Веселье длилось часа два, пока не закончилось угощение. Теперь захмелевшим боярам стало вовсе не до охоты, и на измученных лошадях всадники неспешным шагом отправились в усадьбу.
Здесь их ждала жаркая баня с квасным паром и медовыми жбанами, а затем охотники влились в шумную компанию остальных детей боярских, готовых продолжить прерванный накануне пир. После выпитого и съеденного, после бесконечных здравиц и заверений в любви и дружбе у Зверева возникло стойкое ощущение, что он, подобно запертой в клетку белке, попал в какое-то бесконечное кольцо, в хмельную карусель, в которой крутится уже не первый год и, похоже, будет кружиться вечно.
Правда, в бесконечность пира вплеталась одна неизбежная при таком количестве поглощаемой жидкости деталь — необходимость регулярного посещения небольшой комнаты у дальней стены с четырьмя дырами в полу и кипой сена, которое следовало кидать после себя в дыры для устранения запаха. На выходе из этой комнаты, в пустом коридоре, и заловил Андрея барон Тюрго.
— Рад вас видеть, князь! — обнял он Зверева. Не из дружбы, конечно же, а просто чтобы остановить. — Славная нынче выдалась охота. Три загубленные лошади, две сломанные ноги, несколько ребер и одна рука ради трех пойманных зайцев и одного лисьего хвоста.
— Э-э, дорогой датчанин, — отстранился Андрей и похлопал иноземца по плечу. — Ты ошибся страной, мой дорогой. У нас Родиной не торгуют!
Зверев собрался было уйти, но не рассчитал поворота и врезался плечом в стену.
— Неправда, князь, я говорил совсем о другом! — возмутился датчанин. — Постойте же, разве двести полновесных серебряных талеров не заслуживают хотя бы разговора?!
«Двести? А днем он говорил о ста…» — мысленно отметил молодой человек и решил не напоминать барону об этом, пьяно обрадовавшись своей находчивости.
— Я говорил о мире и только о мире, князь! — обрадовался иноземец, поняв, что собеседник решил задержаться. — Я лишь говорил, сколь ужасно положение нынешней Европы. Османская армия осадила Вену и приближается к Венеции. Недалек тот час, когда сарацины захватят земли до самого северного океана, покорив и Францию, и Германию, выйдя к недавно магометанской Испании. Недаром под стенами Вены ныне бьются бок о бок, забыв вражду, французские и английские рыцари.
Недаром под стенами Вены ныне бьются бок о бок, забыв вражду, французские и английские рыцари. Германия же поражена смутой, и это предрекает ей весьма печальную судьбу.
— Германией больше, Германией меньше, — презрительно фыркнул Зверев и оперся спиной о стену, выставив живот. — Да мы Берлин пять раз брали! Или шесть… Правда, Париж — только раз.
— Для вас Германия далеко, а для моего короля — ближний сосед, — пропустил барон мимо ушей явный бред упившегося русского. — Турки, сарацины, смута… Моему королю нужны войска там, на западе. И поэтому он хочет мира здесь, на востоке. Теперь вы понимаете меня, князь? Разве желание мира может быть изменой?
— Миру мир и слава КПСС, — согласно кивнул Зверев. — Однако я потомственный боярин, князь Сакульский! При чем тут я?
— Разве вы забыли, князь, что ваши земли граничат с датскими рубежами? — терпеливо поинтересовался барон.
— Да? — изумился Зверев и наморщился, напрягая память. В памяти всплывали то Швеция, то Финляндия. — Датский король? Или шведский?
— По Кальмарской унии шведские и норвежские земли находятся под рукой датской короны. [11] — Барон Тюрго скрипнул зубами, пытаясь сохранить доброжелательность.
— Да? Что же, я очень рад за датскую руку, — кивнул Андрей.
— Я слышал, у вас в имении есть некие трудности, князь. Его королевское величество очень тревожит мысль о том, что вы испытываете немалое искушение посягнуть на сопредельные земли, дабы захватить рабов для своих деревень и добычу для пополнения казны. Посему его величество готов предложить вам двести немецких талеров в обмен на клятву не тревожить его рубежей, а также удерживать от подобных нападений своих друзей и склонять своего государя поддерживать мирные отношения с королевством Данией.
— Двести талеров за то, чтобы я ничего не делал? — не очень понял Андрей.
— Двести талеров на возрождение вашего княжества, боярин, — вздохнул барон. — На возрождение княжества без ущерба для рубежей моей страны. Вы получаете серебро, а мой король — воинов, которые уйдут на запад, вместо того чтобы стеречь каменные уступы Корелии. [12] Мы все получим то, чего желаем, без крови и ссор, и останемся добрыми друзьями, готовыми протянуть друг другу руку помощи…
Даже сквозь хмель Зверев чувствовал, что его дурят. Обманывают. Но он никак не мог понять: в чем? Двести вполне реальных немецких талеров в обмен на… На подозрения?
— И король поможет мне купить у вас невольников?
— Да, — прервав свою болтовню, четко подтвердил иноземец. — Так вы готовы дать слово не тревожить наших рубежей, князь?
— Я не вижу серебра, барон.
— О, это не вопрос, — встрепенулся датчанин. — Мы поднимемся в светелку, и я немедленно их вам передам. Токмо, князь, не обессудьте, но мне придется взять с вас расписку. Я ведь должен держать ответ перед своим королем…