Булони, во время купанья. Он плавал неподалеку от берега, и вдруг кто-то схватил его сзади за загривок и окунул в воду. Гаррис отчаянно
отбивался, но, видимо, он имел дело с настоящим Геркулесом, так как все его попытки вырваться были напрасны. Он уже перестал брыкаться и
попытался было настроить свои мысли на душеспасительный лад, но тут злодей отпустил его.
Гаррис встал на ноги и оглянулся, в поисках своего предполагаемого убийцы. Негодяй стоял рядом и от души смеялся, но, увидев лицо Гарриса,
возникшее из водной пучины, он отпрянул и ужасно сконфузился.
— Ради бога, простите меня, — растерянно пробормотал он. — Я принял вас за своего друга.
Гаррис считал, что ему чертовски повезло: если бы его приняли за родственника — он был бы уже утопленником.
Для плавания под парусом тоже требуются немалые знания и опыт. Впрочем, когда я был мальчишкой, я придерживался другой точки зрения: я
считал, что сноровка придет сама собой, — вроде как при игре в пятнашки или в мяч. У меня был товарищ, который разделял этот взгляд, и вот
однажды, в ветреный день, нам захотелось попробовать свои силы в парусном спорте. Мы гостили тогда в Ярмуте и решили предпринять плавание по
Яру. Мы наняли парусную лодку на лодочной станции возле моста.
— Ветерок-то свежий, — напутствовал нас лодочник, — лучше возьмите риф, а когда будете делать поворот, держите покруче к ветру.
Мы обещали выполнить все в точности и на прощанье бодро пожелали ему «счастливо оставаться», недоумевая про себя, что значит «держать
покруче к ветру» и где нам раздобыть этот самый «риф», и что с ним делать, когда мы его добудем.
Пока город не скрылся из виду, мы шли на веслах, и только выбравшись на простор, где ветер превратился в настоящий ураган, почувствовали,
что настало время действовать.
Гектор — кажется, его звали Гектором — продолжал грести, а я начал раскатывать парус. Хотя задача оказалась не из легких, я в конце концов
с ней справился, но тут же снова стал в тупик перед вопросом, где у паруса низ и где верх.
Руководствуясь одним лишь природным инстинктом, мы, как и следовало ожидать, приняли верх за низ и начали закреплять парус вверх ногами. Но
и это заняло у нас немало времени. Парус, видимо, решил, что мы играем в похороны, причем я изображаю покойника, а сам он исполняет роль
погребального савана.
Потом, убедившись в ошибочности этой версии, он треснул меня реей по голове и отказался принимать дальнейшее участие в представлении.
— Намочи его, — сказал Гектор. — Сунь в воду и намочи.
Он объяснил мне, что моряки всегда мочат паруса, прежде чем их поставить. Я так и поступил, но только ухудшил положение. Когда сухой парус
липнет к вашим ногам и обвивается вокруг головы, это неприятно. Но когда то же самое проделывает парус совершенно мокрый, — это просто
непереносимо.
В конце концов, соединенными усилиями, мы его одолели. Мы подняли его не вполне вверх ногами — он свешивался несколько набок — и привязали
к мачте куском какой-то снасти, которую пришлось для этого разрезать.
В конце концов, соединенными усилиями, мы его одолели. Мы подняли его не вполне вверх ногами — он свешивался несколько набок — и привязали
к мачте куском какой-то снасти, которую пришлось для этого разрезать.
Сообщаю, как факт, что лодка при этом не перевернулась. Почему она не перевернулась, я не знаю и объяснить не в состоянии. Впоследствии я
много раз всесторонне обдумывал этот вопрос, но не пришел к сколько-нибудь удовлетворительному объяснению подобного феномена.
Быть может, в этом сказалась злая воля, свойственная всем вещам и явлениям нашего мира. Быть может, на основании поверхностных наблюдений
за нашими действиями, лодка вообразила, что мы просто собираемся покончить с собой, и вознамерилась расстроить наши планы. Вот единственное
объяснение. которое приходит мне в голову.
Судорожно цепляясь за планшир, мы кое-как удержались в лодке. Это был поистине героический подвиг. Потом Гектор сказал, что пираты и другие
мореплаватели во время сильных шквалов привязывают к чему-нибудь руль и держат к ветру при помощи одного лишь паруса; он считал, что и нам
следовало бы попытаться сделать что-либо в этом роде. Но я настаивал на том, чтобы пустить лодку по ветру.
Поскольку мой план было легче осуществить, мы на нем остановились и, не расставаясь с планширом, повернули лодку под ветер.
Она тут же помчалась вперед с такой скоростью, с какой я больше никогда под парусом не плавал и впредь не собираюсь. Пробежав с милю, она
вдруг повернула и накренилась так, что парус наполовину погрузился в воду. Затем она каким-то чудом выпрямилась и со всего размаху врезалась в
длинную отмель, покрытую вязким илом.
Эта илистая отмель спасла нас. Лодка проложила себе путь в самую ее середину и там застряла. Убедившись, что нас уже не швыряет во все
стороны. как поросят в мешке, и что мы снова обрели способность передвигаться по собственной воле, мы бросились к мачте и спустили парус.
Мы были сыты по горло парусным спортом. Зачем хватать через край? Мы боялись, что пресытимся. Мы совершили плавание под парусом, —