— Конечно-конечно, — пробормотал Тимофей. — Только, умоляю, не заявляйте потом ненароком, что она сама себя выпорола…
Вигала шепотом огрызнулся:
— Я не люблю воровать у классиков!
— Да? И напрасно. По крайней мере, у классиков хоть воровать не стыдно…
Вигала возмущенно дернул загогулинами широких серебристых бровей — дескать, я, прирожденный эльф… да чтоб я воровал? Потом выступил вперед и с небольшой заминкой сообщил безутешной вдове:
— Дело, конечно, серьезное…
— Да, господин инспектор! — радостно взвизгнула горькая вдовица. — Вы уж его как следует… вы уж его как положено!
— Всенепременно, — солидно подтвердил Вигала. — Но и вы, почтенная, уточните… Лично вам физического ущерба нанесено не было?
Вдова начала с иканием всхлипывать:
— О инспектор… Он выпорол мой портрет! А ведь я вдова почтенного человека, мой муж входил в конгрегацию магов-искусников! А он взял и выпорол, вот так прямо взял и выпорол…
— Гм… Да, это, как сказала бы гоголевская городничиха, прямо-таки орер [2] какой-то, — хриплым басом посочувствовал ей громила-эльф. — Но вы не волнуйтесь, дама, сейчас мы вас защитим. Значит, так — берете этого мага Куртмауэра за ручку, ведете во-он в ту гостиницу. Там при входе висит хорошее большое зеркало. Поставьте гражданина Куртмауэра прямо перед ним — и можете надавать его отражению столько тумаков, сколько вашей душеньке будет угодно. Повторяю — тумаки можно давать только отражению…
— Я могу дать ей свой портрет! — с готовностью предложил разом воспрянувший духом маг Куртмауэр. — Пусть… э-э… порет его. На досуге, между делом…
— Да, но… А как же частичная конфискация имущества?! — взвизгнула бледно-лиловая бабуля. — Трингус [3] мюсли сказала мне…
— Трингус мюсли был нанесен материальный урон, — отрезал Вигала. — Который и был затем возмещен. Все по правилам, все в соответствии с артиклями Всемировой инспекции органов социальной… Вам был нанесен материальный ущерб, уважаемая?
— Э-э… Но мой портрет выпороли и…
— Маг Куртмауэр, Всемировая инспекция органов социальной опеки вынесла свое решение.
Вы должны либо выдать почтенной вдове собственное изображение, с тем чтобы она могла пороть его на досуге, либо прямо сейчас пойти и встать перед зеркалом, дабы почтенная вдова еще более почтенного мага Брандмауэра отлупила ваше отражение в зеркале… Следующий!
Бабулька в бледно-лиловом пробормотала что-то негодующе. Затем ухватила повеселевшего мага Куртмауэра за руку и поволокла в направлении гостиницы. На полпути маг вдруг развернулся и выпалил:
— Я вот тут подумал… А может, это она сама себя выпорола? Я, собственно, в тот день пьян был, не помню… То ли это я ее образину на портрете порол, то ли это она сама.
— Иди-иди, — проворчал Тимофей. — Плагиатор нашелся. Это еще до тебя написали…
Толпа понемножку рассасывалась. Вигала выслушивал просьбы, значительно сводя при этом брови на переносице и повергая этим нехитрым телодвижением обвиняемых монстров в состояние, близкое к инфаркту, затем звучно-непререкаемым тоном оглашал решение. Кое-где и пукели изымались, заранее принесенные на место суда заботливыми монстрами-ответчиками. В руках у счастливого донельзя Лехи росла кучка мешочков с монетами — плата на судебные издержки, как назвал эту дань Вигала. Оно, конечно, было не совсем честно, но кто же поверит суду, который не берет судебных пошлин?
И все-таки самым удивительным в этой истории было то, что все — и взбудораженные истицы, и их враз присмиревшие обидчики — безропотно подчинялись решениям, выносимым так называемой Всемировой инспекцией. Хлестаковщина, блин…
Через два часа., показавшихся Тимофею чуть ли не вечностью, толпа наконец исчезла. И они с чувством выполненного долга или, если говорить точнее, с чувством хорошо сыгранного блефа вошли наконец в свою гостиницу. На улице к тому времени уже полностью стемнело. И заботливый Гондола ждал их у порога с распростертыми объятиями, и пахло в гостиничной зале сытно и заманчиво, всякими копченостями, а также мясными пирогами, сочными, пышными, с поджаристой корочкой и низом, щедро пропитанными мясным соком…
— Привет, Гондола! — взревел Вигала, легонько похлопывая по плечу враз присевшего хозяина. — Давай все, что есть в печи, на стол мечи!
— Господин так складно выражается… — восхитился хозяин.
— Это из русского народного фольклора, — пробасил эльф. — Мои спутники, они оба — как раз именно русские.
— О, так, вы специально для них? Льстите… то есть делаете им приятное?
Вигала блеснул в полутьме залы зверской ухмылкой. Кончики острых и длинных зубов засверкали серебристыми лезвиями Хозяин вновь присел. На этот раз от испуга.
— Я не делаю им приятное, — четко и членораздельно сказал Вигала. — Они для этого полом не вышли. И уже никогда не выйдут. И я им не льщу. Я просто… гм… так пытаюсь изучить загадочную русскую душу. Фольклор, глубинные древние мотивы… Ну так нас здесь будут кормить или нет? Но только помни, повелитель кастрюлек, — никаких бараньих глазок, а не то…
— Я уже понял, господин. Э-э… вы, как истинные борцы за престарелых, избегаете излишеств в своем питании. И не едите ничего жирного, пряного или сладкого, дабы потом набранные франты [4] не помешали вам гоняться за подлыми мучителями старушек и все такое. Как похвально! А что насчет вашего статуса, господин? Вы по-прежнему беженцы или нет?