— Послал, Андрей Васильевич, — как-то неуверенно дернул головой староста.
— Вернулся?
— Нет еще, княже…
— Тогда тебе гонца ждать надобно, а не за безумцами немытыми бегать… — Зверев походя влепил какому-то мужику затрещину: — Почему в шапке перед князем?
Снизу послышался визг: Левший, отложив оружие, спихнул знахаря с причала, а теперь, улегшись на живот, пытался выловить обратно. Ушкуй стоял, естественно, на глубине, а умел плавать несчастный провидец, нет — никто не поинтересовался.
— Так ты кушать будешь, князюшка мой, — кашлянув, вернулась к главному вопросу Полина.
— Обожди, милая. Сперва деревню от напасти хоть как-то оборонить нужно. Раз уж я тут князь, то на мне эта обязанность и висит, за меня мой долг никто не исполнит.
— Что, так не емши и пойдешь?
— Я быстро, Полина, — пообещал Зверев и осенил себя крестным знамением, после чего вытянул нательный крестик, поцеловал: — Вот те крест святой, быстро управлюсь.
Доказав этим жестом свою принадлежность к православию, а не темным магическим наукам, Андрей уже совсем уверенно повел притихшую крестьянскую толпу обратно в Запорожское, на ходу лихорадочно вспоминая уроки и заговоры мудрого Лютобора. Эх, конспект надо было вести, конспект!
— Святой воды, стало быть, у вас нет. Нет воды… — задумчиво пробормотал он, подходя к деревне. — Нет воды. А как с нею хорошо бы было… Фрол!
— Чего велишь, княже? — Староста молниеносно сдернул с головы «пирожок».
— Колодцев сколько в деревне?
— Два, княже. За двором моим и у Авдотьи, что на отшибе.
— Значится, так, — остановился на околице Зверев. — Принеси мне сюда котел медный, по ковшу воды из каждого колодца, по горсти золы из каждой печки и ветку полыни. То есть целиком сорви, а не отростки ощипывай. Это только так называется. Стой! Я еще не все сказал. Вон, у вас луг не вспаханный. Пусть хозяева мертвецов туда выгонят, чтобы на виду были.
— Сожжешь, княже?
— Не жалко родичей-то? Не трону я их. Просто вас пока огражу, смертные. Все, ступай.
Селяне, выслушав наказ, послушно разошлись — лишь после этого Зверев позволил себе ощутить меж лопаток предательский холодок и облегченно перевести дух. Косу как оружие не оценит лишь тот, кто не пробовал остроту ее каленой кромки, кто не видел, с какой легкостью смерды ею владеют. Да и на вилах окончить свои года князю Сакульскому не хотелось. Превратиться в обугленную тушку — не продав добытого с таким трудом золота, не проведя еще одной ночи с Варей в ароматном стогу, так и не узнав, чем окончился сериал Джорджа Лукаса? Ну уж нет! Так просто он ни мужикам, ни мертвецам в руки не дастся.
Первой появилась Лукерья, приволокла большой медный котел и виновато признала:
— Я в нем похлебку для скотины летом варила.
Первой появилась Лукерья, приволокла большой медный котел и виновато признала:
— Я в нем похлебку для скотины летом варила.
— Ничего, сойдет, — кивнул Андрей.
Следом явились Фрол и его старшая дочь. Оба благоговейно несли в руках деревянные корцы с водой.
— Выливай, — кивнул на котел князь.
— А полынь откель рвать? — опасливо поинтересовался староста. — С кладбища?
— Вы просто маньяки какие-то, — фыркнул Зверев. — У себя за выгребной ямой посмотри. Наверняка в рост человеческий стоит. Давай скорей, и печку поди вычисти.
Вскоре потянулись смерды с золой. По очереди они высыпали свое подношение в воду. Андрей лениво помешивал на глазах получающееся зелье полынью, глядя, как местные — кто окриками, а кто и палками — отгоняют мертвецов от деревни.
— Ну что, все принесли? Никто про золу не забыл? — спросил он, насчитав семь горстей. — А то потом опять меня виноватым сочтете…
— Все, все, — подтвердил староста. — Из овинов ведь не нужно?
— Нет, овинами пусть овинники занимаются. А мы о людях подумаем. — Зверев склонился над котлом и, не переставая мешать, зашептал в его гулкую утробу: — Пойду в чистое поле, поклонюсь на четыре стороны. Станет около меня тын железный, забор булатный, от востока и до запада, от севера и до моря, оттоле и до небес; оградит меня от колдуна и от колдуницы, от ведуна и от ведуницы, от чернеца и от черницы, от вдовы и от вдовицы, от черного, от белого, от русого, от двоезубого и от троезубого, от одноглазого и от красноглазого, от косого, от слепого, от всякого моего ворога и супостата по всякий час, по утру рано, по вечеру поздно. От реки Смородины, от моста Калинова, ляг, путь нетленный, протянись, ров смоляной. На тот след не придет ни боязнь, ни скорбь, ни какая немощь, ни на пиру, ни на беседе, ни у старых, ни у молодых. Около главы моей по солнцу обнести, к сердцу приложить и вокруг обойти. Отныне, присно и во веки веков!
Андрей подхватил котел, отступил на полсотни шагов от околицы и двинулся вокруг деревни, макая полынь в заговоренное зелье и рисуя ею защитную линию. Действовать следовало быстро: пока круг не замкнут, он не помогает. А мертвец, вышедший изнутри наружу, вполне способен разрушить силу заклятия.
К счастью, размеры Запорожского позволяли обойти его целиком за десять минут. Медлительные покойники за это время и луг покинуть не успели. Андрей вылил остатки зелья в том месте, где начинал круг, протянул котел и ветку полыни старосте: