На что способны женщины

На что способны женщины

Автор: Джеймс Хедли Чейз

Жанр: Детективы

Год: 2010 год

,

Джеймс Хедли Чейз. На что способны женщины

Глава 1

Крысиная нора, которую мне сдали под бюро, находилась на шестом этаже обветшалого дома, в тупике, упирающемся в Сан-Луи Бич. Кошачьи

концерты, шум уличного движения, вопли ребятишек, ругань в пристройках на другой стороне, которые сдавались внаем по дешевке, врывались в

открытое окно общим гамом. Это место было столь же предназначено для жилья и умственных занятий, сколь уроки хорошего тона — проститутке из

низкопробного кабака. Именно поэтому я проделывал почти всю умственную работу ночью и уже пять дней оставался в бюро один, напрягая клетки моего

мозга в поисках способа выбраться из создавшейся ситуации.
Я проиграл и, сознавая это, тем не менее не находил выхода из положения, в котором очутился. И все же моему серому веществу понадобилась

хорошая взбучка, прежде чем я пришел к заключению поставить на всем этом точку. Я принял это решение теплой июльской ночью, ровно в 23.10,

спустя полтора года после прибытия в Сан-Луи Бич. Такое событие обязательно нужно было спрыснуть. Когда я рассматривал бутылку на свет, чтобы

окончательно убедиться в полном отсутствии наличия, я вдруг услышал на лестнице шаги.
Другие бюро на моем этаже и лестнице были закрыты на ночь. Я и мыши были единственными обитателями дома в этот час. Услышав скрип половиц,

мы бросились врассыпную.
У меня в конторе за весь прошлый месяц побывали только полицейские. Казалось невероятным, что главный инспектор Редферн может прийти в

такой час, но кто его знает? От Редферна можно было ожидать все, что угодно, когда речь идет о способе, как избавиться от меня. Он внушал мне

такую же симпатию, как гремучая змея — кролику, и вышвырнуть меня из города в течение суток было бы в его манере.
Шаги приближались. Они не были торопливыми, скорее размеренными. Я выхватил окурок сигареты из кармана жилета и закурил. Это был мой

последний окурок, и я берег его для исключительных случаев, вроде этого, В коридоре горела лампа, и свет ее отражался в матовом стекле входной

двери. Лампа с высоты бюро бросала круг света на стол, но дальше все тонуло во мраке. Стекло стало темным, когда шаги, раздававшиеся в коридоре,

замерли возле моей комнаты.
Тень была огромной: плечи шире стекла в дверном проеме, на тыквообразной голове — шляпа эпохи плаща и кинжала, напоминавшая времена, когда

я еще под стол пешком ходил. По стеклу поскребли ногтем, затем ручка повернулась и дверь открылась. Я направил свет настольной лампы на

непрошеного гостя.
Человек, как я и предполагал, был огромен, словно двухтонный грузовик. Его лицо было круглое, как мяч, а кожа упругая и розовая. Черные

усики извивались под носом, подобно щупальцам осьминога. Маленькие глазки смотрели на меня из-под жирных складок черносливинами в сахарной

пудре. Он страдал от характерной для толстяков одышки. Верх широкополой шляпы касался дверного проема, и ему пришлось наклониться, чтобы пройти

в помещение. Его длинное, хорошо сшитое пальто было отделано каракулевым воротником, а на ногах красовались безукоризненно начищенные туфли на

толстой подошве.
— Мистер Джексон? — у него был резкий и хриплый голос, непохожий на голос, который ожидаешь услышать от подобной туши.
Я поднял голову.
— Мистер Флойд Джексон? — еще раз переспросил он. Я подтвердил кивком головы.
— О'кей! — восклицание донеслось до меня сквозь слабое придыхание.

Потом он вошел в комнату и закрыл дверь.
— Вот моя визитка, мистер Джексон.
Он бросил карточку на стол. Он, я и стол занимали весь объем комнаты, и воздуха оставалось ровно столько, чтобы не задохнуться. Я взглянул

на карточку. На ней ничего не было написано, кроме имени. Ни адреса, ни профессии, ничего, что указывало бы на личность. Всего два слова:

«Корнелиус Герман». Пока я рассматривал карточку, он подтащил к столу стул и сел. Это был хороший, солидный стул, сделанный на века, но и он

прогнулся, когда тип разместил на необширное седалище. Сидя, он занимал гораздо меньше места, и воздух в комнате снова начал циркулировать. Он

положил огромные руки на трость. Бриллиант, чуть меньше дверной ручки, искрился на его мизинце, притягивая мой взгляд. Может быть, Корнелиус

Герман и был проходимцем, но деньги у него водились. Я это чуял, а мое обоняние никогда не подводило, когда дело касалось денег.
— Я наводил о вас справки, мистер Джексон, — сказал он, в то время как его маленькие глазки тщательно изучали мое лицо. — Вы довольно

забавный субъект.
Главный инспектор Редферн во время своего последнего визита сказал примерно то же самое, но в более грубых выражениях.
Я ничего не предпринимал. Ждал и гадал, что же он, собственно, еще скажет.
— Мне сказали, что вы пройдоха и хитрец, — продолжал он. — Большой, большой хитрец, но тихоня. Вы проницательны и не слишком щепетильны, но

у вас есть смелость, апломб и жесткость. — Он посмотрел на свой перстень, потом на меня и усмехнулся.
Наперекор здравому смыслу комната вдруг повисла на немыслимой высоте, и ее обступили тишина и пустота ночи. Я поймал себя на мысли, что мой

гость напоминает кобру, которая свернулась в кольцо и только выбирает время для броска.
— Года полтора, кажется, вы в нашем городе, — сказал он после непродолжительной паузы. — До этого вы работали в Нью-Йорке детективом в

страховом агентстве. У этой профессии достаточно возможностей для шантажа. Может быть, именно поэтому вас попросили подать в отставку… Не

знаю. Прямых доказательств не было, просто администрацию удивило, что вы живете на широкую ногу, несоразмерно вашему скромному заработку. Это

навело их на определенные размышления. В области страхования трудятся весьма осторожные люди.
Он снова сделал передышку, чтобы еще раз изучить своими черносливинами мою реакцию на его слова. Надеюсь, непроницаемость моего лица

оказалась на должной высоте.
— Вы подали в отставку, — слова вновь полились из его рта, как из водопроводного крана, — и через некоторое время стали следователем в

Ассоциации охраны отелей. И снова у вас прокол: директор одной из гостиниц подал жалобу, что вы прикарманиваете страховые взносы. Но его слово

было против вашего слова, и скрепя сердце Ассоциация сочла, что веских улик нет. Вас из Ассоциации попросили уйти. Естественно, добровольно.

Потом вас содержала женщина. Как мне говорили, одна из многих в вашей обширной коллекции. Она достаточно быстро это раскусила и перестала давать

деньги, понимая, что вы истратите их на других женщин. Еще позднее вы решили попробовать себя в роли частного детектива. Вы получили разрешение

у прокурора штата благодаря ловко подстроенному свидетельству ваших знакомых, что у вас безукоризненная репутация. И вот вы в нашем городе.

Никакой конкуренции для частных детективов. Вы специализировались на бракоразводных делах, и первое время у вас все шло благополучно.

Вы специализировались на бракоразводных делах, и первое время у вас все шло благополучно. Но что

это? Опять шантаж.., судебное расследование… Казалось, ваша звезда закатится, но, признаю, вы оказались настолько изворотливы, что смогли

избежать крупных неприятностей. Однако вами заинтересовалась полиция. Ее внимание чрезвычайно усложнило ваше положение. А когда у вас отобрали

патент, вы остались без работы, мистер Джексон. Конечно, вы пытаетесь все-таки работать частным детективом, но вам уже нельзя дать объявление в

газете или нацепить табличку с фамилией на входную дверь. Если полиция узнает, что вы продолжаете свою деятельность, уже не защищенную патентом,

тут же арестует. С той минуты, когда вы во всеуслышание объявили, что готовы взяться за любое дело, не задавая лишних вопросов, даже ваши

приятели — содержатели притонов отказались от услуг мистера Джексона. У вас за душой ни цента. Последнюю неделю вас гложет единственная

проблема: рвать из нашего города когти или погодить пока. Я прав?
— Правы, — согласился я, устраиваясь поудобнее. Мое любопытство было возбуждено. Конечно, Герман мог оказаться проходимцем, но по

бриллианту ценою в пять «штук» и явно дорогой шляпе об этом трудно было догадаться, полагаясь только на интуицию. Блеск в его глазках выдавал

умение постоять за себя, и не только в финансовом смысле. А по линиям губ я прочитал, что ему нравится коррида. Особенно в тот момент, когда

разъяренный бык наматывает на рога кишки, вывалившиеся из распоротого брюха лошади. Я таких типов за милю узнаю. Еще я понял, что, невзирая на

тучность, Герман дьявольски силен. Не хотелось бы взять и попасть ему в лапы!
— Не унывайте, мистер Джексон, — подбодрил он меня неожиданно. — Я могу предложить вам работу.
Ночной воздух, проникая сквозь открытое окно, холодил мой затылок. Мохнатая бабочка суматошно кружила под лампой. Бриллиант бросал

разноцветные блики. Мы с Германом изучали друг друга. Молча.
Я первым нарушил тишину:
— Какого рода работа?
— Опасная работа, мистер Джексон. Но вам некуда деваться, и вы согласитесь.
Я подумал, в конце концов, он знает, кого покупает. Потом пусть пеняет на себя.
— Почему вы выбрали именно меня?
Он прикоснулся к тоненьким усам толстым пальцем.
— Вид работы продиктовал кандидатуру исполнителя. Вопрос, казалось, был исчерпан.
— Ну что ж, приступим к делу, — сказал я. — Я куплен. Герман облегченно вздохнул. Он, без сомнения, был уверен, что у него возникнут

трудности со мной. А еще ему следовало бы знать, что я не веду длительных разговоров с владельцами таких бриллиантов.
— Позвольте рассказать вам историю, которую мне поведали сегодня, — сказал он, — а потом объясню, что вам надо делать. — Он еще раз

вздохнул и продолжил:
— Я — импресарио.
Было похоже, что это его ремесло. Никто не носит такие шляпы и каракулевые воротники ради удовольствия.
— Я представляю интересы нескольких больших звезд и множества мелких. Среди этих мелких есть одна молодая особа, специализирующаяся на

представлениях особого рода в частных домах. Ее зовут Веда Руке. Ее занятие состоит в том, что она медленно, вещь за вещью раздевается на глазах

у публики. На профессиональном языке это называется «листопад». Ее номер пользуется изрядным спросом, иначе она бы меня не заинтересовала.

Это

большое искусство.
Он снова посмотрел на бриллиант и потом на меня. Я старался всем своим видом показать, что разделяю его восхищение стриптизом, но не думаю,

что мне это удалось.
— Прошлым вечером мадемуазель Руке исполнила свой номер на обеде деловых людей, в доме мистера Линдснея Бретта.
Маленькие черные глазки испытующе посмотрели на меня, — Может, вы не слышали о нем?
Я показал взглядом, что знаком с этой фамилией, так как давно дал себе задание — узнать о всех миллионерах Сан-Луи Бич, а Бретту

принадлежали крупные владения в нескольких километрах от города, последние большие владения на Оушн Роад, где обитают богачи, Оушн Роад —

извилистая авеню, окаймленная по обеим сторонам пальмами и тропическими цветами, расположена у подножия возвышенности. Дома там уединенные,

построенные в глубине частных парков, окружены четырехметровыми стенами. Чтобы жить на этой авеню, нужны деньги, и деньги немалые. У Бретта было

столько «капусты», сколько мне и не снилось. У него имелись яхта, пять машин, взвод садовников и слабость к молодым аппетитным блондинкам. Когда

он не был занят блондинками и деловыми встречами, он пересчитывал толстые пачки денег — доход от двух нефтяных компаний и сети больших

магазинов, расположенных в Сан-Франциско и Нью-Йорке.
— Когда мадемуазель Руке окончила свой номер, — продолжил Герман, — Бретт предложил ей присоединиться к приглашенным и во время вечеринки

похвастался коллекцией античных редкостей. Открыв сейф, он извлек и показал гостям свое последнее приобретение — кинжал работы Бенвенуто

Челлини, искуснейшего ювелира эпохи Возрождения. Мадемуазель Руке сидела возле сейфа и, когда Бретт набирал цифровую комбинацию, запомнила

последовательность, не отдавая в том себе отчета. Я должен отметить, что у нее замечательная память. Кинжал произвел на нее огромное

впечатление. Она призналась мне, что это самая прекрасная вещь, которую она когда-либо видела.
До сих пор роль, уготованная мне в этом деле, была неопределенной. Ужасно хотелось промочить горло глотком виски, потому что клонило ко

сну. Я взялся за это дело и должен дослушать рассказ до конца.
— Позже, ближе к полуночи, когда большинство приглашенных разъехалось, хозяин проводил Руке в отведенную ей комнату, рассчитывая на ее

благосклонность ночью. Он полагал, что, занимаясь подобным ремеслом, она более чем доступна, но не тут-то было.
— А чего же она ждала? — раздраженно сказал я. — Когда женщина имеет такую профессию, то с ней обращаются подобающим образом.
Он оставил мое замечание без внимания и продолжал:
— Бретт страшно разъярился. Он потерял всякий контроль над собой. Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы не двое приглашенных,

которые пришли посмотреть, отчего поднялся такой шум. Бретт был так взбешен, что стал угрожать мадемуазель. Он сказал, что раз она выставила его

перед гостями на посмешище, то заплатит за все сполна, а слов на ветер он не бросает.
Я начал терять терпение. Единственное, чего мне хотелось, так это дать Герману под задницу, чтобы на ней образовалась внушительная вмятина.

Девушка, которая раздевается перед пьяной компанией, не может рассчитывать на симпатию.
— Когда она наконец уснула, то увидела сон, — продолжал мистер Герман. Он сделал паузу, вытащил из кармана портсигар и положил его на стол.

— Я вижу, вас хочется курить, мистер Джексон?
Я поблагодарил — он угадал мое желание.

— Я вижу, вас хочется курить, мистер Джексон?
Я поблагодарил — он угадал мое желание. Если чего и не хватало еще, так это стакана виски.
— Ей приснилось, что она спустилась вниз, открыла сейф и, взяв оттуда футляр с кинжалом, положила на его место пудреницу.
Я покрылся мурашками от хребта до корней волос на голове. Хорошо состряпанное выражение внимания к собеседнику на моем лице сохранилось,

однако в мозгу резко прозвучал сигнал опасности.
— Вскоре после этого она проснулась. Было около шести часов утра. Она решила уйти, прежде чем проснется Бретт.
Сегодня в двенадцать она открыла сумочку и обнаружила, что пудреницы нет, а на дне лежит кинжал Челлини.
Я провел рукой по волосам, мечтая о глотке виски. Тревога не покидала меня.
— Она тотчас же поняла, что произошло. Когда бывает перевозбуждена, то во сне ходит, как сомнамбула. Она взяла кинжал Челлини во сне. Ее

сон был явью.. Вот как все произошло…
Наконец мы добрались до сути и обменялись взглядами.
— Пусть отнесет кинжал в полицию и расскажет все, как было, — сказал я. — Полиция уладит ее отношения с Бреттом.
— Это не так-то просто. Бретт ей угрожал, а, когда он рассержен, с ним лучше не связываться. Руке считает, что он может подать в суд еще до

того, как она отнесет кинжал в полицию.
Герман выдохнул так, что волна воздуха ударила мне в лицо:
— Бретт будет утверждать, что Веда украла кинжал, но, не сумев продать, решила отнести в полицию, а всю историю — представила

сомнамбулизмом. Чтобы свести с девушкой счеты, Бретт заявит, что никакой пудреницы в сейфе нет.
Я с сожалением покачал головой и погасил окурок сигареты.
— Почему же она не может обратить эту вещь в деньги, раз она такая ценная?
— По той очевидной причине, что она уникальна. За всю свою жизнь Челлини выковал только два кинжала, один из которых принадлежал Бретту.

Все антиквары знают, кто владелец кинжала. Продать его невозможно, но разве что только в том случае, когда сделку оформит сам Бретт.
— Ну, что ж, пусть он подаст жалобу. Руке продемонстрирует свой номер перед присяжными и утрет нос Бретту. Они ее не арестуют, это понятно.
— Нет, — возразил Герман, — мадемуазель Руке не может позволить себе подобную рекламу. Если Бретт подаст жалобу — от болтовни в газетах не

избавиться. Репутация девушки будет окончательно подмочена.
— Что, Бретт собирается подать жалобу? Герман улыбнулся:
— Вот мы у цели, мистер Джексон. Бретт сегодня утром уехал в Сан-Франциско. Он вернется завтра утром, а пока уверен, что кинжал лежит у

него в сейфе.
Я знал, что за этим последует, но хотел, чтобы он сам сказал мне об этом.
— Итак, что же мы будем делать?
Это дало ему возможность перейти к активным действиям.
Он вытащил из внутреннего кармана пачку денег толщиной с матрас. Отделив от нее десять билетов по сто долларов, он разложил их на столе

веером.
Я угадал его намерения, но не ожидал, что он проделает это так быстро. Придвинув стул, я пристально посмотрел на банкноты. Их не в чем было

упрекнуть, разве только в том, что они лежали на его стороне стола, а не на моей.
— Мне хотелось, чтобы вы занялись этим делом.

Вас устраивает такой гонорар?
Я сказал «да» голосом, который не узнал сам, и пригладил волосы, дабы убедиться, что я еще в своем уме. Из другого кармана он вытащил

футляр из красной кожи и толкнул его мне через стол. Я открыл крышку и залюбовался сверкающим золотым кинжалом на белой атласной подушечке.

Лезвие было длиной примерно в фут и все покрыто орнаментом из сказочных зверей. В торец рукоятки вставлен изумруд величиной с грецкий орех.

Премиленькая вещица и ужасно дорогая!
— Это и есть кинжал Бенвенуто Челлини, — произнес Герман медоточивым тоном. — Я хочу, чтобы вы положили кинжал на место и забрали

пудреницу. Я отдаю отчет, что процедура не вполне законная, ибо придется сыграть роль медвежатника, но ведь мы не собираемся ничего похищать,

верно? А тысяча долларов — премия за риск.
Я понимал, что не стоит связываться с таким скользким типом. Зуммер тревоги звенел в мозгу. Я был уверен, что вся эта история с кинжалом,

сеансом стриптиза застенчивой мадемуазель и пудреницей в сейфе — сплошная белиберда, не способная обмишурить последнего дурака. По идее, я

должен был выставить Германа за дверь. Это избавило бы меня от кучи неприятностей. Но я крайне нуждался в наличных, верил в собственную удачу и

надеялся на свое серое вещество. И я сказал:
— Согласен.

Глава 2

Теперь, когда мы подошли к моменту, который называется «согласовано и утверждено», Герман постарался не дать мне возможности соскользнуть с

крючка. Он требовал немедленно отправиться на дело, а на все мои отговорки неизменно отвечал, что у него все схвачено: возле подъезда ждет

машина и нам нетрудно добраться до его квартиры, где есть и выпивка, и закуска, и место, в котором можно спокойно обсосать все детали

предстоящей операции. Насколько я мог понять, он просто не хотел оставлять меня одного ни на миг, чтобы я не смог проверить историю с пудреницей

и всем прочим, воспользовавшись элементарным телефоном. Наличие выпивки сразило меня наповал, и я согласился. По дороге мы обговорили самый

важный для меня вопрос — гонорарный. Он хотел заплатить по принципу: вечером — пудреница, утром — деньги, но я заартачился и не соглашался ни в

какую. Все-таки я вырвал у него два банкнота и согласие раскошелиться еще на два перед началом дела. Остальные я должен буду получить после

того, как верну пудреницу. Чтобы показать, что мое доверие к нему не слишком велико, я сунул вырванные с боем казначейские билеты в конверт,

написал на нем адрес директора моего банка и, выйдя на улицу, опустил в почтовый ящик. Что ж, если он попытается надуть меня, хоть эти два

билета согреют мне душу.
На улице стоял восьмицилиндровый «паккард». Единственное, чем он мог похвастать, так это своей высотой. Я ожидал, что лимузин будет черный,

блестящий, как бриллиант Германа, и железный, неказистый таз оказался для меня полной неожиданностью.
Я терпеливо ждал, пока Герман протиснется на заднее сиденье. Он не садился в машину, а напяливал ее на себя. Теперь я надеялся, что все

четыре шины лопнут, но все обошлось благополучно. Удостоверившись, что сзади места для меня не осталось, я устроился рядом с шофером.
Проехав Оушн-авеню, мы двинулись по дороге, которая вела к подножию возвышенности, окружавшей город. Я не смог как следует рассмотреть

шофера по той причине, что ловкач пригнулся к баранке, а его фуражка была надвинута на глаза. Пока мы катили в темноте, он не обмолвился ни

единым словом.

Пока мы катили в темноте, он не обмолвился ни

единым словом.
Мы немного поплутали, потом свернули в ущелье и продолжили путь по неровной, поросшей кустарником с обеих сторон дороге. Время от времени

нам попадались дома. Ни в одном из них не было освещенных окон.
Через непродолжительное время я оставил попытки запомнить дорогу, по которой мы ехали, и оставил всякую надежду на дополнительный гонорар

плюс к тем двум бумажкам, которые я так предусмотрительно отослал в банк. Если бы толстяк снова пришел в мое бюро, я предпочел бы прелести

банкротства, чем все это. Ни от кого, кроме него, я не слышал такой наглой и дурацкой лжи. Мне предстояло ограбить сейф. Для этого состряпан

весь этот винегрет. Бедная, маленькая, голая женщина боится большого, злого миллионера, ха-ха-ха.
Я не поверил ни единому его слову. Просто Герман желает получить нечто из сейфа Бретта. Может, это и была пудреница, я не мог знать этого,

но какая бы вещь там ни лежала, она была очень ценной для Германа. Вся эта история представлялась мне настолько опасной, что если выпутаюсь, то

смоюсь без оглядки» У него хватило наглости предложить ограбить сейф Бретта за тот мизер, который он мне пообещал? Да, я взял деньги, но это еще

не означало, что, поумнев, я не откажусь от этой авантюры. Он утверждает, что я — пройдоха. Возможно, но я не такой простофиля, каким кажусь с

первого взгляда, и не собираюсь таскать каштаны из огня чужому дяде.
Вот что говорил я себе, и был уверен в правильности своих суждений.
Мы катили по дну ущелья. Стемнело. Сырость забралась даже в салон «паккарда». Свет фар рассеивался в тумане и затруднял видимость. Иногда

из темноты и мрака доносилось кваканье, сквозь запотевшие окна машины луна казалась лицом покойника, а звезды — бриллиантовыми бусинками.
Внезапно машина свернула в сторону и углубилась в узкую аллею, с обеих сторон которой возвышалась каменная ограда. Еще через мгновение она

остановилась, и я увидел освещенные окна, словно висящие в темноте. Все вокруг было спокойно, недвижимо и бездыханно, как в камере смертника

тюрьмы Сан-Квентин. Свет фар брызнул на входную дверь, на каменных львов, присевших на задние лапы и, казалось, готовых прыгнуть в любую

секунду. Входная дверь была усеяна головками медных гвоздей и выглядела достаточно прочной, чтобы выдержать прямой удар античного тарана,

который я видел в каком-то псевдоисторическом боевике.
Шофер, подбежав к задней дверце, помог Герману выбраться. Свет упал на лицо, и мне удалось внимательно рассмотреть его. Что-то в этом

крючковатом носе и толстых губах показалось мне знакомым. Я уже несколько раз видел этого человека, но не мог вспомнить где.
— Отведите машину, — приказал Герман, — и принесите сандвичи, да не забудьте предварительно вымыть руки, прежде чем хвататься за хлеб.
— Хорошо, мсье, — сказал шофер, бросив на Германа взгляд, полный ненависти. Я счел это полезным. Когда играешь в такие игры, необходимо

знать, кто против кого.
Герман открыл входную дверь, и она проглотила его.
Я последовал за ним. Мы прошли через холл, в конце которого располагалась лестница. Двойная дверь вела в большой зал. Нас не встречала

прислуга — никто, казалось, не заметил нашего прихода. Герман снял шляпу и сбросил пальто. И даже без этих атрибутов он имел достаточно

внушительный вид.
На макушке у него наметилась лысина, а волосы были подстрижены так коротко, что их почти не было заметно.

На макушке у него наметилась лысина, а волосы были подстрижены так коротко, что их почти не было заметно.
— Входите, мистер Джексон, и чувствуйте себя как дома. Я вошел в большой зал за Германом. Когда мы шли с ним рядом, я походил на буксир,

сопровождавший океанский лайнер.
Комната была обставлена двумя глубокими кожаными креслами, стоявшими перед камином. На вощеном паркете лежали персидские ковры. Вдоль

стены, перед окном, стоял длинный резной стол с батареей початых бутылок и кучей немытых фужеров. Худощавый, элегантно одетый мужчина неожиданно

возник из кресла.
— Доминик, это мистер Джексон, — сказал Герман. — А это — мой компаньон, мистер Паркер.
Мое внимание было приковано к бутылкам, но я кивнул, чтобы показаться любезным.
Паркер ответил мне тем же. Он изучал меня, и недовольная гримаса явно свидетельствовала, что мой вид ему не по душе.
— Ах да, детектив! — сказал он с усмешкой и посмотрел на свои ногти, как это делают женщины, когда посылают вас.., погулять.
Я устроился в кресле и тоже принялся изучать его в свою очередь. Он был высок. Волосы цвета меди прилизаны назад. Длинное, узкое лицо,

блеклые синие глаза и нежный подбородок, который скорее подошел бы женщине. Морщины у глаз и кожа, свисающая с подбородка, говорили, что ему

давно перевалило за сорок. Те, кто предпочитают холеных щеголей, нашли бы его привлекательным. На нем был костюм из фланели жемчужного цвета,

шелковая бледно-зеленая рубашка, бутылочного цвета галстук и туфли ему же в тон. Белая гвоздика украшала его бутоньерку. В тонких губах дымилась

сигара с золотым ободком, Герман расположился перед камином. Он смотрел на меня отсутствующим взглядом.
— Хотите выпить? — спросил он и посмотрел на Паркера, словно ожидал от него разрешения. — Как вы думаете, дать ему виски?
— Сам себя обслужит, — сухо заметил Паркер. — Я не обслуживаю слуг.
— Вы имеете в виду меня? — поинтересовался я.
— Вас бы здесь не было, если бы не зелененькие, а тот, кого покупают, — слуга.
— Точно.
Я подошел к столу и обслужил себя таким количеством жидкости, в котором можно было утопить лошадь. В данном случае — белую <Намек на известный сорт виски «Белая лошадь».>.
— Закройте рот, когда вас не спрашивают, — отозвался Доминик, и лицо его перекосилось.
— Не горячитесь, Доминик, — сказал Герман. Хриплый, резкий голос возымел действие на Паркера, и он успокоился.
Наступила пауза.
Я взял стакан, отсалютовал Герману и выпил содержимое.
Виски было того же качества, что и бриллиант.
— Когда займемся делом? — внезапно спросил Паркер, не поднимая глаз.
— Завтра вечером, — ответил Герман. — Введите его в курс дела, а я пойду лягу.
Потом он обратился ко мне, подняв толстый, как банан, палец:
— Мистер Паркер расскажет вам, что надо делать. Спокойной ночи.
Я пожелал ему того же.
Подойдя к двери, он повернулся и посмотрел на меня еще раз.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы поладили с мистером Паркером. Я ему доверяю. Он объяснит вам все, что нужно, и каждое его слово

равносильно моему приказу.

— Идет, — согласился я.
Мы слышали грузные шаги Германа, поднимающегося по лестнице. Комната, казалось, опустела.
— Ну что ж, — сказал я, — мое доверие тоже куплено.
— Мы здесь не развлекаться собрались, мистер Джексон. Паркер сидел в кресле выпрямившись, словно аршин проглотил.
— Вам заплатили за работу и заплатили хорошо, так что не потерплю наглости с вашей стороны. Понятно?
— Я пока получил лишь двести долларов, — сказал я улыбаясь. — Если я вас не устраиваю, отправьте меня обратно. Задаток, полученный мною,

возместит время, которое я потерял, приехав сюда. Выбирайте.
В дверь постучали, и это дало ему время подумать. Он сказал «войдите» злобным голосом и спрятал сжатые кулаки в карманы.
Шофер в белой куртке, на пару размеров больше, чем требовалось, внес блюдо, на котором лежали сандвичи, нарезанные толстыми кусками.
Теперь, когда на нем не было фуражки, я его узнал. Он работал в порту. Коротыш с печальными глазами. Он был таким же новичком в своей

работе, как и я. Войдя, он бросил на меня быстрый взгляд, и на его лице промелькнуло удивление.
— Что это значит? — спросил Паркер, указывая на блюдо.
Голос его был сухим, как стук бревна.
— Мистер Герман приказал принести сандвичи, сэр. Паркер встал и исследовал закуску, пренебрежительно приподняв один из ломтей с видом

крайнего отвращения.
— Уж не думаете ли вы, что мы будем есть всякую дрянь! Почему вы не можете уяснить, что сандвичи должны быть тонкими, как бумага, темный вы

кретин. Убирайтесь и принесите другие.
Он швырнул содержимое тарелки прямо в лицо слуге. Хлеб и курятина облепили лоб и щеки бедняги.
Он побелел, но остался неподвижным.
Паркер быстрым шагом отошел к окну. Резким движением отдернул занавеску и уставился в ночь, пока шофер не привел себя в должный вид.
— Мы не хотим есть, старина, — сказал я.
— Могли бы не отдавать приказы моим слугам, — бросил он через плечо вне себя от ярости.
— Если вы будете вести себя как старая неврастеничка, я пойду спать, а если хотите что-то сказать, то валяйте.
Паркер резко отошел от окна. От злости он почернел и подурнел.
— Я предупреждал Германа, что с вами будет тяжело, — сказал он, подавляя в себе эмоции. — Я говорил ему, чтобы он оставил вас в покое, —

мелкий мошенник вашего сорта не принесет пользы в нашем деле.
Я ответил обезоруживающей улыбкой:
— Меня наняли, чтобы я сделал дело, и я его сделаю. Если вы хотите обсудить детали, давайте обсудим. К моему удивлению, он успокоился.
— Ладно, Джексон, спорить не буду. Он подошел к столу, вынул ящик и извлек из него рулон голубой бумаги. Слава богу, не туалетной. С него

станется.
— План дома Бретта. Взгляните!
Я налил еще виски, выбрал из сигар на столе самую толстую, развернул рулон и принялся изучать.
Паркер склонился со мной рядом и показал служебный вход и место, где находится сейф.
— К сожалению, дом стерегут два охранника. Они бывшие полицейские, и у них отменная реакция. Кроме них есть еще и сигнализация, но она

подведена только к окнам и сейфу.

Я устрою так, что вы спокойно проникнете через служебный вход. Вот отсюда, — его палец уперся в план, —

пройдете по коридору, подниметесь по лестнице к кабинету Бретта. Красным крестиком отмечен сейф.
— Постойте, постойте! — воскликнул я. — Герман не упоминал ни об охранниках, ни о сигнализации. Как же случилось, что красотка Руке не

привела ее в действие?
— Видно, пряча кинжал в сейф, Бретт забыл включить защиту.
— Вы считаете, что она до сих пор отключена?
— Возможно, но рассчитывать на это не приходится.
— А охранники?
— Они ночуют не в доме, а в караульной сторожке в саду. Все это мне не нравилось: охранники, которые совсем недавно служили в полиции,

система защиты и прочие мелочи, из-за которых можно запросто влипнуть.
— У меня есть ключ от служебной двери, — сказал Паркер. — Так что вам не придется пользоваться отмычками.
— А что будет, если меня сцапают?
— Мы выбрали именно вас, потому что никто не может сцапать Джексона, — теперь усмехнулся он.
— Это не ответ. Он пожал плечами:
— Придется выложить правду.
— Историю о застенчивой крошке, которая разгуливает по ночам? — вставил я с ехидцей.
— Разумеется.
— Ни за что не поверю, что Редферн может принять эту историю за чистую монету.
— Если вы выполните все наши указания, инспектор никогда ничего не узнает.
— Надеюсь. — Я поставил пустой фужер на стол и скатал рулон.
— У вас имеется оружие?
— Разрешение на ношение пока не отобрали.
— Завтра лучше оставьте свою пушку дома. Наши взгляды скрестились.
— Если вы настаиваете…
— Это все. Утром поедем осматривать владения Бретта.
— Послушайте, может быть, с этим дельцем лучше справится ваша спящая красавица. По словам вашего приятеля, она во сне, когда ей снятся

кошмары, может пройти даже по минному полю.
— Опять дерзите?
— Как скажете, начальник. Я взял бутылку и фужер:
— Допью в постели, не возражаете?
— Не одобряю склонность к спиртному.
— А я и не нуждаюсь в вашем одобрении. Где мне прикорнуть?
Он переборол себя, и мы отправились узким коридором в какую-то комнату, в которой пахло плесенью. Но, кроме запаха, спальню не в чем было

упрекнуть.
— Спокойной ночи, Джексон!
Я налил виски, выпил, налил еще и подошел к окну. Надо было проветрить комнату, а заодно и мозги.
Из распахнутого окна я мог наблюдать только верхушки деревьев. Прямо подо мной можно было различить плоский карниз.
Я не придумал ничего лучшего, как вылезть и встать на него.
Теперь я рассмотрел лужайку перед домом и бассейн, заросший кувшинками, которые казались серебристыми в лунном свете. На парапете сидела

девушка. Если бы не красный огонек сигареты, ее можно было бы принять за статую, до того она была неподвижна.
Некоторое время я следил за огоньком. Но он ни разу не шелохнулся. Пришлось вернуться в спальню тем же путем, что и выходил.
На моей кровати сидел шофер.

— Решил подышать свежим воздухом! — Я не подал виду, что удивлен. — Тут довольно затхлая атмосфера.
— Это в точку! — согласился он басом. — А ведь мы с вами знакомы.
— Да, — признался я. — Мы встречались в порту. Меня зовут Джексон.
— Частный детектив?
— Был. Месяц назад. Теперь я бросил это дело.
— До меня доходили кое-какие слухи… Что, легавые допекли?
— Не без того, — я поискал второй фужер, но за неимением плеснул в свой. — Выпьешь глоточек?
Он с жадностью вцепился в свою порцию, и моментально ее не стало.
— Я не могу долго разговаривать с вами. Они не обрадуются, узнав об этом.
— Просто пришел вмазать?
Он отрицательно покачал головой:
— Я хотел вам кое-что предложить. Я подслушал, как вы обращались с этим гадом Паркером. Нам надо действовать сообща.
— Вполне возможно. Как тебя зовут?
— Макс Отис. Служу первый день. По тону, каким это было произнесено, не составляло труда догадаться, что и одного дня оказалось

предостаточно.
— Деньги, конечно, неслабые, но обращаются со мной как с собакой. Дождусь конца недели и сбегу.
— Уже оповестил хозяев?
— Паркер хуже Германа. Все время придирается: и то ему не так, и это ему не эдак. Видел, как он сегодня меня?..
— Видел.
У меня не было желания выслушивать его жалобы — я нуждался в информации.
— А чем ты занимаешься здесь?
— Всем: готовлю, прибираю, вожу колымагу, чищу обувь и одежду этого подонка Паркера, покупаю жратву и поддачу — работы невпроворот.
— А они в этом доме давно?
— Я же сказал, с сегодняшнего дня. Я все здесь и устраивал.
— Мебель и все такое?
— Нет, они сняли эту лачугу со всякой всячиной.
— На какое время?
— Ты слишком много хочешь знать. Они только приказывают, но ничего не объясняют.
— Их только двое?
— Да. И девчонка.
Значит, зрение меня не подвело. Девушка все же была. Я опрокинул стаканчик и снова наполнил оба.
— Ты ее видел?
— Да. Хорошенькая мордашка. Но не из болтливых. Ее зовут Веда Руке. Она так же любит Паркера, как и я.
— Это она сидела в саду возле бассейна?
— Возможно. Она сидит там весь день.
— Кто тебе предложил эту работу?
— Паркер. Я встретил его в городе. Он все обо мне знал, Сказал, что я с ними хорошо заработаю. — Он нахмурился и посмотрел на стакан.
— Я бы ни за что не согласился, если бы знал, что Паркер такая сволочь. Не будь у него револьвера, я давно дал бы ему пинка.
— Револьвера?
— В специальной кобуре под мышкой. Мне кажется, он знает, как с ним обращаться.
— Что у них за дело?
— Мне не говорили. Я знаю не больше вашего. Никто не приходит, не звонит. Они вроде бы ждут чего-то. Я улыбнулся. Непременно что-то

произойдет.
— Ну что ж, старина, отправляйся спать.

Я помню, что ты мне сказал, и буду иметь тебя в виду, но и ты держи ухо востро. Если схитрить, то

можно будет кое-что разнюхать.
— А ты ничего не знаешь? Здесь творится что-то неладное, и мне это совсем не нравится.
— Кое-что я могу тебе сообщить. Девочка Руке разгуливает во сне.
Он был ошарашен:
— Без дураков?
— Естественно, поэтому я и здесь. И еще, она скидывает шмотки перед публикой.
Он пережевывал эту мысль, которая пришлась ему по вкусу.
— Что-то есть странное в ней, — сказал я, — прими к сведению и будь начеку. Я подтолкнул его к двери.
— И пусть тебе повезет.

Глава 3

Я встретился с Ведой Руке лишь во второй половине дня. Утром мы с Паркером поехали на «паккарде» к дому Бретта. Мы поднимались по

извилистой узкой дорожке до самого конца Оушн Райз.
Машину вел Паркер. И взял слишком быстрый темп. Пару раз машину заносило так, что задние колеса оказывались в опасной близости от края

пропасти.
Я молчал.
Он вел машину небрежно, касаясь руля кончиками пальцев, словно боясь к нему притронуться. Прошло немало времени, прежде чем показался дом

Бретта. Окруженный четырехметровой стеной, он был построен на возвышении и хорошо просматривался издалека, но вблизи был скрыт деревьями и

кустарниками.
Паркер остановил машину, чтобы я смог осмотреться. Мы достали план, и он показал мне, где находится служебная дверь.
— Нужно лишь перелезть через стенку, — сказал он. Так как это делать придется мне, а не ему, он не находил в том ничего трудного.
— Поверху проходит колючая проволока, — добавил он, — но это можно уладить.
Перед большими железными воротами появился сторож. Было ему лет пятьдесят, и выглядел он настоящим здоровяком, а его внимательные голубые

глаза следили за нами до тех пор, пока мы не остановились метрах в пяти от ворот.
— Подождите, я с ним поговорю, — сказал Паркер. Сторож двинулся в нашу сторону. Маленького роста, коренастый, с плечами боксера. На нем

была коричневая рубашка, вельветовые брюки и фуражка с козырьком. Толстые, короткие ноги были обуты в кожаные сапоги.
— Я думал, что это дорога на Санта-Медину, — сказал Паркер, высунувшись из машины.
Сторож, поставив начищенный сапог на порог нашей машины, внимательно рассмотрел Паркера и затем меня. Если бы мне и не сказали, что это

бывший полицейский, я все равно бы догадался по презрительному выражению глаз.
— Это частная дорога, — сказал он язвительным голосом, — так указано на дорожном щите у развилки, за восемьсот метров отсюда. Дорога на

Санта-Медину поворачивает налево. Что вы здесь потеряли?
Пока он разглагольствовал, я рассматривал стены. Они были гладкими, как стекло, и сверху проходили три ряда колючей проволоки, достаточно

острой, чтобы впиться в мое мясо.
— Я решил, что как раз левая дорога частная, — продолжал Паркер, безмятежно улыбаясь. — Извините нас за вторжение.
У меня была возможность рассмотреть еще кое-что. Возле сторожевой будки, зевая на солнце, сидела собака. Собака-волк. У нее были такие

большие клыки, что на них можно было повесить шляпу.
— Проезжайте, — сказал сторож.

— Проезжайте, — сказал сторож. — Когда у вас появится побольше времени, научитесь читать дорожные указатели.
Объемистую талию сторожа опоясывала портупея, а из кобуры выглядывала рукоятка огромного кольта, отполированная частым употреблением.
— Не нужно грубить, — спокойно сказал Паркер. — Тут кто угодно может ошибиться.
— Ну и красавца родила твоя мать, — ответил сторож. Паркер вспыхнул.
— Это оскорбление, — ответил он сухо. — Я буду жаловаться вашему хозяину.
— Двигай, двигай, — проворчал сторож. — Убирайтесь отсюда со своей кучей железа, пока я не дал тебе более веский повод для жалобы.
Мы отправились тем же путем, что и приехали. Я наблюдал за сторожем в зеркальце машины. Он стоял на середине дороги и смотрел в нашу

сторону, толстый и надменный.
— Очаровательный добряк, — сказал я улыбаясь.
— Есть еще один такой же. Ночью они дежурят вместе.
— Вы видели собаку?
— Собаку? — он посмотрел на меня. — Какую собаку?
— Собаку с волчьими зубами. Вид у нее даже более свирепый, нежели у сторожа, к тому же она голодна, да и проволока заострена на славу.

Думаю, мне не мешало бы застраховаться.
— Вы не получите от нас больше ни цента, если хотите знать, — выдавил из себя Паркер.
— Как раз об этом я и толкую.
С псом придется считаться. Должно быть, приятно смотреть, как это кроткое животное пускает слюни в темноте. Да, старина, вам придется

переиграть и немного раскошелиться.
— Тысяча или ничего, — отрезал Паркер, — так что умерьте ваш аппетит.
— Вам следует набавить. Бретт может заплатить мне гораздо больше. И не говорите «умерьте свой аппетит», пока не знаете, сколько я запрошу.
Я увидел, как сузились его глаза. Значит, попал в точку.
— Предупреждаю вас, Джексон, — сказал Паркер сквозь зубы, — оставьте фокусы. Мы заключили сделку, вы получили задаток, значит, пойдете с

нами до конца.
— Переговорите с Германом. Я хочу на пять сотен больше, или выбываю из игры. Герман не говорил мне ни о стороже, ни о стене, ни о

проволоке, ни тем более о собаке. Он представил всю работу так, будто ее можно выполнить с закрытыми глазами.
— Вы или берете тысячу, или пожалеете об этом, — его руки сжали руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев. — Я не позволю какому-то

негодяю шантажировать меня. Я вас не нанимал, все претензии к Герману.
Он увеличил скорость, и на обратную дорогу мы затратили времени в три раза меньше.
— Пойдем к Герману, — сказал он. Мы прошли в комнату.
Герман сидел на огромном стуле и, потирая розовое лицо, мрачно приготовился слушать.
— Я сказал ему, что не позволю делать из нас дураков, — сказал Паркер. Глаза его метали молнии. Герман внимательно посмотрел на меня:
— Было бы лучше, если бы вы оставили свои увертки, мистер Джексон.
— Какие увертки? — спросил я улыбаясь. — Просто пять сотен мне нужны для полной уверенности. Хотелось бы мне, чтобы вы увидели сторожа и

полюбовались на собаку. После этого вы согласились бы сразу на мои условия.
— Согласен, — сказал он, — я ничего не знал ни о стороже, ни о собаке.

Пять сотен добавлю, но это все. Паркер готов был взорваться.
— Не нервничайте, Доминик, — Герман повернулся к нему и нахмурился. — Если вы знали о сторожах, вам следовало сказать об этом.
— Он нас шантажирует, — разбушевался Паркер. — Вы будете дураком, если заплатите. Когда он прекратит…
— Предоставьте это решать мне, — оборвал Герман. Он был невозмутим, как китаец в чайном салоне. Паркер постоял, поглядел на меня и вышел.
— Следовало бы вручить деньги прямо сейчас, — сказал я. — Если встречусь с собакой, платить будет некому.
В конце концов Герман выложил еще две с половиной сотни.
Я позаимствовал листок и конверт, приготовив еще один сюрприз для директора моего банка. Как раз перед домом находился ящик для писем.
Герман наблюдал за мной из окна, когда я пошел по дороге и опустил конверт в ящик.
Ну что ж, я — молодец, собрал почти пять сотен, ничего пока не сделав. Зелененькие попали туда, откуда ни один из этих парней не сможет их

забрать. Однако мне не понравилась легкость, с какой Герман уступил эти деньги. Я знал, что у Паркера мне ни за что не удалось бы их вырвать. Но

Герман был хитрее Паркера. По выражению его лица ничего нельзя было прочесть. Но это меня не смущало. Было понятно, что, когда возвращу

пудреницу, деньги вырвать будет гораздо сложнее.
Пока все шло хорошо, но относительно будущего имелись кое-какие опасения, которые становились все более определенными. Я напомнил себе, что

Макс сказал по поводу хлопушки Паркера. Сейчас они хотели, чтобы я выполнил работу, для которой Герман был слишком толст, а Паркер слишком

труслив. Но когда работа будет сделана, я им стану не нужен. Вот тогда-то и надо быть начеку.
Пришел Макс. Сказать, что завтрак готов. Я сидел на террасе, откуда мне было видно лужайку. Я собирался заговорить с моим новым приятелем,

но тот стал делать мне предостерегающие знаки. Бросив взгляд через плечо, я заметил, что мой закадычный друг Паркер наблюдает за нами через

застекленную дверь. Он подошел к нам, лицо его было застывшим, но собой он еще владел.
— Для ночной операции все готово, — сообщил он, когда Макс ушел. — Я дойду с вами до стены и буду ждать вас возле машины.
— Пойдемте на дело вместе, вы сможете отвлечь собаку. Он не ответил, и мы прошли в столовую. Пока я расправлялся с едой, Паркер сообщил

мне, что приготовил веревку с крюком.
— Вам нужна будет веревка, чтобы забраться на стену. Есть хорошие ножницы для резки проволоки и фонарик. Еще что-нибудь?
— А для собаки?
— Налитой свинцом дубинки для нее будет достаточно? — вмешался Герман. — Я велю Максу раздобыть ее.
— Числовая комбинация сейфа?
— Я записал ее вам, — ответил Паркер. — Вы найдете за сейфом провод, который нужно перерезать, прежде чем прикоснуться к сейфу. Окон тоже

не касайтесь.
— Это кажется вам таким простым, — съязвил я.
— Для человека с вашим опытом это просто, — мягко сказал Герман. — Но не нужно лишнего риска. Я не хочу неприятностей.
— Значит, нас уже двое, — сказал я улыбаясь. После завтрака я отправился вздремнуть в сад. Там я и встретил Веду Руке.
Я пошел к бассейну, рассчитывая найти ее там. Она там и была. Так же, как и ночью, она сидела на парапете бассейна. Ее ноги были обуты в

сандалии, и она болтала ими в нескольких сантиметрах от воды.

Ее ноги были обуты в

сандалии, и она болтала ими в нескольких сантиметрах от воды. На ней были желтые вельветовые брюки и желтая рубашка. Черные волосы свободно

падали на плечи «а ля Жанна д'Арк «. Она была маленькая, крепкая и, казалось, вся состояла из выпуклых линий. Во всем теле чувствовалась сила.

Это не значит, что она была мускулистой, нет. Это скорее ощущалось, чем виделось. Ее запястья выглядели стальными, а бедра, если до них

дотронуться, крепкими, как гранит. Лицо было бледное, маленькое и сосредоточенное. Глаза цвета лазури — живыми и наблюдательными.
Бывают женщины, при виде которых мысли роятся в голове, цепляясь одна за другую, но тут же пропадают, как только такая женщина исчезает из

поля зрения. Веда отличалась от них, как джин от воды. Эта разница — в крепости, которая присуща индивидууму, а она у нее была.
Как только увидел ее, я понял, что погиб. Если бы я был благоразумным, должен бы бежать, не останавливаясь, пока не добрался бы до границы

штата.
Герману я бы сказал, что передумал, вернул деньги и — прочь от этого дома.
Да, это было самым лучшим решением. Мне следовало понять, что, как только девушка втемяшится мне в башку, я буду думать о работе только

наполовину. А когда парень в таком состоянии, на него нельзя положиться. Все это я знал, но мне было все равно.
— Здравствуйте, — сказал я. — Я слышал о вас. Вы ходите во сне?
Она задумчиво посмотрела на меня. Ни приветствия, ни улыбки.
— Я тоже слышала о вас, — сказала она.
Вопрос, казалось, был исчерпан. Воцарилось мучительное молчание, во время которого мы смотрели друг на друга.
Она не двигалась. У нее была удивительная способность сохранять полную неподвижность. Даже дыхания не было слышно.
— Вы знаете, зачем я здесь?
— Да.
Говорить было не о чем. Я смотрел на воду и видел ее отражение. Оно было замечательным.
Вдруг у меня возникла, мысль, что я тоже ей понравился. Я чувствовал, что заронил в ней искру, но еще долго придется работать, чтобы

разгорелось пламя.
Я многое повидал в жизни и знал немало женщин, но все они доставляли мне чуточку удовольствия и бездну огорчений. Женщины — забавные

существа, никогда не знаешь, что от них ожидать в следующую минуту, да они, зачастую, сами этого не знают. Они меняют настроение чаще, чем

ящерица хвост. Улучив момент, когда у них появится настроение, вы должны ухватиться за него и не выпускать из рук. Но такие упражнения не для

меня. Я люблю действовать быстро, напористо, как выстрел в спину из мушкета.
Я обошел бассейн и теперь стоял возле Веды. Она по-прежнему сидела неподвижно, словно статуя, сложив руки на коленях. Я почувствовал ее

запах, не резкий и навязчивый, а одурманивающий и ускользающий. Сердце мое болезненно заколотилось.
Я стоял за ее спиной и ждал. У меня было такое чувство, будто схватился голыми руками за провод высокого напряжения. Меня дергало и трясло.
Она медленно обернулась и посмотрела на меня. Я схватил в ладони ее лицо и впился губами в ее губы.
Веда не сопротивлялась. Мы стояли так несколько секунд, а может, и целую вечность. Рот девушки был полуоткрыт, и я чувствовал ее дыхание.

Несколько секунд хватило для того, чтобы понять, до чего же здорово — прижать к себе это молодое, крепкое тело! Потом она оттолкнула меня, сжав

пальцы в кулачки.

Мы молча посмотрели друг на друга, ее лазурные глаза были спокойны и безразличны, как вода в бассейне.
— Вы всегда так энергично принимаетесь за дело? — спросила она, В моей груди ощущалась непонятная тяжесть, мешающая думать.
Когда я заговорил, из моего горла раздалось кваканье, которому позавидовали бы лягушки.
— Я нахожу, что это здорово и следовало бы повторить. Она перебросила ноги через парапет и встала. Ее маленькая темноволосая головка едва

доставала мне до плеча. Держалась она вызывающе и прямо.
— Может быть, — сказала она, удаляясь.
Я посмотрел ей вслед.
Фигура была грациозной и стройной.
Веда ни разу не обернулась. Я наблюдал за ней до тех пор, пока она не скрылась в доме. Тогда я сел и закурил. Мои руки дрожали, как листья

на ветру. Все остальное время я провел возле бассейна.
Ничего больше не произошло. Никто ко мне не подошел, никто не наблюдал из окна. У меня было достаточно времени, чтобы все продумать перед

ночным заданием: как избавиться от сторожей и собаки, как спуститься со стены незамеченным, как открыть сейф. Но мысли мои все время

возвращались к этой загадочной женщине — Веде Руке. Я думал о ней даже тогда, когда солнце погасило последние лучи и на лужайку опустилась

темнота. Я продолжал думать о ней и тогда, когда Паркер подошел ко мне. Я смотрел на него невидящим взглядом, словно его и не было.
— Вам лучше вернуться, — сухо заметил он. — Нам необходимо все окончательно оговорить. Лучше всего отправиться в девять часов вечера, когда

будет светить луна.
Мы вернулись в дом. Веды не было ни в гостиной, ни в холле. Я напряженно ждал какого-либо звука, который сигнализировал бы о ее приходе, но

дом молчал, напоминая своим безмолвием морг.
— Доминик подаст вам кинжал, — сказал Герман, — когда вы залезете на стену. Будьте с ним осторожны.
Паркер дал мне ключ, который, по его словам, открывал служебную дверь, и мы снова занялись изучением плана.
— Я хотел бы получить еще двести долларов, — сказал я. — Вы должны их дать мне прямо сейчас.
— Доминик вручит их вместе с кинжалом, — ответил Герман, — у вас и так уже достаточно денег, хотя вы еще ни цента не заработали. Я хочу

видеть результат, прежде чем вручить вам остальную сумму.
Я улыбнулся:
— О'кей. Но без гонорара на стену не полезу. Я ожидал увидеть Веду перед обедом, но ее нигде не было. Примерно в середине обеда я вдруг

понял, что мне необходимо знать, где она находится. Как бы между прочим, я сказал, что видел девушку в саду и это, без сомнения, могла быть

только Веда Руке. Так почему она не обедает вместе с нами?
Паркер стал зеленовато-белым. Он сжал пальцы с такой силой, что они чуть не продырявили кожу на ладонях. Он что-то проговорил срывающимся

голосом, но Герман быстро успокоил его:
— Не горячитесь, Паркер.
Мне не понравилась физиономия, которую он скорчил, и я резко отодвинул стул. Вид у него был разъяренный. Он даже хотел меня двинуть, а я не

люблю, когда в меня тычут кулаком, даже такой педераст, как Паркер.
— Вам заплатили за работу, Джексон, — прошипел Паркер, — а не за то, чтобы вы совали свой паршивый нос туда, куда не следует. Мадемуазель

Руке не желает иметь ничего общего с таким жалким пройдохой, как вы.

Мадемуазель

Руке не желает иметь ничего общего с таким жалким пройдохой, как вы. Я хотел бы, чтобы желание ее было исполнено, И не надо вмешивать ее в это

дело.
— Не хотите объяснить, — обратился я к Герману, — откуда взялся этот субъект в коричневых штанишках, с тетушкиным чепчиком на голове?
Я поставил каблук на перекладину его стула и уже готов был двинуть хлыщу в морду, как вдруг обнаружил девятимиллиметровую пушку

полицейского образца, которая плясала перед моим носом. Макс говорил, что Паркер, похоже, знает, как с ней обращаться. Кроме как в вестернах с

Юлом Бриннером, нигде не видел, чтобы в игру вступали с такой быстротой.
— Доминик! — сказал спокойно Герман.
Я не двигался. Блеклые глаза Паркера были пусты и лишены всякого выражения. Я понял, что он может убить. Дуло пистолета было длинным, как

бруклинский тоннель, и это была паршивая минута.
— Доминик! — крикнул Герман, двинув кулаком по столу. Пистолет опустился, и Паркер удивленно посмотрел на меня, словно не мог понять, что

произошло. От его пустого и потерянного вида у меня по спине пробежали мурашки. «Этот парень — сумасшедший», — подумал я. Такое же выражение

лица я видел у некоторых типов в тюремной больнице. Увидев раз — не забудешь, это было лицо убийцы-параноика.
— Не нервничайте, Доминик, — сказал Герман своим пронзительным голосом.
Он даже пальцем не шевельнул, чтобы успокоить Паркера, и я понял почему. Достаточно было вовремя сказать ему «не нервничайте, не

горячитесь», и это действовало на него магически.
Паркер медленно встал, удивленно посмотрел на пистолет, словно не понимал, как он мог оказаться у него в руке. Затем неспеша вышел из

комнаты.
Я вытер носовым платком вспотевший лоб.
— Вам следовало бы присмотреть за этим парнем, — проговорил я как можно более инертным тоном, — он вскоре свихнется окончательно.
— Лучше возьмите себя в руки, мистер Джексон, — сказал Герман со все той же холодностью во взгляде. — Если вести себя с ним надлежащим

образом, то все будет в порядке. Ему кажется, что вы все время ищете ссоры. Хотите кофе?
Я улыбнулся:
— В данный момент я бы выпил что-нибудь покрепче. И не рассказывайте мне сказок — он хотел меня убить. Пока не поздно, заберите у него

оружие.
Глядя на меня, Герман наполнил стакан.
— Не принимайте этого всерьез, мистер Джексон. Он очень привязался к мадемуазель Руке. На вашем месте я не стал бы касаться этой темы.
— А как она к этому относится?
— Не понимаю, почему вас это интересует? Я выпил и вернулся к столу.
— Может быть, вы и правы, — согласился я. В девять часов Паркер подогнал машину к входной двери. Он был замкнут и спокоен. Казалось, он

полностью преодолел неприязнь ко мне. Герман спустился с лестницы, чтобы проводить нас.
— Желаю удачи, мистер Джексон. Паркер даст все указания в машине. К вашему возвращению деньги будут приготовлены.
Я посмотрел на темные окна в надежде увидеть ее силуэт и почти не обратил внимания на его слова. Веды нигде не было.
— Мы, если все будет хорошо, должны вернуться около двух часов, — сказал Паркер дрожащим голосом.
— Если мы не вернемся, вы знаете, что делать.

— Вы вернетесь, — заверил компаньона Герман. — Мистер Джексон не допустит промаха, — заявил он и помахал нам рукой.
Я очень хотел на это надеяться.
Когда мы тронулись с места, я еще раз оглянулся, но так ее и не увидел.

Глава 4

Мы сидели в машине возле забора дома Бретта. Вокруг было спокойно и темно. Мы не видели ни машины, ни стены, ни друг друга, словно

находились в абсолютном вакууме.
— Ну что ж, — тихо начал Паркер. — Вы знаете, что делать. Начинайте. Свистните, когда будете возвращаться, — я включу фонарь, чтобы вы

нашли веревку.
Я тихонько вздохнул. Даже теперь я не нашел в себе сил отказаться от этого рискованного мероприятия. Я боялся промахнуться, и если

попадусь, то тюрьма светила мне надолго. Уж Редферн не упустит шанс. Он только и ждал промаха с моей стороны.
Паркер включил маленькую лампочку, спрятанную в машине. Неясно вырисовывались руки и контур головы.
— Вот шифр сейфа, — сказал он. — Его легко запомнить. Я записал его на карточку. «Полный оборот направо, полоборота влево, опять полный

оборот направо и еще полоборота назад».
— Между оборотами, Джексон, делайте остановки, чтобы дать время запору вернуться назад. И ради бога, не торопитесь.
— А монеты? — спросил я.
— Вы только и думаете об этом, — проворчал он. Паркер был прав, время действительно было неподходящим, чтобы думать о постороннем.
— Возьми подавись!
Он дал мне два сотенных билета. Я сложил их в маленькие квадратики и положил в портсигар. В этот момент я с удовольствием дал бы ему пинка,

вышвырнул из машины и уехал, но мне хотелось еще раз увидеть Веду. Я снова ощущал на губах вкус ее поцелуя.
— Открыв сейф, вы найдете пудреницу на второй полке. Вы обязательно увидите ее. Это маленькая золотая вещица. Сотни женщин носят такие же.

Кинжал положите на место.
— Можно было бы избежать всех этих сложностей, если бы ваша девушка спала с замком на лодыжках. Вам следовало сказать ей об этом.
Паркер открыл дверцу и скользнул в темноту, я последовал за ним. Минуту мы стояли, прислушиваясь. Все было тихо.
Меня мучил вопрос, спустили ли собаку, так как она сидела у меня в печенках.
— Готовы? — нетерпеливо спросил Паркер, — нам нужно кончить это дело раньше, чем выглянет луна.
— Да, — сказал я, вертя в руках налитую свинцом трость. Хотел бы я сейчас держать в руках милый моему сердцу пистолет.
Паркер размотал веревку, я взял в руки крюк. С третьей попытки крюк прочно уцепился за проволоку.
— Что ж, в добрый час, — сказал я. — Держите ушки на макушке. Может случиться так, что меня пристукнут раньше, чем я доберусь до сейфа.
— Не делайте глупостей, Джексон. Я не видел его лица, но, судя по голосу, он говорил сквозь зубы.
— Вы не вытянете у нас больше ни цента, пока не принесете пудреницу.
— Я передам ее вам, если будете ждать моего возвращения на стене.
— Будьте внимательны. Ни до чего не дотрагивайтесь. Не должно остаться ни одной улики.
Я вскарабкался по веревке до заграждения из проволоки. Она была туго натянута, и мне пришлось напрячь внимание, чтобы не задеть рукавом,

когда я буду разрезать ее.

С этим я справился сравнительно быстро.
— Порядок, — сказал я и вскарабкался на стену. Я посмотрел в сторону дома, но это было все равно, что увидеть муху, ползущую по луне.
— Вот футляр, — сказал Паркер. — Обращайтесь с ним осторожно.
Я наклонился и пошарил в воздухе рукой, пытаясь нащупать футляр, который должен был подать Паркер.
— Он у меня, — прошептал я, положив его в карман. — Темно, как у негра в желудке, — мне понадобится время, чтобы отыскать тропинку, ведущую

к дому.
— Не надо ничего искать, — торопливо сказал Паркер, — вы найдете ее в нескольких метрах от стены. Она приведет вас прямо к служебному

входу.
— Вы в этом уверены? — прошептал я и, спустив веревку с обратной стороны, скользнул вниз.
Стоя у стены, одной ногой на газоне, прислушался. Ничего не было слышно, кроме стука сердца и моего дыхания. Я размышлял, что делать

дальше: либо остаться на месте и, выждав время, сказать Паркеру, что не смог открыть сейф, либо что несгораемый шкаф хорошо охраняется, либо еще

что-нибудь в этом роде.
Мог я пойти, выполнить работу и вернуться. С риском нарваться на сторожей и собаку. Если они поймают меня с пудреницей, никто не спасет

меня от Редферна.
Я решил идти до конца. Конечно, я подозревал, что вся эта история могла оказаться блефом чистой воды — субъект, подобный Герману, не

поставил бы на карту столько денег, чтобы вызволить женщину из переделки, в которую она себя сама впутала.
Это было не в его стиле. Пудреница, или другая вещь, которую он хотел взять из сейфа Бретта, стоила кучу денег. Другого объяснения просто

не было, и быть не могло. Если Герман платил за эту вещь бешеные бабки, значит, знал, за что. Я был противен сам себе, что стал неразборчив в

делах, за отсутствие денег, за весь этот город Сан-Луи Бич. На карту поставлена моя жизнь или, во всяком случае, свобода. Если справлюсь с этим

заданием, немедленно исчезну, как говорится, погружусь на подводную лодку и не высунусь до тех пор, пока не иссякнут деньги. Игра стоила свеч!
Понадобилось несколько секунд, чтобы эти мысли пронеслись в моей голове. Я направился по тропинке в направлении к дому. На мне были туфли

на каучуковой подошве, производившие меньше шума, нежели призрак. Я постоянно прислушивался, двигаясь с фонариком в одной руке и налитой свинцом

тростью во второй, готовый ко всем неожиданностям. Через некоторое время тени деревьев скрыли меня. В глубине, слева от меня, я различал контуры

дома — большая темная масса на фоне неба.
Я продолжал красться по тропинке, вьющейся вокруг дома, не переставая думать о собаке-волке. Это было чертовски неприятно, идти вот так, в

темноте, и ждать, что в любую секунду на тебя набросится пес. Такая тварь передвигается почти бесшумно, ползком, и, когда ее замечаешь, это

первое и последнее, что ты видишь, так как ее клыки вонзаются в горло.
Когда я подошел к дому, рубашка на мне была мокрой и нервы были натянуты как струна. Тропинка привела прямо к ступенькам террасы. Из плана

я знал: чтобы достичь служебного входа, необходимо пройти вдоль террасы, мимо ряда дверей, подняться на несколько пролетов, миновать вторую

террасу и повернуть за угол. Там и ждал меня сейф.
Я стоял и смотрел на террасу до боли в глазах. Сначала я вообще ничего не видел, но потом начал различать широкие белые ступени и

балюстраду.

Сначала я вообще ничего не видел, но потом начал различать широкие белые ступени и

балюстраду. Я продолжал слушать и вглядываться в темноту, так как знал, что, когда окажусь в незащищенном месте, предпринимать какие-нибудь шаги

будет уже поздно.
Теперь, когда я был возле дома, был виден луч света, пробивающийся из одного окна, и слышны звуки танцевальной музыки. Эта музыка еще

больше подчеркивала мое одиночество. Я все еще не решался покинуть свое убежище, так как у меня было предчувствие, что все это не так просто,

как кажется.
Я продолжал вглядываться и тогда, когда увидел приближающегося сторожа.
Выглянула луна.
Сторож остановился возле неподвижной глыбы, которая могла оказаться чем-то вроде большой каменной птицы на пьедестале.
Он стоял в тени этой птицы и почти не был заметен. Некоторое время он стоял и вглядывался в парк, потом медленно пошел вдоль террасы,

удаляясь от служебного входа.
Самое время рискнуть, так как он мог сделать полукруг и вернуться назад. Взбежав по ступенькам, я оказался на террасе. Я еще раз взглянул

на сторожа, укрывшись за балюстрадой. Он перешел на другую сторону и теперь напряженно всматривался в парк, словно капитан с мостика корабля.
Я не стал ждать. На цыпочках одолел следующий пролет лестницы и оказался прямо перед окнами. Теперь я ясно слышал радио. Луи Армстронг был

на пути к тому, чтобы разодрать персидский ковер силой звука своей волшебной трубы. Но у меня не было времени наслаждаться прекрасной

импровизацией знаменитого музыканта.
Я прошмыгнул мимо застекленных дверей и завернул за угол, как и было указано в плане. Находясь в нескольких метрах от служебной двери, я

услышал шаги. Ощутив резкий толчок сердца, я прижался к стене. Шаги направлялись в мою сторону.
— Гарри, ты там? — позвал голос из темноты. Я был уверен, что узнал его. Он принадлежал коротышке сторожу, с которым мы столкнулись утром.
— Да, — ответил второй.
Теперь я мог видеть обоих. Один наклонился над балюстрадой, глядя на второго, стоящего внизу.
— Все спокойно?
— Вполне. Здесь так темно, хоть глаз выколи.
— Будь начеку, Гарри, как бы чего не вышло.
— Какая муха тебя укусила, Нэд? — голос второго сторожа казался раздраженным. — С ума что ли сошел?
— Да. Будь повнимательнее, раз я тебе говорю. Я все думаю о тех молодчиках.
— Ах, эти! Они ведь заблудились. Каждый раз, когда кто-либо собьется с дороги и заедет сюда, ты начинаешь что-то выдумывать. Брось ты это,

мой тебе совет.
— Мне не понравились их физиономии, я все думаю, что, когда педик меня разыгрывал, другой глядел в оба. Это меня-то и настораживает.
— Ладно, ладно, я сейчас сделаю еще круг по парку.
— Возьми собаку, — сказал Нэд. — Кстати, где она?
— Привязана, но я схожу за ней. Найду тебя через полчаса.
— О'кей.
Я слушал все это, затаив дыхание.
Нэд стоял как вкопанный, повернувшись ко мне спиной, внимательно вглядываясь во тьму. Я начал медленно скользить вдоль стены, удаляясь от

нее, пока не потерял их из виду. Еще несколько шагов — и я достиг двери. Аккуратно пошарил по ней, пока не нащупал ручку, повернул, но она была

заперта.

Осторожно переложив трость в другую руку, я достал ключ, который дал мне Паркер. Посветить я не решался. Нащупав замочную скважину,

прислушался. А что, если Нэду взбредет в голову идея прогуляться сюда?
Я медленно вставил ключ. Замок, слегка звякнув, открылся. Мне же этот звук показался ружейным выстрелом. Я ждал, прислушиваясь, но все было

тихо. Я снова повернул ручку, дверь на этот раз поддалась, и я вошел. Очутившись в доме, я почувствовал себя более уверенным, холодным и

твердым, как кусок льда, а главное, недосягаемым для собаки, которую боялся больше всего. К тому же я четко знал, куда надо идти, так как

накануне подробно изучил план. Включив фонарик и держа в другой руке трость, я быстро пробежал по коридору и оказался перед дверью кабинета

Бретта.
На этаже горел свет. Внезапно наверху пронзительно завизжала женщина. Я отступил назад.
— Не надо этого делать! Ой! Грубиян! — кричала она.
«Это слуги», — подумал я, вытирая пот. Женщина взвизгнула еще раз, и над головой послышались быстрые шаги. Опять раздался визг, стукнула

дверь, и все стихло. Я ждал продолжения, но все было спокойно. Я подумал, что людишки Бретта неплохо веселятся в отсутствие хозяина.
Нажав на ручку двери, ведущей в кабинет Бретта, я вошел и закрыл за собой дверь.
Сейф был там, где и полагалось по плану, так же как и провод, спускавшийся на пол за его задней стенкой. Если бы я не знал, где его искать,

то вряд ли нашел, так искусно он был замаскирован.
Я перерезал сигнализацию, ожидая, что сейчас дом наполнится звоном, но все было тихо. Похоже, Паркер тщательно обследовал домишко Бретта,

либо сигнализация всегда была отключена. Я этого не знал, и знать не хотел. Вытащив из кармана карточку, занялся шифром. Я выполнил все указания

Паркера по отпиранию сейфа и потянул дверцу на себя.
Я ждал, что какую-нибудь деталь упустил и сейф не откроется, но все обошлось благополучно. Я осветил стальной ящик: на второй полке, в

углу, лежала маленькая золотая коробочка, невероятно модная и безобидная на вид. Я взял ее, взвешивая на ладони.
Мне показалось, что для такой маленькой коробочки она слишком тяжела. Я хотел открыть, но не смог, так как не обнаружил застежку.
Секунду-другую я поиграл с ней, потом сунул в карман. Нельзя было терять ни минуты. Мне еще нужно было выйти из дома и добраться до стены.
Кинжал был единственным звеном, которое не соединялось в цепочке повествования Германа: девушка не брала кинжал Бретта, и пудреница ей не

принадлежала. В этом я был уверен так же, как и в том, что Паркер — педераст.
Я видел кинжал. Вид у него был вполне натуральный.
Конечно, я ничего не смыслю в античности, но прекрасно различаю золото, когда оно мне попадается. Кинжал был золотым, и это делало клинок

очень ценным.
Но Зачем Герман велел положить такую ценную вещь в сейф Бретта? Вещь, которая, я был уверен, не принадлежала Бретту. Почему ей нельзя было

найти замену? Почему мне было поручено, украв из сейфа пудреницу, оставить там вещь более дорогую?
Что-то было не так.
Я внимательно осмотрел футляр. Может, меня провели и никакого кинжала там нет?
Я попытался открыть, но мне это не удалось. Он был слишком тяжел, чтобы казаться пустым.
Когда я продолжал осмотр, мне почудилось, что тот футляр, который показывал мне Герман в конторе, был уже и короче.

Вдруг я услышал звук, от которого мой лоб покрылся холодным потом: из футляра доносилось отчетливое, но едва уловимое тиканье.
Я чуть не выронил коробочку из рук.
Не удивительно, что прохиндеи рекомендовали мне действовать поаккуратнее. Теперь я знал почему. Это была адская машинка!
Они приготовили бомбу в футляре, считая, что в спешке я не замечу подмену. Я засунул коробочку в сейф с такой скоростью, на которую был

способен.
Я понятия не имел, когда бомба должна взорваться, но понимал, что, когда это произойдет, все содержимое сейфа превратится в пыль.
Вот, значит, как они хотят уладить дело?
Бретт никогда не узнает, что находилось в сейфе. Для этого и был задуман взрыв.
Коварный план, достойный Германа. Но когда я вспомнил, как перелез через стенку, как крался по парку и сколько это заняло времени и нервов,

меня прошиб холодный пот.
Я захлопнул дверцу сейфа.
Моей единственной мыслью было убраться с этого места как можно быстрее. Возможно, я и паникер, но любой другой на моем месте поступил бы

точно так же. Вообще-то любая бомба — дерьмо, но бомба, приготовленная любителем, — это полное дерьмо.
Я был уверен, что это дело рук Паркера, который установил взрыватель на минимальное время, только чтобы успеть отъехать от дома. Но разве

можно так рассчитать время, чтобы я успел все сделать?
У меня было сильное подозрение, что чертов механизм рванет в любой момент.
Я метнулся к двери и столкнулся лицом к лицу с охранником Нэдом.
В экстремальных ситуациях реакция у меня мгновенная. Прежде чем охранник осознал, что происходит, я зажал ему рот, заглушая крик.
Его реакция отставала от моей на километр.
Он позволил моим рукам задержаться на шее несколько секунд, затем вывернулся, цепко ухватив меня за запястье. Нэд оказался сильным, как

буйвол. Главное, что мне следовало сделать, — помешать ему вызвать напарника.
Освободившись, он двинул меня чугунным кулаком. Боль привела меня в ярость.
Я врезал ему пару раз по корпусу, который твердостью не уступал бетону. Набрав побольше воздуха в легкие, он зарычал, но получил еще один

удар. Уйдя от следующего, он навалился на меня, и мы оба упали на ковер. Там мы сцепились, как пара разъяренных буйволов. Я продолжал молотить

охранника в грудь, зная, что долго он не продержится.
Я дважды ударил его головой об пол, но он изловчился и нанес мне такой удар под ложечку, что я чуть не потерял сознание.
Он издал вой, который сделал бы честь пароходной сирене.
«Если прибежит второй охранник, да с собакой в придачу, мне хана», — подумал я, продолжая душить.
Он отвалился в сторону и застонал.
Надо признать, что его удары тоже не подарок.
Вспыхнул свет. Вошел второй охранник. Казалось, вопрос уже решен.
Я оттолкнул Нэда ногой и встал на колени. Подняв глаза, я увидел направленный на меня кольт, казавшийся и смертоноснее, и размером

побольше, чем гаубица.
— Не двигаться, — сказал Гарри дрожащим от страха голосом.
Я замер.
В это время Нэд с трудом поднимался на ноги.

Я замер.
В это время Нэд с трудом поднимался на ноги.
— Что здесь происходит? — спросил Гарри. Он был тоже не слабый парнишка, правда, с отекшей физиономией.
Мой мозг лихорадочно пытался вычислить, когда же грянет взрыв.
— Присмотри за ним, — прохрипел Нэд, — пока я переведу дух. Я его в порошок сотру. Говорил же я тебе, что это тот же тип!
Гарри смотрел на меня, разинув рот, но палец не отпускал со спускового крючка.
— Давай лучше вызовем полицию, — сказал он.
Нэд сочно выругался.
Он двинул меня в бок, прежде чем я успел уклониться.
От мощного удара я перелетел через всю комнату, еще не сознавая, что это меня спасло.
И тут шарахнула адская машинка.
Шум был ужасный, погас свет, засвистел воздух, посыпалась штукатурка и стекла. Комната зашаталась.
Я плохо соображал, голова трещала. Посмотрев на руки, увидел, что сжимаю только фонарик, дубинки в руках не было. Нужно поскорее рвать

отсюда когти, но больно хотелось посмотреть, что же с охранниками?
Можно было не беспокоиться: оба были накрыты бронированной дверцей сейфа, от взрыва слетевшей с петель.
Спотыкаясь, я выбрался из-под обломков стекла и штукатурки прямо на террасу. Я был оглушен, шатался из стороны в сторону, как пьяный, но

голова заработала. Мне хотелось надуть Германа, не дожидаясь, пока он сделает то же самое со мной. Взрыв облегчил задачу.
Я добрел до каменной птицы, восседавшей у парадного входа, забрался повыше, туда, где крылья соединялись с туловищем, и вложил пудреницу в

углубление. Потом заставил себя доковылять до того места, где ждал Паркер.
Ноги не слушались. Пересечь лужайку казалось делом невероятным, так как не было никакой уверенности, что я вообще когда-нибудь доберусь до

стены. Луна сияла прямо над головой, и парк был залит серебряным светом. Можно было различить каждую травинку, каждый камешек. Все было видно

как на ладони, но я заметил только одну деталь: волкодав несся на меня, как экспресс. Я испустил вопль, который услышали, наверное, в Сан-

Франциско, и развернулся, чтобы встретиться с хищником лицом к лицу.
Собака мчалась через лужайку: земля комьями летела из-под ног, глаза горели, как угли, зубы в лунном свете блестели.
Я и сейчас часто вижу, просыпаясь в холодном поту, эту собаку, как она преследует меня, чувствую ее зубы у себя на горле.
Тварь резко затормозила в нескольких метрах от меня и припала к земле перед прыжком. Врать не стану — казалось, меня разбил паралич. Я был

весь мокрый и дрожал от ужаса. Потом прозвучал выстрел, просвистела пуля.
Собака, визжа и клацая зубами, упала.
Ничего не оставалось делать, как бежать к стене и перевалиться через гребень. Потом Паркер обхватил меня за талию и потащил к машине. Я

втиснулся на переднее сиденье и захлопнул дверцу в тот момент, когда Паркер выжал сцепление.
— Жми на всю железку, — заорал я, — они гонятся за нами. А у них машина.
Я хотел напугать его так, чтобы он стал задавать вопросы не раньше, чем мы отъедем на безопасное расстояние.
Паркер раскачивался из стороны в сторону, но что у него не отнять — классно вел машину. Мы так круто вписывались в повороты, что резина на

колесах визжала.

Мы так круто вписывались в повороты, что резина на

колесах визжала. В конце дороги он внезапно затормозил и повернулся ко мне.
— Пудреница у вас? — воскликнул он, хватая меня за руку. — Где она, черт побери! У вас?
Я прижал его руки к себе и оттолкнул Паркера с такой силой, что он едва не вылетел через боковое стекло.
— Будьте прокляты вы и ваша бомба, гнилое отродье! Вы же меня чуть не убили!
— Она у вас? — как попугай, повторял он, размахивая кулаками.
— Взрывчатка превратила ее в пыль! Она отправила ко всем чертям сейф и все его содержимое!
Когда он набросился, прицельным прямым в челюсть я надолго вырубил из Паркера сознание.

Глава 5

Войдя в столовую, я увидел свое отражение в зеркале над камином. Мое лицо было бледным, как гипсовый слепок. Волосы свисали на глаза, рукав

пиджака разорван, а сквозь прореху в штанине просвечивало тело. Из ссадины под глазом текла кровь, а то место, куда двинул мне Нэд, было

багрово-синим и распухло. Паркер болтался у меня через плечо — одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как нам обоим досталось.
Герман сидел в кресле лицом к двери, лицо было таким жестким и холодным, как осенний тротуар. В другом кресле, у камина, устроилась Веда

Руке. Ее взгляд был отсутствующим. На ней было белое платье без бретелей, которое держалось то ли силой воли, то ли системой присосок — одно из

тех хитроумных изделий текстильной промышленности, от которых боишься отвести глаз, чтобы не пропустить что-либо интересное.
Я перегрузил Паркера со своего плеча в свободное кресло.
Ни Герман, ни Веда не проронили ни слова. Напряжение в комнате возросло до предела.
— У Паркера был приступ, и мне пришлось его угомонить, — объяснил я.
Я начал приводить себя в порядок.
— Пудреница у вас? — спросил Герман.
— Нет, черт побери!
Я подошел к столу, наполнил стакан и сел в кресло. Мне было понятно, что я не должен был сюда возвращаться, следовало бы отделаться от

Паркера, забрать пудреницу и, когда все успокоятся, стать хозяином положения. Но таким образом я мог потерять Веду. Пока оставался хоть какой-то

шанс на ее взаимность, я и думать о подобном не смел.
Герман не шелохнулся, но подлокотники скрипнули — так сильно он их сдавил.
Я бросил скользящий взгляд на Веду. С ее лица сползла маска безразличия, уголки губ приподнялись.
Я осушил стакан одним глотком. Когда стакан опустел, Паркер застонал, задвигался и попытался встать.
Никто не посмотрел в его сторону. Как я понял, мне бы и слова никто не сказал, очутись он даже на дне морском.
— У меня ее нет, — сказал я Герману, — и я объясню, почему ее нет. Прежде всего вы меня надули! Вы с вашим приятелем сами не рискнули лезть

за этой проклятой пудреницей. Пораскинув мозгами, вы нашли ловкий ход, как вам выйти сухими из воды: встретили козла отпущения, которого прочно

подцепили на крючок, чтобы он стал для вас таскать каштаны из огня. Здорово придумано! Это могло стать сделкой, но ее нельзя назвать так, ибо

многое скрыли от меня. Вы выбрали именно меня, потому что в тот момент я был в затруднительном положении. Вы понимали, что полиция только и ждет

случая, чтобы рассчитаться со мной. Но промахнулись, потому что не попытались узнать, на что я готов ради денег.

Вы знали, что некто Джексон был

замешан в нескольких сомнительных делишках, и поэтому побоялись выложить карты на стол и рассказать мне все. Вы думали, что если предложите мне

такую сумму за работу, то колени мои задрожат от счастья. Действительно, ради тысячи долларов я готов разнести в пыль даже сейф Бретта. Но вы

недостаточно проницательны, чтобы это понять.
Веда сделала резкое движение. Это могло быть знаком предупреждения, но могло быть просто непроизвольным жестом.
Я не мог правильно оценить значение этого жеста и продолжал:
— Ведь не думаете же вы, что я попался на удочку, поверив вашей галиматье: сомнамбулизму и кинжалу Челлини. Смею вас уверить, не поверил. Я

понял, что пудреница принадлежит Бретту. А вы ее по каким-то соображениям хотите украсть. Мне нужны были деньги, а на остальное — наплевать. Но

как только я открыл сейф, услышал одновременно тиканье в футляре и шаги охранника. Я сунул футляр в сейф и набросился на него тогда, когда он

вошел. Пудреницу в сейфе я заметил, но не успел забрать. Конечно, я мог бы справиться с охранником, но пришел второй. В хорошенький переплет вы

меня втравили! Но тут взорвалась бомба. Дверь сейфа отлетела и придавила их. Чудесная адская машинка! Тот, кто сделал ее, может занести мою

похвалу в актив. Все в комнате было разрушено. Я оставался там до тех пор, пока не убедился, что от сейфа осталась только пыль. Пудреницы больше

не существует.
Я встал, подошел к столу и налил еще виски. Паркер сидел в кресле с ногами, прижав колени к подбородку. Бледный, осунувшийся, он глядел на

меня с ненавистью.
— Надеюсь, вы не поверили ему, — сказал он Герману и Веде противным резким голосом.
— Поезжайте и взгляните сами и на дом, и на сейф, и на охранников. Это убийство, Герман, — предположил я.
— Оставим в покое охранников, их не воскресить, — резко сказал Герман. — Почему вы оставили пудреницу в сейфе, услышав шаги сторожа?
— Вы считаете меня круглым идиотом? Только они держат улики при себе. Я мог взять пудреницу позже. Когда расправился бы с охранниками.
— С другой стороны, — тихо сказал Герман, — вы, Джексон, могли положить пудреницу в карман, а потом заявить, что не брали.
Герман правильно думал, что я собираюсь улизнуть с пудреницей. Он мог твердить это хоть до посинения, но доказательств у него не было.
— Что ж, вы можете обыскать меня и убедиться, что я говорю правду.
Герман подал знак Паркеру:
— Пошарь у него в карманах!
Обыскивая, Паркер готов был расчленить меня на куски. Я чувствовал горячее дыхание на своем затылке, в то время как его пальцы ощупывали

подкладку пиджака. Это было неприятно, и мне все время казалось, что он меня вот-вот укусит.
— Ничего нет, — сказал он со злостью. — Этого следовало ожидать от такого мерзавца.
— Ладно, — сказал я, отстраняясь. — Вы оба разочарованы. Могу вас понять. Я выполнил то, о чем мы договаривались, и не заставляйте меня

ждать вознаграждение. Я не намерен нести издержки за ваше недоверие ко мне. Вы перехитрили самих себя.
Паркер обернулся к Герману. Его аж затрясло от злости.
— Я просил вас не связываться с этим типом. Я вас предупреждал? А сколько раз твердил, что человек с его прошлым не может быть надежным.

Вы, Герман, знали, каким негодяем он был и каким остался.

Даже сейчас мы не знаем, говорит ли он правду.
— Не нервничайте, Доминик, — сказал Герман и обратился ко мне:
— Паркер прав, мистер Джексон, мы не знаем, лжете вы или нет.
Он вытащил из кармана пистолет:
— Не думайте, что я боюсь крови, приятель. Никто не знает, что вы здесь. Мы зароем вас в саду, и пройдут годы, прежде чем вас отыщут. А

может, и не найдут вовсе, так что не шутите.
— Я рассказал вам все. Если вы меня не поняли, это ваше дело. И не тычьте в нос пистолетом, к добру это не приведет.
— Садитесь, мистер Джексон, — сказал он тихо. — Мы спокойно все обсудим.
Он, казалось, только что обнаружил присутствие Веды.
— Оставьте нас, дорогая, нам нужно поговорить с мистером Джексоном наедине.
Она быстро вышла. Комната без нее стала опустевшей. До меня еще доносились звуки удаляющихся шагов, когда возле моего уха раздался свист

рассекающегося воздуха. Я пригнулся, но было уже поздно.
Перед тем как Паркер вырубил меня, я заметил положение стрелок моих часов: они показывали одиннадцать вечера. Очнулся я только в половине

двенадцатого.
Паркер брызгал водой в лицо. Я помотал головой, как после тяжелого похмелья. Она болела, и чувствовал я себя хреново. Меня не удивило, что

я оказался привязанным к стулу. Герман суетился возле, разглядывая меня со всех сторон.
— Теперь, мистер Джексон, поговорим о пудренице. На этот раз скажете правду или опять соврете?
— Ничего нового я сказать не могу.
— Ахиллесова пята вашей истории очевидна — вы достаточно опытны для того, чтобы оставить пудреницу в сейфе. Вы спрятали ее где-то в

комнате, чтобы при первой же возможности быстро забрать оттуда, когда разделаетесь с охранниками. Нет, пудреницу вы никогда не оставили бы в

сейфе, мистер Джексон.
Он был прав, черт побери, но доказать не мог. Я с презрением смотрел на него.
— Я оставил пудреницу в сейфе, а бомба все уничтожила.
— Посмотрим, удастся ли нам изменить вашу точку зрения? — сказал Герман.
Я был круглым идиотом, вернувшись сюда, и самое обидное — знал, почему так поступил. Теперь понимаете, что я имел в виду, когда говорил,

что, если мне в голову втемяшится какая-нибудь женщина, жди неприятностей. Конечно, я должен был предвидеть, что ничего хорошего мое возвращение

не принесет, но, вспомнив о Веде в белом платье, я не мог поступить иначе.
— Скажите по-хорошему, где пудреница, иначе мне придется поговорить с вами по-другому.
— Я внимательно посмотрел, содержимое сейфа превратилось в пыль.
Я попытался освободить руки, но веревка была крепкой. Подняв мой подбородок двумя пальцами, Герман сказал мне на ухо шепотом:
— Вам лучше сознаться, где вещица. Я пялился на стоящего возле камина Паркера, и злорадная улыбка была достойным ответом.
— Мне нечего добавить, старина, — сказал я, готовясь быть задушенным.
Моя память напомнила, что когда я во время первого знакомства увидел руки Германа, то подумал, что кровь брызнет у меня из ушей, если эта

скотина захочет меня задушить.
Почти так и произошло.
Как раз в тот момент, когда мне показалось, что череп готов лопнуть, Герман ослабил хватку.

