— Милорд, — неожиданно заговорил сэр Мишель, только что припрятавший за пазухой полученные от Джона пергаменты с приказами. — Ваше высочество, я все же просил бы вас поостеречься. Думаю, Гвидо де Лузиньян не зря предупреждал об опасности. И потом, не позабудьте, убийством угрожают не только вам, но и государыне Элеоноре и другим членам королевской семьи…
— Об этом — после, — рубанул ладонью воздух принц. — Письма Гвидо обсудим, когда станем пировать в Тауэре. А сейчас, господа, в дорогу. У каждого есть дело… Гисборн, распорядитесь, чтобы Шевалье де Фармеру и его оруженосцу подали свежих лошадей и верните им оружие.
* * *
Безмятежная убежденность в собственных безнаказанности и безопасности сильно подвели канцлера Англии Уильяма де Лоншана. Внешне дела в столице обстояли просто идеально: принц Джон, у которого не было сколь-нибудь серьезных должностей в государстве, выступать против королевского любимца не смел, побаиваясь Ричарда; большинство влиятельных, способных держать в руках оружие дворян отбыли с королем на берега Средиземного моря, и подчиненной Лоншану гвардии могли противостоять лишь отдельные бунтари, расправиться с которыми было бы проще простого. Новый архиепископ пребывал в монастыре, окруженном верными канцлеру войсками. Оставалось и дальше сохранять в тайне от епископата и дворян нахождение Годфри на острове, да силами шерифских отрядов усмирять редкие вспышки недовольства.
Ричард и Элеонора далеко, вернутся они весьма нескоро, а потому Лоншан чувствовал себя единственным обладателем власти на английских землях. Однако выстроенная им пирамида казнокрадства, обмана и вероломства начинала рушиться, точно крепостная башня, разбитая метким выстрелом из катапульты…
За принцем канцлер не следил, считая Джона неспособным к действиям в ущерб человеку, облеченному доверием грозного Ричарда. Но даже если бы соглядатаи Лоншана надзирали за замком Винчестер, то доклады вряд ли бы отличались особой оригинальностью. Ничего подозрительного — сразу после полудня дворец принца покинул всадник, направившийся вверх по Темзе, через западные ворота к Оксфорду; позже поодиночке выехали несколько молодых дворян из свиты принца — гонцы с приказами находившимся в городе или близ него отрядам Йорка, Ланкастера и Монмута; сам принц, окруженный двумя десятками всадников охраны, среди которых выделялись шестеро угрюмых сарацин в восточных одеждах и с саблями наголо, поехал к Вестминстерскому аббатству. Находился он там вплоть до заката, а внимательные нищие, собиравшие мзду на ступенях собора, отметили странное оживление среди благочестивого клира Лондона — до вечерней службы Вестминстер посетили настоятели почти всех городских храмов, аббаты монастырей и даже четверо епископов…
Трое верховых на сытых, застоявшихся горячих конях выехали из ворот Винчестера ближе к вечеру. Вслед за ехавшим впереди Гаем Гисборном поспешали сэр Мишель и Гунтер, разодетые в плащи с гербом принца Джона, нацепленные поверх кольчуг. Гай провел своих новых знакомцев через Тауэр-бридж и центр Лондона к южным городским воротам. У каждого при себе имелась бумага за подписью принца Джона, дающая возможность беспрепятственного проезда через все заставы стражи, в пределы любого королевского земельного владения или любой город Англии.
«Даст Бог — все получится, — думал германец, покачиваясь в мягком новеньком седле и рассеянно оглядывая толчею на лондонских улицах. — Ну почему я в прежние времена никогда не обращал внимания на этот отрезок истории Англии? Насколько было бы проще, знай я хоть по книгам обстоятельства авантюры, в которую мы с Мишелем влипли… Но никакого переворота с участием принца Джона не было — вот уж это я точно помню! Так что и книги вряд ли бы нам помогли…»
Сэра Мишеля, как истинного, хотя и немножко безалаберного рыцаря, сомнения не терзали. Норманн был твердо уверен в победе. Сколь трудным не стало бы освобождение Годфри, сын барона де Фармер, впервые в жизни взявшийся за настоящее дело, не подведет своих сюзеренов. Годфри или Джону не придется стыдиться за рыцаря Англии Мишеля де Фармер! Зря, что ли, принц подарил ему и Гунтеру одежду со своим гербом?!.
Далеко на востоке, над проливом собирались грязновато-серые кучевые облака, со стороны моря потягивало пахнущим солью и водорослями ветерком. Чувствовалось, что ближайшей ночью над Лондоном разразится летняя гроза.
Глава четырнадцатая
Феодально-демократическая революция
Ночь на двадцать четвертое августа выдалась беззвездная, темная и ветреная.
Глава четырнадцатая
Феодально-демократическая революция
Ночь на двадцать четвертое августа выдалась беззвездная, темная и ветреная. Порывы холодного ветра хлестали по кронам столетних дубов и буков, окружавших дорогу на Дувр, в чаще коих, как шептались в деревнях, еще обитали боги сгинувших кельтов-язычников, а белобородые друиды-отшельники и поныне клали требы самым древним и великим деревьям втайне от христианских священников… Страшно человеку такой ночью. Кажется, будто среди теней колеблющегося на ветру единственного факела, вставленного в кольцо на стене маленькой хибарки, пляшут чужие, принадлежащие ночи и дьяволу силуэты ведьм и неведомых чудовищ… Хорошо, что дорожная застава Чатемского шерифства состоит из трех человек — не в одиночестве сидеть в темноте среди враждебного, холодного леса.