек. Но пойми, генерал Визерс перевел игру в эндшпиль. Для того чтобы спасти человечество от вторжения скаари, потребовались бы усилия если не всей нашей расы, то ее значительной части.
— Или десяток Разрушителей, — сказал я.
— Но Разрушителей больше нет, — сказал Холден. — У нас нет абсолютного оружия, нет никаких резервов, которые ты мог бы использовать. Ты один. И один ты уже ничего не сможешь изменить.
История здорово посмеялась над регрессорами. Им нужны были носители, и у них были скаари, но регрессоры захотели большего. И когда это большее появилось, оно мимоходом уничтожило самих регрессоров, и, по иронии судьбы, оно само в скором времени будет уничтожено скаари.
Круг готов замкнуться.
Скаари вот-вот победят. Они были первыми из трех, и они могут остаться последними.
А человечество, возникшее благодаря играм регрессоров и вопреки логике событий, готово исчезнуть. Естественный ход вещей оказался сильнее всех изменений, которые пытались внести регрессоры. Более того, он оказался сильнее самих регрессоров и нанес им удар, после которого им уже не встать.
Это не жизнь, это сплошная комедия положений и ошибок.
Жаль только, что я так поздно заглянул в сценарий.

— Если ты собрался вздремнуть перед утренней дракой, ты выбрал чертовски странное место, — сказал Риттер, и его голос вывел меня из глубоких раздумий.
Я отпил кофе и посмотрел на него. Да, вне всякого сомнения, теперь это был полковник СБА Джек Риттер, а Феникс ушел. Я уже научился распознавать их. Одно тело, но разные интонации и разные выражения одного на двоих лица.
— Ты даже не спросишь, что пропустил?
— Не спрошу, — сказал Риттер. — Потому что я все слышал. Мой… сосед предоставил мне такую возможность. Более того, мы с ним пообщались, и теперь я знаю все о регрессорах и о твоей с ними связи, — он вздохнул. — А также и о моей с ними связи.
— Ты не шокирован?
— Я умираю. Умирающих трудно шокировать. Ты действительно не знал, что ты регрессор?
— Наверное, я догадывался, — сказал я. — Где-нибудь на подсознательном уровне. Мое предвидение будущего, моя память… Странные сны, которые мне теперь снятся. Во сне я все время вижу войны. Я думаю, это прорываются воспоминания о моих предыдущих жизнях.
— Или же это просто сны, а ты подгоняешь их к новой информации, — сказал Риттер. — Впрочем, Феникс не стал от меня ничего скрывать, по крайней мере ничего важного. Когда у вас один мозг на двоих, трудно что-то утаивать, а лгать так и вовсе не возможно. Я верю в то, что ты регрессор.
— Я сам верю в то, что я регрессор, — сказал я.

— И это самое поганое.
— Увы, сие не дает тебе никакого тактического преимущества, — сказал Риттер. — Ты узнал правду, но никаких новых способностей это тебе не принесло.
— Феникс говорит, что новые способности придут ко мне со смертью этого тела.
— А что толку, если в энергетической форме тебе долго не протянуть?
— Толку немного, — согласился я.
— Ты на самом деле хочешь попробовать остановить вторжение?
— Хочу. Но я еще не придумал как.
— Думаю, я смогу тебе в этом помочь, — сказал Риттер. — Не буду сейчас ничего обещать, но у меня возникла одна идея, и мне кажется, что ее стоит проверить.
— Что за идея?
— Не забивай себе голову, — сказал Риттер. — По крайней мере пока. Сначала тебе нужно пережить это утро и разрулить текущий кризис. Кстати, ты неплохо вывернулся с этой идеей регентства. Если все пройдет гладко, то кленнонцы станут беречь тебя, как зеницу ока.
— В качестве противовеса Джелалу, — согласился я. — Но я не уверен, что это так уж хорошо. Наверняка они постараются вывезти меня с Леванта и посадить под замок, чтобы со мной гарантировано ничего не случилось.
— Если ты собираешься прожить долго, то все сложилось не так уж и плохо, — рассудительно сказал Риттер. — Но если ты намерен вмешаться в ход событий и попытаться остановить скаари, то это обстоятельство может тебе помешать.
— Вот и я о том же.
— Ладно, об этом тоже пока забудь, — сказал Риттер. — Я еще не проверил свою идею, она вполне может оказаться пустышкой. А тебе нужно сосредоточиться на драке с Керимом. Будем решать проблемы по мере их поступления.
— Слишком много их в последнее время поступает.
— Лихие времена, — сказал Риттер. — Любопытно было бы почитать, что напишут про этот период в учебниках истории.
— Учитывая, что этот учебник, скорее всего, будут писать скаари, можно легко предположить, что там будет сказано, — хмыкнул я. — Примерно так: «Это было время нашего окончательного триумфа, время, когда мы сокрушили жалких млекопитающих, в огромном количестве расплодившихся по всей галактике и возомнивших о себе невесть что. Время, когда Гегемония наконец обрела единство и стальным кулаком обрушилась на представителей низших форм жизни, время, когда мы огнем и мечом… тьфу ты, огнем и нейродеструктором очистили этот сектор космоса для того, чтобы подарить его нашим потомкам».
— Больше смахивает на агитку, чем на учебник, — сказал Риттер. — Но что-то в этом, конечно, есть.
— Так не должно быть.
— Если мы чего-нибудь по этому поводу не предпримем, то так будет.

Шесть флаеров — три лимузина и три больших транспортника, под завязку набитые имперскими штурмовиками, — опустились на площади перед дворцом калифа.
Нас ждали.
Народу было немного, но камеры, которыми площадь была буквально нашпигована, давали понять, что за происходящим здесь будут следить все три входящие в состав Калифата планеты.
Для высокопоставленных зрителей наскоро соорудили две небольшие трибуны. Большая часть мест была уже занята, пустовал только десяток кресел, предназначенных для кленнонской делегации.

Большая часть мест была уже занята, пустовал только десяток кресел, предназначенных для кленнонской делегации.
Между двумя трибунами полукругом выстроилась рота «Черных драконов» в парадном обмундировании, но с боевым оружием в руках. Из транспортников высыпали кленнонские штурмовики, которые образовали второй полукруг.
Когда речь идет о высших лицах государства, все должно быть обставлено красиво и торжественно. Даже их смерть.
Или особенно их смерть.
— Пора, — сказал посол Брэдшоу.
— Пора так пора, — согласился я. — Пойдем, окропим бетон красненьким.
Водитель открыл дверцу, и посол вышел из лимузина первым. За ним Реннер. Когда появился я, в свободной белой рубашке, черных штанах и с печатью мужественной решимости на челе, по трибунам прокатился негромкий гул.
Пока посол, Реннер и прочие шишки из посольства занимали свои места в ложе, я вышел на середину круга, образованного отборными солдатами двух наших государств. Так заведено с незапамятных времен — претендент выходит на ринг первым.
Вторым в круг вышел главный распорядитель турнира, он же рефери, он же будущий регент. В руках Джелал держал две кривые сабли, и он показал их мне, дабы я мог убедиться в том, что они абсолютно одинаковые.
— Который клинок отравлен? — с ухмылкой поинтересовался я.
— Эксперты из кленнонского посольства проверяли оружие, — оскорбился Джелал. — Вряд ли я сумел бы отравить его за те пять минут, что оно побывало в моих руках, да еще и незаметно для телекамер, которых тут слишком много.
— Только это вас и остановило?
— Конечно нет. Вы полагаете, у меня совсем нет чести?
Не, все-таки на роль великого визиря он не тянет. Коварен? Может быть. Двуличен? Несомненно. Но недостаточно изобретателен, и этот дефект все портит.
Да и чувство юмора у него хреновое. Мог бы и поддержать шутку.
Интересно, а наш разговор телекамеры пишут? Ближайшая стояла сразу за спинами «Черных драконов», метрах в двадцати от нас, и ее микрофон вполне мог уловить нашу пикировку.
И не менее интересно, чей бы клинок отравил Джелал, если бы у него была такая возможность.
Но спрашивать я не стал. Да и некогда было спрашивать, потому что под торжественные звуки фанфар на площади появился Керим ад-Дин. Претендент наконец-то дождался выхода действующего чемпиона.

Насилие — универсальная штука на все времена.
Тысячи лет цивилизации, расселение человечества по космосу, десяток смененных политических строев, а в конце концов все приходит к тому, что двое мужчин вынуждены подтверждать свои права с оружием в руках. То ли история действительно развивается по спирали, то ли цивилизация с ее правовыми и этическими нормами была ошибкой, насмешкой над слезшими с деревьев обезьянами, которые имели наглость вообразить себя разумными существами.
Кто сильнее, тот и прав.
Это было верно для вождей каменного века, и это остается верным здесь и сейчас.
Я был спокоен. Отчасти из-за того, что после сегодняшней ночи откровений Керим превратился в мелкую досадную помеху на пути к другой, более значимой цели, отчасти из-за боевого коктейля, впрыснутого доктором Кинаном и теперь циркулирующего по моим венам.
Калиф тоже наверняка прибег к услугам фармакологов. Запрет на допинг условиями поединка не оговаривался.

Запрет на допинг условиями поединка не оговаривался.
Керим смерил меня недружелюбным взглядом из-под густых черных бровей, молча забрал у Джелала одну из сабель и отошел на три шага назад. Для пробы пару раз взмахнул клинком, лезвие со свистом рассекло воздух. Движения у Керима были резкие и уверенные.
Я взял оставшуюся саблю и занял свое место.
Солдаты в круге замерли по стойке «смирно». На трибунах смолкли голоса.
— Аллах определит достойного, — провозгласил Джелал ад-Дин, и поединок начался.

Керим сразу бросился в атаку, и, судя по силе его первого удара, он вознамерился разрубить меня от плеча и до бедра. Я отреагировал так стремительно, что сначала даже сам не понял, что именно произошло. Ведомое то ли шестым чувством, то ли древними инстинктами, мое тело самостоятельно уклонилось от удара, а рука нанесла удар саблей снизу вверх, по кривой восходящей траектории, и на самом излете кончик лезвия чиркнул по горлу калифа.
По крайней мере, мне показалось, что только чиркнул.
Керим выронил свою саблю на бетон и обеими руками схватился за горло. Между его пальцами струилась кровь, и с каждым ударом сердца ее становилось все больше и больше. Вот уже его рубашка стала красной, вот первые капли окропили площадь…
Но он не падал. Он даже попытался что-то сказать, но вместо слов из его глотки вырвался хрип.
Не зная, как поступить в этой ситуации, я бросил взгляд на Джелала. Лицо будущего регента не выражало никаких эмоций, но в глазах читалось торжество.
Керим снова захрипел и рухнул на колени. Его руки разжались и плетьми повисли вдоль тела.
— Милосердия, — сказал Джелал и чиркнул большим пальцем по своему горлу в демонстрации международного жеста, означающего «прикончи его».
Рефлексы нужного движения не подсказали, и второй удар мне пришлось наносить осознанно.
Поединок закончился.

Часть третья
СОВСЕМ ДРУГАЯ ИСТОРИЯ

ГЛАВА 1

Мы проторчали на Леванте еще два с половиной месяца.
Не думал, что процесс, который Реннер обозвал «утрясением разных бюрократических формальностей», отнимет у нас так много времени.
Особенно если сравнить затраченное на официальные процедуры время с тем сроком, который мне потребовался для того, чтобы сместить Керима с места калифа и самому усесться на трон.
Пока я подписывал договоры, заключал союзы и присутствовал на официальных церемониях, которые нельзя было пропустить, посол Брэдшоу стоял за правым моим плечом, а Джелал — за левым. В то же время имперская разведка старалась нарыть как можно больше информации на потенциального регента, дабы определить, насколько можно ему доверять. Получалось, что можно.
В жизни он был тот еще хорек со слабостью к противоположному полу и азартным играм, но в политике он был сторонником начатого еще Асадом ад-Дином курса по сближению Калифата с Кленнонской Империей, а это для Реннера в данной ситуации являлось главным определяющим фактором.
Уже на втором месяце эйфория, овладевшая населением после моего первого появления в новостях, начала спадать, и люди все чаще вспоминали о моем инопланетном происхождении. Сначала это были простые перешептывания, потом об этом открыто заговорили местные традиционалисты, и со временем эти разговоры могли перерасти в серьезную проблему.

Джелал оказался прав, даже явные выгоды от союза, заключенного с Империей, в глазах общественного мнения не могли перевесить тот факт, что для местных я был чужаком.
Когда получивший полный отчет о благонадежности Джелала Таррен Второй дал отмашку, мы с будущим регентом выступили в прямом эфире и объявили о готовящейся передаче власти. После этого недовольные разговоры если не прекратились совсем, то хотя бы стихли до такого уровня, на котором их можно было игнорировать.
По ночам мы с Риттером разрабатывали наш план по спасению человечества, как его основной ветви, так и побочной, от вторжения скаари.
Холден давал о себе знать все реже. То ли он уже рассказал мне все, что хотел рассказать, и не видел дальнейшего смысла в наших беседах, то ли старался дать напоследок побольше времени истинному владельцу того тела, которое он оказался вынужден делить с Риттером.
Не могу сказать, что я сильно по нему скучал.

Мы должны были покинуть Левант на следующий же день после того, как Джелал ад-Дин официально примет должность регента, и за неделю до этого срока я пригласил Реннера для серьезного разговора. Его помощь была нам необходима.
Точнее, нам необходима была помощь Империи, а Реннер, как самый авторитетный боевой офицер и придворный, справившийся со щекотливым заданием и находившийся в фаворе у императора, мог нам посодействовать в ее получении.
Поскольку я все еще был калифом, встречаться в имперском посольстве было некомильфо, и я пригласил адмирала во дворец. Впервые при встрече с сильными мира сего разговор должен был состояться на моей территории.
Риттер сразу же взял быка за рога.
— Адмирал, вы помните наш давний разговор о Гегемонии? — спросил он. — Скажите, вы все еще считаете, что, если устранить Кридона, кланы обрушатся в привычный для них хаос и будут уже не так опасны для нас?
— Да, — сказал Реннер. — Но я все еще не вижу способа добраться до Кридона.
— Я думаю, что могу с этим помочь, — заявил Риттер. — Мне известно, что мобильная база ВКС «Спектрум» заброшена, но все еще цела.
— Она не выходит на связь, — сказал Реннер. — Но физически она все на том же месте, там, где ее застиг гиперпространственный шторм, и выглядит не слишком поврежденной.
— Вы не пытались проникнуть внутрь?
— Мы не видели в этом необходимости, — сказал Реннер. — Там сейчас нет ничего, что могло бы представлять для нас хоть какой-то интерес.
— Кое-что есть, просто вы об этом не знаете, — сказал Джек. — По пути на Кленнон нам нужно будет сделать небольшой крюки посетить «Спектрум». Полагаю, что много времени это не займет.
— К чему такая спешка? Что вы рассчитываете там обнаружить?
— В свое время база ВКС «Спектрум» считалась самым защищенным объектом в дальнем космосе, и мы хранили там резервные копии своих архивов, — сказал Риттер. — И когда я говорю «мы», я подразумеваю СБА.
— Мы уже получили часть ваших архивов.
— Но вы не получили самого главного, — сказал Риттер. — В архивах «Спектрума» должны храниться звездные карты, в том числе и самая подробная звездная карта Гегемонии Скаари со всеми известными нам укреплениями, ловушками и полями бывших сражений, которые все еще представляют опасность.

— Эти данные устарели на двести лет, — сказал Реннер.
— Да, но если учесть, что скаари только начали восстанавливать прыжковый флот, как и все мы, едва ли за эти двести лет что-то существенно изменилось, — сказал Джек. — Глупо наращивать оборонительные сооружения, если у твоего противника нет флота, а сам ты намерен нанести упреждающий удар.
— Но к чему такая спешка? — спросил Реннер. — Император желает видеть меня и Алекса на Кленноне. Мы полетим туда, а за картами отправим кого-то еще.
— Во-первых, быстрее всего добраться до карт вы сможете при моей помощи, а я, как вы видите, далеко не вечен, — хмыкнул Риттер. — Во-вторых, надо действовать до того, как туда нагрянут наши марсианские друзья. Они уже объявили себя наследниками Альянса и наверняка заявят свои права на все, что осталось от былой мощи наших ВКС.
— И, в-третьих, я предпочел бы встретиться с императором, уже имея эти карты на руках, — сказал я. — Время дорого. Военный и промышленный союз, который мы тут заключили, это очень хорошо, но основной проблемы он все равно не решает.
— Я должен предупредить императора о том, что мы задержимся, — задумчиво сказал Реннер. — Как минимум.
По-моему, идея адмиралу понравилась. Планирование боевых операций привлекало его куда больше, чем политические игры, пусть даже политические игры на Леванте от боевых операций мало чем отличаются.
Если архив цел, с его помощью мы сможем проложить безопасный путь до Кридона. Препарированные воспоминания Визерса и мои собственные впечатления помогут нам ориентироваться в подземельях мертвой планеты. Осталось только придумать, как преодолеть орбитальную оборону, и план операции будет закончен.
Останется только самая малость — претворить его в жизнь.
— Я поговорю с императором, — сказал Реннер. — Поговорю завтра же. Но я ничего не могу обещать.
— Вы сейчас на подъеме, — сказал Риттер. — Используйте это.
— И вы можете сказать, что это и моя просьба, — сказал я. — В конце концов, после того, что я сделал, императорский дом мне немного задолжал.
— Я не могу откровенно давить на собственного монарха, — улыбнулся Реннер. — Но, поверьте, я использую все рычаги, которые только смогу найти.

Для спешки была еще одна причина, о которой я Реннеру не сказал.
У меня начали выпадать волосы. Однажды утром на подушке я обнаружил целый клок, после чего предпочел не появляться на публике без головного убора. Как только мы окажемся в космосе, я попрошу обрить меня наголо.
По вечерам, особенно если я проводил целый день на ногах, на меня начали накатывать волны слабости. Это была не приятная усталость после плодотворно проведенного дня, не свинцовое утомление, вызванное постоянным недосыпанием и напряженным рабочим графиком, а полное изнеможение, когда любое движение требовало огромных усилий, а разум словно погружался в замедляющий мысли свинцовый туман.
Я сравнил свои симптомы с ранней стадией состояния Риттера и нашел их весьма похожими, разве что без провалов памяти на моей стороне. Холден, проявившийся после первого же разговора с Риттером на эту тему, подтвердил мои догадки.
Тело Алексея Каменского вступило в фазу медленного умирания.
Холден дал мне от силы год, и, если судить по его собственному телу, активная жизнь займет лишь половину этого времени.

Холден дал мне от силы год, и, если судить по его собственному телу, активная жизнь займет лишь половину этого времени.
У Риттера уже начали выпадать зубы, он сильно похудел, кожа покрылась старческими пятнами. Полковник старался не делать лишних движений и предпочитал передвигаться в компенсирующем скафандре. Еще немного, и нам придется возить его на коляске.
Риттер принимал свою участь стоически и не жаловался. По его утверждению, он готов был распрощаться с этим миром еще на Веннту и каждый день, прожитый им после разморозки, расценивал как подарок.
Мне было тяжело. Периодически на меня накатывала тоска, и я впадал в пучины отчаяния, откуда вытаскивал себя только максимальным усилием воли. Чтобы меньше думать об этом, я старался занять себя работой, а когда работа на Леванте подошла к концу, я обеими руками схватился за предложение Риттера.
Я слишком многого в этой жизни не успел сделать и, видимо, теперь уже не успею. Не завел семью, не вырастил детей, не построил дом. Пару деревьев только посадил в молодости, на субботнике.
Когда я уйду, после меня практически ничего не останется. Так почему бы не спасти человечество финальным аккордом? Мой маленький вклад в наше общее дело…
— Если рассуждать глобально, то смысл жизни вовсе не в женах, не в детях и не в работе, — сказал Риттер, когда мы заговорили с ним на эту тему. — Смысл жизни в том, чтобы оставить после смерти условия существования лучшие, чем они были до тебя. Хоть чуточку, но изменить этот чертов мир. Я услышал эту фразу в юности, когда решал, чем мне заняться дальше, но тогда я не понимал, что она означает. Даже не так… тогда я не думал, что это касается и меня. Тысячи людей живут и умирают без всякого смысла, и мир после их смерти не становится ни лучше, ни хуже. Мир просто не замечает, что они вообще существовали. Когда я поступил на службу в СБА, это и был мой шанс что-то изменить, но боюсь, что тогда я его профукал. Теперь мне представился еще один, и я намерен вцепиться в него зубами. Когда-то я дал клятву служить человечеству, особо даже не вдумываясь в слова, которые произносил, зато сейчас, когда организация, которая требовала от меня этой клятвы, существует только в устаревших архивах, я намерен сдержать слово. Я понимаю, как пафосно это звучит со стороны, но иногда просто нет других слов.
Человечество наконец-то избавилось от влияния регрессоров, заплатив за это очень высокую цену, и перед ним возникла новая угроза, перед которой оно может не устоять. Все повисло на полоске.
Но если нам удастся избавить человечество от угрозы скаари, то Империя и остатки Альянса получат шанс на новую жизнь, которую они будут строить самостоятельно.
Не факт, что без влияния регрессоров у них получится лучше, но все следующие шишки, которые на них упадут, останутся целиком на их совести. В отличие от той же Войны Регресса, они будут заслужены самим человечеством, а не ниспосланы высшей силой, преследующей свои собственные интересы.
Чем больше я думал об истории Исследованного Сектора Космоса, тем труднее мне было выдать оценку той роли, которую сыграли в этой истории регрессоры. Цели, которые они преследовали, были чудовищны, и на фоне того, что они тысячелетиями творили с людьми и скаари, гиперпространственный шторм, вызванный Визерсом, уже не казался ужасным преступлением. Он сливался с фоном, становился всего лишь очередным эпизодом в длинном списке катастроф.
Вдобавок после откровений Холдена стало непонятно, как следует воспринимать фигуру самого Визерса. С одной стороны, он убил миллионы, возможно, миллиарды разумных существ, но с другой — он избавил галактику от влияния регрессоров.
Сам того не зная, он уничтожил четвертую расу, разнес вдребезги все их автоматизированные боевые станции, которые мы знали под именем Разрушителей, отомстил за все, что нам пришлось вытерпеть от экспериментов высшего разума, вернул, а точнее, подарил людям возможность самоопределения, которой у них никогда раньше не было.

Сам того не зная, он уничтожил четвертую расу, разнес вдребезги все их автоматизированные боевые станции, которые мы знали под именем Разрушителей, отомстил за все, что нам пришлось вытерпеть от экспериментов высшего разума, вернул, а точнее, подарил людям возможность самоопределения, которой у них никогда раньше не было.
И кто он после этого, преступник или праведник, злодей или спаситель?
Пожалуй, всего понемногу. Хорошо, если грядущие историки не узнают всей правды о свершениях генерала, иначе его биография и оценка его достижений станут предметами для ожесточенных научных споров.
Регрессоры поощряли агрессивность скаари, потому что она была им на руку. Вполне возможно, что они поощряли и человеческую агрессивность, ведь людям предстояло конкурировать с ящерами за право предоставить свои тела для сородичей Холдена и, вполне возможно, моих.
Неужели войны, которые человечество вело на протяжении всей своей истории, были навязаны нам в рамках этой конкуренции? Могли ли мы пойти по другому, менее кровавому пути? Обойтись без Александра Македонского, Чингисхана, Наполеона, Гитлера? Или агрессия заложена в наших генах, как она заложена в генах скаари?
Вопросы, представляющие лишь академический интерес. История не знает сослагательного наклонения, и прошлое уже нельзя изменить, зато сегодняшнее противостояние переходит к своей решающей фазе. Мы или скаари? Регрессоры отсеялись по дороге, и нам придется играть финал уже без них.
Что касается вашего покорного слуги, то я себя представителем высшего разума не ощущал. Умом я понимал, что Холдену уже не было никакого смысла врать и он сказал правду, и эта правда объясняла многие мои способности, недоступные обычным людям, как объясняла оно и мое внезапное ухудшение здоровья, но почувствовать себя регрессором и представителем иной формы жизни на самом деле у меня не получалось.
Возможно, смерть моего тела расставит все по своим местам и подарит мне ответы на все вопросы, которые я бы хотел задать.
Холден говорит, что для существа в энергетической форме время не имело решающего значения. Еще он говорит, что, несмотря даже на то что для постороннего наблюдателя моя смерть будет очень быстрой, субъективно я могу прожить еще целую вечность после того, как тело Алекса Стоуна обретет покой. Конечно, тогда я уже не смогу действовать и оказывать влияние на этот мир, стану чистой энергией, разумом без оболочки, но… Я мыслю, следовательно, я существую.
Во всяком случае, времени разобраться в своей жизни мне должно хватить.
Это утешает, конечно. Обычному человеку такая возможность после смерти не предоставляется.