Я набрал воздуха в легкие и попытался прогнать множество бриллиантов, плясавших у меня перед глазами.
— Где пудреница, мистер Джексон?
Его голос звучал как бы издалека, и это меня беспокоило.
Я ничего не ответил.
— Наша пытка будет намного круче, чем это умели делать в инквизиции.
Я чувствовал, как трещат челюсти. Затем словно что-то вспыхнуло в голове, и из ноздрей потекла кровь. После этого я потерял сознание. К

глазам подступила темнота, мне еще раз плеснули в лицо водой. Переведя дух, я вынырнул на поверхность. Герман был все еще здесь и тяжело дышал.
— Ох, и глупец же вы, Джексон. Большой глупец! Скажите, где пудреница, я отдам заработанные вами деньги, и вы сможете уехать. Я строг, но

справедлив. Так где же пудреница?
Я облегчил душу руганью и снова попытался вырваться, но тщетно. Еще несколько секунд нехватки воздуха, резкой боли и нестерпимого чувства

полного бессилия. Я снова потерял сознание.
Стрелки часов на камине показывали полночь, когда я снова открыл глаза. В свете настольной лампы на другом конце комнаты Паркер читал

книгу. На столе возле его локтя лежала кожаная дубинка с набалдашником. Ни единым движением я не выдал, что пришел в себя. У меня была

уверенность, что, заметив это, он скажет Герману и тот начнет снова работать над моим измученным организмом.
Что же касается шеи, то она болела так, словно на нее обрушился небоскреб. Кровь все еще шла у меня из носа. Я чувствовал себя свежим и

бодрым, как покойник десятидневной давности.
Услышав скрип отворившейся двери, я закрыл глаза и застыл как манекен в витрине. Потом почувствовал запах — Веда остановилась рядом со

стулом. Чуть позднее я услышал, как она подошла к Паркеру.
— Вы не должны были приходить сюда, — сухо сказал он. — Вы должны еще лежать в постели.
— Он что-нибудь сказал?
— Еще нет, но скажет.
Он казался слишком уверенным, даже чересчур.
— Он приходил в сознание?
— Не знаю. Меня это не интересует. Идите спать.
Ее шаги направились в мою сторону. Я открыл глаза и увидел, что Веда сменила белое платье на желтый брючный костюм. На мгновение наши

взгляды встретились, и она отвернулась.
— Он еще без сознания, — сказала она Паркеру, — и выглядит неважно.
— Джексон выглядит еще не так, как будет выглядеть, когда вернется Корнелиус. Послушайте, Веда, вам не стоит здесь находиться.
— Где Герман? — она словно не слышала, что он сказал.
— Поехал к дому Бретта, узнать, не обнаружилось ли чего.
— Но что может обнаружиться? Там ведь была полиция, верно?
— Идите спать. Я не хочу, чтобы вы находились рядом.
— Вы сердитесь на меня, Паркер? Я медленно поднял голову, чтобы понаблюдать за обоими. Веда стояла рядом со столом, и ее тонкие пальчики

играли с дубинкой.
— Нет, не сержусь, мадемуазель, но вы должны идти спать. Вам нечего здесь делать.
— Вы думаете, он спрятал пудреницу? Паркер стиснул пальцы в кулак.
— Не знаю. Это еще тот тип. Все наши хлопоты и планы полетели к черту — в результате ничего нет. Корнелиус просчитался, доверившись этому

жалкому негодяю.

Это еще тот тип. Все наши хлопоты и планы полетели к черту — в результате ничего нет. Корнелиус просчитался, доверившись этому

жалкому негодяю…
— Да, но Корнелиус не сможет проникнуть в дом Бретта. Я вообще не понимаю, зачем он поехал.
— Да, он ничего не узнает, это верно, но не успокоится, пока не раздобудет хоть какую-нибудь информацию. Если положительного результата не

будет, он убьет Джексона.
— Что это? — спросила Веда, указывая на пол у ног Паркера. Он нагнулся. В таком положении его затылок был отличной мишенью. Она вложила в

удар всю силу, на которую была способна, и Паркер свалился на пол, даже не охнув. Отступив на пару шагов, Веда выронила дубинку.
— Мне нравится ваша манера отвлекать внимание, — честно признался я.
Веда быстро повернулась:
— Ничего другого не оставалось. Правда, ведь я не могла допустить, чтобы вас и дальше мучили?
— Справедливо, — согласился я. — А что будет, если вы меня еще и освободите?
Она подошла к столику и взяла нож.
— Моя машина ждет у подъезда, — сказала Веда, ловко разрезая веревки. — Если бы я знала только, куда надо ехать.
— Вы хотите сказать, что мы поедем вместе? Мы оба знали, что оставаться здесь больше нельзя, но мне хотелось услышать это от нее самой.
— А что же остается делать? Если Корнелиус вернется сейчас, я не знаю, что он со мной сделает.
Пошатываясь, я поднялся и отбросил последний кусок веревки. Шея ужасно болела и требовала массажа.
— Как только я увидел вас, сразу понял, что мы созданы друг для друга. Из нас выйдут отличные партнеры.
Я доковылял до стола и налил себе изрядную порцию виски. Каждый глоток давался с трудом, но я знал — потом будет хорошо.
— У нас будет время поговорить, а сейчас пора смываться, и как можно скорее! — сказала Веда.
— Но не могу же я ехать в таком виде. Где Паркер держит свой гардероб?
— Наверху, в комнате направо. Кстати, а что будет с ним? — она показала на лежащего.
— Часа два поваляется и придет в себя. Я подошел к Паркеру, вытащил пистолет и засунул себе в карман.
— Я скоро вернусь, подождите меня в машине. Переодевание заняло несколько минут. Костюм был почти впору, разве что чуть жал в плечах. Я

нашел белый шелковый шарф и обмотал шею, чтобы не было видно кровоподтеков. Голова и шея жутко болели, но после выпитого виски стал чувствовать

себя гораздо лучше.
Бегом я слетел вниз. Веда все еще находилась в столовой.
— Я готов, — улыбнулся я ей.
— Куда мы отправимся?
— В Санта-Медину. Дорога займет у нас всю ночь, вот тогда и наговоримся. Вы возьмете что-нибудь с собой?
— Мой чемодан в машине.
— Значит, вы все продумали заранее?
— План созрел, как только Корнелиус уехал. Мое сердце бешено колотилось.
— Почему вы решили уехать со мной? Она промолчала, даже не взглянув на меня.
— Может, его лучше убрать отсюда? — сказал я, посмотрев на Паркера.
— Лучше обнимите меня, — прошептала она. Этого-то и я желал. Она прильнула, и дрожь пробежала по моему телу.
— Поехали, — сказал я, направляясь к выходу.

Едва мы открыли дверь — застыли как вкопанные. Перед нами стоял Герман, пораженный не меньше

нашего. Я выхватил пистолет первым.
— Руки! — приказал я, Герман поднял руки, и его глазки забегали. Туда-сюда. От меня — к Веде, и обратно. Макс сидел в машине и ничего не

понимал.
— Вылезай! — скомандовал я. — У Германа в кармане пистолет. Забери его и отдай мне.
Макс вышел из машины, обошел Германа и вытащил пистолет.
— Веда, возьми оружие.
Она подошла к Максу и взяла у него пистолет.
— Дура, — буркнул Герман. — Ты еще пожалеешь об этом.
— Заткнись, — оборвал я здоровяка, — она едет со мной.
— Ну что ж, на этот раз вам повезло, но я вас непременно разыщу.
Герман казался спокойным и хладнокровным, и от этого еще более опасным.
— Лучше пойдите и составьте компанию Паркеру, ему там скучно. Заодно отдайте ваш перстень. На первое время нам понадобятся деньги.
Он посмотрел сначала на бриллиант, потом на меня.
— Если он вам так необходим, подойдите и снимите сами, — сказал он, сжимая кулаки.
— Вы забыли, что пистолет сейчас у меня, а прав тот — у кого оружие.
— Не вам это говорить, мистер Джексон.
— Ладно, старина, гони перстень!
Он не шевельнулся. Я почувствовал на себе взгляд Веды. Не добьюсь своего — упаду в ее глазах. Кроме того, мне действительно был необходим

его перстень.
— Если вы не отдадите перстень подобру-поздорову, извините, но я прострелю вам ногу. Честное слово, не шучу. Даю три секунды на

размышление.
Герман просверлил меня взглядом. Верхняя губа непроизвольно дернулась: это был единственный признак гнева, который я заметил за все время

знакомства с ним.
Он понял, что шутки плохи.
— Что ж, возьмите его, мистер Джексон, — произнес он и, сняв перстень с пальца, швырнул к моим ногам. — Следующая встреча для вас будет не

из приятных.
Я поднял перстень и сунул в карман. Смешно, но только теперь, когда украшение было у меня, я понял, что мечтал о нем с тех пор, как впервые

увидел его. Теперь эта вещь принадлежала мне.
Оставив Германа на пороге собственного дома, мы сели в машину и двинулись в путь. Веда села за руль, а я забрался на заднее сиденье и долго

смотрел на уменьшающегося Германа, пока он окончательно не скрылся с глаз.
Я чувствовал, что встреча с ним еще впереди…

Глава 6

Никто из туристов не посещает Санта-Медину, даже миллионеры боятся ее как огня. После Сан-Луи Бич этот город действительно кажется местом,

которого следует остерегаться. Единственное, что процветает в этом маленьком городишке с деревянными домами, — так это игорный дом Ника Кэйзи,

куда рано или поздно со всех концов Америки стекаются все мошенники, торгаши и прочие темные личности, чтобы перекинуться в картишки, покрутить

рулетку и поиграть в другие такие же азартные игры.
Заведение Кэйзи известно на всем тихоокеанском побережье. Поговаривали, что если бы не заведение Кэйзи, то Санта-Медины просто не было. Тем

не менее жители ненавидели Кэйзи, считали, что, если бы он оставил городок в покое, всем было бы лучше. Игорный дом властвовал над

окрестностями.

Игорный дом властвовал над

окрестностями. Огромная неоновая реклама зажигалась над городом, как только начинало темнеть. Дом Кэйзи был единственным в Санта-Медине каменным

сооружением с железной крышей и стоял на отшибе. К нему вела отличная бетонная дорога.
Давно я знал Кэйзи, задолго до того, как он стал боссом. Капитал он нажил игрой в карты, но вскоре приобрел такую репутацию, из-за которой

мало кто соглашался с ним играть. Когда мы познакомились, он был замешан в «мокром деле». Это случилось на побережье близ Сан-Франциско.

Убийство, которое приписывали Кэйзи, было политическим. Прокурор подцепил Кэйзи на крючок, и ему пришлось бы худо, не появись я на процессе в

качестве свидетеля. Я доказал, что у Ника на момент совершения убийства было алиби, так как мы вместе рыбачили в заливе. Это было наглое вранье,

но не мог же я допустить, чтобы полиция «шила дело» Кэйзи только потому, что у него нет денег и связей. А для спасения какого-нибудь толстосума

копы готовы были пойти даже на прямой подлог.
Мои заявления были приняты во внимание, и присяжные сделали соответствующие выводы, а именно — вынесли вердикт о невиновности Кэйзи.
Дело закончилось нашей победой. Мы решили не испытывать судьбу еще раз и быстро смылись из города. Не поторопись мы, копы нашли бы способ

засадить нас обоих.
После этой переделки Кэйзи был настроен ко мне благосклонно и поклялся, что никогда не забудет оказанной услуги.
Он все время твердил, что я спас его от виселицы. И действительно, каждый раз, когда я появлялся у него в заведении, все было для меня: и

стол и кров. Даже когда я проигрывал и желал расплатиться, это вызывало бурю негодования. За меня всегда платил он. Это несколько смущало меня,

и поэтому я заезжал к нему крайне редко. Последний раз — месяцев восемь или девять назад.
Для того чтобы разузнать все подробности о пудренице и зачем она так понадобилась Герману, я решил укрыться у Кэйзи. Там мы с Ведой будем в

безопасности. Даже если бы Герман попытался выкинуть со мной какой-либо трюк, то на мою защиту поднялась бы вся братия Кэйзи.
Я рассказал Веде о нем, когда она вела машину.
— Отлично, — согласилась она.
Я ясно различал контур ее головы и красную точку сигареты.
— У меня сейчас нет желания с тобой разговаривать. Ты не возражаешь, если мы просто помолчим, мне надо подумать. Еще успеем наговориться,

не так ли?
Я больше не беспокоил ее до тех пор, пока мы не остановились перед домом Кэйзи.
Я помог ей выйти из машины, показав на неоновую рекламу — восьмиметровый щит, подавляющий своим великолепием.
— Реклама говорит сама за себя, — сказал я. — Теперь пошли знакомиться с владельцем этого заведения, моим большим другом.
Вышибала в дверях бросил на нас недоверчивый взгляд, но, узнав меня, откозырял. Ему платили за то, чтобы он мгновенно распознавал тех, кто

имел право входить в любое время суток, и тех, кого пускать на порог не следовало. Он честно зарабатывал свои деньги.
— Хозяин у себя?
— Да.
Я взял Веду за руку, и, миновав вестибюль, мы спустились в коридор, который вел в апартаменты Кэйзи.
Во всю мощь гремел джаз. В воздухе витал застоявшийся сигарный запах и аромат спиртного. Это заведение не было первоклассным, но цель,

которую оно ставило, была достигнута.

Тут могли выполнить любой заказ: от крашеной блондинки, готовой на все ради денег, до жареной картошки с куриными потрошками.
Полиция не трогала заведение, так как у Кэйзи все было схвачено и, естественно, оплачено. Частенько его навещал сам комиссар полиции, покер

был его маленькой слабостью. Для него здесь было так же, как и для меня, — бесплатно.
Парень, с профилем Байрона, с васильком в бутоньерке, продефилировал мимо нас и одарил Веду обольстительной улыбкой. Он смотрел на нее

глазами диснеевского Бемби, не переставая жеманничать. Ответная реакция Веды рассмешила меня: она сморщила нос и скривила рот в презрительной

усмешке.
Я отвел ее в бар. За стойкой было полно мужчин. Телохранитель Кэйзи по имени Джо, приземистый тип с гнусной плоской рожей и угрожающим

видом, направился к нам. Но, узнав приятеля босса, улыбнулся и толкнул меня в грудь:
— Привет, старина, откуда ты взялся? Давненько вас не видели.
— Кэйзи у себя?
Он указал глазами на дверь в глубине салона:
— Заходите, он не занят.
Мужчины, как по команде, прекратили разговоры и уставились на Веду. Я их не винил. Думаю, пройди она в полночь по кладбищу, покойники

встали бы из могил.
Я сделал свирепое лицо и выгнул спину дугой, давая понять, что всякие непристойные мысли по отношению к ней — небезопасны. Она прошла мимо

парней, словно это были колышки в ограде палисадника.
— Сюда, — направил я ее в первую дверь налево. Кэйзи сидел за письменным столом с бутылкой виски в руке и сигаретой в зубах. Он был в одной

рубашке, галстук сполз, воротничок расстегнут.
— Флойд! — он вскочил на ноги. — Вот это встреча! Как поживаешь, старина?
Мы обменялись рукопожатиями, так что костяшки хрустнули.
— Позволь представить тебе мисс Руке, — сказал я улыбаясь.
— Веда, это Ник Кэйзи — парень, о котором я тебе говорил. Веда направилась в его сторону, внимательно, но холодно рассматривая его.
— Рад с вами познакомиться, — улыбнулся Кэйзи. — Не хотите ли пропустить стаканчик?
Веда села за стол. Она произвела впечатление на Кэйзи — он затянул галстук и застегнул пуговичку на горле.
— Извините, но я не ждал гостей.
— Да брось ты, Ник! Веда — свой парень. Когда познакомишься с ней поближе, поймешь это сам.
— Правда? Хорошо тебе, Флойд, ты знаешь, кого искать! Так вам налить, мисс?
Пока он готовил три порции виски с содовой, Веда изучала его: Кэйзи был коротышкой лет пятидесяти с нездоровым цветом испитого лица. Одним

словом, он выглядел так, как и подобает владельцу игорного притона.
— Где тебя носило, Флойд? Чем ты занимался все это время?
— А, пустяки, неприятности разного рода. — Я взял стакан и отправил содержимое по прямому назначению. — Два типа решили меня надуть, так

что мне придется отсидеться некоторое время.
— Полицейские?
— Нет, — возразил я, покачав головой. — Но они тоже могут вступить в игру. Позднее.
— Два типа? — Кэйзи, казалось, размышлял. — Нет ничего проще. Флойд, тебе незачем прятаться — скажу Джо, он ими займется вплотную.
— Нет, это мое личное дело, я с ними разберусь чуть позднее.

— Нет, это мое личное дело, я с ними разберусь чуть позднее. Время для этого еще не настало. Мы с Ведой хотели бы поторчать здесь пару

деньков. Не возражаешь?
Кэйзи провел рукой по набриолиненным волосам.
— Конечно.
Он встал из-за стола:
— Пойдемте в отель, там достаточно выпивки, удобные мягкие постели и горячая ванна. Кроме всего прочего, он хорошо охраняется…
Я покачал головой:
— Вообще-то я имел в виду место, где мы будем совершенно одни.
Он посмотрел на Веду и улыбнулся:
— Конечно, мне следовало бы самому догадаться. Наверху есть одно такое место, но оно пока занято. Не волнуйся, Флойд, сейчас все уладим.
— Отлично.
Он был доволен тем, что сделал мне приятное. А я тем, что он доволен.
Затем Кэйзи вызвал Джо.
— Все в порядке, это как раз то, что я хотел, — сказал я Веде.
Веда не ответила, она вновь превратилась в статую. Глядя перед собой, она, казалось, никого не замечала.
Вошел Джо.
— Предложи тем двум, сверху, другую комнату, а ее подготовьте для Флойда, да поживее. Джо удивился, но виду не подал.
— О'кей, — произнес он и вышел.
— Что еще я могу сделать для тебя? — спросил Кэйзи. Я вытащил перстень Германа и положил на стол.
— Мне хотелось бы его обменять на деньги, Ник. Он внимательно посмотрел на бриллиант:
— Отличный камень.
— Да, но он краденый. Кэйзи резко взглянул на меня.
— Не волнуйся, копы ничего о нем не знают. Я забрал его у бандита, так что в полицию он обращаться не станет. Лицо Кэйзи прояснилось.
— Ладно. Сколько ты хочешь?
— Он стоит в пределах четырех-пяти тысяч. Думаю, трех будет достаточно.
— Наличными?
— Да.
Он подошел к открытому сейфу, вытащил оттуда пачку банкнот и положил на стол:
— Здесь тысяча. Остальные получишь в любой момент. Я сунул деньги в карман:
— Спасибо, Ник.
— Ерунда, — он посмотрел на Веду. — Однажды Флойд спас мне жизнь. Это отличный парень, мисс, уверяю вас! Сами не сомневайтесь и другим не

позволяйте.
— Я и не сомневаюсь, — согласилась Веда. Кэйзи снова наполнил стаканы.
— Насчет тех, двоих, о которых ты мне говорил, — вспомнил он. — Ты уверен, что не хочешь, чтобы ими занялся Джо? Я снова покачал головой:
— Пока нет. Один из них отпетый мошенник.
— Я как раз и люблю таких, крутых, — сказал Ник.
Это было правдой.
Джо просунул голову в дверь.
— Все в порядке, босс. Я отнес ваши вещи, мисс, — улыбнулся он Веде.
Она поблагодарила. Несмотря на безразличие, сквозившее в ее взгляде, я заметил, что она смущена от подобной предусмотрительности — Тогда

пошли, я поднимусь вместе с вами, — промолвил Кэйзи, поднимаясь.
Взяв приятеля за плечо и усадив на место, я сказал:
— Увидимся завтра, Ник. Мне с Ведой надо о многом поговорить.
Джо прыснул в кулак.

Кэйзи изумленно уставился на меня.
— Не ожидал, дружище, от тебя такой прыти, — сказал он.
— Не удивляйся, — ответил я и взял Веду за руку. — Привет!
Открыв дверь, я пропустил Веду вперед и оглянулся. От изумления Кэйзи застыл, раскрыв рот. Уже в дверях я сказал:
— Спасибо, Ник.
Когда мы проходили мимо бармена, он протяжно и тоскливо вздохнул. Я понял его вздох как комплимент в адрес моей спутницы.
Мы поднялись на лифте.
Дверь квартиры открыл негр. Он одарил нас широкой улыбкой, сказал, что все приготовлено, и показал, где виски со льдом.
Апартаменты были уютным гнездышком. Как раз для романтической парочки. Когда-то Кэйзи оборудовал их для себя, но он никак не мог встретить

женщину, которая увлекла бы его больше чем на два часа кряду. Он вечно находился в поисках нового безотказного способа добывания денег, и

всерьез заниматься юбками у него не было времени. Позже он выстроил за городом отель и в самом шикарном номере проводил время в компании таких

же запойных игроков, каким был сам. А эти апартаменты Кэйзи навещал редко, но охотно предоставлял своим многочисленным друзьям, поэтому

гнездышко никогда не пустовало.
Квартира состояла из просторного холла, спальни и кухни. Ванная комната тоже имела место. Из холла можно было выйти на крышу с ухоженным

садом. Об интерьере позаботился специально приглашенный из Лос-Анджелеса дизайнер.
Несколько минут Веда затратила на изучение нашего жилища.
— Нравится?
Она медленно развернулась на каблуках.
— Куда ты дел пудреницу?
— Сядь и выслушай меня внимательно. Прежде чем говорить о пудренице, поговорим о тебе. Какая роль у тебя во всем этом?
Она закинула ногу за ногу, устроившись на широком диване с обивкой в веселенький ядовито-желтый цвет.
— Я хочу знать, куда ты дел пудреницу? — настойчиво повторила она.
— Не все сразу.
Я приготовил два бокала, смешал виски с содовой и подошел к девушке.
— Начнем с самого начала. Кто ты и как оказалась замешанной в эту запутанную историю?
Она взяла бокал и, помедлив самую малость, сказала:
— Мне хотелось заработать, и я не смогла отказаться от выгодного предложения.
Я сел с ней рядом, осушил добрую половину порции и поставил бокал на пол. Потом предложил сигарету из пачки, которую обнаружил в кухонном

шкафчике рядом с бутылкой.
— Где вы встретились с Германом?
— Он — мой импресарио.
Я пристально заглянул ей в глаза:
— Он сказал, что ты специалистка по стриптизу.
— Да.
— Послушай, Веда, не заставляй вытягивать из себя подробности клещами. Расскажи о своей жизни с самого начала.
Она отпила глоток и взглянула на меня. У нее была привычка разглядывать окружающее сквозь полуопущенные ресницы.
— Почему я должна демонстрировать душевный стриптиз? Хватит с меня и телесного!
— Потому что этого хочу я, иначе прекратим все рассуждения о пудренице.
Ее взгляд с моего лица переместился на стены. Выражение ершистости прошло, уступив место задумчивости и некой отрешенности.

Выражение ершистости прошло, уступив место задумчивости и некой отрешенности.
— Мой отец владел маленькой фермой в Оклахоме. У меня было четыре брата и пять сестер. С тех пор, как себя помню, наша жизнь была очень

тяжелой. Хозяйство постепенно приходило в упадок. Отец делал все возможное, чтобы спастись от краха, но безуспешно. Жизнь матери была еще

безрадостнее, чем у отца. Нищета угнетала и обозлила ее. Дети росли полуголодными и диковатыми — так считали соседи. Когда мне было пятнадцать,

отца нашли мертвым. Он лежал лицом в луже, видно, захлебнулся по пьянке. После его смерти наша семья распалась. Я нашла место посудомойки в

придорожном мотеле, мимо которого неслись грузовики денно и нощно. Как и все девочки в моем возрасте, я мечтала о Голливуде. Сначала стану

статисткой, потом меня заметит какой-нибудь продюсер и сделает кинозвездой. Я поделилась планами с одним шофером, и он сказал, что в этом есть

резон: с такой мордашкой и фигурой — это проще простого. И он предложил поехать с ним в Лос-Анджелес. Конечно, мое согласие составить ему

компанию должно было быть предварено простенькой операцией в копне сена позади мотеля. «Господи, — думала я, — мне не придется больше мыть кучу

грязных тарелок и реагировать на щипки водителей». Он обманул меня: копна была, а совместной поездки — нет. Все-таки я добралась до Голливуда.

Позднее. Дорога заняла почти три недели. Я тряслась в кабинах попуток и прибыла в столицу кино в непоколебимой уверенности, что передо мною

откроются все экраны Америки. Потом нашла место в шикарном кафе напротив киностудии «Парамаунт». После нескольких попыток меня согласился взять

на кинопробу один не очень знаменитый режиссер. После уикэнда в кемпинге он честно сказал, что, несмотря на внешность, мне нечего делать на

съемочной площадке. Он показал мне пленку с записью, и я с ним вынуждена была согласиться. Но искренне желая помочь, он рекомендовал меня

Герману. «У Германа, — сказал он, — есть слаженный коллектив из девушек, которых охотно приглашают на мужские вечеринки. Плата каждой —

полтысячи за вечер. Все, что приходится делать, — принять ванну из шампанского, искупаться в аквариуме с вином, потанцевать на столе в одном

лифчике или еще что-нибудь в подобном роде…» А уж два приглашения в неделю режиссер мне гарантировал непременно. И я дала согласие. Быстро

освоила новое занятие, и отбоя от желающих не было.
Я зарабатывала кучу денег, но и тратила прилично. Ты, Флойд, сам знаешь — зелененьких всегда не хватает. Тогда Герман предложил одно

выгодное дельце…
Рассказывая все это, Веда смотрела на стену, словно боялась встретиться со мной взглядом. Она закурила и продолжила:
— Он сказал, что надо исполнить сольный номер в доме Линдснея Бретта. Я не подумала ничего плохого, уже привыкла разъезжать по городам,

часто менять квартиры и поклонников. Позже Герман намекнул, что я могу заработать гораздо больше, чем обычно, если разузнаю комбинацию шифра на

сейфе. Сперва я решила, что он шутит. Никогда прежде он не предлагал ничего подобного. Но он не шутил. Десять тысяч, если я достану секрет. Я

ответила, что подумаю над его предложением.
Веда прошлась по холлу, демонстрируя фигуру. Ее фигура, без преувеличения, могла свести с ума любого мужика.
— В конце концов я решилась. Все сошло гладко. Бретт открыл сейф и показал друзьям недавно приобретенную ценность. Комбинация была на

карточке, которую нетрудно было изъять из его портфеля и переписать.

Он жутко нарезался, да и остальные мало чем от него отличались. Я попросила

показать сигнальную систему, и он распушил передо мной хвост, демонстрируя ее возможности. Еще я умудрилась сделать слепок с ключа от служебной

двери…
— Скажи честно, Веда, ты и вправду разгуливаешь во сне? Она рассмеялась:
— Это одно из тех редких занятий, которыми я не владею.
— Что было потом?
— Рассказала все Герману. Он был очень доволен, до тех пор, пока я не выставила претензий.
Веда поджала губы и наморщила чистый лоб.
— Для того чтобы узнать комбинацию, он должен ввести меня в курс дела. Я насторожился:
— И он согласился? Она пожала плечами:
— А что ему оставалось делать? Не сразу, но согласился. Он поведал, для чего ему пудреница и что он собирается с ней делать. Сказал,

сколько она стоит и как обратить ее в наличные. За шифр Герман пообещал мне треть вырученной суммы.
— И все-таки объясни простофиле Флойду, зачем Герману именно пудреница? — сказал я небрежным тоном, но ушки у меня оттопырились изрядно.
— А тебе зачем? Пудреницы нет вместе с сейфом. Я решил действовать напрямик.
— Одной тебе с этим делом не справиться, так что договаривай до конца, милая.
— Ты уверен, что я на твоей стороне, а не на стороне Германа?
— Но ты же спасла меня от него! Веда усмехнулась:
— Ну, ну, попробуй угадать почему?
— Ты, лапочка, догадалась, что Герман лишит тебя доли, да и знала, что за человек Паркер. Заполучив пудреницу, они запросто могут свернуть

твою прелестную шейку, а потом заставят нырнуть в бассейн…
В ее глазах зрела какая-то подспудная мысль.
— Это забавно. Продолжай, Флойд!
— Тебе пришло в голову, что половина всегда больше трети, и, когда появился я, ты сообразила, что это именно тот парень, который может

провернуть это дельце вчистую. Когда я вернулся после взрыва с пустыми руками и понес ахинею, у тебя хватило ума сделать ставку на меня.
Веда выпятила и без того высокую грудь:
— Я готова продать тебе сведения о пудренице в два раза дешевле, чем Бретт, если он, конечно, захочет их продать. Я зевнул:
— Вот что, малышка, пора спать. На сегодня хватит информации.
Беспокойство прошмыгнуло в ее глазах:
— Тебе не нужны мои сведения?
— Я поразмышляю об этом в постели, дорогая, — ответил я и взял за руку, чтобы отвести в спальню. — Возможно, смогу обойтись и без них.
— Нет, не сможешь! — сказала она, вырывая руку. — Не зная того, что знаю я, пудреница — пустой номер.
— Да что ты говоришь? — проговорил я ехидно, пытаясь усадить ее на кровать. — У меня голова устроена не так, как у большинства людей. Не

забывай, киса, я все-таки детектив. Находить отгадки — моя профессия.
Веда сопротивлялась отчаянно. На щеках проступил гневный румянец.
— Я хочу половину! — сказала она, когда я почти уложил ее на одеяло.
— Не отвлекайся, пожалуйста, родная. Сейчас мне не до дел, намереваюсь немного развлечься!
— Не рассчитывай, подлец, что добьешься от меня этого, — сквозь зубы процедила Веда, пытаясь ослабить мой решительный напор, но только не в

ее кулачках была сила.

— Оставь меня, я позову на помощь!
— Валяй, крошка, — ответил я. — В этом здании всегда кто-то кричит. Крик — это часть интерьера. Ори сколько душе угодно.
— Флойд, ради бога, оставь меня!
Я расслабился, а Веда воспользовалась моей минутной слабостью и двинула меня по шее.
Я не остался в долгу — девчушка улетела к стене. У меня было плохое настроение, и иногда я бываю достаточно жестким. Пора было показать, на

что я способен.
— Ай-яй-яй! — воскликнул я, наклоняясь над девушкой. — Неплохой замах. Покуражилась малость, моя прелесть? Надеюсь, мой весомый аргумент в

споре доставил тебе массу удовольствия!
— Грубая скотина! — завопила она.
Побарахтавшись, она встала и снова врезала мне, теперь уже очаровательной ножкой. Потом попыталась укусить, но без особого успеха. И тут ее

руки безвольно соскользнули с моих плеч — Веда прижалась ко мне так крепко, словно боялась отпустить одного на волю. Ее губы потянулись вверх и

вскоре оказались на одном уровне с моими. Глаза блистали, как звезды.
Как я уже упоминал, женщины — любопытные существа.

Глава 7

Резкий телефонный звонок заставил меня проснуться. Маленький шаловливый зверек рядом в постели навострил ушки.
— Нет и намека, что у нас пожар, — заметил я. — Это всего лишь обычный телефон.
Веда высвободилась из моих объятий. Так как аппарат находился с ее стороны, она хотела взять трубку. Я перенес руку через ее обнаженную

грудь и прошептал:
— Я сам буду говорить, детка.
Мне нужно было на что-нибудь опереться, и я нежно поставил локоть ей на живот.
— Манеры у тебя, Флойд, как у поросенка, — проворковала Веда, — хотя, пожалуй, мое сравнение может поросенка обидеть.
Я свирепо улыбнулся, обнажив десны, и снял трубку.
— Спустись, Флойд. Крышка прыгает так, что может соскочить с чайника. Но я придержу ее до твоего прихода.
— Какая крышка, Ник? И не кричи в трубку, я пока не глухой!
Он виртуозно выругался. Когда он делал это в моем присутствии, я чувствовал себя неоперившимся птенцом.
— Если тебе в джинсы заползли муравьи, вытряхни поскорее! Я жду внизу. Даю тебе пять минут на сборы!
Он швырнул трубку на рычаг.
Я осторожно положил свою на телефон. Провел ладонью по шевелюре и уставился на маленькое бледное лицо, наполовину зарытое в подушку.
Большинство женщин после такой бурной ночи выглядело бы уставшими. Но не Веда. Она сохранила, слава богу, свою всегдашнюю аппетитность.
— Привет! — сказал я. — Вы меня еще помните?
— Еще бы не помнить, пузан. Ты хотел ночью меня окончательно сплюснуть!
— Прекрасная смерть! — воскликнул я. — Да здравствует рыба камбала!
Я спрыгнул с кровати и, потянувшись, сладко зевнул. Потом схватился за бутылку.
— Веда, хочешь промочить горло?
— Нет, спасибо. — Она приподнялась на локте. — Кто это был?
— Кэйзи. Просил, чтобы я спустился. Заодно принесу тебе кофе.
— Что ему нужно?
— Не знаю. Возможно, ему стало одиноко.
Среди хаоса на стуле я обнаружил свои часы.

Возможно, ему стало одиноко.
Среди хаоса на стуле я обнаружил свои часы. 11.30.
— Мы продрыхли все утро, девочка.
— А что еще делать по утрам прикажешь? — спросила она, закутываясь в одеяло.
Я еще разок приложился к бутылке, прежде чем отправиться под душ.
Через десять минут я уже входил в кабинет Кэйзи. Чувствовал я себя неплохо, но нервы напоминали оголенные провода. Что касается шеи, то у

меня было ощущение, что над ней основательно поработал мясник своим секачом.
Кэйзи стоял у окна, зажав зубами сигару. Уголки рта опущены, в глазах незнакомое выражение.
Напротив моего друга на краешке самого неудобного стула в кабинете притулился маленький человечек благообразной наружности и улыбался

собственной шляпе, которую держал на коленях. Все в нем было тщательно ухожено: прическа, костюм, гладко выбритое лицо и даже туфли. Но самой

ухоженной и приятной была улыбка.
— Ты не торопишься, Флойд, — пробурчал Кэйзи, когда я вошел. — Знакомься, это шеф полиции О'Риден.
Я приготовился дать деру. Но человек приятной наружности встал и протянул руку:
— Рад знакомству с вами, мистер Джексон. Рукопожатие тоже было удивительно приятным. Обычно шефы полиции встречают мою персону несколько

иначе, и такое вступление меня порядком удивило.
— Тоже рад, мистер О'Риден! — я высвободил руку и спрятал в карман. Так я чувствовал себя увереннее.
Кэйзи тяжело протопал по паркетинам и сел за письменный стол.
— Сядь куда-нибудь, Флойд! — он пощипал свой нос. Затем с недовольной миной посмотрел на полицейского. — Расскажите ему все, — рявкнул он.
О'Риден расплылся в самой приятной из своих улыбок и отвел взгляд:
— Этой ночью в Оушн Райз совершено мелкое ограбление, — казалось, он рассказывает своей шляпе, а не собеседникам. — Сегодня утром мне

позвонили из отдела по расследованию убийств города Сан-Луи Бич и попросили помочь. Имела место попытка вскрытия сейфа, во время которой погибло

два охранника.
— Что это, Ник? Ловушка для простаков или еще что-нибудь подобное? — не на шутку рассердился я.
— О'Риден — мой надежный друг, — ответил Кэйзи и обменялся понимающими взглядами с шефом полиции. — Он занимается некоторыми аспектами моей

деятельности, и это составляет часть его обязательств по отношению ко мне.
О'Риден продолжал улыбаться, но улыбка перестала быть безмятежной.
— Я делаю все, что в моих силах, — объяснил он своей шляпе. Затем, на случай, если его не так поняли, добавил:
— То немногое, что я могу сделать, я делаю.
Я выбрал себе кресло поудобнее, погрузился в него основательно и закурил. Такой имидж шефа полиции мне пришелся по вкусу.
— И то, что он делает для меня, — мрачно добавил Кэйзи, — он проделает и для вас, правда, О'Риден?
— Для этого я и пришел, мистер Кэйзи, — улыбка задрожала, потом снова вошла в норму. — Вы знакомы с инспектором Редферном?
— Знаком, — признался я.
— Он считает, что вы, мистер Джексон, причастны к этому делу.
Я перестал покачивать ногой. Редферн — силен, бродяга, но это уже слишком. Не работа ли это Германа?
— Почему он интересуется именно мной? — спросил я, когда молчать было уже невозможно.

— Охранники Бретта вели журнал, — ответил О'Риден виноватым тоном. — Получается, что вы вместе с еще каким-то человеком приезжали к дому

Бретта вчера утром и ваше описание попало в журнал. Описание довольно подробное. Редферн сказал, что узнал вас по галстуку. Вы единственный, кто

предпочитает галстуки с рисунком конского профиля.
— Что в журнале еще? — спросил я.
— Достаточно, чтобы убедить присяжных. Охранники Бретта прошли хорошую школу. От их взгляда ничего не ускользнуло.
Я взглянул на Кэйзи. Он вернул взгляд мне.
— Ты там был вчера утром?
— Скрывать не буду, — ответил я. Улыбка О'Ридена сразу потускнела.
— Бретт пользуется огромным влиянием, — сказал он. — Он вернулся сегодня утром и поднял страшный шум.
— К черту Бретта и его влияние! — отрезал Кэйзи. — Теперь слушайте в оба уха каждый. Прошлой ночью Джексон был здесь. Он приехал в половине

восьмого и играл всю ночь. Он играл в компании со мной, Джо и вами, О'Риден.
Улыбка стала почти не заметна.
— Я не уверен, что он играл со мной, — сказал он тихо, как будто прошел на цыпочках. — Дело в том, что я не люблю покер.
— Нет, любите! Он выиграл у вас полсотни! — разъярился Кэйзи.
Я стряхнул пепел на ковер. Чертовски приятно узнать, что мне проиграл сам шеф полиции.
— Речь идет об убийстве первой степени. Редферн сотрет меня в порошок. Вы же знаете, я всегда готов прийти на помощь, если это не

противоречит моим принципам. Если узнают, что я у вас играю в покер, мне не поздоровится.
Кэйзи перекусил зубами сигару и выплюнул окурок на ковер.
— Вы, я и Джо играли с мистером Джексоном здесь с половины восьмого, — сказал он яростно.
— Ради бога, Кэйзи, неужели вы надеетесь, что я этим вам помогу? Я уверен, Редферна мои показания не смутят. Он уничтожит и меня, раз дело

касается Джексона! Вам грозит серьезная опасность, мистер Джексон! Уезжайте лучше!
О'Риден встал и снова улыбнулся шляпе. Он был бледен, как рыбье брюхо, и выглядел, словно после тяжелой и продолжительной болезни.
— Ну что ж, если вы так решили, я попытаюсь что-нибудь сделать.
— Будет лучше, если вы сделаете так, как сказал вам я! — голос Кэйзи напоминал звук механической пилы.
Мы смотрели на О'Ридена, пока он шел до двери. Он не оглянулся. Когда за ним захлопнулась дверь, Кэйзи со злостью сплюнул в медную

плевательницу.
— Я плачу мерзавцу сто долларов в неделю, чтобы даже комар носа не подточил. И каждый раз, когда требуется помощь, он начинает дрейфить.
— Отличная работа. Ник, — сказал я восхищенно. — Я и не знал, что город принадлежит тебе со всеми потрохами. Ты пытаешься меня вытащить из

более паршивой истории, чем в свое время я тебя вытащил. Теперь мы квиты.
— Еще бы, — хмыкнул он. — Но когда ты тащил меня за уши, мы не были друзьями, так что я этого никогда не забуду. Я затушил сигарету и

прикурил другую.
— Не мне давать тебе советы, но, если у тебя есть что рассказать, сейчас самое время, — сказал Кэйзи.
Я ни секунды не колебался, так как полностью доверял Другу.
— Признаюсь, я был в доме Бретта. Это дурацкая история, и будет лучше, если ты узнаешь подробности.

— Признаюсь, я был в доме Бретта. Это дурацкая история, и будет лучше, если ты узнаешь подробности…
Я ввел его в курс дела, не упустив ни одной детали. Он пыхтел своей сигарой за столом и все больше и больше хмурился, по мере того как я

продвигался к завершению повествования. Мне тоже вся история показалась теперь насквозь фальшивой, как улыбка О'Ридена.
— Ну вот, — сказал я в конце концов, — думай, что хочешь, но я чую крупные деньги во всей этой ахинее и хочу найти кончик веревочки.
— История, конечно, странная, но будь осторожен: Бретт — тонкая штучка. Если хочешь, я займусь Германом и Паркером.
— Нет, не хочу. Все равно ничего не сможешь сделать. Впрочем, я тоже не могу, пока у меня нет пудреницы. Веда говорит, что знает, как с ней

обращаться. — Я покачал головой. — Не понимаю, на что нужно решаться? Это дело, Ник, — загадка сфинкса.
— — Это твои проблемы, Флойд. Ты всегда умел ладить с бабами. Попробуй расколоть Веду!
Я довольно ухмыльнулся.
— Я смотаюсь первым делом в Сан-Луи Бич и заберу из тайника вещицу. Еще я хочу навестить одного парня по фамилии Редферн. О'Риден поедет со

мной?
— Будь уверен, Флойд. Ты же слышал, что я ему приказал. Редферну не удастся опровергнуть твое алиби.
— Посмотрим… Могу я взять твою тачку?
— Спрашиваешь!
Он швырнул через стол ключи зажигания.
— И потом, знаешь, эти вечные проблемы с девочками… Лучше, если она, — я многозначительно воздел глаза к потолку, — останется пока в

твоей норке. Не хочу упускать ее из рук. Будь добр, найди парня, который за ней присмотрит!
— Джо может это сделать. Он сейчас ничем не занят. Кэйзи крикнул, чтобы позвали Джо.
— Я хочу, чтобы она оставалась в нашей комнате до тех пор, пока я не вернусь.
— Я запру ее на ключ, но замок вещь ненадежная, если она захочет удрать…
— Если приставить к ней Джо, то… Вошел Джо.
— Мисс Руке должна оставаться там, где сейчас находится, пока мистер Джексон не даст другого распоряжения. Ты должен последить за ней.
Джо хмыкнул, и в глазах появилось тоскливое выражение. Но он был хорошо вышколен.
— О'кей, — сказал он.
— И гляди за ней в оба, старик. Она хитрее, чем стая лисиц. Стоит ей щелкнуть пальцами, и всегда найдутся парни, готовые сделать для нее

все, что она попросит.
— Если она щелкнет мне, я тоже щелкну, — сказал Джо, холодно улыбаясь.
— Пойду скажу ей пару слов перед отъездом. Тачка готова?
— Будь уверен, она будет ждать тебя у подъезда через пять минут.
Веда, в голубой пижаме и красных туфлях без задников, смотрела в окно, когда я вошел.
— Кофе подан, — сказал я. — Мне придется на время уехать. Ты останешься здесь до моего возвращения.
— Не уверена, — она продолжала смотреть в окно. — Я подумаю.
— Ты останешься здесь, если только не выпрыгнешь из окна.
Она быстро повернулась:
— Что это значит?
Вошел негр с подносом, на котором стояли чашки, кофейник, тарелка с булочками и молочник. Он кивнул нам, пожелав доброго утра, и

выскользнул из комнаты.

