знает, что тут происходит, но все высказывают самые различные догадки о великом событии, которое должно совершиться у них на глазах, и некоторые
говорят, что это счастливый день для всего народа, а старики недоверчиво покачивают головами, ибо они уже не раз слышали подобные басни.
И вся река до самого Стейнза усеяна лодками, баркасами и утлыми рыбачьими челнами, каких уже не встретишь в наши дни, — разве что у
бедняков. Направляемые дюжими гребцами, проходят они, иные на веслах, а иные на шестах, через пороги в том месте, где много лет спустя вырастет
нарядный Белл-Уирский шлюз, и подплывают поближе, насколько хватает смелости, к большим крытым баркам, которые стоят наготове и ждут короля
Джона, чтобы отвезти его туда, где он должен подписать роковую Хартию.
Направляемые дюжими гребцами, проходят они, иные на веслах, а иные на шестах, через пороги в том месте, где много лет спустя вырастет
нарядный Белл-Уирский шлюз, и подплывают поближе, насколько хватает смелости, к большим крытым баркам, которые стоят наготове и ждут короля
Джона, чтобы отвезти его туда, где он должен подписать роковую Хартию.
Наступает полдень, и в толпе, терпеливо, как и мы, ждущей много часов, разносится слух, будто коварный Джон скова ускользнул из рук
баронов, бежал из Данкрофт-холла в сопровождении наемников и, вместо того чтобы даровать своему народу какую-то хартию, намерен обойтись с ним
совсем иначе.
Но не тут-то было! На этот раз он попал в железные тиски и напрасно пытается ускользнуть. Вот уже клубится вдали на дороге облачко пыли,
вот оно приближается, растет, и все громче становится топот множества копыт, и собравшиеся толпы зрителей рассыпаются перед блестящей
кавалькадой нарядных лордов и рыцарей. И впереди, и сзади, и с боков скачут их йомены, а посредине — король Джон.
Он подъезжает к приготовленной для него барке, и его встречают, выступив вперед, знатнейшие бароны. Он приветствует их шутками, и улыбками,
и милостивыми речами, словно прибыл на праздник, устроенный в его честь. Но перед тем как спешиться, он украдкой оглядывается на своих
французских наемников и на обступившие его угрюмые ряды воинов, приведенных баронами.
Может быть, еще не поздно? Свалить могучим ударом зазевавшегося всадника рядом с ним, кликнуть французов, броситься очертя голову в атаку,
застичь врасплох стоящие впереди войска, — и мятежные бароны проклянут тот день, когда они дерзнули выйти из повиновения. Более крепкая рука и
сейчас еще сумела бы изменить ход событий. Окажись на месте Джона Ричард, — он выбил бы кубок свободы из рук Англии, и еще сотню лет ей был бы
неведом вкус вольности.
Но сердце короля Джона замирает при одном взгляде на суровые лица английских воинов, и рука короля Джона бессильно падает на поводья, и он
сходит с коня и занимает предназначенное для него место на передней барке. И бароны сопровождают его, сжимая руками в железных перчатках рукояти
мечей, и вот уже подан сигнал к отплытию.
Медленно покидают грузные, пышно разукрашенные барки берег Раннимида. Медленно плывут они, с трудом преодолевая стремительное течение, и
наконец с глухим скрежетом пристают к маленькому островку, который отныне будет называться островом Великой Хартии Вольностей. Король Джон
выходит на берег, и мы ждем не дыша, в глубоком молчании, пока восторженные клики не оповещают нас о том, что краеугольный камень храма
английской свободы заложен на долгие времена.
ГЛАВА ХII
Генрих VIII и Анна Болейн. — О неудобствах жизни в доме, где есть влюбленная пара. — Трудные времена в истории английского народа. — Поиски
живописности во мраке ночи. — Бездомные и бесприютные. — Гаррис прощается с жизнью. — Ангел нисходит с небес. — Действие нечаянной радости на
Гарраса. — Легкий ужин. — Завтрак. — Все сокровища мира за горчицу. — Не на жизнь, а на смерть. — Мэйден-хед. — Под парусом. — Три рыболова. —
Нас предают анафеме.
Я сидел на берегу, воскрешая в своем воображении эти картины, как вдруг Джордж обратился ко мне и сказал, что если я уже достаточно
отдохнул, то не соблаговолю ли принять участие в мытье посуды. Покинув дни нашего героического прошлого, я перенесся в прозаическое, исполненное
горя и скверны настоящее, сполз в лодку, вычистил сковородку щепкой и пучком травы и наконец отполировал ее мокрой рубашкой Джорджа.
Покинув дни нашего героического прошлого, я перенесся в прозаическое, исполненное
горя и скверны настоящее, сполз в лодку, вычистил сковородку щепкой и пучком травы и наконец отполировал ее мокрой рубашкой Джорджа.
Мы посетили остров Великой Хартии и осмотрели хранящийся там в домике камень, на котором, по преданию, был подписан этот славный документ;
впрочем, произошло ли это событие именно здесь, на острове, или, как утверждают некоторые, на берегу реки у Раннимида, установить трудно. Лично
я, например, склоняюсь в пользу общепринятой островной теории. Будь я одним из тогдашних баронов, я, без сомнения, втолковал бы своим
единомышленникам что с таким увертливым субъектом, как король Джон, куда легче справиться на острове, где у него меньше простора для всяких
уловок и подвохов.
Неподалеку от мыса Пикников на землях Энкервикского замка находятся развалины того старинного монастыря, в садах которого, как утверждают,