— Сканеры фиксируют на базе легкую энергетическую активность, — доложил капитан Мартин.
Хорошо быть Реннером. Капитаны супердредноутов стелются перед тобой, как молодые лейтенантики.
— Доложить о готовности штурмовой группы.
— Штурмовая группа готова.
— Я тоже готов, — подал голос Риттер.
Он был накачан лекарствами так, что они вот-вот начнут вытекать у него из ушей, зато это позволяло ему стоять без посторонней помощи.
Предоставить ему боевую броню Реннер отказался наотрез, да и не факт, что Риттер с ней бы управился одной рукой. Адмирал вообще возражал против участия Риттера в вылазке и был бы рад оставить его на борту «Таррена», но Риттер уверял, что без него путь к запасным архивам никто не найдет.
— Помните, кого бы вы ни обнаружили на базе, друзей у нас там нет, — сказал Реннер.

— Без необходимости огонь на поражение не открывать, при необходимости — не раздумывать. Решения принимать по ситуации.
— Вас понял, сэр.
— Десантный катер отстыкован, — доложил капитан.
Мобильная база ВКС «Спектрум» напоминала статую танцующего брейк-данс осьминога. Гибкие щупальца ремонтных узлов застыли под разными углами, некоторые были и вовсе оторваны. Очевидно, это произошло, когда начали взрываться находящиеся на техобслуживании прыжковые суда. Огромные двери двух шлюзовых ангаров были вырваны или заклинены в открытом состоянии, отчего ангары напоминали распахнутые пасти гигантского космического чудовища.
Мобильную базу обслуживали двадцать шесть тысяч человек плюс экипажи производивших ремонт кораблей… Это значит, что до катастрофы на «Спектруме» было около тридцати тысяч человек. Сколько их осталось теперь и во что они превратились?
Запертые в космосе, без надежды на спасение, медленно сходящие с ума… Реннер в такой ситуации выжил, но он оказался одним из немногих. Кроме того, кленнонцы живут дольше людей, и вряд ли кто-то из первоначального состава мог продержаться почти два века. Если после гиперпространственной бури на базе кто-то уцелел, штурмовой группе придется иметь дело с их потомками.
Которые уже были рождены запертыми в космосе и без надежды на спасение.
— Десантный катер в пути. Ожидаемое время прибытия на место — шесть минут.
Реннер сидел в кресле командира корабля, я — на месте его почетного первого помощника. Сам капитан Мартин ютился в кресле второго пилота, но по нему было видно, что присутствие на мостике легендарного адмирала искупает все неудобства.
— Это авантюра, — сказал Реннер. — Мы понятия не имеем, что творится на борту и с чем столкнутся наши люди. Мы даже не знаем, уцелели ли эти архивы.
— Но если они уцелели, то это компенсирует любой риск, — заметил капитан Мартин. — Звездные карты внутреннего пространства Гегемонии… Я слышал, что в СБА свое дело знают, но не думал, что настолько.
— СБА — это лучшее, что было в Альянсе, — сказал Реннер. — Мы превзошли Альянс почти по всем параметрам, но никто лучше СБА не умел работать с информацией. Даже адмирал Трентон, глава имперской военной разведки, готов это признать.
Еще бы он не был готов это признать, если учесть, что кленнонцы до сих пор охотятся за остатками архивов СБА, содержащаяся в которых информация до сих пор является актуальной.
Капитан Мартин увеличил изображение «Спектрума» на главном тактическом дисплее, и мы увидели, как десантный катер кленнонцев исчезает в черном провале одного из шлюзовых ангаров.
— Штурмовая группа на связи. Катер зафиксирован, мы выходим.
Изображение на дисплее сменилось картинкой с камеры командира имперских штурмовиков. Если не считать катера, шлюзовой ангар был пуст. Очевидно, все оборудование вынесло в открытый космос вместе с испаряющимся воздухом.
— Камера перехода работает, — сообщил Риттер. — Судя по показаниям приборов, на большей части станции сохранилась внутренняя атмосфера.
Значит, там вполне может быть жизнь. Я думаю, кленнонцам было бы удобнее, если бы на базе в живых никого не осталось. Атмосфера штурмовой группе не нужна, а возможных помех было бы поменьше.
— Мои коды до сих пор работают, — без особого удивления отметил Риттер.

Впрочем, чему тут удивляться? За два века на базе должно было накопиться множество проблем, и смена кодов безопасности терялась в самом конце списка.
— Штурмовая группа внутри.
Длинный пустой коридор, освещенный тусклыми аварийными лампами, широкая спина кленнонца, идущего первым, — похоже, что большую часть времени нам придется любоваться именно таким зрелищем.
Меня на «Спектрум» Реннер не пустил, впрочем, я на этом и не настаивал. В отличие от Риттера, я никогда не посещал эту базу и пользы в вылазке принести бы не смог.
Страшно себе представить, как много мы потеряли, подумал я, глядя на пустынные коридоры базы. Если бы Империя и Альянс смогли бы договориться, вполне возможно, что Визерсу не пришлось бы пускать в ход свою адскую машину.
Тогда все было бы совсем иначе. Объединенное человечество против разобщенных скаари, а не единая Гегемония против остатков былого могущества двух человеческих государств.
Если скаари таки нас прикончат, то винить в этом стоит не Визерса, а наше неумение договариваться и идти на компромиссы. Вместо того чтобы объединиться перед лицом внешней угрозы, все продолжали решать собственные политические проблемы. Если даже после одной катастрофы и накануне катастрофы еще более страшной Керим ад-Дин не был готов заключить военный союз с сильным соседом…
Штурмовая группа, ведомая Риттером, продолжала движение. Они продвинулись на три уровня вверх и в общей сложности преодолели больше трех километров. Судя по схеме, это примерно четверть пути.
Риттер говорил, что резервный архив хранится не в административном секторе, как можно было бы подумать, а в арсенале одной из казарм десанта, до которой нашему штурмовому отряду еще идти и идти.
И хорошо бы, если бы ему и дальше никто не встретился.

На подходе к жилым секторам штурмовики наткнулись на первый завал, который не смогли обойти, и были вынуждены отправиться в обход через технические туннели. Теперь им приходилось продираться сквозь хитросплетения обесточенных проводов, баррикады из обвалившихся трубопроводов и прочие техногенные препятствия.
Если там кто-то и остался, поддержание порядка в этой части базы выживших не заботило.
— Оно и к лучшему, — сказал Реннер, когда я озвучил свои соображения. — Меньше всего нам нужно наткнуться на одну из их ремонтных команд.
Излюбленный сценарий для фильмов ужасов, которые снимали в двадцатом веке. Команда исследователей высаживается на заброшенный космический объект, и там на них непременно кто-нибудь нападает. Или мутировавший и превратившийся в зомби прежний экипаж корабля, или злобные пришельцы, рассматривающие исследователей в качестве еды, или опасный вирус, стремящийся уничтожить все живое…
Реальность оказалась намного прозаичнее. Едва датчики засекли впереди по курсу движение, как штурмовики дали предупредительный залп из огнемета, самого, пожалуй, эффектного и наименее эффективного оружия из их арсенала.
Активность вокруг отряда сразу же прекратилась. У местных, кем бы они ни были, хватило ума понять, что с кленнонским десантом лучше не связываться.
А через четыре минуты после залпа случилось то, чего мы вообще меньше всего ожидали.
— С нами пытаются выйти на связь на коротких волнах, — сказал капитан Мартин. — Сигнал идет со «Спектрума».
— Я хочу послушать, — сказал Реннер.
— Включаю, сэр.
Капитан Мартин щелкнул тумблером.

— Включаю, сэр.
Капитан Мартин щелкнул тумблером.
— Мобильная база ВКС Альянса «Спектрум» вызывает неопознанный корабль, — послышалось из динамиков. — Назовите себя, сообщите цель визита, ждите дальнейших распоряжений. Мобильная база ВКС Альянса…
Реннер покачал головой, и капитан Мартин обрубил звук.
— Автоответчик? — предположил я. — Допустим, они могут не знать, что Альянса больше нет, но их база уже двести лет не является мобильной.
— Риттер, сколько времени вам еще потребуется?
— Минимум час, — доложил Джек. — Если не возникнет дополнительных сложностей.
— Продолжайте движение. — Реннер посмотрел на очередной завал, сквозь который в данный момент продиралась штурмовая группа.
— Я думаю, надо ответить, — сказал я. — Нам тут еще не меньше часа висеть, а эта штука когда-то была одной из самых хорошо укрепленных космических станций Альянса. Если они сохранили хотя бы часть своей огневой мощи…
Конечно, супердредноут им не накрыть, но если меж ними и базой завяжется перестрелка, то у нашего десантного катера возникнут сложности с возвращением на материнский корабль. Во время космических перестрелок продолжительность жизни «москитного флота» измеряется даже не минутами, а десятками секунд.
— Я отвечу, — сказал Реннер. — Включите связь, капитан.
«…вызывает неопознанный корабль. Назовите себя, сообщите цель визита, ждите дальнейших распоряжений…» — Все-таки это запись, подумал я.
Компьютер гоняет одно и то же сообщение по кругу.
— Говорит неопознанный корабль, — сказал Реннер. — Вам известно, что в галактике произошла катастрофа?
На той стороне линии послышались непонятные шорохи, кто-то закашлялся, а потом в эфире прозвучал другой голос.
— Мы догадывались об этом, — сказал он с легким смешком. — И даже некоторое время считали себя единственными уцелевшими, но мы тут вроде как чтим устав, доставшийся нам от наших предков, а он обязывает нас соблюдать протокол. Я — майор ВКС Альянса Шарп. Вы готовы назвать себя?
— А что будет, если мы себя не назовем? — поинтересовался Реннер.
Судя по всему, Шарпу и его приятелям еще не доложили о высадившемся на базу десанте, и Реннер предпочитал тянуть время. Невозможно было предугадать, как поведут себя на «Спектруме» при известии о том, что они имеют дело с кленнонцами.
— Тогда мы вас атакуем, — сказал Шарп. — Согласно уставу.
— И вы считаете, что это будет разумно? — поинтересовался Реннер. — В сложившихся обстоятельствах?
— Я вижу, что у вас очень здоровая посудина, но не могу ее опознать, — пожаловался Шарп. — Похоже, тип судна не значится в наших каталогах. Парни, кем бы вы ни были, после стольких лет одиночества мне не хотелось бы открывать огонь, но устав предписывает обратное, и я не могу ему противиться. Где бы мы все были, если бы не устав?
Похоже, что устав заменил этим ребятам Святое Писание. Двести лет полной изоляции, второе, возможно, третье поколение тех, кто служил на «Спектруме» при катастрофе, эти люди выросли запертыми в космосе, они не видели других кораблей, они никогда не видели планет, они не знали другой жизни, но они были потомками военных, и основой для их выживания стала книга, по умолчанию считавшаяся главной для любого военного, — устав.

Или у меня просто слишком богатое воображение.
— Альянса больше нет, — сказал Реннер. — Если мы можем оказать вам какую-то помощь, то мы готовы. Провиант, запасные рециркуляторы, медикаменты…
— Щедрое предложение, — констатировал Шарп. — Однако я не мог не заметить, что вы все еще не сообщили, с кем я имею дело. Такая скрытность внушает мне определенные подозрения. Назовите свой корабль, или нам придется перенести нашу беседу в другую плоскость.
— Супердредноут «Таррен Первый», — сказал Реннер. — Порт приписки…
— Чертов кленнонец! — Этот голос принадлежал не Шарпу.
Связь оборвалась.
— У нас тут свет гаснет, — сообщил Риттер. — Не то чтобы для нас это было особенно важно, но я решил обратить на этот факт ваше внимание.
Копят энергию для залпа?
— Включить защитные поля, приготовиться к отражению атаки, — приказал Реннер.
Капитан Мартин отдал несколько отрывистых команд на кленнонском, и я в очередной раз отметил, что этот резкий и грубый язык хорошо подходит для армии. А вот сонеты на нем писать я бы точно не рискнул.
Нанести превентивный удар «Таррен Первый» не мог. «Спектрум» был слишком большой хреновиной, и мы точно не знали, из какой ее части исходит угроза. Кроме того, Реннер подозревал, что любой ущерб может оказаться для уже поврежденной базы фатальным, и не стремился обречь всех ее теперешних обитателей на верную смерть.
Спустя три наполненные тревожным ожиданием минуты связь с космической станцией снова заработала.
— У нас тут были технические неполадки, и мы не договорили, — заявил Шарп. — Итак, Альянса больше нет, а вы — кленнонцы. Значит, вы победили? Зачем вы прилетели сюда? Хотите добить оставшихся?
— Войны не было, — сказал Реннер.
— Разве не вы использовали оружие, уничтожившее все наши прыжковые корабли?
— Нет, катастрофа была вызвана иными причинами, и мы тоже стали ее жертвами, — сказал Реннер. — Альянс распался в результате социальных потрясений, которые спровоцировала катастрофа. Империи удалось выстоять.
— Зачем вы здесь? — поинтересовался Шарп.
— Наша экспедиция носит исключительно мирный характер, — сказал Реннер. — Мы пытаемся оценить потери и оказываем помощь выжившим.
— Вы хотите сказать, что о своих вы уже позаботились?
— Мы не враги, — сказал Реннер. — У нас подписаны мирные соглашения с марсианским военным правительством, которое объявило себя правопреемником Генеральной Ассамблеи Альянса.
— А что там с ящерами?
— С этим сложнее, — сказал Реннер. — Гегемония Скаари продолжает войну, но по техническим причинам нанесет свой удар не раньше, чем через несколько десятков лет.
— Откуда мне знать, что вы не лжете?
— А смысл? — поинтересовался Реннер. — Вы лишены мобильности, и, скорее всего, у вас на борту энергетические проблемы, а у меня тут целый супердредноут. Если бы я хотел разнести вас на атомы, я бы уже это сделал, и вы бы не смогли мне в этом помешать.
— Я на вашем месте не был бы в этом так уверен, — сказал Шарп.

— Вы лишены мобильности, и, скорее всего, у вас на борту энергетические проблемы, а у меня тут целый супердредноут. Если бы я хотел разнести вас на атомы, я бы уже это сделал, и вы бы не смогли мне в этом помешать.
— Я на вашем месте не был бы в этом так уверен, — сказал Шарп. — У нас уцелело два реактора, и один способен выдавать полную мощность, а главный калибр и вовсе не пострадал.
Со своего места мне было видно, как на раскрытой перед ним схеме станции капитан Мартин пометил зону главного калибра как первоочередную цель и отправил соответствующую команду своим артиллерийским расчетам.
Шарп, скорее всего, блефует, подумал я. Хватит ли у «Спектрума» энергии, чтобы одновременно стрелять из своей главной пушки и поддерживать энергетические щиты? Даже если один реактор работает на полную мощность, долго в таком режиме им не продержаться.
— Мы прилетели сюда не для того, чтобы воевать, — сказал Реннер.
— Понимаю, — сказал Шарп. — Именно поэтому вы явились на супердредноуте.
— Космос небезопасен, — сказал Реннер. — За пределы Империи летают только военные корабли, таковы правила.
— И чего вы хотите?
— Скажите, в чем вы нуждаетесь, и мы окажем вам посильную помощь, — сказал Реннер. — Потом мы свяжемся с марсианским правительством и сообщим ему о вашем существовании.
— Если бы их это заботило, они бы сами сюда прилетели.
— Они вернулись в космос позже, чем мы, — сказал Реннер. — Как вы намерены поступить, майор Шарп?
— Я дам вам знать, — сказал он и отключился.
Реннер связался с командиром штурмового отряда и коротко обрисовал ему ситуацию, велев поторапливаться.
— Мы нашли работающий реактор, — сказал капитан Мартин, внося очередные коррективы в огневую схему. — Одна торпеда, и они останутся без энергии.
— Там могут быть тысячи людей, — заметил Реннер. — Я не хотел бы убивать их всех только потому, что нам потребовались древние архивы, о которых они даже не знают. Тем более что самих архивов мы пока не нашли.
— Но мы подвергаем опасности наш корабль, сэр. Со всем моим уважением, но…
— Мы подождем до следующего сеанса связи, — сказал Реннер.
— А если вместо этого они откроют огонь?
— Тогда мы их уничтожим.
— Но…
— Мы сглупили, капитан, — сказал Реннер. — Мы безрассудно полезли внутрь, не проведя предварительной разведки. Я не хочу, чтобы за нашу ошибку заплатили эти люди.
— Но вероятность того, что на базе осталась жизнь, была ничтожно мала.
— Тем не менее ею не стоило пренебрегать, — сказал Реннер.
— Почему они до сих пор не обнаружили наш десант? — спросил я.
— Возможно, они контролируют не всю базу, — сказал Реннер. — Те отсеки, через которые двигалась наша группа, выглядели заброшенными.
— Надо было выйти с ними на связь до того, как мы отправили катер, — сказал капитан Мартин.
— Нет, — сказал Реннер.

— Нет, — сказал Реннер. — Я сомневаюсь, что они пошли бы нам навстречу и позволили вести поиски, так что мы бы только предупредили их о своем вторжении. Следовало или воздержаться от операции вообще, или действовать так, как сейчас.
Адмирал устало потер подбородок. Если здесь что-то произойдет, наверняка он будет винить в этом себя.
— Мы на месте, — сообщил командир штурмового отряда. — Казарма пуста, мы вскрыли арсенал, похоже, что его основательно почистили до нас.
— Сам арсенал нам и не нужен, — вмешался Риттер. — Тут есть тайный проход, и, судя по состоянию стенных панелей, до него так никто и не добрался.
— Работайте, — сказал Реннер.
Похоже, что паранойя была профессиональным заболеванием не только отдельных сотрудников СБА, но и всего ведомства в целом. Ребятам было мало хранить резервные архивы на самом защищенном объекте в дальнем космосе, им даже оказалось мало хранить их в арсенале, куда имел доступ только ограниченный круг лиц. Они еще и тайник устроили. Поговорка «Подальше положишь, поближе возьмешь», воплощенная эсбэшниками на практике, и практика показала, что они были правы.
Какие дальновидные парни.
— Здесь мои коды не работают, — сообщил Риттер. — Видимо, надо взрывать.
— Действуйте, — сказал Реннер. — А потом со всей скоростью на катер.
Направленный взрыв создает больше разрушений, чем шума, а станция очень большая, напомнил я себе. Если их не засекли до сих пор, возможно, их и дальше не обнаружат.
— Зафиксирован пуск торпеды, — сообщил капитан Мартин. — Мы ведем ее, ожидаемое время подлета — минута тридцать.
— Не похоже на серьезную угрозу, — сказал Реннер. — Скорее, они решили показать нам зубы.
— Они не отвечают на наши попытки с ними связаться.
— Еще ответят, — сказал Реннер.
— Торпеда уничтожена заградительным огнем, — бесстрастно доложил капитан. — Майор Шарп снова на связи.
— Что это значило, майор? — поинтересовался Реннер. — Я думал, мы играем честно.
— Да, я тоже так думал, — сказал Шарп. — Но наши датчики фиксируют активность в нежилых помещениях, и мне только что доложили, что наш патруль был обстрелян. Сколько человек вы высадили?
— Это всего лишь разведгруппа, — сказал Реннер. — Я уже отозвал их.
— Теперь я буду решать, когда они смогут вернуться на ваш корабль, — сказал Шарп.
— Как вы это себе представляете, майор? Вам не удастся их захватить.
— А мне и не надо их захватывать, — сказал Шарп. — Мы обнаружили их транспорт.
— Если мои люди не смогут беспрепятственно вернуться на корабль, я буду вынужден открыть огонь, — сказал Реннер. — Вы хотите крови?
— Я хочу понять, что происходит, — сказал Шарп.
— У вас есть собственный транспорт? Прилетайте сюда, поговорим.
— Хотите захватить заложников?
— Майор, посмотрите в глаза реальности.

Вся ваша станция у меня в заложниках, а мои люди только ждут приказа открыть огонь. У меня новый супердредноут против вашей рухляди, как вы думаете, кто останется в живых после того, как закончится стрельба?
— И что вы предлагаете?
— Разойдемся мирно. Вы пропустите моих людей к катеру и составите список того, что вам нужно, и я пришлю вам это следующим транспортом.
— Я хочу знать, что ваши люди искали на станции.
— Ничего они не искали, — устало сказал Реннер.
Монитор, следящий за действиями штурмовой группы, показал направленный взрыв, который прожег дыру в стене арсенала. Риттер и двое кленнонцев не теряя времени нырнули в клубы дыма.
— Скажу вам начистоту, нас тут несколько, и наши мнения разделились, — сказал майор Шарп. — Я склонен вам поверить и согласиться на ваши условия, но кое-кто продолжает сомневаться. Все-таки вы кленнонцы, а кленнонцам не стоит верить на слово.
— Я не кленнонец, — сказал я. — Меня зовут Алекс Стоун, я служил в пехоте Альянса. Я родился на Земле. Моему слову вы тоже можете не верить, но вам следует знать, что часть орудий супердредноута направлены на ваш работающий реактор.
— Дайте нам минутку, — сказал Шарп и снова отключился.
— Приготовьте штурмовую роту, — неохотно приказал Реннер капитану. — Возможно, нам придется отбивать наш транспорт с боем.
Высаживать на станцию новую порцию десанта было весьма сомнительным решением. Во-первых, чем больше кленнонцев окажется на «Спектруме», тем выше вероятность, что кого-то из них зацепит «дружеским огнем». Во-вторых, противостояние с местными вояками на их территории, которую они изучили как свои пять пальцев, обычно чревато самыми нехорошими последствиями. Преимущество, которое даст кленнонская боевая броня, считающаяся лучшей в Исследованном Секторе Космоса, будет нивелировано численным преимуществом противника…
— Бинго! — раздался в динамиках торжествующий вопль Риттера. — Мы нашли.
— Оставайтесь на месте, — сказал Реннер. — Я сейчас решаю вопрос с вашим отходом.
— Нам уже занимать круговую оборону? — поинтересовался Джек.
— Просто не теряйте бдительность, — посоветовал Реннер.

— Попытка проникновения на наш катер, — сказал капитан Мартин. — Шесть человек, все в боевой броне ВКС Альянса. Майор Шарп на запросы не отвечает.
— Ждем две минуты, — решил Реннер. — Потом — предупредительный выстрел. Если не одумаются, будем атаковать.
— У нас тут нездоровая активность по периметру, — сообщил Риттер. — Как там ваши переговоры?
— Вступают в агрессивную стадию, — сказал я.
Ничего в этом дивном мире не дается нам легко и просто. Неужели и эту ситуацию невозможно разрулить без насилия?
Время утекало. Капитан Мартин продолжал вызывать майора Шарпа, а его команда готовилась к бою. Теперь на главный тактический дисплей была выведена схема станции, первоочередные цели подсвечены красным, предполагаемый путь отхода штурмовой группы — зеленым.
— Есть канал связи со станцией, — доложил капитан Мартин.
Несколько секунд мы слышали только треск помех, но потом его перекрыл знакомый голос майора Шарпа.

Несколько секунд мы слышали только треск помех, но потом его перекрыл знакомый голос майора Шарпа.
— Меня слышно?
— Да, — сказал Реннер. — Как вы намерены поступить?
— Знаете, мы тут посовещались и решили, что не стоит оно того, — сказал Шарп. — Наверное, глупо стрелять в первый же корабль, появившийся в окрестностях станции за последние десятилетия. Ваши люди могут свободно уйти, я уже распорядился открыть для них коридор.
— Оцепление у катера снято, — сообщил капитан Мартин.
— И мы будем совсем не против, если вы подкинете нам жратвы и медикаментов, — сказал Шарп. — Не то чтобы мы тут от голода загибались, но все же хочется некоторого разнообразия, знаете ли.
— Я сейчас же отдам приказ загрузить транспорт, — сказал Реннер. — Вы получите его, как только мои люди вернутся на борт. Еще что-нибудь?
— Да, — сказал майор Шарп. — Нам бы очень хотелось узнать последние новости.

