— О, донья Алина, вы можете спрашивать меня о чём угодно, я с удовольствием отвечу.
«Симпатичный старик, — подумала Галка. — И совершенно открытый, никаких фиг в кармане и камней за пазухой. Если бы все отцы церкви — причём, не только католической — были такими же, скольких проблем можно было бы избежать?…»
— Отец Пабло, — она старалась как можно точнее сформулировать свою мысль на чужом языке. — Мне сегодня задали вопрос: если расхождение между православной и католической церквами не такое уж сильное — пара слов в «Символе веры» и разночтение относительно того, исходит ли Святой Дух от Сына — то почему я не приму католичество?
— И что же вы ответили, сеньора? — лукаво прищурился старик.
— Я сказала, что подумаю и дам ответ вечером, — не менее лукаво улыбнулась Галка. — А сама пришла спросить вашего совета.
— Видите ли… — отец Пабло замялся. — Как католический священник я обязан был бы разрешить это сомнение в пользу перехода в лоно матери нашей святой церкви. Но как человек… Как давно ваш народ исповедует христианство? Простите, историю восточной церкви я изучал лишь отрывочно.
— Официально с девятьсот восемьдесят восьмого года, — уж что, что, а историю своей страны Галка, в отличие от многих её современников, знала хорошо. — Неофициально — гораздо раньше. Во всяком случае, есть даже легенда, будто апостол Андрей проповедовал среди скифов, а они наши предки.
— Следовательно, ваша страна имеет многовековые традиции, — кивнул старик. — И отречься от них для вас равносильно предательству. Ведь если вы откажетесь от веры предков ради избавления от преследования, ради общественного положения или материальной выгоды, то кто даст гарантию, что вы однажды не откажетесь от обязательств перед вашими людьми?
— Лучше, чем вы сейчас сказали, мне не сказать никогда, — Галка склонила голову в знак уважения. — Это действительно странный для католического священника совет, и потому я никому не расскажу, что подали его именно вы. Но есть ещё один вопрос. Более глобальный, так сказать…
— Вы приняли какое-то решение, но не знаете, насколько оно верно, — догадался старик.
— Можно сказать и так, — произнесла Галка. — Скорее, я приняла решение, но боюсь о нём говорить.
— Вы суеверны?
— Нет. Боюсь, что если я проговорюсь, мне не дадут совершить задуманное.
— Речь идёт о…военном походе на владения Испании?
— В том-то и дело, что нет… — вздохнула Галка. — Я не могу пока вам сказать, в чём именно заключается моя идея, но одно могу утверждать точно: если мне удастся её реализовать, и я неверно поставлю дело, то врагов у меня будет — весь мир.
— Я смог бы дать вам дельный совет, если бы знал все тонкости, — задумчиво сказал отец Пабло. — Но раз вы не желаете посвящать меня в эти тонкости, то дело наверное того стоит, — он усмехнулся. И, выдержав небольшую паузу, добавил: — За то небольшое время, что я вас знаю, сеньора, я сделал кое-какие выводы. Вы странный человек. С одной стороны, вы умеете быть предельно жестокой как к себе, так и к своим людям, и к противнику. Если это необходимо. С другой — вы последовательно искореняете насилие над беззащитными, используя в качестве инструмента не только убеждение, но и приказ, и всё ту же жестокость, если ваш приказ нарушен.
Вы странный человек. С одной стороны, вы умеете быть предельно жестокой как к себе, так и к своим людям, и к противнику. Если это необходимо. С другой — вы последовательно искореняете насилие над беззащитными, используя в качестве инструмента не только убеждение, но и приказ, и всё ту же жестокость, если ваш приказ нарушен. Я слышал о том, как вы казнили английского капитана и его команду за бессмысленное уничтожение двух наших поселений. Кажется, вы так же казнили испанского и французского капитанов?
— Да, чтоб никому не было обидно, — мрачновато усмехнулась Галка. — Вы осуждаете меня за эти убийства?
— Кажется, вы сами себя за них осуждаете, сеньора. И это в какой-то мере хорошо. Пятая заповедь гласит: не убий. Но раз вы понимаете греховность своих поступков, то путь к спасению для вас не закрыт. Хуже обстоит с теми, кто пытается оправдать свои грехи служением некоей высшей цели. Жизнь — бесценный дар Господа. И отнятие её противно его замыслу, какими бы благими целями люди ни прикрывались…
— Отец Пабло, со мной вы можете говорить свободно, я не донесу, — сдержанно улыбнулась женщина, правильно истолковав его оглядку по сторонам. — А если кто рискнёт это сделать, — добавила она чуть громче — на всякий случай, вдруг всё-таки подслушивают, — то я боюсь, что в очередной раз нарушу пятую заповедь. Причём, весьма нехристианским способом.
Невесёлая усмешка священника больше была похожа на гримасу печали. Отец Пабло не фанатик, но вынужден чуть не ежедневно с таковыми общаться. А значит — скрывать свои истинные убеждения.
— Вы вольнодумны, сеньора, — сказал он. — В наше время это большая редкость.
— Я понимаю, почему, — Галка позволила себе нотку иронии. — Но я уже не изменюсь. Может быть, к старости. Если доживу, в чём у меня есть большие сомнения.
— Но вы уже сейчас видите свет, сеньора. Что же до прочих, то я не устаю молиться за их прозрение.