И в этот миг Ростик увидел. Далеко-далеко возникло серое марево. Оно даже не было похоже на свет, скорее напоминало туман, светящийся изнутри.
— Красиво, — кивнул Ростик. Пятно осталось сзади и справа. Но приближалось оно с такой скоростью, что Ростик не сомневался, не успеет он толком ко всему привыкнуть, как Солнце догонит их и зальет жарой и отвесным светом.
— Вот наш курс, — проговорил Ким. — Удерживай это направление.
Следующие пятнадцать минут Ростику было очень некогда.
Следующие пятнадцать минут Ростику было очень некогда. Он чувствовал, как антигравитационные блины, связанные штангами с рычагами и его руками, отбрасывают вниз и назад некую невидимую волну, действуя по принципу реактивного двигателя. И еще он чувствовал, что блины эти все время выскальзывают, норовят завалиться вбок, выдернуть из-под него машину и опрокинуть ее, размести по земле огненным снопом взрыва… Потом все как-то успокоилось. Он поймал некое состояние равновесия, которое позволяло удерживать высоту и в то же время продвигаться вперед, разрезая воздух с ощутимым свистом боковых выступов и давлением на лобовые стекла.
Ким скептически сощурился, потом кивнул:
— Совсем неплохо. Вот только нос ты задрал, а значит, сопротивление воздуха у тебя больше возможного процентов на двадцать. Смотри, как лодка должна идти в крейсерском положении.
Рычаги чуть дернулись, лодка мигом, словно почувствовала руку хозяина, выпрямилась, свист, которым Рост только что гордился, исчез. И машина заскользила вперед бесшумно, как привидение. И гораздо быстрее.
— Ничего, придет время, вздумаешь в седле посидеть, я свое возьму, — проговорил Ростик.
— Да, — Ким усмехнулся, — я слышал, ты лошадником стал, каких мало.
— Пришлось, — согласился Ростик. — Даже отливать научился из седла.
— А, удобства — засуетился Ким, — с этим просто.
— Нет, не сейчас. Я просто так сказал, к слову.
— Я подумал… Ну ладно, когда надо будет, скажешь. Тут от холода в самом деле чаще хочется.
Рассвет застал их, когда Ростик уже ощутимо осознал, что его самая удачная манера управления замедляла скорость по сравнению с Кимовой километров на двадцать в час. Как это получалось и почему — объяснить он не брался. И машина была та же, и Винторук так же пыхтел на котле, и положение всех блинов было почти таким же… А вот поди ж ты! Ким утверждал, что делает семьдесят верст, а Ростику никак не удавалось перевалить за пятьдесят. И хотя тут не было спидометров, тахометров или других приборов, которыми можно было измерить скорость, Ростик ему верил.
К тому же Ростик устал. С непривычки он даже вспотел. Странно это было — так быстро вымотаться, но вот случился такой конфуз.
— Нет, — Ким отрицательно покачал головой, — ты вынослив, как буйвол. Другие за четверть часа чуть не в отрубе валятся, а ты больше часа держишься. Мне бы тебя получить на месяц, я бы из тебя Водопьянова сделал.
— А чем он знаменит? — осторожно спросил Рост.
— Это такой летчик полярный и писатель. А знаменит выносливостью, один раз пять суток гонял свои самолеты и уснул только после того, как залез на отметку в пять тысяч метров и у него кислородная маска отказала… Ну, там, на Земле, конечно.
— И что, разбился?
— Нет, сработало чутье пилота. Проснулся и успел вывести машину из штопора, только очень расстроился из-за своей невнимательности. Даже докладную на себя подал. Его потом очень медкомиссии донимали, но… Такой вот человек.
Внизу открылся Чужой город. Он выпал на них из-за серо-зеленого леска, венчающего пологий на вид холм, который показался сверху вполне жесткой складкой.
— Давай-ка минуем его сторонкой. — Ким повернул нос лодки градусов на десять севернее. — Не любят они, когда мы над ними ходим.
— Быстро до них доскакали.
— По автомобильному спидометру Чужой, — Ким повернул голову в шлеме влево, где остались башни и стены обиталища гошодов, — находится от Боловска в семидесяти километрах.
Если бы я тебя не учил, мы бы его еще в темноте прошли.
Потом Ростик снова попытался учиться. И это оказалось труднее, чем вначале, — он определенно выдохся. Но Ким не знал усталости и заставлял, заставлял его… И Рост старался, делал какие-то наклоны, крены.
Толетел чуть боком, чтобы ощутить давление ветра в борт, то задирал корму, чтобы понять, как тяжело сразу становится работать на котле…
В этой части Полдневья Ростик никогда не был. Проскакивал мимо, один раз заблудился, но по-настоящему ничего так и не понял. А следовало. И может быть, даже не менее срочно, чем выучиться летать на антиграве.
Кроме того, внизу было очень уж красиво. Поля зеленокожих быстро кончились, а пошли необычные всхолмления, которые определенно указывали, что когда-то тут было море… Море?
И тогда Ростик вдруг понял, что блестящая полоса впереди, полоса, которая уже полчаса слепила их, немилосердно отражая солнечный свет, и есть море. Тот самый залив, западный берег которого занимали двары, восточный почти не давали осмотреть весьма свирепые пернатые, и лишь южный, самый дальний от океана, кусочек приходился на дружественных гошодов. И который, следовательно, можно было безопасно посещать.