Он кивнул нам, пожелав доброго утра, и

выскользнул из комнаты.
Я налил кофе, добавил сливок и сахару и протянул чашку Веде.
— Я не хочу оставлять тебя без присмотра. Дверь запираю на тот случай, если тебе захочется без спросу покинуть этот уютный уголок.
— Ты не посмеешь этого сделать! — ее голубые глаза метали молнии. — Ты слишком много на себя берешь!
— Конечно! Ведь ты ничего не сможешь сделать Паркеру, если вдруг встретишься с ним. Правильно? Следовательно, ты останешься здесь, а я

поеду и попытаюсь уладить наши дела.
Подумав, она спросила:
— Где пудреница?
— Мы поговорим об этом позже, — сказал я. — Сейчас у меня другие заботы.
— Тебе не обойтись без меня. Посвяти меня в свои планы хоть немного.
— В другой раз, — я взял шляпу. — Не волнуйся, все будет хорошо. Если что-нибудь понадобится, позвони. Джо позаботится о тебе, но не

пытайся с ним заигрывать, он железный мужик.
Я пошел к двери.
Она бросилась на меня тигрицей, пытаясь вырвать ключ.
— Ну-ка, крошка, перестань, — сказал я, схватил ее в охапку и отнес на кровать.
Пока я ее тащил, она измяла мне шляпу.
— Оставь меня, я тебя ненавижу, грязная скотина!
Я прижал ее к постели и, разжав пальцы, отобрал ключ.
— Без драки не можешь, — прошипел я, — с этого момента веди себя прилично и жди меня.
Я неспешно направился к двери, но полетевшие в меня подсвечник и ваза заставили перейти на бег. Выбежав, я закрыл дверь на ключ. Веда

колотила кулачками по двери, не переставая награждать меня словами, от которых вяли уши. По коридору шел Джо. Подойдя ко мне, он остановился и

прислушался к крикам, доносившимся из-за закрытой двери.
— Да, работенка предстоит непыльная, одно удовольствие стеречь такую кроткую овечку.
— Это точно! — сказал я, вручая ему ключ. — Если ей что-нибудь понадобится — дай все, кроме пушки и яда. Идет? Положив ключ в карман, Джо

вздохнул:
— Хорошо, сэр, надеюсь на ваше скорое возвращение. Я спустился в кабинет Кэйзи. Он читал газету. Сухощавый с виду парень, похожий на

Байрона, стоял, прислонившись к стене.
— Это Лу Фарелл, Флойд, — сказал мой спаситель, — он займется твоими неприятностями, если они возникнут, а я думаю, что они возникнут.

Возьми его с собой, пригодится. Он умеет водить машину, драться и кое-что еще, сам увидишь.
Лу посмотрел на меня, а я старался не показать неприязнь, возникшую у меня.
— Спасибо. Предпочитаю своими неприятностями заниматься сам. Все, что мне нужно, — это тачка.
— Не думай о Лу плохо. Его внешность обманчива. Мне не хотелось огорчать Кэйзи, и я согласился. Большой «кадиллак», черный и блестящий,

стоял у подъезда. Швейцар открыл дверь и улыбнулся, увидев выражение моего лица.
— Босс сказал, что эта машина приготовлена для вас, — сказал он, открывая передо мной дверцу.
Мне понадобилось менее получаса, чтобы эта механическая красотка доставила меня домой.
Я снимал маленькую квартирку не в самом лучшем районе Сан-Луи Бич. Она немного обветшала, но была чистенькая и уютная. Миссис Бакстер, у

которой я квартировал, была ничуть не хуже любой домовладелицы на этой улице.

Подъезжая, я обратил внимание на закрытую машину, которая стояла

рядом с моим домом.
Я остановил «кадиллак» рядом с дверью, внимательно посмотрел на машину и улыбнулся. Парень, сидевший за рулем, читал журнал, а на его

физиономии было написано — полицейский.
Я медленно вышел, дав ему возможность меня осмотреть, и вошел в прихожую. Им никогда не удавалось провести обыск, не оставив следов своего

пребывания. Я сразу смекнул, что они основательно прочесали мою лачугу.
Убедившись, что они не конфисковали последнюю бутылку виски, принялся собирать вещи. В тот момент, когда я закрывал чемодан, лестница

заскрипела под чьими-то грузными шагами.
Раздался властный стук. Сказав «войдите», я продолжал закрывать чемодан. Главный инспектор Редферн и полицейский в штатском величественно

вплыли в комнату и закрыли за собой дверь.
У Редферна была неплохая для полицейского внешность. Это был человек среднего роста, широкоплечий, тщательно выбритый. У него были острые,

как буравчики, глаза. Заботливо причесанные пряди белых, как мел, волос выбивались из-под шляпы. На нем был коричневый костюм с легкой искрой —

работа дорогого портного — и лакированные туфли.
Это был хороший и серьезный полицейский, знающий все хитрости и немного уставший от своей честности, которую сохранил, несмотря на сильное

давление группы политиканов, державших город в руках. Он становился жестким и опасным, если кто-то вставал на его пути. Я был для него хуже

нарыва в ухе или каком-нибудь другом месте.
— А, здравствуйте, — сказал я жизнерадостно. — Я как раз собираюсь уезжать. Что скажете, Редферн?
Он предпочитал приступать к делу сразу, не виляя вокруг да около.
— Вы были вчера утром у дома Бретта?
Его голос был спокоен. Никогда не повышая тона, он мог придать ему такую холодность, что это действовало куда сильнее крика.
— Ну да, — сказал я, присоединяя чемодан к остальным вещам, готовым к отправлению. — А что?
Второй полицейский, его звали Саммерс, прочистил горло с угрожающим видом. Это был высокий, мускулистый мужчина с жестким взглядом. На

среднем пальце левой руки он носил перстень с большой камеей. Она приходилась как раз кстати, когда он давал по зубам подозреваемому. Подобный

перстень мог использоваться как кастет и использовался Саммерсом в этом качестве частенько. Он смотрел на меня тигром, будто я был похож на

козленка, ягненка, или что там еще дают на обед хищникам?
— Зачем вы там были? — сухо спросил Редферн.
— Я ездил повидать своего старого друга Кэйзи, вы его знаете?
— Да. Он живет в местечке, которое не имеет ничего общего с Оушн Райз.
— Верно. Я ждал автобуса, но какой-то проезжавший парень предложил подвезти. Я ему объяснил, как проехать в Санта-Медину, но он был слишком

самоуверен, чтобы прислушаться к советам, и свернул на дорогу, на которую не следует. Я не стал вмешиваться и предоставил ему возможность

убедиться в правильности моих слов. Случайно мы въехали во владения Бретта, так сообщил нам охранник, который вышел, казалось, только для того,

чтобы обругать нас последними словами. Вот и все.
— Признавайся, гад… — начал Саммерс, но Редферн предупреждающе отмахнулся от напарника.
— Я займусь этим сам.

— Я займусь этим сам. — Потом задал новый вопрос:
— А кто был парень, который подвозил тебя?
— Понятия не имею. Он довез меня до Санта-Медины, и я больше его не видел.
Редферн прошелся по комнате.
— Где вы были прошлой ночью? — спросил он и быстро повернулся.
— С Кэйзи.
— Придумайте что-нибудь получше, Джексон. Я полагаю, что прошлой ночью вы посетили Бретта.
— Отлично придумано! Вы сами не верите тому, что говорите.
Я сунул бутылку виски в карман и осмотрелся вокруг, как будто проверяя, не забыл ли чего.
— Я был у Кэйзи и играл в покер. Там был и ваш приятель, шеф полиции О'Риден. Можете у него поинтересоваться, сколько он мне проиграл.
— О'Риден? — переспросил он.
— Он самый. Хороший малый, если судить по внешнему виду, мягкий, веселый, все время улыбается.
Саммерс заиграл желваками. Я видел, что он еле сдерживается, чтобы не двинуть мне в челюсть кастетом-перстнем.
— О'Риден играл с вами в покер прошлой ночью? Когда кончилась партия?
— Мы резались с половины восьмого до двух ночи, — не задумываясь, ответил я.
Редферн пожал плечами. Вид у него был усталый.
— Ну что ж, Джексон, можете ехать. — Он сунул руки в карманы брюк. Только глаза выдавали унижение, которое он испытывал. — Куда сейчас

направляетесь, если не секрет?
— Я подцепил одну девчонку и снял квартиру у Кэйзи. У меня нечто вроде медового месяца. Приезжайте как-нибудь навестить нас, инспектор.
— Идем, — сказал Редферн, и они направились к двери.
— А может, тряхнуть этого мерзавца, шеф? — спросил Саммерс.
— Я же сказал, пошли, — проворчал Редферн, и они вышли.
В дверях Саммерс остановился. Он напоминал тигра, у которого стащили обед из-под носа.
— Когда-нибудь я доберусь до тебя, скотина, — прошипел он.
— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, — улыбнулся я. — Начинай прямо сейчас.
— Идем! — крикнул Редферн с лестницы.
Лицо Саммерса перекосилось. Дверь пушечным выстрелом грохнула за ним.
Дав им несколько минут на то, чтобы убраться, я спустился вниз и уплатил за квартиру. Миссис Бакстер я объявил, что сматываюсь, и, прежде

чем она успела меня обнять, вышел на улицу.
Я погрузил вещи, влез на водительское кресло и поехал в свое бюро. Судя по числу улыбающихся девушек, встречающихся на пути, мне было с кем

провести время, не будь у меня срочных дел.
Толпа сорванцов собралась, закружилась, как осиный рой, когда моя машина остановилась возле бюро. Выбрав пацана побойчее и показав монетку,

сказал:
— Ну-ка, боец, посторожи машину, пока не вернусь.
Парнишка, засунув руки в карманы, с независимым видом остался присматривать за машиной. Вид у него был настолько свиреп, что я не знал,

хватит ли у меня смелости забрать машину обратно, Когда я открывал дверь бюро, затрезвонил телефон. Я ворвался в офис и схватил трубку. Но было

поздно, кто-то уже освободил линию. Меня это не взволновало. Никто не интересовался мной неделями. Должно быть, ошиблись номером.

Никто не интересовался мной неделями. Должно быть, ошиблись номером.
Я опустошил ящики письменного стола и сунул в карман пистолет, бросил в корзину для бумаг пустую бутылку из-под виски, запер все ящики. Мое

бюро было маленьким, но родным. Квартира Кэйзи была хорошо обставлена, но не моя, — вот в чем разница.
Когда я собрался уходить, телефон зазвонил снова. Я хотел не поднимать трубку, но потом передумал.
— Мистер Флойд Джексон? — спросил женский голос, и до меня не сразу дошло, кого она разыскивает. Уже месяц никто не говорил мне «мистер». —

Подождите минутку, вас спрашивает Линдсней Бретт.
Я вцепился в трубку:
— Мистер.., кто?
В аппарате что-то щелкнуло, потом она сказала:
— Соединяю, мистер Бретт у телефона. Чистый, приятный голос произнес:
— Джексон?
Это было для меня привычно. Последние месяцы обращение «Джексон» применяли полицейские, особенно обозленный Редферн. Теперь вот и Бретт.
— Слушаю.
— Я хочу поговорить с вами. Немедленно приезжайте ко мне на Оушп Райз. Буду ждать вас в час дня.
Разговаривая с Бреттом, я рассматривал большую афишу, висевшую на стене. Она изображала девицу в купальнике, который был так хитроумно

сконструирован, что казалось — она вовсе без оного.
Девица скалилась ослепительной улыбкой кинозвезды.
Почудилось, что она улыбается мне, и я подмигнул. Странно, но она не ответила.
— Вы ошибаетесь, мистер Бретт, — со значением произнес я в трубку.
— Не понял, что значит «ошибаетесь»? Его тон мог испугать секретаршу или тех, кто у него служит, но только не меня.
— Вы ошибаетесь, потому что я не приеду, — сказал я как можно вежливее, словно портье в отеле.
Установилось молчание, и я заметил, как трубка в руке леденеет, но, может, это мне показалось.
— Я хочу с вами поговорить.
— Если все так серьезно, вам лучше приехать ко мне, да поживее, потому что через час уезжаю из города.
— Не уезжайте, прошу вас, пока я не приеду, — тон уже был совсем другой.
— Уеду в час дня, — сказал я и повесил трубку.

Глава 8

Я спустился с шестого этажа, вышел на улицу, расплатился с рыцарем, который сторожил мою тачку, отогнал ее в соседний гараж и снова

поднялся к себе. Не успел я перевести дыхание, как услышал шаги.
Чтобы добраться до моей конторы из Оушн Райз, нужно было дьявольски поторопиться. Я ждал, что Бретт войдет, задыхаясь от сердцебиения, но

ничего подобного не произошло. Он выглядел так, словно много лет отдал спорту по скоростному подъему на шестой этаж. Казалось, он может

взобраться на Монблан и у него останется достаточно сил, чтобы насвистывать модную мелодию.
Он не постучался и не выказал никаких других знаков вежливости, а обрушился ураганом.
Ростом он был под два метра и весь состоял из одних мускулов. На первый взгляд ему было лет тридцать. Его можно было бы назвать красивым,

если кому-то нравятся упитанные и благопристойные типы, которые встречаются, в основном, среди миллионеров. Он явно принадлежал к породе

властных людей. Его деятельность, видно, была настолько напряженной, что время от времени требовала разрядки.

У него был острый, проницательный

и живой взгляд. Создавалось впечатление, что Линдснея не просто обвести вокруг пальца.
— Это вы Флойд Джексон? — рявкнул он, снимая шляпу и бросая ее на письменный стол.
— Да, мистер Бретт, по-видимому. Он не счел нужным ответить и отвел взгляд в сторону, одарив каждую деталь обстановки высокомерной улыбкой.
— Вчера вечером вы взорвали мой сейф и убили двух охранников.
— Я это сделал? — Я вытащил сигарету и закурил. — И зачем мне баловаться пиротехникой?
Он схватил стул и, подтащив его к столу, сел.
— Не воображайте, что ваше алиби безукоризненно. Я знаком с вашей сказкой о полицейском, с которым вы якобы играли в покер. Этот негодяй

подтвердит что угодно, но вы не играли с О'Риденом прошлой ночью, вы были у меня на вилле.
Он говорил так убедительно, что даже я склонен был ему верить.
— Редферн, кажется, другого мнения, — заметил я. Думая, что он будет со мной спорить, я приготовил аргументы, но Бретт откусил кончик

сигары и пустил струю дыма в мою сторону.
— Наплевать, что думает Редферн, если он, являясь шефом полиции, не может найти и вернуть мне кинжал. Я должен найти его и найду его во что

бы то ни стало.
— О каком кинжале идет речь, мистер Бретт?
— Ладно, не ломайте комедию. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Из моего сейфа вчера украли кинжал Челлини. Думаю, что это ваша работа. Я

предлагаю джентльменское соглашение: давайте не будем впутывать сюда полицию.
Дрожь пробежала по спине, и я с трудом сдержал волнение. Я понимал, что нужно действовать крайне осторожно. Можно вытянуть выигрышный

билет, а можно — и самый несчастливый. Это зависело от того, как я распоряжусь собственными козырями.
— Почему бы вам не заявить в полицию? — осторожно спросил я.
— Потому что она не может ничего, а я могу все. Мне наплевать, что убили охранников, мне наплевать, сядете ли вы в тюрьму. Меня интересует

только одно — как получить кинжал назад. Если я чего-либо хочу, то добиваюсь этого непременно. Вот мое предложение: принесите мне кинжал

сегодня, и я заплачу вам двадцать пять тысяч. Если не принесете к десяти часам вечера, я сделаю такое, что вам и не снилось.
— Что же такое вы можете сделать, мистер Бретт?
— Я сломаю О'Ридену шею, но добьюсь правды! — ответил он разъяренно. Это потребует не так уж много времени и денег. И когда я вырву из него

признание — вы отправитесь на виселицу или электрический стул, даже если для этого мне придется подкупить президента и федеральных судей.
Он наклонился вперед и ударил по столу ладонью.
— Вы видите, что не так просто играть со мной. У меня большая власть… Делайте что хотите, но я желаю вернуть свой кинжал.
— О каком кинжале вы все время говорите? — тихо спросил я. Он долго смотрел на меня, я уже решил, что последует взрыв, но все обошлось,

хотя ситуация была пиковой.
— Я говорю о кинжале Челлини, — сказал Бретт голосом, которым можно было колоть орехи. — Если вы пока не знакомы с его историей, то сейчас

услышите. Знаменитому ювелиру было поручено изготовить пару кинжалов для кардинала Джакобасси. С течением времени один из них оказался в палаццо

д'Осси, а другой бесследно исчез. Без сомнения, он был украден.

Без сомнения, он был украден. Мне повезло стать владельцем этого сокровища. Кинжал — вещь коллекционная и

очень дорогая. Ради предосторожности я предоставил властям его подробное описание. Продать его законным путем абсолютно невозможно. Это все

равно, что предложить на аукцион «Джоконду» Леонардо да Винчи. Я уверен, что вас нанял какой-то коллекционер. Я мог бы попробовать выяснить его

имя, но почти уверен, что знаю его и так. Коллекционеры — странные люди, Джексон. Если предмет достаточно редкий, они хотят заполучить его во

что бы то ни стало, даже если раритет после приобретения придется хранить за семью замками.

Кинжал похитили вы: побывали у моего дома утром, да и ваш счет в банке значительно вырос.
— Как вам удалось выяснить мой счет? — поинтересовался я.
— Банк принадлежит мне, Джексон.
— Я прихожу к выводу, что мне пора сменить банк. Бретт встал.
— Мое последнее предложение: никаких расспросов, никаких подробностей и двадцать пять тысяч, когда доставите кинжал. Если не согласитесь,

Джексон, пеняйте на себя — узнаете, как опасно играть с динамитом!
— Допустим, я найду кинжал и доставлю вам. Какие у меня гарантии, что не встречу в вашем доме Редферна?
— Мое слово, — сухо ответил он.
— Хорошо, — сказал я и пожал плечами. — Договорились. Я вам верю.
Он открыл портфель и достал из него визитную карточку, — Номер моего телефона. Как только кинжал окажется у вас, обязательно позвоните. Я

распоряжусь, чтобы вас пропустили в мой дом, а попасть в него труднее, чем в Форт Нокс . Я

опустил карточку в нагрудный карман.
— Постараюсь нанести вам визит, но особенно не рассчитывайте — кинжала я и в глаза не видел.
— В том, что мы увидимся, я нисколько не сомневаюсь, — мрачно заметил Бретт, направляясь к выходу.
— Еще один вопрос: больше из сейфа ничего не украли? Я внимательно следил за его реакцией. Судя по поведению Паркера и Веды, с Бреттом

могло случиться всякое: и приступ гнева, и полная растерянность. Но я не угадал. Обернувшись через плечо, он нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
Я не собирался упоминать о пудренице — меня вполне могли отправить по ложному следу, но намек я все же сделал:
— Может быть, в сейфе хранилось еще что-нибудь ценное, мистер Бретт?
У моего посетителя вид стал совершенно ошеломленный. И это не было притворством.
— Не понимаю подоплеки ваших расспросов!
Пол закачался под моими ногами.
— Не придавайте большого значения моим словам, я почти не спал последнее время.
Он бросил прощальный взгляд, суровый, как канадская погода, и вышел.
Я испытывал легкое покачивание под ногами до тех пор, пока его шаги не смолкли на лестнице. Потом вытащил пробку из бутылки с виски, налил

стакан до краев и одним залпом осушил. На пустыре вопили мальчишки, наверное, дрались За окном прошелестела машина. Из дырки под плинтусом

выползла мышка и уставилась на меня своими бусинками. Девица с афиши продолжала таинственно ухмыляться, будто ее забавляла сложившаяся ситуация.
— Да, забавно и в самом деле, — сказал я ей. — Очень забавно. Но ведь не ты попала в переделку, а я.

Но ведь не ты попала в переделку, а я.
Я сел на стул, положил ноги на стол и попытался разложить все факты по полочкам.
Итак, на первый план вышел кинжал. Для Бретта пудреница не представляет никакой ценности. И никого винить в этом нельзя, кроме Джексона —

Шерлока Холмса, идиота с бараньими мозгами. Но вернемся к началу игры. Возможно, Герман сообщил правду. Возможно, что Веда и в самом деле

разгуливает во сне, она сперла кинжал и оставила в сейфе пудреницу. Поэтому Герман так злобно требовал пудреницу, ибо, увидь ее Бретт, он сразу

же догадался бы, что кинжал взяла Веда, а через нее коллекционер вышел бы и на Германа Нет, пожалуй, лучше начнем снова.
С другой стороны, лучше обменять мою башку на бутылку виски. Но кто на такой обмен согласится? Я бы не согласился.
Я перенес взгляд с «мисс Бикини» на телефон и вытер лоб потной ладонью.
Наверное, Бретт не шутил, когда упоминал игры с динамитом. Если он раскрутит О'Ридена, я пропал. И у этого чертова коллекционера столько

денег, что он может запросто раскрутить всю полицию Санта-Медины, а не только одного ее шефа.
Я придвинул к себе аппарат и набрал номер.
Голос, мелодичный, как катящаяся с лестницы железная бочка, ударил в ухо:
— Справочная Голливуда.
— Соедините меня с Элом Райаном.
После недолгого ожидания сердитый голос Эла спросил:
— Кто у телефона?
— Флойд Джексон. Как дела, Эл?
— Очень плохо, — убежденно ответил Райан. — Позвони на следующей неделе, когда я отправлюсь в отпуск.
— Слушай, приятель, мне до зарезу нужны кое-какие сведения, — сказал я твердо.
— Я занят, — захныкал Эл. — У меня масса дел. Собрать бы всех друзей и швырнуть под поезд — тогда бы никто не мешал работать.
— Ну, ты юморист, Эл. Как поживает твоя жена? Он насторожился.
— Плохо, очень плохо. Зачем ты впутываешь еще и жену?
— А как дела у той рыженькой, с которой я видел тебя на ипподроме, кажется, в прошлый вторник? Наступило болезненное молчание.
— Это шантаж, Джексон, но ведь ты не из таковских?
— Мне необходимы сведения, Эл, — сказал я мягко.
— Почему бы сразу не сказать об этом? Ты же знаешь, я всегда с радостью помогу другу. Что нужно тебе конкретно, дорогуша?
Мы с «мисс Бикини» обменялись понимающими взглядами.
— Что тебе известно про поставщика живого товара, который величает себя Корнелиусом Германом?
— Честно сказать, немного. Его бюро расположено на бульваре Сан Сет. Оно принадлежит ему лет пять-шесть. Это ловкий импресарио. Он

обслуживает девиц, занимающихся стриптизом. Последний год у него были трения с Лигой американских матерей, а два месяца назад он повздорил с

Джой Мани. Такие типы, как Герман, всегда наживают множество врагов..
Я с ненавистью уставился на телефон. Ничего нового я не узнал.
— Кроме стриптиза, он никакими делишками не занимается?
— Насколько я осведомлен — нет. Герман зарабатывает бабки на девочках и буквально пасет каждую.
— А как насчет малышки Веды Руке, ничего не слышал?
— А как же! — трубка разогрелась, так часто задышал в нее Эл на другом конце провода.

— Это лучшая из «листопадниц». Я видел, как она

скидывает свои постромки. Замечательное зрелище!
— Ты случайно не знаешь, есть ли у Германа приятель, который собирает древности? Эл хихикнул:
— Древности? Ты имеешь в виду женщин определенного возраста?
— Да нет же, кретин. Древности — такие вещички, как столики, безделушки и прочая дребедень.
— Как тебе сказать… Герман достаточно близок с Домиником Бойдом, у которого дом в Беверли Хиллз и который под воротничок набит

«капустой». Вполне возможно, он именно тот, кем ты интересуешься.
Я навострил уши:
— Высокий шатен с прилизанными волосами и лошадиной мордой?
— Может быть. Он носит костюмы петушиной расцветки и выглядит немного по-бабьи.
— Точно!
Я собрался, как боксер перед пятнадцатым раундом.
— Кто он такой, Эл?
— Не знаю, откуда его занесло в наши края. Просто выскочил ниоткуда лет шесть назад. Знакомый парень говорил, что он из баронов какой-то

северной страны. Наварил больше миллиона на подпольной торговле алкоголем. Из всего, что я о нем слышал, следует вывод: с ним опасно

связываться. Еще о нем ходят слухи, что он сбежал из психушки, но я в это не верю.
Я секунду поразмышлял над услышанным:
— Большое спасибо, Эл. Думаю, этого достаточно. Сожалею, что потревожил…
— Пожалуйста, Флойд, забудь о рыженькой. У нас была деловая встреча.
— Ага, — язвительно сказал я на прощание, — то-то ты ее лапал. Наверное, из-за того, что она была холодна как лед.
Итак, Герман действительно преуспевающий импресарио. Веда действительно раздевается на сцене. А вот наш маленький приятель Доминик — совсем

не компаньон Германа. Бывший барон, бывший псих по фамилии Бойд. Ныне Паркер.
Я обсасывал полученные сведения с полчаса. Из них вытанцовывался приличный букет гипотез. Правда, не было ни одной, с чем можно было бы

пойти ва-банк. Одно меня угнетало: к десяти часам я должен был доставить кинжал Бретту. И угнетало довольно сильно из-за упоминания об

электрическом стуле. Надо было убедить Германа избавиться от кинжала. Первое, что мне пришло в голову, — это отправиться к Бонду и выкрасть. Но

я проголосовал против. В данном случае риск был неуместен.
Я оглядел офис последний раз, закрыл окно и спустился на улицу. Мне понадобилось полчаса быстрой езды, чтобы добраться к бульвару Сан Сет.

Внешний вид здания, в котором снимал бюро Герман, натолкнул на мысль, что дела мои пошли бы куда успешнее, если бы я занялся поставкой живого

товара.
Бюро размещалось на восьмом этаже. Вы проходите сквозь стеклянную дверь и попадаете в сверкающий вестибюль. Перед вами батальон милашек за

прилавками, где можно купить все: от орхидеи в бутоньерку до бриллиантовой диадемы, в зависимости от состояния вашего счета в банке. Слева —

справочное бюро, телефонные кабины и агентство по продаже театральных билетов. Табло под лестницей извещало, что можно побриться, постричься и

принять сеанс турецкой бани, если не сочтете за труд спуститься в подвал.
Я поднялся на скоростном лифте, прошел по пружинящему ковру и остановился перед зеркальной дверью с надписью на одной створке: «Корнелиус»,

а на другой — «Герман».

Я увидел через стекло белокурую малютку, сидящую за селектором на расстоянии вытянутой руки от двери. Остальное

пространство приемной было занято креслами, выстроившимися в четыре ряда.
Я открыл обе створки сразу и вошел без ложного чувства скромности. Телки, дожидавшиеся просмотра своих профессиональных качеств, во все

глаза следили за тем, как я двигался. А я не спешил. Ждать очереди, чтобы тебя наняли раздеваться для публики, не такое уж приятное занятие, и

если зрелище ста шестидесяти фунтов мужской плоти способно оживить их серое прозябание, ну что ж, пожалуйста.
— Мистер Герман у себя? — спросил я у блондинки, которая явно пыталась угадать, кто я такой.
— У вас назначена встреча?
— Нет, — ответил я, — но он меня примет. Скажите, что меня зовут Флойд Джексон и что я тороплюсь.
Я взглянул на девочек через плечо. Они сгорали от любопытства.
— Мистер Герман не принимает никого без договоренности. Право, мне очень жаль.
— Спросите у него самого, и вы приятно удивитесь. Мы с ним такие друзья, что о-го-го. Она нервно хихикнула:
— Это не шутка? Мистер Герман не любит, когда его беспокоят.
— Он так обрадуется моему визиту, что непременно прибавит вам жалованье. Действуйте, крошка! Сообщите ему приятную новость.
Она вызвала по переговорнику босса.
— Вас спрашивает мистер Флойд Джексон. Не успел я подойти к девочкам, чтобы малость с ними пообщаться, как секретарша бесстрастным тоном

произнесла:
— Входите, мистер Джексон. Мой шеф хочет вас видеть немедленно.
Я посмотрел на телку, у которой ярче всех был накрашен рот, выразительно подмигнул и вошел в кабинет.
Я оказался в просторной и светлой комнате, полной солнца, сигаретного дыма и настенных фотографий хорошеньких, но весьма скудно одетых

девочек. Герман сидел за громадным письменным столом, заваленным бумагами, которые могли оказаться чем угодно: контрактами, письмами или

неприличными рукописями. Его круглое лицо было таким же пустым, как портмоне нищего, а в глазках застыло подозрительно-настороженное выражение.
— Неожиданный сюрприз, мистер Джексон, — быстро сказал он. — Должен сказать, что так скоро я вас не ожидал.
— Для меня это тоже сюрприз, — я подтянул поближе к себе кожаное кресло и сел.
— Вероятно, вы принесли мне кольцо, которое недавно одолжили? — спросил Герман, посапывая, как делает орангутанг перед тем, как оторвать

вам руку.
— К сожалению, его пришлось продать, — сказал я с грустью в голосе. — Один паренек обещал мне полторы тысячи, но никогда не платит долгов.
— Понимаю, — он задумчиво посмотрел в окно. — Однако меня несколько волнует причина вашего появления. В чем дело, Джексон?
— Конечно, — я пододвинул ониксовую пепельницу, — я пришел не для того, чтобы терять время. Как поживает мистер Доминик?
— Довольно сносно, мистер Джексон. Разумеется, он человек опасный. Думаю, он немного сердит на вас. На вашем месте я держался бы от него

подальше.
— Удивительно, как ему позволили покинуть лечебницу. Его фамилия Бойд, не так ли? И он коллекционирует древности…
Герман нахмурился, глядя на свои ногти.
— Провели расследование, Флойд?
— Я был детективом.

Кто хоть однажды этим начал заниматься, тому трудно не сунуть нос в дела другого. Я стряхнул пепел на письменный стол.
— Веда шлет вам наилучшие пожелания. Милая девочка, немного импульсивная, но очень милая.
— Дурочка! — сказал Герман, и голос его стал металлическим.
— Да вы не знаете женщин! Она не думала ни о чем плохом, когда вырубила вашего приятеля. Любая уважающая себя девушка обязана была дать по

черепу такому типу, как Бойд.
— И все же, зачем вы пришли?
На мое лицо выкатилась широкая улыбка:
— Я пришел за кинжалом.
Наступило долгое, томительное молчание. Маленькие черные глазки замигали.
— Мне кажется, я не совсем вас понял, — сказал он наконец.
— Я видел Бретта, — затушив сигарету, я закурил новую. — Вы уже встречались с мистером Бреттом?
Герман ответил, что никогда не встречался с мистером Бреттом.
— Жаль, это еще тот фрукт. Он никогда не позволит забыть тот факт, что существует на свете. Чувствует он себя весьма уверенно. Он желает

получить свой кинжал и получит его во что бы то ни стало. Его уверенность передалась и мне. Я заверил его, что заберу кинжал у вас и принесу.
Герман изучал меня еще несколько минут.
— А почему вы думаете, что он у меня?
— У вас его нет, — сказал я. — Он у Бонда. Но вы с ним приятели и замешаны в этой истории. Я подумал, что смогу вас уговорить расстаться с

ним.
— Я замешан в этой истории?
Черные глазки заблестели, как стеклянные бусинки.
— И еще как! — сказал я, подавшись вперед вместе со стулом. — Бретт предложил мне посодействовать в этом деле, — и я свободен. Все, что он

хочет, — кинжал. Если он не получит свое сокровище, меня ожидает довольно неприятная пересадка на электрический стул. Что же делаю я? Я вам

предлагаю: отдайте мне кинжал или я выдам вас Бретту. Он подозревает, что Бойд был инициатором этой кражи, а Веда… (я ее хорошо припрятал)

будет главным свидетелем. Чтобы спасти свою шкуру, она бросит вас обоих на растерзание, да так быстро, что вы и глазом не успеете моргнуть, как

очутитесь перед судом. Все факты против вас. Даю информацию: у меня есть Веда, у меня есть пудреница, у меня есть гарантия Бретта. Если вы не

уговорите Бонда отдать кинжал, оба пойдете ко дну.
Герман достал золотую коробочку и извлек сигарету. Пока он раскуривал, его глазки ощупывали мое лицо. Внешне он оставался спокойным, но я

видел, что слова мои ему далеко не безразличны.
— Бретт заплатит, если кинжал будет возвращен? — спросил он, и голос его прозвучал высоко и пронзительно. Я посмотрел на него с

саркастической улыбкой.
— Какой разговор! Двадцать пять тысяч.
— Понятно, — на мгновение его лицо засветилось.
— Мы сможем поделить вознаграждение между собой, мистер Джексон. Бойц деньгами не интересуется.
— Думаю, нет, — я поудобнее устроился в кресле. — Вы ничего не получите. Однажды вы сказали, что я пройдоха и действую осторожно. Ваша

правда. Так вот, вы заберете кинжал у Бойда, и платить я вам не буду, потому что у меня пять козырей, а у вас…
Его лицо покраснело.
— Думаю, что с вашей стороны будет более благоразумным поделить добычу, мистер Джексон.

— Думаю, что с вашей стороны будет более благоразумным поделить добычу, мистер Джексон.
Ногой я отправил стул на место и встал.
— Я вернусь сюда в четыре, так что принесите кинжал или приготовьтесь к самому худшему. Вы достаточно долго делали из меня дурака. Теперь

пришло мое время. Или в четыре кинжал будет здесь, или вам с вашим маленьким другом придется раскрыть свой план в кабинете Редферна. И не

пытайтесь со мной шутить. Свои приключения я изложил в письме, и Веда держит его у себя. Если к шести часам я не вернусь, она отправит мою

писанину Бретту.
Мы долго мерили друг друга взглядом. Потом я вышел, оставив Германа в кабинете, спокойного, холодного и сдержанного, как кобру,

притаившуюся в кустах.
Потенциальные стриптизерки с интересом смотрели на меня, когда я проходил мимо. Как по команде, они отпрянули назад, когда хлопнула дверь

кабинета. Маленькая блондинка так и осталась сидеть с полуоткрытым ртом.
Небрежной походкой я пересек комнату и вышел в коридор.
На лифте спустился к «кадиллаку» и, садясь в машину, посмотрел наверх.
Три окна на восьмом этаже были открыты. Все девочки, включая маленькую блондинку, внимательно смотрели на меня сверху. Рот блондинки

раскрылся еще шире, когда я садился за руль, и мысль о том, что эти курочки еще долго будут помнить меня, была приятна.
Даже распоследнему из петухов импонирует, что он произвел на обитательниц курятника неизгладимое впечатление.

Глава 9

Мне предстояло убить три часа до встречи с Германом, но в Голливуде — это не проблема. Первый я провел за обедом, лучшим за последние пять

лет. В меню не было такого дорогого блюда, которого я бы пожалел для любимого сыночка миссис Джексон.
Остальные два я начал с того, что отправился к киностудии «Парамаунт» и остановил машину перед входом. Если вам некуда девать время, это

довольно симпатичный способ его убить.
Очаровательные милашки снуют взад-вперед и всегда довольны, когда кто-нибудь провожает их восхищенным взглядом.
Я сидел в машине, глазел на старлеток и обдумывал планы на будущее. Скоро я смогу ощутить в кармане приятную тяжесть двадцати пяти кусков.

После некоторых колебаний я решил свозить Веду в Майами. Мне всегда хотелось пожить во Флориде, где принято сорить деньгами. Для моего комплекса

неполноценности подобное занятие будет весьма полезным. Слишком долго я был бедным, не представляющим особой ценности детективом.
Я с пристрастием разбирал всевозможные варианты и не находил прокола: Бойд обязан вернуть кинжал, если не хочет провести остаток жизни в

тюрьме, а Бретт вручит мне за него двадцать пять тысяч зелененьких. Ох, и разгуляюсь я на воле!
Я представил себе, как вместе с Ведой купаюсь в теплом ласковом море и валяюсь на песке. Все это осуществимо при условии, что Бретт сдержит

обещание. Я размечтался, как иду в бюро путешествий и покупаю билеты до Майами.
Однако время приближалось к намеченному сроку, и я включил зажигание. Часы на приборной доске показывали четыре, когда я затормозил перед

Вилшоп Билдинг.
На этот раз никакой болтовни. Либо выйду с кинжалом, либо…
Я одернул манжеты, поправил шляпу, быстрым шагом пересек коридор и направился к лифту.
Когда я вошел, кресла вдоль стен пустовали.

Когда я вошел, кресла вдоль стен пустовали. Блондинка секретарша сидела за столом. От звука резко открытой двери она подскочила и вцепилась

в край стола, который держал ее в плену.
— Тот же посетитель к тому же лицу, — сказал я. Вид у нее был ошарашенный. Я не знал отчего, то ли от напряженной работы, то ли от

неожиданности моего появления.
— Входите, мистер.
Она указала на дверь кабинета, затем схватила пальто, лежавшее на стуле, и быстро упорхнула из клетки.
Я обернулся и с минуту размышлял о поспешном бегстве, ничего не понимая. Секретарша не стала ожидать лифта и ринулась вниз так поспешно,

словно ей сказали, что внизу бесплатно раздают нейлоновые чулки.
Я оглядел закрытую дверь кабинета Германа и пустые кресла вдоль стены. Все это перестало мне нравиться.
Моя рука скользнула под мышку проверить, на месте ли кобура с револьвером, и тут за спиной гортанный голос приказал:
— Не двигаться!
Я медленно посмотрел через плечо.
Худой дылда, на котором, как на вешалке, болтался костюм в серую клетку, поднимался из заднего ряда кресел.
Так вот чем объяснялось волнение и поспешное бегство маленькой блондинки. Он притаился там, ожидая моего появления. Физиономия под полями

фетровой шляпы была выбрита не слишком тщательно и напоминала крысиную морду. Смотреть на нее было неприятно.
— Вы это мне? — сказал я, стараясь не делать лишних движений.
— Заходи, — рукой он указал на кабинет Германа, — и будь добр, веди себя как полагается.
Мысль, что, вероятно, следует перенести поездку в Майами, своевременно посетила меня, и я порадовался, что не купил билеты заранее. Без

особого удовольствия я переступил порог кабинета, Паркер сидел в кресле Германа. Возле окна торчал еще один тип, вертя в руке здоровенную пушку.

Он был маленький, толстый и походил на головореза из третьесортного триллера. Герман отсутствовал.
— Привет, дружок, — сказал я Паркеру тепло, но не слишком. — Как голова, не болит?
— В прошлый раз ты оказался слишком хитрым и проницательным, Джексон, — сказал он тоном, отдающим уксусом. — Я не хочу тратить время на

бесплодные разговоры. Никакого кинжала не получишь. Это, во-первых, во-вторых, тебе придется ответить на некоторые вопросы. Лучше дать ответ

сразу, если не хочешь, чтобы его вырвали силой. В любом случае ты закончишь свободным полетом из окна этого кабинета.
Идея парить с восьмого этажа совсем не показалась мне забавной, но, поразмыслив, я решил не заострять на этом внимание.
— Ты ничего от меня не добьешься, — сказал я как можно спокойнее. — Я предупредил Германа, что оставил письмо в надежном месте и оно

попадет в руки Редферна, если я не вернусь в указанное время. Тогда всей вашей компашке несдобровать.
Он пренебрежительно усмехнулся.
— Я так не думаю. Покончив с тобой, мы займемся письмом, если оно вообще существует.
— Я человек предусмотрительный, — ответил я, а сам лихорадочно подсчитывал в уме шансы, успею ли выхватить пушку, прежде чем дылда наделает

в моем организме дырок.
— Письмо есть, будьте уверены, — сказал я со всей убедительностью, на которую был способен.
Паркер был спокоен, но мне не нравилось отсутствующее выражение на лице.

— Итак, вопрос первый: где Веда?
— В надежном месте.
Худой верзила, должно быть, был ясновидящим, так как сунул руку мне под мышку и вытащил револьвер.
— Тебе он больше не понадобится, гад, — шепнул он мне на ухо.
— Я заставлю тебя говорить, — прошипел Бойд, — тебя, наверное, никогда не били каучуковой трубкой по голове? Это неприятно, зато не

оставляет следов. Мы исполним траурный марш Шопена на твоем черепе вместо барабана.
Толстяк отклеился от подоконника и вынул из кармана каучуковую трубку. Он стал подбрасывать ее на ладони, свирепея на глазах.
Размышляя, я пришел к выводу, что место для выяснения отношений было выбрано ребятками неудачно. В здании было полно респектабельных людей,

которые непременно пожелали бы узнать, откуда шум, коли таковой возникнет. И вообще, эти жалкие террористы нагоняли на меня тоску.
Я надеялся, что верзила понимает, что шуметь нельзя, поэтому, резко повернувшись, я двинул ему в подбородок.
От неожиданного удара он не удержался на своих ходулях и рухнул на пол, неловко приземлившие? на правую руку, зато толстяк не растерялся и

бросился на меня разъяренным тигром.
Бойд вскочил с кресла и подставил этому бойцу подножку. В это время дверь открылась и, держа пистолет в руке, вошел Лу Фарелл с видом

человека, собравшегося подышать перед сном свежим воздухом.
— Салют! — поздоровался он. — Эти мальчики вас обижают, Джексон?
Я воспользовался замешательством в стане противника и влепил толстяку сочную оплеуху. Он отлетел и тяжело грохнулся о спинку стула. Трубка

выпала у него из рук. Верзила посмотрел на свою, очевидно, вывихнутую руку и завопил так, что задрожали стены.
Лу направил пушку на Бойда, не выпуская из виду и толстяка. Пистолет в его руке смотрелся достаточно убедительно.
— Не волнуйтесь, парни, — сказал он беззаботно, — посмотрите, что стало с вашим маленьким приятелем, то же будет и с вами.
Он быстро шагнул вперед и ударил Доминика прямым в левый глаз. Пока Бойд падал навзничь, я успел схватить настольную лампу и далеко не

плавно опустил ему на голову. Этого показалось мне недостаточно, и для верности я запустил в него ониксовой пепельницей. Вслед за этим

последовала пачка фотографий с изображениями голых девочек, а я порыскал глазом в поисках предметов потяжелее.
Я так озверел потому, что вспомнил, как этот разбитоголовый грозился выбросить меня с восьмого этажа без парашюта.
— Не сердись, — сказал Лу грубому толстяку, который уже очухался и теперь подпирал стенку.
Я ухватил Бойда за шиворот и поставил на ноги. Он плюнул мне в лицо и попытался было размахнуться ручонками, норовя попортить мне

внешность. Я уклонился от его размахиваний и влепил для симметрии и в правый глаз. Потом встряхнул несколько раз и швырнул в кресло.
Его воинственность испарилась, но, чтобы не возникало рецидива, я нанес Доминику мощнейший хук в челюсть.
Это добило его окончательно — мой недруг застыл в кресле неподвижно.
Я поправил манжеты, стряхнул пыль с рукава и, честное слово, почувствовал себя лучше.
— Салют, — сказал я союзнику, — откуда ты взялся, Лу?
— Ник велел мне всюду следовать за вами, — сказал Лу, безмятежно улыбаясь.
— Поедем или еще поговорим с ребятками по душам? — Он бросил многозначительный взгляд на верзилу, который баюкал вывихнутую руку.