ГЛАВА 2

Кленнон почему-то всегда казался мне мрачной планетой, с массивными приземистыми зданиями из серого бетона и маршировочными плацами, простирающимися от горизонта до горизонта, с низко висящими свинцовыми тучами и постоянным холодным ветром.
Когда смотришь на кленнонцев, сложно представить, что они могли вырасти где-то еще.
Стандартный космодром из стекла и бетона вроде бы подтвердил эту теорию, но как только наш флаер вылетел за его пределы, моему взору открылись зеленые луга и синие озера, а где-то на горизонте угадывалась линия леса. На лице Реннера поселилось выражение довольства, а мы с Риттером с интересом смотрели по сторонам.
Конечно, Джек знал о Кленноне куда больше, чем я, но бывать на столичной планете Империи ему тоже не доводилось.
Архитектурой летняя резиденция императора напоминала средневековый замок, а в ее внутреннем убранстве не было ни единого намека на аскетизм, к которому я успел привыкнуть, имея дело с кленнонцами. Пол в отведенных мне апартаментах устилали ковры, массивная мебель отделана не мешающими комфорту излишествами, на стенах висели полотна кленнонских мастеров, и я отметил, что здесь очень неплохо рисуют пейзажи.
Сам император должен был прибыть сюда со дня на день, а в его отсутствие нам было велено отдыхать и всячески наслаждаться жизнью. Чтобы повышенная сила тяжести не мешала нам отдыхать, набираться сил и всячески наслаждаться жизнью, нам с полковником Риттером вкололи по паре уколов и выдали легкие компенсирующие костюмы. Впрочем, Джеку это не помогло, и большую часть времени он проводил в противоперегрузочной кровати.
Копия архива, которую Джек вытащил со «Спектрума», оказалась неполной, но звездные карты внутреннего пространства Гегемонии, ради которых и была затеяна эта вылазка, там присутствовали. Конечно, они устарели почти на двести лет, но имперцы не могли похвастаться и такими, и их аналитики писали кипятком от восторга.
Юный энсин Бигс, которому доводилось бывать в летней императорской резиденции со школьной экскурсией, взял на себя роль моего гида, и следующий после прилета день мы провели, лазая по живописным окрестностям, осматривая императорскую конюшню, зверинец, демонстрирующий экспонаты с разных миров Империи, музей древнего оружия и прочие достопримечательности, представляющие интерес для туристов.
В иное время экскурсия показалась бы мне дико познавательной, но сейчас моя голова была занята другим, и я слушал юного энсина вполуха.

На «Спектруме» оставалось в живых чуть больше восьмисот человек, и это было внуки тех, кому довелось служить на этой базе во времена Альянса. Огромная станция без труда могла обеспечить небольшое число выживших всем необходимым, а люди, рожденные в таких суровых условиях и никогда не ступавшие ни на одну из планет, не склонны к клаустрофобии и космическому безумию.
Они были потомственными военными и получили соответствующее воспитание. Они выросли на уставе и смысл своего существования нашли в следовании записанным в нем правилам. Долгое время они считали, что от внешнего мира остались только осколки вроде того, на котором жили они сами, и они уже не ждали помощи извне.
Тот факт, что первыми на «Спектрум» наведались кленнонцы, оказался для них неприятным сюрпризом, но он же давал надежду, что для человечества еще не все кончено. Реннер сдержал свое обещание и отправил им посылку с гуманитарной помощью, а также несколько файлов, из которых они могли бы почерпнуть сведения о нынешнем состоянии дел в Исследованном Секторе Космоса, а когда мы оказались на Кленноне, он отдал приказ дипломатическим службам, чтобы они сообщили о «Спектруме» марсианскому военному правительству. Как сложилась их дальнейшая судьба, мне неизвестно.
Но чаще всего я вспоминал о своей встрече с Кридоном, который из главы старого и могущественного клана превратился в главу Гегемонии и стал нашим главным врагом. Кридон был мудр, дальновиден и жесток. Именно он стоял за спиной Визерса, и именно он больше всех выиграл от гиперпространственного шторма, который устроил мятежный генерал. Способен ли он поделиться своей властью хоть с кем-нибудь? Вряд ли.
Выиграем ли мы что-то от его смерти? Скорее всего, да. Но вот что именно мы можем выиграть — это вопрос открытый.
Если в Гегемонии наступит хаос, как это скажется на планах ящеров по уничтожению остальных разумных форм жизни?
Древний флот скаари, который летит к человеческим рубежам, принадлежит не только клану Кридона. Как поведут себя экипажи остальных кораблей при известии о смерти владыки? Продолжат ли они полет или будут ждать приказов от нового главнокомандующего? А если нового главнокомандующего, способного отдавать приказы всем кланам, больше не будет?

— Император прилетает завтра, — сказал Реннер.
Мы были на открытом стрельбище близ летнего дворца, в руках адмирал держал тяжелый кленнонский арбалет, нашедший свое применение в качестве охотничьего оружия имперской аристократии. Круглая мишень, стоявшая в пятидесяти шагах от нас, была утыкана стрелами так, что напоминала дикобраза.
Реннер объяснил, что легче всего ему думается на свежем воздухе и с оружием в руках.
— Он уже знает о нашем плане?
— В общих чертах, — сказал Реннер. — Подробности я сообщу ему при личной встрече.
— Как вы думаете, он согласится?
Реннер выпустил очередную стрелу, и она воткнулась в десятке сантиметров от центра мишени.
— Полагаю, что согласится, — сказал Реннер. — Должен согласиться. Наш план… я не назову его хорошим и стопроцентным решением проблемы, но, похоже, что оно единственное. У нас есть возможность выстоять против вторжения старого флота скаари, но это настолько нас ослабит, что мы не сможем оказать достойное сопротивление следующей волне. Союз с Левантом, которого мы достигли, может только отодвинуть неизбежный конец на пару десятков лет. В долговременной перспективе наши шансы стремятся к нулю.
— Сколько времени потребуется на подготовку?
— Не больше полугода, — сказал Реннер.

В долговременной перспективе наши шансы стремятся к нулю.
— Сколько времени потребуется на подготовку?
— Не больше полугода, — сказал Реннер. — Нам ведь не нужно изобретать ничего нового. По большому счету, это обычная диверсионная операция, только без плана отхода, что значительно облегчает планирование.
— Это меня и беспокоит, — сказал я.
— Что именно?
— Наш план не подразумевает, что кто-то сможет остаться в живых. Наберете ли вы необходимое количество участников?
— Любой кленнонский военный по умолчанию готов отдать жизнь за Империю и сделать это в том месте и в том времени, на которое Империя укажет, — заявил Реннер.
— Теоретически, — сказал я. — Но при любом, даже самом опасном задании у исполнителей остается шанс уцелеть, а здесь этого шанса не будет. Меня беспокоит то, что команда, набранная из заведомых смертников, может не справиться с заданием.
Реннер взвел арбалет и положил в желоб новую стрелу.
— Вы не кленнонец, — сказал он. — Вы не понимаете.
— Возможно, — согласился я. — Все нормальные люди хотят жить, а это значит, что на участие в походе согласятся либо те, кому нечего терять, либо восторженные юнцы вроде энсина Бигса, либо те, кому тупо прикажут. В любом случае вряд ли это хорошо скажется на их боевом духе.
— Я все время забываю, что вы не военный, — улыбнулся Реннер. — Вы служили в армии и даже участвовали в боях, но вы не военный. Тем более вы не кленнонский военный. Я не собираюсь никому приказывать. В поход пойдут только проверенные бойцы и только добровольцы, и боевой дух их будет силен, как никогда.
— Вы правы, — сказал я. — Я не понимаю.
— Как вы думаете, почему я сам отрубил голову генералу Визерсу? — Риттер засадил арбалетную стрелу в центр мишени и отложил оружие в сторону. — У кленнонцев так принято, что, если ты приговариваешь кого-то к смерти, ты должен быть готов сам привести приговор в исполнение. Если ты принимаешь какое-то непопулярное решение, ты должен одним из первых столкнуться с его последствиями. Это придумано не вчера, многие поколения воспитывались на этих принципах. Каждый офицер, посылающий своих солдат на смерть, должен быть готов их возглавить. Не теоретически. Это на самом деле работает.
Легкий прохладный ветерок пробежался по стрельбищу и приласкал коротко подстриженную траву.
— Я — самый старый офицер Империи, и я сам возглавлю этот поход, — сказал Реннер. — Мои люди пойдут за мной. Мои люди пойдут за мной куда угодно, даже если мне вздумается отправиться в ад.
Я не стал уточнять, что именно туда им и предстоит отправиться. Это было слишком очевидно.

Киру тоже разместили на территории резиденции, и я пару раз издалека видел ее гуляющей по территории в сопровождении дуэньи из местных.
Подойти ближе я не решался. Да и зачем?
Сказать нечего, видеть ее в таком состоянии все еще больно…
Общение с Риттером тоже не доставляло мне удовольствия. Джек сильно сдал, и, глядя на него, я, вполне возможно, смотрел на собственное будущее, которого осталось не так уж много.
— Райское местечко, если бы не чертово тяготение, — заметил Риттер после первой и единственной вылазки в окрестности летнего императорского дворца.

— Я мечтал, что после выхода в отставку смогу поселиться примерно в таком вот местечке где-нибудь на колониальных планетах. Разве что домик я бы построил поскромнее.
— У императора большая семья, — сказал я.
— О большой семье я тоже когда-то мечтал, — сказал Джек. — Но теперь понятно, что мне ей уже не обзавестись.
— Зато ты можешь считать, что вышел на пенсию и попал в райское местечко, — сказал я.
— Осталось только на рыбалку сходить, — ухмыльнулся он. — Как думаешь, мне удастся договориться с Реннером, чтобы меня отнесли к ближайшему ручью?
— Лучше на озеро с килограммом взрывчатки, — сказал я. — Так оно эффективнее. На нормальную рыбалку у меня никогда не хватало терпения.
— Я бы посидел с удочкой, — сказал Риттер. — Мне кажется, мне бы это понравилось. Тишина, спокойствие…
— Скука, — продолжил я. — Комары.
— Комары — это невысокая плата за удовольствие, — сказал Риттер. — А скука — это прекрасно. Хотя бы для разнообразия. Жаль, что мне осталось не так уж долго скучать.
— Что говорят местные медики?
— Ничего нового. Общая изношенность организма, я умираю, — он хмыкнул. — Сканирование мозга ничего необычного не выявило, если ты об этом.
— Если даже кленнонцы не могут найти следов пребывания Феникса…
— То их не сможет найти никто, — сказал Риттер. — Ты все еще сомневаешься?
— Иные формы жизни, энергетические существа, высший разум, влияющий на ход человеческой истории… Рассказ Феникса звучал слишком уж фантастически, и в то же время это сплошные шаблоны.
— Или он просто оперировал теми терминами, которые ты способен понять, — сказал Риттер. — Я вообще не понимаю, что тебя беспокоит, если после смерти ты все равно узнаешь правду. Я тебе даже немного завидую, потому как сам до конца этой истории явно не доживу.
— Я, знаешь ли, не очень рассчитываю на то, что произойдет после моей смерти.
— Тяжело быть атеистом, — вздохнул он. — Кленнонцы через одного верят в Бога, а человечество где-то растеряло свою веру.
— Моя ситуация имеет весьма опосредованное отношение к религии.
— Тогда наплюй на все, — посоветовал Риттер. — Расценивай эту возможность как потенциальный бонус, но особо на нее не рассчитывай.
— Ты умеешь вселять в людей бодрость, как никто другой.
— В меня бы кто бодрость вселил, — сказал Риттер. — Все происходит не так, как ты представлял? А ты думаешь, я мечтал, что пиком моей карьеры станет передача наших архивов потенциальному противнику номер один? Я родился в суровые времена, Алекс, но времена, которые пришли им на смену, оказались еще более суровыми. Каждому из нас остается делать то, что он может, и рассчитывать на лучшее.

Утром юный энсин Бигс выглядел серьезнее обычного, и поначалу мне показалось, что он чем-то озабочен, но я списал это на волнение накануне визита императора, который изъявил желание встретиться со всеми членами экипажа «Таррена Первого», пребывающими на планете.

Энсин принес мне новый костюм, сшитый по моему размеру, и милитаристского вида ботинки с обилием железных набоек.
Наливая мне кофе и дежурно интересуясь, хорошо ли мне спалось, юный энсин выдал пару тягостных вздохов, и мне не осталось ничего другого, кроме как спросить его, в чем дело.
— Ходят слухи, что мы готовим военную экспедицию в пространство Гегемонии, — сказал он. — И что от этой экспедиции будет зависеть судьба Империи.
— Энсин, вы должны понимать, что я не могу подтвердить эти слухи, — сказал я. — Я — лицо гражданское, и даже если бы я что-то знал, я не уверен, что имею право это с вами обсуждать.
— Я понимаю, сэр, — сказал он. — Просто… если вдруг эти слухи подтвердятся, вы не могли бы замолвить за меня словечко перед императором?
Не знаю, чему мне стоило больше удивляться. Или тому, что, по мнению юного энсина Бигса, я обладаю каким-то влиянием при дворе, или слухам, которые уже поползли вокруг секретной, казалось бы, операции, или желанию молодого кленнонца отправиться на верную смерть. Или… о чем я там должен попросить Таррена?
— Включить меня в состав экспедиционного корпуса, — развеял мои сомнения юный энсин Бигс.
— Но зачем вам это?
— Этот поход будет определять ход истории в Исследованном Секторе Космоса, — сказал юный энсин Бигс.
— Допустим, — сказал я. — Но не кажется ли вам, что в двадцать четыре года вам стоит остаться здесь и посмотреть за развитием этой самой истории? Если вы хотите войти в учебники, у вас будет еще предостаточно шансов.
— Это мой долг, сэр.
— Энсин, вы тут не единственный военный, — сказал я. — Если бы такой поход состоялся, в него должны были бы отправиться лучшие солдаты Империи.
— Я был лучшим на своем курсе, сэр.
— Охотно верю. Но я не совсем это имел в виду. Вы ведь будущий офицер флота, не так ли?
— Да.
— Это не флотская операция, — сказал я, вспомнив слова Реннера. — Это диверсионная операция, основную роль в которой будет играть спецназ.
— Но там наверняка потребуются пилоты, сэр, — продолжал настаивать юный энсин Бигс.
— Почему вы сами не поговорите об этом с Реннером? — поинтересовался я.
— Он же герцог, сэр, — сказал юный энсин Бигс. — А это пока только слухи.
— Ладно, — сказал я. — Если в моем присутствии зайдет разговор о чем-то подобном, я постараюсь упомянуть ваше имя.
— Спасибо, сэр, — просиял он.
Хоть я и солгал будущему кленнонскому офицеру, никаких угрызений совести по этому поводу я не испытывал.

Суматоха подготовительных мероприятий царила в летней резиденции с самого утра и достигла своего апогея к полудню, когда императорский кортеж опустился на лужайку позади дворца. Из моего окна было хорошо видно, как император выходит из тяжелого бронированного флаера, здоровается с возглавляющим торжественный комитет по встрече Реннером, как они перекидываются несколькими репликами и идут в сторону дворца.
Я задернул занавеску и плюхнулся в кресло.
— Нервничаешь? — поинтересовался Риттер.

— Нервничаешь? — поинтересовался Риттер.
— Просто любопытно. Моя прошлая встреча с царственной особой закончилась тем, что мы пытались убить друг друга весьма старомодным способом.
— Не входи во вкус. Таррен тебя голыми руками на части разорвет. Он кленнонец.
— Плевать. Я регрессор.
— Ты в этом уверен?
— Нет, — сказал я. — Все, что у меня есть, это слова Феникса и косвенные подтверждения от Реннера, которые он нарыл в памяти генерала.
— Я думаю, если он и наврал, то только в деталях, — сказал Риттер. — Жаль, что у нас нет времени, чтобы отправить экспедицию в их родную систему. Это могло бы быть любопытно.
— Рано или поздно кто-то на нее наткнется, — сказал я. — Феникс сказал, что границы больше не под охраной.
— Я уверен, скаари будут этим фактом очень довольны.
— Ты не веришь в успех нашего предприятия? Тогда зачем рисковал жизнью, добывая карты на «Спектруме»?
— Моя жизнь настолько потеряла в цене, что это даже не риск, — хмыкнул Риттер. — Убить Кридона… Я верю в то, что это сильно ослабит Гегемонию, но сомневаюсь, что у вас получится. Для того чтобы убить лидера государства, обычно надо находиться внутри. Хотя бы внутри того самого государства, которым он управляет. Или хотя бы принадлежать к его биологическому виду.
— У нас есть план.
— Истории такие прецеденты неизвестны, — сказал Риттер.
— Значит, мы напишем новую историю.
— Иногда я думаю, а стоит ли оно того, — сказал Риттер. — Можем ли мы считаться разумными существами, если за века сосуществования в одной галактике так и не смогли договориться и нам до сих пор приходится решать проблемы с оружием в руках. Проще всего свалить это на влияние регрессоров, которым было выгодно такое положение дел, но… Вдруг это не так?
— И что ты предлагаешь? Сложить руки и плыть по течению?
— Это просто мысли умирающего, — сказал Джек. — Не обращай на меня внимания.
— Чертовски выгодная позиция, — сказал я.
— Хочешь поменяться местами?
— Мое место не намного лучше.
— Это да, — согласился Риттер. — В отличие от тебя, у меня есть шансы закончить свою жизнь в тишине и покое.

ГЛАВА 3

Таррену Второму было уже за двести, что является солидным возрастом даже для кленнонца. Солидным, но не преклонным.
На фоне Реннера император и вовсе выглядел кленнонцем средних лет. Он был одет в свободного покроя гражданский костюм, призванный подчеркнуть неофициальный характер нашей встречи, и принял нас в небольшом садике во внутреннем дворе резиденции.
Три массивных садовых кресла, наверняка сработанные из редких пород дерева, стол с напитками и легкими закусками, отпущенные слуги… Что называется, представьте, что это просто пикник.
В такой вот неформальной обстановке и решаются судьбы галактики…
Император встретил нас стоя, одарил меня крепким, но аккуратным рукопожатием и заявил, что вся Империя передо мной в неоплатном долгу.

— Чудесно, — сказал я. — Главное, не забудьте об этом, когда настанет время оплатить счет.
Реннер предупреждающе кашлянул, но император лишь расхохотался в ответ.
— Вы настоящий демократ, — заявил он. — Мне следовало знать, что вы не испытываете пиетета по отношению к нашим традициям.
— Я, скорее, аполитичен, ваше величество.
— Отбросим формальности, — император махнул рукой. — У нас неофициальная встреча, так что вы можете называть меня просто Тарреном.
— Тогда и вы зовите меня Алексом, — сказал я.
— Отлично, — император жестом пригласил нас сесть и обслужить себя, если мы чего-то хотим. Я воздержался, Реннер налил себе чаю. — Как вам наша планета, Алекс?
— Та ее часть, которую я видел, мне понравилась, — сказал я.
— Удивлены? Ожидали чего-то другого?
— Признаться, я полагал, что столичный мир расы лучших воинов галактики окажется чуть больше пропитан духом милитаризма, Таррен… — Надо же, а произнести его имя оказалось совсем не так сложно, как я думал.
— Когда-то Кленнон был более суровым миром, — сказал Таррен. — Но потом мы решили, что наша столица должна больше напоминать наш общий дом, которого мы когда-то лишились.
— Это совсем не похоже на Землю, — заметил я. — По крайней мере, на современную Землю.
— На Кленноне есть свои мегаполисы, да и бюрократический аппарат тоже присутствует, хотя нам удалось не раздуть его до таких размеров, как это сделал Альянс. А эта часть планеты похожа на пасторальный рай, потому что мой дед захотел, чтобы она была на него похожа. Этот замок тоже построил он, постаравшись сохранить эстетику земного средневековья.
— Ему удалось, — сказал я. — Когда мы приближались к вашей резиденции, я мог бы подумать, что мы попали в прошлое. Если бы мы не летели на флаере, конечно.
— Дед говорил, что эта резиденция помогает ему почувствовать связь времен, — сказал Таррен. — Не дает ему забывать, кто мы такие и откуда мы пришли. Не секрет, что однажды мы почти утратили эту память.
— Долгое время Альянс стремился об этом забыть, — сказал я.
Когда Визерс впервые рассказывал мне о положении дел в галактике, кленнонцы считались для Альянса врагами номер один, даже несмотря на то что имели с землянами общие корни. Или как раз поэтому.
— Но многие люди помнили, — сказал Таррен. — Ваш названый отец Асад ад-Дин помнил. Он стремился к сближению наших государств.
Полагаю, мы оба знали, что больше всего Асада интересовала не общая история, а выгодный для Калифата военный союз. Тогда в галактике были другие расклады, но с кленнонцами в любом случае выгоднее дружить, чем враждовать. Жаль, что Керим этого не понимал.
Но озвучивать эту мысль никто из нас не стал.
— Я еще раз хочу поблагодарить вас за ту услугу, которую вы оказали нам на Леванте, — продолжал Таррен. — Возможно, что именно с этого союза начнется объединение человечества. Я имею в виду, настоящее объединение.
— Если нам хватит времени, сир, — сказал Реннер.
— Во вселенной достаточно времени, адмирал, — улыбнулся Таррен.

— Если нам хватит времени, сир, — сказал Реннер.
— Во вселенной достаточно времени, адмирал, — улыбнулся Таррен. — Нужно лишь уметь правильно его использовать. Но я так понимаю, что вам не терпится поговорить о древнем флоте скаари и опасности, которую он несет.
— Скорее, я бы хотел поговорить о том, что поможет нам избежать этой опасности.
— Мои аналитики дают шестидесятипроцентную вероятность, что смерть Кридона может остановить вторжение, — сказал Таррен. — Я склонен им верить, и военная разведка тоже. Но я пока не видел ни одного достойного плана по ликвидации моего царствующего ящероподобного собрата.
— Специфика политической жизни Гегемонии такова, что внутри клана у Кридона нет достойного конкурента, который мог бы занять его место без потерь для влияния клана, — сказал Реннер. — Собственно, его и не может быть, иначе Кридон не удержался бы на вершине так долго.
— Следовательно, после смерти Кридона его клан потеряет власть над Гегемонией, — согласился Таррен. — А остальные влиятельные семьи начнут рвать друг другу глотки в борьбе за опустевший трон, и вполне возможно, это не лучшим образом отразиться на их военных планах. Поскольку древний флот скаари поддерживает связь с Гегемонией, на кораблях начнется разброд и шатание, также выяснение отношений, кто главный. Я хорошо знаю теорию, адмирал. Лучше расскажите мне о том, как вы предлагаете проверить эту теорию на практике.
— Мы добыли звездные карты внутреннего пространства Гегемонии, с помощью которых мы можем проложить безопасный курс до Кридона. Мы не сможем провести по нему большое количество кораблей, но несколько легких крейсеров имеют шанс подойти к планете незамеченными.
— Там они упрутся в орбитальную оборону Кридона, — сказал Таррен. — Нескольким легким крейсерам не взломать защиту столичной планеты.
— Не совсем так, сир, — сказал Реннер. — Конечно, мы не сможем доминировать на орбите, но пронзить щит одним мощным и быстрым ударом мы сумеем. Они очень быстро закроют брешь, но нам хватит и этого. Мы ведь не о полномасштабной высадке десанта говорим.
— А о чем именно мы говорим? — осведомился император.
— Эту задачу может выполнить один штурмовой батальон, — сказал Реннер. — Нам удалось раздобыть координаты точного местонахождения резиденции Кридона и ее примерную схему. Кроме того, у нас есть живой свидетель, которому довелось там побывать.
— Вы, Алекс…
— Да, — сказал я.
— Это было почти двести лет назад. И звездные карты, и схема внутренних коммуникаций, и ваши воспоминания — все это устарело почти на два века.
— Но это лучшее, что у нас есть, сир, — сказал Реннер.
— И вы полагаете, что этого хватит?
— При определенной доле везения, сир.
— Вы знаете, адмирал, больше всего меня пугают ситуации, когда мои военные начинают оперировать терминами вроде этого. «Определенная доля везения», — сказал Таррен. — Как правило, это означает, что четкого плана у них нет.
— Я теперь в отставке, сир, — сказал Реннер. — И у меня есть четкий план, который, вполне возможно, потребует внесения корректив на стадии реализации.

