— Ты в гости пришел?
— Нет.
— Значит, по делу?
— Да.
— По школьному вопросу?
— Да. Хотел немного поговорить.
— Угу. Так о чем? Говори же.
Но Буэмон-кун молчал, опустив очи долу. Вообще-то Буэмон-кун был весьма болтлив, хотя и учился во втором классе. Его мозг, не в пример голове, был недоразвит, и по болтливости этот ученик занимал в группе «Б» первое место. Именно он поставил хозяина в тупик, потребовав перевода на японский язык слова «Колумб». Да, видимо, была какая-то серьезная причина тому, что сей разговорчивый господин молчал и только ерзал на месте, как принцесса-заика. И причина эта заключалась не только в стеснении. Хозяину это тоже начало казаться странным.
— Если у тебя есть что сказать, говори скорее.
— Мне как-то неловко говорить…
— Неловко говорить? — хозяин заглянул в лицо Буэмон-куна, но тот продолжал смотреть вниз, и определить выражение его лица было трудно. Тогда хозяин попробовал изменить тон и сказал ласково: — Говори, не стесняясь. Нас никто не слышит, а я никому не скажу.
— Можно рассказывать? — Буэмон-кун все еще колебался.
Нас никто не слышит, а я никому не скажу.
— Можно рассказывать? — Буэмон-кун все еще колебался.
— Можно, наверное, — решил хозяин.
— Ну, тогда я расскажу, — вздохнул Тыквоголовый и, подняв голову, тупо посмотрел на хозяина. Глаза у него совершенно треугольные. Хозяин надул щеки и выпустил в сторону дым «Асахи».
— Знаете… Такое дело получилось, не знаю, как теперь быть.
— А что случилось?
— Как что случилось? Я в большом затруднении и пришел к вам…
— Так что же тебя затрудняет?
— Я не хотел этого делать, но Хамада пристал: одолжи, говорит, да одолжи…
— Хамада — это Хамада Хэйскэ?
— Да.
— Так что, ты одолжил этому Хамада деньги в уплату за пансион?
— Нет, я одолжил ему не деньги.
— А что же?
— Свое имя одолжил.
— А для чего Хамада понадобилось твое имя?
— Он отправил любовное письмо.
— Что отправил?
— Я ему говорю, чем одалживать свое имя, я лучше опущу письмо в почтовый ящик…
— Ничего не понимаю. Кто и что сделал?
— Было отправлено любовное письмо.
— Любовное письмо? Кому?
— Да я же говорю, что неловко рассказывать об этом.
— Ну ладно, значит, ты отправил какой-то женщине любовное письмо.
— Нет, не я.
— Хамада?
— И не Хамада.
— Так кто же отправил?
— Этого я не знаю.
— Ничего не пойму. Что же, никто ничего не отправлял?
— Там только мое имя.
— Что значит «там только мое имя»? Ничего не понимаю. О чем ты говоришь? Рассказывай все по порядку. Кому было адресовано письмо?
— Барышне Канэда.
— Это дочь коммерсанта Канэда?
— Да.
— А что значит «имя одолжил»?
— Видите ли, эта девица модничает и нос задирает, вот ей и отправили любовное письмо… Хамада сказал, что без подписи нельзя. Я ему говорю: подпишись своим именем. А он говорит: это неинтересно. Лучше, говорит, пусть будет подписано Фуруи Буэмон. Вот так я и одолжил свое имя.
— Ты что, знаешь эту девушку?
— Нет, не знаю. Даже не видел никогда.
— Какая наглость! Посылать любовное письмо человеку, которого не знаешь! Зачем же вы это сделали?
— Все говорили, что она хвастает и нос задирает, вот и решили подшутить над нею.
— Натворили вы дел. Значит, отправили за твоей подписью?
— Да. Письмо написал Хамада, я одолжил имя, а Эндо ночью отправил.
— Значит, вы втроем сговорились?
— Да. Но потом я испугался. Вдруг все раскроется и меня исключат? Я так беспокоюсь, что уже несколько ночей не сплю. В голове словно туман стоит.
— Черт знает, какую глупость вы выдумали. Что же, так прямо и подписали — «ученик второго класса гимназии «Буммэй» Фуруи Буэмон»?
— Нет, про гимназию не писали.
— Хорошо хоть, что догадались. Этого бы только не хватало! Тогда бы речь шла о чести гимназии «Буммэй».
— Как вы думаете, меня исключат?
— Как тебе сказать…
— Сэнсэй, у меня очень строгий отец. Да еще у меня мачеха. Если меня исключат, мне плохо придется. Неужели исключат?
— Вот я и говорю, что нельзя делать такие штуки.
— Я и не хотел, да вот так получилось… Нельзя ли постараться, чтобы меня не исключили?
Буэмон говорил слезливым голосом. Давно уже за фусума фыркают хозяйка и Юкиэ-сан, а хозяин все тянет с важным видом: «Не знаю… Вот уж не знаю, как с тобой быть…» Страшно интересно.
Я сказал — «интересно». Возможно, вы спросите: почему? Вопрос резонный. Величайшая цель жизни как человека, так и животного, — это познание самого себя. Если бы люди оказались способными познать самих себя, они были бы достойны большего уважения, чем кот. И тогда я немедленно прекратил бы писать всю эту ерунду. Но человек никогда не познает свое «Я», как никогда не увидит собственных ушей. Вот почему за разъяснениями по поводу своего «Я» люди обращаются к обычно презираемым котам. Конечно, человек делает вид, что ему все известно, и просто чего-то не хватает. Он расхаживает по земле с величественным видом, называя себя венцом творения. Меня разбирает смех, когда я гляжу на него. Вот он и таскается по свету, сгибаясь под тяжестью этого самого венца творения, и спрашивает у всех встречных, где его уши. И не думайте, что он когда-нибудь откажется от этого венца. Будет таскать его до самой смерти. Впрочем, при всем этом он может считаться даже симпатичным, если только довольствуется тем, что он дурак.