— Поедем или еще поговорим с ребятками по душам? — Он бросил многозначительный взгляд на верзилу, который баюкал вывихнутую руку.
— Поедем, — сказал я.
Подойдя к Бойду, я попытался поставить его на ноги, но он выскользнул из рук и разлегся на полу.
— Где кинжал? — спросил я, поднося к его носу кулак. Он очнулся, посмотрел на меня распухшими глазами и пробормотал:
— У меня.
— Тогда к тебе и поедем. — Я подтолкнул Бойда к двери и повернулся к Лу. — Я чувствую себя в безопасности, если ты поблизости.
Мы оставили толстяка и верзилу в покое, раз уж они перестали проявлять к нам интерес, и двинулись к лифту.
Я вел Бойда к выходу, бережно поддерживая его под локоть. Ноги ему плохо повиновались. Лу держался сзади.
— Еще один такой фокус, и я отправлю тебя прямиком к Редферну, — сказал я.
Доминик прислонился к стенке и вытер рукавом пот.
Мы спустились на первый этаж. Мальчишка-лифтер посмотрел на Бойда и опустил глаза. Хорошо вышколена прислуга в этом здании.
Мы пересекли тротуар, и я запихнул свой трофей на заднее сиденье машины.
Бойда не пришлось долго упрашивать, чтобы он сообщил свой адрес. Он жил на Малкольм Драйв.
Мы проехали по длинной аллее вдоль лужайки, на которой вполне можно было разместить площадку для игры в гольф, и подъехали к дому,

настолько импозантному, что он при некотором воображении мог сойти за Букингемский дворец.
— Выходи, — сказал я Доминику, когда Лу остановился перед входом.
Он почему-то не стал возражать.
— Не хочу больше рисковать, — объяснил я Лу. — Если мерзавец будет фокусничать, дай ему рукояткой по голове.
Но по всему было видно, что у Бойда отпало всякое желание фокусничать. Он едва передвигал ногами, и нам пришлось тащить до входной двери

его на себе.
Мы прошли в вестибюль размером с ангар для самолетов.
— Кинжал, — сказал я, — и покончим с этим. Старый джентльмен, похожий на архиепископа, но, очевидно, дворецкий, возник перед нами. Увидев

Бойда, он открыл рот и двинулся на нас, но мой грозный вид заставил его остановиться.
— Велите ему не мешать нам, — приказал я Войду.
— Идите, Джон.
Старый джентльмен минуту колебался, затем удалился.
— За кинжалом, Доминик, скорее, — торопил я его. — У меня нет времени.
Он провел нас в соседнюю комнату, открыл сейф и вытащил футляр с кинжалом. Молча протянул мне. Бледное лицо Бойда при этом говорило больше,

чем десять томов слезоточивых мелодрам.
Я открыл футляр, посмотрел на кинжал и захлопнул крышку раньше, чем Лу успел что-нибудь рассмотреть.
Это была дорогая игрушка, и я не хотел, чтобы кто-нибудь знал о ее ценности.
— Порядок, — сказал я, — эту безделушку я отдам Бретту. И предупреждаю, не попадайтесь больше на моем пути.
— Уходите, — прошипел Бойд, закрывая лицо руками.
Таким мы его и оставили. Этот парень был достаточно крепок для одного удара, но два — выбили его из колеи. Трепка, которую я ему задал,

спасла его окончательно.
Мы вернулись к Кэйзи.
Перед тем как подняться к Беде, я произнес высокопарную речь, наговорил Лу кучу комплиментов и горячо поблагодарил за помощь.

Перед тем как подняться к Беде, я произнес высокопарную речь, наговорил Лу кучу комплиментов и горячо поблагодарил за помощь.
Не дав ему времени броситься мне на шею, поспешно скользнул в лифт и прикрыл за собой дверь.
Я нашел Джо, раскладывающего пасьянс перед дверью моей комнаты. Увидев меня, он бросил карты, встал и потянулся.
— Ну, слава богу, вернулись. Клянусь, дружище, эта работа меня замучила.
— Были трудности? — спросил я, указывая головой на дверь.
— Определенные, — сказал он, улыбаясь и передавая ключ. — Она разбудила всех дьяволов в аду, но я пообещал влепить ей затрещину. Только

тогда она успокоилась. Я давно заметил, что говорить с бабами с позиции силы — единственный способ их урезонить, когда ничто другое не

действует. Следует быть с ними покруче даже тогда, когда они ведут себя с вами ласково и нежно.
— Думаю, вы правы. Я должен снова уехать в половине девятого, так что поработайте на меня еще раз.
— Ради бога! — воскликнул он. — Но она все равно не сможет выйти, зачем же мне терять время и торчать под дверями?
— Об этом вам лучше поговорить с Ником, но мне бы хотелось, чтобы вы побыли ее сторожем до моего возвращения. Поверьте, это важно.
Джо недовольно пожал плечами:
— Ладно, ладно, в половине девятого буду здесь как штык. Он вошел в лифт и захлопнул за собой дверь. Я нашел Веду на диване. На ней была

все та же бледно-голубая пижама, которая казалась прозрачной. Она перелистывала какой-то журнал с кричащей обложкой. На столике рядом с диваном

стоял бокал с виски. На полу валялась пачка иллюстрированных изданий.
— Вернулся наконец, — проговорила она, отложив журнал.
— Вернулся, как видишь. Все в порядке?
— Немного устала от одиночества. Мы уедем сегодня вечером, или я снова буду играть в графа Монте-Кристо, запертого в одиночной камере?
— Сегодня вечером у меня дела. Может быть, завтра утром.
— А что делал днем?
Я приготовил виски с содовой:
— Занимался делами.
— Думаешь, что ты слишком умен и изворотлив? — голос ее звучал жестко. — Но если хочешь знать мое мнение: ты всего лишь мелкий шпик,

который так долго заглядывал в замочные скважины, что сквозняком унесло его ум.
— Не спорю, — согласился я, — но сегодня я переменил мнение о себе.
— Правда? С чего бы это?
Я отпил половину порции и поставил бокал на стол:
— Когда была девочкой, ты ходила во сне, или это очередной блеф?
Взгляд ее сделался твердым:
— Может быть. Это зависит от того, как ты к этому отнесешься.
Я допил виски и закурил:
— Посмотри-ка сюда.
Я вытащил красный кожаный футляр, открыл его и положил кинжал ей на колени.
Наступило молчание. Она не дотронулась до безделушки и сидела неподвижно. Казалось, даже перестала дышать.
— Я видел Бретта. Если верну кинжал, никаких неприятностей не будет. Сегодня, в девять часов вечера, я отдам ему это сокровище, он заплатит

кругленькую сумму, и мы сможем укатить с тобой на каникулы. Но прежде ты обязана рассказать, что произошло в ту ночь.

Она оттолкнула кинжал с легкой гримасой:
— Откуда он у тебя?
— Бойд отдал. Ты ведь знаешь, что Паркера на самом деле зовут Бойд? — Она утвердительно кивнула, и я продолжил:
— Он вернул кинжал мне, когда я убедил его, что Бретт не будет поднимать шум. Коллекционеру наплевать, что произошло с Германом, тобой и

Бойдом. Бретт знать не хочет, кто из вас замешан в краже и в какой степени. Все, что ему нужно, — это вернуть кинжал.
— Он узнает все, когда найдет мою пудреницу, — сказала она с натянутой улыбкой.
— Бретт не найдет пудреницу. Я вытащил ее из сейфа и спрятал между крыльями каменной птицы, украшающей террасу его дома. Я заберу ее

сегодня вечером, когда буду уходить от Бретта, Она сжала мою руку:
— Правда?
— Конечно. Я понимаю, что она причинила тебе уйму неприятностей. Ты мне все больше и больше нравишься, дорогая. Я думаю, нам стоит

отдохнуть, посорить деньгами, а куда ехать, не имеет значения.
Какое-то время она изучающе смотрела на меня, потом рассмеялась:
— Буду счастлива, если это не розыгрыш.
Я подошел к телефону и попросил соединить с агентством воздушных сообщений, чтобы заказать два билета на самолет до Майами на имя мистера и

миссис Джексон.
Ее глаза излучали благодарность и радость, что позволило мне пододвинуться к ней поближе.
— Ну вот, — сказал я, взяв ее за руку, — разве это не доказательство, что я побежден?
— Дай мне сигарету, и я все расскажу. Она закурила и, резко дернув плечиком, все рассказала. Все произошло так, как изложил мне Герман. Она

исполнила свой номер у Бретта, потом он показал гостям кинжал. Когда Веда озабочена или расстроена, она действительно разгуливает во сне. Это у

нее с детства. В тот вечер Бретт слишком много выпил и стал нахально приставать к ней, но она решительно отвергла его притязания. Боясь, что он

не заплатит за выступление, Веда легла спать расстроенной. Во сне она вынула кинжал из сейфа, а на его место положила свою пудреницу. Вернувшись

домой, она обнаружила в сумочке кинжал Челлини и убедилась в пропаже пудреницы. Веда поняла, что случилось непоправимое, и от страха потеряла

голову. Герман был единственным человеком, к кому она могла обратиться за помощью. Веда рассказала ему всю историю и показала кинжал. Он

посмеялся над ее страхами и сказал, что сейчас же соединится с Бреттом и все уладит. В это время вошел Бойд. Он заметил кинжал и предложил

заработать деньги на нем. Доминик давно мечтал о такой вещице. Бретт напрасно будет ломать голову, стараясь найти свой раритет. Веде все это

очень не понравилось, но она зависела от Германа и боялась ему перечить. Бойд предложил план, по которому надлежало, пока Бретт в отъезде,

забрать пудреницу, а вместо нее положить бомбу. Таким образом, Бретт и знать не будет, что кинжала в сейфе к моменту взрыва не было. Чтобы

создать девушке надежное алиби, он приказал Веде во время взрыва находиться в ночном кафе. А на роль дурака-взломщика Бойд предложил Герману

подобрать кого-нибудь из нуждающихся в деньгах.
— Ты видишь, — сказала она в заключение, — что, если бы пудреница нашлась, Бретт понял бы, что подмену совершила я. Бойд был уверен, что

если меня арестуют, то я его покрывать не стану. Теперь, когда кинжал был у него, он не желал с ним расставаться. Поэтому-то и нужна была ему

моя пудреница: для того чтобы владеть уликой против меня.

Бойд понимал также, что пудреница у тебя. Если с тобой справиться сложно, то со мной

он мог разделаться в мгновение ока. Я боялась этого психопата, поэтому помогла тебе освободиться и бежать, зная, что ты меня не оставишь.
— Но почему ты сразу все не рассказала, а выдумала какую-то запутанную историю?
— Потому, что обещала Бойду не выдавать его. Но теперь, когда ты все раскрутил, молчать не имеет смысла.
Я тщательно перебрал все изложенное Ведой в голове и не нашел ни одного изъяна. У меня было такое ощущение, что Веда на сей раз сказала

правду.
— Значит, эта история с пудреницей не сулила никаких денег?
— Конечно. Пудреница принадлежала мне, и я хотела получить ее обратно.
— Получишь. Думаю, что сейчас следует позвонить Бретту и предупредить его о своем приезде. Больше я не хочу рисковать и иметь дело с

охранниками и свирепыми псами.
Я нашел в кармане карточку с номером телефона Бретта. На этой же стороне было написано: «Лучший друг мужчины — его жена».
— Ну разве не забавно читать на карточке такого мужчины, как Бретт, подобные изречения, — сказал я, бросая карточку на колени Веде.
Пока девушка разглядывала ее, я дотянулся до телефона и набрал номер. Тут же отозвался ласковый, музыкальный голос его секретарши:
— Владения мистера Бретта.
— Алло, это Флойд Джексон. Передайте мистеру Бретту, что я буду у него в десять часов. И еще скажите, то, что он потерял у меня.
— Непременно передам, — сказала она. Потом добавила:
— Очень рада, мистер Джексон.
— Я тоже, — ответил я, размышляя, так ли она хороша, как ее голос.
Пока я рассыпался в любезностях, Веда приготовила виски с содовой. Свет, пронизывающий ее пижаму, не оставлял сомнений в соблазнительности

ее содержимого.
Перед тем как сосредоточиться на анализе своих чувств к Веде, я еще раз задержал взгляд на афоризме с обратной стороны визитной карточки.
— Слушай, это ты написала, что лучший друг мужчины — его жена?
— Не знаю, — она протянула мне полный фужер виски. Выражение ее глаз ни о чем мне не говорило. — Никогда не была замужем.
Я постучал по карточке ногтем:
— Меня интересует, кто это написал? Что имелось в виду, когда это писалось?
— Если тебя это так волнует, почему бы не спросить у самого Бретта?
— Ты знаешь, что твоя пижама просвечивается насквозь? — плавно перешел я на более волнительную тему.
— Естественно.
Вопрос был исчерпан, и мы осушили фужеры. Я убрал кинжал в ящик. Оставалось убить несколько часов до десяти. Я взглянул на Веду.
— Знаешь, прозрачная пижама гораздо лучше, чем непрозрачная, — произнес я со значением.
— Конечно.
Она медленно направилась к дверям спальни. Я любовался ее походкой. Подняв бровь, она взглянула на меня через плечо и вошла в спальню. Я

последовал за ней.
Прекрасный способ убить время, если вы не знаете, куда его деть.

Глава 10

Фары «кадиллака» бросали длинные лучи на извилистую дорогу, ведущую к Оушн Райз. Лу Фарелл небрежно крутил баранку. Мне не хотелось брать

его в эту поездку, но Кэйзи настоял.

Лу Фарелл небрежно крутил баранку. Мне не хотелось брать

его в эту поездку, но Кэйзи настоял. Он сказал, что не доверяет Бретту и тот вполне мог приготовить особый план. Я напомнил, что Бретт дал мне

слово. Кэйзи только рассмеялся — слово миллионера немного стоило в его глазах. Свою мысль он подкрепил цветистым и довольно сочным выражением.
В конце концов я сдался. После того как Лу показал себя в деле, я был не прочь иметь его рядом.
Нам не понадобилось много времени, прежде чем свет фар вырвал из темноты трехметровую ограду возле дома Бретта.
— Остановись здесь, — сказал я Лу. — Зажигание не выключай, могут привязаться охранники.
Лу остановил машину у ворот, и мощный луч ослепил нас на мгновение.
Пара охранников в униформе возникла возле нас. Я вышел им навстречу, так как не хотел, чтобы они видели Лу.
— Мистер Бретт ждет меня, я Флойд Джексон. Свет фонарика ударил мне в лицо.
— Вроде действительно Джексон, — сказал один из охранников после продолжительного осмотра. — Входите, я позвоню в дом. Хотите поставить

машину в гараж?
— Нет. Она останется здесь, я прогуляюсь пешком.
— Как хотите, но это будет длительная прогулка.
— Мне полезны упражнения, я слишком растолстел. Он пожал плечами и направился к воротам.
— Порядок, — сказал он второму охраннику. — Это тот, кого ждет хозяин.
Охранник посмотрел на меня и что-то проворчал под нос.
Мы вошли в сторожевую будку. Она была чистой и достаточно просторной. Возле двери располагалась стойка с четырьмя карабинами и

патронташами.
Охранник подошел к висевшему на стене телефону и прошептал несколько слов. Голос, зарокотавший в трубке, заставил его сосредоточиться.
— Джексон здесь, мистер. Я собираюсь послать его к вам…
Да, мистер.
Он повесил трубку, шмыгнул носом и дружелюбно улыбнулся:
— Этот добряк любит, когда его называют «мистер». А вам, Джексон, хотелось бы быть важным фруктом и чтобы парень, вроде меня, говорил вам

«мистер»?
— Еще бы.
— Да, может, кто-то и привыкает льстить хозяину, а вот я сыт по горло. У вас есть пистолет? Я ответил, что оружия не ношу.
— Мне нужно убедиться, старина. Босс так велел. Ничего, если я вас поглажу? Не хочу вас обижать, но таков порядок.
Он похлопал меня со всех сторон, обнаружил футляр и вытащил его из кармана.
— Что это за фиговина, приятель?
— Эта фиговина принадлежит вашему хозяину, так что, если вы ее откроете, я буду вынужден рассказать Бретту об этом, а ему это может не

понравиться.
— В принципе здесь хлопушка не поместится. — Он вернул мне футляр. — Хозяину не нравится масса вещей, и я не хочу стать причиной его

неудовольствия.
Я сунул футляр в карман.
— Идите, старина. Он вас ждет и не любит, когда опаздывают. Это еще одна его прихоть.
Через минуту мы уже двигались по темной аллее.
— Машина, которую вы оставили у ворот, — просто блеск. Она, видно, стоит кучу денег?
— Не знаю. Взял ее взаймы.
— Я так и подумал.

Частный детектив не может иметь такую шикарную тачку.
— Я больше не частный детектив. Оставил практику несколько недель назад.
— Правда? А я-то думал, что хозяин хочет провести расследование. Два-три дня назад два служивших здесь до меня охранника были убиты.
— Ничего подобного.
— Просто частное дело определенного сорта, верно?
— Слишком личное, чтобы говорить о нем с посторонними. Спросите у него сами. Он скажет, если захочет.
Он сплюнул в темноту:
— Хорошая мысль, только и делов у меня, что спрашивать у хозяина. Он пригрозил, что, если кто-либо сунет нос не в свое дело, — выгонит.
— Это на него похоже.
— Видите освещенное окно? — Охранник остановился и показал на него. — Там он и ждет вас. Он сказал, чтобы мы зашли со стороны сада. Теперь

вы найдете дорогу, верно, старина? Мне придется взбираться по ступенькам, а у меня больные ноги.
Я посмотрел в сторону террасы. Против освещенных окон различались контуры каменной птицы.
— Хорошо, — сказал я, — увидимся, когда я буду выходить.
Он остановился возле лестницы и не уходил. Поднявшись, я обернулся и заметил его удаляющуюся фигуру. Ночь была лунной, и я отлично видел

каменную птицу, куда спрятал пудреницу.
Я снова спустился с лестницы и подбежал к скульптуре. Я шел на риск, но, если бы я отложил это дело до конца разговора с Бреттом, охранник

мог ожидать меня у двери.
Нужно было действовать немедленно. Я оглянулся, подошел к птице. Никого. Взобравшись на пьедестал, опустил руку в углубление между

крыльями, но.., ничего не обнаружил. Поднявшись выше, посветил фонариком в углубление, но кроме грязи и дождевой воды там ничего не было.

Пудреница исчезла. Время остановилось.
Я стоял, уцепившись за крылья, и не верил собственным глазам.
Вдруг ночную тишину разорвал выстрел, очень близкий, но целились не в меня.
Я кубарем скатился с пьедестала и бросился к окнам на террасе. Звук выстрела эхом отозвался в саду, когда я остановился у стеклянной двери

кабинета. Тонкая струйка дыма лениво вытягивалась из щели полуоткрытой двери.
Застыв на пороге, я обвел взглядом ярко освещенную комнату. Она была обворожительна — классическое жилище миллионера. Все в ней было

подобрано со вкусом: и гобелены на стенах, и антикварная мебель, и великолепное панно на потолке. Бретт сидел в старинном кресле лицом ко мне.

На его круглой физиономии застыло выражение крайнего удивления. Аккуратная дырочка зияла посреди лба. Глаза смотрели на меня, рот был

полуоткрыт, лицо застыло в гримасе ужаса.
Мне и дотрагиваться до него не требовалось, чтобы убедиться, что Бретт бесповоротно мертв.
Оружие, которым было совершено убийство, лежало на ковре. Это был шестизарядный автоматический пистолет. Дымок еще сочился из дула.
Выстрел оборвал жизнь миллионера, так же как и мой шансы на получение чека на двадцать пять тысяч долларов. Мне не придется жить на улице

Сан-Суси, это ясно. Мистер и миссис Джексон не займут следующим утром забронированные места в самолете. Никакой награды Джексону, бывшему

детективу. Вот так обстояли мои дела.
Мы можем строить планы, воздушные замки, видеть себя на вершине славы, как вдруг прогремит выстрел и все планы лопнут как мыльный пузырь.

Вот уже верно, человек предполагает, а бог располагает!
У меня мелькнула мысль, что копы не станут утруждать себя поиском настоящего убийцы, они возьмутся за меня. Я почувствовал, как мурашки

побежали по телу, достигнув корней волос.
Конечно, они подцепят меня на крючок, другого и быть не может. Пришел я один. Едва появился в комнате, раздался выстрел. Редферн меня и

слушать не будет, учитывая его «симпатию» ко мне.
Все ясно. Мне не понадобилось много времени, чтобы осознать все это, и я попятился к выходу.
Вдруг дверь отворилась и в комнату вбежала девушка. Мы уставились друг на друга. Это была высокая, стройная блондинка очень приятной

наружности.
Из дырки во лбу Бретта тонкой струйкой вытекала кровь. Девушка прижала руки к лицу и истошно закричала. Этот крик пронзил меня насквозь,

нервы не выдержали.
Послышался топот бегущих ног. Все было настолько убедительным, что мне все равно никто бы не поверил.
Я ринулся вниз по ступенькам так резво, будто у меня выросли крылья. Девушка кричала не переставая.
Раздался мужской окрик, но я не оглянулся и продолжал бежать. Ко всему прочему добавился тягучий звук сирены.
Я несся по аллее к выходу, где меня должна была ожидать машина. Если спустят собак, меня сразу же обнаружат. Нужно любым способом миновать

охрану, иначе я пропал.
Подбежав к открытым воротам, я обалдел — оба сторожа стояли с поднятыми руками.
— Садитесь в машину, дорогой, — сказал Лу. — Эти мальчики не причинят вам вреда.
Я врубил самую большую передачу, и «кадиллак» устремился в темноту. Лу закрыл окно и устроился с пистолетом в руке на заднем сиденье:
— Прибавьте скорость, они могут открыть пальбу. Едва он произнес эти слова, как позади нас раздались выстрелы. Одна из пуль угодила в часы

на пульте управления, другая попала в левое крыло.
— Неплохо стреляют! Кэйзи обхохочется, когда увидит свою машину, — усмехнулся Лу. — Что вы такого натворили, чтобы разворошить этот

муравейник?
— Ничего я не натворил. Кто-то нанес визит раньше меня и застрелил Бретта. Охранники думают, что это моих рук дело.
— Он мертв? — нервным голосом спросил Лу.
— Мертвее не бывает, — ответил я.
Стрельба прекратилась, но я не сбавлял скорости.
— Боюсь, влияние Бретта не умрет вместе с ним, — сказал Лу с беспокойством. — Это только начало, — неприятности еще впереди.
Он не произнес больше ни слова, пока мы добирались до Кэйзи.
Когда я вышел, Лу скользнул за руль и, покачав головой, произнес:
— Идите и расскажите все Нику, а я пока поставлю машину в безопасное место. Охранники ее хорошо разглядели и, чуть что, узнают сразу.
Когда я вошел, Кэйзи играл в покер. Он бросил на меня скользящий взгляд, и этого ему было достаточно, чтобы встать.
— Продолжайте без меня, — бросил он игрокам. — Я скоро вернусь.
Он направился в свой кабинет. Я последовал за ним.
— Выкладывай, — сказал он, закрывая дверь на ключ.
— Бретт мертв. Кто-то пришел до меня и укокошил его из пистолета. Я влип. Он тихо выругался:
— Убийцу видел?
— Нет.

Я влип. Он тихо выругался:
— Убийцу видел?
— Нет. Я же тебе говорю, что влип. Меня видели стоящим около Бретта. Мне нужно смыться отсюда. Ты уже ничего не сможешь для меня сделать.

Ник, и никто не сможет.
Зазвонил телефон. Ник схватил трубку и рявкнул:
— Слушаю.
Он слушал, и его застывшее лицо мрачнело.
— Ладно, ладно, — зло ответил он. — Во всяком случае, его здесь нет. Придите и убедитесь. Никого я не прячу. Он повесил трубку, глаза его

блестели.
— Могу догадаться, кто звонил, — сказал я.
— Да, копы идут по твоим следам. О'Риден ничего не может сделать, во всяком случае, он так говорит. Они перекрыли все дороги, зная, что ты

придешь сюда. О'Риден с копами вот-вот будет здесь.
— Ник, мне нужны деньги. У тебя найдется две тысячи для меня?
— Конечно.
Он подошел к сейфу, достал оттуда пачку денег и бросил их на стол передо мной.
— Могу дать больше, не жалко.
— Хватит и этого. Они позволят мне некоторое время продержаться, не высовываясь. Веде здесь оставаться тоже не следует. Я заберу ее с

собой.
Ник заворчал и подошел к телефону:
— Позовите мне Джо.
Подождав немного, заговорил снова:
— Спустись вниз с мадемуазель Руке, да поторопись! Потом он обратился ко мне:
— Флойд, зачем она тебе? Не сходи с ума: не ты первый, не ты последний попадаешь в переделку. Слушай. У меня есть тайник, где можно

схорониться. О нем никто не знает. Это подвал, специально оборудованный для долгой отсидки. Вы с Ведой останетесь там до тех пор, пока все не

утихнет. Там тебя никто не найдет.
Я облегченно вздохнул и улыбнулся:
— Ты знаешь, Ник, я готов был выпрыгнуть из собственной шкуры, лишь бы все уладилось. Я достаточно наделал глупостей в жизни, но пойти на

электрический стул за несовершенное убийство.., это слишком.
— Да, но не забывай, что я в свое время тоже был обвинен в таком же грехе, да что я тебе рассказываю.., ты же помнишь, но я выкрутился с

твоей помощью.
— Это разные вещи, Ник. Меня видели охранники и какая-то девица. Свидетелей достаточно, чтобы повлиять на судей. Если меня схватят — труба

дело.
— Не схватят, — отрезал Йик свирепо.
Раздался стук в дверь.
Ник повернул ключ — на пороге стояли Веда и Джо. На девушке были темные брюки и темно-красная блузка. Вид у нее был испуганный.
— Свободен, — сказал Ник Джо. Когда он вышел, Ник подошел к шкафу в углу комнаты, открыл дверь, стал на колени и вытащил оттуда массу

тряпья.
— Что случилось? — спросила Веда, не сводя с меня глаз.
— Масса неприятностей. Потом расскажу.
— Ну вот, спускайтесь вниз и сидите тихо, — сказал Ник. Он приподнял одну из досок, и я увидел ступеньку лестницы.
— Идем, — позвал я Веду.
— По правде говоря, я не понимаю, зачем мне туда спускаться!
Я схватил ее за руку. Над дверью кабинета зажглась красная лампочка.
— Это полиция, — предупредил Ник.

— Поторапливайтесь.
— Полиция? — прерывистым голосом воскликнула Веда.
— Да иди же! — прикрикнул я на нее, толкая к шкафу.
— Внизу есть выключатель, — сказал Ник, когда мы ступили в темноту.
Свет позволил увидеть, что мы стоим в низком темном коридоре с земляным полом. В конце его находилась дверь.
— Сюда, — прошептал я и толкнул Дверь. Потом зажег лампу и огляделся. Это была маленькая комната без особого комфорта. В ней располагались

кровать, два стула, радиоприемник и шкаф, набитый консервными банками и бутылками виски. Я почувствовал себя настоящим подпольщиком.
Закрыв дверь, я пересек комнату и заглянул в ванную, состоящую из душа и примитивного унитаза.
— Наше новое убежище, — сказал я, садясь на стул.
— Что собственно произошло? Пудреница у тебя?
— Я уже говорил, что ты слишком много думаешь о своей пудренице. Она не представляла опасности, как только я вынул ее из сейфа Бретта. Но

кто-то забрал пудреницу из моего тайника до меня. Я не знаю, кто это, да это и не важно теперь. Важно другое, убит Бретт.
Она рухнула на стул.
— Поэтому мы и прячемся в этом подвале?
— Вот именно. Я не убивал его, хотя полиция уверена, что это сделал не кто иной, как Флойд Джексон. Когда я вошел к нему в кабинет, он был

уже с дыркой во лбу.
— Но почему полиция уверена, что это ты его убил? Я рассказал ей, как обстояло дело.
— Давай выпьем, — предложила она. — Без виски тут не разобраться!
Я направился к шкафу, откупорил одну из бутылок и приготовил две порции виски в таком количестве, что в нем могли плавать утки.
— Влип я основательно! — проговорил я, передавая Веде фужер. — Как только фараоны смотаются, мы выйдем отсюда. Я должен распутать это дело

сам.
— Так мы не поедем в Майами?
— Какое Майами? — возмутился я, проглотив виски залпом. — Когда убивают такого серьезного мужика, как Бретт, неприятности обеспечены.

Сперва начнут кричать газеты, потом влиятельные друзья поднимут вой. Это убийство не даст спать полиции. Мне нужно подумать, что делать дальше.

Денег у меня немного, это я говорю не потому, что не хочу брать тебя с собой, а потому, что не сдержал обещание, и это мне неприятно.
— Ты мог бы получить столько денег, сколько захотел, — тихо сказала Веда.
— Нет, Бретт обещал мне двадцать пять грандов за кинжал, но он уже сдержать своего обещания не сможет. Конечно, с этими

деньгами мы могли бы неплохо провести время. Теперь же деньги понадобятся для того, чтобы скрыться от полиции и раскрутить это дело.
Она наклонилась вперед и быстро вытащила из моего кармана футляр с кинжалом.
Я уставился на изделие Челлини. С бегством и переживаниями, нахлынувшими на меня, я совсем забыл о нем.
— Бойд даст за него те же деньги, — воскликнула она. — Ты что, забыл? Мы еще махнем в Майами, если доведем дело до конца.
— Тебе лучше расстаться со мной, я пропал. Она протянула руку и сильно сжала мое плечо. Я привлек ее к себе.
— Если бы нам удалось удрать, — прошептала она, касаясь пальцами моей щеки, — я хотела бы остаться с тобой навсегда и начать новую жизнь —

мне жуть как надоело заниматься тем, чем я занималась последнее время.

Я хочу найти счастье с тобой.
В комнату вошел Ник. Остановившись у двери, он проворчал:
— Ради бога, Флойд, неужели тебе нечем заняться, кроме как лапать бабу?
— Это прекрасный способ убить время, Ник, проверено. Я освободился от объятий Веды и встал.
— Уехали?
— Да. Я устроил так, что ты сможешь поехать морем до Сан-Франциско. Лодка ждет тебя. Люди О'Ридена тебе не помеха. Может быть, я круто

обошелся с этим мерзавцем, но он это заслужил.
— Завтра вечером я отчалю.
— Сегодня.
— Завтра. Это очень важно, и она поедет со мной.
— Сегодня или никогда. Завтра будет поздно. Договор действителен только до двадцати четырех часов.
— У меня еще есть возможность получить двадцать пять тысяч. Но получить их могу только завтра. Он раскрыл рот:
— Двадцать пять тысяч?!
— Да.
— Ну что ж, это меняет дело. Я подумаю, что можно еще для тебя сделать.
Он продолжал настороженно смотреть на меня.
— Это может повлечь за собой неприятности? — поинтересовался я.
— Думаю, да, а может.., бог его знает.
— Мне нужно позвонить, — улыбнулся я Веде. — Подожди меня здесь, я скоро. Постели постель к моему приходу. Нам нужно хорошо выспаться.
Ник ухмылялся, пока я шел к двери.
К телефону подошел Бойд. После небольшой заминки его голос прогремел, как раскат грома:
— У аппарата Доминик Бойд.
— У меня есть кое-что для тебя, Доминик. Бретту это кое-что больше не понадобится. Если хочешь заполучить свою мечту, привези двадцать пять

тысяч в дом Кэйзи. Завтра в полдень. И не пытайся выкинуть какой-нибудь трюк, иначе не получишь то, о чем мечтаешь. Кругленькая сумма — и он

твой. Устраивает?
— Ты его убил! — завопил он. — Я не хочу быть сообщником убийцы. Эти игры не для меня.
— Да или нет? Последний раз спрашиваю! Минуту он колебался, потом выдавил из себя «да». Я повесил трубку и вернулся к Веде.

Глава 11

Если бы мы послушались Кэйзи и отправились сегодня ночью, то еще смогли бы поехать в Майами. Но ждать сутки, чтобы получить деньги, значило

упустить этот шанс. Если бы мы отправились сейчас, О'Риден смог бы нам помочь. Но наша задержка связывала ему руки.
За мной была организована настоящая охота. Отряды криминальной полиции из Лос-Анджелеса были присланы в помощь О'Ридену. Политиканы вопили,

требуя действий. Газеты на следующий же день разнесли эхо от их воплей. Ища повод избавиться от О'Ридена, они набросились на него, как свора

разъяренных псов. Они требовали активности от полиции вобще или его отставки в частности. Правление нефтяной компании, принадлежащей Бретту,

назначило премию в десять тысяч долларов тому, кто поможет арестовать убийцу. Все газеты и радиостанции без конца сообщали последние новости или

передавали мои приметы.
За сутки паника в штате достигла кульминации. Так началась «охота века», как ее назвали газетчики.
Доминик приехал в назначенный срок. Все переговоры вел Кэйзи.
Он рассказал, что Доминик выложил деньги без звука, ни, уходя, выразил надежду, что меня поймают.

Ярость и злоба в его голосе заставили

Кэйзи задуматься. Я все же получил вознаграждение. При той ситуации, в которой мы пребывали, даже солидная сумма не приносила радости.
Весь день мы с Ведой слушали радио в укрытии. Без конца говорили только обо мне как о кровожадном бандите и убийце.
Когда передавали специальный выпуск, то предупреждали матерей не оставлять детей одних на улице и на ночь запирать окна и двери. Я старался

не встречаться с Ведой взглядом. С каждым часом истерия разгоралась все больше и больше, и я начал понимать, что до Майами нам не добраться.

Слишком большое расстояние, слишком большой риск. Если верить радио, все дороги от Санта-Медины до Сан-Луи Бич перекрыты, а детективы-любители

ищут меня повсюду в надежде получить вознаграждение.
Когда мы заглатывали приготовленную Ведой еду, вошел Кэйзи. Он был мрачен, губы сжаты так, что казались тонкой линией.
— Как дела, Ник? — спросил я.
— Неважно, Флойд. О том, чтобы добраться до Майами, не может быть и речи, — сказал он, садясь. — Нужно смотреть правде в глаза: тот, кто

убил Бретта, может считать, что прихлопнул президента США.
— Да, — кусок застрял у меня в горле. — Какой-то идиот только что по радио призывал меня убить, как бешеную собаку.
— Они увеличили премию до тридцати тысяч, — сказал Ник серьезным тоном. — Теперь, Флойд, слушай внимательно. Слишком много людей знают, что

ты в доме. Доверяю я лишь Джо и Лу, остальным нет. А солидная сумма, обещанная за твою голову, — слишком сильное искушение, чтобы тебе

оставаться здесь.
Я налил полный стакан, посмотрел на Ника и осушил залпом:
— Я уеду.
— Редферн собирается нагрянуть сюда. Эти парни не дураки. Они загарпунят тебя здесь, если кто-либо из моих молодчиков захочет поживиться.

Редферн придет сюда, нашпигованный различным оборудованием, разберет дом по кирпичику и найдет тайник. Мне чертовски неприятно говорить это, но

ты должен уехать.
Я посмотрел на Веду. Она была сосредоточенна и спокойна. Лишь глаза выдавали скрытое волнение.
— У тебя всего лишь один шанс проскочить через заграждение. Направляйся на Тигуану. Это самый верный путь выбраться из этого дерьма.

Конечно, опасно, но, если прорвешься, — ты спасен.
— Я знаю, как это лучше сделать, — внезапно заявила Веда. — Мы поедем на моей машине. Они ищут не меня, а Флойда, а его можно

замаскировать.
— Нет, — возразил я, — так не пойдет. Ты не поедешь со мной. Это парни серьезные. Если они попытаются сцапать нас, будет стрельба Яне хочу

втягивать тебя в это дело и не желаю, чтобы ты заплатила ценой собственной жизни.
— Веда права, — вмешался Кэйзи. — С ней у тебя есть шанс прорваться, ведь будут искать тебя одного.
— Нет, мне этот вариант не подходит, — нервно вышагивая по комнате, ответил я. — Веда со мной не поедет. Ты представляешь, что они с ней

сделают, если поймают нас. Вспомни про поклонников старины Линча.
— Что ты предлагаешь? — спросил Кэйзи. — Ладно, подумайте, а я, ребята, скоро вернусь.
— Мы уедем вместе, — твердо заявила Веда, — и не спорь, вдвоем мы проскочим, я уверена.
— Теперь послушай меня. Знаешь, что нас ожидает? Ты слышала, что обо мне говорят. Считают маньяком, хладнокровным убийцей и еще бог знает

кем.

Знаешь, что нас ожидает? Ты слышала, что обо мне говорят. Считают маньяком, хладнокровным убийцей и еще бог знает

кем. Если им удастся меня сцапать, они не повезут в полицию, а вздернут на первом же дереве или затопчут ногами. Подумай, зачем тебе это? Она

взяла меня за лацканы пиджака, притянула и обняла.
— Ты выбит из колеи, Флойд, но не следует терять самообладания. Мы поедем вместе. Ты сам подумай, куда мне деваться, если ты уедешь. Я

больше не вернусь к Корнелиусу, это решено. И потом, я хочу разделить с тобой судьбу. Я не боюсь. А теперь слушай. Первое, что надо сделать, это

перекрасить волосы и надеть очки. Если ты будешь со мной, тебя никто не заподозрит, будь уверен.
Я смотрел на нее и хотел, чтобы она была со мной, но боялся втравить ее в переделку. Я понимал, что она говорит дело. Ведь ищут меня

одного, а с В едой…
Я сдался.
Она достала коробочку с гримом.
— У меня есть черная краска для волос, все будет тип-топ. Пошли в ванную комнату.
Двадцать минут спустя я стоял перед зеркалом и взирал на высокого брюнета, который смотрел на меня прищурясь, словно страдал близорукостью.

Он мог быть моим родственником, но не более. Вне всякого сомнения, это был не я.
— Неплохо, — похвалил я Веду, — сам себя не узнаю. Впервые за несколько последних дней я почувствовал себя уверенно.
— Они тебя тоже не узнают.
Она вытащила из сумки дорожную карту и стала изучать с таким, серьезным видом, что я растрогался. Все выглядело так, будто полиция

преследовала ее самое и она спасала свою жизнь, а не мою.
— Мы поедем по маршруту 395, — заявила она. — Через Риверсайд, к Тигуане. Это должно занять пять часов.
— Ты уже все обдумала, — начал я, беря ее руки в свои. — Если мы выберемся из этой переделки, я постараюсь сделать тебя счастливой.
— Я уже счастлива от того, что ты сказал это. Немного погодя постучал Кэйзи. Когда он вошел, то взглянул на меня и удивленно крякнул. Пушка

появилась у него в руке, прежде чем я успел проговорить:
— Ник, ты что? Не узнаешь, это же я. Как, хорошо получилось?
Усмехнувшись, Кэйзи убрал пистолет.
— Великолепная работа. Я бы тебя ни за что не узнал. Мы посвятили его в наш план.
— Твоя колымага, Веда, не бог весть что, — сказал он, когда мы окончили. — Я могу предложить кое-что посолиднее. У меня есть «бьюик»,

специально предназначенный для таких случаев: бронированный мотор и пуленепробиваемые стекла. Если будет погоня, стоит только нажать на газ — и

никто не сможет вас остановить. Колеса из нелопающихся шин и пулемет. Можно выжимать на этой крошке до двухсот километров в час.
— Годится. Мы сможем взять у тебя документы на эту машину?
— Я позабочусь об этом сам. Как только стемнеет, вы отправляйтесь в путь. А я запру всех мальчиков, которые видели вас здесь.
— Ты отличный парень, Ник. Не знаю, что бы я делал без тебя. Если все обойдется, я твой вечный должник. Он засмеялся:
— Обойдется, не сомневайся. Они тебя не узнают. Крепись, все будет в порядке, я скоро вернусь.
Луна ущербным диском поднялась над Оушн Райз, когда мы покинули свое убежище. Ночь была темной и теплой. Звезды казались стальными

иголками, воткнутыми в фиолетовый бархат. Я нес чемоданы Веды, Ник — мои.

Я нес чемоданы Веды, Ник — мои. «Бьюик» показался огромным, как дом, когда мы к нему подошли. Он не

выглядел новым, но нам и не нужна была заметная машина.
— На заднем сиденье жратва и выпивка, — сказал Ник, укладывая чемоданы в багажник. — Этот утиль был построен в Чикаго, а там понимают толк

в таких делах. В нем есть два тайника, они могут вам пригодиться. Один находится под шоферским сиденьем, и в нем здоровенный кольт. Я его

почистил, смазал и зарядил. Второй — за приборной доской, в нем автомат и две гранаты.
— Боже милостивый! — воскликнул я. — Что происходит? Началась война?
— Для тебя да, — подтвердил Ник сурово. — Будь осторожен.
— Постараюсь, Ник. И огромное спасибо.
— Береги его, — сказал Ник Веде. — Он замечательный парень. И не слушай никого, кто утверждает обратное.
Я включил зажигание и медленно повел машину. Ник вскочил на подножку и предупредил:
— В конце аллеи при выезде — застава. Вторая — на шоссе в Пасадену. Смотри в оба!
Он соскочил с подножки, и я увеличил скорость.
— Ну вот мы в пути, я буду чувствовать себя спокойнее, когда минем заграждения.
— Если нас остановят, ты — мой брат Джон, — сказала Веда. — Предоставь разговаривать с ними мне, поверь, они быстро нас отпустят.
— Ты что, ничего не боишься?
— Есть немного, но не очень. Я стараюсь смотреть на все, как на приключение из фильма. Мне не верится, что это происходит с нами.
— Да, — согласился я, — временами и мне эта мысль приходит в голову, тогда я становлюсь храбрым.
Я вел машину по грунтовой дороге пять часов. Я чувствовал, что город, по которому нам предстояло проезжать, был охвачен волнением. Перед

каждым кафе стояли мужчины и провожали нас внимательными взглядами.
У некоторых были ружья, остальные были вооружены палками и заступами.
— Все это напоминает мне толпу, собравшуюся для линчевания. Как хорошо, что мы уехали.
— Смотри, — воскликнула Веда, — они останавливают все машины.
Я замедлил скорость. Две машины впереди нас уже остановились. Здоровенный грузовик стоял поперек дороги, мешая движению.
Мужчины с фонарями и пистолетами держались вокруг грузовика, в то время как полицейские вместе с солдатами проверяли водителей и

пассажиров.
Я почувствовал, что покрываюсь потом, но предотвратить этого не мог.
Едва я успел закурить сигарету, как один из полицейских осветил меня фонарем.
— Куда едете? — грубо спросил он.
— В Пасадену, — ответил я.
Он перевел взгляд с меня на Веду.
— Вы, должно быть, ищете убийцу Бретта, — весело сказала она. — Так, инспектор?
Она послала ему улыбку, которая чуть не сбила его с ног.
— Точно, мисс, — ответил он почти нормальным голосом. — Кто вы такие?
— Моя фамилия Руке, и его тоже. Веда и Джон. Он мой брат.
Он опять посмотрел на меня:
— Брат? Повезло.
— Я предпочел бы быть ее мужем, — промямлил я с вымученной улыбкой.
— Не слушайте его, инспектор, — весело прощебетала Веда, — он всегда говорит ужасные вещи.