— И как же вы намерены вносить эти коррективы по ходу боя в чужой звездной системе?
— Очень просто, сир. Я надеюсь отправиться туда и руководить операцией на месте.
— Несмотря на свою отставку, о которой вы мне только что напомнили?
— В экстренной ситуации любой отставник может быть призван для продолжения службы Империи, — сказал Реннер. — И любой ветеран почтет это за особую честь.
— Вам не нравится служить Империи в качестве дипломата? У вас определенные успехи на этом поприще.
— Я военный и готов служить Империи там, где от меня больше всего пользы, — сказал Реннер.
— Это полет без обратного билета, адмирал.
— Да, сир.
— Не только для вас, но и для того штурмового батальона, что вам нужен, и для экипажей кораблей, которые вас туда доставят.
— Да, сир.
— Вы просите меня уплатить очень высокую цену.
— Империя превыше всего, сир. Кроме того, цена, которую нам придется уплатить за вторжение скаари, будет еще выше.
— Значит, вы утверждаете, что у вас есть четкий план?
— Да, сир.
— Я хочу с ним ознакомиться. Вы можете мне предоставить такую возможность сегодня вечером?
— Да, сир. — Реннер по военной привычке перешел на односложные ответы.
— Хорошо, я почитаю ваши выкладки и буду нам ними думать, — сказал Таррен. — Теперь вы, Алекс. Что я могу сделать лично для вас?
— Если вы примете положительное решение, я хотел бы отправиться вместе с адмиралом Реннером, — сказал я.
Император удивился.
— Надеюсь, вы шутите, — сказал он.
— Не шучу.
— Вы оказали нам услугу и в качестве награды за это просите отправить вас на верную смерть?
— Я понимаю, как странно это выглядит, но дела обстоят именно так.
— Зачем вам это?
— Я был на Кридоне и разговаривал с главой клана, — сказал я. — Я единственный, кто может таким похвастаться. Мое присутствие на месте может оказаться полезным.
— Я читал ваши показания, — заметил Таррен. — Не очень-то много вы там видели.
— У меня есть военный опыт, — сказал я, решив не вдаваться в подробности относительно моего визита на Кридон. — Я воевал со скаари, я участвовал в тайных операциях СБА Альянса…
— Я готов согласиться с тем, что вы можете принести определенную пользу, — сказал Таррен. — Но эти соображения не дают ответа на тот вопрос, который я задал. Зачем это лично вам?
— Скаари угрожают не только вашей Империи.
— Вот так просто? — спросил Таррен.
— Именно так.
— Нет, — сказал император. — Я не могу на это пойти.
— Потому что мое существование дает вам гарантию хорошего поведения нынешнего регента на Леванте?
— Отчасти. Я разговаривал с Джелалом и нахожу его надежным партнером, но в нашем положении лучше обойтись без риска там, где без него возможно обойтись.

— Значит, неоплатный долг является неоплатным только до тех пор, пока не вредит вашим политическим интересам? — уточнил я.
Император нахмурил лоб. Наверняка ему не понравилась моя резкость и прямота, но какого черта? Я устал быть пешкой в чужой игре и решил изменить правила.
Или хотя бы попробовать их изменить.
— Империя превыше всего, — повторил Таррен недавние слова Реннера.
Универсальная фраза, которую можно использовать в любой ситуации.
Особая ирония заключалась в том, что гарант из меня никакой. Независимо от того, разрешит ли мне Таррен отправиться на Кридон или не разрешит, я вряд ли протяну до вторжения древнего флота скаари. Но если я скажу об этом Таррену, вряд ли это поможет ему принять устраивающее меня решение.
Поэтому я буду лгать и дальше. Главное — найти те слова, которым император готов поверить.
— Это не мой мир, — сказал я. — Я не думаю, что сумею найти в нем место после всего, что уже было в моей истории. И я чувствую, что я должен отправиться на Кридон. Именно там я могу принести больше всего пользы.
— Но это военная экспедиция, а вы даже не являетесь моим подданным.
— Я уверен, эту формальность можно как-то обойти, — сказал я. — Назначив меня каким-нибудь техническим консультантом или что-то вроде того.
— А что вы на это скажете, адмирал?
— Алекс был там. — У Реннера свои резоны взять меня с собой. Пока он считает, что я могу оказаться новым воплощением Феникса, он предпочтет не выпускать меня из вида. — И я, как и все мы, наслышан о его партизанской войне на Новой Колумбии. Наверняка он может оказаться полезным. Я не смел бы просить его о таком, но если он сам настаивает, то возражать я не стану.
— Хорошо, я подумаю и над этим, — сказал император. — Хотя, должен сказать, мне не слишком нравится предоставленный мне выбор. Либо отправить вас на смерть, либо отказать вам в вашей просьбе после того, что вы сделали для Империи.
— Есть еще кое-что, в чем вы можете мне помочь.
— Девушка, потерявшая память, — угадал с первого раза Таррен.
— Именно.
— Мы позаботимся о достойной жизни для нее, — сказал император. — Или у вас есть какие-то особые пожелания?
— Нет. Просто я хотел бы знать, что за ней присматривают.
— За ней присмотрят, — уверил меня Таррен. — Еще что-нибудь? Ваш друг, полковник Риттер…
— Ему осталось немного, — сказал я. — Все, что ему нужно, это тишина и покой.
— Он их получит. Он может оставаться в моей резиденции до тех пор… — император осекся.
— Да, именно до этих пор, — сказал я.
— В такие минуты я понимаю, как ограничена императорская власть, — сказал Таррен. — Я хочу наградить вас, но мне практически нечего вам предложить. Я не могу вернуть память вашей подруге, я не могу продлить жизнь полковника Риттера, мне сложно отказать вам в вашей просьбе относительно похода на Кридон… Я все еще у вас в долгу, Алекс.
— Не отказывайте в моей просьбе, и я буду считать, что мы в расчете, — улыбнулся я.

— Не отказывайте в моей просьбе, и я буду считать, что мы в расчете, — улыбнулся я.
— Как же я могу считать, что мы в расчете, если вы намерены отдать свою жизнь за мою Империю? — поинтересовался он.
— Не за Империю, — сказал я. — За нечто большее, чем Империя.
Император покачал головой.
— Мы так часто говорим о готовности отдать жизнь, что эти слова начинают превращаться в обычную формальность, — сказал он. — Поэтому ситуация, когда кто-то действительно готов пожертвовать своей жизнью, хотя от него этого и не требуют, зачастую становится для нас большой неожиданностью. Я был рад познакомиться с вами, Алекс.
— Я тоже был рад познакомиться с вами, Таррен. Вы возвращаете мне веру в монархию.
И в этот момент я почти не врал. Я лишь слегка преувеличил.
Император покинул свою летнюю резиденцию ранним утром. Реннер, заглянувший ко мне после завтрака, сказал, что им получено предварительное разрешение на проведение операции «Игла» и у нас есть неделя, чтобы разработать и предоставить на утверждение императора ее окончательный план.
— «Игла», — фыркнул Риттер, когда я рассказал ему новости. — Название символизирует. Скаари вот-вот ударят по нам кувалдой, а мы готовимся нанести упреждающий удар иголкой.
— Имеется в виду, что иголкой тоже можно убить, — сказал я. — Если нанести удар в самое сердце.
— Да, но когда у тебя в руках кувалда, ты вообще можешь забыть о точном прицеливании.
— Дай мне на минутку Холдена, — попросил я.
— Как будто я это контролирую, — вздохнул Риттер. — Зачем он тебе?
— Он террорист и регрессор, и мне интересно его профессиональное мнение.
— Потрясающе, — сказал Риттер. — Жизнь с каждым днем все больше напоминает мне сумасшедший дом.
— Есть желание подлечиться?
— Есть желание найти главврача и свернуть ему шею, — сказал Риттер.
— Есть мнение, что это уже сделал генерал Визерс.
— А, точно. И тут он меня опередил. До чего же пронырливый сукин с… — Риттер осекся, потому что за руль сел его темный попутчик. — Ну и чего тебе надобно, старче?
— Ты все слышал, — сказал я. — Я просто хочу знать, что ты думаешь.
— Я не знаю всех подробностей.
— Неважно, — сказал я. — Мне интересно, может ли это сработать в принципе.
— Я думаю, Кридон является ключевой фигурой нынешней структуры Гегемонии, — сказал Холден. — Его устранение имеет смысл. Я не знаю, остановит ли это корабли вторжения, но в самой Гегемонии точно начнется хаос, и что-то, скорее всего это мой богатый жизненный опыт, подсказывает мне: аналогов этого хаоса Гегемония еще не знала. Кридон должен был наступить на хвост многим влиятельным кланам, а эти ребята такого никому не прощают.
— Но не обернется ли их ярость против нас?
— Против людей и кленнонцев, ты имеешь в виду?
— Да.
— Конечно, обернется, — сказал Холден.

— Но это не будет первоочередной задачей. Сначала они попытаются заполнить образовавшийся вакуум власти.
— Ты не можешь заглянуть в будущее и сказать, что из этого выйдет?
— В таком состоянии — нет, — сказал Холден. — А если я выйду из этого тела… Я уже не смогу вернуться в него, чтобы тебе рассказать.
— Сколько тебе осталось?
— Месяц, — сказал он. — Может быть, меньше.
— Жаль, — сказал я. — Мне пригодилась бы и твоя помощь, и помощь Риттера.
— Не будь таким эгоистом, — ухмыльнулся Холден. — И раз уж мы заговорили о сроках… Ты знаешь, что твоя энергия начала вытекать в никуда?
— Догадываюсь. Или я просто съел что-нибудь не то.
— Видимо, я ошибся, и последствия настигнут тебя раньше, чем я предполагал. Хотя и позже, чем всех остальных.
— Я все равно ничего не помню, — сказал я. — Так что не исключаю вариант, что ты просто ездишь мне по мозгам.
— Ну а смысл?
— Не знаю. Может, ты вовсе и не Феникс, а плод шизофренического расстройства Риттера, слетевшего с катушек после криостазиса и зациклившегося на твоей персоне.
— Хорошая версия, — одобрил Феникс. — На что только не готовы идти люди, чтобы не видеть правды.
— Таки люди?
— Ты пока еще человек, Алекс, — сказал он. — Продвинутый, проапргрейденный, но только человек.
— Насколько я понимаю, ты сейчас тоже связан ограничениями тела, в котором существуешь.
— Но я-то помню, кто я такой, и поиск смысла бытия меня совершенно не тяготит, — сказал он. — А ты, судя по всему, испытываешь комплекс вины величиной с галактику и намерен искупить причиненный человечеству вред своей героической гибелью на Кридоне. Хотя ты лично никакого вреда и не причинял.
— И в чем я не прав?
— В том, что продолжаешь думать как человек. Хотя я и должен признать, что это вынужденная ошибка. Ведь ты просто не мог научиться думать по-другому.
— Наша личность — это сумма наших воспоминаний, — напомнил я.
— Хочешь, я предскажу тебе будущее? — спросил он. — Никакой мистики, все основано на логике и знании.
— Попробуй.
— На Кридоне тебя убьют, — сказал Холден. — Собственно говоря, вас всех там убьют, независимо от того, сумеете вы ликвидировать Кридона или нет.
— Это тебе любой предскажет, — сказал я.
— Я еще не закончил. В тот миг, когда это твое тело перестанет существовать, ты обретешь другую память, — сказал Холден. — Соответственно, ты станешь совсем другой личностью. И ты перестанешь видеть смысл в последних своих действиях. Люди, кленнонцы, скаари… все это потеряет для тебя значение. После этого ты просуществуешь еще какое-то время в своей естественной форме.
— Как долго?
— Объективно? Доли секунды, может быть, чуть дольше. В материальном мире тебя не станет почти сразу.
— Ну а субъективно?
— Субъективно это может быть целая вечность.

Время там не имеет особого значения, по крайней мере до тех пор, пока ты не пытаешься приложить силы к материальному миру. Для всего остального мира твоя смерть, а точнее, смерть этого твоего тела, будет очень быстрой. Для тебя настоящего этот период может затянуться очень надолго. Я, кстати, не уверен, что это намного лучше.
— И что?
— И ничего. Я просто готовлю тебя к тому, что произойдет. Хотя, конечно, к такому и нельзя подготовить.
— Еще какие-то советы?
— Не наделай глупостей.
— До смерти или после? — Со стороны этот вопрос наверняка кажется особенно идиотским.
— В обоих случаях, — ухмыльнулся он.

ГЛАВА 4

Полковник СБА Джек Риттер умер через три недели после этого разговора.
В собственной постели, ночью. Вероятнее всего, во сне.
По крайней мере, утром, когда мы нашли его мертвым, его лицо выражало только спокойствие.
Умиротворенность.
Мне казалось, что я буду готов к этому, но черта с два. Напился, даже не став дожидаться вечера.
Дело не в том, что за короткое время Риттер стал моим другом. Другом он так и не стал, скорее, приятным собеседником, с которым можно скоротать время.
И не в том, что Феникс, возможно, был последним представителем моего вида и я нуждался в его советах.
Просто это странное существо, на пороге смерти вместившее в себя целых два разума, было одной из последних ниточек, связывающих меня с прошлым. Сейчас их уже почти не осталось.
Друзья, враги, просто знакомые… Все они умерли. Мне не было нужды жечь за собой мосты, мосты уже сгорели сами.
Словно кто-то подталкивал меня в спину, вынуждая пройти по тому пути, который я уже выбрал для себя сам.
Не было у меня никакого комплекса вины, о котором говорил Холден. Да и откуда бы ему взяться, если я до сих пор не считал себя регрессором? А в чем виноват Алекс Стоун? В том, что не остановил Визерса? Так его невозможно было остановить. В смерти Азима, в криоамнезии Киры?
Нет, мы все были взрослыми людьми, мы знали, на что шли, знали о риске…
Тогда почему меня так тянуло отправиться на Кридон?
Наверное, я чувствовал, что так будет правильнее всего. Во время нашего единственного разговора Кридон сравнил меня с пылью. Мне хотелось показать ему, что не стоит недооценивать пыль.

Кленнонцы закапывали своих покойников в землю, и поскольку Риттер перед смертью не выказал особых предпочтений по этому поводу, его похоронили на одном из военных кладбищ Кленнона. Реннер сказал, что это честь для землянина.
Если не считать священника, в последний путь Джека проводили всего трое. Я, Реннер и юный энсин Бигс, который пришел сюда скорее из уважения к нам, а не потому, что он хорошо знал покойного.
Священник произнес подобающие случаю слова и поинтересовался, не хочет ли кто-нибудь из нас что-нибудь добавить. Я покачал головой.
— Он был солдатом, — сказал Реннер. — Он заслужил покой.
К стоянке флаеров мы шли в полном молчании.
Мы с Реннером разместились в салоне, а юный энсин Бигс уселся за управляющие джойстики и плавно поднял машину в воздух. С высоты кладбище выглядело как одно большое зеленое поле, засеянное белыми прямоугольниками надгробий, и напоминало нестандартной расцветки шахматную доску.

С высоты кладбище выглядело как одно большое зеленое поле, засеянное белыми прямоугольниками надгробий, и напоминало нестандартной расцветки шахматную доску.
Кленнонцы появляются на свет из пробирок, зато уходят из этого мира по всем правилам.
— Наши кладбища кажутся вам архаизмом? — поинтересовался Реннер, правильно интерпретировав мой взгляд.
— Отчасти.
— Мы чтим традиции, — сказал Реннер. — Солдаты должны знать, что о них будут помнить и после смерти. Даже если кто-то погиб в космосе и не осталось ничего, что можно положить в гроб, мы все равно сооружаем символическое надгробие.
— Так ваша планета со временем превратится в одно большое кладбище, — сказал я.
— На Кленноне хоронят не всех, — сказал Реннер. — Только самых достойных.
— Для тех, кто отправится к скаари, тоже соорудят символические надгробия?
— Вы передумали или желаете обсудить дизайн собственного памятника?
— Не передумал, — сказал я. — Что же касается памятника, то мне все равно, как он будет выглядеть и будет ли он вообще.
Реннер пожал плечами. Очевидно, ему тоже было плевать на собственный памятник.
— Вы знаете, что я лично занимаюсь набором участников экспедиции? — спросил он.
— Знаю. — Всю последнюю неделю Реннер пропадал в генеральном штабе Империи, проводя собеседования с потенциальными камикадзе.
— Я получил результаты вашего медицинского обследования.
— Я в порядке.
— Тесты говорят об обратном. Вы быстро утомляетесь и далеки от пика своей физической формы. Ваш организм изношен. Медики не могут понять, является ли это последствиями неудачного выхода из криостазиса или вызвано чем-то еще.
— Это проблема? — поинтересовался я.
— Возможно.
— Она не помешала вам использовать меня на Леванте.
— Это совсем другое, — сказал Реннер. — Сейчас мы планируем боевую акцию, успех которой может зависеть от любой мелочи.
— Вы хотите оставить меня здесь?
— Не хочу, — сказал Реннер.
— И с боевой акцией, которую мы планируем, это никак не связано, — сказал я. — Или я ошибаюсь?
— Я не хочу рисковать, — сказал Реннер. — Пока существует хотя бы ничтожная вероятность, что вы можете оказаться Фениксом… я предпочел бы не выпускать вас из поля зрения до…
— До конца, — подсказал я. — Вы с кем-то делились своими подозрениями?
— Вы — герой, который помог нам уладить проблему с Калифатом, — сказал Реннер. — Вы собираетесь вместе с нами отправиться спасать Империю от скаари. Я не хотел бы вас ни в чем обвинять, не располагая доказательствами, более весомыми, чем чья-то докладная записка, обнаруженная в памяти генерала Визерса.
— Вам не позавидуешь, — сказал я.
— Да, — согласился Реннер. — Я вот думаю, если вы на самом деле являетесь Фениксом, что будет опаснее для нас? Взять вас с собой и, возможно, поставить под угрозу нашу акцию или оставить вас здесь, на нашей столичной планете, рядом с нашим императором.

— Дилемма, — сказал я. — А как бы вы поступили, если бы точно знали, что я — не Феникс?
— Скорее всего, оставил бы здесь.
— Как хорошо, что наверняка вы этого не знаете, — хмыкнул я. — Полагаю, Феникс не имел бы ничего против нашей вылазки. Смерть Кридона породит хаос, а Фениксу хаос нравился.
— К сожалению, я не имею права принимать решения, основываясь на догадках, — сказал Реннер.
— И как же вы намерены поступить?
— Я пока никому не показал результаты вашего обследования, — сказал Реннер. — Интуиция говорит мне, что вы — тот, за кого себя выдаете, но я не имею права принимать решения, и основываясь на интуиции в том числе.
— Забудьте о моей быстрой утомляемости, — сказал я. — Боевой коктейль даст мне столько времени, сколько потребуется. И… поговорим начистоту. Вы знаете, от чего умер Риттер?
— От старости, — сказал адмирал. — Больше всего это похоже на синдром отложенной старости, как последствия некорректной криореабилитации. Это практически неизлечимо.
— У меня то же самое, — сказал я. — Только на более ранней стадии. Теперь подумайте еще раз, кто из нас мог быть Фениксом и стоит ли вам оставить меня на Кленноне. В качестве гарантии хорошего поведения Джелала я не гожусь, ибо не проживу так долго. Зато я могу принести пользу в походе. Я воевал со скаари, я был на Кридоне, у меня вообще богатый опыт подобных операций.
— Последняя ваша операция закончилась неудачно, — напомнил Реннер.
— Это был экспромт, вылазка, предпринятая без всякой подготовки, — сказал я. — И тем не менее я все еще жив.
Реннер снова покачал головой.
— Адмирал, сколько сейчас в вашей армии людей, обладающих реальным боевым опытом в столкновениях со скаари?
— Только ветераны, — сказал Реннер. — Такие, как я.
— И вы все еще считаете, что я вам не нужен?
— Расскажите мне правду, — сказал он. — Почему вы так хотите отправиться на Кридон?
— Визерс все это время носился со мной не просто так, — сказал я, решив открыть карты. Хотя бы частично. — Дело в том, что у меня есть… способности, проявляющиеся в экстренных ситуациях. Я чувствую опасность и могу ее избежать, а заодно предупредить о ней тех, кто находится рядом со мной. Это помогло нам всем выжить на Новой Колумбии, это помогло мне пережить космическую станцию «Гамма-74-К», это помогало мне во время работы на Визерса. И если уж мне суждено умереть, я предпочел бы, чтобы эта способность послужила на благо человечества. Вы возьмете меня с собой, и я помогу вам убить Кридона.
— И это все, что вами движет?
— Еще немного эгоизма, — признался я. — Мне не хотелось бы умирать от старости в тридцатилетнем возрасте. Я предпочел бы смерть в бою.
— Это я понимаю, — сказал Реннер. — Я вызвался командовать экспедицией, потому что это мой единственный шанс вернуться на службу. Я ведь потомственный военный, и эти дворцовые интриги не вызывают у меня ничего, кроме раздражения.
— Мертвый адмирал лучше живого герцога? — уточнил я.

— Мертвый адмирал лучше живого герцога? — уточнил я.
— Я понимаю, в этом тоже есть немного эгоизма, — сказал Реннер. — Операция «Игла» — это шанс изменить историю. И… откровенность за откровенность… Надеюсь, что наш водитель этого не услышит, но я никогда не чувствовал себя соответствующим моей репутации. Легенда при жизни, жизнь при легенде. Я был лучшим в своем выпуске имперской академии, у меня безупречная репутация, я подавлял восстания, участвовал в нескольких локальных стычках, но самым значимым эпизодом, в котором я участвовал, осталась операция на Новой Колумбии. Да, мы провели ее идеально, с минимальными потерями, мы выбили скаари с планеты меньше чем за неделю, но… Для того чтобы стать великим адмиралом, нужна великая победа, а разгром клана Прадеша таковой не назовешь. Потом был гиперпространственный шторм и заточение на собственном корабле. Я выжил, но это и все, что можно сказать. Большой моей заслуги в том нет. Просто кому-то нужен был герой, эталон, на которого будут равняться другие, и меня выбрали на эту роль, потому что я подходил для нее больше всех остальных.
— Для великой победы нужна великая война, — сказал я.
— Да, — согласился Реннер. — Даже если я доживу до вторжения древнего флота скаари, я буду уже не в том возрасте, чтобы вернуть меня на службу. Черт побери, да я уже не в том возрасте… И великих побед в той войне не будет. Ящеры сомнут нас, как пресс.
— Если у нас ничего не получится на Кридоне, — сказал я.
— В случае нашей неудачи мне бы не хотелось видеть гибель Империи, — сказал Реннер. — Это трусость, конечно, но я служил ей слишком долго, чтобы смотреть, как ее планеты полыхают в огне. А если Империя устоит, если у нас все получится, то я хотел бы уйти как легенда. Как боевой офицер флота, выполнивший свой долг до конца. Это лучше, чем доживать свои годы дряхлеющим герцогом в месте вроде этого.
Реннер показал за окно, и я только сейчас заметил, что наш флаер уже стоит на посадочной площадке летней резиденции императора. Юный энсин Бигс посадил машину так плавно, что, занятый разговором, я прохлопал этот момент.
— Так какое решение вы примете? — поинтересовался я.
— Мы отправимся в наш последний поход вместе, — сказал Реннер. — Я решил поверить вам, Алекс.
— Вы не пожалеете об этом, адмирал.
— Надеюсь, — сказал Реннер. — А теперь давайте поторопимся. Не стоит заставлять нашего водителя ждать.

