Семейству Грюнда было не до нас, и они не обратили внимание на нашу с Даниэлем излишнюю напряженность.
Мы прошли обработку, инструктаж и наконец замерли перед «мешком», Искра очень волновалась, до дрожи, Грюнд наоборот успокоился, Снежинка в радостном волнении была уверена, что все будет хорошо, я тоже. Даниэль прикидывался каменным, давно с ним такого не было.
Когда Грюнд принял ребенка, мы все затаив дыхание смотрели на это крошечное чудо, у всех крутилось в голове, но никто не решался сказать «не альбинос». Жмурившаяся девочка вдруг открыла глазки — серые! У нас вырвался вздох. Она задумчиво посмотрела перед собой и опять их закрыла. Искра плакала от счастья и облегчения, Снежинка от радости, а я от умиления, наверное. Грюнд радостно и гордо улыбался, держа на руках свое продолжение, свою дочь. Так и стояли, высокий Грюнд с младенцем на руках и девчонки по обе стороны от него, смотрящие на маленькое чудо — так для меня теперь будет выглядеть счастье.
Я ушла и увела Даниэля, которого все время держала за руку, в коридоре он остановил меня и прижал спиной к себе, судя по дыханию, он беззвучно плакал. Я растворилась в объятии, мы действительно с ним половинки, раз можем так сливаться в единое целое, время исчезло…
Я подала ему платок, который все же стала носить с собой, смирившись со своей плаксивостью, он вытер лицо и мы не проронив ни слова пошли к выходу.
Выйдя из комфортного сумрака здания на яркое солнце, я четко осознала:
— Времени в обрез.
Я уходила от друзей, от мирной счастливой жизни к работе, к убийце хинов, которого надо найти и остановить. Даниэль шел рядом и я, казалось, чувствовала как он, также как и я «перестраивается».
— Так что за контракт? — спросил он, когда мы сели в флаер.
Я коротко рассказала и выдвинула примерный план моих действий. Даниэль тоже хотел подключиться, но я настояла на том, что на Университетские острова он не суется и будет моим связным и «второй головой», что я буду ему ежедневно отчитываться, а он из своего отстраненного положения что-то советовать.
В десять утра мы уже были на территории поместья-клиники семьи Этани, спецов по косметическому изменению внешности и наномаскам. Через четыре часа малоприятных процедур и ожидания, я смотрела на себя в зеркале — «экселенс», именно то, что нужно. Нос обрел некую оплывчатость, стал более плоским и широким, но не уродующим, веки слегка набухли, делая разрез глаз азиатским, но не классическим, а хорошо разбавленным, ресницы выкрашены в черный цвет и безжалостно подстрижены, губы стали чуть толще и выпуклее, эта перемена мне нравится больше всего, такие губы делают лицо мягким и нежным. Волосы ставшие прямыми и тяжелыми выкрашены в темно-коричневый с красным отливом, причем корни закрашены черным, брови тоже. Это не слишком удобно, надо будет каждый вечер следить за корнями, чтоб не проявился мой русый цвет, но я не хотела делать с волосами что-то радикальное, ведь только-только их отрастила до прежней длины.
В итоге на меня из зеркала смотрела хинка разбавленных кровей, и понять разбавление это аристократичное или наоборот было нельзя. Так могла выглядеть и дочь кого-то из «золотой сотни», и девушка из третьего сословия, родители которой такие же «разбавленные» азиаты. Желая подчеркнуть первый вариант, я нанесла рисунок — желтый дракон извивается под левой грудью, причем выглядел он так, будто татуировку пытались вывести. Может быть я излишне увлеклась своим образом, но с другой стороны — внимание к мелочам, это то что отличает профессионала.
Глава 3. Университетские острова. Белый остров
Ара-Лин
Меня явственно ущипнули за попу, я на мгновение замерла, решая, что же делать… решила. Сноровисто вернула кружки с подноса на стол и с разворота врезала тонким металлическим подносом в лоб худосочному смуглому брюнету, раздался звук подобный удару колокола, в баре стало очень тихо, я моментально сгребла кружки и двинулась прочь от столика в спасительную кухню. Я успела отойти на несколько шагов, когда ущипнувший очнулся и кинулся за мной, я не побежала, я шла очень быстро и бежать было нельзя. Краем глаза я увидела как преследователь нелепо взмахнув руками падает на пол, ему поставили подножку, дойдя до дверей кухни я оглянулась.
— Ты что? — на русском взревел худосочный в лицо такому же смуглому и чернявому, только в два раза более широкому парню.
— А ты что? — спокойно ответил тот.
— Она меня ударила!
— А ты ее за зад ущипнул.
— Да эта шлюха мне весь вечер глазки строила!
— Да не звизди — с насмешкой ответил широкий и его друзья засмеялись вместе с ним. Худосочный развернулся и с тихими ругательствами пошел за свой столик. Хозяин бара за локоть втащил меня в кухню.
— Что ты себе позволяешь? — прокричал он.
— Руки.
От моего слова, его рука державшая меня отдернулась, а его запал поорать несколько утих.
— Я ударила в лоб, ему никакого вреда это не принесло, максимум будет небольшая шишка — это раз, — начала я, — я никому не позволю себя лапать и щипать — это два, — продолжила я, не давая себя перебить, — и если вас это не устраивает, я разворачиваюсь и ухожу — это три.