— Не такие они и ужасные, — со смехом ответил полицейский.
Он, казалось, пришел в хорошее расположение духа. К нам подошел солдат. Вид у него был такой же суровый и недружелюбный, как у

асфальтированного тротуара.
Ворча, будто не он только что смеялся, полицейский осветил удостоверение и пробормотал:
— Порядок, можете ехать. — Он посмотрел на Веду и добавил:
— Я бы тоже не хотел быть вашим братом.
Я обогнал грузовик под взглядами дюжины молодцов. У некоторых из них в глазах отражался блеск тридцати тысяч.
— Вот видишь, не так уж страшно, — сказала Веда дрожащим голосом.
Я вытер лицо носовым платком.
— На этот раз сошло, но не всегда нам будет везти. Мы мчались по дороге со скоростью ветра. Мне не хотелось говорить. Я думал о следующей

заставе, возле Пасадены. Мы проехали Глендиль беспрепятственно. На углу улицы стояла толпа. Какой-то тип в фетровой шляпе, стоявший в центре,

что-то говорил, размахивая руками. У некоторых в руках были палки, и мне не нужно было ломать голову, чтобы понять, о чем они говорили. Кто-то

из них повернулся и посмотрел на нас. Он закричал, но мы были слишком далеко, чтобы разобрать, о чем идет речь.
Я продолжал вести машину. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не увеличить скорость. Веда посмотрела в окно и сказала, что за нами

наблюдают.
— А что им еще остается делать, — заметил я. Мы выехали на дорогу, ведущую в Пасадену, и километрах в пяти увидели красный огонек.
— Впереди свет, — сухо сказала Веда.
— Вижу, — я раздумывал, остановиться мне или нет, ведь дорога была пустынной.
— Прими естественную позу, — быстро сказала Веда, словно почувствовала мое настроение. — Нечего бояться.
— Кто сказал, что я боюсь, — храбро ответил я.
Нервы мои были напряжены до предела. Фары «бьюика» осветили мужчин, стоявших посреди дороги. Я не увидел среди них ни полицейских, ни

солдат и почувствовал, как холодок пробежал по спине. Вид у них был, как у настоящих бандитов.
— Приготовься! — приказал я и потянулся к панели управления, где был замаскирован пулемет.
— Еще не время, — прошипела Веда, — прошу тебя, Флойд.
Я отложил оружие и выпрямился.
— Не нравятся мне эти типы, — прошептал я, еле шевеля губами.
Как только «бьюик» остановился, толстый детина в рубашке, с красным фонарем в руке, подошел к нам. У него был неопрятный вид. Остальные

взяли нас на прицел. Наверное, это были все же не бандиты, а шахтеры.
— В чем дело? — спросил я, высовываясь из окна. — Что все это значит?
— Вылезай, да поживее, — приказал толстяк.
— Делай, что говорят, — прошептала Веда. — Не в наших интересах их злить.
— Заткнись, — сказал я. — Как только я выйду из машины, они сделают с нами все, что им взбредет в голову. Здесь мы в большей безопасности.
Кто-то направил на меня свет фонаря. — — Это не он, Джордж, этот слишком темный.
Толстяк ухмыльнулся, подошел к нам поближе, и я почувствовал запах перегара.
— Выходи, я сказал! — пролаял он, наставив на меня ружье.
Я услышал, как хлопнула дверца.

Я услышал, как хлопнула дверца. Веда вышла из машины и стала на дороге. Я тихо выругался, и рука непроизвольно потянулась к кольту. Сунув

руку в ящик, я нащупал холодный, тяжелый предмет, который осторожно положил в карман куртки. Потом открыл дверцу и вышел, Толстяк подтолкнул

меня под свет фар.
— Займись-ка им, — приказал он коротышке с хитрыми глазками.
Все они смотрели на Веду, которая улыбалась им молча и непринужденно. Коротышка на пальце крутил кольт.
— Мы ищем убийцу Бретта. Как знать, может это ты? Говоря это, он не сводил глаз с Веды.
— Вы ведь знаете его приметы, — сказал я, словно меня это забавляло.
— Что ж, если ты не Джексон, мы не получим награды. Вы уже третья пара, которую мы останавливаем. Не будешь возражать, если немного

позабавятся с твоей малышкой.
— Я никогда не начинаю того, чего не могу закончить сам, — , ответил я.
— Ха-ха-ха! — толстяк хлопнул себя по ляжкам. — Она ничего себе, факт. Тим, присмотри за парнем, если рыпнется, пристрели.
Толстяк подошел к Веде.
— Привет, крошка, — начал он. — Нам нужно с тобой прогуляться.
Веда посмотрела на меня, ее взгляд был безразличным.
— Зачем? — спросила она жестким голосом.
— Секрет, — ответил толстяк, — но ты скоро узнаешь. Он сунул ей руку за пазуху. Она не тронулась с места, только еще более зло посмотрела

на него.
— Идем, детка, — сказал он.
Охотничья двустволка уперлась мне в грудь. Я вынужден был ©становиться. Толстяк схватил Веду за локоть и потащил в кусты. Она не

сопротивлялась. Все остальные смотрели им вслед. Тип, похожий на хорька, задрожал. Он кровожадно уставился на меня, словно хотел посмотреть, из

чего я устроен внутри. Спустя минуту Веда начала вырываться и приглушенно кричать. Мой телохранитель обернулся, это и дало мне шанс, которым я

воспользовался.
Я метнулся в сторону, потом прыгнул вперед. Одновременно раздался выстрел. Я всадил кулак в рожу, потом выдернул чеку из гранаты. Швырнув

ее как можно дальше в темноту, я бросился к тому месту, откуда доносился крик Веды. Взрыв сбил спесь с этих скотов. Они бросились врассыпную.
Я нашел Веду и толстяка в кустах. Он сорвал с нее брюки и пытался подмять под себя. Насильника, несомненно, удивил шум около нашей машины.

Воспользовавшись минутным замешательством, Веда выбралась из-под неповоротливой туши и встала.
— Что ты сделал с парнями? — заорал толстяк. Я изо всех сил приласкал его по жирной харе прикладом его же ружья. Он распластался на земле

громадной жабой.
— Не убивай его, прошу тебя, — закричала Веда, цепляясь за мои руки. Хватка у нее была железной. Я боролся за свою свободу и был так

разъярен, что чувствовал, как красная пелена застилает глаза. Наконец я сдался.
— Ладно, дорогая, может, ты и права, — устало сказал я, и она отпустила мои руки.
Толстяк лежал на земле и часто дышал.
— Идем, — позвал я Веду.
— Умоляю тебя, Флойд, не трогай его больше. Она прижимала сорванную одежду к груди. Я взял Веду на руки и отнес к машине. Вся эта потасовка

отняла у нас около десяти минут.
— Ты в порядке? — спросил я и рванул машину с места.

— Ничего не говори мне. Дай прийти в себя. Господи, какие грязные скоты эти мужики.
Я не смотрел на нее, продолжая вести машину, и клял все на свете. Она быстро натянула одежду и закурила сигарету.
— Все. Я успокоилась, Флойд. Почему ты не сдержался? Теперь мы не сможем поехать в Пасадену.
— Почему?
— Бомба. Они позвонят в участок, чтобы нас задержали. Полиция пожелает взглянуть на людей, которые возят в машине такие штучки.
Я задумался. Она, конечно, была права.
— Я все испортил, согласен, но что мне оставалось делать?
— Ты должен был сохранять спокойствие, они бы меня не убили.
Я знал, что она думает по-другому. Ей было приятно, что я вступился за ее честь, но говорить этого не стал.
— Да, мне следовало быть поспокойнее, — согласился я, — тогда мы беспрепятственно проехали бы через Пасадену. Она развернула карту и стала

изучать, но руки ее дрожали.
— Нам следует выбрать теперь самую длинную дорогу и обогнуть Пасадену, продвигаясь к Монровии.
— Пусть так.
Я обнял ее одной рукой и притянул к себе.
— Я так счастлива, что ты не сохранил хладнокровие, — сказала она тихо.
— Включи радио и настрой на короткие волны. В этом диапазоне передаются сообщения для полицейских машин. Я хочу знать, что предприняли эти

парни.
Когда она включала приемник, ее руки уже не дрожали. Сначала приемник гудел, потом пробудился. Мы прослушали сообщения об уличной

катастрофе на бульваре Сан Сет и о нападении гангстеров на станцию самообслуживания.
— Для нас ничего интересного, — сказал я. — Веда, смотри — перед нами Альтадена.
— На этот раз никакой остановки у поста. Вдруг механический голос из приемника торопливо заговорил:
— Служба полиции Лос-Анджелеса. Всем патрульным машинам! Убийца Бретта. Ищите «бьюик», в котором, возможно, Флойд Джексон пытается уйти от

преследования. (Голос сообщил номер и подробные данные нашей машины.) Водителем, вероятно, является Джексон, разыскиваемый по делу об убийстве

Бретта. С ним женщина, худая и темноволосая, одетая в брюки и блузку. Последний раз ее видели на дороге в Пасадену. Слушайте наши сообщения.
Мы не обмолвились ни словом. Я продолжал вести машину. В Альтадене, казалось, никто не интересовался Флойдом Джексоном. Мы ехали по главной

улице со скоростью сорок километров в час. Было немногим позднее десяти часов. Машин и прохожих было мало. Никто не смотрел в нашу сторону.
Мы молча ждали. Ни у кого мы не заметили оружия. Из приемника доносилось лишь потрескивание.
Я думал о полицейских машинах, которые жаждали новых сообщений, чтобы ринуться по нашим следам.
Я с такой силой сжал руль, что пальцам стало больно. Повернув голову в сторону Веды, я рассмотрел ее профиль в свете уличного фонаря. Она

была бледна и напряженна.
— Всем машинам, всем.., лицом, разыскиваемым для допроса, является Джон Руке.., а возможно, Флойд Джексон. Приметы: рост 183, вес 82

килограмма, темные волосы, крашеные. Крепкий, атлетического сложения, одет в светло-серый костюм и серую фетровую шляпу. Второе: Веда Руке.

Приметы: рост 165, вес 53 килограмма. 24 года, волосы темные. Глаза голубке. Одета в черные брюки и красную шелковую блузку.

Одета в черные брюки и красную шелковую блузку. Эти люди ехали на

Пасадену, но, вероятно, изменили маршрут. Особое внимание патрульным машинам обратить на дороги: 2, 67, 70, 99. Будьте бдительны. При последней

остановке Руке прошел через заставу с помощью гранаты.
Я нажал на тормоз и остановил машину.
— А они не промах, а? — сказала Веда тихо и протяжно. — Никак не думала, что они сумеют так быстро нас засечь… Если бы ты не бросал эту

проклятую бомбу…
Я был настолько выбит из колеи, что не сразу заговорил.
— Мы должны свернуть с дороги в горы, ничего другого не остается.
Повернув машину, мы съехали с шоссе на грунтовую дорогу. Когда мы подъехали к подножию гор, кругом было темно, пустынно и молчаливо. У меня

не было ни малейшей мысли о том, куда ехать и что делать. Голова была пуста. Я мог думать только о рыщущих патрульных машинах, набитых

вооруженными до зубов полицейскими. Если поймают, ничто уже не спасет меня. Если только поймают…
Я обнял Веду за плечи:
— Что ж, старушка, может, они и не промах, но мы хитрее, вот увидишь.
Но это были пустые слова.

Глава 12

Меня разбудил запах кофе. Было темно. Я уселся и почувствовал, как холодный ветер пахнул в лицо. Веда сидела на корточках перед спиртовкой.

Голубоватое пламя освещало ее лицо, сосредоточенное и мрачное. Она выглядела опрятно в черных брюках и толстом свитере. Ее волосы были

перехвачены красной лентой.
Глядя на нее, я вспомнил историю, рассказанную ею о шоферах грузовиков, с которыми она встречалась в амбаре. Спокойная, равнодушная к

оценивающим взглядам шоферни, она, наверное, казалась им непроницаемой.
— Доброе утро, — сказал я, вставая и сбрасывая одеяло. Посмотрев на часы, я обнаружил, что было немногим позднее пяти утра.
— Ты не спала?
Она подняла голову и улыбнулась, отрешенное выражение исчезло.
— Ты хочешь кофе?
— Спрашиваешь!
Наливая кофе в чашки, она сказала:
— Слушала радио. Они думают, что мы едем к мексиканской границе.
— Правда? Башковитые парни, ничего не скажешь. Она улыбнулась, протягивая мне чашку, но в глазах читалась озабоченность.
— Они расставили посты на всех крупных магистралях и заявляют, что нам не прорваться.
— Нам лучше забыть о своих планах насчет Тигуаны.
— Да.
Я медленно выпил кофе. Самое страшное было то, что я не знал, куда нам ехать.
— Нам нужно двигаться на север, — сказала она, словно читая мои мысли.
— Мы не можем вторую ночь подряд проводить под звездами.
— Может быть, этого они от нас и ждут. Они могли специально сказать про Мексику. Редферн далеко не дурак. Я встал.
— Мне нужно все обдумать и переварить, но прежде необходимо умыться и привести себя в порядок. Дай мне несколько минут, и я буду как

огурчик.
Я взял бритвенный прибор и направился к журчащему поблизости ручью.
Вода оказалась холодной, и процедура бритья вызвала самые мучительные ощущения за последние годы.
Когда я вернулся, Веда поджаривала на спиртовке бекон.

— Может, нам следует остаться здесь и никуда не двигаться до тех пор, пока не уляжется шум?
— Неплохая мысль, — сказал я. — Во времена сухого закона здесь обитали самогонщики. Будет не трудно разыскать их хижину или какое-нибудь

другое убежище. Мы останемся здесь, я с тобой согласен. Пройдет неделя, и преследователи станут не настолько бдительными, чтобы мы не смогли

этим воспользоваться. А у меня к тому же за это время усы вырастут!
Теперь, когда у нас был план, напряжение ослабло. За завтраком я рассказал ей о самогонщиках и о том, как они прятались здесь со своими

аппаратами, как перевозили сивуху в город на двуколках. Здесь была построена не одна хижина, и мы обязательно найдем место для укрытия.
Когда она мыла посуду в проточной воде, я сказал:
— Сегодня ночью я еще раз обдумал историю, в которую мы влипли. До сих пор у меня не было времени спокойно все обдумать. Я хочу понять

только одну вещь — кто убил Бретта?
— А разве не ты?
Эти слова вырвались у нее раньше, чем она подумала. Сказав, она в испуге поднесла руки ко рту и побледнела.
— Неужели ты думаешь, что это я? Я же тебе рассказывал, как все произошло. Значит, ты мне не веришь?
— Не знаю, как это у меня вырвалось. Конечно, Флойд, я тебе верю… Прости, бога ради, прости!
Она схватила меня за руку и прижалась к моей груди.
— Мне все равно, ты это сделал или нет! — воскликнула она. — Я хочу быть только с тобой!
— Но ведь это же бред, Веда! Ты же все время будешь думать, что я убийца!
Она отстранилась от меня:
— Хорошо, не ты убил его. Я же сказала тебе, что мне все равно.
Я взял ее за руку, она заплакала.
— Веда, ты должна мне поверить, иначе мы не сможем быть вместе. Его убили в то время, когда я искал пудреницу. Когда прогремел выстрел, я

стоял на постаменте, а когда вошел в комнату, он сидел в кресле лицом ко мне. Пистолет лежал возле его ног. Кто же мне поверит, если даже ты…

— — Конечно, дорогой, — она скорее уговаривала себя, чем меня.
— Бред какой-то! Если уж ты мне не веришь, дела мои плохи.
— Да нет же, нет, я верю тебе, верю! Ты очень расстроился?
— Если ты думаешь, что я убил Бретта, зачем же со мной поехала?
— Что бы ты ни сделал, для меня ничего не изменится. Ты для меня — все.
— Допустим. Итак, я для тебя все, но Бретта я все же не убивал.
— Конечно, дорогой.
Я смотрел ей вслед, когда она понесла посуду к ручью. Самое страшное, что она все же не верит мне. Я подошел к ней, как только она

вернулась.
— Послушай, Веда, есть причина, по которой я не мог убить Бретта. Ведь он должен был мне передать деньги. Я не принес их, следовательно…

Неужели ты считаешь, что я убил его ради собственного удовольствия?
— У него были приготовлены деньги для тебя, но по радио об этом ни слова. Ты думаешь, их украли? Это было озарение.
— Вот и разгадка! — воскликнул я. — Теперь понятно, почему его убили! Кто-то знал, что он должен был передать мне деньги, дождался

подходящего момента и застрелил Бретта.
— Похоже, мы докопались до истины, — сказала Веда задумчиво.

— Значит, ты думаешь, что деньги взял я? Ты думаешь, что я поехал к Бретту и убил, чтобы заполучить и кинжал и деньги?
— Умоляю, дорогой.., ты делаешь мне больно.
— Герман! — воскликнул я. — Я сказал только ему! Как я раньше не догадался. Он знал, что я собираюсь к Бретту за деньгами. Он мог приехать

туда раньше, убить Бретта и свалить все на меня. Ведь официально приехать должен был я. Об этом знали и секретарша и охранники. Стало быть,

подозрение падет на меня. Ну, Герман, все продумал, подлец!
Она резко поднялась, взволнованная не меньше моего, и вцепилась мне в руку.
— Ох, дорогой, скажи, что это не ты сделал! Вообще-то, не надо. Я теперь и сама вижу, какой я была дурой. Я думала.., неважно, о чем я

думала. Прости меня, дорогой!
— Да не за что тебя прощать, — ответил я, привлекая ее к себе. — Это был Герман, только Герман, в этом я уверен!
— Об этом мы поговорим по дороге. Нужно ехать, Флойд. Смотри, уже почти день.
— Герман, — повторил я, ведя машину по извилистой дороге. — Все сделал этот подонок. Что ты о нем знаешь, Веда? Он испытывал денежные

затруднения?
— Иногда. Бойд часто помогал ему, когда Корнелиус прогорал.
— Попытаемся все разложить по полочкам. Мы знаем, что Бойд заплатил ему, чтобы он молчал о кинжале. Это могло произойти так: когда я велел

ему взять кинжал у Бонда, тот мог потребовать свои деньги обратно. Это опасный тип, а у Германа, возможно, не было такой суммы. Корнелиус

предлагал мне поделить деньги, которые я получу от Бретта, но я не согласился. Оказавшись в безвыходном положении и видя возможность заполучить

эти деньги, если взвалить убийство на меня, он мог поехать к Бретту, убить и забрать деньги. Ему нужно было действовать быстро. Мне понадобилось

несколько минут, чтобы спуститься с пьедестала, взбежать на террасу и оказаться возле кабинета Бретта. Он мог успеть забрать деньги, если они

лежали на столе.
— Да, но кого это сейчас интересует, — с горечью сказала Веда. — Нам все равно никто не поверит.
— Сыщик — всегда сыщик. Теперь пришла моя очередь действовать. Если смогу доказать, что Бретта убил Герман, я спасен. Я обязан это сделать,

и я это сделаю.
— Но как ты это сделаешь, ведь мы не можем вернуться туда!
— Достаточно отсидеться пару недель, а затем я смогу осуществить задуманный план.
— Но мы не знаем, что может произойти за это время.
Она была права.
Солнце уже поднималось над холмами, когда мы увидели хижину. Если бы не вглядывались так внимательно, мы бы ее не заметили.
Она скрывалась среди деревьев и находилась в четверти мили от дороги.
— Вот как раз то, что нам нужно, — с волнением воскликнула Веда. — Если она необитаема, это просто замечательно.
— Сиди в машине, я посмотрю.
— Возьми пистолет, Флойд.
— За кого ты меня принимаешь, Веда, за гангстера? — ухмыльнулся я, но пистолет, все же прихватил.
Хижина была пуста и казалась забытой всеми уже давно Она была в полном порядке: крыша цела и внутри сухо. Требовалось лишь навести чистоту,

и в ней можно жить. Позади хижины находился сарай. В нем валялись жаровня и деревянные ящики, видно, предназначенные для растопки.

Я сделал знак Веде, и она подогнала машину к жилищу.
Мы еще раз осмотрели убежище, в котором нам предстояло прожить не менее двух недель.
— Замечательно! — воскликнула Веда. — Полиции и в голову не придет искать нас здесь. Мы в безопасности, дорогой!
Понадобилось пару дней, чтобы привести наше гнездышко в порядок. За работой мы совсем забыли и о Бретте, и о полиции, которая повсюду

разыскивала нас. Поздно вечером мы валились с ног, забывая даже послушать радио.
В конце второго дня, когда, окончив работу, мы сидели в сумерках заходящего солнца, Веда предложила послушать последние новости.
— Мы совсем забыли про действительность, живем, как будто нам ничего не угрожает, — напомнила она.
Я направился к навесу, где мы поставили машину, принес приемник и настроил на нужную волну.
Мы прослушали кучу новостей, не имеющих к нам никакого отношения. Переключив приемник на Сан-Франциско, мы целый час внимали джазовой

музыке, но никаких интересующих нас сообщений не передавали.
— Пусть приемник работает, — сказала Веда, — я пока пойду приготовлю ужин.
Я сидел и слушал радио, пока Веда возилась с ужином. Каждый раз, когда музыка прерывалась и наступала томительная пауза, я напрягал слух,

ожидая, что вот сейчас будут говорить о нас, но ничего подобного, звучала новая музыка, все забыли о Флойде Джексоне, словно меня вовсе не

существовало.
— Вот видишь, — обратилась она ко мне, — о нас забыли. Держу пари, что и, в газетах о нас ни строчки.
Когда совсем стемнело, с океана подул прохладный ветер, я выключил приемник и направился в дом.
Веда развела в камине огонь и сидела неподвижно, наблюдая, как языки пламени лижут поленья.
Было уютно и тепло сидеть и смотреть на ее лицо, освещенное пламенем. Внезапно я подумал, что, пожалуй, впервые почувствовал прелесть

семейного уюта, и это незнакомое прежде чувство томительной негой разлилось по всему телу.
Я многое повидал и совершил в своей жизни: лгал, мошенничал, хитрил, зарабатывал, тратил и проигрывал деньги — одним словом, жил на полную

катушку. Все это происходило изо дня в день, всегда одно и то же, сколько я себя помню.
За тридцать лет сменил массу мест, женщин, даже вспоминать неохота. Это были прочитанные страницы моей жизни… Шантаж, легкие деньги,

много спиртного, много препятствий на пути. И всегда оправдание: я прежде всего, я!
Передо мной, как на экране, возникали забытые и полузабытые лица женщин… Смех, девушка с сигаретой в холеных пальцах, длинные ноги,

разорванное платье, неуловимый запах, ногти, впивающиеся мне в плечо, волосы под моими руками, волосы темные, серебристые, белокурые, рыжие… И

шепот: «Ты всегда груб с женщинами», «Есть вещи, которые мужчина не делает. Он не берет денег от женщин». Озадаченность. Неужели мне не верят?

Скрытый смешок, когда не верят и не любят… Легко соглашается, пряча деньги в карман. Это конец. «У нас нет ничего общего, грязная скотина!»

Руки, ощупывающие карманы моего пальто. Попытка занять деньги у ростовщика. Пустые карманы. Нужда, презрение, шантаж… А теперь убийство. Все

ниже и ниже, наверх уже не подняться. «Убить, как бешеного пса!» Убийца! Всем патрулям разыскивать для допроса. Выражение удивления в мертвых,

пустых глазах.

Маленькая дырка посреди лба. «Если тебя поймают, убьют!» — «Мне все равно». — «Ты для меня все!»
— У нас скоро кончится провизия, — сообщила Веда. Звук голоса заставил меня вздрогнуть.
— Что ты сказала?
— У нас скоро кончатся продукты.
Я не подумал об этом. Я почти ни о чем не думал с тех пор, как поселился здесь. Но как только она вернула меня к действительности, я

почувствовал тревогу.
— Завтра поеду в Альтадену, — проговорила она, протягивая руки к огню.
— Нет, — ответил я, — пропитание должен добывать мужчина. Она посмотрела на меня через плечо и улыбнулась:
— Не спорь, Флойд. Ведь меня не ищут. Я всего лишь твоя спутница. Если поеду одна, никто не обратит внимания.
— Нет, — уперся я.
Мы долго спорили, и никто не хотел уступать. Потом она встала и сказала, что хочет спать.
— Ты не поедешь в город? — спросил я.
— Иди ложись.
На следующий день я попросил ее составить подробный список вещей и продуктов.
— Я поеду сразу же, как только нарублю дров. Не волнуйся. Все будет хорошо.
Когда я вернулся, на столе лежала записка: «Вернусь скоро. Не беспокойся. Люблю. Целую».
Вот тогда-то я понял, насколько она дорога мне. Я отправился вслед за ней по каменистой дороге. Но, дойдя до основной дороги, отказался от

мысли догнать ее.
Вернувшись в хижину, я стал ждать. Это был самый длинный день в моей жизни. И когда солнце село за горизонтом, а ее все не было, я готов

был вскарабкаться на дерево и кричать что есть мочи. Но, услышав шум мотора, я облегченно вздохнул.
Когда Веда вышла из машины, я обнял ее и прижал к себе. Мне ничего не нужно было говорить, она и так все поняла.
— Мне очень жаль, Флойд, что заставила тебя волноваться, но я должна была удостовериться, что за мной нет слежки.
— Все нормально?
— Да. Я привезла сигареты, виски и провианта на целую неделю. И еще газеты.
В ее голосе послышалось что-то такое, что заставило мое сердце учащенно забиться. Но я ничего не стал ей говорить, пока мы не разгрузили

машину.
Когда последний пакет оказался в хижине, я запер дверь и посмотрел на Веду. Она выглядела бледной и уставшей.
— Они думают, что мы прошли сквозь кордон, — сказала она, раскладывая продукты. — Они считают, что мы в Мексике.
Я просмотрел газеты. Произошла крупная авиакатастрофа, и все первые страницы были посвящены ей. Убийство Бретта переместилось на третью

полосу. Как Веда и говорила, газеты твердили, что мы в Мексике. В них сообщалось, что Бретт взял из банка двадцать пять тысяч и следы их не

найдены. Они считали эти деньги мотивом преступления. Читать-то я читал, но продолжал чувствовать, что тут что-то не так.
Веда хлопотала на кухне, готовя ужин, но беспокойство не покидало меня.
— У тебя были неприятности в городе? — внезапно спросил я. — Ты от меня что-то скрываешь?
Она улыбнулась, но глаза оставались серьезными.
— Ничего. Никаких неприятностей нет, дорогой. Все в порядке.
— Веда, я же вижу, что тебя что-то мучит.
— Я видела Макса Отиса.

— Я видела Макса Отиса.
Молчание плавало в воздухе, как дым. Мы только смотрели друг на друга.
— Шофер Германа? В Альтадене? Она кивнула:
— Я была в магазине и видела его сквозь витрину. Он входил в кафе и, вероятно, меня не заметил, но я испугалась. Почему он в Альтадене?
— Если он тебя не видел, это неважно. Я не думаю, что от него можно ждать неприятностей. Если бы это был Редферн…
— Он меня ненавидит.
— С чего ты взяла? Мы с ним отлично столковались. Он ненавидит Германа и Бойда, но за что ему ненавидеть тебя? Она скривила легкую гримасу:
— Макс всегда совал нос в мои дела. Последний раз я застала его роющимся в моих вещах, — ответила Веда. — Я сказала об этом Бойду. Отис

ненавидит меня, это точно.
— Скажи, Веда, ты уверена, что Макс тебя не видел?
— Да.
Следующие два дня мы чувствовали беспокойство, хотя ничего не говорили друг другу. И неважно, какой раздавался шум: скрипела ли дверь,

скреблась ли мышь под навесом, — мы вздрагивали по любому поводу. Но и это постепенно прошло. Мы успокоились.
Охота на человека, начавшаяся с такой свирепостью, рассеялась как дым. Теперь казалось очевидным, что мы давно находимся в Мексике и наш

побег стал еще одним заваленным расследованием в хозяйстве О'Ридена. Мои усы росли, и через неделю можно было возвращаться в Сан-Луи Бич.
Я решил самостоятельно раскрыть убийство Бретта и чем больше об этом думал, тем больше склонялся к мысли, что это мог сделать только

Герман.
Я ничего не говорил Веде о своих мыслях, так как знал, что она не хочет возвращаться в город, принесший нам столько неприятностей, но не

мог придумать, как поступить с ней, когда придет время уехать отсюда. Она не должна была ехать со мной, это для нее было небезопасно, но и

оставлять ее одну в заброшенной хижине тоже нельзя. Это была проблема, которую мне надо было решить до того, как я отправлюсь на поиски убийцы

Бретта.
Это произошло на шестую ночь нашего пребывания в хижине. Мы сидели у горящего камина и слушали радио. Веда штопала мою куртку, я мастерил

вешалку. Спокойный, размеренный семейный вечер. Я смеялся шуткам Боба Хоупа, доносящимся из приемника.
Неожиданно мой взгляд упал на входную дверь. Смех застыл у меня в глотке. Веда тоже обернулась.
Он стоял на пороге и печально смотрел на нас. Это был он, Макс Отис. Нос его казался еще более скошенным, чем раньше, на губах застыла

ухмылка.
— Великолепно, — сказал он. — Как дома. Я был уверен, что застану вас здесь. Я видел, как она смотрела на меня сквозь витрину магазина, и

сказал себе, что вы жутко обрадуетесь, когда я приду к вам в гости.
— Здравствуй, Макс, — сказал я.
— Она еще ходит во сне? — спросил он, входя и закрывая за собой дверь.
Тут я увидел здоровенный кольт в его руке.

Глава 13

Чайник закипал, и пар, выходя из носика, тихо и протяжно сипел. Крышка приподнималась и клацала. Веда сняла чайник с огня, затем снова села

и продолжала шить, словно ничего и не произошло, только щека непроизвольно дергалась, приподнимая уголок рта.
— Флойд, тебе лучше положить нож, — сказал Макс, — можешь порезаться.
Я и не заметил, что все еще держу нож в руке.

Я и не заметил, что все еще держу нож в руке. Можно было бы броситься на него, но у меня не было сноровки в упражнениях такого рода.
— Не думаю, что вы особо обрадовались, увидев меня, — сказал он. — Где двоим хорошо, третий — лишний.
— Да, Макс, ты прав.
Я все еще не мог успокоиться.
— Я решил, что неплохо было бы с вами повидаться, и вот я здесь. Вы мне не рады?
— Да, места для тебя у нас нет, — ответил я. Он взглянул на Веду и иронически улыбнулся:
— Я не подумал. Конечно, когда присутствует женщина, второй мужчина особенно мешает.
— Хорошо сказано, — подтвердил я.
— Я бы чего-нибудь съел. Можно мяса. Пусть Веда приготовит что-нибудь, я не разборчив в еде.
Веда отложила шитье, встала и открыла дверь шкафа с продуктами. Ствол кольта был направлен прямо ей в спину. Страшное чувство — сидеть и

смотреть, как любимой женщине угрожает опасность. Если бы у меня в руке был тоже пистолет, мы бы еще посмотрели, кто из нас с Максом проворнее.
— День был очень длинный, и я прошагал немало километров, прежде чем нашел вас.
Я ничего не ответил.
Он сел за стол подальше от нас и положил кольт гак, чтобы можно было его сразу схватить.
Пока Веда жарила бекон, я закурил.
— Вы здесь неплохо устроились, — проговорил он вполне дружелюбно. — Все думают, что вы в Мексике. Я тоже так думал, пока не увидел мисс

Руке в магазине. После того как ты обобрал Германа, я смотался сюда и теперь живу с матерью и сестрой.
— Для них, должно быть, твое возвращение большая радость? — заметил я.
— Да. Только мать слишком много пьет, с ней никаких денег не хватит. Каждый день приходится доставать ей все новую и новую выпивку.
Я не понимал, к чему он клонит.
— Когда я был мальчишкой, то приходил сюда в горы с матерью, — продолжал Макс.
Он, казалось, наслаждался звуками своего голоса.
— В восьмидесяти километрах отсюда был перегонный куб. Когда я увидел Веду, сразу понял, что вы где-нибудь поблизости. Мне понадобилась

пара дней, чтобы разыскать вас. Вы были бы удивлены, узнав, как много здесь заброшенных хижин самогонщиков.
— Правда? — я повернулся в его сторону, и рука Макса сразу же потянулась к револьверу.
Несмотря на свою улыбку, он нервничал. Обращаясь к Веде, он сообщил, что не против выпить глоток виски и закусить парочкой зажаренных яиц.
— А здесь довольно мило, правда? Молодцы, хорошо устроились. Даже радио есть. Держу пари, что вы в курсе всех событий, касающихся убийства

Бретта.
— Ты не против, если я закурю? — спросил я Макса. Его рука сразу же ухватилась за рифленую рукоятку.
— На твоем бы месте я бы этого не делал. Я видел подобные трюки в кино. Это небезопасно.
— Слушай, мне все это надоело. Говори прямо, что тебе нужно?
Веда выпрямилась и посмотрела на Макса. Установилась долгая пауза. Атмосфера настолько сгустилась, что можно было вешать на нее плечики для

сорочек.
— Я подумал, вы не захотите, чтобы вас разлучили. Мисс Руке очень славная девочка. Вы провели здесь несколько дней, и я надеюсь, Флойд, что

ты не все время строгал палочки, когда рядом такая девушка.

Я думаю, что вы не успели надоесть друг другу.
— Короче, — рявкнул я.
— Ты же знаешь, как быстро полицейские разлучают влюбленных. И мысли не может быть о любви и браке в камере.
— Продолжай, — крикнул я, и в голосе моем появились нотки, заставившие его снова вцепиться в револьвер.
— Из газет я узнал, что вы прикарманили кругленькую сумму. Жаль, конечно, но такие деньги слишком жирный кусок для вашей парочки. Моя

старуха, понимаете, нуждается в деньгах. В день она соглашается на бутылку джина, не меньше. Это для нее что-то вроде лекарства. Поэтому вам

придется малость раскошелиться, я доступно излагаю?
— Это не беда, — сказал я, — могу подбросить сотню-другую на лекарство.
— Сотня-другая меня не устраивает, да и мамочку не спасет. — Он поудобнее устроился в кресле. — Если вы хотите быть вместе — платите.

Никто, кроме меня, не знает, что вы здесь. Я буду держать язык за зубами, если моя старушка получит джин в количестве, способном удовлетворить

ее запросы до конца жизни.
— Наверное, ты прав, Макс.
— Об этом я и говорю, никому неохота быть подсудимым по обвинению в убийстве.
Яичница шкворчала и подпрыгивала на кипящем масле. В течение минуты только эти звуки и раздавались в комнате Потом Макс продолжил:
— Я полагаю, вы пойдете на все, чтобы избавиться от крупных неприятностей.
— Сколько ты хочешь?
— Думаю, двадцати пяти тысяч будет достаточно.
— Ты спятил, — с возмущением выкрикнул я, наклоняясь над столом. — Это же все деньги, которые у нас есть. Как же мы выберемся отсюда без

денег?
Он потеребил кончик носа.
— Меня это не касается. — Он притушил сигарету и зажег новую, его взгляд ни на минуту не отрывался от моего лица. — Я знал, что ты не сразу

согласишься и будешь норовить подложить мне свинью. Поэтому, прежде чем уйти, я оставил записку. В ней вкратце изложено, куда я пошел и с кем

собираюсь встретиться. Она находится у моей старушки. Это на тот случай, если у меня возникнут неприятности. Может, мамочка и пропитана винными

парами, но, что касается денег, она не дура. Быстро сообразит, что делать, если я не вернусь. Поэтому, Флойд, без фокусов.
— Почему я должен тебе верить? Допустим, я дам тебе двадцать пять тысяч. Но что мешает тебе нас выдать, когда ты их получишь?
— Я этого не сделаю, — сказал он убежденно. — Ты мне нравишься. Какой мне смысл выдавать вас? Дай мне деньги, и я забуду, что ты

существуешь.
Я начал понимать, что чувствует крыса, когда захлопывается дверь крысоловки.
— Ты уверен, что не выдашь? А премия в тридцать тысяч Ты о ней забыл? Ты же можешь ее получить!
Он подпрыгнул и завращал глазами. О ней он забыл.
— Время возвращаться. А тебе раскошелиться, Джексон. Веда положила на тарелку яичницу с беконом. Раскупорив бутылку, она налила виски в

стакан.
— Чистое или с содовой? — спросила она, и голос ее был неровный, как наждачная бумага.
— Чистое. Итак, что ты решил, Джексон?
— Отдай ему все, и пусть катится ко всем чертям, — сказала Веда.
Я оглянулся и с удивлением посмотрел на нее. Она чуть-чуть улыбнулась холодной улыбкой, потом вышла из комнаты и вернулась с полной

тарелкой в одной и с виски в другой руке.

Она чуть-чуть улыбнулась холодной улыбкой, потом вышла из комнаты и вернулась с полной

тарелкой в одной и с виски в другой руке.
— Ладно, — махнул я рукой.
Ее улыбка предупредила меня быть начеку. Она подошла к столу, когда я встал. Макс направил ствол на нее, но, как только я зашевелился,

перевел на меня. Это было для нас единственной возможностью. Веда выплеснула виски ему в лицо и тут же вцепилась в руку, держащую кольт.
Раздался выстрел. В два прыжка я пересек комнату и ударил Макса в челюсть. Его голова резко откинулась назад и беспомощно повисла. Я

схватил револьвер и, когда взглянул на Веду, увидел, что она ранена. Она оперлась о стол, прижав руку к бедру. Сквозь юбку просочилась кровь.
— Веда!
— Все в порядке. Это царапина. Свяжи его. Жесткое выражение ее глаз привело меня в чувство.
— О'кей, — сказал я, выворачивая карманы Отиса. В одном из них находился еще один пистолет 25-го калибра и немного денег в задрипанном

бумажнике.
Я снял с него брючный ремень и скрутил руки назад. Видно, я слегка переусердствовал, так как тело вымогателя перегнулось назад. Потом я

подошел к Веде. Она приподняла юбку, рассматривая глубокую рану на бедре.
— Не страшно, Флойд. Дай мне мокрую тряпку. Когда я промывал рану, мы не сказали друг другу ни слова. Я налил ей виски и выпил сам.
— Ты молодец, девочка! По правде, нам ничего другого не оставалось. Иначе я не смог бы к нему приблизиться.
— Ты думаешь, он оставил записку своей матери?
— Не знаю.
— Нужно узнать.
— Как это сделать? Мне кажется, гораздо проще уехать отсюда.
— Не в этом дело. Дело в письме.
Я подошел к Максу и встряхнул, пытаясь привести его в сознание. Но я ударил его сильнее, чем того хотел.
Наконец он застонал. Глаза открылись. Я наклонился над ним. Лицо шантажиста было серым.
— Все в порядке, Макс, — ободрил я его. — Поиграл, и хватит. Теперь сдавать буду я. Где ты живешь?
— Не скажу.
— Как хочешь. Не хочу тебя запугивать, но лучше сказать. Нам нужно получить письмо, которое ты оставил матери. Если оно будет у нас, мы

тебя отпустим.
Он посмотрел на меня с ненавистью.
— Говорить не стану.
Я стал бить его по лицу, время от времени спрашивая, где он живет, а он посылал меня к черту. Макс не был трусом, и бить его не доставляло

мне никакого удовольствия, но мысль о газовой камере подстегивала. Через некоторое время его лицо превратилось в кровавую маску.
Веда стояла возле стены с безразличным и белым как мел лицом.
— Мы теряем время, Флойд.
Я плеснул ему в лицо воды и тряс до тех пор, пока он не пришел в себя.
— Вспомнил, где ты живешь? — снова спросил я его.
— Подожди, — попросила Веда.
Я отступил и глянул на нее. Она схватила кочергу и сунула в печь.
— Мы теряем время, — повторила она.
Мы стояли и смотрели, как кочерга накалялась.
— Бери и иди к Максу, — велела Веда.
— Послушай, Веда…
— Бери, говорю!
Я двинул Макса ногой в бок.

Он завопил. Веда с поджатыми губами медленно подходила к нам.
— Последний раз спрашиваю, где ты живешь? — закричал я на Макса. — Я не собираюсь из-за тебя терять все. Говори, подонок, иначе раскаленное

железо сделает свое дело!
Кончик кочерги приблизился к разбитой физиономии Макса. Его голова дернулась от ужаса. Глядя на него, я понял — он не доведет дело до того,

до чего я сам не хотел доводить. Внезапно чувство холода и пустоты охватило меня.
— Я скажу, — внезапно пробормотал он и так согнул колени, что они уперлись в мои ноги. — Я все скажу. Мой дом четвертый при въезде в

Альтадену. Слева. Дом с белыми ворогами. Записка под подушкой.
Веда отбросила кочергу и отвернулась. Я видел, как дрожь прошла по ее Телу. Я оттолкнул Макса и подобрал кочергу которая начала прожигать

пол.
— Теперь поеду я, — сказал я.
— Ладно, — согласилась она.
— Следи за ним и будь осторожна.
— Все будет в порядке. Торопись, Флойд.
Я тронул Веду за плечо, но она отстранилась.
— Я потороплюсь, малышка, только не приближайся к нему, просто наблюдай.
Я подобрал кольт Макса и сунул в карман, а пистолет 25-го калибра положил на полку.
Была холодная и звездная ночь. Мгновение я стоял неподвижно, потирая онемевшие руки. Потом вспомнил выражение чипа Веды: я был абсолютно

убежден, что она могла бы убить. Дрожь пробежала по позвоночнику. Я попытался отогнать страх, поднял плечи и быстро зашагал под навес.
До Альтадены я добрался за четверть часа. Часы на приборном щитке показывали начало одиннадцатого, когда я затормозил перед домиком с белой

калиткой. Дом был отнюдь не блестящ, но я и не ожидал увидеть дворец. Лунный свет падал на выгоревший палисадник.
Побоявшись, что калитка упадет и рассыпется, если ее тронуть, я перепрыгнул через забор и пошел по затвердевшей грязи, заменяющей дорожку к

дому.
Сквозь окно, задрапированное рваной занавеской, пробивался слабенький лучик света.
Я поднялся по обшарпанным ступенькам и позвонил. Запах отбросов и давно замоченного белья ударил мне в нос. Я подумал о Веде, одной, там, в

горах, и ее ужасной готовности на любой поступок. Потом подумал о «бьюике», шумевшем перед окном. Если нарваться на патрульную машину, полиция

сразу же поймет, где я, и окружит дом Отиса.
Послышались шаркающие шаги, и дверь отворилась.
Я не мог различить, кто открыл дверь, но запах перегара сказал яснее ясного.
— Макс дома?
— Кто его спрашивает?
— Меня зовут Бакстер. Мне кажется, вы — миссис Отис?
— Да, это я.
— Макс говорил мне о вас. Если я правильно понял, он ищет работу. Я мог бы ему кое-что предложить.
— Но сына нет.
Я пытался рассмотреть ее, но было слишком темно.
— Как глупо. Я специально приехал позже, намереваясь застать его дома. А когда он будет?
— Не знаю.
— Очень жаль. Он так просил предупредить его. Я не могу подождать? У меня не будет больше случая наведаться сюда.
— Я собираюсь ложиться.
— У меня в машине есть две бутылки виски, они помогут нам скоротать время, — сказал я, так как расслышал в последней ее фразе раздраженные

нотки.

— Я собираюсь ложиться.
— У меня в машине есть две бутылки виски, они помогут нам скоротать время, — сказал я, так как расслышал в последней ее фразе раздраженные

нотки.
— У вас есть виски? — голос встрепенулся. — О чем говорить, мистер, проходите. Макс все обещает принести бутылку, но дальше обещания дело

не заходит.
— Я схожу за виски.
Я подошел к машине, взял бутылки и вернулся. Она открыла дверь в комнату, и керосиновая лампа осветила коридор. Я очутился среди запахов

грязи, объедков и несвежего белья. Миссис Отис держалась в тени и внимательно следила за мной. Она была небольшого роста, толстая и грязная. У

нее был такой же скошенный нос, как и у Макса. Но на этом сходство кончалось. В ее глазах не было печали, хотя они тоже были влажными.
— Сядем, — предложил я, — это напиток аристократический, как сказано на этикетке.
Это рассмешило старуху, и она облизнулась. «Пропитана винными парами», — говорил Макс. Это соответствовало действительности Разыскав два

грязных стакана, она наполнила свой до краев, предоставив мне возможность не снимать шляпу, если я того пожелаю.
Мать Макса не старалась поддерживать разговор и не притворялась вежливой.
Как только я обнаружил, что она ничем не интересуется, кроме бутылки, стал накачивать старуху, дожидаясь, пока она отрубится.
Когда она приканчивала вторую бутылку, а я раздумывал, не сходить ли за третьей, алкоголичка вдруг перестала подносить стакан ко рту. Я

понял, что мамаша Макса готова.
Она по-прежнему сидела, но уже не цеплялась за стакан, а дула на прядь волос, намотанную на палец. Я встал и прошелся по комнате, но она не

реагировала, как будто я не существовал.
Ждать было больше нечего. Я вышел в коридор и поднялся по лестнице. На втором этаже было только три комнаты. Одна из них принадлежала

миссис Отис. Догадаться было нетрудно по батарее пустых бутылок. Следующая комната, в которую я зашел, была чистая и аккуратная, на окне висели

занавески, на кровати лежало покрывало. Это, без сомнения, была комната Макса. Под подушкой я нашел конверт, сел на кровать и прочитал, что же

он там сочинил.
Это было патетическое во всех отношениях послание. В нем говорилось, что, когда мать найдет это письмо, ее сын будет или мертв, или попадет

в переделку. Достаточно точно указывалось, где его следует искать в этих случаях. Он писал о премии и о том, что надо сделать, чтобы ее

получить. Он знал, что после изрядной порции джина трудно соображать, и поэтому писал все предельно ясно. Он исписал шесть страниц с указаниями,

что и как делать.
Я сжег письмо, как только прочел. Затем спустился вниз. Миссис Отис все еще сидела на стуле, глядя перед собой пустыми глазами.
Черный кот кружил возле ее ног, словно запах виски напоминал ему о валерьянке. Я подобрал пустые бутылки, убедился, что больше ничего не

оставил, и вышел из комнаты.
Я задержался на крыльце, глядя на «бьюик».
Возле калитки стояла девушка. Я понял, что это была сестра Макса.
Я медленно вышел на улицу, держа за спиной пустые бутылки.
— Вам что-нибудь нужно? — спросила она. Это была хрупкая, бледная и бедно одетая девушка. Характерный скошенный нос не украшал ее.
— Нет, ничего, — мой голос прозвучал подобно ржавой вывеске, хлопающей на ветру.