Каждое утро я начинал с зарядки, а после обеда старался гулять по окрестностям без компенсирующего костюма. Эти нагрузки если и не могли вернуть меня в прежнюю форму, но хотя бы поддерживали то, что от меня осталось.
Мое тело вырабатывало последние ресурсы.
Синдром отложенной старости, энергетический пробой или кармическое возмездие… Какая разница. Я чувствовал, что осталось мне недолго.
Через неделю мы должны были отправиться на орбиту, где для нас готовили два легких крейсера «Игла-1» и «Игла-2». Столичная планета Империи произвела на меня приятное впечатление, но она не была моим домом, и я знал, что покину ее без всяких сожалений.
Реннер большую часть времени проводил в генеральном штабе, контролируя подготовку к экспедиции, а я шатался по летней императорской резиденции и был предоставлен самому себе.
Юный энсин Бигс, который таки попытался заговорить с Реннером о своем участии в походе, получил категорический отказ и теперь дулся на весь мир вообще и на меня в частности.

Юный энсин Бигс, который таки попытался заговорить с Реннером о своем участии в походе, получил категорический отказ и теперь дулся на весь мир вообще и на меня в частности. Похоже, он решил, что я собираюсь присвоить полагающуюся ему часть славы.
Никогда мне этих имперцев не понять.
Двадцать четыре года, до вторжения скаари еще добрых два десятка лет… Казалось бы, живи, пользуйся случаем, ведь неизвестно, что будет дальше, а этот мальчишка готов сложить голову прямо сейчас. Добровольно и во славу императора.
В свое время я тоже добровольно записался в пехоту Альянса, но только потому, что не видел другого выхода. Это был единственный способ распрощаться с «Вселенной неудачников», и я никогда бы им не воспользовался, если бы мне предоставили альтернативу.
Не уверен, что и сейчас подписался бы на полет в один конец, если бы мое собственное тело уже не вынесло мне смертный приговор.
Впрочем, черт его знает…
На Кленноне у меня осталось только одно незаконченное дело, и я оттягивал его до последнего вечера перед нашим отлетом на орбиту.

— Привет, Кира.
— Привет, Алекс. Ты давно меня не навещал.
— Извини. Я был очень занят.
— И, кроме того, я больше не тот человек, которого ты знал?
— Ты — тот человек. Просто чуть раньше… Я…
— Прости за то, что поставила тебя в неловкое положение. Наверное, и хорошо, что вокруг меня нет людей, с которыми я была знакома раньше, иначе им всем пришлось бы чувствовать себя неловко. Хотя я бы и не отказалась, если бы вокруг меня были люди, а не…
— Кленнонцы — это тоже люди.
— Я знаю, но… мне сложно к этому привыкнуть. Нас с детства приучали к образу врага.
— Это всего лишь пропаганда Альянса. На самом деле все гораздо сложнее.
— Я выросла на этой пропаганде. Я ведь когда-то даже записалась во флот именно благодаря ей.
— Ты записалась во флот, потому что тебе хотелось летать и у тебя к этому талант.
— Жаль, что я этого не помню. Моя мечта сбылась, а я позабыла об этом.
— Такое иногда случается.
— Я знаю, что должна быть благодарна судьбе за то, что я вообще жива, что у меня появился второй шанс, и надо радоваться каждому дню, или как там еще говорит психолог, но получается у меня плохо.
— Со временем будет получаться все лучше и лучше.
— Они здесь обращаются со мной, как с больной. А я ведь не больна, я всего лишь потеряла память.
— И это пройдет.
— Ты, наверное, важная птица, если нас поселили в личной резиденции императора.
— Просто у них тут плохо с гостиницами для землян.
— Что будет дальше, Алекс?
— Они проследят, чтобы с тобой все было хорошо. Их император сам пообещал мне.
— Мне предложили пройти модификацию тела, чтобы приспособить организм к здешним условиям. Говорят, что это очень дорогая операция, но для меня они готовы сделать ее бесплатно.
— Это хорошее предложение, над которым стоит подумать.
— Но ведь тогда я перестану быть человеком.

— Не перестанешь. Я думаю, что тебе нужно остаться на Кленноне.
— Потому что на Землю мне все равно не вернуться?
— Альянса больше нет, а в Солнечной системе сейчас небезопасно. Марсианам еще долго наводить порядок.
— И я для них абсолютно бесполезна, так что они не станут со мной возиться, да? Если бы я была пилотом, были бы другие расклады…
— Думать о том, что могло бы произойти при других раскладах, — едва ли не самое бесполезное занятие во вселенной. Надо играть с теми картами, что у тебя на руках.
— И во что намерен поиграть ты?
— В одну из самых старых игр. Собственно, я пришел попрощаться. Завтра я улетаю.
— Далеко?
— Сначала на орбиту, потом чуть подальше.
— Это опасно?
— Космос сейчас вообще небезопасен.
— Но ты вернешься?
— Наверняка.
— Куда вы летите?
— Я не могу этого сказать. Секретность, все такое.
— Но это военная операция?
— Это больше похоже на исследовательскую экспедицию. Мы прилетим, посмотрим и улетим.
— Почему-то мне кажется, что это не так.
— Ерунда. Я думаю, что это будет легкая прогулка.
— Или хочешь меня в этом убедить.
— Для шестнадцатилетней девушки ты чертовски подозрительна.
— Это не очень смешная шутка, Алекс.
— Да, прости.
— Может, когда-нибудь и я сама над ней посмеюсь, но не сейчас.
— Когда-нибудь мы вместе над ней посмеемся.
— Если я пройду модификацию тела, они говорят, что я смогу стать пилотом. Не военным, конечно, но я смогу вернуться в космос. Возить грузы или пассажиров…
— Ты вроде бы говорила, что не хочешь второй раз идти по этому пути.
— Другого пути я сейчас просто не вижу. Я никогда не мечтала ни о чем другом.
— У тебя еще есть время, чтобы подумать и помечтать.
— Не так уж его и много, этого времени. Я знаю, что на нас надвигается военный флот скаари.
— Еще не факт, что они сюда долетят. В любом случае, это произойдет не завтра.
— Но что может их остановить?
— Пока не знаю. Но это не повод для того, чтобы опускать руки.
— Мне кажется, ты мне чего-то не договариваешь, Алекс.
— У тебя все будет хорошо, Кира.
— А у тебя?
— И у меня тоже.
— Я хочу, чтобы ты вернулся, Алекс.
— Я вернусь.
— Целым и невредимым.
— Я постараюсь.
— Я буду ждать.
— А я никогда тебя не забуду.

ГЛАВА 5

Еще одно гребаное корабельное утро, будь оно проклято.

Моя каюта на «Игле-1» еще меньше, чем тот «стенной шкаф», в котором мне довелось жить на «Вселенной неудачников», но зато мне не приходится ни с кем ее делить. Собственно говоря, это единственное ее преимущество.
Лежа на кровати, можно дотронуться до любой из боковых стен. Чтобы появилось место для утренней зарядки, койку надо убрать в стену. Небольшой столик и стул тоже выдвижные.
Крейсеры, которые и так не являются самыми комфортными судами, модифицировали для выполнения необычной боевой задачи, поэтому жилого пространства здесь почти не осталось.
Радует только то, что обратно нам в таких условиях лететь не придется.
Я задвинул кровать в стену, сделал пару приседаний и поплелся в офицерскую столовую, пока не прошло время завтрака. У офицеров есть полтора часа, чтобы поесть. Это мы еще хорошо устроились. Рядовым на корабле приходится питаться в несколько смен.
Я взял поднос с завтраком, налил себе кофе и уселся на свободное место за ближайшим столиком. Моими соседями оказались капитаны Эндрюс и Криг из штурмового батальона и лейтенант Карсон из группы пилотов.
Лейтенант Карсон был самым молодым офицером из всех кленнонцев, ему было чуть за сорок, и его карьера застопорилась из-за неприятного случая, имевшего место еще в те времена, когда он был энсином. Молодой и горячий Карсон вызвал на дуэль того, кого ему не следовало вызывать, и, несмотря на все уговоры секундантов, не удовольствовался первой пущенной кровью, а уложил своего противника на месте. Поскольку убитый принадлежал к высшей имперской аристократии, Карсона попытались обвинить в незаконной дуэли, отдать под трибунал и выгнать из флота, но, так как все правила поединка были соблюдены, сделать это не удалось.
Зато на его карьере можно было поставить крест, несмотря на явный талант пилота и навигатора, который он демонстрировал еще в академии.
Его произвели в лейтенанты только потому, что человек не может до старости ходить в энсинах, но дальнейшее продвижение вверх по карьерной лестнице оказалось закрыто для него навсегда.
Наверное, это и заставило его ответить согласием, когда Реннер предложил ему стать добровольцем.
Реннер сам набирал людей в этот полет, изучая личные дела и слушая рекомендации других офицеров. Если Реннер считал, что человек ему подходит, он делал ему предложение стать добровольцем и сразу же рисовал перспективы. По его словам, отказавшихся было всего двое.
Этот отказ формально не грозил им никакими служебными последствиями, но репутация их была испорчена надолго. Возможно, навсегда.
В обществе с четко выстроенной военной иерархией это может оказаться настоящей проблемой.
— Плохой аппетит из-за тревоги? — поинтересовался Карсон, кивая на мой полупустой поднос.
Я уже неплохо понимал по-кленнонски, но из вежливости в моем присутствии все разговоры велись на общем языке Альянса.
— Нет, — сказал я. — Мы же пока на нейтральной территории, чему тут тревожиться?
— Через два дня мы войдем на территорию скаари, — сказал Карсон.
— Вы пилоты, вы и нервничайте, — сказал Эндрюс. — Вам положено.
— А вы когда начнете нервничать? — спросил Карсон.
— Когда от нас что-то будет зависеть, — сказал Эндрюс. — Зачем переживать из-за того, на что ты никак не можешь повлиять? Ну, напоремся мы на их сторожевик, и что дальше? На абордаж их брать или из ручного оружия обстреливать?
— Обычный сторожевик за нами не угонится.

— Тем более нет повода для беспокойства, — сказал Эндрюс, энергично двигая челюстями. — Вы, леталы, главное до места нас доставьте, а потом уж делайте, что хотите.
— Покрошим ящеров в собачий корм, — кивнул Крит. — После нашего визита Кридон станет по-настоящему мертвой планетой.
— Штурмовики всегда такие оптимисты?
— Пилоты всегда такие дерганые?
— А мне нравятся дерганые пилоты, — сказал Эндрюс. — Лучше в меру нервничающий пилот, чем полный отморозок, который вообще ничего не боится. Я летал с одним таким парнем. Он шел через заградительный огонь и выбросил десантные капсулы на полтора километра ниже установленного минимума. Мы даже затормозить толком не успели.
— И почему ж ты до сих пор жив? — поинтересовался Крит.
— Потому что выбросили нас над болотом, — сказал Эндрюс. — Пока добирались до твердой земли, крыли того пилота, на чем свет стоит.
— Это где ж такое было?
— На учениях, — сказал Эндрюс. — Учебный полигон «12-дельта» на Жемчужине.
— Надо хорошо постараться, чтобы найти на Жемчужине болота.
— В экваториальной зоне их полно, — сказал Эндрюс.
— Нас держали ближе к южному полюсу, — сказал Криг. — Мерзкое местечко. Неделями из скафандров не вылезали.
— Зато бесценный боевой опыт.
— Это у Алекса бесценный боевой опыт, — сказал Криг.
— Мы дрались со скаари в джунглях, — сказал я. — На Кридоне джунглей нет, так что…
— И что ты можешь рассказать о ящерах такого, чего мы не знаем?
— Они быстры. Но не быстрее импульса из винтовки.
— Кто вообще может быть быстрее импульса из винтовки? — поинтересовался Эндрюс. Он думал, что задал риторический вопрос.
— Я могу, — сказал я.
— Я буду присматривать за тобой в бою, — сказал Эндрюс. — Там и покажешь мне, насколько ты быстр.
— Это если ты успеешь уследить, — сказал я.
Криг усмехнулся.
— Говорят, что ты настоящий спец, — сказал он. — Выполнял грязную работу для СБА и всякое такое.
— Случалось.
— Много всего видел, да? Ты должен быть очень хорош, если летишь с нами.
Это верно.
Кленнонские штурмовики считались лучшими бойцами галактики, а те, что сидели со мной за одним столиком или летели со мной на одном корабле, были не просто элитой, они были элитой элит, пусть им и предстояло стать пушечным мясом.
Вероятно, я должен был чувствовать гордость за то, что меня удостоили такой чести, но я ее не чувствовал. Я слишком устал для всего этого, а бравада, которую демонстрировали остальные участники нашей экспедиции, начинала меня раздражать.

— Эти ребята — гордость Империи, — сказал Реннер.
— Я понимаю. Соль земли, все такое. Брызжут тестостероном во все стороны.
— Это их последний поход.

— Я понимаю. Соль земли, все такое. Брызжут тестостероном во все стороны.
— Это их последний поход. Будьте снисходительнее.
— Они ведут себя так, как будто этого не понимают.
— А что они должны делать? Писать прощальные письма? Исповедоваться? Смотреть перед собой стеклянным взглядом?
— Не знаю, — признался я.
— Война — это их работа, — сказал Реннер. — Вероятность того, что им придется отдать свою жизнь за Империю, всегда была прописана в их профессиональном контракте.
— Полагаю, это прописано в контракте любого военного, — сказал я. — Но обычно все-таки существуют шансы, что этого пункта удастся избежать.
Реннер покачал головой.
— Только не надо начинать про то, что экстренные ситуации требуют экстренных мер, — попросил я.
— Вы не кленнонец, — сказал он.
— Это универсальный ответ на многие вопросы, — согласился я.
Я не кленнонец, я не монархист, я не понимаю.
А если учесть, что я еще и из другой эпохи, то пропасть непонимания между нами и вовсе никого не должна удивлять.
Так уж случилось, что я никому не доверял и не было для меня ни одной идеи, за которую я был бы готов умереть, если бы мне предоставили такой выбор.

Когда мы оказались на территории скаари, траектория нашего полета стала напоминать путь удирающего от охотничьих собак зайца, столь она оказалась замысловата и слабопредсказуема. Либо карты почти двухвековой давности оказались точны, либо нам просто везло, но за неделю мы преодолели добрую треть пути и умудрились так и не нарваться на неприятности.
Слабое утешение, если вспомнить, что главная неприятность ожидает нас в самом конце пути. Впрочем, для кленнонцев это вовсе и не было неприятностью. Судя по царящим на корабле настроениям, они воспринимали это как великую честь.
Странно, что, когда император произносил официальное напутственное «бла-бла-бла», он забыл об этом упомянуть. Все больше рассуждал о будущем Империи, о великой доблести тех, кто отправляется в поход, и о том, что победы без жертв не бывает, и еще наговорил много слов в таком же роде. Даже фон Клаузевица процитировал.
Чтобы одержать победу, бейте в самое сердце врага.
А дерево Империи тоже время от времени нужно поливать кровью патриотов. Просто беда с этими деревьями.
— Я далеко не мальчик и не питаю разного рода иллюзий, — сказал Реннер, когда я заговорил с ним об этом. — Глупо было бы утверждать, что это — последняя война и после нее других войн уже не будет. Но это — самая важная война, и у нас просто нет права ее проигрывать.
— Смерть Кридона не гарантирует, что вторжение будет остановлено, — напомнил я.
— Но вероятность этого достаточно велика, — сказал Реннер. — Империя в любом случае продолжит готовиться к обороне, и если у нас получится, то мы дадим ей дополнительные шансы.
— Вот так люди и попадают в историю, — сказал я.
— Так люди пишут историю, — поправил он. — Как вы себя чувствуете?
— Нормально, — сказал я. — На один бой меня хватит.
— Это может быть очень долгий бой.

— На один бой меня хватит.
— Это может быть очень долгий бой.
— Тем веселее, — сказал я.
— Война — это невесело.
— Расскажите об этом ребятам снаружи, — сказал я. — Шутки в офицерской кают-компании не смолкают ни на минуту.
— Вы не жалеете, что отправились с нами?
— Ни за что бы не пропустил этого цирка.
Реннер покачал головой.

На Кленноне нас провожали как героев, но, судя по царящим на корабле настроениям, героем тут себя никто особо не чувствовал.
Это были солдаты, и у них была работа, и они собирались выполнить эту работу так хорошо, как они смогут. Пафосные речи, разговоры о долге и прочие разглагольствования остались позади, на корабле царила атмосфера собранности, свойственная любому военному походу.
И, что самое удивительное, никаких мрачных настроений среди экипажа. Похоже, меня тут одного терзают невеселые мысли.
По мере приближения к Кридону я все меньше думал о нашей миссии и все больше — о Холдене и регрессорах.
Конечно, он не рассказал мне всего. Даже если бы он хотел и если бы у нас было больше времени, вряд ли он смог бы подобрать слова, чтобы описать мне то, что меня, возможно, ожидало в конце пути.
Ответы.
Как минимум меня там ждали ответы. Как максимум… кто знает.
Миг, растянутый до бесконечности. Всемогущество и ничегонежелание. Я пытался это себе представить и не мог.
Цивилизация регрессоров зашла в тупик, и вполне вероятно, скоро мне доведется попасть в этот тупик и самому узнать, как это происходит.
Или же все это просто чушь и бред умирающего, чей мозг повредился во время неправильно проведенной криореанимации.
Даже не знаю, какой вариант оказался бы для меня предпочтительнее.
День следовал за днем, и я предпочитал их проводить в своей тесной каюте, стараясь не раздражать кленнонских штурмовиков своим присутствием, лишь изредка появляясь в офицерской столовой или беседуя с Реннером, последним человеком, известным мне по моей прошлой жизни. А потом мы ушли в последний, самый длинный прыжок, который должен был вывести нас к Кридону.

ГЛАВА 6

Как известно любому мало-мальски разбирающемуся в своей профессии полководцу, первым при начале сражения гибнет его план, поэтому кленнонцы не стали заморачиваться на детальную проработку операции, ограничившись несколькими общими набросками и оставив простор для импровизации. Лишь первая фаза «Иглы» была просчитана четко, ибо от нее зависело все остальное.
«Игла-2» вынырнула из гипера первой и сразу же ринулась к планете, даже не предпринимая попыток торможения. Естественно, скаари ее сразу засекли. Естественно, они открыли заградительный огонь. Естественно, пару раз они попали.
Но никакого значения это уже не имело.
Легкий крейсер не маневрировал и не пытался уклониться. Силовые щиты принимали первые разряды на себя, а он двигался на релятивистских скоростях и стремительно рвал дистанцию.
Он не успел бы затормозить при входе в атмосферу, он не успел бы выбросить десант или выстрелить по какой-то цели на поверхности планеты, но от него этого и не требовалось.
Это был брандер. Наш таран, при помощи которого мы должны были взломать орбитальный щит столичной планеты Гегемонии.

Его пилот был настоящим камикадзе, и он должен был умереть первым.

Это был варварский способ, и Реннер заверял меня, что обычно Империя так не воюет.
В нормальных условиях это был бы крайне неэффективный метод. Десант на планету высаживают уже тогда, когда сопротивления на орбите практически не осталось, иначе высадка обходится слишком дорого. Десантные транспорты плохо защищены и неповоротливы, брешь, проделанная брандером, оказалась бы для них слишком мала и закрылась бы слишком быстро, и даже если бы гениальному пилоту удалось сбросить десантные катера, они оказались бы на планете без всякой поддержки, а десант, выброшенный на чужую планету без огневой поддержки, живет не дольше нескольких минут, и это уже считается большим везением.
Но наш случай нельзя было назвать нормальным.
«Игла-2» получила критические повреждения уже на двадцать второй секунде после выхода из гиперпространства, но за это время ей удалось подобраться к дальней орбите Кридона.
В это время «Игла-1» с главными ударными силами на борту только выходила из гиперпространства.

«Игла-2» была наспех построенным кораблем. Голый корпус, внутрь которого наспех засунули реактор и гиперпривод, смонтировали силовые щиты, которые позволили бы кораблю продержаться несколько секунд под огнем противника. Вооружения — ноль, дополнительной полезной нагрузки — ноль, экипаж, который обслуживал все это удовольствие, состоял из нескольких человек, которым пришлось провести весь полет в поистине спартанских условиях.
Зато все высвобожденные помещения были набиты взрывчаткой. И когда я говорю о взрывчатке, я имею в виду отнюдь не динамит.
Стратегическое термоядерное оружие.
Когда крейсер взорвался внутри оборонительных порядков скаари, это было похоже на вспышку небольшой сверхновой. Ослепительный свет на мгновение заполнил весь космос от края до края, ближайшие орбитальные станции скаари просто снесло… Дальше в ход пошла цепная детонация, которая выбила еще добрый десяток военных спутников, радиомагнитный импульс, вырубивший все не экранированное оборудование на десятки километров вокруг, и поражающая радиация, последствия которой с нашего наблюдательного пункта были не видны.
— Работаем. — Несмотря на то что наш корабль направлялся прямо в центр этого рукотворного ада, голос Реннера, донесшийся из динамиков внутренней связи, был абсолютно спокоен.

Первая редакция предложенного нами плана по ликвидации Кридона была гораздо проще. Один корабль взрывается на орбите, пробивая брешь, сквозь которую второй корабль проникает внутрь защитных укреплений скаари. Второй корабль, несущий на себе такой же заряд, взрывается на поверхности планеты, и резиденции Кридона вместе со всеми ее обитателями приходит конец.
Никакой операции «Игла». Вместо нее прекрасно подошла бы операция «Кувалда».
Увы, экспериментальная модель показала, что это не сработает.
Большая часть подземных сооружений скаари находилась на глубине больше десяти километров, защищенная от удара сверху не только тоннами скальной породы и архитектурными излишествами, но и несколькими силовыми щитами, которые могут если не полностью отвести угрозу, то смягчить удар и направить его в другую сторону, и не было никакой гарантии, что одним мощным взрывом нам удастся убить всех.
Для этого потребовалось бы такое количество взрывчатки, что вместо крейсера нам пришлось бы расколотить о поверхность планеты пару супердредноутов, но проблема в том, что супердредноуты на расстояние удара незамеченными бы просто не подошли.

Военные спецы Империи долго ломали голову над вопросом, как бы всунуть в корпус крейсера большее количество взрывчатки, но самые оптимистичные прогнозы давали не более сорока процентов на успех, и в конце концов было решено действовать по старинке и отправить на Кридон десант. Тем более что под землей скаари тяжелого вооружения не держали, и шансы мобильной штурмовой группы решить проблему Кридона оценивались процентов в шестьдесят-семьдесят, а при таких раскладах это совсем немало.
— Бомба неуправляема, а потому ненадежна, — сказал тогда Реннер. — Ты посылаешь бомбу, она взрывается, и ты уже ни на что не можешь повлиять. В то время как штурмовой отряд способен принимать решения на месте и действовать по ситуации. Мы знаем, как выглядит Кридон, примерно знаем, где его искать. Лучшее, что мы можем сделать, это удавить поганца своими собственными руками.
— Это звучит глупо, но это на самом деле самый надежный вариант, — вторил ему Риттер. — В условиях боя человеческий мозг является самым надежным компьютером, и мы еще долго не сможем его ничем заменить. Там, где надо принять нестандартное решение, вывернуться из ситуации, которую невозможно предсказать и смоделировать в условиях штаба, идеальным оружием до сих пор является десантник.
— Я бы действовал иначе, — сказал опрошенный мною Холден. — Но мое время прошло, а вы может воевать с ящерами, как хотите.
— Но это может сработать? — допытывался я.
— Вполне, — сказал он. — А может и не сработать. Но если вы просто швырнете туда бомбу, и она не взорвется, или взорвется, но не там, или взорвется там, где надо, но не убьет того, кого надо, у вас не будет способа повторить попытку. Второй раз этот трюк вам не провернуть, поэтому, если вы как-то можете повысить свои шансы, вам следует сделать это сейчас. Впрочем, мне это абсолютно безразлично, да и тебе тоже.
— Мне небезразлично, — сказал я.
— Значит, скоро будет, — он пожал плечами. — Ты бьешься за человечество, исходя из ошибочной посылки, что сам являешься человеком. Как только ты перестанешь им быть, тебе станет наплевать на то, кто победит в этой войне.
— Как вы это делаете? — спросил я. — Как вы замещаете личность человека и овладеваете его телом?
— Через синапсы, — хмыкнул он. — Это не такой сложный трюк, когда ты являешься сгустком мыслящей энергии, но объяснить тебе это человеческим языком я не могу. У вас нет нужных слов для описания сего процесса, а показывать на пальцах бесполезно. Да и не очень хочется, честно говоря. Тем более что ты скоро сам должен вспомнить, как это делается.
— Знаешь, для представителя высшего разума, стоящего на самой вершине эволюционной лестницы, ты изъясняешься слишком…
— Человекоподобно? — попробовал угадать он.
— Что-то вроде того.
— Это неудивительно, — сказал он. — Поскольку сейчас я в довольно значительной степени являюсь человеком. Конечно, не в той степени, в которой человеком являешься ты. Ведь ты не помнишь альтернативы, а я помню.
— Знаешь, я все еще до конца не понимаю проблемы, из-за которой вы устроили этот сыр-бор с новыми телами, — сказал я.
— Это тоже довольно сложно объяснить.
— Попробуй показать на пальцах.
Холден вытянул вперед правую руку и показал мне оттопыренный средний палец.

