— Мы из обители святого Мартина, — елейным голосом повторил рыцарь. — А в столь глухой и неурочный час идем исповедовать…э-э… одного барона, находящегося при смерти в трактире, что в лиге отсюда по Лондонской дороге.
Сэр Мишель бывал раньше в Англии и отлично знал, что трактиров на пути от Дувра до столицы превеликое множество, и хоть один наверняка расположен на указанном расстоянии. Не исключено даже наличие умирающего барона.
— Идите, идите, святые братья, — проворчал длинный. — На службе не подаем. О, скажите лучше, чего у вас в обители творится? Гвардию пригнали, констебль всех на ноги поднял, двоих наших в Лондон послали за подкреплением… Война, что ли?
«Хорошо за нас взялись, — мелькнула мысль у Гунтера. — Ради архиепископа и меньше чем полудесятка оставшихся верных ему рыцарей поднимают целую армию!»
Сэр Мишель пустился в объяснения, что, мол, заявился какой-то граф, называющий себя наместником короля. Господин констебль и светлейший канцлер приказали мерзавца изловить. А граф сей попросил убежища в церкви…
Пока Фармер долго и путано рассказывал, второй стражник с кряхтеньем слез с коня и направился к краю дороги. Повинуясь безмолвному приказу рыцаря, указавшего на спешившегося англичанина глазами, Гунтер незаметно последовал за ним. Едва коротышка пристроился у сосны и, спустив штаны до колена, начал задумчиво орошать ствол остатками просившегося наружу славного английского пива, германец осторожно подошел к потерявшему осмотрительность блюстителю сзади (благо старший разъезда был увлечен байками сэра Мишеля не видя, что происходит за спиной) и сильно саданул его прикладом автомата в основание черепа. Сэр Мишель мгновенно вцепился в собеседника, стащил с седла, так, что стражник сильно приложился спиной об укатанную дорогу на миг потеряв возможность дышать, и несколько раз добавил кулаком по лбу.
Захват разъезда стражи произошел настолько стремительно и неожиданно, что Гунтер даже позавидовал сноровке своего рыцаря. Надо полагать, Мишелю раньше неоднократно приходилось сталкиваться со служителями закона и он научился грамотному обращению с ними.
Бесчувственные тела быстро оттащили к краю дороги, за кусты куманики, и сэр Мишель, грустно посмотрев на германца, успевшего поймать лошадей, сказал:
— Руку вот разбил.
Рыцарь показал кулак с содранными костяшками. Лоб у служащего Дуврского шерифства оказался крепким.
— Что делать с ними будем? — спросил Гунтер. — Так оставим? Ведь скоро очухаются и побегут жаловаться на монахов-разбойников. Погоня обеспечена…
— Ну сначала мы сделаем одну вещь… — сэр Мишель нагнулся и ловко ощупал стражников. У каждого при себе имелся кошель, наполненный, пусть и не отказа, монетами. — Большей частью медь, — огорченно заметил рыцарь, высыпая деньги на ладонь и всматриваясь. — Ну-ка, где твое огниво? Темно, хоть глаз выколи.
— Ну-ка, где твое огниво? Темно, хоть глаз выколи.
Гунтер нашел за голенищем сапога зажигалку. При свете фитиля выяснилось, что добыча составляла около дюжины шиллингов и еще один золотой французский дублон с корявым профилем короля Людовика VII. На въезд в Лондон и сравнительно неплохую еду в любой городской таверне хватило бы с лихвой.
На том сэр Мишель не остановился. Он старательно обыскал обоих англичан, изъял все имевшееся оружие — два меча, два ножа, а на седле одной из лошадей обнаружился арбалет со связкой стрел в кожаной сумочке.
— Отлично! — бормотал рыцарь. — Просто отлично! Быть разбойником не столь уж и плохо. Джонни, поищи в седельных сумах веревку. Сейчас я тебе покажу, как папа поступал с пленными сарацинами!
— Ты их хочешь повесить? — Гунтер застыл с открытым ртом. — Еще не хватало! Все-таки убивать можно только тех, кто способен сопротивляться и хочет убить тебя.
Норманн в ответ покрутил пальцем и виска, горестно вздохнул, сетуя в душе на неразумность собственного оруженосца и сказал:
— Нам же отпустили все грехи, кроме убийства.
Когда Гунтер передал Мишелю найденную веревку, рыцарь начал священнодействовать. Указав Гунтеру на лежащего рядом стражника, он жестом дал понять, что жертву злодеяния следует перевернуть на живот. Когда с этим было покончено, второго подтащили за руки и за ноги и аккуратно уложили на спину первому. Затем Мишель разрезал длинную веревку на четыре части и, привязав несчастных друг к другу за пояс, примотал лежавшему сверху руки к ногам, а потом, перекатив обоих набок, точно также поступил с нижним. Глядя на все это, Гунтеру стало смешно — он представил себе, как очнувшиеся стражники где-нибудь к полудню доковыляют эдаким манером к воротам обители святого Мартина (если конечно их прежде никто не встретит и не освободит). Убедившись, что все узлы достаточно крепки, рыцарь отрезал лишние болтавшиеся концы веревок и начал стаскивать через голову рясу.
— Снимай, мы больше не монахи, — бросил он Гунтеру. Потом рыцарь привесил на пояс захваченный меч, а второй вручил оруженосцу с таким выражением лица, что тот понял — лучше таскать на поясе лишних полтора килограмма, нежели спорить с упрямым нормандцем.
Рясы были аккуратно свернуты, перевязаны веревкой и заброшены далеко в придорожные кусты. К этому времени один из стражников начал приходить в себя и осваиваться в новом положении, опасаясь громко выражать свое недовольство.