— Вы к Максу?
— Да. У меня есть для него работа, но я не застал его дома. Скажите ему, что приходил Бакстер. Он поймет, о чем идет речь.
Кот прошел по дорожке и стал тереться о худые ноги девушки. Он сверкал глазами в темноте и, казалось, смотрел на меня с упреком.
— Брат ушел два дня назад, и я не знаю, где он сейчас, — сказала она, сжимая и разжимая кулачки.
— Ваша мать говорила, что он придет вечером, но я не могу больше ждать.
— Мама.., не совсем в порядке. Не думаю, чтобы она знала правду. Макс ушел два дня назад, и с тех пор мы его не видели. Я вот думаю, не

обратиться ли в полицию?
Я открыл дверцу машины и быстро сунул туда бутылки, чтобы она не видела:
— Поступайте, как считаете нужным. Я ведь приехал предложить ему только работу.
Я сел в машину, так как хотел находиться как можно дальше от дома, прежде чем она туда войдет и поймет, что мать напоил я, Она продолжала

со мной советоваться:
— Может, подождать еще денек? Макс такой дикий… Может, у него есть враги. Мне бы не хотелось, чтобы полиция… — ее голос постепенно

затихал.
— Вы правы, — согласился я, — подождите немного. Ему может не понравиться, что вы были в полиции.
Я включил стартер и выжал сцепление.
Когда отъезжал, то наблюдал за сестрой Макса в зеркало заднего вида. Она стояла и печально глядела мне вслед. Кот по-прежнему вертелся у ее

ног.
Я подумал о Максе и Веде. Как он сидит в хижине с окровавленным лицом под присмотром неусыпного стража.
Разворачиваясь, я еще раз посмотрел в ее сторону. Она шла по дорожке к дому.
Внезапно я почувствовал себя очень неловко.

Глава 14

Пока я вел «бьюик» к нашей лачуге, всю дорогу меня мучил вопрос, что делать с Максом. Мы еще были не готовы уезжать, следовательно, он

должен остаться с нами. Однако совсем непросто сторожить пленника целую неделю. Самым легким было бы отвести его куда-нибудь и пустить пулю в

лоб. И все же я не собирался этого делать. Убийство — не моя стихия.. Даже если никто никогда не узнает, потрясение будет всегда со мной. Что ж,

в прошлом я не всегда бывал щепетилен. Но сейчас я занимался тем, что менял свой образ жизни и манеру обращения с людьми.
Чтобы не сбиться с дороги, мне пришлось подняться на холм и посмотреть, где я нахожусь.
Света в хижине не было, этого и следовало ожидать. Я провел немало времени, занавешивая окна старыми мешками. Любой огонек был бы виден за

километр. Осторожно приблизившись к двери, я постучал.
— Веда!
Долгое молчание. Я представил себе, вдруг Максу удалось освободить руки и теперь он ждет меня в хижине с пистолетом в руке.
Затем дверь отворилась и на пороге появилась Веда — темная тень на фоне лампы, горящей на столе.
— Порядок, — сказал я.
Макс сидел на том же месте, где я его и оставил.
— Ты взял письмо? — в голосе зазвенели металлические нотки.
— Я сжег его. Были какие-нибудь осложнения?
— Нет.
Я подошел к Максу и посмотрел ему в глаза:
— У тебя в руках было все, но ты не смог воспользоваться этим.

Сейчас у тебя остались одни неприятности.
Страх, удушливый, как смерть, исказил лицо Отиса.
— Что ты сделал с моей матерью?
— За кого ты меня принимаешь? Просто выпили вместе пару стаканов виски, вот и все. Макс облегченно вздохнул:
— Я так и думал. Рад, что не ошибся в тебе.
Она хорошая женщина, моя старушка.
Я скорчил гримасу, вспомнив о ее нечистоплотности. Но это была его мать.
— Веди себя смирно и не вздумай фокусничать. Я не хочу тебя убивать, но, если вздумаешь хитрить, придется.
Я приподнял его и разрезал ремень, которым были связаны руки. Веда подняла револьвер. Пока он растирал руки, она внимательно следила за

ним.
— Неплохо бы перекусить, — сказал я Веде. — Садись, Макс.
Он сел и стал наблюдать, как Веда накрывает на стол. Мне показалось, что он боялся ее больше, чем меня.
— Тебе, парень, придется поторчать здесь несколько дней. Вряд ли это доставит тебе особое удовольствие, но сам виноват. Ты нам мешаешь и

будешь лопать наши продукты, но другого выхода нет.
— Я могу уйти, — наивно предложил он, — клянусь, я никому не скажу.
— Не смеши нас, Макс. У меня сегодня не то настроение, чтобы выслушивать сказки.
Мы поужинали. Наш пленник, казалось, не особенно проголодался. С другой стороны, посмотрев в глаза Веды, холодные и колючие, как две

льдинки, у кого угодно пропадет аппетит.
Близилась ночь. Мы, убрав со стола посуду, собирались лечь спать. Я бросил в угол кучу старых мешков.
— Ляжешь здесь. Я должен тебя связать, чтобы ты сдуру не выкинул номер. Если услышу, что ты пытаешься сбежать, сначала выстрелю, а потом

буду извиняться.
Когда я связывал ему руки, он был спокоен и молчалив. Я отвел его в угол, где он лег, свернувшись клубком. Заперев дверь, я положил ключ в

карман. Единственный путь, которым он мог воспользоваться, это окно. Но я был уверен, что услышу, как только он попытается это сделать. Мы с

Ведой устроились в другой комнате. Дверь оставили открытой.
— Как бедро?
— Нормально. Немного ноет, но это пройдет. Я сел на край кушетки. Она раздевалась, и ее тело выглядело великолепно. Несмотря на присутствие

Макса, я почувствовал, как внутри меня растет желание.
— Как прошла операция с письмом? — спросила она, надевая ночную рубашку.
— Не о чем говорить. Я накачивал старуху спиртным, пока она не отключилась. Письмо было под подушкой, как Макс и говорил. Не письмо, а

бомба для нас обоих. Пришлось его сжечь на месте.
— Она тебя узнает, если еще раз увидит?
— Не думаю. Она уже была под шафе. Веда скользнула в постель:
— Что будем делать с ним?
Мы говорили шепотом, чтобы Отис не слышал. Обстановка изменилась, и хижина больше не была только нашим домом.
— Стеречь его, что же еще?
Она посмотрела на меня своими лучистыми, но холодными как лед глазами. Я поднялся и стал раздеваться. Молчание длилось до тех пор, пока я

не забрался в постель.
— Может быть, взять его с собой в Мексику, иначе он расскажет полиции, что мы здесь, и нас снова начнут искать.
— Это несерьезно, Флойд.

— Это несерьезно, Флойд. У нас и так мало денег на двоих, — Это верно.
Вдруг мне захотелось, чтобы она обняла меня, и я сказал ей об этом.
— Не сейчас, бедро немножко болит. Завтра вечером, дорогой.
Я лежал в темноте, чувствуя себя одиноким. Словно шли мы по тропинке и вдруг оказались перед непреодолимой преградой.
— Я не хочу всю жизнь прожить в Мексике, — вдруг сказала Веда.
— Кто говорит, что всю? Год, не больше.
— Это тоже немалый срок. Если мы пробудем год за границей, ты не сможешь доказать, что это Герман убил Бретта.
— В отличную переделку мы попали. Похоже, чтобы доказать, что не я убивал Бретта, следует совершить новое убийство. Предположим, я убью

Макса и никто не узнает. Будем знать только ты и я, что это изменит?
— Ты не должен убивать его, — сказала Веда.
Мы пришли к тому, с чего начали. Заколдованный круг.
— Может быть, что-нибудь придумаем. Вдруг он заболеет и умрет?
— Голубая мечта, у него достаточно цветущий вид, чтобы прожить еще полета лет.
— Тогда несчастный случай?
— С ним этого произойти не может, он осторожен, как лис. Макс начал храпеть.
— Вот гад, не волнуется. Знает, что в безопасности.
— Давай спать, утро вечера мудренее, — напомнила Веда.
Я лежал и истязал мозги поисках выхода. Решения не было. Если позволить Максу уехать, он выдаст нас, чтобы получить премию. Если же возьмем

с собой, придется все время следить за ним. В один прекрасный день он застанет нас врасплох. Если мы уедем и оставим его здесь, полиция кинется

по нашим следам дня через два. Все рассмотренные варианты меня не устраивали.
Я слышал, как Веда тихо заплакала, я попытался ее успокоить, но не мог. Громкий храп Макса раздражал меня, и, когда я уснул, мне

приснилось, что Веда сговорилась с Максом. Каждый раз, когда я смотрел на них, они загадочно улыбались мне кривыми улыбками. Не Макс, а я

валялся на мешках в углу.
Внезапно я проснулся и уставился в темноту. Страх сжимал сердце — не было слышно храпа Макса. Я протянул руку, чтобы коснуться Веды, но мои

пальцы нащупали выемку, оставленную ее головой.
Я почувствовал холод давно покинутой постели, но продолжал оставаться недвижимым, ощущая, как кровь стынет в жилах.
— Веда? — позвал я тихо. — Ты где?
Я напряг слух и услышал движение в соседней комнате. Соскользнув с кровати, я пошарил рукой по полу в поисках фонарика.
В комнате, где спал Макс, скрипнула половица. Я схватил револьвер, лежащий у меня под подушкой. Дверь, ведущая в соседнюю комнату, была

закрыта, но я точно помнил, что, когда ложились спать, я специально оставил ее открытой.
Я направил револьвер на дверь. Задвижка поднялась, и дверь медленно открылась. Я положил палец на спусковой крючок, волосы на голове

зашевелились. В дверном проеме возникла Веда.
— Веда, что произошло? Что ты делала в той комнате? Веда приближалась ко мне, и руки ее висели вдоль тела, как плети. Она скорее плыла, чем

шла. В своей белой рубашке она походила на привидение.
Она вошла в круг света, и я обнаружил, что веки у нее опущены. Она разгуливала во сне! Безмятежное спокойствие на лице и тайна ее

подсознания заставили меня отступить.

Она вошла в круг света, и я обнаружил, что веки у нее опущены. Она разгуливала во сне! Безмятежное спокойствие на лице и тайна ее

подсознания заставили меня отступить. Я слышал ее ровное дыхание. Она была очень красива, прекраснее, чем когда-либо.
Пройдя мимо меня, она легла на постель и вытянулась. Несколько мгновений я стоял и смотрел на нее, потом накрыл одеялом. Руки мои дрожали.
— Теперь все, дорогой, — сонно пробормотала она во сне. — Проблемы больше нет.
Меня била дрожь, как в лихорадке. Подойдя к двери, я почувствовал, что ноги стали ватными. Ни звука не доносилось из комнаты, где должен

был находиться Макс. Я стоял и боялся войти туда. Негнущейся рукой я толкнул дверь и направил луч света в угол, где спал Макс.
Он лежал на спине в луже крови. В центре раны торчал какой-то предмет. Я направился к Максу, осторожно ступая, словно боялся оступиться.

Она вогнала нож ему в сердце. Он выглядел безмятежным. Смерть настигла несчастного шантажиста во сне, и я определил по выражению его лица, что

она была мгновенной и легкой. Не знаю, как долго я смотрел на него. Убийство! Когда-нибудь это откроется, и тогда у меня не будет ни одного

шанса оправдаться. Разве только сказать, что это сделала Веда, будучи сомнамбулой.
Эта сцена пришлась бы по сердцу разве что Редферну. Сейчас Веда спокойно спит, не ведая, что натворила. Ее рука нанесла смертельный удар

этому бедолаге, но разве я мог выдать ее, ведь я так любил ее.
У меня была единственная возможность скрыть убийство, это унести и зарыть труп, пока она не проснулась.
Я шагнул вперед и взялся за нож. Кровь брызнула из раны. Удар был яростным, и нож вошел по самую рукоятку. Мне понадобилось немало

потрудиться, чтобы вытащить лезвие. Я на цыпочках вернулся в нашу комнату. Одеваясь, я ни разу не взглянул на Макса. Мне становилось дурно при

мысли, что придется до него дотрагиваться. Я налил себе изрядную порцию виски, потом вторую, и они сделали свое дело.
Когда я брал лопату, она выскользнула из рук и с лязгом упала на пол. Я услышал, как Веда спросила:
— Кто там?
Потом открылась дверь и она появилась на пороге. Лицо ее было бледнее полотна, взгляд застыл. Я почувствовал, как пот заструился у меня по

щекам.
— Все в порядке, Веда, ложись.
— Флойд! Что ты сделал?
— Возвращайся в постель и не вмешивайся в мои дела.
— Но Флойд!
Она посмотрела на лопату, которую я держал в руке, и зрачки у нее расширились. Потом она быстро повернулась, чтобы посмотреть на Макса, но

было слишком темно.
— Что ты собираешься делать?
— Довольно расспросов, птичка. — Я бросил лопату. — Не вмешивайся не в свое дело, предоставь мне во всем разобраться!
Она подошла к лампе и зажгла ее. В ярком свете лампы кровь на рубашке Макса заблестела киноварью.
Какое-то время она спокойно смотрела на меня, потом сказала:
— Мы же договорились не делать этого, Флойд. Зачем ты это сделал?
— А ты нашла другой выход?
— Если его когда-нибудь найдут…
— Знаю. Ничего не надо объяснять. Возвращайся в постель, ты должна остаться в стороне от этого дела.
— Нет, я помогу тебе.

Мои нервы не выдержали.
— Оставь меня в покое! — заорал я. — Мне достаточно возни с ним, а тут еще ты!
Она бросилась в спальню и захлопнула дверь. Я дрожал, как шаман в трансе. Даже следующая порция виски не оказала заметного действия. Не

глядя на труп, я вышел в темноту с лопатой в руке. Начинался дождь. Неделями в горах не бывает осадков, и вот на тебе. Стоя в темноте, я

подумал, что здесь идеальное место для убийства, одинокое и дикое.
Подойдя к «бьюику», я положил лопату на сиденье. Закапывать вблизи жилища нельзя. Максу придется совершить со мной последнее путешествие.
Я вернулся в хижину, Веда была одета и стояла, наклонившись над Максом.
— Что ты делаешь? Ради бога, что?
— Все в порядке, Флойд, не сердись.
Она завернула труп в покрывало и завязала концы. Теперь у нее был совершенно безобидный вид. Она сделала то, что боялся сделать я.
— Веда!
— Довольно, — сказала она, отходя от меня.
— Теперь я окончательно влип. Ты не должна вмешиваться. Не хочу подставлять тебя под удар.
— Я не хочу оставаться здесь одна. Что изменится? Думаешь, они поверят, что я ничего не знала и не участвовала?
— Ты права.
Я взял труп за плечи, она за ноги, и мы вынесли его из хижины. Я вспомнил сестру Макса и ее последние слова:
«Макс такой дикий, у него могут быть враги».
Что ж, больше он не навлечет на себя ничьей вражды.
Мы загрузили его в багажник и поехали.
Пока я копал, Веда ждала в машине. Я работал при свете фар и все время чувствовал на себе неотрывный взгляд Веды.
Если дождь будет продолжаться всю ночь, то к утру следы преступления будут похоронены вместе с Максом.
Грязные, промокшие и усталые, мы двинулись в обратный путь. Мы не находили слов, потому молчали всю дорогу.
Вернувшись, мы вместе помыли пол и обшарили всю хижину в поисках вещей, принадлежавших Максу. Под столом я нашел его бумажник. Внутри

лежали бумаги, но я не стал в них копаться, а засунул во внутренний карман пиджака. Наконец все, что мы наметили, было сделано. В комнате не

осталось и следа бедного Макса, и тем не менее она была наполнена его присутствием. Я видел, как он смеется мне в глаза, видел его окровавленное

лицо, видел его лежащим на мешках с ножом в груди…
— Я бы все на свете отдала, только бы ты не делал этого. — Слова соскочили с ее языка, словно Веда не могла больше удерживать их при себе.

— Я не скажу больше ни слова об этом, но, честное слово, как бы я хотела, чтобы ничего этого не было.
Я мог бы сказать ей всю правду, но зачем? Одним преступлением больше для Флойда Джексона, одним меньше… Для Веды же все было иначе: она

пыталась подняться из ямы, в которую ее загнала судьба, и истина сломала бы ее.
— Не будем ни о чем говорить. Лучше приготовь кофе. Кстати, не мешало бы переодеться. Ставя чайник на огонь, она спросила:
— Они не придут сюда искать его?
— Не думаю. Никто не знает, что он поехал в горы. Мать не станет им интересоваться, да и остальные тоже. Макс Отис все-таки не Линдсней

Бретт.
— Значит, придется оставаться здесь.
— Так будет лучше.

— Так будет лучше. Она вздрогнула.
— Я бы хотела уехать, Флойд. Мне тяжело оставаться здесь.
— Знаю, — вздохнул я, — мне тоже. Но нужно остаться… Нельзя же просто сорваться и уехать. До сих пор мы были здесь в безопасности.
Когда мы допили кофе, над вершинами уже посветлело. Я думал о долгом дне, ожидавшем нас: то, что было раньше, уже не вернуть. Я знал, что

убийство совершила Веда, она же этого не знала и не должна была знать.
Женщины — удивительные существа. НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, ЧЕГО ЖДАТЬ ОТ ЖЕНЩИНЫ. Любовь между мужчиной и женщиной — вещь хрупкая. Если Веда

когда-либо перестанет меня любить, моя жизнь окажется в ее руках.
Глядя теперь на нее другими глазами, я убедился, что это может наступить очень скоро. Еще одна ступень вниз, а спуск уже шел без остановок.
В течение трех последующих дней между нами выросла стена. Все началось с пустяка — нам не о чем было разговаривать.
Раньше, до этой кошмарной ночи, мы говорили о том, о чем обычно говорят влюбленные: о дожде, о погоде, достаточно ли продуктов. Теперь Веда

больше не приводила в мою постель, да и мне не хотелось близости. Мы не говорили об этой перемене, хотя она была очевидной.
Она раздевалась и ложилась тогда, когда я возился с камином. Один-два раза я пытался ее обнять, но она вздрагивала, и пришлось перестать

это делать. Макс был с нами все двадцать четыре часа в сутки.
Эти три дня напряжение все росло, сгущалось, и не хватало только искры, чтобы все взорвалось.
Но ни она, ни я не хотели этой искры. Мы были внимательны друг к другу.
Я снова и снова представлял, как она плывет в темноте, такая красивая. Я не знал, о чем она думает, но воображение рисовало картины одна

ужаснее другой. Я все время размышлял об этом и чувствовал себя скверно, задувая на ночь огонь.
Я запер входную дверь и выждал несколько минут, чтобы войти. Мы не встречались взглядами.
— Спокойной ночи, — сказал я, падая в кровать.
— Спокойной ночи.
«Теперь я опустился на самое дно, — сказал я себе. — Последняя точка. Веда ускользает от меня, как вода между пальцами».
Мертвое лицо Макса… Герман смотрит на меня и усмехается… Подходящие видения для кошмаров.
Не знаю, сколько времени я спал, но внезапно что-то заставило меня проснуться. Со времени смерти Макса я спал плохо и вскакивал от

малейшего шороха.
В этот раз я проснулся от какого-то движения в комнате. Было темно, и я ничего не различал. Слабые звуки заставили мои нервы натянуться как

струны, готовые вот-вот лопнуть. Дрожь пробежала по моему телу. Я подумал о Максе, крадущемся к моей постели, и взмок от липкого пота. Еще

движение, звуки ровного дыхания все ближе.., совсем близко.
Я нажал кнопку фонарика. Не знаю, как я не понял сразу…
Она стояла совсем рядом. Глаза ее были закрыты, черные как смоль волосы обрамляли лицо. В руке у нее был нож. Она была прелестна. Я

отодвинулся от края кровати с гулко бьющимся сердцем. Это был тот самый нож, которым я вырезал вешалку, когда Макс впервые пришел к нам в

хижину.
Я с ужасом смотрел, как она трогает одеяло на моей постели, как ее рука поднимается и вонзает нож по самую рукоятку в то место, где секунду

назад находилось мое сердце.

— Теперь все будет хорошо, дорогой, — сказала Веда, и слабая улыбка озарила уголки ее губ. — Тебе не о чем больше беспокоиться.
Она вернулась на свое место, натянула одеяло и заснула. Ее дыхание было ровным и спокойным, как у ребенка.
Стараясь не шуметь, я вышел в другую комнату и затопил камин. Я пытался заснуть, но не мог.

Глава 15

Когда солнце поднялось над вершинами деревьев, я пошел в спальню за одеждой. Занавеска была отдернута, а окно широко растворено. Я быстро

взглянул, спит ли Веда. Она лежала на кровати, укрывшись одеялом.
Говорят, что от любви до ненависти — один шаг. После того, что произошло ночью, моя любовь к ней сошла на нет. Я начал ее бояться и был

слишком близок к тому, чтобы начать ее ненавидеть. Ее глаза лихорадочно блестели.
— Я не слышала, как ты встал, — вяло сказала она.
— Я встал тихонько, мне не хотелось будить тебя. Она смотрела, как я беру одежду.
— Лежи, киска, я сам приготовлю кофе.
— Не задерживайся. Следует серьезно поговорить, не так ли? — в ее голосе слышались сердечность и сострадание.
Да, нам было о чем поговорить. Я не стал распространяться, что пришел к такому же выводу.
— Я скоро вернусь.
Пока закипала вода, я оделся и наскоро побрился. Руки еще плохо слушались, но мне повезло — я умудрился не порезаться.
Когда кофе был готов, я налил себе виски и выпил. С таким же успехом я мог пить фруктовый сок, эффект был бы одинаковый.
Когда я вошел, она уже причесалась и накинула шелковую шаль. Теперь она не выглядела так хорошо, как вчера ночью.
Я обратил внимание на ее глаза, в которых светилось непонятное выражение.
— Дождь прекратился, — сказал я, — будет хорошая погода. Ошеломляющее наблюдение, если учесть, что солнце светило прямо в окно.
Она взяла чашку, стараясь не смотреть на меня.
— Принести чего-нибудь поесть?
Казалось невероятным, что еще два дня назад мы были влюблены друг в друга. Внутренний голос — странная вещь. Если внимательно к нему

прислушиваться, он может сказать намного больше, чем выражение лица.
Я сидел довольно далеко от нее, и расстояние между нами было таким же, как и расстояние между нашими душами.
— Ты, может быть, вспомнишь, что сказал, когда мы говорили о Максе? — спросила она в упор.
— Я много говорил, разве можно все упомнить. Я пил кофе маленькими глоточками и, нахмурившись, смотрел на нее.
— Хотя, нет, помню. Я сказал: «Предположим, я его убью. Пусть даже никто не узнает об этом, только ты и я. Но мы будем знать, что это я

убил его, и это все меняет». Вот что я сказал тогда. Ты тоже так думаешь?
— Да.
— И многое изменилось, не так ли?
— Да, изменилось.
Молчание нависло над нами. Я чувствовал ее замешательство так же явственно, как и струю холодного воздуха, врывающегося в окно.
— Этой ночью мне приснилось, что я тебя убила, — сказала она, и в голосе не было сожаления. Просто констатация факта.
— Однако ты этого не сделала, — заставить себя посмотреть ей в глаза после подобного признания я не мог. Опять наступило молчание.

Опять наступило молчание.
— Настало время уехать отсюда, — подвела итог она. — Теперь нет смысла ехать вместе. Если будешь один, тебе будет легче избежать опасности.
Что ж, это было благородно с ее стороны, думать о моей безопасности. Но всерьез я ее слова не воспринимал. Если уж решать вопрос о времени

отъезда, то мне одному.
— Если ты считаешь именно так…
Я допил кофе и закурил. Твердости в руках все еще не было.
— Не ломай комедию. Мы оба об этом думаем. Ты по-прежнему считаешь, что прав.
— Тебе следовало бы вручить премию за способность изрекать истины или по крайней мере составить книгу афоризмов.
— Мне нужно переодеться.
Она дала понять, что разговор окончен.
— Ну что ж, — сказал я, выходя из комнаты. Стоя перед пылающим камином и в упор его не видя, я думал о том, как буду жить без нее. Я не

ожидал, что все так неожиданно кончится. С другими женщинами — да, но не с Ведой.
Спустя несколько минут она вошла в комнату с чемоданом в руке. На ней были все те же желтые брюки, в которых я встретил ее в первый раз.

Как давно это было. Несмотря на осунувшийся вид и усталость, она смотрелась достаточно эффектно.
— Куда ты? Нам пока нельзя покидать убежище. Нас еще разыскивают.
— За меня не беспокойся.
— Послушай, Веда. Я возьму в оборот Германа и докажу, что Бретта убил он. А если тебя схватят, ты сознаешься и выдашь меня.
— Они меня не схватят. Я не вчера родилась.
— Мне очень жаль, но пока не улажу дела с Германом, тебе лучше посидеть в безопасном месте, у Ника.
— Нет!
— Я сказал — поедешь к нему!
— А я сказала — нет.
Мы смотрели друг на друга, как два разъяренных пса. Искра, которой мы так боялись, вспыхнула и упала на бочку с порохом.
— Когда я улажу дела с Германом, ты будешь свободна, как ветер.
— Ты хочешь и меня убить, да? Ее голос звучал пронзительно.
Этого я не ожидал. Она преподносила мне сюрпризы один за другим.
— Что ты несешь?
— Ты же меня убьешь так же, как Бретта и Макса.
— Не начинай все снова.
Между нами стоял стол, иначе я мог бы опередить ее. Веда первой схватила пистолет — он все еще лежал на полке, и я совершенно забыл о нем.

Она схватила и наставила ствол на меня. Я был чужой для нее: кровожадный, опасный, жестокий.
— Не отпирайся, ведь у тебя же был план убить меня. Ты обманул меня, а я, дура, поверила твоим сказкам. Только матерый преступник мог

совершить столько убийств. Макс, последняя твоя жертва, был совершенно беспомощным, спящим со связанными руками. Как я могла тобой гордиться?

Теперь я — твоя очередная жертва! Я слишком много знаю, чтобы оставить меня в живых. Твой дружок, Кэйзи, будет сторожить меня, пока не придет

время убить. Но ты просчитался.
— Ты с ума сошла, не убивал я никого! Ее саркастическая улыбка окончательно разъярила меня, и я выпалил:
— Да, да! Макса я тоже не убивал! Это ты его зарезала во сне. Я сам это видел!
Презрение и ненависть сверкнули в ее глазах.
— Подумать только, я любила этого человека.

Бонд предупреждал, что ты подлый негодяй, так оно и есть. Ты это доказал. Я тебя презираю!
— Согласен, меня можно презирать, — теперь кричал я. — Но все произошло именно так. Я не хотел тебе этого говорить, но ты вынудила меня. Ты

во сне пошла туда и…
— Думаешь, я тебе поверю! — она просто вопила. — Думаешь, кто-нибудь тебе поверит? Да какой нужно иметь изощренный, садистский ум, чтобы

придумать такое! Ты меня понял?
Я смотрел на нее, и внезапно мой гнев утих. Она права, кто мне поверит, не стоило ей говорить правду. Надо было держаться до конца,

подтвердив, что Макса убил я.
— Ладно, забудем это, забудем все. Тебе нужны деньги. Мы получили двадцать пять тысяч от Бойда, поделим их. Если ты решила жить одна, я не

против, пожалуйста.
— Ничего от тебя не хочу. Я тебя презираю. Не смей двигаться, пристрелю. Один неосторожный шаг, и ты пожалеешь.
— Ну что ж, как знаешь. Боже, как все это глупо.
— Сиди и молчи.
В этот момент мне было все равно. Войди сюда полицейские, я встретил бы их по-дружески.
Она взяла чемодан, но пистолет все еще был направлен на меня.
— Я доеду до основной дороги. Машину найдешь там, если захочешь.
— Пошла эта машина ко всем чертям вместе с тобой, — выругался я и повернулся к ней спиной.
Я сидел как пришибленный. Через несколько минут я услышал шум отъезжающей машины.
«Бьюик» катил по траве, направляясь к дороге. Она сидела с гордо поднятой головой.
— Веда!
Она не оглянулась, я не знаю, слышала ли она меня, но больше звать не стал. Я смотрел ей вслед, пока машина не исчезла из виду.
Было еще рано, часов семь, и солнце только-только вставало.
Первым делом я потянулся за бутылкой виски. Приподняв ее, я подумал, что с Ведой все произошло точно так же, как и с другими женщинами,

которых я знал. Как только они меня оставляли, я хватался за бутылку.
Я швырнул ее, и она, ударившись о стенку, разлетелась вдребезги, расплескав коричневым кругом остатки виски.
«Веду следует вычеркнуть из моей жизни», — подумал я, и на душе стало немного спокойнее.
Мне следовало действовать: разоблачение Германа — вот первоочередная задача, и выполнить ее надо до того, как копы схватят Веду. Денег и

провизии у меня хватало, а вот с полицией дела посложнее. Нельзя было терять ни минуты.
Я пошел в соседнюю комнату и быстро собрал вещи. Вспомнив сказанные Ведой слова, что машина будет оставлена у основной дороги, я быстрым

шагом направился по направлению к магистрали. Следовало рискнуть и добраться до Ника во что бы то ни стало. Немного везения, глупость полиции, и

я доберусь до Ника обязательно.
Так все и произошло. Я нашел машину в полукилометре от дороги. Влезая в салон, я почувствовал запах духов Веды. Это вызвало такой сильный

приступ одиночества и тоски, что я с трудом с ним справился. Ключи от зажигания как всегда она оставила в бардачке. Эта женщина во всем любила

порядок.
Из Альтадены я позвонил Нику. Никто на меня не обращал никакого внимания и не собирался арестовывать.
Когда Ник взял трубку, я с трудом стряхнул с себя оцепенение. Я сказал ему, что меня сейчас зовут Фрэнк Декстер, что я хочу опять под его

крылышко, так как у меня не окончено дело, и Лу должен встретить меня на втором перекрестке — моя машина слишком примелькалась.

Я сказал ему, что меня сейчас зовут Фрэнк Декстер, что я хочу опять под его

крылышко, так как у меня не окончено дело, и Лу должен встретить меня на втором перекрестке — моя машина слишком примелькалась. Ник пообещал все

выполнить в точности и спросил:
— Девушка с тобой?
— Я один.
Он еще что-то сказал и повесил трубку. Ник не любил лишних слов, он предпочитал действовать.
Когда я подъехал ко второму перекрестку, Лу уже ждал меня в «кадиллаке». Он махнул рукой и, казалось, был неслыханно рад меня видеть.
— Устали от жизни? — спросил он, когда я усаживался рядом с ним. — Я думал, вы загораете в Мексике. Малышка с потрясающей фигуркой до сих

пор с вами?
— Мы расстались, — коротко ответил я. — Нам лучше уехать побыстрее отсюда.
Мы вернулись в Санта-Медину, и первым, кого я увидел, был О'Риден. Он поднимался по ступенькам в Центральное полицейское управление.

Осунулся весь, постарел, на лице не играла улыбка, как прежде. Встретиться с ним нос к носу было бы крайне глупо, но ни один мускул у меня не

дрогнул — перед тем, как покинуть хижину, я посмотрел на себя в зеркало и не узнал Флойда Джексона.
Швейцару, как всегда дежурящему у дверей, я назвал свое новое имя. Я заметил, что это новичок. Видно, Кэйзи поменял весь персонал во

избежание неприятностей и ненужного риска.
Посетителей в баре не было — не время, только два негра с отрешенным видом убирали помещение, не обращая ни на кого внимания.
Я открыл дверь в кабинет Ника. Он ходил по комнате, засунув руки в карманы. Подняв на меня глаза, мой друг рявкнул:
— Убирайтесь! Кто вам разрешил пройти сюда?
— Однако, — сказал я, закрывая дверь. Он бросился ко мне и схватил за руку.
— Эти чертовы усы совсем сбили меня с толку, Флойд, тебя не узнать. Я безумно рад тебя видеть. Садись, рассказывай. Почему ты не в Мексике?
— Я вернулся, чтобы разыскать настоящего убийцу Бретта. Слушай, Ник, ну и дурак же я был, когда поспешил удрать. Я должен был остаться,

завершить дело об убийстве Бретта и получить премию.
— Ты спятил! Старина Редферн ищет тебя повсюду. О'Риден отступился, но Редферн — нет. Сан-Луи Бич раскален добела. Если сунешь туда нос —

сгоришь.
— Давай действовать вместе, Ник, а премию поделим по-братски. Идет?
— Я и бесплатно тебе помогу, да что там говорить, я готов потратить на тебя все деньги, которые у меня имеются.
— Никогда не поверю, что ты можешь отказаться от пятнадцати грандов! Ну как, входишь в долю?
— Пожалуй, Флойд, тебе удалось меня уговорить. Что я должен делать?
— Я думаю, настоящий убийца — Корнелиус Герман. Только он знал, что я собираюсь навестить Бретта. Я хочу для начала установить, где был

Герман во время убийства. Если у него нет алиби, я вытрясу из него правду, чего бы это ни стоило.
— Подожди, судя по тому, что ты о нем рассказывал, это крепкий орешек.
— Я с ним справлюсь.
— Ладно, — он снова зашагал по кабинету. — Я поручу это Лу.
— Хорошо Он вызвал Лу по телефону, но тот еще не вернулся.
— Он прячет тачку, — продолжал я. — Полиция установила, кому принадлежит оружие, из которого застрелили Линдснея?
— А как же? Конечно, установили.

.. Пистолет зарегистрирован на Бретта.
— На Линдснея Бретта?
— Да.
Я упал в кресло:
— Странно…
— Почему странно?
— Странно, что убийца стрелял из личного оружия Бретта. Миллионер, стало быть, должен был хорошо знать убийцу. А был ли знаком Бретт с

Германом? Представь на минутку, что Бретт готовится меня встретить. Если у него есть пистолет, то он будет держать оружие при себе на тот

случай, что я выкину какой-то фокус. Он ждал меня и принял меры предосторожности. Возможно, он положил пистолет под бумаги на столе, чтобы тот

был под рукой. Убийца должен быть с ним хорошо знаком, иначе вряд ли Бретт позволил бы ему приблизиться, чтобы завладеть пистолетом. Ты

понимаешь, что я тебе пытаюсь втолковать?
— Понимаю.
— Необходимо определить, был ли Герман знаком с Брег-том. Он устроил Веде выступление у Бретта, и не сомневаюсь, что переговоры вел сам

Бретт.
— Скорее всего это сделала секретарша. Внезапно я вспомнил о блондинке, которая ворвалась в кабинет, когда я собирался оттуда рвануть.
— Ты ничего не говорил об этой девице, Ник. Это та, что обнаружила труп и видела меня?
— Да, ее зовут Шейла… Шейла… Дальше не помню. Несостоявшаяся мадам Бретт.
— Можешь вспомнить ее фамилию?
— У меня хранятся вырезки из газет.
В то время, пока он копался в вырезках, я размышлял о револьвере. Я не мог вообразить Бретта, разрешающего подойти Герману настолько

близко, чтобы завладеть оружием. Этот пункт меня смущал. Конечно, Бретт мог допустить небрежность, но маловероятно, он был хитрым парнем.
Следовало учитывать и фактор времени. Охраннику понадобилось не больше десяти-двенадцати минут, чтобы проводить меня до лестницы, а мне —

еще несколько минут, чтобы поискать пудреницу. За это время убийца должен был усыпить бдительность Бретта, убить его, схватить деньги и убежать.

Стремительная работа, что и говорить.., если только предположить, что все это провернул Герман.
Предположим, что это сделала будущая мадам Бретт. Она могла войти в кабинет, взять пистолет без особых трудностей. Но для чего ей это было

нужно? Разве что между ними что-то произошло и она, узнав, что я приду, решила заполучить двадцать пять тысяч.
— Шейла Кондрик, — сказал Кэйзи, протягивая мне вырезку. — Имя невесты Линдснея.
На газетной фотографии она выглядела очень мило в купальном костюме. Похоже, без него она выглядела бы еще лучше. О ней говорилось немного:

«…приехала из Сан-Франциско и могла бы стать мадам Бретт, останься он в живых. С успехом танцевала в оперетте «Я ищу иностранцев», получила

второй или третий приз на конкурсе красоты».
Я бросил вырезку на стол.
Вошел Лу. Кэйзи ввел его в курс дела.
— Последи за человеком по имени Корнелиус Герман и, если у него есть алиби, проверь. Выполнишь работу — получишь полгранда.
Лу встрепенулся, услышав сумму.
— И установи, не знал ли он Бретта лично? — добавил я, — это очень важно.
— Не волнуйся, дорогой, — улыбнулся Лу, нюхая василек в петлице. — Я намерен получить свои полтыщи долларов. Работа будет чистой.
— Этот парень меня уморит, — сказал я, когда Лу вышел.

— Я намерен получить свои полтыщи долларов. Работа будет чистой.
— Этот парень меня уморит, — сказал я, когда Лу вышел.
— Он на всех производит такое впечатление, но он надежный друг и помощник.
— Что ж, до его возвращения мне делать нечего. Я не хочу стеснять тебя, Ник, и подожду Лу в тайнике.
— Нет, оставайся здесь. Без моего ведома сюда никто не войдет. Будь как дома. А что случилось с девчонкой?
— Мы расстались.
— Да ну! Вот это сюрприз! Мне казалось, что вы… — он прервал себя и улыбнулся. — Ну, не будем говорить об этом.
— Как будто ты не знаешь, как это бывает? Мы провели вместе неделю, и у нас не сложилось.
— С этими женщинами никогда не, знаешь… — он покачал головой. — У нее такая славная мордашка. В былые времена я знавал одну такую и

клюнул… Никогда нельзя судить по мордашке. Та девчонка была как с обложки журнала, но ничего не стоила — холоднее айсберга. А какая была

дурнушка Мэри? Плоская, как жердь, — он закатил глаза, — но до чего же горяча!
Я пошарил по карманам в поисках портсигара и вместо этого наткнулся на портмоне Макса. Я совершенно забыл о его существовании и сейчас,

слушая излияния Ника о женщинах, начал рассеянно перебирать его содержимое. В нем находились: пятидолларовая банкнота, несколько автобусных

билетов, письмо от матери и три непристойных фотографии. Я протянул их Нику: На обратной стороне письма были каракули, заставившие меня

подпрыгнуть. Я припомнил письмо, которое Макс оставил под подушкой. Приписка была сделана тем же почерком. Она гласила: «От Верна Альме. Лучший

друг мужчины — его жена». Я порылся в жилетном кармане и вытащил визитную карточку, данную мне Бреттом. Те же слова. Я напряженно размышлял.

Двое мужчин пишут одинаковые слова и носят их с собой. Какой в этом смысл? Даст ли эти что-нибудь?
Я почувствовал на себе взгляд Ника.
— Что тебя заинтересовало?
— Не знаю…
Я сложил письмо и убрал в карман, вместе с визиткой.
— А ты становишься скрытным, не так ли? Я улыбнулся:
— Так и есть. Детектив остается детективом. Извини, Ник, ты тут не виноват. Он пожал плечами:
— Надо тебе — действуй, я рядом, если понадоблюсь. Лу вернулся под вечер.
Все это время я не находил себе места, и, когда он вернулся, я несказанно обрадовался его появлению.
— Наконец-то! Как дела? Он покачал головой.
— Это не его рук дело. Герман не убивал Бретта. Он целый вечер провел в казино, и его видели сотни людей. Он ушел только около двух ночи.
— Не могло случиться так, что он потихоньку ушел, а потом незаметно вернулся?
— Ни малейшей возможности. Он играл в рулетку и не отходил от стола. Я проверял до головокружения. Он не убивал Бретта… Он его даже и

никогда не видел.
Что ж, одна версия была отброшена.

Глава 16

Горячее послеполуденное солнце, проникая через жалюзи, рисовало орнамент на полу. Этот рисунок с того места, где я сидел, представлялся мне

тюремной решеткой, и это подстегивало мои мысли. Я торчал в кабинете Ника уже целый час. Двери были заперты на ключ, и я не боялся, что меня

потревожат. Я сидел в кресле за письменным столом, а в пепельнице дымилась забытая сигарета.

Забытый стакан виски сиротливо стоял на столе, а я

напрягал мозги так, что они начали скрипеть.
Герман не убивал Бретта. Так. Но ведь кто-то же это сделал!
Я отправил Лу выяснить алиби Бойда, но это была пустая формальность. Я не думал, что Бонд совершил убийство — у него не было мотива. Тот,

кто это сделал, отчаянно нуждался в деньгах. Если это не Бойд, то кто же остается на подозрении? Шейла Кондрик — будущая мадам Бретт? Возможно.

