Как же мне увидеть лицо этого типа?
Никогда мне не приходилось так ломать голову. Наконец у меня возникает идея.
— Послушайте, — обращаюсь я к таксисту, — не хотите ли заработать пять долларов?
— Смотря что для этого нужно… — отвечает тот. Наш разговор слышать он не мог, и если даже слышал, что мы говорили, когда уже остановились, навряд ли смог что-нибудь понять.
— Слушай, старина, — говорю я, — меня интересует физиономия господина, который сидит вон в той машине. Так вот, вы выходите, вежливо открываете дверцу и говорите ему, что у него спустила шина.
Так вот, вы выходите, вежливо открываете дверцу и говорите ему, что у него спустила шина. Пойдет за пятерку?
— Но ведь его шина в прекрасном состоянии…
— Разумеется. Но ведь он ничего об этом не знает.
— А если посмотреть выйдет не он, а шофер?
— Что ж, это будет неудача, — говорю я, — но не для вас. И к тому же маловероятно, что шофер покинет свое место.
Он почесывает голову.
— Ладно, я иду.
Он выходит из такси и открывает дверцу той машины. Это серый крайслер. По счастью, шина действительно слабовата. Он возвращается, я сижу, затаив дыхание. В этот момент Гари выходит из парадной и садится в такси, а тот, другой, выходит из машины.
Боже праведный… это он. Я забиваюсь в самый угол из боязни, что он меня узнает, и говорю таксисту.
— Поехали, отвезите нас. — я сам не знаю куда и говорю первое, что приходит на ум, — на Голливудский бульвар.
Шофер и в ус не дует и трогает с места.
— Посмотри же номер… — говорю я Гари, пихнув его локтем. Он оборачивается, смотрит назад и что-то записывает в книжку.
— Это был он, — говорю я.
— Хорошо, — только-то и отвечает Гари и затем обращается к шоферу:
— Скажите-ка, приятель, вы знаете, где находится «Бюро пропавших без вести»? Тогда отвезите нас туда и как можно быстрее.
Малый жмет на газ, протискивается сквозь ряд машин, словно крыса в нору, и вот мы уже здесь, второй раз за утро.
Я начинаю припоминать, что не спал всю ночь. Но Гари свеж, как только что снесенное яичко, и его галстук-бабочка трепыхается как никогда.
Мы выходим из такси, и я даю шоферу двадцать долларов. Он и не рассчитывает на большее, но после всего ему не так уж необходимо знать, что он рисковал шкурой.
— Знаешь, — говорит мне Гари, пока мы поднимаемся на десятый этаж, — похоже, эти типы — изрядные смельчаки. Вся полиция Лос-Анджелеса сидит у них на хвосте, а они продолжают циркулировать по городу как ни в чем не бывало.
— Именно это и заставляет меня думать о двух разных бандах, — продолжает Гари. — Одним и тем же не хватило бы скорости провернуть все эти операции в одно утро.
— Как бы то ни было, — говорю я угрюмо, — представляю, в каком состоянии я обнаружу свои пожитки.
— В некотором беспорядке, пожалуй, — ухмыляется каналья Гари.
Я прохожу за ним в Бюро. Преклонных лет мужчина в форме рассматривает досье.
— Здравствуй, Мак, — говорит Гари.
— Здравствуй, Килиан, — отвечает тот. — Чем могу быть полезен?
— Я хотел бы посмотреть фотографии девиц, которые исчезли из Лос-Анджелеса и окрестностей за последнее время, — говорит Гари.
IX. Женщины убегают
Мак поднимается и вытаскивает верхний ящик картотеки.
— Вот, до прошлой недели, — говорит он. — Но с тех пор нет ничего интересного. Посмотрите сами, они стоят по порядку. Есть также другая классификация, по алфавиту, если желаете.
— Нет, это то, что нужно, — отвечает Гари. — Иди-ка сюда, Рок.
Мы внимательно просматриваем шесть первых фотографий. На седьмой я сжимаю Гари за локоть.
— Послушай, — говорю я, — очень уж быстро ты это делаешь. Пожалей меня, а то при таком темпе я сойду с ума раньше, чем у меня вырастут зубы мудрости.
Так как девица, мило улыбающаяся с фотографии, вне всяких споров — та самая красотка, что предлагала мне не совсем приличные вещи сегодня ночью.
Да, это она, у меня нет и тени сомнения.
Да, это она, у меня нет и тени сомнения. Я узнал ее белокурые волосы, хорошо очерченные губы, прямой тонкий нос, большие голубые глаза. Я знаю, что они голубые, потому что видел их так же близко, как сейчас — глаза Гари, которые вопросительно смотрят на меня.
— Это она, — говорю я ему просто.
— Да, старина, тяжелый ты человек, — отвечает он, ничуть не удивившись и восхищенно глядя на смазливое личико этой первоклассной красотки.
— Кто она? — спрашиваю я. Он поворачивает фото и читает:
— Беренис Хэйвен, 19 лет. Исчезла шесть дней назад.
— Ее родители полагают, что она сбежала, — объясняет нам сотрудник бюро. — Она пошла на танцы и не вернулась. У нас есть еще одна, пропавшая на этой неделе при точно таких же обстоятельствах, — он указывает на четвертую фотографию в стопке.
— Цинтия Спотлайт, дочь коммодора[1] У. Спотлайта. Тоже прехорошенькая. Пошла встретиться с друзьями в ночной бар.
— Но ведь газеты, — говорю я, — не упоминали ни о той, ни о другой, тогда как вот фотографии Филлис Барни и Лесли Дэниел, о которых писали в местных ведомостях. Как же так?
— Это сделано нарочно, по просьбе родителей. Можешь быть уверен, что мистер Хэйвен и коммодор Спотлайт — люди весьма состоятельные и заплатили крупную сумму, чтобы избежать скандала.
— Но ведь это глупо, — возражаю я. — А если их похитили?