— Испанцы, — мрачно буркнул кто-то на палубе.
Пессимизм команды был понятен без лишних комментариев: подсвеченные взошедшим солнышком паруса сосчитать было не слишком сложно. Как минимум два линкора, не уступавших по размеру и огневой мощи «Генриху», и ещё один или два корабля поменьше. Видимо, испанцы наконец всерьёз взялись решать проблемы своих заморских территорий. Будь рядом «Сварог» с «Перуном», шансы донов были бы куда скромнее. Но сейчас «Гардарика» шла одна…
— Право на борт, — мрачно повторил свой приказ Эшби.
Галеоны вообще сами по себе не очень быстрые суда, но, во-первых, над конструкцией «Гардарики» действительно поработали, а во-вторых, она и до того была быстрее любого тяжеловеса-линкора. Но только не сейчас, когда после боя и шторма её трюмы на четверть залило водой — еле успевали откачивать — и корабль никак не мог повернуть к ветру, несмотря на титанические усилия рулевого. Тот, видя, что испанцы слишком близко, сперва ядрёно выругался, а затем вознёс короткую, но вполне искреннюю молитву небесам. Неизвестно, что именно из этого набора подействовало, но штурвал наконец подался. Где-то внутри корабля что-то проскрежетало, и «Гардарика» наконец начала медленно поворачивать к юго-западу.
«Поздно, — думал Джеймс, разглядывая приближавшиеся линкоры. — Нам не уйти без боя. И не победить… Эли, прости, но живой я тебя в руки испанцев не отдам…»
Когда «Гардарика» наконец легла на нужный курс, линкоры уже возвышались двумя громадами в двух кабельтовых за её кормой, и расстояние это сокращалось. Ветерок северо-восточный, но не настолько сильный, чтобы «Гардарика» могла набрать нужную скорость. Да и паруса у неё уцелели не все…
— Орудия к бою, — скомандовал Эшби.
— Мы не сможем драться, штурман, — мрачно отозвался Хайме. — Это верная смерть, нас не спасут даже новые пушки.
— Мы не сможем драться, штурман, — мрачно отозвался Хайме. — Это верная смерть, нас не спасут даже новые пушки.
Эшби вообще-то не привык, чтобы его приказы обсуждались, но ситуация сейчас была, мягко говоря, нештатная. Никогда ещё «Гардарика» не попадала в такой переплёт. Если бы они могли хотя бы маневрировать! Но — вот она, та самая роковая случайность, о которой он говорил жене на Мартинике. Всё один к одному, чёрт подери…
— Если мы сдадимся, это отсрочит нашу смерть лишь на несколько дней. Может быть, недель, — Эшби сурово воззрился на боцмана. — Мы должны драться. Так у нас будет хоть какой-то шанс.
В ответ на его слова рявкнула одна из пушек испанского флагмана, и ядро плюхнулось в воду перед самым бушпритом галеона. Сигнал лечь в дрейф.
— Убрать паруса, — выкрикнул Хайме.
— С каких пор ты командуешь на этом корабле, приятель? — Эшби нешуточно рассердился. — Тебя выбрали боцманом, а не капитаном!
— Вы тоже не капитан, — Хайме вернул ему «комплимент». — Будь здесь Воробушек, и она бы при таком раскладе порешила лечь в дрейф. Она — французский адмирал. Испанец лопнет от злости, но не посмеет никого из нас вздёрнуть без суда.
— Испания и Франция сейчас не воюют между собой, а мы только что взяли Картахену! — Джеймс уже забыл, когда в последний раз пребывал в такой ярости. — По всем законам нас должны повесить даже французы, если этот испанец пожелает нас им выдать! Ты этого хочешь?… Пьер, орудия к бою!
— Не спеши, Пьер, — нехорошо усмехнулся Хайме. Его рука как бы невзначай легла на рукоять пистолета, торчавшую из-за пояса.
Эшби отчётливо осознавал: если он будет и дальше стоять на своём, не миновать драки на палубе. Он видел, что мнение Хайме разделяет большая часть команды. Пьер был бы рад выполнить приказ, да, видно, боится того же. И вопросительно смотрит на него, штурмана — что же делать?
— Убрать паруса, — Джеймс выцедил ненавистные ему сейчас слова сквозь зубы. Его бы воля — он бы дрался до последнего вздоха.
«Гардарика», убрав паруса, остановилась. И её тут же зажали с двух сторон два испанских восьмидесятипушечника, эдакие плавучие форты. Не прошло и четверти часа, как от флагмана отвалила шлюпка. Испанский офицер — довольный, как кот, наевшийся сметаны — передал хмурым пиратам условия адмирала, дона Педро Колона де Португаль. Учитывая то, что адмирал имеет дело с дамой, которая, к тому же, всегда была великодушна по отношению к пленным, дон Педро предлагает следующее: полчаса на размышления, после чего либо спускаете флаг, и получаете статус военнопленных, либо отправляетесь на дно в статусе покойников. Отсчёт времени пойдёт с момента возвращения парламентёра, и каждые десять минут будут отмечены холостым выстрелом. Передав эти условия и получив заверения в том, что благородство дона Педро оценено по достоинству, напыщенный испанец погрузился в шлюпку и был таков.
— Надо принять его предложение, — проговорил Хайме. — Да, чёрт побери, мне оно тоже не нравится! Но если мы начнём брыкаться, то огребём восемьдесят ядер с обеих сторон! А так хоть какой-то шанс выжить!
— Ну, и что будет? — озлился Пьер. — Нас закуют в железо, посадят в трюм, отвезут в это чёртово Маракайбо, и может быть помилуют, заставив рубить тростник вместо перетаскивания камней? Знаешь, что, Хайме, я уже был в испанском плену, и не горю желанием туда возвращаться!