— Это тоже довольно сложно объяснить.
— Попробуй показать на пальцах.
Холден вытянул вперед правую руку и показал мне оттопыренный средний палец. Вот она, наглядная иллюстрация торжества высшего разума над низшим.

В обычных условиях легкий крейсер способен нести на себе от одного до трех десантных катеров, и их количество зависит только от поставленной перед ним конкретной боевой задачи. Поскольку наша боевая задача была уникальная, на «Иглу-1» конструкторы умудрились впихнуть двенадцать штук.
Именно этим и был обусловлен дефицит жилого пространства, из-за которого нам пришлось лететь в жуткой тесноте.
Еще до того, как наш корабль вынырнул из гиперпространства, мы упаковались в новенькие боевые скафандры и заняли свои места на десантных катерах. В рубке управления остался только пилот, который должен был отправить наш крейсер в его последний маневр.
Дублирующая система связи была выведена в один из десантных транспортов, и теоретически кораблем можно было управлять оттуда, но Реннер решил не рисковать. Чем сложнее система, тем выше вероятность сбоя. Несмотря на то что время прохождения команд по электронной сети корабля исчислялось миллисекундами, адмирал чувствовал себя увереннее, когда кресло первого пилота было занято согласно штатному расписанию.
Пилот конечно же был обречен. Даже прояви он чудеса проворства и ловкости, он не успел бы добраться до катеров или спасательных капсул за то время, что ему оставалось после ввода последней команды. Но большого значения это не имело.
Если нам и суждено пережить пилота, то ненадолго.
В лучшем случае — на пару часов, в худшем — на пару секунд.

— Говоря по чести, мне не очень нравится то, что вы задумали, — сказал Риттер в одном из наших последних разговоров. — Возможно, на данный момент это и оптимальный вариант, но такие решения в любом случае принимаются не от хорошей жизни.
— Войны вообще редко начинаются от хорошей жизни, — сказал я.
— Мы такие неудачники, что даже повоевать нормально не сумели, — невесело ухмыльнулся Риттер. — Визерс и единая Гегемония лишили нас этого шанса.
— Не факт, что без Визерса расклад был бы намного лучше, — сказал я. — Все-таки он выиграл время.
— Но большую часть времени он выиграл для скаари, — сказал Риттер. — А вот заплатили за это все, причем заплатили сполна.
— Альянс заплатил больше прочих.
— Не факт, — возразил Риттер. — Возможно, Империя еще просто не закрыла свой счет.

«Игла-1» вонзилась в проделанную брешь, тормозя с тройными перегрузками и стреляя во все стороны, внося посильную лепту в царящий вокруг хаос. Боезапас на корабле был небольшой, и крейсер расстрелял девяносто процентов его меньше чем за полминуты. Наверное, мы даже во что-то попали. Об этом было трудно судить, ибо половина приборов не работала, а телеметрия торпед исчезала спустя несколько секунд после старта.
Умный скафандр впрыснул мне в кровь первую порцию боевого коктейля, а я вцепился в подлокотники своего кресла. Сейчас «Игла-1» войдет в верхние слои атмосферы и начнется самое веселье.
— Готовьтесь, девочки, — прошипел командир нашей штурмовой группы капитан Эндрюс. — Сейчас нас немного встряхнет.

— Сейчас нас немного встряхнет.
Если бы немного. Тройную перегрузку кленнонцы спокойно выдерживают и без скафандров, шестикратная доставляет им небольшое беспокойство, но в принципе они могут выдержать и гораздо больше.
В отличие от людей или тех, кто временно занимает человеческие тела.
Перегрузки мгновенно выросли до шести G, и мой желудок провалился куда-то в район коленей. Перед глазами поплыл розовый туман, в голове зашумело.
— Двадцать секунд до отстыковки, — спокойно сказал Реннер.
Адмирал находился в первом десантном катере. Я — в третьем.
Крейсер шел через верхние слои атмосферы и продолжал стрелять из носовых орудий, подавляя наземные цели. На тактический дисплей катера выводилась какая-то информация, но я оказался не способен за ней уследить.
Не очень-то и хотелось. Если скаари в нас попадут, я в любом случае узнаю это одним из первых.
— Десять секунд. — Голос Реннера с трудом пробивался через гул в ушах.
— Нервничаешь, летала? — поинтересовался Эндрюс у Карсона, сидевшего за джойстиками нашего катера.
— Абсолютно спокоен, — ответил пилот. — А ты еще в штаны не наложил, пехтура?
— Я бы с радостью, но мне ж потом во всем этом воевать.
— Это ничего, злее будешь.
— Пять секунд, — предупредил Реннер.
Можно подумать, у каждого пилота перед глазами нет таймера, ведущего обратный отсчет.
— Довольно плотный заградительный огонь, — сообщил Карсон. — Придется маневрировать, и маневрировать жестко.
Крейсер идет прямо на цель, но у него есть щиты. Десантные катера же такой роскоши лишены. Одно прямое попадание или парочка ракет в режиме преследования, и нам всем кранты.
— Поехали, — сказал Реннер.
Сразу за этим последовал рывок такой силы, что меня едва не выдернуло из кресла, несмотря даже на фиксирующие ремни. Катер вибрировал, и от этой вибрации возникало ощущение, будто мои внутренности перемешиваются друг с другом и размазываются в кашу. К горлу подкатила тошнота.
Сбросив все двенадцать десантных катеров, крейсер прекратил тормозить и на всех парах устремился к выжженной поверхности Кридона. Согласно плану, он должен был опередить нас примерно на полминуты.

— Что такое разум? — спросил меня Холден во время нашего последнего с ним разговора.
— Способность понимания и осмысления, — сказал я.
— Так об этом написано в словарях, — согласился он. — А как ты сам думаешь, зачем человеку нужна способность понимания и осмысления чего бы то ни было?
— Ты вдруг решил пофилософствовать?
— Перед смертью принято философствовать, по крайней мере среди людей, — ухмыльнулся Холден. На его обтянутом кожей лысом черепе ухмылка выглядела весьма зловеще. — Я всего лишь следую традиции, а заодно отвечаю на один твой вопрос.
— На который?
— Зачем мы затеяли весь этот сыр-бор, из-за которого галактика оказалась в том положении, в каком она оказалась.
— Если ты и вправду на него отвечаешь, я должен заметить, что зашел ты издалека.
— Вовсе нет, — сказал Холден.

— Сначала разум был нужен человеку как инструмент в конкурентной борьбе. Без осмысления, понимания и правильной организации человечество бы просто не выжило. Не сумело бы развиться как вид. Посмотри сам, люди зависят от климата, не предприми они определенных усилий, они просто не пережили бы зимы. На земле водились сотни хищников, которые могли бы дать людям фору в схватке один на один. Любой катаклизм мог поставить человечество на грань выживания, а то и выдавить его за эту грань. Животные не могут приспосабливаться к этому миру. Они или выживают, или нет. Человек может приспособиться, человек может изменить этот мир под себя. Развести огонь холодной ночью, построить теплое жилище к наступлению зимы. Без понимания проблемы эти действия были бы невозможными.
— Ты со мной как с умственно отсталым разговариваешь, — заметил я.
— Это я еще сдерживаюсь, — сказал Холден. — С каждой минутой во мне остается все меньше человеческого. Откуда разум получает свое содержание?
— Из опыта.
— А что есть опыт?
— Память о том, что уже было сделано.
— Бинго, — сказал Холден. — Прекрати получать новый опыт, и твой разум перестанет развиваться.
— Ты хочешь сказать, что именно это с вами и случилось?
— С нами, — сказал он. — Правильно говорить — с нами.
— Во мне слишком много человеческого, — сказал я. — Так много, что больше ни для чего и места не осталось.
— Опыт вытекает из действий, — сказал Холден. — Действия продолжаются до тех пор, пока в них есть потребность. Убери потребность, что ты получишь в итоге? Застой и стагнацию. Тупик. Рано или поздно в этот тупик заходят все мыслящие существа, просто у нашей расы это случилось на последней стадии развития.
— Ты уверен, что она последняя?
— Да.
— И ты считаешь, что такое могло случиться и раньше?
— Оно случается сплошь и рядом, — сказал Холден.

Внизу, на поверхности, к которой мы стремились, что-то капитально бахнуло. Отблеск взрыва на миг ослепил наши обзорные экраны, после чего наш катер изрядно тряхнуло взрывной волной. Пилот крейсера только что поступил так, как никогда не должны поступать пилоты кораблей, стоящих миллионы в валюте Кленнонской Империи, — даже не пытаясь тормозить, он расколотил свое судно о поверхность.
Мы все с самого начала знали, что это было путешествие в один конец, и вот он, последний сожженный мост.
Теперь только вперед.
Взрыва ходового реактора было достаточно для того, чтобы проделать в поверхности планеты воронку в несколько километров в диаметре и унести с собой жизни тысяч скаари. Жаль только, что это не гарантировало смерти самого Кридона.
— Тук-тук, — сказал Карсон. — Как думаете, ящеры уже поняли, что мы настроены весьма серьезно?
Центр гигантской воронки должен был находиться над резиденцией главы клана. Мы не знали точно, насколько разрушительным стал этот взрыв, но зато теперь нашим десантным отрядам не придется искать вход под землю.
Через помехи в эфире донесся голос кленнонского пилота.
— Говорит шестой. Потерял управление, до точки сбора не дотяну. Не ждите.
— Понял тебя, шестой, — голос Реннера был спокоен.

Не ждите.
— Понял тебя, шестой, — голос Реннера был спокоен. — Постарайтесь устроить побольше шума после приземления.
— Сделаем все, что сможем, адмирал. Удачи.
— И тебе, сынок.
Связь прервалась. Оба катера вышли из эфира.
— А по нам больше не стреляют, — заметил Карсон. — Похоже, последние минуты полета мы проведем в полном спокойствии.
— Видимо, им просто больше не из чего стрелять, — сказан Эндрюс. — Взрыв крейсера по сносил все батареи.
— Может, и под землей никого не осталось, — предположил пилот. — Тебе будет обидно, если окажется, что мы проделали такой путь впустую, пехтура? Наверняка тебе хотелось бы пострелять напоследок.
— Что-то мне подсказывает, что там осталось до хрена мишеней, — сказал Эндрюс. — Сколько еще до цели?
— Две с половиной минуты, девочки.

— Разум развивается, когда для него есть вызов, — сказал Холден. — Самый примитивный вызов бросает природа. Разумные существа обращаются с природой как с врагом, они изначально поднимают мятеж против окружающего их мира. В благоприятной среде разум не выживает, он перестает развиваться в культурах, охваченных верой в естественную гармонию вещей. Если ты живешь в мире с природой, если окружающая тебя среда вполне благоприятна и не бросает тебе вызов каждый день, то зачем тебе разум? Индейцы Белиза, негритянские племена в Африке и в твоем любимом двадцатом веке недалеко ушли от каменных топоров.
— Ты говоришь о технологиях, — сказал я. — Бобры тоже строят плотины, так при чем же тут разум?
— Они слишком рано остановились. На раннем этапе развития цивилизации именно технологии являются показателем разумности той или иной расы, — сказал Холден. — Кому нужно изобретать электричество, если климат прекрасен, а добывание пищи не доставляет никаких проблем? Зачем возводить стены, если нет врагов? Кому нужны космические полеты через гиперпространство, если все необходимое можно найти в пределах своей родной системы? Чем меньше угроз, чем меньше вызовов, тем меньше стимулов для дальнейшего развития. Рано или поздно вызовы заканчиваются, рано или поздно, но останавливаются все. Кто-то замирает на сельском хозяйстве, кто-то остается в средневековье, кто-то строит термоядерные реакторы и космические города, кто-то колонизирует галактику, не в силах решить проблему перенаселения другим способом. Но рано или поздно это закончится. Для нас это закончилось поздно. Технологии перестали иметь значение, время перестало иметь значение, смерть перестала иметь значение. И вместе с этим перестала иметь значение и сама наша жизнь. Мы ответили на все вызовы и застыли, как мухи в янтаре. Бессмертные, почти всемогущие, знающие ответы на все старые вопросы и неспособные задать ни одного нового.
— И тогда вы решили поиграть в солдатиков, — сказал я.
— Это была многообещающая идея, которая могла направить наше развитие по новому пути. Новые вызовы, новые вопросы. Мы сознательно были готовы отказаться от нашего бессмертия в обмен на новые горизонты.
— А потом игрушечные солдатики собрали настоящую бомбу, да и поубивали вас всех к чертовой матери, — сказал я. — Какая ирония.
— Да, — согласился Холден. — Жизнь безумна. Даже мы не могли предположить, что она настолько безумна.

— Знаешь, мне ничуть не жаль вас… нас, — сказал я. — Я всегда предполагал, что высший разум должен быть более… гуманным, что ли. Ценящим жизнь во всех ее проявлениях.
— А может быть, во всем этом есть какой-то высший смысл, — сказал Холден. — Мы нарушили естественный ход вещей, вмешались в историю, не дав скаари уничтожить человечество, и теперь все просто возвращается на исходные позиции. Мы уходим, скаари уничтожают людей и кленнонцев и остаются единственной разумной расой в этой части галактики. Так, как оно и должно было быть много тысяч лет назад.
— Ты не веришь в успех нашей затеи?
— Десант на Кридон? Что тебе до моей веры, если ты уже все для себя решил?
— Мне интересно мнение со стороны. Ты знаешь ситуацию так хорошо, как никто ее не знает.
— Скаари — очень интересная раса, — сказал Холден. — Они еще долго не подойдут к тому пределу, за который мы шагнули. Они обуздали все вызовы, которые бросала им природа, но сама структура их общества является для них отдельным вызовом. Эти их постоянные клановые войны, эта внутренняя грызня, которая тысячи лет мешает им обзавестись единым правительством, сплотить свой народ…
— Сейчас у них есть единое правительство, — напомнил я.
— Да. Они стали на шаг ближе к пределу. Если Кридон удержится, если удержится его преемник, если они смогут обуздать свою натуру… то через десять тысяч лет в этой галактике появятся новые всемогущие существа, не знающие, что им со всем этим добром делать.
— Иного варианта нет?
— Разум — как газ. Со временем он заполняет весь предоставленный ему объем, но в новое качество он не переходит. Когда ты покорил пространство и время, что ты будешь делать дальше?
— Не знаю.
— Никто не знает, — сказал Холден. — Это тупик, который подстерегает всех. Лестница эволюции не бесконечна, и за верхней ступенькой уже ничего нет. И вот ты стоишь, обдуваемый всеми ветрами, на вожделенной вершине, к которой полз миллионы лет, и тебе некуда больше идти. У тебя всего два варианта: или ты будешь стоять там вечно, или спустишься вниз по склону и попробуешь штурмовать эту высоту с другой стороны. Или ты можешь поселиться у подножия горы и мирно доживать свой век, дожидаясь рокового часа.
— От этого веет безысходностью.
— А от самой жизни тебе безысходностью не веет? — поинтересовался Холден. — Как ни крути, конец-то все равно один.
— Да, но цивилизация…
— Путь цивилизации повторяет путь отдельного индивида, — сказал Холден. — Нет высшего смысла, нет высшей цели, нет света в конце этого длинного темного туннеля. Ты или перестаешь идти, или продолжаешь движение, пока не упираешься в стену. Немногие доходят до этой стены, немногие вообще знают о ее существовании.
— Знают только те, кто дошел, — сказал я.
— Именно. Ибо, если ты узнаешь об этом раньше, ты просто перестанешь идти.
— Это все очень интересно и познавательно, — сказал я. — Но я ведь спрашивал о другом. Кридон…
— Кридон — это символ порядка, а скаари всегда стремились к хаосу, — сказал Холден. — Я полагаю, устранение Кридона может ввергнуть Гегемонию в естественное для нее состояние.

— Это поможет?
— Может быть, на какое-то время, — сказал Холден. — Но вряд ли это станет окончательным решением данного вопроса. Скаари представляют угрозу для самих себя, а заодно и для всех остальных. Я не удивлюсь, если через пять сотен или через тысячу лет вся эта галактика сгинет в огне их очередной межклановой разборки.
— Мы не планируем так далеко. Если Кридон останется у власти, конец человечеству и кленнонцам настанет гораздо раньше.
— Скорее всего, — согласился Холден. — Только мне на это…
— Начхать, — сказал я. — Я знаю.

Десантный катер влетел в облако пламени и пыли. По внешней обшивке застучали мелкие обломки.
— Иду по приборам, то есть практически на ощупь, — сообщил Карсон. — Посадка будет жесткой, девочки. Не завидую я этой посудине.
— Плевать, — сказал Эндрюс. — Главное, доставь нас на планету, а там можешь делать со своим катером все, что хочешь.
Логично, назад нам все равно на нем не лететь. Нам вообще обратно лететь не придется.
Идея о том, чтобы захватить на Кридоне корабль скаари и после выполнения миссии попытаться уйти на нем, была рассмотрена на одном из совещаний и отвергнута как слишком фантастическая. Даже если кто-то из пилотов и доживет до того момента, как надо будет оторвать корабль от земли, вряд ли скаари выпустят его с планеты. А уж для того чтобы покинуть территорию Гегемонии, когда за ним будет гнаться весь боевой флот жаждущего мести клана Кридона, нужно немыслимое везение.
Не «практически невероятное», а просто невероятное, такое, какого никогда не бывает.
Впрочем, военные вообще не должны оперировать такими понятиями, как «везение», а в этой операции и так слишком много зависело именно от него.

— «Телесность» для нас — это не клетка, — сказал Холден. — Ты отказываешься от одних способностей, но взамен приобретаешь другие. Это как компьютерная ролевая игра, ты ведь должен помнить, что это такое. У тебя есть персонаж, ты им управляешь, прокачиваешь умения, вживаешься в окружающую среду, решаешь задачи, которые она подкидывает, одновременно с этим помня, что у тебя есть какая-то глобальная цель…
— Да, я помню, что такое ролевые игры. Как это происходит? Как вы обретаете эту вашу «телесность»?
— В своем нормальном состоянии мы воспринимаем этот мир по-другому. Я не смогу тебе объяснить. Да и смысла большого в этом не вижу.
— И как долго могло существовать это тело?
— Как видишь, недолго, — ухмыльнулся он.
— Это сейчас, а до того, как Визерс вас переиграл?
— Он не переиграл нас, — сказал Холден. — Это получилось случайно. Он не знал, что именно он делает, он не мог этого знать. Просто обезьяна случайно забралась в командный бункер и нажала на красную кнопку. Случайно.
— Не суть, — сказал я. — Ответь на вопрос.
— Как долго? Да практически бесконечно. Тело потребляет много ресурсов и постепенно изнашивается, но у нас был почти бесконечный их запас. Просто на каком-то этапе поддержание прежнего тела становится слишком неудобным по многим показателям. Проще обзавестись новым.

Проще обзавестись новым.
— Но я ничего не делал… Ничего не поддерживал.
Я жил как человек, но был в такой же превосходной физической форме, как и ты.
— Ты — эксперимент, — сказал он. — Твои способности и память закапсулированы, и доступ к ним ты получишь только после физической гибели своего носителя. Что-то прорывалось, особенно в минуты опасности, и вполне может быть, что подсознательно ты контролировал процессы своего организма. Хочешь знать больше и прямо сейчас — пусти себе пулю в лоб или прыгни на меч.
— И тогда я узнаю, как занять новое тело?
— Да.
— И смогу воспользоваться этим знанием?
— Возможно, но очень ненадолго, — сказал Холден. — В этом теле ты проживешь еще месяцы. В новом, после невосполнимых затрат энергии, которые потребует переход, в твоем распоряжении будут дни. И вряд ли они станут самыми веселыми в твоей жизни. Человеческий организм хрупок перед таким воздействием и без подпитки разрушится очень быстро. После чего ты перестанешь существовать уже в любом виде.
— Почему ты ничего не сказал мне до того, как Визерс запустил свое устройство?
— А зачем? И что бы ты сделал?
— Не знаю, — сказал я. — Что-нибудь. Всегда лучше знать, чем не знать.
— Не уверен, — сказал Холден. — Многие знания — многие печали.
— И все же я считаю, было бы лучше, если бы ты рассказал мне все с самого начала.
— Может быть, — сказал Холден. — А может быть, и нет. Все уже произошло, какой смысл разговаривать об упущенных возможностях? Утешься тем, что, в отличие от всех остальных людей, у тебя будет хоть какая-то загробная жизнь.

ГЛАВА 7

Посадка, как и предупреждал Карсон, была жесткой. Если бы не усиленная конструкция десантного катера и наши компенсирующие скафандры, после такой посадки воевать было бы уже некому. И нам еще повезло, два катера нарвались на заградительный огонь скаари и до поверхности так и не добрались.
Карсон открыл люк. Внутрь катера ворвалось бушующее вокруг него пламя, кленнонские штурмовики принялись бодро прыгать прямо в огонь. При царящих снаружи температурах выжить без защитного скафандра было невозможно даже для скаари, а потому сопротивления нам пока никто не оказывал.
Ключевое слово — пока.
Костюм впрыснул мне в кровь очередную порцию боевого коктейля, и я поднялся со своего кресла. Катер я покинул предпоследним, после меня оставался только пилот.
На дне воронки, образовавшейся после взрыва нашего крейсера, царил форменный ад в классическом его исполнении. Размытые от жара фигуры штурмовиков вполне могли сойти за местных обитателей, ревущее пламя заглушало все наружные звуки. Разве что котлов с грешниками не хватало для полного комплекта.
— За мной, — коротко бросил Эндрюс и включил встроенные в боевой костюм двигатели.
Я отдал команду, и скафандр занял свое место в боевом порядке. Держать курс за ведущим командиром он может и без моей помощи.
Температура внутри медленно повышалась, система охлаждения работала на полную мощность, но полностью компенсировать разницу температур не могла. По лицу начали стекать капли пота.
Мы поднялись на двести метров и добрались до стенки кратера, в намеченной точке сбора, где нас уже ждали другие отряды.

По лицу начали стекать капли пота.
Мы поднялись на двести метров и добрались до стенки кратера, в намеченной точке сбора, где нас уже ждали другие отряды. Взвод, прибывший на место первым, расчищал завалы, мешающие нам пробраться внутрь подземного обиталища скаари.
Если верить планам Визерса двухсотлетней давности, отсюда до резиденции Кридона всего десяток километров, большая часть которых приходится на спуск.
Совсем немного для обычного марш-броска, но с учетом того, что двигаться придется под землей и скаари наверняка окажут сопротивление, добраться до пункта назначения будет совсем непросто.

Все аналитики, имевшие специализацию на Гегемонии, сходились на том, что при возникновении угрозы любого уровня Кридон не побежит. Не только не покинет планету, но даже не попробует покинуть свой подземный город и выбраться из-под удара и отправиться куда-нибудь подальше. В другое полушарие, например.
Эту удивительную негибкость в отношении собственной безопасности кленнонцы объясняли тем, что глава клана имеет с планетой какую-то мистическую связь, хотя, скорее всего, это было обычное вранье, которое нам скормили кланы.
Объяснение типа «слишком горд, чтобы бегать» нравилось мне куда больше.
Но все же на всякий случай главный удар мы нанесли именно по наземной стоянке флаеров и высадились в воронке, которая когда-то была этой самой стоянкой.
Десантные группы разделились. Поскольку выкладкам аналитиков штурмовики все же не очень доверяли, две группы должны были отрезать Кридону возможные пути отступления, создавая как можно больше шума и отвлекая основное внимание на себя, а после начать продвижение к бункеру, в котором жил Кридон. Третья группа, в состав которой входил и я, должна была прямиком и по возможности скрытно отправиться к месту проживания Кридона, и именно нам первым выпадет честь попробовать отправить его на встречу с предками.
Если же у нас ничего не выйдет, наше дело продолжат остальные отряды.
После ликвидации Кридона все, кому посчастливится дожить до этого радостного момента, будут вольны действовать по ситуации. Общая стратегия звучала так: продать свои жизни как можно дороже.
Полагаю, много времени это не займет.

