— Это, пожалуй, можно. Я бы…
Дальше я слушать не стал. Земля начала дымиться у меня под ногами. Нельзя было медлить ни минуты. Осторожно выбравшись из куста, я со всех ног бросился к парадному входу, взбежал по лестнице в свою комнату и подлетел к комоду. Сунул руку в карман — нет ключа! Потеряв уйму времени, я наконец вспомнил, что положил его вчера вечером в свои вечерние брюки, и там он, по-видимому, и остался.
Где, черт возьми, мой вечерний костюм? Я обыскал всю комнату, пока не сообразил, что, должно быть, Дживс унес его чистить. Подскочить к звонку и позвонить было для меня делом одной секунды. Только отзвонил, как за дверью раздались шаги и входит дядя Уиллоуби.
— Берти… — говорит он и не краснеет, — м-м-м… я получил телеграмму от Беркли, он жил в этой комнате, пока ты отсутствовал, и он просит отослать ему… э-э-э… портсигар, который он, по-видимому, забыл захватить, уезжая. Внизу его не оказалось, и я подумал, что он мог оставить свой портсигар в этой комнате. Сейчас я его… м-м-м… тут поищу.
Весьма омерзительная картина: старый, убеленный сединами человек, ему бы пора о душе подумать, а он лжет, как актер на подмостках.
— Я никакого портсигара не видел, — говорю.
— Я никакого портсигара не видел, — говорю.
— Но я все-таки поищу. Не пожалею… э-э-э… усилий.
— Если бы он был здесь, я бы его наверняка заметил, нет разве?
— Он мог ускользнуть от твоего внимания. Возможно, он… м-м-м… лежит в одном из ящиков комода.
Дядя Уиллоуби принялся вытягивать ящик за ящиком и рыться в них, как старая ищейка, не переставая бормотать при этом про Беркли и его портсигар. Я стоял рядом и терял в весе фунт за фунтом.
Подошла очередь того ящика, где находился пакет.
— Этот, кажется, заперт, — заметил он, подергав ручку.
— Д-да. Я бы на вашем месте не стал беспокоиться. Он… Он… это… заперт, и вообще.
— А ключа у тебя нет, что ли?
Тихий, почтительный голос у меня за спиной произнес:
— Не этот ли ключ вам нужен, сэр? Он лежал в кармане ваших вечерних брюк.
Дживс, собственной персоной. Он просочился в комнату с моим костюмом и теперь протягивал мне ключ. Я готов был растерзать его за такую заботу.
— Благодарю вас, — говорит дядя.
— Не стоит, сэр.
Пролетела минута. Дядя Уиллоуби выдвинул ящик. Я закрыл глаза.
— Нет, — произнес дядя. — Тут ничего нет. Пусто. Спасибо, Берти. Надеюсь, я не очень тебя побеспокоил. По-видимому, Беркли все-таки не оставлял у нас портсигара.
Он ушел, и я старательно запер за ним дверь. А потом обернулся к Дживсу. Он раскладывал на кресле предметы моего вечернего туалета.
— Э-э-э… Дживс.
— Да, сэр?
— Н-нет, ничего.
Дьявольски трудно было подыскать вступительные слове
— М-м-м… Дживс!
— Да, сэр?
— Это не вы?.. То есть вы не?.. Не было ли там?..
— Я вынул пакет еще утром, сэр.
— Да? А по… почему?
— Нашел, что так оно будет вернее, сэр.
Я напряг мозги.
— Вам это все, должно быть, представляется необъяснимым, а?
— Вовсе нет, сэр. Я случайно слышал, как вы с леди Флоренс обсуждали положение, сэр.
— Ах, вот оно что!
— Да, сэр.
— Вот что, Дживс. Я думаю… в общем и целом… будет неплохо, если вы его придержите пока что у себя, до возвращения в Лондон.
— Совершенно с вами согласен, сэр.
— А там мы его, как говорится, куда-нибудь сплавим,
— Именно так, сэр.
— Оставляю его на ваше попечение.
— Можете не беспокоиться, сэр.
— А знаете, Дживс, вы, как бы это вернее сказать, от личный малый.
— Стараюсь, сэр.
— Один на миллион, я думаю.
— Вы очень добры, сэр.
— Что ж, пожалуй, тем самым — все.
— Очень хорошо, сэр.
Флоренс возвратилась в понедельник. Я увиделся с нею только в пять часов, когда все сошлись пить чай в холле. Но пока народ не разошелся из-за стола, мы не могли и словечком обменяться с глазу на глаз.
— Ну, Берти? — проговорила она, когда мы наконец остались одни.
— Все в порядке, — ответил я.
— Вы уничтожили рукопись?
— Не то чтобы уничтожил, но…
— В каком смысле это надо понимать?
— В том смысле, что не буквально…
— Берти, вы что-то крутите.
— Я же сказал: все в порядке. Дело в том, что… И я уже было собрался ей все толком объяснить, но тут из библиотеки выкатился дядя Уиллоуби, весь сияя, как новорожденный. Старика просто узнать было нельзя.
Старика просто узнать было нельзя.
— Поразительная вещь, Берти! Я только что говорил по телефону с мистером Риггзом, и он сказал, что они получили мою бандероль сегодня утренней почтой. Не представляю себе, что могло послужить причиной такой задержки? Почтовая служба в загородной местности работает из рук вон плохо. Я напишу жалобу в министерство. Мыслимое ли дело, чтобы так задерживать ценные отправления?
Я в это время рассматривал профиль Флоренс, но тут вдруг она оборачивается и устремляет прямо на меня взор, пронзительный, как острый нож. Дядя Уиллоуби пропетлял обратно к себе в библиотеку, и в холле воцарилась тишина, такая мертвая, хоть читай отходную.
— Не понимаю, — выговорил я наконец. — Клянусь Богом, я совершенно ничего не могу понять.
— А я могу. Я все отлично поняла, Берти. Вы смалодушничали. Боясь навлечь гнев своего дяди, вы предпочли…
— Нет-нет! Ничего подобного!
— Вы предпочли потерять меня, лишь бы не рисковать потерей денег. Может быть, вы думали, что я говорила не всерьез. Напрасно. Мое условие было вполне серьезно. Наша помолвка расторгнута.