Один из слуг или охранников Бретта? Или мистер икс… Я не знал. Самый простой способ прийти к чему-то — это начать все сначала, стараясь

игнорировать то, что было проблематично, и подробно останавливаясь на том, что лежит на поверхности.
Если я не поспешу найти убийцу, полиция найдет меня, и вопрос будет решен. Что же я знал? Немного. Бретт должен был знать убийцу, без этого

тот не смог бы приблизиться к столу с пистолетом. Причина убийства — двадцать пять тысяч. Дальше — эти таинственные слова, касающиеся и Бретта и

Макса. «От Верна Альме. Лучший друг мужчины — его жена». Что хотели этим сказать? Сыграло ли это какую-то роль в убийстве Бретта? Почему Макс

написал эти слова? Кто такие Берн и Альма?
В дверь постучали. Голос Ника тихо позвал меня.
Я отодвинул кресло и открыл дверь.
— Есть какой-нибудь прогресс?
— Никакого. Мой мозг работает так, словно решил тысячу задач про бассейны, в которые по одной трубе втекает, а по другой вытекает.
— Над чем работаешь?
— Я жду Лу. Он должен узнать насчет алиби Бойда. Время упущено, но я попытаюсь докопаться до истины. А вдруг? Всякое может быть. А ну-ка,

посмотри сюда… — я перебросил ему карточку Бретта. — Ты что-нибудь понимаешь?
Он прочитал, нахмурился, а потом сказал:
— Ты думаешь, это код? Я не считаю, что лучший друг мужчины — это его жена. Думаю, что лучший друг — это собака.
— Не будь циником. Мысль, подобная этому девизу, посещает мужчину накануне свадьбы , верно?
— Я бы не стал жениться.
— Я говорю не о тебе, а о парне, влюбленном в свою жену. Это вещь, которую понять нельзя до тех пор, пока не женишься.
— Я так не считаю, — он запустил пальцы в волосы и нахмурился. — Как это все касается тебя и твоего дела?
— Бретт дал мне свою визитную карточку. Он хотел, чтобы я ему позвонил. Я нашел эти слова на обороте визитки, и они меня заинтриговали.
Ник пожал плечами:
— Ради всего святого, я не понимаю, почему это связано с его смертью?
— Это должно иметь смысл, поверь нюху старой ищейки, и я обязан до него докопаться. Если бы я знал, кто такие Верн и Альма! Тогда это могло

бы вывести меня на верную дорогу. Как же мне узнать?
Ник подумал и снова покачал головой:
— Что ж, есть еще Бейи, но толстосумы, как Бретт, не водятся с парнями такого сорта.
— Ты хочешь сказать о Берне Бейи, специалисте по сейфам?
— Я подумал именно о нем, но это пустой номер. Вряд ли он замешан.
— Да, — согласился я с Ником и потянулся за сигаретой. — У него ведь была жена Альма, так?
— Ну да, поэтому я о нем и подумал.
— Этого не может быть — Бретт не стал бы знакомиться со взломщиками банков, к тому же этой пары нет в живых.

— Да, Верн был убит федеральной полицией года два назад, а Альма погибла годом позже в автомобильной катастрофе. Я успокоился.
— Знаешь, минуту назад я думал, что у меня в руках появилась тончайшая нить. Однако это просто совпадение. Ты уверен, что они оба погибли?
— Думаю, да. Во всяком случае, Лу сможет рассказать об этом более подробно, так как они с Верном были приятелями.
— Не думаю, что это существенно повлияет на мои рассуждения. Как бы мне вырваться и допросить несостоявшуюся мадам Бретт. Она, думаю, много

интересного могла бы рассказать.
— Ты не можешь этого сделать, Флойд. Тебе и носа нельзя высунуть. Будь я на твоем месте, и не помышлял бы об этом. Эта баба не имеет к

убийству никакого отношения, да и слова эти ничего не значат, сам посуди.
Ник не знал, что Макс тоже интересовался ими. Но о Максе я не хотел говорить никому.
В дверь постучали. Это был Лу.
— Ну как?
Он покачал головой.
— Это не Бойд. Я могу еще что-либо для вас сделать?
— Это не Герман и не Бойд. Кто же еще? Шейла? Она была на месте преступления, но доказать ее причастность… Это может быть еще кто-то,

кого мы не знаем. Большой выбор, а?
Лу понимающе улыбнулся:
— Я понимаю, что вы чувствуете. Опять все по новой, да?
— Да, — я встал и принялся ходить по комнате. — Вы ведь знали Бейи?
— Довольно хорошо. Мы вместе ходили на дело, года три или четыре назад. После того как он женился, я не виделся с ним так часто, как

раньше. Но при чем здесь он?
— Не знаю, — я протянул ему визитку. — Ты что-нибудь понимаешь?
Лу смотрел, разинув рот.
— Конечно, это Бейи. Он всегда говорил, что Альма его лучший друг. Они обожали друг друга. Я заволновался:
— Ты в этом уверен, Лу, это очень важно.
— Уверен. Берн произносил эти слова сотни раз. Всем дружкам надоело их слушать, мне тоже.
— Он мог знать Бретта?
— Верн? Нет, это невозможно. Он не водился с миллионерами.
— Однако Бретт записал его слова на своей визитке.
— Верн никогда не знал Бретта, — убежденно сказал Лу. — Он никогда не ездил в сторону Тихого океана дальше Канзаса, а это, согласитесь, на

приличном расстоянии от того места, где жил Бретт. Нет, Бретт и Верн никогда не встречались, в этом я убежден.
— Что с ним произошло?
— Его убили. Это случилось после ограбления банка. Может, вы помните банк Тюльзи? Верн удрал с сотней тысяч долларов. Это была прекрасная

работа. Он и Альма были счастливы, но потом… Деньги вскружили ей голову. У Верна был с собой автомат. Он подстрелил двух копов, одного ранил,

убил двух банковских сторожей…
— Да, теперь вспоминаю. Это было года два назад.
— Именно так. Федеральная полиция ополчилась против него. Верна искали днем и ночью. В конце концов его засекли в одном доме в Далласе,

окружили это место и начали пальбу. Когда полиция ворвалась в дом, то обнаружила его, нашпигованного двадцатью пулями, но он был еще жив и умер

по дороге в больницу. Альма же удрала.
— Ас ней что сталось? — поинтересовался я.

Альма же удрала.
— Ас ней что сталось? — поинтересовался я.
— Она как раз уезжала за покупками, когда поймали Верна. В чемоданах нашли сто тысяч долларов, так что они знали, что у нее мало денег. Все

бросились по ее следам. Через год полиции удалось установить, что она живет в Элк-сити, но, когда примчались туда, она уже уехала. Два дня

спустя шериф Галлапа узнал Альму и дал сигнал о ее местонахождении. Она, должно быть, спряталась в Альбукерке, а почуяв облаву, снова пустилась

в путь. Ее тело нашли в нескольких километрах от Галлапа в автомобиле, потерпевшем аварию. Машина загорелась, так что Альма была неузнаваема,

когда ее обнаружили. Но это точно была Альма, заявили копы. С того времени прошел год.
Я подумал и покачал головой:
— Это точно Альма? Сомнений нет?
— Конечно, это могла быть и не она, — сказал Лу с иронической улыбкой. — Но федеральная полиция решила, что это Альма, а федералы

практически никогда не ошибаются. Машина была ее, один из чемоданов отброшен в сторону. Он был полон ее носильных вещей. Отпечатков пальцев

взять не удалось, так как труп сильно обгорел. Но если это была не она, то кто же?
— Никто не исчезал в то время?
— Об этом ничего не говорилось.
— Я, должно быть, выгляжу ненормальным, но что известно о Шейле Кондрик?
— Мне ничего.
— Неплохо было бы разузнать о ней подробнее. Займитесь, Лу. Мне хотелось бы выяснить, зачем она приехала сюда и чем занималась в последнее

время. Она приехала из Сан-Франциско. Вам следует туда съездить и навести справки.
Лу посмотрел на меня удивленно.
— Я буду заниматься этим?
— Обязательно.
— Хорошо, но это, по-моему, ложный ход.
— Может быть, ты и прав, но это единственная зацепка, которая у меня есть. Я попытаюсь кое-что разузнать и сам.
— Не понимаю, какое Альма и Верн имеют отношение к этому, — сказал Ник, качая головой. — Но поступай, как считаешь нужным.
— Минутку, Лу, — сказал я, когда он направился к двери, — вы когда-нибудь видели Альму?
— Однажды, но я с ней не разговаривал. О ждала Верна в машине.
— Вы ее помните?
— Смутно. Она была блондинкой, и это все, что могу вспомнить.
— Хорошо, Лу.
Когда он вышел, я сказал Нику:
— Первое, что я завтра сделаю, — это уеду отсюда. Возьми и спрячь мои деньги. Если погибну, они останутся тебе.
На следующее утро я уехал из Санта-Медины в Альбукерк. По дороге я остановился в Галлапе и пошел повидать шерифа.
Это был упитанный, добродушный человек в возрасте, у которого было полно свободного времени. Он принял меня с распростертыми объятиями,

когда я объяснил, что собираюсь писать книгу о Бейи.
— Я не могу вам подробно рассказать о нем, — сказал он. — Садитесь и чувствуйте себя как дома. У меня, к сожалению, кончилось спиртное, но,

думаю, это нестрашно.
Я сказал, что переживу, а сам усиленно размышлял, что можно выжать из этого субчика.
Он хорошо помнил этот несчастный случай со сгоревшей машиной. Для его городка это было крупное происшествие.
— Вот как это произошло, — сказал он, потянувшись за трубкой.

— Я стоял на пороге, греясь на солнышке, когда она проезжала мимо. Приметы,

которые дала федеральная полиция, не были подробными. Я знал, что ищут девушку-блондинку в темно-коричневом пальто, сидящую за рулем зеленого

«крайслера». Что ж, машина, которую вела девушка, была именно такой, но номер не совпадал. На девушке было кожаное пальто. Я обратил внимание на

красотку, но не более того.
Она покупала в магазине что-то, а я все спрашивал себя, не Альма ли это. Я слишком стар, чтобы играть в перестрелки, но позвонить-то мог.

Когда она уехала, я дозвонился до полицейского управления и сказал им, что видел Альму. И вот результат! Ее нашли в полутора километрах от

города в машине, разбившейся о дерево.
«Хорошо иметь шерифа, который выполняет так формально свою работу», — подумал я.
— Кто мог доказать, что в машине была Альма? Он зевнул:
— Но это же очевидно. За ее поиск и поимку была назначена награда. По справедливости она принадлежала мне, но офицер федеральной полиции

вытребовал ее для себя. Он все же оказался достаточно честным малым и поделился со мной частью вознаграждения. Сомнений быть не могло. Имелись

все доказательства. Нашли кожаное пальто. Оно обгорело, но его можно было опознать. В чемодан были сложены вещи Альмы.
— А отпечатки пальцев?
— К чему вы клоните, молодой человек? У федералов в картотеке не хранилось ее отпечатков. Не стоит интересоваться такой ерундой. Если

будете таким подозрительным, то не успеете оглянуться, как состаритесь.
Я поблагодарил его и вышел на солнышко, далеко не удовлетворенный.
Из Галлапа я поехал в Альбукерк, где повидал шефа местного отделения печати. Я рассказал ему ту же сказку о своих писательских замыслах и

спросил, нет ли у него сведений об Альме, которые мне нужны для романа.
— Что именно вы хотели знать, мистер Декстер?
— Мне хотелось увидеть дом, где жила Альма, и узнать, она ли сидела за рулем машины в момент аварии. Он заморгал:
— Смешно слушать вас. Было время, когда я тоже сомневался, но потом это прошло. Ее опознал офицер федеральной полиции. Повезло ему —

отхватил премию в две тысячи долларов.
— А что с ним потом стало?
— Ушел в отставку. Теперь разводит кур.
— Почему вы сомневались вначале, что это Альма? Он улыбнулся:
— Мы, журналисты, люди подозрительные, да и кое-кто в Галлапе поговаривал, что в машине было две девушки. Но шериф заявил, что это ложь, а

значит, так оно и было.
— А кто поговаривал?
— Я забыл его имечко, да он и уехал из города.
— Вы знаете, куда он уехал?
— В Амарильо. Но это ненадежный свидетель. Он вечно был пьян, полжизни потратил в поисках денег на выпивку, так что его показания ничего не

стоят.
— Я буду вам очень признателен, если вы дадите мне его имя и адрес.
Эта процедура заняла немного времени, и в конце концов я получил то, что хотел.
Я поехал к дому, где жила Альма, но новые владельцы не захотели со мной разговаривать.
Из Альбукерка я отправился в Амарильо, где разыскал Несби, который надирался в баре.
Он был сильно под мухой, соображал с трудом, но, когда я заказал солидную порцию виски, он встрепенулся.

Да, он помнит, что видел Альму в

Галлапе. Нацелив на меня грязный палец и выкатив блеклые голубые глаза, Несби заявил:
— Я знаю, что та авария была подстроена. Коп из федеральной полиции давно намеревался получить премию и получил. В машине было две девушки.

Я видел это так же ясно, как вас. Одна была богатая, другая победнее. Шериф тоже видел, но скрыл, так как коп из федералки кинул ему кусок.

Когда я проболтался, они стали мне угрожать.
Я посмотрел на него с сожалением. Шеф отдела печати был прав, говоря, что это ненадежный свидетель — никто не поверил бы ему на суде.
— Вторая девушка, она была…бедная?
Он задумался, борясь со слабеющей памятью, и отступился.
— Не знаю, — признался он. — Я не обратил внимания. Женщины меня не интересуют, мистер. Но их было две, в этом я могу поклясться.
— Она тоже была блондинка?
— Не думаю. Скорее брюнетка, в этом я уверен.
— Почему вы сказали, что одна богатая, а другая бедная?
— Из-за одежды. — Казалось, его удивил мой вопрос. — Она была в грязном плаще, без шляпы. Ну, вы представляете.
Больше из него ничего нельзя было вытянуть, поэтому, заказав ему еще порцию виски, я вышел из бара.
Забравшись в машину, я долго не трогался с места. Я не спешил с выводами, припоминая все с тех пор, как познакомился с Германом.
Это заняло у меня больше часа. Я составил версию, от которой у меня по спине побежали мурашки. Я все еще был в гнусной переделке, но

впереди наметился просвет. Я чувствовал, что если предприму поиск в этом направлении, то обязательно к чему-то приду.
Я вспомнил, что Веда рассказывала мне о своей прежней жизни. Она проезжала по дороге, соединяющей Баконис с Голливудом, национальная дорога

№ 65. Где-то поблизости должен быть расположен ресторан, в котором она работала. Я решил попытаться узнать это.
Я провел в дороге два дня, останавливаясь в каждом ресторане, и наконец нашел нужное заведение в Клинтоне.
Мне стало понятно, что это то самое место, потому что позади ресторана был амбар.
Оставив машину на улице, я толкнул дверь и вошел. Худой угрюмый человек стоял за стойкой и смотрел в пустоту.
Когда он поставил перед собой чашку кофе и принялся отрезать кусок яблочного пирога, я спросил:
— У вас работала Веда Руке?
— Ну и что?
Он положил мне пирог и посмотрел вопрошающе.
— Я пытаюсь ее разыскать. За сведения назначена награда в десять долларов.
— Она что-нибудь натворила?
— Нет. Кто-то завещал мисс Руке двести долларов, и я пытаюсь ее найти.
Я вытащил десятидолларовую банкноту и положил на видное место.
— Что ж, она здесь работала, — сказал он оттаивая. — Но где она теперь, не знаю. Она отправилась в Голливуд, но дать гарантии, что она до

него добралась, не могу.
— У вас нет ее фотографии?
— Нет.
— Красивая девушка? Он кивнул.
— Шлюха, не оставляла в покое мужиков, вечно таскала их в амбар. Дармовая потаскуха.
— Брюнетка, голубые глаза, прекрасная фигурка? — спросил я.
— Глаза не голубые, скорее темные.

— Глаза не голубые, скорее темные.
— Когда она уехала отсюда?
— Примерно с год.
— Вы не можете вспомнить поточнее? Мне нужна точная дата, — я положил на стойку еще пять долларов.
Он посмотрел на деньги, подумал немного и покачал головой.
— Не могу вспомнить, но подождите немного, я веду записи.
Когда он вернулся, я допивал кофе.
— Нашел. Она уехала пятого июля прошлого года. Это произошло за три дня до катастрофы в Галлапе. Я дал ему обещанные деньги и вышел.
«Ясно, — сказал я себе, — просвет расширяется». Посмотрев на дорожную карту, я выехал из города. Следующей моей» остановкой был Окмалги в

Оклахоме. Я приехал туда в сумерки. Это был типичный провинциальный городок, и я сразу направился в первый же бар.
— Я ищу семью Руке, — сказал я, обращаясь к бармену, — они все еще живут в городе?
Он наморщил лоб, словно упоминание об этой семье доставляло ему неприятность:
— Только старшая сестра Катарина. Она замужем и живет на горе. Все остальные разбрелись, когда умер старик. И это было правильно. Семейка

полоумных. Всем горожанам они доставляли одни неприятности.
Я улыбнулся:
— Я ищу Веду Руке. Вы ее помните?
— А вы кто — полицейский?
— Нет. Она унаследовала небольшую сумму. Я должен ее вручить. Вы ее помните?
— Будьте уверены, Веда — самая сумасшедшая из их семьи. Она не могла пропустить спокойно ни одного мужика, — он покачал головой. — Значит,

она получила наследство?
— Где живет ее сестра?
Он подробно объяснил, и я поднялся на вершину горы, где находилось несколько домиков.
Сестра походила на Веду не больше, чем я. Это была толстая, краснощекая баба.
Когда я рассказал ей, почему разыскиваю Веду, она отнеслась ко мне по-дружески.
— Я не видела се год, — сказала она, вытирая руки о грязную салфетку. — Что вы говорите? Кто же завещал ей деньги?
— Один парень, которого она знала. Пока мне не удалось разыскать вашу сестру. У вас есть ее фотография?
— Только детская.
Она показала мне старую карточку чрезвычайно плохого качества. Я вглядывался в худое детское лицо, пытаясь узнать Веду, которую знал Флойд

Джексон.
— У нее нет каких-нибудь родимых пятен, шрамов?
— Есть. Одно красное и круглое, величиной с десятицентовую монетку, но его неудобно демонстрировать. — Она показала, где родинка находится.

Она была права, такие места не выставляют на всеобщее обозрение.
— У нее голубые глаза?
— Нет, черные.
Я поблагодарил женщину. Вопрос был решен, и я не собирался больше тратить время. Я узнал все, что мне было нужно. Теперь предстояло найти

Веду. Я двинулся в долгий, но обнадеживающий путь.

Глава 17

У меня было такое чувство, что Веда сама найдет меня, как только узнает, что я ее разыскиваю. Именно так и произошло.
Ник дал понять своим парням, что мы ищем Веду и тот, кто подскажет, где ее найти, получит награду. Мы дали им подробные приметы, включая и

родимое пятно.

Мы дали им подробные приметы, включая и

родимое пятно.
А я тем временем колесил по Санта-Медине и окрестностям Сан-Луи Бич. Двадцать четыре часа в сутки я пропадал на улицах. Это была трудная

работа, но я не терял надежду.
Через три дня она попалась в расставленные сети.
Я прогуливался по Гран Рю, когда почувствовал, что за мной следят. Я сам неплохо умею вести слежку и засекаю, когда это производят со мной.

Я давно развил инстинкт, предупреждающий о том, что кто-то начал наступать на пятки.
Мне не понадобилось много времени, чтобы засечь Веду. Теперь у нее были рыжие волосы, но я узнал ее по походке. Я узнал бы ее даже с

завязанными глазами. Она не имела ни малейшего понятия, как незаметно вести объект. Начнем хотя бы с того, как следовало одеться. Бывшего

детектива бесполезно выслеживать в блузке кирпичного цвета и желтых обтягивающих брюках. И уж совсем ни к чему прятаться за деревьями и стендами

с объявлениями.
Я ловко ушел от преследования и сам из объекта превратился в сыщика. Мое внезапное исчезновение ошеломило Веду, и она некоторое время

слонялась по тротуарам, надеясь встретить меня вновь.
Я следовал за ней метрах в пяти, и стоило ей оглянуться, как она увидела бы меня, но ей и в голову это не могло прийти.
Комедия продолжалась до тех пор, пока она не остановилась, очевидно, в поисках решения.
Я стоял в нескольких метрах позади и «читал» газету так, чтобы она закрывала лицо. Она представить не могла, что я так близко.
В конце концов, она сердито передернула плечами и направилась к автомобильной стоянке.
Моя тачка была на ходу, и, когда она выехала на своем новом «меркьюри», я поехал вслед за ней.
Через некоторое время я сообразил, что она направляется в Сан-Бернардино. На этой дороге не было другого города. Это был единственный

населенный пункт, стоявший на дороге.
Я нажал на газ, перегнал ее «меркьюри» и скрылся в облаке пыли.
Когда она приехала в город, я уже поставил машину в гараж и взял напрокат двухместную машину спортивного типа. Это был автомобиль,

превосходно предназначенный для слежки. Мне хотелось разузнать, где живет моя прежняя подружка, и я разузнал. Это было легче, чем опустить

монетку в прорезь приходской копилки.
Дом стоял на возвышенности, скрытый раскидистыми деревьями. Веда остановила машину и вышла. К тому времени я знал, что она снимала

меблированный дом, но адреса пока не выяснил. Теперь, когда ее убежище было установлено, я спокойно мог вернуться в Санта-Медину, пребывая в

уверенности, что дело близится к развязке.
Я приехал к Нику и рассказал обо всем. Сначала он отказывался, спорил, ругался, но в конце концов согласился сыграть ту роль, которую я ему

уготовил.
На следующий день рано утром я направился в Сан-Бернардино. Снова оставив машину в гараже, я пошел к дому Веды.
В ее саду было где спрятаться, и я устроился за оградой, ожидая, когда она выйдет из дома. Ждать пришлось долго, но в полдень она

показалась. С минуту постояла на верхней ступеньке, озирая сад. Меня не беспокоило, что она заметит присутствие постороннего, слишком хорошо я

был укрыт густой листвой.
Она находилась очень близко ко мне, и я нашел, что у нее болезненный вид.

На Веде было красное облегающее платье, подчеркивающее ее

стройную фигуру. В руке она держала соломенную шляпу от солнца. Все вещи были новыми, значит, деньги у нее водились.
Я смотрел, как она села в машину и направилась в город — наверное, поехала разыскивать меня.
Убедившись, что район предстоящей операции очищен от предполагаемого противника, я подошел к дому и позвонил. Никто не ответил. Перед тем

как наброситься на замочную скважину, я оглянулся. Заросли высоких цветов отделяли дом от дороги. Никто не мог меня увидеть. Через несколько

секунд я справился с замком и вошел. Единственное, что встретило меня внутри, — ее запах, навеявший воспоминания.
Я напряг внимание и обошел комнату за комнатой с пистолетом в руке. Было видно, что помещениями не занимались. Убедившись, что никто не

прячется за занавесками, я прошел в спальню. Я считал, что она вернется только к вечеру, но стопроцентной уверенности в этом у меня не было.

Платяной шкаф в спальне был заперт на ключ, но я открыл его без особого труда: Внизу стоял чемодан. Его замок тоже был заперт, и вот он

потребовал от меня немалых усилий, так что в конце концов пришлось его просто взломать. В чемодане хранились всего две вещи: толстая пачка

пятидесятидолларовых банкнот и золотая пудреница. Я переворошил эту груду денег. Я насчитал около двадцати тысяч — столько осталось от суммы,

которую Бретт собирался уплатить мне за кинжал. Я не был удивлен, так как уже догадался, кто убил Бретта. Банкноты были только подтверждением.
— Не двигаться! — крикнула Веда, появляясь на пороге.
Я слышал ее шаги, но сознательно пошел на риск. Была одна вещь, которой и должен был заняться Ник.
— Здравствуй, Альма, — сказал я, улыбаясь. Она наставила на меня пистолет. Лицо ее выражало такую уверенность в собственной правоте, что

это могло смутить кого угодно.
— Ты что-то сказал? — голос ее прозвучал низко и осторожно.
— Ситуация изменилась, малышка! Помнишь, ты сказала: вначале Бретт, потом Макс, затем я. Теперь моя очередь это говорить.
— Что ты сказал? — повторила она.
— Да. Мне очень жаль, птичка, но я не могу рисковать. Я видел, как ее палец потихоньку давит на спусковой крючок, и понял, что, если ее не

остановить, она выстрелит. Это был весьма неприятный момент. Надо было ее заговорить.
— Джо дал тебе сведения, так? — спросил я. — Думаю, что он. Родимое пятно все открыло, да, Альма? Я понимал, что единственный способ тебя

найти — это сделать так, чтобы ты меня увидела. Как только Джо рассказал тебе о родимом пятне, ты поняла, что я все знаю о Веде. Я не ошибся,

ведь это был Джо, да? Это он позволил тебе уйти в тот злополучный вечер, когда ты смогла съездить и расправиться с Бреттом. Должно быть, здорово

накачала Джо, хитрая Альма?
— Не называй меня так!
— Почему? Разве ты не Альма Бейи?
— Сколько у меня времени до их прихода?
— Немного.
— Сколько, Флойд?!
То, как она смотрела на меня, заставило сильнее забиться мое сердце. Если бы она отложила пистолет, я сжал бы ее в объятиях. Я всегда вел

себя с женщинами как дурак.
— Немного, малышка. Почему ты мне ничего не рассказала? Я мог бы что-то придумать. Почему ты пыталась свалить убийство Бретта на меня?
— Эта роль для тебя в самый раз, я не отказываюсь от очевидных вещей.

Ты сказал полицейским?
— Редферну.
— Что ж, по крайней мере, Флойд, ты не будешь присутствовать на моем допросе.
— Если меня убьешь, ничего не изменится. Тебе не выбраться из этого дерьма, разве что.., если все расскажешь. Я мог бы попытаться все

уладить.
Болтая без умолку, я готовился застать ее врасплох и тянул время. Я оттолкнул чемодан с дороги и мысленно напрягся, оценивая расстояние.
Это было рискованное мероприятие.
— Каким образом?
— Вся полиция в городе принадлежит Нику, и мы поможем тебе покинуть страну.
Легкая улыбка приподняла уголки ее губ.
Внезапно я понял, что чувствовал Макс, когда она приближалась к нему с кочергой в руке. Я мгновенно вспотел.
— Я тебе не верю, Флойд, ты негодяй, был негодяем, им и останешься.
Теперь я был готов. Секундой позже она бы поняла мою готовность. Сейчас или никогда.
— Сюда, Редферн, — крикнул я, — входите и арестуйте ее.
Это выбило ее из седла, и она обернулась. Я бросился на нее. Пистолет продолжал находиться на уровне моей головы, но она опоздала. Грохнул

выстрел. Пуля только оцарапала мне ухо.
Я набросился на Альму, пытаясь разжать пальцы. Она изворачивалась, как змея. Если бы я не отбросил ее в последний момент, она всадила бы

мне пулю в бок. Прозвучал выстрел, пуля прошла сквозь пиджак, и я почувствовал ее горячее дыхание на своем плече.
Овладев оружием, я принялся за его хозяйку. Она ударила меня локтем в живот и вонзила ногти в лицо, извиваясь и колотя ногами. Но пистолет

был у меня, я отшвырнул его в сторону.
Когда она вторично набросилась на меня, я заорал, чтобы она остановилась, но она не отреагировала на крик. Она, очевидно, была уверена, что

я не смогу убить бывшую любовницу. Я должен был выстрелить в нее, но не хотел этого.
Ударом кулака я отправил ее на другую половину комнаты.
— Остановись! — орал я, ее безумная ярость пугала меня. Она с воплем снова набросилась на меня. Я схватил ее в охапку, кровь бросилась мне

в лицо. От удара кулаком в бок она упала, по инерции упал и я. Пока поднимался на ноги, она метнулась к пистолету, но я настиг разъяренную кошку

в тот момент, когда ее пальцы уже дотянулись до него. Я рванул Альму за платье. Она лягнула меня и отбросила к постели, а сама прыгнула в

сторону. Разорванное платье соскользнуло на пол.
Кровь струилась по лицу Альмы. Под глазом, в том месте, где побывал мой кулак, красовался огромный фингал. И все-таки упорство сумасшедшей

дамочки было вознаграждено — она подняла пистолет, но я успел перехватить ее кисть одной рукой. К несчастью, ладонь моя была мокрой от пота, и я

не смог удержать ее запястье. Она выстрелила в меня. Пуля задела бицепс. Когда она снова собиралась нажать на спусковую собачку, я ударил

кулаком сверху по ее руке. Пистолет развернулся дулом к ней, и в эту минуту раздался еще один выстрел.
Мгновение мы смотрели друг на друга, потом оружие выпало из ее рук. Шатаясь, я поднялся.
— Доволен? — в ее голосе послышались саркастические нотки.
— Веда!
Я услышал скрип тормозов перед домом. Она смотрела на кровь, хлещущую из раны у нее в боку.
— Что ж, пусть будет так, Флойд.

Она смотрела на кровь, хлещущую из раны у нее в боку.
— Что ж, пусть будет так, Флойд. — Постепенно ее голос перешел в приглушенное бормотание. — Надеюсь, ты еще будешь счастлив.
— Какая же ты дурочка! Зачем затеяла эту возню? Я мог бы устроить тебе побег, если бы ты все рассказала мне.
Дверь с треском распахнулась, и на пороге возник Редферн. Позади него держался Саммерс.
— Почему вы не приехали раньше? — вырвалось у меня. — Почему?
Они смотрели на меня непонимающе.
— Это не Джексон! — Саммерс направил на меня пистолет. — Не двигаться! — пролаял он. — Одно неверное движение, и ты получишь пулю.
— Она ранена, — попытался объяснить я. — Сделайте что-нибудь, позовите доктора.
Редферн подошел и осмотрел Веду:
— Он в вас стрелял?
— Да, хотел устранить меня как свидетельницу, — слабеющим голосом произнесла она. — Сперва он убил Бретта, потом прикончил Макса Отиса.

Заставьте его показать, где зарыт Отис, не дайте ему выкрутиться.
— Что? — я подошел к ней, отстранив Редферна. — Хватит лгать. У меня на руках все доказательства. Скажи им правду, Веда.
— Бедный маленький плут! На этот раз тебе не выкрутиться.
Она стала совершенно бледной, глаза запали глубоко в глазницы.
— Веда!
— Довольно, Джексон, оставьте ее в покое, — сухо сказал Редферн. — Уведите его отсюда и проследите… — приказал он Саммерсу.
— Я не хочу оставлять ее… — начал было я, но Саммерс ударил меня в подбородок. Его пресловутое кольцо с камнем впилось мне в кожу.
Я упал на четвереньки.
Она смеялась, пока меня тащили из комнаты. Мне понадобилась минута, чтобы оправиться от апперкота. К тому времени я уже был взят под стражу

двумя полицейскими в форме.
Я сидел на диване и старался унять кровь, струившуюся из того места, где кольцо Саммерса оставило глубокую ссадину.
— Я хочу ее видеть, — начал было я снова, но Саммерс многозначительно погладил кулак.
— Заткнись, ты! Если не хочешь получить еще одну оплеуху. Как откроешь пасть, сразу же ее получишь.
Ничего не оставалось, как ждать. Наконец приехала «скорая помощь». Монотонно тянулось время. Потом вышел Редферн.
— Прежде чем вы увезете Веду, я хочу ее видеть, — сказал я. Он подошел и внимательно посмотрел на меня.
— Она мертва, Джексон, так что…
Внезапно я почувствовал пустоту в желудке, внутри все сжалось. Уйти таким образом было для нее самым лучшим выходом.
— Теперь послушайте меня, Редферн. Я ее не убивал. Я велел Кэйзи позвонить вам и сказать, где я и что делаю. Вы приехали слишком поздно, и

она преподнесла очередной сюрприз. Мы боролись, и пистолет в драке выстрелил, это несчастный случай.
— Согласен, — сказал Редферн, — это несчастный случай. Кэйзи сказал, что вы довели дело до конца. Вам лучше начать все сначала.
Он посмотрел на полицейских:
— Ладно, парни, идите и оставайтесь возле дома. Когда они ушли, он уселся передо мной.
— Значит, Джексон, вы знаете, кто убил Бретта?
— Да, знаю и хотел бы дать показания. Саммерс подтащил стул, вынул записную книжку и приготовился записывать.

— Это началось два года назад. Вы помните Бейи? Верн был убит, но Альме удалось скрыться. Она пряталась, но через год ее обнаружили. Охота

возобновилась. Она взяла курс на Голливуд и дорогой натолкнулась на девушку по имени Веда Руке. Та тоже ехала туда же. Альма решила, что будет в

большей безопасности, если возьмет с собой эту девушку, так как разыскивали машину с одиночкой. Они отправились в путь вместе, и Веда рассказала

Альме историю своей жизни. Тогда же Альме пришла в голову мысль выдать себя за Веду Руке. Она убила бедняжку, переоделась в ее одежду и устроила

аварию. Затем подожгла автомашину. Офицер федеральной полиции, нашедший обгорелый труп за рулем, признал в нем давно разыскиваемую Альму и

получил хорошую премию. Альма же начала новую жизнь под чужим именем.
Редферн закурил.
— Ты записал все это? — спросил он у Саммерса. Потом повернулся ко мне:
— Продолжайте, Джексон, продолжайте.
— Если вам что-либо известно о Бейи, вы должны были знать, что Альма была без ума от мужа. Он подарил ей пудреницу, и любящая жена не

желала расставаться с подарком мужа. Вы обнаружите вещицу в чемодане на кровати.
Саммерс вышел из комнаты и вернулся с чемоданом в руке. Оттуда он достал пудреницу, но у меня сложилось впечатление, что груда денег

произвела на него гораздо большее впечатление.
— Посмотрите, — сказал я, приподнимая крышку чемодана. — Вы видите фотографию Верна и подпись под ней: «Лучший друг мужчины — это его

жена». И если внимательно посмотрите на девушку, положившую голову ему на плечо, то узнаете ту, которая выдавала себя за Веду Руке.
Редферн взял пудреницу, осмотрел со всех сторон и засунул ее в карман:
— И что было дальше, Джексон?
— Веда не смогла расстаться с пудреницей, хотя и знала, что это опасно. С этого и начались все неприятности.
Я рассказал Редферну, как она ходила во сне, как взяла кинжал Челлини, как Бонд заплатил Герману и ей за то, что она позволила ему оставить

кинжал себе, как Герман приехал ко мне и уговорил забрать пудреницу из сейфа, положив туда кинжал Челлини.
Ни Герман, ни Бойд не знали, насколько важна пудреница для Веды. Они думали, что по пудренице можно установить личность Веды Руке, а на

самом деле личность Альмы Бейи, а она, не забывайте, разыскивалась по обвинению в убийстве.
Я продолжал объяснять, как спрятал пудреницу, надеясь вернуть деньги, и как Веда, отчаявшись получить свою безделушку назад, решилась

бежать со мной. Я показал Редферну визитную карточку Бретта и рассказал, что Веда ее тоже видела. Из надписи, сделанной владельцем на обороте,

она поняла: Линдсней познакомился с содержимым пудреницы. Не знаю, как безделушка попала ему в руки, наверное, нашел там, где я ее спрятал.

Вероятно, афоризм его заинтересовал, и Бретт переписал его на собственную визитку, намереваясь заняться поисками автора позднее. Веда решила

устранить умника, прикоснувшегося к ее тайне, прежде чем Линдсней заявит в полицию. Я, не догадываясь ни о чем, обеспечил ей алиби, заперев в

квартире Ника под надежной охраной. Веда уговорила охранника по имени Джо позволить ей уйти. Она последовала за мной к дому Бретта. Ей легко

было войти и взять пистолет Бретта. Бретт знал ее как исполнительницу стриптиза и решил, что она передумала и отныне будет мила с ним. Во всяком

случае, она его пристрелила. По-моему, в тот вечер и деньги и пудреница должны были лежать у него на столе.

Во всяком

случае, она его пристрелила. По-моему, в тот вечер и деньги и пудреница должны были лежать у него на столе. Все, что ей надо было, — это забрать

добычу и выбраться из дома, в то время как я на свою беду еще только входил туда. Что ж, продолжение вы знаете. У меня были и другие версии, но

пудреница говорит сама за себя.
— А о каком Отисе она говорила?
— Она и его убила. Редферн встал:
— Нужно его найти! Покажите, где это.
— Но подождите…
— Идемте, Джексон.
Мы поехали к нашей с Ведой хижине на трех машинах. В первой сидел я с полицейским, Редферн и Саммерс на заднем сиденье. В другой — два

медика и какие-то типы в штатском. Последней шла патрульная машина.
Я показал им, где зарыт Отис, и они раскопали могилу.
Мы стояли и молчали, пока полицейские заворачивали труп в широкий дождевой плащ и укладывали в одну из машин.
Потом мы прошли в хижину, и я показал им место, где он умер.
— Я сперва считал, что она убила его во сне, но это была только комедия. Макс знал, что она застала его роющимся в ее вещах. Я думаю, что

он нашел пудреницу и узнал Альму по фотографии. Она отдавала себе отчет, что должна заставить его замолчать прежде, чем он успеет рассказать мне

об этом. Ей нужно было убить его в то время, когда мы были в хижине втроем. И тогда ей пришла в голову мысль сделать так, чтобы я поверил, что

она ходит во сне. Она еще раз разыграла пантомиму, попытавшись убить меня, дабы я поверил ей окончательно. Я опять клюнул на ее наживку.

Убедившись, что я не подозреваю ее ни в убийстве Бретта, ни в сознательном убийстве Макса, она покинула хижину. Когда я обнаружил, что Макс знал

о надписи на пудренице, это навело меня на след. Два человека знали о надписи, и оба умерли. Я знал, что она убила Макса, нетрудно было

догадаться, что Бретта убила тоже она. Потом я вспомнил, что у нее имелся флакон с черной краской. Она была черноволосой и не нуждалась в нем.

Вот если бы она была блондинкой, тогда другое дело. Это натолкнуло меня на мысль, что она не Веда. Я провел расследование и убедился, что

истинная Веда была черноглазой брюнеткой и к тому же обладала специфическим родимым пятном. Лже-Веда, как я знал наверняка, не имела никакого

родимого пятна и была голубоглазой. Я выследил Альму, прежде чем идти сюда, и велел Кэйзи позвонить вам. Вы немного опоздали. Если бы приехали

пораньше, она была бы жива. Вот и все.
— Хорошо, Джексон, — сказал Редферн, вставая. — Сейчас мы поедем в Центральное управление и отпечатаем ваши показания. А потом у нас

состоится еще один разговор.
Мне не понравился его взгляд и явная холодность тона, однако я поехал туда, и они оставили меня в комнате под присмотром двух полицейских.

Ожидание было долгим и беспокойным. Наконец вошел Саммерс.
— Идемте, Джексон, — сказал он, и его ухмылка мне совсем не понравилась.
Мы прошли по коридору до кабинета Редферна. Саммерс закрыл дверь и прислонился к ней спиной. В комнате установилась странная атмосфера.
— Садитесь, — Редферн указал мне рукой на стул. Я сел. Некоторое время он перебирал карточки с отпечатками пальцев, лежащие у него на

столе.
— Я рассмотрел все это, — сказал он, поднимая на меня глаза, в которых плясали странные огоньки. — Я обдумал вашу версию. Мне она

представляется кошмарной чепухой.

Мне она

представляется кошмарной чепухой. Не так ли?
— Да, но именно так все и произошло.
— Конечно, — он отложил карточки и положил руки на стол. — Прежде всего нужно уточнить массу неясностей. Чтобы это все подтвердить, мне

нужны показания Бойда, что он действительно хотел присвоить кинжал Челлини, а это будет нелегко сделать. У Бойда много денег и связей. Затем мне

нужны показания этого парня Джо. Он должен признаться, что позволил девушке выйти из квартиры, а ему известно, чем ее прогулка закончилась.

Бедолага может и не пожелать, чтобы его привлекли за соучастие в убийстве Бретта. Затем нам нужны показания агента федеральной полиции,

уличающие его в том, что он солгал, если будет установлено: в сгоревшей машине — труп не Альмы, а Веды Руке. Естественно, это лишит его пенсии,

так что он явно станет придерживаться собственной версии. То же самое относится и к шерифу Галлапа.
— Но на то и полиция, чтобы заниматься проверкой фактов.
— Да, но это будет слишком дорого для штата и займет много времени, Джексон.
— Но если вы не собираетесь доказывать ее виновность, как же вы закроете дело? Ведь не будете же вы утверждать, что Бретта убил я?
— Я буду с вами откровенен, Джексон. Я устал быть полицейским. Влияние политиканов в нашем городе становится невыносимым. В такой атмосфере

сложно остаться честным. Я ухожу, и Саммерс тоже.
— А как же с моим делом?
— Единственная улика, на которой все держится, — это пудреница — единственное доказательство того, что Альма Бейи выдала себя за Веду Руке.

Никакие другие факты, которые мы сможем собрать, не докажут этого, верно?
— Конечно.
— Так вот, час тому назад Саммерс швырнул пудреницу в реку.
Довольно долго до меня не доходил смысл его слов, и я лишь таращил на него глаза, но потом понял и похолодел.
— Ради бога! Что все это значит! — заорал я.
— А ну-ка сядь, — проворчал Саммерс, поднимая кулак. Я вспомнил о перстне-кастете и снова сел.
— Посмотрите на все это с нашей точки зрения, — спокойно сказал Редферн. — Нам наплевать на пудреницу. Она нам не нужна — только осложняет

все дело. Я заявлю, что это вы убили девицу Руке, или Бейи, или еще кто она там. Наплевать мне на ее имя. И всем остальным тоже. Мне

безразлично, кто убил Отиса, она или вы. То же касается и убийства Бретта. И всем это безразлично, кроме вас. Я вас обвиняю в убийстве Веды

Руке, а чтобы сэкономить деньги, обвиняю также и в убийстве Отиса и Бретта.
— Вы не можете этого сделать! — завопил я. — Это же преднамеренное убийство, Редферн. Вы же знаете, что я ее не убивал!
— Все в порядке, Джексон. Мне пришлось долго ждать, чтобы вы оказались там, где я так хотел вас видеть. Вы вели игру осторожно, плутовали и

избежали в прошлом многих неприятностей. Но не думаю, что вам удастся избежать их на этот раз. Пудреница исчезла. Бойд говорить не будет. Джо

тоже будет молчать. Агент федеральной полиции никогда ничего не скажет, а мы с Саммерсом поделим премию, причитающуюся за вашу поимку, и те

двадцать тысяч, которые, как вы утверждаете, Веда взяла у Бретта, тоже. Мы возьмем их себе. Все будут думать, что вы потратили эти деньги. Вам

понятны мои рассуждения, Джексон?
— Вы с ума сошли, если считаете, что вам все сойдет с рук, — сказал я, но внутри у меня все оборвалось — эта афера могла у них выгореть.

— Подождите немного и сами убедитесь, что я прав. Будет суд. Вы можете спорить и доказывать, но этого дела вам не выиграть, а мы с

Саммерсом…
Он подал Саммерсу знак головой, дескать, уведи его. А меня с улыбкой напутствовал:
— Прощай, пройдоха!
Вот как все обернулось. Я записал эту правдивую историю с начала до конца, чтобы дать работу мозгам своего адвоката. Он усердно копается в

мелочах, но мне не нравятся его глаза. Он упорно расспрашивает меня о прошлом, потому что противная сторона вытащит на свет божий кучу моих

прежних, не совсем чистых дел: историю с шантажом, историю со лжесвидетельствами, истории с женщинами. Адвокат говорит, что без пудреницы мы

ничего не сможем доказать, и мне кажется, он не знает, как ему выиграть мое дело.
Теперь осталось недолго. Газеты говорят, что исход суда уже предрешен. Так думает и Редферн. Он говорит, что, когда со мной будет

покончено, он уйдет в отставку. Они с Саммерсом купят ферму и будут разводить бройлеров или леггорнов. Забавно, когда полицейские связывают свои

надежды с курами…
Кэйзи приходит меня навещать. Последнее время нельзя сказать, что он весел. Полиция взяла Джо под охрану, чтобы Кэйзи не мог до него

дотянуться. Но мой друг клянется, что вытащит меня. Не знаю, как он это сделает, и он тоже не знает. Я продолжаю думать о Веде. Можете

улыбаться, но я уверен, она меня любила. Если бы я не сообщил Редферну, что она в Сан-Бернардино, она никогда не сказала бы того, что сказала.
Но сна сказала. Что ж, теперь слишком поздно. Я вижу ее в каждом сне. Она смеется надо мной. Я слышу ее голос: «Бедный маленький плут! На

этот раз тебе не выкрутиться». Это начинает действовать мне на нервы.
Что еще добавить?
Процесс назначен на завтра, и завтра решится моя судьба. А пока думаю еще немного поспать, даже если во сне снова увижу Веду. У меня есть

предчувствие, что ей недолго осталось меня беспокоить, но не стоит быть пессимистом.
Поживем — увидим!