Температура внутри скафандра медленно поднималась, и я чувствовал себя так, будто нахожусь в сауне. В небольшой радиоактивной сауне. Мое шестое чувство подсказывало мне, что надо убираться отсюда как можно быстрее, но это был как раз тот случай, когда я мог бы обойтись и без подсказок.
Кленнонцам тоже приходилось нелегко. В эфире то и дело разносились сдержанные ругательства. Еще полчаса, и наш штурмовой отряд утонет в собственном поту.
Удивительно, подумал я, можно ли было представить, что в свой последний час мне доведется драться плечом к плечу со своими генномодифицированными потомками против расы Чужих, которые и вовсе произошли от динозавров. Впрочем, еще более удивителен тот факт, что сам я, вполне возможно, тоже не являюсь человеком.
Группа «раз», которой командовал сам Реннер, вышла на связь и сообщила об обнаружении первых выживших ящеров. Судя по всему, это был отряд техников, слишком ошеломленных нашим вторжением, чтобы оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление.
Группа «два» столкнулась с теми же проблемами, что и мы, и пока не могла проникнуть в туннели.
— Пилоты отработали на «отлично», — заметил Карсон, которому, как и мне, пока нечего было делать. На данной стадии его услуги нам уже не требовались и он числился по категории балласта.

Похоже, что я числился в этой категории с самого начала. — Я знал, что самым слабым звеном в этой операции станут штурмовики.
Медленно свирепеющий Эндрюс прорычал в ответ нечто невразумительное и посоветовал нам не действовать ему на нервы и потратить время на что-нибудь более полезное. Например, еще раз изучить план туннелей, по которым нам предстоит идти.
— Это если вы таки найдете вход, — сказал Карсон, после чего все-таки заткнулся.
Судя по его дальнейшим манипуляциям, он действительно вывел на внутренний дисплей выуженные из памяти генерала Визерса схемы.
Я и так помнил все достаточно хорошо. Если… когда ребята расчистят вход, нам предстоит пройти два с половиной километра на север, после чего нужно будет спуститься на четыре уровня, где находится бункер в бункере, наиболее укрепленное место во всем этом подземном городе, где и обитает глава клана.
Ядерным взрывом с поверхности, даже кумулятивным, нам эту хреновину разрушить бы точно не удалось. Сверху бункер прикрыт скальной породой, несколькими слоями бронепластин и силовым полем. Чтобы повредить этот сейф, нам пришлось бы разнести на куски всю планету. Не сомневаюсь, что кленнонское командование именно так бы и поступило, будь у Империи соответствующие технические возможности и, что не менее важно, средства их доставки в самое сердце Гегемонии.

Группа «два» отрапортовала, что она уже внутри. Мы оставались последними, кто не мог приступить к финальной части операции, что было особенно досадно, так как именно наш отряд являлся главной ударной силой.
Реннер уже развернул своих людей и двинул к бункеру Кридона, но из-за архитектурных особенностей подземного города скаари им предстояло одолеть втрое большее расстояние, чем нам.
Воздух внутренней атмосферы скафандра уже обжигал легкие, а Эндрюс был почти готов отдать приказ об использовании ядерных зарядов, при помощи которых мы намеревались прорубить дорогу в бункер, как занимающаяся расчисткой группа сообщила, что путь свободен.
— Хвала Императору, — буркнул Карсон.
Мы наконец-то попали в туннели.

Наш отряд нарвался на сопротивление скаари уже за третьим изгибом туннеля.
Насколько я мог судить из арьергарда, в который Эндрюс определил нас с Карсоном, мы встретили небольшой отряд ящеров, занимающийся разведкой территории после взрыва. Они явно не ожидали вторжения на этом участке, и имперские штурмовики быстро разнесли их в клочья. Однако, учитывая, что с момента нашей высадки и сопутствующего ей хаоса прошло не больше десяти минут, ребята организовывались очень быстро, и впереди нас могли ждать проблемы посерьезнее.
Реннер, по-прежнему двигающийся в сторону бункера, сообщил, что подземный город сильно пострадал от взрыва и его отряд наткнулся на завал, пробиться через который он не сможет. Альтернативный маршрут потребует еще больше времени.
Впрочем, никто и не ожидал, что финальная часть операции будет похожа на легкую прогулку.
Командир второй группы бодрым голосом доложил, что пока все идет по плану, скаари под землей есть, но они не слишком организованы и серьезного отпора пока ждать не приходится.
Через пять минут все тем же бодрым голосом он сообщил, что отряд добрался до энергоотсека, где нарвался на плотный заградительный огонь автоматических охранных систем. Еще через две минуты он рассказал, что защитные системы подавлены, однако за это время к энергоотсеку успело подойти подкрепление. Группа «два» укрылась среди работающих реакторов и яростно отстреливается, а значит, в ближайшее время продолжить движение по маршруту она не сможет.

К этому моменту мы столкнулись с собственными проблемами.
Прямо по курсу нашего движения обрушилось перекрытие, и проход был завален тоннами горной породы, перемешанной с фрагментами какого-то тяжелого оборудования. В полу образовалась трехметровой ширины трещина, ведущая на нижние уровни.
Эндрюс сверился со схемами и решил, что выгоднее будет воспользоваться этим недавно образовавшимся ходом, нежели разворачиваться и двигаться по обходному пути. Разведгруппа из трех человек спустилась в пролом и обнаружила просторное помещение, используемое как инкубатор.
— Внизу фиксируется слабое движение, — сообщил нам Эндрюс. — Возможно, техники и пара охранников. Спускаемся, вырубаем их и двигаемся по туннелю А-47.
Я сверился со схемой, запечатленной в моем мозгу. В трещину одновременно могло поместиться не более пяти штурмовиков, так что спуск отряда будет далеко не мгновенным, но если все пройдет гладко, мы не только не проиграем во времени, но и можем срезать изрядный кусок пути.
Первая группа в два щелчка зачистила помещение, очередь на спуск таяла, и передо мной остался всего десяток штурмовиков, когда сканеры скафандра засекли движение за спиной.
Не меньше двадцати мишеней, судя по энергоснаряжению — легкая пехота. Легкая добыча для штурмовиков в тяжелых штурмовых костюмах.
Мы развернули свои бортовые орудия в направлении угрозы, когда ящеры вывернули из-за угла, повторяя наш маршрут, их встретил огненный шквал. Перед смертью они успели выстрелить всего по паре раз, наша броня без проблем рассеяла и поглотила импульсы.
Но появление этих ребят означало, что нас обнаружили. То ли первый встреченный нами отряд успел поднять тревогу, то ли она поднялась, когда он не вышел на связь, в любом случае дальше будет только хуже.
Эндрюс приказал троим штурмовикам остаться наверху и обрушить туннели, чтобы обезопасить наш отряд хотя бы с этого направления.

Под инкубаторы было отведено просторное помещение с высокими потолками. От стоящих параллельными рядами массивных агрегатов исходил тусклый мерцающий свет и доносилось еле слышное гудение. В проходах валялись трупы местных техников.
Все выходы из помещения оказались запечатаны, и саперы как раз ковырялись, чтобы открыть двери в нужный нам туннель.
— Должен сказать, я думал, что под землей будет куда хуже, — заметил опять оказавшийся рядом со мной Карсон. — Мне кажется, штурмовики жутко преувеличивают трудности, чтобы поднять свою значи…
И вот тут стало хуже.
К удивлению наших инженерных войск, двери в проход А-47 открылись без их вмешательства, а вместе с ними открылись еще несколько соседних туннелей, и в помещение инкубаторов хлынула толпа скаари.
Саперов, возившихся с дверью, просто смело.
Эндрюс отдал приказ, и штурмовая группа бросилась в туннель А-47, заливая пространство перед собой потоками плазмы. На ящерах все еще не было тяжелых скафандров, поэтому продвигались мы достаточно быстро. В зале с инкубаторами осталось лишь несколько кленнонцев, которые всадили по несколько ракет в соседние тоннели, пытаясь спровоцировать их обрушение.
Связь с отставшими прервалась через тридцать секунд.
Нас никто не преследовал, но Эндрюс все равно распорядился заминировать проход.

Если верить планам, вытащенным из памяти Визерса, а пока они нас не подводили, перед входом в бункер Кридона находилась просторная церемониальная площадь. Высота потолков в этом месте достигала пятидесяти метров, две боковые стены занимают огромные, как на футбольном стадионе, высеченные из камня трибуны.

Высота потолков в этом месте достигала пятидесяти метров, две боковые стены занимают огромные, как на футбольном стадионе, высеченные из камня трибуны.
Когда я был здесь в прошлый раз, все это великолепие мне не показывали.
Сомневаюсь, что и в этот раз мне удастся хорошенько осмотреть местные достопримечательности. Мы двигались быстро, и большую часть моего обзора закрывала спина шедшего впереди Карсона.
До площади, которая оказалась там, где она и должна была быть, мы добрались без проблем, но это только потому, что проблемы ждали нас там.
Вход в бункер главы Гегемонии прикрывал целый батальон ящеров в тяжелой боевой броне. Стрелки разместились на боковых трибунах, а перед воротами были установлены тяжелые орудия.
Шедшие впереди штурмовики развернули силовые щиты, которые приняли на себя первый удар скаари. Почти одновременно с этим два десятка кленнонцев включили ранцевые двигатели и взвились над нашими боевыми порядками, атакуя противника сверху. Это был отработанный и прекрасно себя зарекомендовавший прием. Наш арьергард еще не добрался до площади, а там уже воцарился форменный ад.
Отработанный сценарий столкновения пока не требовал нашего непосредственного участия в боевых действиях. Замыкающие колонну штурмовики заняли оборонительные позиции в туннеле и приготовились отражать атаку с тыла.
Тем временем на площади летали обломки скальной породы и плавилась броня.

Командир второй группы снова вышел на связь и сообщил, что его отряд влип по самые уши. Они уже потеряли половину личного состава и последние шансы выбраться из западни, в которую угодили, в связи с чем командиром было принято решение взорвать реакторы и разнести всех нападающих к чертовой матери.
Командир интересовался, не помешает ли это нашим текущим занятиям.
Реннер ответил ему первым и сообщил, что ничего против такого решения не имеет, поскольку в настоящий момент ничем таким важным не занят.
Эндрюс на мгновение оторвался от координации боевых действий и заявил, что он в принципе тоже не возражает, однако предпочел бы, чтобы сие событие случилось не прямо сейчас, а хотя бы на пару минут позже, когда наш отряд проникнет внутрь бункера, потому что мало ли, как там все обернется.
Командир второй группы ответил, что может выждать некоторое время, но не гарантирует, что этого времени будет очень уж много.
На том и порешили.

Внезапно в потолке прямо у нас над головами разверзлись замаскированные технические люки, и отряд легкой пехоты ящеров свалился прямо на наш арьергард. Малое расстояние не позволяло использовать серьезное оружие, и мы вступили в рукопашный бой. В ход пошли бронированные кулаки и сервомоторы, железо против железа. Сверхчеловеческая мощь против нечеловеческой.
Я приложил ближайшего ящера кулаком, и щиток его костюма покрылся мелкой сетью трещинок. Скаари попытался подсечь меня хвостом, я подпрыгнул, и дополнительная конечность подмела пол под моими ногами. Опускаясь, я снова нанес удар в голову, скаари рухнул. Следующего я угостил пинком в живот, а когда он впечатался в стену, добил двумя хуками. Бокс в скафандре напоминает компьютерную игру — ты управляешь своим персонажем, крушишь врагов и видишь, какое воздействие оказывают на него удары, но сами удары ты не ощущаешь. Тот момент, когда ты почувствуешь кулак своего противника, пробивающийся сквозь твою броню, станет для тебя последним.
От третьего скаари меня отделяло изрядное расстояние, и я пришиб его из бластера. Легкая броня ящеров давала им физическую силу, сравнимую с силой кленнонских костюмов, но защита от оружия у них была на порядок хуже.

Легкая броня ящеров давала им физическую силу, сравнимую с силой кленнонских костюмов, но защита от оружия у них была на порядок хуже. А в тяжелой броне, я полагаю, они бы просто не смогли пробраться по техническим туннелям, чтобы свалиться на нас сверху.
Четвертый был вооружен силовым мечом, и ему почти удалось меня достать. Только мгновенно включившееся шестое чувство позволило мне уклониться от его выпада, и невидимое лезвие лишь чиркнуло по нагрудной пластине, оставив в ней царапину глубиной около сантиметра. Пока он заносил оружие для очередного удара, я пристрелил его из бластера, а потом подхватил меч, вывалившийся из его мертвой руки.
Пятого и шестого я зарубил, напав на них со спины. Седьмой отразил мой первый выпад своим силовым мечом, но в следующую секунду его прикончил кто-то из кленнонцев.
После восьмого, которого я свалил с ног и пинал бронированным ботинком в голову, я сбился со счета.
В тот момент я не испытывал ни страха, ни гнева, ни возбуждения. Резня стала для меня просто работой, может быть, грязной и неблагодарной, но ведь кто-то должен браться и за такую.
Я забыл, кто я, забыл, зачем мы сюда прилетели, глобальные цели отошли на второй план. Сейчас мне просто надо убить этого ящера. А теперь вот этого. А сейчас вот его…
И лишь когда я обнаружил, что убивать больше некого и капитан Эндрюс приказывает всем собраться на площади, я вспомнил, ради чего мы все это затеяли.

Если вы видели одно поле боя, вы видели их все.
Независимо от эпохи, независимо от того, какими именно средствами собравшиеся в одной точке пространства люди пытались отправить друг друга на тот свет.
Изуродованные мертвые тела, искореженное железо, кровь и гарь. Именно это оставляют за собой победители. Пусть над площадью, находившейся в глубинах чужой планеты, не кружили вороны, пусть скафандр защищал ноздри от запаха горелого мяса, этого оказалось недостаточно, чтобы я не испытал ощущения дежавю.
Я видел такое уже много раз, и далеко не всегда я был на стороне победителей.
На этот раз поле боя осталось за нами. Или за кленнонцами, как хотите.
Среди павших их тоже было достаточно. Каждый третий труп был одет в имперскую тяжелую броню, штурмовой отряд потерял примерно треть своего состава.
— Выдвигаемся, — сказал Эндрюс, с левой руки которого капал расплавленный металл.
Один из стационарных плазмометов скаари был разрушен, но кленнонцам удалось развернуть второе оружие и направить его на ворота, отделяющие бункер Кридона от остальных подземных территорий. Теперь ворот просто не было, а стены туннеля, начинающегося сразу за ними, оказались оплавлены.
— К ним шло подкрепление, — сказал Карсон. Надо же, пилоту до сих пор удавалось выжить в мясорубке, где сложили свои головы многие штурмовики. — Они сняли силовое поле, чтобы пропустить ребят сюда, тогда наши и ударили по открывающимся створкам ворот.
Это здорово облегчило нам задачу по проникновению внутрь бункера, сообразил я. Уцелевшие штурмовики уже втягивались во внутренние помещения бункера. Нам следовало поторапливаться, пока сюда не нагрянула очередная порция боевиков скаари.
Мы уже были внутри, когда командир второй штурмовой группы в последний раз вышел на связь.
— Извините, но это все, — сказал он. — Таймер запущен. Кто не спрятался, я не виноват.
Спустя пять секунд прогремел взрыв и земля содрогнулась.

ГЛАВА 8

Стены бункера выдержали, даже трещинами не пошли.

Туннель, по которому мы пришли, схлопнулся, площадь завалило обломками, вход в бункер заволокло каменной пылью, но сам бункер выстоял, еще раз доказывая, что мы избрали правильную стратегию. Если эта хреновина так запросто пережила подземный ядерный взрыв, долбить ее с поверхности и вовсе никакого смысла не имело.
А толчок был сильный. Мы повалились на пол, как кегли в боулинге, даже кленнонцы в боевых скафандрах с отменной системой стабилизации не смогли устоять на ногах.
Страйк, как говорится.
— Неслабо, — сказал Эндрюс. — Группа «раз», как слышите меня? Кто-то уцелел?
— Мы живы, — ответил ему Реннер. — Но есть кое-какие проблемы. Вам удалось войти в бункер?
— Да, адмирал.
— Мы к вам не пробьемся, — сказал Реннер. — Поторопитесь, пока они не пришли в себя после взрыва. Удачи, сынки.
— И вам удачи, адмирал.
Нас осталось сорок шесть человек, и мы уже почти подошли на расстояние удара к тому единственному ящеру, которого нам необходимо было прикончить.
— Пошли, девочки, — сказал Эндрюс. — Кажется, мы выбили миллион очков и получили шанс на суперигру.

Коридор, по которому мы двигались, был около десяти метров в ширину, с абсолютно гладкими стенами, без выступов, ниш и ответвлений.
И когда мы нарвались на очередной отряд скаари, прятаться от их огня нам было негде.
Поэтому мы просто рванули им навстречу.
Этот рывок на сто с небольшим метров стоил нам двенадцати человек, а потом мы ворвались в ряды скаари и учинили там настоящий террор. Проблема ящеров в том, что они слишком уверены в своем физическом превосходстве, как над людьми, так и над кленнонцами, и им до сих пор не удалось осознать, что в ближней схватке современные боевые костюмы уравнивают всех. Скаари толком не умеют драться с людьми врукопашную. Друг с другом умеют, а с людьми — нет.
Кленнонцы же разработали специальную систему боя против противника, обладающего лишней конечностью, и с большим успехом применили ее на практике.
Когда все кончилось, скаари остались лежать на земле, а двадцать восемь кленнонцев продолжили свой путь.

Еще двоих мы потеряли на следующей развилке. Под потолком была установлена автоматическая турель, и, поскольку наши скафандры не ответили на запросы системы определения «свой-чужой», она открыла по нашей группе огонь.
Шедшего первым штурмовика просто разорвало на части очередью крупнокалиберных бронебойных снарядов. Второй не смог вовремя среагировать и схлопотал прямо в лицо. Третий успел выпустить ракету, перед тем как следующий выстрел оторвал ему правую руку.
— Такое до свадьбы точно не заживет, — сказал ему Эндрюс.
— Я разведен, кэп, — ухмыльнулся тот.
Система жизнеобеспечения скафандра уже остановила кровотечение и ввела ему болеутоляющее. Пока человек жив, он является боевой единицей. Боль обычно приходит после сражения.
К этому парню она уже не придет.
— Тогда тебе повезло, — сказал Эндрюс и указал на правый коридор. — Нам туда.
Выбор направления уже не имел принципиального значения. Из плана помещений было понятно, что до апартаментов Кридона можно добраться практически из любого места бункера.

Выбор направления уже не имел принципиального значения. Из плана помещений было понятно, что до апартаментов Кридона можно добраться практически из любого места бункера. Правый коридор вел мимо тактического штаба и церемониальных помещений клана. Если бы мы рискнули повернуть налево, нам пришлось бы пройти мимо казарм личной гвардии Кридона.
Я свернул направо последним, вслед за Карсоном, и тут же появилось ощущение, что я поступаю неправильно. Я сделал шаг назад, и чувство, что я совершаю ошибку, сразу же пропало.
Забавно.
Я слишком привык доверять своим предчувствиям, но понимал, что кленнонцев на основании показаний своего шестого чувства мне не развернуть. Поэтому я просто стоял на развилке и смотрел, как они уходят.
Когда Карсон посмотрел назад, нас разделяло уже двадцать с лишним метров. Увидев, что я не следую за всеми, пилот остановился.
Я покачал головой, постаравшись, чтобы это движение передалось и шлему скафандра.
Какое-то мгновение Карсон стоял неподвижно и просто смотрел на меня, потом махнул правой рукой, развернулся и последовал за остальными.
Больше я его никогда не видел.

Я продолжал слушать общий эфир.
Реннер на связь больше не выходил. Группа Эндрюса продолжала движение, изредка постреливая, но не встречая организованного сопротивления.
Лежащий передо мной коридор был пуст. Датчики боевого костюма ничего не улавливали, шестое чувство, заставившее меня выбрать этот поворот, тоже молчало.
Так спокойно и просто, без единого выстрела, я добрался до казарм личных гвардейцев главы Гегемонии. Часовой потянулся за оружием, но я успел первым. Пока он падал, на шум из казармы выбежали еще двое. Моя броня поглотила один импульс, ответным выстрелом из плазмомета я убил обоих.
Больше никого.
Я заглянул в казарму, она оказалась пуста. Или мы уже поубивали всех на площади, или, что более вероятно, ребята ждут нас где-то на подходе к цели. Либо они где-то пасут группу Эндрюса… Масса привлекательных возможностей, прямо не знаю, какую выбрать, но, как бы там ни было, мы зашли слишком далеко, чтобы останавливаться.
За казармами обнаружилась анфилада технических и подсобных помещений. Ящеры в них были, но не военные.
Их когти скребли по броне, не в состоянии ей повредить. Они стреляли из легкого ручного оружия, бросались на меня, пытаясь сбить с ног, но все было бесполезно. Остановить тонну высокотехнологичного боевого металла они не могли.
Некоторых я убивал, некоторых просто отшвыривал в сторону, чтобы освободить дорогу.
Потом стали появляться военные, и снова включилось мое шестое чувство, и я поддался ему, позволяя инстинктам управлять моим телом и работать вместо меня. Я уклонялся от выстрелов еще до того, как они были сделаны, я посылал смертоносные импульсы туда, где только должны были появляться враги, я стал богом войны, и ящеры, которые были всего лишь ее демонами, не могли меня остановить.
Не знаю, сколько я убил тогда.
Наверное, много.
Радио продолжало работать, и из эфира я узнал, что отряд Эндрюса угодил в западню, что его взяли в клещи и шансов выбраться у ребят нет. Кленнонцы умирали в прямом эфире, и я слышал, как это происходит, сокрушая ящеров на пути к своей цели.
Я шел вперед и остановился только у двери, над которой была выбита личная эмблема главы клана. Не думал, что это окажется так легко.
Распахнув дверь пинком бронированного ботинка, я обнаружил, что легко это не окажется.

Меня ждали четверо скаари в тяжелых боевых скафандрах личной гвардии Кридона, и в руках они держали виброножи.
— Ребята, не обращайте на меня внимания, — попросил я. — Я просто дверью ошибся.
Вибронож редко используется в качестве оружия ближнего боя, потому что ребята, носящие тяжелые боевые скафандры, редко подпускают кого-то на такое расстояние. Тяжелые костюмы вообще создали не для того, чтобы драться в небольших замкнутых помещениях, поэтому виброножами их не комплектуют.
Видимо, зря.
Такой штуковиной всего за десяток секунд можно прорезать дыру в обшивке космического корабля, а уж обычный скафандр она вскроет, как консервный нож жестяную банку.
Я выпустил свою последнюю ракету с расстояния меньше десяти метров. Попавшего под удар скаари разорвало на части, остальных отбросило в сторону, но всего мгновением позже они бросились на меня. Я уклонился от первого удара, перехватил руку с ножом, всадил три импульса в набегающего ящера, но это его только раззадорило. Третий обрушился на меня слева, его нож пропорол глубокую борозду в скафандре, выведя из строя часть сервоприводов на левой руке. Я шагнул в сторону, разворачивая того ящера, руку которого держал, и следующий удар своего коллеги он принял на себя.
Нож выпал из его руки, я поймал его, не дав упасть на пол. Двое оставшихся скаари заходили на меня с флангов.
Двое на одного.
Это все же лучше, чем четверо на одного, и теперь у меня было оружие.
Выпад. Лезвие виброножа пропороло бок скафандра на уровне моего бедра. Второго я попытался встретить ударом в живот, он уклонился, попытавшись зайти еще правее, где и напоролся на заблаговременно выставленное мной лезвие. Шестое чувство продолжало отрабатывать за меня.
Правда, это стоило мне еще одного пропущенного удара от последнего ящера. До меня лезвие не добралось, но левая половина скафандра оказалась повреждена и полностью обездвижена. Я даже не мог поднять руку, чтобы блокировать следующий удар. Тонна металла, до сих пор сохранявшая мне жизнь, превратилась в ловушку.
Пока правая рука действовала, я швырнул в скаари виброножом. Он легко увернулся от броска и занес свое оружие, намереваясь ударить мне в левую сторону груди. Когда он начал движение, которое, по его мнению, должно было положить конец нашей схватке, а заодно и моей жизни, я включил ранцевый двигатель.
Потолок оказался куда ближе, чем я думал.
Вибронож рассек пустоту там, где я стоял всего мгновением раньше, и вонзился в стену. Ящер рванул его на себя, спеша высвободить оружие, и тут я рухнул на него.
Мы сплелись в один клубок — человек и скаари, а вибронож выступил в качестве вязальной спицы. Или в качестве меча, который в конце концов разрубил этот гордиев узел.
Когда все кончилось, у меня работала только правая рука, и та вполсилы. Этого хватило только на то, чтобы сбросить с себя распиленный надвое труп ящера.
Вот и все, ребята.
Мне никогда не встать на ноги, оперируя только одной рукой. В двигателе кончились заряды, боезапас костюма практически исчерпан, сам костюм обездвижен. Осталось только одно.
— Аварийный сброс, — сказал я и произнес короткое кодовое слово.
Эту систему повредить труднее всего. Точнее, когда она уже повреждена, человек, находящийся внутри, уже не в состоянии отдать приказ об аварийном снятии скафандра.
Находящиеся в ключевых местах пиропатроны взорвались, и костюм распался на несколько десятков элементов, а грудная пластина отлетела в сторону.

