* * *
«Снова дорога… До чего же хорошо на воле! Ни жуткого смрада, ни страхолюдных калек, ни толкотни, ничего не осталось от города, — думал сэр Мишель, глядя по сторонам. — Скорее бы поймать этого мерзавца Понтия и сдать, куда надо — бейлифу в тюрьму, если Джонни его прежде из своего чудесного арбалета не «пришьет», как он странно выражается. Хотя, если правда, что от тех стрел-шариков дырочки получаются, то похоже будет… Теперь еще за этим бастардом Ломбардским в Руан ехать! Но нет худа без добра — в Руане можно добрыми доспехами и оружием разжиться.»
…Рано утром, с превеликим трудом соображая, где находится и какой нечестивец так назойливо трясет его за плечо, сэр Мишель приподнял тяжелую, будто налитую густым горячим маслом голову и с отвращением подумал о предстоящей неблизкой дороге. Спать бы сейчас да и спать, так нет, не спится Джонни, знай себе толкается да гавкает что-то на своем странном языке.
— Изыди, нечистый! — попытался отмахнуться сэр Мишель и уронил голову на свернутый меховой плащ, но тут же вздрогнул от пронзительного крика:
— Aufstehen!!! — завопил Гунтер, потеряв терпение. Сам он не спал с того момента, как в тяжелый хмельной сон вонзился дребезжащий звук упавшего на деревянный пол медного таза с водой — какой-то идиот безрукий нес его по коридору… Разлепив веки и оглядевшись, он обнаружил себя лежащим на жесткой широкой деревянной лавке, застланной шкурами, напротив на таком же ложе мирно посапывал сэр Мишель, трогательно свернувшись калачиком и свесив одну руку, из-под плаща-подушки виднелись ножны меча.
В окно небольшой комнаты протянулись солнечные лучи, освещая выскобленный стол, сплошь изрезанный кинжалами прежних постояльцев, огромный кувшин с водой, небрежно отброшенные в угол сапоги — оба мишелевых, и один свой, — два тяжеловесных табурета и откатившуюся в угол пузатую глиняную бутылку в плетеной корзинке. Пустую, как печально констатировал Гунтер, осторожно поднявшись и едва не на четвереньках добредя до нее. После чего он принялся будить сэра Мишеля.
Рыцарь, издав недовольный рык, оттолкнул назойливого оруженосца и сел, угрюмо глядя по сторонам.
— Дай-ка мне… — он протянул руку, указывая на валявшуюся в углу бутылку, но Гунтер отрицательно помотал головой:
— Не дождешься, вчера все вылакал. На-ка, водички попей.
Гунтер взял со стола кувшин и подал сэру Мишелю, но тот, нагнув голову, молча указал на свой взлохмаченный затылок. Намек был понят с полуслова, и поток холодной воды щедро оросил голову страдающего очередным похмельем рыцаря. Отфыркиваясь и протирая лицо ладонями, сэр Мишель прогудел хриплым басом:
— М-м-м… Хорошо…
Вчера, когда все так замечательно разрешилось, рыцари, собравшиеся в трактире, как водится, начали пить за знакомство, потом за знакомство оруженосцев, потом за знакомство рыцарей с оруженосцами, а дальше за все, что только на ум приходило.
— Слушай, я вечером сильно напился? — озадаченно потер лоб норманн, — Ничего не помню.
— Не злоупотребляй вином, тогда и память проясниться. Ты мне лучше ответь, куда дел мой сапог?.. — проворчал Гунтер, шаря под лавками.
— Я? Какое мне дело до обуви моего оруженосца? — возмутился сэр Мишель и, вытянув тяжелый яловый сапог за голенище из-под скрученного в ком плаща, служившего Гунтеру подушкой, швырнул его на пол.
Так, мирно беседуя, они собрались, позавтракали и закупили провизии на два предстоящих в пути дня.
Так, мирно беседуя, они собрались, позавтракали и закупили провизии на два предстоящих в пути дня. Только выехав за городские ворота сэр Мишель, собравшись с духом, задал Джонни вопрос, который возник с самого утра и несказанно мучил его:
— Слушай, Джонни, у нас еще много денег осталось? Ну, мы вчера случайно не пропили все?
Гунтер потрогал кожаные кошельки на поясе, заметно убавившие в весе, но по прежнему обнадеживающе тяжелые, и ответил:
— Осталось, на орехи…
— Тебе бы все шутки шутить, а нам еще оружие да доспехи покупать надо, — пробурчал сэр Мишель.
— Не переживай. Денег твой папа дал, я полагаю, с расчетом на то, что его дружелюбный и любвеобильный сынок захочет продемонстрировать свою щедрость в первом же попавшемся трактире.
Сэру Мишелю осталось только горестно вздохнуть:
— И когда же я научу тебя, как должен оруженосец разговаривать со своим рыцарем… Наверно, никогда…
* * *
Ближе к вечеру между холмами показался замок. Утомленный долгим переездом Гунтер смотрел на серые стены с надеждой — там можно будет подкрепиться и переночевать, если, конечно, сэр Мишель не успел насолить чем-нибудь его хозяину и захочет туда наведаться. Германец сильно устал, не смотря на два привала — один, коротенький, возле перекрестка, где на этот раз они повернули к Руану, и другой, подольше, у небольшой речушки Риль, где сэр Мишель ухитрился изловить парочку форелей из крутящейся на мелководье стаи. Срезав небольшое тонкое деревце и освободив его от веток, он примотал к одному концу кинжал, скинув сапоги, вошел по колено в воду и, дожидаясь, когда какая-нибудь неосторожная рыбина подплывет к нему поближе, молниеносным движением втыкал под жабры импровизированную острогу, после чего перекидывал сверкающее на солнце рыбье тельце на берег. Большинство форелей срывалось и уплывало, но сэр Мишель не расстраивался, так как делал это больше из удовольствия, чем по надобности — еды хватало вдоволь. Тем не менее, пойманные рыбы были распотрошены и зажарены над костром, который Гунтер разжег своей зажигалкой.