— Меня прозывают Ричардом Плантагенетом, — сильным густым баритоном произнес светловолосый, оглядывая невысокого Мишеля, слегка склонившегося на раненый бок, не без иронии. — Я английский принц крови. Пропустите немедленно!
— Зачем? — буркнул Фармер, смущенный столь высоким саном. Доселе видеть Ричарда лицом к лицом ему не доводилось, и когда вспомнилось, что совсем недавно он бился под его знаменами, смущение усилилось еще более. Но только что Мишель дал самому себе слово защищать короля, а внезапное появление недруга ничего хорошего старику Генриху не сулит. Но это все-таки принц, а не кто-нибудь…
— Вы здесь один? — вдруг раздался позади голос Годфри. — Дорогой брат, не лучше ли вам поехать обратно? Наживете неприятностей…
Ричард скривил губы в презрительной усмешке, когда Годфри назвал его своим братом и, покачавшись в седле, язвительно сказал:
— Дорогой бастард, ваш и мой отец преступил законы Божьи и людские. Мой долг — задержать его и предать суду. Пускай мои друзья и соратники отстали, но я отступать не намерен. Дорогу!
Неукротимый нрав Ричарда и его отчаянная смелость, граничащая с безрассудством, были известны всем, но сейчас даже невозмутимый Годфри был задет за живое. Он собрался было ответить брату-изменнику бурной отповедью, но далее случилось нечто вовсе неожиданное. Странствующий оруженосец показал свои способности.
Мишель де Фармер, окончательно озверевший от холода, сырости и боли в незажившей ране, решил, что препирательства между благородными господами следует немедленно прервать, а то таковые могут продолжиться до самого рассвета. Он чуть подал коня назад, выдернул из руки Уильяма Маршалла копье и направил острие в грудь задиристого принца.
— Сэр, я предлагаю решить дело поединком, — сипло проговорил Мишель. — Берите в руки оружие и извольте сражаться со мной. Только после того, как я умру, вы проедете дальше.
— И после того, как я, — вставил сэр Уильям, сдвигая брови.
Ричард откровенно растерялся. Тем более, что этот наглый мальчишка уже занес копье для удара. Хваленая смелость принца вдруг куда-то улетучилась, к тому же он видел — молодой норманн не шутит.
— Я отказываюсь от поединка, — быстро сказал Ричард. — Вы облачены в броню, а у меня нет даже шлема. Неравные условия, сэр…
— Тьфу, — злобно сплюнул Мишель. — Тоже мне, принц. Сердце у него львиное, понимаешь…
И в сердцах вонзил наконечник в плечо ричардовского жеребца, который жалобно заржал, привстал на дыбы и попятился, мотая головой от боли и сверкая белками глаз.
— Вы облачены в броню, а у меня нет даже шлема. Неравные условия, сэр…
— Тьфу, — злобно сплюнул Мишель. — Тоже мне, принц. Сердце у него львиное, понимаешь…
И в сердцах вонзил наконечник в плечо ричардовского жеребца, который жалобно заржал, привстал на дыбы и попятился, мотая головой от боли и сверкая белками глаз. Принц, грубо осадив несчастное животное, ругнулся под нос, развернулся и демонстративно медленно поехал в сторону, откуда явился.
Некоторое время царило изумленное молчание, лишь Мишель сердито сопел, глядя вслед прихрамывающей лошади принца. Наконец, сэр Уильям подъехал к нему и забрал свое копье.
— Вы заставили отступить самого Ричарда Львиное Сердце, — как бы невзначай заметил Годфри. — Ладно, сударь, я запомню этот ваш поступок, а память у потомков короля Вильгельма Нормандского крепкая.
Сын короля развернул лошадь погнав ее рысью, вслед уехавшим далеко вперед Генриху и свите. Сэр Уильям и Мишель последовали за ним.
Между тем, уже почти рассвело, стало лучше видно раскисшую дорогу и дождь немного поутих, сменившись легкой колючей моросью.
Трое всадников скоро нагнали едущий быстрым шагом кортеж короля, который, совсем обессилев, полулежал на шее лошади, поддерживаемый с двух сторон рыцарями. Было просто удивительно, как старик еще не потерял сознания. К счастью, один из рыцарей свиты вспомнил о расположенной недалеко от дороги, за перелеском, деревеньке, и маленький отряд оставшихся верными Генриху дворян свернул с дороги в ту сторону. Мишель, окончательно решивший не бросать короля, отправился с ними, к тому же ехать дальше у него тоже не было сил. И кроме того, Годфри попросил остаться.
В последующие дни Мишель де Фармер, сам того не желая, стал свидетелем отвратительных, по его мнению, интриг членов королевских семейств Англии и Франции.
Короля уложили в крестьянском доме, с ним остался сын, самые приближенные рыцари да напросившийся Мишель. Бедный Генрих, мучимый тяжелым воспалением легких, седой, осунувшийся старик, еще пытался спасти свой трон и земли государства, но король Филипп, быстро выяснивший, где нашел пристанище соперник и в каком он находится состоянии, вместе с Ричардом навестил неприметную северо-нормандскую деревушку, выставив условия мира. Буйный принц, кстати, желая остановить войну в собственных землях и побыстрее отправиться в планируемый крестовый поход, отказался от решения предать отца суду, да надобность в этом уже миновала — вскоре Генрих должен был предстать перед судом, рядом с которым все земные тяжбы теряли смысл…
Когда Филипп и Ричард приехали, Генрих, не желавший выглядеть в их глазах немощным стариком, сел, вопреки протестам Годфри, в седло и выехал им навстречу. Сопровождали его сэр Маршалл, сын и Мишель, который теперь не отходил от канцлера ни на шаг. Одного взгляда на короля было достаточно, чтобы понять — он скоро умрет, но ни француза, ни принца это совершенно не тронуло. Между прочим, Генрих отказался сойти с коня, не надеясь, что сможет вновь забраться в седло.