Небезопасная процедура, к которой рекомендуют прибегать только в самом крайнем случае. В большинстве ситуаций человек, находящийся внутри обездвиженного скафандра, просто дожидается эвакуации, но сейчас был явно не тот случай.
В комнате было жарко и душно, как в сауне, вдобавок еще и горячим мясом воняло. Я выбрался из-под большей части железа, стряхнул с себя мелкие детали и попытался оценить ситуацию.
Это было несложно.
Мне кранты.
В помещении оказалось гораздо темнее, чем при виде из скафандра, и еще в нем практически отсутствовало оружие, которым я мог бы воспользоваться без своего костюма. Разве что вибронож, но много ли навоюешь с одним ножом?
Рассудив, что это все же лучше, чем быть совсем безоружным, я взял в руки одну такую хреновину и толкнул следующую дверь, понятия не имея, что мне за ней встретится.
Дверь оказалась не заперта.
И встретился мне за ней новоиспеченный глава единой Гегемонии.
Собственной персоной.
Во плоти.

Он стоял в центре просторного помещения и смотрел прямо на меня. Я помахал ему свободной рукой.
Все могло быть куда хуже. Например, здесь мог бы расположиться очередной отряд его личной гвардии.
Неужели они все кончились и мне на самом деле удалось подобраться к главе клана на расстояние выстрела? Жаль только, что стрелять мне больше не из чего.
Ящер был без брони, как и я, но это отнюдь не уравнивало наши шансы, даже несмотря на вибронож в моих руках. На моей памяти только один человек был способен справиться со скаари в схватке один на один без применения спецсредств, но этот человек был мертв уже около двух веков.
Надеюсь, у Реннера и его ребят получится лучше, чем у меня. Часть дороги я им точно освободил…
— Я все ждал, кто же войдет в эту дверь, — сказал Кридон, и его слова разнеслись по всему залу. Автопереводчик висел у ящера на плече. Предусмотрительный, гад. — Не думал, что это будешь ты.
— Удивлен?
— Немного. Не ожидал снова увидеть тебя после стольких лет.
— Похоже, когда я был здесь в прошлый раз, то обронил монетку.
— Не понимаю.
— Неудивительно, — сказал я.
С тех пор как я снял скафандр, вибронож превратился для меня в вибромеч. Эта штуковина весила как хороший топор-колун, и мне приходилось держать ее перед собой обеими руками. Ударить им я смогу, может быть, даже больше одного раза, но вот драться — вряд ли.
Впрочем, если не считать за оружие его собственное тело, Кридон был безоружен.
Когда он поднялся с кресла, нас разделяло около двадцати шагов.
— Прошло столько лет, а ты ничуть не изменился, — сказал Кридон.
— Ты тоже, — сказал я.
— Видимо, я ошибся в тебе. — Кридон медленно пошел мне навстречу. — Или нет? В конце концов, из всех штурмовиков, которые высадились на моей планете, именно ты вошел в эту дверь.
Осталось пятнадцать шагов. Это если считать в моих шагах.
В его — меньше.
Он был на целый метр вышел меня. Его хвост выписывал плавные движения за спиной. Руки он держал перед собой, и я отчетливо видел его когти, каждый из которых был длиннее моего указательного пальца. Даже без оружия он одним ударом может отправить меня на тот свет.

Даже без оружия он одним ударом может отправить меня на тот свет.
Как же досадно, что мне пришлось снять боевой костюм.
— Больше никого? — поинтересовался Кридон.
— Ага, — сказал я. — Только мы с тобой, один на один, лицом к лицу, как в старом добром кино. Это такой штамп, знаешь ли.
— Не понимаю.
— Шаблонная ситуация, — помимо воли у меня вырвалось хихиканье, и оно показалось мне несколько истерическим. Я постарался справиться с нервозностью и перехватил поудобнее рукоятку вибромеча. — Ты вроде бы как злодей, задумавший недоброе, а я обязан тебя остановить, на что у меня есть один-единственный шанс. Другие дорого заплатили, чтобы предоставить мне такую возможность, и теперь я не могу обмануть их ожиданий и всякое такое.
Десять шагов. Большими пальцами я щупал на рукоятке меча кнопку, активирующую мое последнее оружие.
Если Кридон собирается следовать придуманному мной сценарию, то сейчас ему стоит умереть.
Пять шагов.
Кридон остановился.
— Неужели вы на самом деле думали, что все будет так просто? — поинтересовался он.
— Да, — сказал я. — В какой-то момент я и сам так думал.
— Тогда бей.
Древний ящер развел руки, открывая грудь для удара. Не теряя времени на размышления о том, чем вызван его суицидальный порыв, я нажал кнопку активации, почувствовав низкую вибрацию меча, сделал два шага вперед и ударил Кридона, метя в сердце.
По идее, этого удара должно было хватить, чтобы разорвать тело ящера надвое, и я инстинктивно зажмурил глаза, опасаясь фонтана крови, но…
Ничего не произошло.
В том месте, где лезвие меча соприкоснулось с кожей ящера, промелькнуло несколько голубых искр. И все.
Кридон продолжал стоять, несмотря на то что лезвие вибромеча упиралось ему в грудь.
— Почему ты не падаешь и не истекаешь кровью? — поинтересовался я.
Вместо ответа Кридон обнажил клыки и положил свою когтистую лапу на лезвие, способное разрезать броню космических кораблей, и его пальцы почему-то не попадали на пол. Ящер обхватил меч и дернул его в сторону. Чтобы не упасть, я выпустил рукоять оружия из рук, и Кридон отшвырнул меч в сторону.
Оставив глубокую борозду в покрытии пола, меч ударился о стену.
— Мономолекулярная активная броня, — сказал Кридон. — Человечек, мы позабыли больше технологий, чем вы успели открыть.
— Что ж ты своим солдатикам такую не выдал?
— Ты не понимаешь природы власти, — сказал Кридон. — Логики власти. Вождь должен быть лучше во всем…
Я ударил его в голову правым хуком, и у меня создалось впечатление, будто мой кулак врезался в кирпичную стену. И эффект от удара был такой же, ящер даже не покачнулся. Впрочем, после неудачи с виброножом я уже ничего другого не ожидал. Удар кулаком носил чисто символический характер.
— Однажды ты уже был здесь, и я позволил тебе уйти, — сказал Кридон. — Теперь этого не будет.
Хук слева возымел примерно такой же эффект, как и предыдущий, нанесенный справа. Кридон оскалил клыки, сделал шаг назад и, разворачиваясь, ударил меня хвостом в грудь.
Меня никогда не сбивало поездом, поэтому мне не с чем сравнивать полученные ощущения.

Я отлетел к стене и изрядно приложился об нее затылком, по шее потекла струйка крови. В голове шумело, дышать было трудно и больно, а когда я попытался встать, боль вспышкой пронзила правую сторону груди. Любопытно, сколько же ребер он мне сломал?
— Зачем ты поднимаешься? — поинтересовался Кридон.
— Ты не поймешь.
— Человек…
Кридон подошел ко мне, посмотрел сверху вниз. Жаль, я не умею читать по взглядам скаари.
Когтистая лапа впилась в плечо и прижала меня к стене. Второй рукой Кридон помахал у меня перед лицом.
Какая ирония, подумал я. Разумный динозавр. Меня прикончит разумный динозавр. Вождь племени разумных динозавров.
А ведь когда-то я был уверен, что они вымерли…
— Я ошибался, — сказал Кридон. — Ты — всего лишь человек.
— Так бывает, — сказал я.
— Люди слабы. Вы умрете. Все.
— Главное, чтобы ты сам в это верил, — сказал я.
Он ударил меня свободной рукой, когти располосовали кожу от плеча до живота. Боли я уже не чувствовал, страха тоже. Лишь усталость. Больше всего мне хотелось, чтобы это поскорее закончилось.
Кридон положил руку с окровавленными когтями мне на шею. Один коготь был как раз напротив сонной артерии.
— Больше ничего не говори, — попросил я. — Надоело.
Он оскалил клыки и сжал пальцы.
Я умер.

…я возродился.
Там, где нет пространства и времени.
Говорят, что, когда человек умирает, перед его глазами проносится вся его жизнь.
Вранье. Ничего у меня не пронеслось.
Или я все же недостаточно человек.
Когда Алекс Стоун умер, блоки памяти разрушились, но, вопреки ожиданиям, обретенные воспоминания не рухнули на меня водопадом. Скорее, это был мгновенный переход из одного состояния в другое, словно в какой-то момент я ничего не знал, а через десятую долю секунды я узнал все.
Все о прожитых мной человеческих жизнях, все о том, что было до этого. Я знал, где находится моя родная планета, я знал, как она выглядит, я увидел истинный облик регрессоров, который они имели до того, как отказались от тел.
Я знал о планах моего создателя, о той дискуссии, которую он вел на протяжении нескольких веков, о том, чего он хотел добиться в итоге. Я понял, как именно генерал Визерс уничтожил нашу расу, я увидел черную дыру, в которую утекала моя собственная жизненная энергия. Я был солнцем, а пробоина была тенью, темным пятном, существующим в недоступном мне ранее измерении, и когда я окинул галактику своим новообретенным взором, я увидел еще два таких солнца, находящихся на поздней стадии умирания.
Я поприветствовал их протуберанцами своего разума. Один из регрессоров ответил мне, второй не обратил внимания. Он уже почти перешагнул порог, за которым его ожидало небытие, и его разум был обращен внутрь, отказываясь реагировать на внешние раздражители.
Это все, что осталось от моего народа.
Я стал размером с галактику, видел одновременно Кленнон и Землю, без труда нашел древний флот скаари, надвигающийся на Кленнонскую Империю, и то, что осталось от человеческих планет, и зрелище это не вызвало во мне никаких эмоций.
Я видел то, что произошло, и то, что должно было произойти, и в будущем не было места для человечества, как не было его и для скаари.

Я видел то, что произошло, и то, что должно было произойти, и в будущем не было места для человечества, как не было его и для скаари. Всего через пару тысячелетий Гегемония пожрет сама себя, уничтожив все кланы в междоусобной войне, и следующих ростков разумной жизни галактике придется ждать еще очень и очень долго.
И это знание тоже не вызвало у меня никаких эмоций.
Я узнал все, что хотел знать, постиг все, что был в состоянии постичь. Я слышал музыку сингулярностей и наблюдал хаотические танцы молекул. Я обнаружил ошибку в теории относительности и узнал о новых способах путешествовать сквозь пространство и время, и все это случилось одновременно. Я не смог раздвинуть горизонты, но постиг природу всего, что находилось в моем поле зрения.
Я сделался спокоен и удовлетворен.
Почти удовлетворен.
Где-то на периферии моего существа я обнаружил источник беспокойства, и, обратившись к нему, я увидел обезглавленное человеческое тело и ящера, стоящего над ним. Я не сразу понял, что именно вызывало мою тревогу, но как только сообразил, что это тело было когда-то вместилищем моего разума, все встало на свои места.
Ящер освободил меня. Я был бы благодарен ему, если бы вообще мог испытывать благодарность.
Я обратил свой взор внутрь и обнаружил остатки сознания того, кем я был, до конца не растворившегося в том, чем я стал. Это был Алексей Каменский, человек, родившийся в двадцатом веке на маленькой далекой планете, и он чего-то от меня хотел, и это не давало мне полностью успокоиться и отдаться музыке сфер.
Его сознание было полно гнева и ярости, оно мешало мне, нарушало гармонию, и чем больше я обращал на это внимание, тем больше оно ее нарушало.
Я понял, что мне не будет покоя, пока это находится там, и, впервые за бесконечность своего существования в новом качестве, я принял решение. Я решил разобраться с причиной беспокойства.
Я прислушался к его голосу и понял, чего он хотел.
Я стал размером с планету, я обозрел ее и понял, что группа штурмовиков, которых возглавляет адмирал Реннер, угодила в ловушку или вот-вот в нее угодит, и сейчас они умирают или уже умерли, и они не смогут сделать то, зачем они явились сюда, и если я хочу решить свою проблему, то мне придется решать ее самому.
Я сконцентрировался на этом желании и сразу же нашел разум Кридона, переполненного властью и силой, упивающегося своей победой.
Я стал размером с Кридона и дотронулся до его разума, и в симфонию его чувств вплелись первые нотки страха.
И я умер.

Эпилог

Мой дом — выжженная радиоактивная пустыня, и он останется таким навсегда.
Солнечный свет до сих пор с трудом пробивается через облака кружащего в атмосфере пепла.
Отсюда не видно звезд.
На поверхности этой планеты уже много веков нет жизни, и ее не будет еще много веков.
Серый радиоактивный песок. Прах к праху.
Когда я умру, мое тело сожгут, а прах развеют в атмосфере моего родного мира. Этого мертвого мира, в котором я родился, в котором я умру. Так принято у вождей.
Меня зовут Кридон.
Меня зовут Алексей Каменский.
У меня нет имени.
Я скаари.
Я человек.
Я регрессор.
Порой я не знаю, кто я.
Мне шесть сотен лет.
Мне двадцать восемь.
У меня нет возраста.

Наша личность — это сумма наших воспоминаний.

Наша личность — это сумма наших воспоминаний.
Меня зовут Кридон. Я скаари.
Я больше четырех веков управляю своим кланом, я Владыка Единой Гегемонии Скаари, я уничтожал планеты и отдавал приказы об уничтожении планет. По одному моему слову миллионы воинов готовы отправиться убивать и умирать. Я сокрушил всех своих врагов внутри Гегемонии. Я сокрушу и всех остальных.
Меня зовут Алексей Каменский. Я человек.
Я родился в двадцатом веке на планете Земле. В джунглях Белиза я прошел через темпоральный туннель и совершил путешествие во времени. Я оказался в будущем, где человечество вышло в дальний космос, разделилось на две ветви и встретило братьев по разуму, которые оказались врагами. Я пережил много приключений, и теперь моя единственная цель — остановить вторжение древнего флота скаари на занятые людьми территории. Я должен дать человечеству еще один шанс.
У меня нет имени. Регрессорам не нужны имена.
Я могу слышать свет и вдыхать излучение звезд. Я могу скользить по самому краю гравитационных колодцев, я могу танцевать в невесомости под музыку вечности. Время не имеет для меня значения. Я вижу будущее так же ясно, как прошлое. Я могу наблюдать за великими свершениями и событиями столь ничтожными, что никто, кроме меня, никогда о них не узнает. Я — последний из своего народа.
Я прожил тысячи лет, я прожил десятки жизней, я сменил сотни тел и тысячи имен. Я штурмовал Трою и Берлин, я воевал за Иерусалим — и наши войска вышибли крестоносцев из города. Я выиграл десятки войн и столько же проиграл.
Меня любили сотни женщин. Я пил с тысячами мужчин.
Я всегда оставался в тени. Кто-то другой произносил пламенные речи на площадях, кто-то другой поднимал пехоту в безнадежную атаку, кто-то другой первым оказывался на стене осажденного города. Я не вершил историю, я лишь участвовал в ней.
У меня нет имени.
Меня зовут Алексей Каменский. Меня также называли Алексом Стоуном и Амалем ад-Дином.
У меня есть хвост, и мне кажется, я схожу с ума.
У Кридона под землей оказался спрятан целый дворец. Теперь он весь в моем распоряжении.
Я нашел древние летописи клана, написанные на плотной темно-желтой бумаге, напоминающей папирус. Мне нет нужды их читать, я и так знаю, что там написано, ибо их читал Кридон.
На обратной стороне этих летописей я пишу свою собственную историю.
Я пишу ее красными чернилами скаари, похожими на человеческую кровь. Я пишу ее на русском языке, неизвестном не только на этой планете, но и в этой части галактики. Может быть, уже вообще никому неизвестном. Эту рукопись никто никогда не прочтет.
Наша личность — это сумма наших воспоминаний.
Я пишу для себя. Доверяю бумаге события, произошедшие со мной с тех самых пор, как я отправился в экзотическую страну под названием Белиз. Я пишу это, чтобы не сойти с ума.
Я часто повторяю себе собственное имя.
Меня зовут Алексей Каменский.
Я человек.

Либо Феникс ошибся, либо в теле скаари, пусть даже разменявшего седьмую сотню лет, куда больше жизненной силы, чем в человеческом организме. Сейчас я совершенно не чувствую признаков увядания.
В теле Алекса Стоуна я мог протянуть еще несколько месяцев.
В бестелесной форме — несколько часов, потом бы меня прикончил энергетический пробой.
В новом теле… Феникс говорил, что речь будет идти всего о нескольких днях, но в его уравнения явно закралась ошибка, пусть я пока и не могу ее найти.
Я больше не умираю. По крайней мере пока.

По крайней мере пока.
Впрочем, когда меня достали из криостазиса, я тоже некоторое время чувствовал себя нормально, а потом все изменилось.
Регрессор внутри меня, возможно, знает ответ. Возможно, ему известен точный срок моей новой жизни, но он не желает со мной разговаривать. Все, что у меня осталось от него, это воспоминания о том кратком миге между физической смертью Алекса Стоуна и моим возрождением в теле Кридона.
А может быть, эффект, вызванный Визерсом, и вовсе оказался временным, и теперь его действие прекратилось, а пробой в энергетической оболочке залатался сам по себе? Иронично, если это на самом деле так, а из всей нашей расы до этого момента дожил только я, неполноценный регрессор и результат эксперимента моего «отца».
Не знаю.
Однако, как бы там ни было, здесь и сейчас я в норме. Если такое положение вещей вообще можно назвать нормой.
Схожу с ума? Может быть. Но не умираю.
Надеюсь, я смогу понять, что же именно произошло.
Надеюсь, у меня хватит на это времени.
Надеюсь, что если уж мне суждено умереть в этом теле, это не произойдет внезапно, и я успею захватить настоящего Кридона с собой.
Этому телу шесть веков, а оно сохраняет силу и бодрость. Оно напоминает мне могучий дуб, который со временем становится только крепче. Вполне возможно, со временем я стану крепким, как камень. Стану скалой.
Но сейчас еще рано. Сначала мне нужно достичь цели. У меня ведь была цель.
Я каждый день записываю ее, потому что боюсь забыть.
Мне нужно остановить вторжение.
Меня зовут Алексей Каменский.
Я человек.

В этом теле существуют и борются между собой сразу три сознания, и мне трудно сказать, которое из них в конце концов победит. Может быть, никакое. В определенные моменты мне кажется, что легче всего разрешить эту проблему, разрядив себе в голову штурмовой бластер. Ведь именно этого мы и хотели.
Убить Кридона, породить хаос в Гегемонии, отвернуть ее древний боевой флот от наших границ.
Я всегда успею это сделать. По крайней мере, я на это надеюсь.
Последний способ решить проблему. Сейчас я думаю, что воспользуюсь им только в самом крайнем случае, но кто знает, какой случай может быть крайним?
Я не знаю.
Отряду Реннера не удалось добраться до моих покоев. Им даже до моего бункера добраться не удалось. После взрыва части реакторов они попали в западню, где и были уничтожены подоспевшими боевиками клана. Реннер, последний из моих знакомых, мертв.
Клану потребовалась почти неделя, чтобы заново пробить вход в мой бункер, и теперь я живу в своей запасной резиденции, на другой стороне планеты.
Мое окружение пока ни о чем не подозревает.
Меня зовут Алексей Каменский.
Я человек.

Главное, что я об этом помню.
Штурмовой бластер всегда у меня под рукой, я могу покончить с собой в любой момент, когда только захочу. После моей смерти возникнет вакуум власти, кланы Гегемонии снова начнут драться между собой, и у человечества и кленнонцев появится призрачный шанс уцелеть.
Скорее всего, так я в итоге и поступлю.
Но сначала я хочу разобраться в ситуации, попробовать найти иные пути для решения проблемы. Смерть Кридона спровоцирует очередную резню. Это все, что мы, регрессоры, подарили галактике, — несколько тысячелетий резни.
Неужели для разумных рас просто нет другого пути?
Мне не хочется в это верить.
Иногда мне кажется, что я нащупал другой путь.

Не все кланы хотят этой войны, но голос тех, кто стоит за мирное сосуществование, заглушен более влиятельными голосами консерваторов. Я уже разработал план, я знаю, какие кланы надо возвысить, какие поразить в правах. Я не могу действовать слишком быстро, чтобы не вызвать подозрений, которые могут вылиться в прямое противодействие, но я не могу и затягивать. Кто знает, сколько мне осталось существовать в этом теле.
Глава клана обладает абсолютной властью.
Глава Гегемонии правит слишком недолго, и даже Кридону точно неизвестно, до какого предела он может дойти.
Меня зовут Алексей Каменский.
Я человек.

Регрессор внутри меня безразличен к происходящему. С тех пор, как он вытеснил разум Кридона и дал мне шанс попробовать все исправить, он практически не подает признаков жизни. Он скучает по своей нирване, по состоянию единства с галактикой, от которого я заставил его отказаться.
Ему нет дела до того, чем я тут пытаюсь заниматься. Его раса мертва, он последний из всех. Он — венец творения, вершина эволюционной цепочки. С его позиции все наши потуги выглядят смешными и никчемными.
Но он спокоен, потому что знает, что скоро он вернется в безмятежность своей нирваны. Перед смертью все регрессоры туда возвращаются.
Зато Кридон в ярости.
Он бесится с того самого момента, как я при помощи регрессора перехватил контроль над его телом. Дважды он пытался вернуть его, и тогда я в припадке ярости крушил все вокруг. Ящеры не слишком удивились, а если и удивились, то им удалось этого не показать.
С каждым днем я все больше узнаю о внутренней политике Гегемонии. Память Кридона для меня открытая книга, но для того, чтобы прочитать ее от корки до корки, мне требуется время.
Древний флот скаари достигнет первых человеческих планет только через два десятилетия. Надеюсь, этого времени мне хватит, чтобы придумать, как можно обойтись без войны.
Я же глава единой Гегемонии, черт побери.
И всегда есть запасной вариант. Убить себя и тем решить все проблемы. Не самое элегантное решение и явно не окончательное, но даже подобный паллиатив лучше, чем не сделать вообще ничего.
Если я смогу.
Если я не сойду с ума.
Если Кридон не перехватит контроль.
Если меня никто не заподозрит.
Если у меня получится провести реформы, которые я задумал.
Если, если, если… Очень много всего может пойти не так.
Но я не теряю надежды.
От меня ведь тоже зависит слишком многое. От меня зависят миллиарды людей, которых я не знаю, и миниатюрная женщина, которая меня не помнит.
То, что осталось от человечества, и великая Кленнонская Империя. И жизни многих скаари тоже зависят от меня.
Я могу предотвратить самую массовую бойню в истории этой галактики.
Меня зовут Алексей Каменский. Я человек.

Июль — сентябрь 2010